Глава 21. Святая Русь в Российской Империи в XVIII в

Эта глава – одна из наиважнейших в нашей книге. Ибо здесь мы постараемся исследовать то, что «проскочило» мимо внимания почти всех исследователей русской истории.

Нечто главное и определяющее в жизни народа, как и каждого отдельного человека, чаще всего спрятано в глубине и являет себя лишь в неких особенных, чрезвычайных обстоятельствах и оттого может восприниматься как случайное. «Вытащить» его на поверхность, рассмотреть и определить как главное, далеко не всегда удаётся.

Особенными и чрезвычайными обстоятельствами Великороссийской истории XVIII столетия были явления, связанные с расколом до этого цельной русской жизни на две основных части, и враждующих и взаимодействующих, – на то, что тяготело искони к устоям Святой Руси и осознавалось как «третий Рим» и «Новый Иерусалим», и то, что стало, особенно с Петра I, неудержимо тяготеть к Западу, к обезбоженной Европе с её секулярными, те есть отсечёнными от Церкви, формами жизни. В предыдущем изложении мы уже видели, каким притеснениям, гонениям и унижениям подвергалась в России её главнейшая святыня – Православная Вера и Церковь! Мы также описали в общих чертах и то сопротивление, которое оказывала «старая» часть России «новой» её части, в связи с унижением этой святыни. Но что лежало в основе сопротивления (кстати говоря, не прекращающегося по сей день!)? Только ли косность, рутинность, невежество, леность противящейся части Великорусского народа, как это иногда пытаются представлять даже весьма солидные историки? Скажем сразу, что, как эксцессы, как случаи жизни, были, конечно, в народной среде и косность, и невежество, и леность... Но эти силы исторической инерции (присущие любому народу) не были и не могли быть главными и определяющими. На стороне духовного российского сопротивления в XVIII в. мы видим таких подвижников духа, мысли и дела, как Святители Митрофан Воронежский, Димитрий Ростовский, митрополит Арсений (Мацеевич) и другие, таких героев как Иларион Докукин, архиепископ Досифей Ростовский, некоторые вожди астраханского бунта из числа вполне образованных. Всех подобных людей (а их было неисчислимое множество!) никак нельзя обвинить ни в «невежестве», ни в «лености». Даже Царевич-мученик Алексей Петрович, которого отец неоднократно упрекал именно в лености и в нежелании учиться и суетиться, при близком рассмотрении оказывается человеком, руководившимся вовсе не этими качествами (хотя они у него, действительно, были!), а духовным несогласием с «реформами» своего отца!

Таким духовным несогласием с Западом и с российскими западническими реформами, всегда вообще отличалось и отличается то, что обобщённо принято называть Святой Русью. А как иначе может относиться Святая Русь к тому, что законная царская власть, как бы обезглавив (лишив Патриаршества) Церковь, пытается превратить её в один из госдепартаментов, подчинённых светскому начальству? Как эта наша исконная Русь могла воспринимать таких обер-прокуроров Святейшего Синода екатерининских времён, как граф И.И. Мелиссино, крайний протестант и масон, открыто предлагавший Синоду упразднить длительные посты и службы, почитание икон и святых, ввести женатый епископат (то есть упразднить монашество) и т.п.?! Или – как бригадный генерал П.П.Чебышев, тоже масон, и полный атеист, говоривший принародно: «да никакого Бога нет!», и ругавший матом (тихо, но так, чтобы слышали) каждого архиерея в Синоде, который был не согласен с его мнением по текущим делам?! Между прочим, это ни дать ни взять – тип «уполномоченного Совета по делам религий» хрущёвского периода в СССР... Как иначе, как ни сопротивлением, могла встречать Святая Русь открытые гонения на Православное благочестие в XVIII в.?! Во времена Петра I они выражались, в частности, в запретах принимать в монашество дееспособных людей, без особого разрешения, и в третировании самого монашества как «тунеядства», в период бироновщины и Тайной Канцелярии гонение приняло вид репрессий, насильственной высылки в Сибирь и на Север наиболее духовных, одарённых, молитвенных и потому наиболее влиятельных в народе пастырей и монахов-подвижников; в «золотой» (или «блестящий») век Екатерины» гонения выразились, в основном, в оттеснении, притеснении и унижении всякого молитвенного подвижничества как «фанатизма» и «суеверия» (так выражалась Екатерина II). Как вообще любой подлинно русский православный человек мог воспринимать то, что от самых вершин царской власти распространялось мнение, что просвещённость духовная, молитвенная, то есть просвещение Духом Святым – это «тьма невежества», а подлинная тьма западного невежества в духовных вещах, прикрывающаяся образованностью в мірских науках – это «просвещение»!? Пожалуй только – как хулу на Духа Святаго, которая, по слову Христа, «не простится ни в нынешнем веке, ни в будущем»... Собственно, как раз вопрос о просвещении и был главным во всей многообразной и многосложной духовно-идейной борьбе тех времён! Часто он выливался в форму такого вопроса: «просвещаться или не просвещаться Русской Земле западными науками, западным образованием?». Что есть вообще наука? Что есть просвещение? Для Святой Руси искони наука – это то, чему человека научает Дух Святой, действующий и живущий в Теле Христовом – Церкви. Просвещение же – это освещение и освящение человека тем же Господом Духом Святым, от Отца (Небесного) исходящим. Таинство Крещения иначе в молитвах так и называется – «Просвещение» Русские слова «свет» и «свят» одного корня, означающего сияние, свечение, блистание. Отсюда просвещенные и наученные люди – это святые. И сама Святая Русь – это, прежде всего, святые люди. И если смысл жизни для всех русских православных людей искони – это сближение и единение с Богом из чистой любви ко Христу, а цель – достижение Нового Иерусалима, Царства Небесного, то о каких ещё науках, кроме духовно-молитвенных, о каком ещё просвещении, кроме церковно-таинственного можно думать и говорить?! О Западных «точных», или «естественных» (математика, физика, химия, астрономия, медицина, инженерия и т.д.)? Если они способны обезпечить нужды обороны, строительства, ремёсел, торговли, то инструментарий этих западных наук можно взять в готовом виде с Запада или путём приглашения европейцев-мастеров, или путём обучения у них же нужного числа русских умельцев, что и делалось Русью с древнейших времён, как мы видели. Проблемы никакой тут не было. Проблема возникла когда Пётр I из-под палки стал заставлять русских учиться этим наукам в обязательном порядке, как некогда князь Владимир и особенно князь Ярослав Мудрый заставили русских учиться грамоте книжной. Но то были грамота и книжность, прежде всего церковная и духовная, имеющая целью духовное и церковное просвещение народа! Это понятно. А зачем нужно широкое (если не всеобъемлющее) просвещение физикой, химией, астрономией, или анатомией? Это непонятно для русских и в XVII–XVIII веках и сегодня, в XX веке! Русскому человеку и сегодня, в «космический век» непонятно, для чего он, самый этот космический век, нужен?! То есть, для чего ему, русскому православному человеку (да и вообще всему человечеству!) нужна эта новая Вавилонская башня науки и техники, иначе называемая научно-техническим прогрессом, или научно-промышленной цивилизацией? Для выживания в земных условиях бытия? Глупости! Или сознательный обман! Тысячи лет люди жили без научно-промышленного прогресса и прожили бы ещё сколько нужно, до Второго Пришествия Христова. Когда говорят, что данный «прогресс» – результат естественной эволюции (развития) человеческой деятельности в земном бытии, то это тоже невежество, или умышленная ложь. «Прогресс» начался лет двести тому назад (всего!) и, чудовищно ускоряясь, перевернул мір, творя за несколько лет такое, что раньше и за тысячу лет не создавалось. Это не эволюция, это подлинная революция! Так иногда и говорят – «Н Т Р» (научно-техническая революция!). Говорят также, что она приносит «пользу» в виде всё умножающихся элементов комфорта (например, всё более удобного расположения человеческого зада в автомобиле или кресле «офиса»). В глазах русского человека всё это такая ерунда, такой прах и глупость, ради которых тратить жизнь нет никакого смысла! Православный русский просто как бы уходит, внутренне отстраняется от этой Вавилонской башни, подобно тому, как от участия в древнем Вавилонском столпотворении Неврода отказался праведный Евер (см. начало «Повести временных лет»). Русский, лишённый Православной Веры, или посылает этот новый Вавилон куда подальше и спивается, или, пожалуй, интереса ради овладеет всеми нужными науками, но с тем, чтобы в один прекрасный момент, смеха ради, умышленно «нажать не ту кнопку» и пустить весь этот мір к чёртовой бабушке!.. Запад по-своему прав в своей боязни или в подозрении насчёт Русского народа! В любом случае опасность для Запада исходит именно от русских.

Но почему так? Чаще душой, подсознательно, а иногда и сознанием русские всегда видели, что в основе развития западных наук лежит вовсе не жизненная потребность, а гордостная претензия внешнего ума человеческого вторгаться без спроса в любые области бытия в уверенности, что этому человеческому разуму подвластно всё, что он может всё открыть, всё понять и всё правильно использовать для блага общества. Благом же общественным, или «общим делом» (республикой) Запад считает построение какого-то своего, особого, или нового міра, так как мір Божий его не устраивает. В таком стремлении – древний как мір соблазн, изошедший от диавола-змия: «Будете как боги, знающими добро и зло» (Быт. 3,5). Сделаться «богами» вопреки Богу – за это человечество было лишено вечной жизни в Раю. Поэтому возникло желание самим, без Бога и вопреки Ему, построить для себя в земных условиях нечто вроде «рая» всеобщего благоденствия. Так была начата первая Вавилонская башня (столп), так началась и вторая, современная. Но, если – без Бога и даже вопреки Ему, то только с диаволом, при его помощи, через поклонение ему! Диавол и аггелы его – демоны (бесы) в таком случае дают ищущим кое-какие знания. Принимать их от этих сил – всё равно, что вновь вкушать от «древа познания добра и зла» и отпадать от Бога. Однако мало того, что при всём своём уме падший архангел-диавол (Люцифер) ограничен в знаниях, как тварь Божия, он к тому же сообщает нечто от знаний людям ещё и с издёвкой, с насмешкой над ними. Вот как это происходит. Современный русский мыслитель В. Тростников особенно наглядно показал, что основные принципы, постулаты современных наук были установлены членом всемірного тайного «братства» (то есть масонства, в глубинах своих почитающего Люцифера «богом») Фрэнсисом Бэконом и, в сущности – ненаучны! Излагая своими словами суть дела, скажем, что в методы исследований (в любых областях знания) умышленно положено правило принципиальной обезбоженности. Это значит, что в причинно-следственных связях (физических, химических, исторических) и событийных цепях не должно учитываться никакого Божия присутствия, ничего сверхъестественного! Основанные на таком постулате науки, претендовавшие чуть ли не на «всемогущество» разума, довели дело до абсурда атомной бомбы и всемірной экологической катастрофы, до абсурда самоуничтожения человечества! Это хорошо видно теперь, в конце XX в. Но в XVII–XVIII веках этого ещё не было видно. Внешне видимым были несомненные успехи западных наук и знаний в их прикладном применении, – в промышленности, строительстве, торговле, военном деле и т.д. Однако русское православное сознание и тогда, в те далёкие времена чувствовало обезбоженность и, значит, богопротивность западных наук. Результаты их прикладного применения в ремёслах, военном деле и иных внешних делах на Руси вынужденно принимали. Но занятия самими науками (скажем, высшей математикой, химией, или астрономией) почитались «чернокнижием», наравне с занятиями колдовством и магией!.. И правильно! Как хорошо показал Д. Фрэзер, магия и наука имеют одинаковые принципы подхода к действительности и обе – противоположны религии. А мы добавим: противоположны ещё и потому, что имеют один источник – преисподнюю земли с диаволом и бесами, царящими над земными стихиями. Из этого же источника истекает в человечество и пафос творчества, вдохновляющий учёных, художников и артистов всех видов. Поскольку в нынешнем земном состоянии человек помрачен грехом, то до водворения его в Царстве Небесном, в данной земной реальности, творчество человека тоже неизбежно оборачивается конфузом и крахом – самоуничтожением культуры и жизни. Но это – в конечном счёте, в перспективе. А поначалу пафос творчества рождает Леонардо да Винчи, Рафаэлей, Растрелли, Ломоносовых и Кулибиных.

Вместе с тем хорошо известно, что с древнейших времён, как бы искони в человечестве и в том числе в Русском народе были и определённые научно-технические знания (в земледелии, строительстве, ремёслах, военных и государственных делах) и определённое творчество в живописи, архитектуре, словесности, ткачестве и т.д.! Были! А научно-технического прогресса не было! В чём же разница? В том, что исконные древние знания и умения в самых разных областях человеческой деятельности были дарованы человечеству Богом для необходимого обустройства в земных условиях бытия. И не более того! И такие знания и умения передавались из поколения в поколение как священные, то есть ненарушимые, изменять которые с целью наживы и корысти считалось великим грехом. Поэтому и не было «прогресса» и НТР. Хотя отдельные усовершенствования и новые изобретения изредка появлялись и принимались. Но именно настолько изредка, что назвать их «прогрессом» в современном значении никак нельзя!

Следовательно, имеется какая-то, пока ещё не определенная исследованиями область знаний и творческих способностей, которые чисты от бесовских примесей, дарованы Богом. За чертой или границей этой области начинаются знания и способности получаемые от диавола. Последние и взяты в основу «прогресса» и нового Вавилона. Для таких знаний и способностей уже нет ничего священного ни в каких технологиях и ничего запретного ни в каких областях бытия («всё открыто!»). Здесь господствуют страсть любопытства о запретном и страсть к наживе, когда всё определяется принципом: при наименьших затратах – наибольшая прибыль!

Как мог появиться и возобладать в жизни народов (европейских, христианских!) такой принцип, при всеобщем многотысячелетнем религиозном восприятии трудовых, ремесленных технологий и навыков как сакральных (священных) и потому неизменяемых? Очевидно, тоже религиозным путём, то есть с помощью какой-то религии, которая опрокинула бы традиционное міровосприятие. Такой религией и был талмудический иудаизм, где религиозной добродетелью почиталось как можно большее накопление золота и через ростовщический процент, и через рационалистический принцип: при наименьших затратах – наибольшая прибыль! Для посвященных вождей иудаизма золото и богатство – не самоцель, а лишь средство к приобретению власти над міром, с тем, чтобы передать её своему ожидаемому «мессии», «иудейскому царю», то есть антихристу. Но без помощи и участия «гоев», то есть неевреев, достичь всего этого было бы невозможно. Для привлечения гоевской массы к своему иудейскому делу и было создано всё то, что в конце XVII века оформилось как система мірового масонства, или точнее – иудео-масонства. Оно органически впитало в себя различные оккультные тайнознания, хранившиеся и развивавшиеся в тайных кастах, братствах, обществах разных времён и народов после разрушения Богом первого Вавилонского столпотворения. Они, эти тайнознания, и стали основой научных знаний нового времени. Подключившись к производству и ремеслу, эти демонские науки и создали феномен научно-технического (промышленного) «прогресса», подлинную революцию в производстве и сознании людей. Она не могла осуществиться в полной мере без революций политических, подготовляемых идейно, – в частности с помощью философии «просветителей». Политические революции, совершаемые иудео-масонством, как раз начиная с XVII столетия (!), уничтожая основы монархий и сословного устройства общества, предоставляли иудеям свободу и равенство со всеми членами общества, чтобы можно было «развернуться» в промышленном и ином предпринимательстве с теми капиталами, которые были накоплены давно ростовщичеством. Для массы непосвящённых гоев-европейцев (да и рядовых евреев!) возникал величайший соблазн погони за наживой, конкуренции и борьбы, весьма привлекательных для тех, кто не хочет жить по Закону Божию. Западное «христианство», особенно – протестантизм, подыскало удобные религиозные (!) оправдания всему этому. Европейцы включились в суету новой научно-технической цивилизации, не подозревая, что эта цивилизация со всеми процессами экономического и политического объединения (интеграции) народов и государств под благовидными предлогами интернационального единения человечества во имя мира и прогресса, является собиранием, объединением человечества в новом Вавилонском столпотворении с одной целью – воцарения над міром «мессии» – антихриста, число имени которого будет «шестьсот шестьдесят шесть», как сказано в Апокалипсисе Иоанна Богослова. Особенным препятствием на этом пути являлись, конечно, национальные монархии, в том числе и особенно – Русская Православная Монархия, стоящие на страже интересов народов и христианской веры в них. Поэтому против монархии и была брошена идеология «демократии» как якобы более справедливого устройства общества. Демократии как правления народа самим собою никогда не было и не может существовать в природе! Это обман людей. Им дается видимость (иллюзия) участия в управлении государством через многопартийные системы и борьбу партий, тогда как на самом деле всем и вся управляют скрытые от глаз общества иудео-масонские организации с четкой иерархией, строжайшей дисциплиной, где никакой «демократии» не допускается! Мы потом увидим на примере России, как это происходит. Сейчас отметим, что такие «демократические» устройства обезпечивают и обслуживают наилучшим образом и развитие НТР, и идейно-нравственное перевоспитание людей в направлении отпадения от Христа и правды Его с приближением к антихристу и его лжи. Сейчас, когда уже вполне ясно кто и как правит міром, только дураки обыкновенные могут быть искренними сторонниками республиканского и демократического устройства общества. Но в XVIII в. многие вполне умные люди ещё верили, что такое устройство сулит «светлое будущее» народам. В те времена только зарождавшийся в Европе научно-технический прогресс многим представлялся панацеей от всех бед, действительно – прогрессом, движением вперёд, от невежества и бедности, к просвещению и достатку. Для развития и обслуживания такого революционного научно-технического, политического, социального и идейно-нравственного «прогресса» и потребовался новый вид или тип «образования» и «просвещения». Он и был создан в Европе и представлял собою, как мы теперь ясно видим, овладения теми знаниями (науками), которые исходят не от Бога, а от диавола, и имеют целью не простое обезпечение жизни людей в земных условиях бытия, а их совокупное, совместное – движение к антихристу.

Против всего этого «просвещённого» («научного») безобразия Русь Православная, Русь Святая стояла стеной и насмерть в течение лет трёхсот (с XV по XVII в. включительно). Это не было сопротивлением образованию вообще, как иногда пытаются представить дело. Ибо искони на Руси существовало мірское образование всех уровней, от начального до высшего! Но оно было своим, не по западным системам устроенным, и было тем видом образования, который предполагает овладение знаниями не противными Богу и имеющими цель простого обезпечения жизни и обороны Руси (с тем, чтобы уберечь в ней главное – общее движение народа как целого во Христе к Новому Иерусалиму из чистой любви ко Христу, в рамках, в условиях Третьего Рима – Православного Самодержавного Царства). Тем самым Русь, Россия не только противостояла Западу; она и предлагала ему пример, образ общественной жизни по Евангелию! И если бы Запад это принял, то исчезла бы стена, враждебности между ним и Великороссией! Вместе пошли бы ко Господу. Но Запад предпочел пойти за иудео-масонством к антихристу. В этом вся суть великого исторического конфликта между Западом и Востоком.

Итак, мы увидели два типа или вида мірского образования (а мы пока ведём речь только о мірском образовании). Один – соответствующий исконным обычаям всех культурных народов до начала научно-технического «прогресса». Другой – соответствующий этому «прогрессу». Один – это знания, от Бога данные. Другой – знания от змия-диавола. Как в Великороссии до Петра I действовала отечественная система образования? Начальное образование было, как недавно выяснилось, почти поголовным, особенно в городах. Да и в сёлах – примерно тоже. Дети обязательно отдавались учиться грамоте в школах при церкви, или в домах грамотных людей. Учились, читать, писать и считать по «учительным» Псалтирям и Евангелиям. Одновременно в семьях потомственных ремесленников и купцов шло как бы среднее специальное образование – усвоение «хитростей» и «художеств» ремесла или искусства. Для тех немногих, кто имел особые дарования и желание достичь совершенства знаний, был открыт доступ в своеобразные «университеты» и специальные «ВУЗы». Библиотеки монастырей, книжные монахи, особые знатоки определённых ремёсел из мірских людей, а также учёные «немцы», то есть западные иностранцы-мастера, которые всегда были на Руси, – вот составные высшей школы, которую мог пройти любой одарённый и желающий русский человек! И проходили многие. И становились, в итоге на удивление всем часто не только вровень с мастерами-европейцами, но и выше, искусней их! На базе такой древнерусской, естественно сложившейся, системы образования (просвещения) и была создана дивная культура храмо- и градостроительства, иконописи, иных искусств, военного дела и государственности, которую только теперь Запад для себя начал открывать и начал восхищаться ею. Разумеется, как и всё в этом міре, исконно-русская система образования не была совершенной, а кроме того по временам случалось заметное оскудение своих учёных и мастеров. Тогда спешили исправить положение, заполучить нужных помощников с Запада. Мы помним, что одной из важнейших причин войны Ивана IV в Ливонии за выход к Балтике было сознательное нежелание западных держав пропускать в Россию учёных специалистов. Помним также, что за западными учёными и мастерами в России зорко следили, дабы они сообщали русским только технические сведения и практические навыки, не сообщая никаких своих религиозных или философских блудомыслий.

Однако, как раз с XVII в. Запад сам стал «стучаться» в Россию со своими науками и своим типом «просвещения». Мы знаем, как Римский папа советовал Лжедимитрию I заводить в России университет и обучать юношество «свободным наукам»!.. Начался натиск западных духовно-идейных, и культурных (в духе Возрождения и Реформации) влияний Запада на Россию. Такому натиску нужно было поставить особую защиту в виде просвещения Православного, духовного, способного не только к идейному опровержению западных антихристовых лжеучений, но и к дальнейшей разработке позитивных, положительных духовных знаний, то есть науки верного восхождения к Богу и преображения человека в «новую тварь», во образ Христов!

Такая наука давно была, она содержалась в наследии восточного, особенно афонского монашеского подвижничества, продолженном и развитом в наследии своего, русского подвижничества, начиная с Антония и Феодосия Печерских и продолжая особенно – преп. Сергием Радонежским и школой его учеников. Но в XVII в. в связи с. основным расколом Великороссийского общества на верных Православию и стремящихся к Западу, развитие этой науки сильно, ослабло, стало заметно скудеть и в глазах многих в обществе вообще перестало казаться наукой. Стало казаться, что, нужна школа западного образца, но с православным содержанием, то есть, прежде всего школа идейного, умового богословия, которое потом так и стадо называться богословием школьным (академическим), оснащённым знанием древних языков (греческого и латинского), риторики, диалектики (искусства спора), пиитики и т.п.. Здесь мы имеем в виду уже чисто духовное (не мірское) образование и просвещение. Вот тут-то и началось самое важное и интересное!

Мы видели, что почти весь XVII век прошёл под знаком стремления завести в Великороссии высшую духовную школу, но – обязательно только православную. Кое-какие школы заводились, но имели исключительно практический характер подготовки переводчиков книг с греческого, латыни и иных языков. Устраивать школы или академии с «академическим» богословием и боялись и не понимали для чего такое богословие нужно! Боялись потому, что знали заведённую в Малороссии Могилянскую Киевскую академию, где скопирована была иезуитская система преподавания и где с латинством боролись протестантской схоластикой, а с протестантизмом – схоластикой латинской и в итоге заражались то латинскими, то протестантскими ересями... Учёных православных греков заполучить было трудно, да и им не очень доверяли, по тем же причинам опасности уклонения от Православия. Не кончавшие никаких специальных семинарий и академий протопоп Иван Наседка и старец Арсений Суханов в спорах с протестантами и греками показали прекрасные способности, знания и умение идейно обосновать правоту Православия. Также не проходивший университетов, в западном значении, Патриарх Никон явил образец глубочайшего богословия, канонического мышления и оказался профессиональным архитектором – строителем высочайшего мірового уровня! Отсюда в православном Великорусском обществе всё же не понимали, для чего нужны какие-либо «высшие школы», кроме школ переводчиков! Патриархи Иоаким и Адриан саботировали открытие Московской духовной академии, боясь, что она окажется под влиянием латинства или иного еретичества. И опасения были не напрасными! Однако зараженная западническими симпатиями часть Великороссийской «общественности» требовала, чтобы и в России в деле образования, как и в иных делах, было, как на Западе!

Мы уже отмечали, что Русская Церковь, в соответствии с богоданным законом свободы человеческой воли, вынуждена была после долгих, многих предупреждений, увещаний, запрещений, сдерживаний, всё же дать этому западничеству в Великорусском обществе «зелёную улицу». И мы видели, к какому погрому Православия, погрому Святой Руси это привело в XVIII в.!

Средние духовные школы (семинарии) и высшие (академии) в России были созданы, по западным образцам. Крупнейшими стали – первая Московская академия, затем возникшие по велению Павла I Петербургская и Казанская. Поначалу в них преподавали в основном выпускники Киевской Могилянской академии – малороссы. Но во второй половине XVIII в. их уже заменяли с успехом учителя из Великороссов. Малороссы в те времена явились не только образцами учёности, они заполонили почти все русские епархиальные управления и учреждения Синода. Ловкие и исполнительные, готовые льстить и угождать начальству они представлялись лучшими, чем Великороссы, «администраторами», хозяйственниками, блистали красноречием и образованностью. Среди них, как уже говорилось, были люди глубоко православные и даже святые. Но в большинстве малороссы являли пример людей двоедушных, корыстных, на редкость подлых и совершенно продажных. Они первые показали на своём примере, что внешняя (западная) образованность и просвещённость науками в том числе и богословскими никак не влияет на духовную жизнь человека! Последняя от наук не зависит или точнее зависит от каких-то других наук... И здесь дело было уже не только в национальных особенностях малороссов. Западное католическое и протестантское богословие в способах исследования и образе мышления приближалось к западному «научному» мышлению, в области небогоданных демонических наук. Кроме основного правила принципиальной обезбоженности в причинно-следственных связях и событийных цепях, такое мышление отличается систематизированием материала исследования по принципам очень условным, а порой произвольным, надуманным, где всё раскладывается по рубрикам – «полочкам», по частям. Части (рубрики – полочки) системы не отражают никакой действительности, но помогают «овладеть» материалом в смысле его более удобного запоминания, хранения и нахождения нужного в нужное время. Систематизация стоит в прямой связи с основным методом исследования, состоящим в рассудочном анализе и последующем синтезе явлений. Даже объекты внешней материальной реальности, а тем паче объекты духовные, изучаемые богословием, суть цельные живые явления. Анализ – это их разложение в прямом или переносном смысле. Разложение на части – неизбежно всегда умерщвление. И когда вслед за этим происходит попытка синтеза (соединения, обобщения мёртвых частей, элементов) получается бездушная синтетика, тоже и в прямом и в переносном значении. Бездушная потому, что в ней уже нет прежней жизни, нет Бога, Которого предварительно убрали из цепи своих рассуждений. Мы уже видели, к чему привели такие науки в области внешней жизни міра. Теперь посмотрим, к чему они привели в богословии и духовном образовании российских академий и семинарий. Один из самых учёнейших русских иерархов XX в., сам бывший ректором двух академий, блаженной памяти Митрополит Антоний (Храповицкий) ещё до революции говорил, что духовные школы выпустили из своих стен больше атеистов, чем верующих. И правда, целый ряд дореволюционных семинарий стал рассадником революционных идей, а выпускники их в полном составе отказывались посвящать себя служению Церкви. Тот же Владыка Антоний заметил, что настоящие российские пастыри, вроде святого о. Иоанна Кронштадского, часто сами учившиеся в академиях, с теплотою и любовью о них вспоминают, с уважением в руки возьмут богословские труды, вышедшие из академических стен, но почти ничего (!) из всего этого академического наследия не используют для своей пастырской практики! Для последней базой всегда будут служить Священное Писание, жития святых, поучения святых отцов Церкви, богослужебные тексты и тексты церковных молитв... Один из самых известных современных учёных профессор-протоиерей Георгий Флоровский в фундаментальном труде «Пути русского богословия» не увидел, в сущности, никакого единого богословия на Руси! Всё оно у него оказалось «в каких-то разрывах», непонятных ему скачках и «заимствованиях». Другой профессор-протоиерей Александр Шмеман, восстав против старой «схоластики» и духовно-символического подхода к изучению Православного богослужения, предложил научно-исторический подход. И у него получилось, что наше богослужение – результат соединения различных исторически случайных «напластований», где редко – удачные «синтезы», а большей частью – одни отступления от первоначального христианского закона веры, которым определялся и закон молитвы (профессор сам эти законы открыл). Он призывает православных «вернуться к истокам воды живой», каковыми по его мысли, оказывается «иудео-христианство» «на иудейской основе»... Вот такое «богословие». И выдаётся оно тоже за «православное», хотя с Православием не имеет воистину ничего (!) общего. Таковы итоги развития российских духовных школ, изначально устроенных по западным образцам. Такое «духовное» образование для жизни народа в Боге в лучшем случае вполне бесполезно, а чаще просто вредит этой жизни. Но в XVIII веке именно такого рода богословы, умевшие блеснуть красноречием, знанием языков, западных философий и мірских наук, почитались истинно просвещёнными, а неучёные подвижники-монахи, просвещаемые Духом Святым – «невеждами» и «ханжами».

Что же можно сказать о развитии светского, мірского образования в Российской Империи XVIII века?

Основанное на принципах обезбоженности, систематизации, анализа и синтеза, оно ещё более отдаляло от Бога, чем школьное, академическое богословие. А гуманитарные дисциплины (история, литература, философия), опираясь на языческие эллинские произведения и современные европейские, особенно – французские, образцы, прямо вели к идейно-нравственному развращению общества (в бытовой сфере – просто к разврату), о чём с тревогой заговорили тогда сами же «русские европейцы». Известный историк и писатель князь Щербатов выпустил знаменитое сочинение «О повреждении нравов в России», название коего говорит само за себя. При Екатерине II исконные русские домашние и церковные школы для детей были запрещены, как не научные и способствующие суевериям. Местным властям «высочайше» было предписано заводить «правильные» школы с хорошим преподаванием. Но тогда таких школ на местах по ряду причин завести не смогли, а старинного типа «самодеятельные» школы исчезали, как в сёлах, так и в городах. И оказалось, что «просвещённый век Екатерины» положил начало широкому распространению безграмотности и невежества в массах Великорусского народа, как в низших слоях населения городов, так наипаче – в деревне. В городах, как мы помним, в основном для высших сословий были созданы школы и гимназии. Появились тогда и мужские лицеи и женский Смольный институт... Там изучались, мірские науки, но нужно же было и там преподавать что-то духовное! Императорская власть понимала, что нельзя не учить религии. Напротив, в интересах власти было использовать Православную Веру и Церковь и православное образование как средство к воспитанию «новой породы» дворянских (прежде всего – дворянских) отцов и матерей в духе преданности власти, определённой «морали» и честного исполнения долга. Но в «обществе» тогда Закон Божий считался уже предметом чисто «поповским». Как быть? Было предписано «не заражать детей суеверием и фанатизмом», то есть не рассказывать им о Ветхозаветных наказаниях Божиих, о чудесах и о Страшном Суде (!), а внушать преимущественно «правила морали», «естественной (?!) религии « и «важность веротерпимости». Какая от такого «Закона Божия» получалась «новая порода» людей, мы ещё увидим в дальнейшем. Ныне же отметим, что таким образом в Российской Империи насадилось и утвердилось как официальное, государственно и общественно признаваемое, только такое образование, какое основано так или иначе на знаниях и науках, исходящих от диавола, а не от Бога.

Вместе с общим погромом всего истинно духовного – это стало ударом по Русскому Православию, что называется, в самое сердце!

И вот некоторые последствия. Из числа праведных людей, чья жизнь протекала в XVIII веке, к лику святых оказались причислены только 7 (семь)! В XVII в. таковых было 31, а в XVI – 85... Конечно, такая статистика святости полной картины дела не передаёт, но отражает духовное состояние общества и народа! В число святых мы пока не включаем преподобного Серафима Саровского Чудотворца. Сей величайший из русских святых, хотя и родился и жил более 40 лет в XVIII веке, но прославился и оказал особенно сильное влияние на российскую жизнь второй половиной своего подвижничества, протекавшего уже в начале XIX столетия. Он – духовная связка двух этих веков. Мы сочли более уместным поведать о нём в истории XIX в. Что же до наших святых XVIII в., то они, в большинстве, – епископы! Димитрий Ростовский, Иоанн (Максимович) Тобольский, Иоасаф (Горленко) Белгородский, Тихон – (единственный из Великороссов) Воронежский, Задонский; Иннокентий (Кульчицкий) Иркутский. И только одна подвижница – блаженная Ксения Петербургская. Лишь теперь, в наши дни, к этим святым прибавляется преподобный Паисий Величковский и, возможно, будут прибавлены некоторые другие. «Расклад» святых XVIII в. отчасти был вызван причиной искусственной: «общество»  (и власть) соглашались признать, святыми только таких людей, у которых несомненная высота и чистота православной духовно-молитвенной жизни непременно сочеталась со светской учёностью. А таковыми прежде всего являлись святители, поскольку и подбирались тогда только из «учёных» монахов. Их значение для России огромно! Святые снискали жизнью и делом доказывали и показывали обезвоживающейся через науки «общественности», что вера и разум, духовность и знания не противоречат одно другому, как это пытались представить «общественности» уже тогда! И всё же нужно признать, что выдающихся святых в России в XVIII в. действительно оказалось мало. Погром духовности и Православия сильно дал себя знать. Но он не смог уничтожить совсем то, что названо было давно Святой Русью! Восемнадцатый век эту Святую Русь лишь очень потеснил, оттеснил от поверхности государственной и общественной жизни. Но от этого Русь Святая стала только, как бы сжимаясь, сплачиваться, собираться, укрепляться так, что в конце XVIII в, выступила, наконец, с таким православным оружием, против которого оказались, безсильны все демонические знания и тайнознания вместе взятые!

Речь пойдёт опять-таки о «науке», о «просвещении», но только – подлинных, православных. Мы о них уже говорили и отметили, что эти подвижнические науки в XVII–XVIII веках стали ослабевать в развитии, даже и забываться. Гонения на монашество, на делание Иисусовой молитвы в XVIII в. многому ещё более повредили. В монастырях иногда почти запрещалась эта молитва, приветствовалась распущенность. Одному Богу известно, сколько претерпел от своих же братий-монахов св. Тихон Задонский, ушедший на покой не случайно, а из несогласия с позицией церковного официоза. Он предавался молчанию и молитве, а монахи поносили его в глаза, называя «ханжой». Это ещё ничего! Многие поплатились за своё «ханжество» арестами и ссылками. В семинариях и академиях тогда также насаждались вольнодумство и распущенность и порицался, настоящий молитвенный подвиг.

И, несмотря на всё это, Русский народ в целом тянулся, как встарь, как всегда, к людям по-настоящему православным, прежде всего – к подвижникам. Мы уже упоминали Блаженную Ксению Петербургскую. Она явила в XVIII в. яркий пример древнего подвига юродства. И где? В Петербурге («парадизе» Петра I), где всё, кажется, было устроено так, чтобы людей соблазнить западными формами жизни. Даты рождения и смерти блаж. Ксении не известны. Отмеченным историей первым проявлением её особенных дарований явилось предсказание ею кончины Императрицы Елизаветы Петровны в 1761 г. Поначалу Ксения жила, «как все,» была замужем за придворным певчим Петровым, имевшим чин полковника. У них был свой дом в столице, жили не бедно, средне. Нежданно в расцвете лет муж Ксении умер. Это стало для неё потрясением, приведшим к ясному сознанию бренности этого міра и полной ничтожности всех земных сует. Она оделась в мужские одежды покойного, назвалась его именем – Андрей Фёдорович и заявила, что умер на самом деле не он, а его жена Ксения, что было духовной правдой: она умерла для міра. Потом она стала носить бедную женскую одежду и башмаки на босу ногу, бродя так (без шубы) и зимой и летом. Дом свой она подарила одной знакомой, к которой потом изредка заходила. Блаженная Ксения целила людей, обличала неправды богатых, денег серебряных в виде подаяний не брала никогда, только – медные. Но и их раздавала нищим. Многим предсказывала их будущее, но всегда только – для пользы души, не стремясь сделаться предсказательницей. Безумный вид, странное поведение Ксении кого-то в «обществе» раздражали. Полиция взялась проверить, что делает и где находится эта нищенка по ночам. И выследили. Оказалось, по ночам Блаженная Ксения в любую погоду стоит на поле за городом и молится на все четыре стороны света. Так никто и не знает, где она преклоняла голову для отдыха и спала ли вообще... Она ушла из этого міра так же незаметно, как и пришла. Полагают, по косвенным данным, что кончина её последовала около 1806 г. Влияние Блаженной Ксении на петербуржцев после её кончины не уменьшилось, а возрастало. Её почитали святой и обращались к ней с самыми разными просьбами, получая просимое, особенно в случаях денежных бедствий. Над могилой её на Смоленском кладбище построили часовню, где служили по ней панихиды. В «советское» время к этой часовне, где служб уже не было, во множестве приходили люди, порою совсем не церковные, например, молодежь и оставляли на стенах записочки с просьбами к ней. Среди них можно было встретить такие: «Блаженная Ксения, помоги сдать марксизм-ленинизм!». И, говорят, помогала!... Скорая помощь её в житейских скорбях и несчастьях – это духовный опыт 200 лет Великороссийской истории. Но только недавно Русская Зарубежная Церковь причислила Ксению к лику святых. Её житие – наглядный пример, что в условиях «новой», «просвещённой», западнической России могло как ни в чём ни бывало процветать исконное древнее русское благочестие!

В этом Блаженная Ксения была, к счастью, не одинока. Одновременно с нею подвизался Святитель Тихон Воронежский, из Великороссов (U 1783). Он окончил Новгородскую семинарию и сочетал в себе образованность и духовность. Став епископом, он однажды сильным словом увещания к горожанам уничтожил совсем в Воронеже языческое празднование Ярила, сопровождавшееся непотребствами. Под влиянием протестантского сочинения Иоанна Арндта «Об истинном христианстве» Св. Тихон написал такое же сочинение, ставшее сильным призывом к людям веровать не только умом, но самою жизнью следовать Евангелию.

Прославился молитвенностью, не стяжанием, особым нищетолюбием и митрополит Тобольский Иоанн (Максимович), причисленный к лику святых в 1916 г. (а умер в 1715 г.). Его потомок, из той же фамилии Максимовичей и тоже по имени Иоанн, архиепископ Шанхайский, а затем Сан-Францисский, наш современник (U 1966 г.) в наши дни (с 1994 г.) прославляется тоже в лике святых!

Святитель Иоасаф Белгородский (Горленко) из малоросской почтенной семьи, оставив мірскую карьеру, ушёл в монашество. Тоже сочетал образованность и высочайшую молитвенность. К подобному подвигу привёл и своего отца. Прославил обретённую чудотворную Песчанскую икону Божией Матери. Был очень строг к подвластному духовенству. Но – с рассуждением, во спасение души и на благо Церкви. В его епархию в те времена входил г. Курск. Здесь Св. Иоасаф незадолго до смерти (в 1754 г.) освятил место строительства Сергиево-Казанского кафедрального собора, ставшего делом жизни всей семьи купцов строителей Машинных, из которой и произошёл Преподобный Серафим Саровский. Он рос в Курске рядом и вместе с этим собором, дождался полного завершения его строительства в 1778 г. и только тогда ушёл в Саров. Все его жития обязательно отмечают, что благословение и напутствие на монашеский подвиг в Сарове он получил в Киеве от известного там подвижника – старца Досифея. Но немногие знают, что Досифей этот был, то есть была – женщиной! Последнее обстоятельство обнаружилось только после её смерти 25 сентября 1776 г. в возрасте 65 лет в мужской Китаевской пустыни Киево-Печерской Лавры. Выяснили тогда, что она была девицей Дарьей Тяпкиной из благородной дворянской семьи. В юности соприкоснувшись с монашеством, она тайно оставила отчий дом и под видом юноши-инока подвизалась сперва в Троице-Сергиевой Лавре, потом в Киеве. Славилась прозорливостью, все ощущали Божию благодать от этого «старца».

Подвиг – редчайший даже в древней Восточной Церкви, а в Великороссии, кажется, и единственный! В Ивановском женском монастыре в Москве подвизалась монахиня Досифея, в міру – княжна Августа Тараканова, дочь графа Алексея Разумовского и Императрицы Елизаветы Петровны. К этой благодатной подвижнице за советами обращались братья Путиловы, из коих один будущий святой старец Моисей Оптинский, а другой – подвижник Сарова монастыря старец игумен Исайя. Монахиня Досифея скончалась 4 февраля 1810 г. и погребена была в родовой усыпальнице Романовых в Новоспасском монастыре в Москве. На похоронах были члены семьи Разумовских и высокие сановники государства. В ранней юности Августа была матерью отправлена за границу. Вероятно, там её как-то встретила та самая прелестница-авантюристка, которую выкрал потом из Италии А.Орлов. Мы вынуждены сделать предположение о личном знакомстве двух «княжён Таракановых» потому, что у подложной «княжны» оказался на руках документ (свидетельство о рождении), говорящий о том, чьей дочерью является таинственная «княжна». Выкрасть подлинник документа, или сделать с него искусную копию-подделку можно было лишь находясь в общении с настоящей Таракановой. Подвизалась тогда же в России монахиня Александра (в міру Агафия Мельгунова, из дворян Белокопытовых). Она основала Дивеевскую обитель, много помогала мужскому Саровскому монастырю, была лично знакома с преп. Серафимом, ему завещала попечение о дивеевских сестрах. Преставилась в 1789 г. В петровское время в Соловецком монастыре прославился строгим подвигом иеросхимонах Иисус, до схимы – Иов. Он был духовником Петра I и был сослан духовным «сыном» своим на Соловки по обвинению в сочувствии Талицкому, объявившему Петра I антихристом. Вскоре Пётр I стал просить его вернуться, но Иисус отказался. Вероятно, вина его была минимальной разве лишь в том, что «знал и не донёс». Сей Иисус сподобился в 1712 г. видения Пресвятой Богородицы, которая повелела ему на горе, названной Ею «Голгофской» устроить Распятскую церковь и скит. С таким наименованием нигде никогда церквей не было! Только в «советское» время стало понятно веление Матери Божией. Здесь на Голгофской горе в церкви в честь Распятия Христа чекисты устроили настоящую «голгофу» для сотен мучеников Соловецкого лагеря смерти... Пётр I, узнав о явлении Девы Марии бывшему своему духовнику, приказал из казённых средств дать на постройку Распятского скита, будущность которого, как места большевицких казней, Пётр I подготовил сам же своими преобразованиями... Дивны духовные и смысловые связи, круговращения истории!

Особенным покровителем монашества и духовного православного подвижничества оказался «просвещённый» и «учёный» архипастырь Гавриил, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский (с 1783 г.), в міру Пётр Петров, из священнической семьи. Получивший самое высокое образование и бывший даже одним из старших членов Российской Академии Наук, он был привлекаем Екатериной II ко многим не только церковным, но и государственным делам (к обсуждению её «наказа»). Императрица вряд ли подозревала о его любви к науке духовной жизни. А если и знала об этом, то не придавала значения, видя лишь то, что было ей нужно видеть – высокую внешнюю учёность владыки Гавриила. Как член Синода и столичный митрополит, Гавриил мог позволить себе некоторую независимость в практических церковных деяниях, которую и употребил в полной мере для пользы Святой Руси! С ним сопряжена завязь самого главнейшего в духовной жизни Великороссии тех времён. Впрочем, тогда же особым покровителем и устроителем настоящего монашества стал и Митрополит Платон (Левшин). При всей «светскости» своей, которая была нами отмечена, он, став митрополитом, хорошо понял и причины основных бед России (преобладание мірского над духовным) и пути преодоления этих бед – возрождение исконного, православного монашеского подвижничества.

Мы поведали для примера о жизни лишь нескольких святых и известных подвижников XVIII столетия. В действительности их было много. Но всё же не настолько много, чтобы противостоять гонениям на православное благочестие, развёрнутым правительством. Подвижники составляли скорей счастливое исключение из общего для всех «правила» пренебрегать подвигом духовным. Это всеобщее (проникшее даже в церковную ограду) отступление от благочестия побудило многих истинных монахов уходить подальше от официоза. Так, в Брянских и Рославльских лесах собралось множество бежавших от монастырского погрома, связанного с секуляризацией церковных земель, монахов. Из них только самых выдающихся, известных в народе было до 30 человек. Церковные власти склонны были рассматривать их, как «самовольников» и «ослушников». Но они оказали огромную услугу Русской Церкви, сохранив настоящий монашеский подвиг в этой лесной тишине. Отсюда митрополит Гавриил стал брать подвижников на должности настоятелей монастырей. Так взят был им из Брянских лесов старец Адриан на Коневский монастырь.

Те же причины гонений на веру побудили уйти совсем из России и великого старца Паисия Величковского. Родом из семьи полтавского священника Паисий с юности стремился к духовному подвигу. Сперва он поступил в Киевское училище. Но, пробыв там 4 года, ясно увидел, что кроме «умового», «школьного» богословия духовные школы ничего не дают, но даже вредят действительно духовной жизни! Он стал искать обитель, где можно было бы научиться богословию опытному, то есть такому, которое даёт опыт действительного общения человека с Богом. Побывав в ряде монастырей Малороссии, Паисий не нашёл искомого. Тогда он удалился сперва в Валахию, где провёл в скиту 3 года, затем на Афон (в Грецию!), где прожил 7 лет в безмолвном отшельничестве. Вот отсюда, с Афона, с безмолвия (исихии) снова всё и началось, как в XI в. при Антонии Печерском, и в XIV в. при Сергии Радонежском!

С 1754 г., помимо желания Паисия, к нему на Афон пришли 12 братии, ищущих, как и он, науки духовного подвига. Скоро собралось до 50-ти. Паисий учил братию «умной молитве», трудам и занимался уже тогда переводом с греческого на славянский различных книг, в основном аскетического содержания. Теснота скита и вымогательства турецкого начальства понудили всех 54 монахов перебраться с Афона снова в Валахию. Здесь в монастыре в Драгомирне Паисий установил монашеское общежитие по образцу древнего Студийского монастыря (в Константинополе) и заложил основы того, что называется «старчеством». Каждый вечер каждый инок должен был приходить к своему старцу и открывать все свои грехи и даже все помыслы, чтобы старец мог полностью руководить духовным развитием ученика. Здесь, монахи-славяне жили вместе с молдаванами-монахами. Поэтому поучения братии (особенно за трапезой) совершались по очереди – в один вечер на славянском, в другой – на молдавском языках. Богослужение было тоже «двуязычным». К 1774 г. около Паисия собралось уже до 350 учеников. В это время область попала во владение Австрии. «С папистами никогда не может быть мира»,– сказали старцы и в 1775 г. все переселились в Секул, а в 1779 г. большая часть – в Нямецкий монастырь. В 1780 г. русские войска взяли Яссы и российский Екатеринославский архиепископ Амвросий возвёл Паисия в сан архимандрита. К этому году в Нямеце с Паисием было уже 400 братии, а ещё 100 оставалось в Секуле под его же духовным руководством. Это уже целая монашеская «армия» или «академия»! Потом добрая половина этой «армии», кроме молдаван, двинулась в Великороссию! Паисий Величковский и его ученики продолжали усердно трудиться над переводами ценнейших подвижнических сочинений. Сам Паисий особенно прилежал к поучениям преподобных Исаака Сирина и Аввы Варсонофия. Дивный в подвигах архимандрит – старец Паисий получил от Бога дар прозорливости. В 1794 г. он отошёл ко Господу на 72-м- году жизни. Но прежде чем покинуть этот мір, старец Паисий подарил России замечательную книгу (перевод с греческого) под названием «Добротолюбие». Он прислал её митрополиту Гавриилу.

Владыка Гавриил, приняв «Добротолюбие» и вникнув в него сам, пригласил ещё в советники по поводу этой удивительной книги старцев Феофана и Назария, ставших как бы во главе учёной комиссии, созданной митрополитом для освидетельствования «Добротолюбия». Феофан был из учеников Паисия, а Назарий – из старцев Саровской обители. В своё время, вызывая его в Петербург из глухой тогда Саровской Пустыни в Тамбовских лесах, Владыка Гавриил получил отказ монастырского начальства, которое пыталось удержать у себя старца Назария под предлогом, что старец «недостаточно умён». Митрополит ответил: «У меня много своих умников. Пришлите мне вашего глупца». В этом была вся «соль»! Вся суть дела! «Умниками» Гавриил (и не только он один!) называл «учёных» монахов, которых в XVIII в. и старались ставить на ключевые и видные места в Церкви. Получившие образование в «академическом» («школьном») богословии и некоторых мірских науках, они подчас бывали хорошими администраторами, но плохими монахами, так как или совсем не владели богословием опытным, или даже презирали его как «фанатизм» или «ханжество». Меж тем знаток и почитатель подлинного подвижничества Митрополит Гавриил знал цену и понимал значение для духовной жизни Отечества именно того опытного богословия, каким и созидалась и стояла веками Святая Русь! В 1787 г. он, поместив старца Назария в Валаамский монастырь, одновременно ввёл в нём устав Саровской обители. В 1793 г. организовывая по указу Екатерины II (и по прошению курян Голикова и Шелихова) первую специальную духовную Миссию в Америку, митрополит Гавриил составил её в основном из валаамских старцев. Среди них был и монах Герман, ставший великим светильником для алеутов, эскимосов и индейцев Аляски и прилегающих островов, прославленный в наше время в лике святых. Таким образом, духовное освоение Американского континента со стороны России началось под влиянием подлинного русского Православного монашеского подвижничества. И влияние это оказалось таким благотворным и сильным, что определяет духовность алеутов и некоторых иных коренных американцев даже до сего дня! Вот такого духа и опыта старец Назарий (Саровско-Валаамский) и вкупе с последователем Паисия Величковского старцем Феофаном и сделался одним из «экспертов» «Добротолюбия». Пройдя столь тщательную проверку как «школьных», так и «опытных» богословов, книга «Добротолюбие» была издана достаточно большим тиражом в 1793 г. И почти сразу оказалась безценным руководством и подлинно настольной книгой для всех ищущих, спасения русских людей, как монахов, так и мірян. Во всей дальнейшей истории Великороссии, вплоть до наших дней «Добротолюбие» имеет исключительное значение и влияние. Эта книга стала чтением инока Серафима в Саровском монастыре. Она же затем определила духовный подвиг многих лучших и известнейших церковных писателей XIX в. В «советское» время она приводила к православию (от йоги и антропософии) многих ищущих правды интеллигентов в стране господствующего атеизма. Русская эмиграция, те, кто оказались выброшенными революцией 1917 г. за границу, как бы спохватились, «взявшись за голову» и осознав, что революция – итог западнического, антихристова образования «общества», вспомнила о «Добротолюбии»! В Китае в Харбине перед 2-й Мировой войной была издана книга «Христианская жизнь по «Добротолюбию», в предисловии к которой составители с горечью признают, что «общество», до революции воспитывавшиеся на Чехове, Горьком или Арцыбашеве, должно было бы воспитываться на «Добротолюбии»!

Что же такое «Добротолюбие»?

Это свод, сборник аскетических, подвижнических сочинений или поучений древних подвижников Восточной Православной Церкви: Антония Великого, Марка Подвижника, Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, инока Феофана, Исихия Иерусалимского, Филофея Синайского, Никифора монаха, Феолипта Филадельфийского, Каллиста (Патриарха Константинопольского) и Игнатия, Исайи Отшельника, Петра Дамаскина и некоторых других. Сборник разделён на три части. Последующие (новые, современные) переводы «Добротолюбия» восполнены сочинениями других отцов и составляют уже 5 томов. В собранных произведениях содержатся: описание человеческой души (её состав), силы действующие в ней и на неё извне, общие правила жизни и подвига, способы различения действий благодати Божией и диавольских наваждений, частные правила поста, молитвы и жизни, особенные правила делания молитвы Иисусовой (вплоть до того, как держать тело и управлять дыханием), предупреждения о том, что делание молитвы Иисусовой нужно проходить только под наблюдением опытного старца, описание всех возможных препятствий, козней бесов, ошибок на пути духовного подвига, изложение всех общих и особенных законов хранения ума и внимания, борьбы с воображением, помыслами, памятью и многое-многое другое о самом важном в жизни человека! Полностью название книги выглядит там: «Добротолюбие или словеса и главизны священного трезвения, собранные от писаний святых и богодухновенных отец, в нем же нравственным по деянию и умозрению любомудрием ум очищается, просвещается и совершен бывает».

Перед нами, таким образом, как бы учебник, или руководство по духовному просвещению. И даже больше того! Слово «Добротолюбие» – это буквальный перевод греческого слова «филокалия», означающего любовь к красоте (совершенству). Славянское слово «доброта» и означает тоже – красоту, благолепие, совершенство. Книга, следовательно, для тех, кто ищет духовной красоты, то есть стремится, с одной стороны, познать и увидеть духовно насколько можно красоту Божию во Христе Иисусе, а, с другой стороны, воссоздать, преобразить свою душу во образ этой красоты (совершенства), сделать её прекрасной!

В отличие от «академического» («школьного») богословия, такое богословие опытное, такая наука, не просто сообщает определенный круг умовых знаний о духовных вещах; она учит тому, как, какими приёмами и средствами можно и нужно достигать пребывания сердца в Боге, или «хождения пред Богом», то есть познания Бога. Ибо русское слово «познать» означает также – «обладать», «сделать своим» (сравнить выражения: «познать художество», ремесло, «познать женщину» и т.п.).

Это истинно, целая наука верного восхождения к Богу. В основе её лежит чистая, безкорыстная любовь человека ко Христу и естественное отсюда стремление к сближению, единению с Ним, как к главному, а лучше сказать – единственно важному вообще во всей жизни человека, общества и всего человечества в целом! Как в каждой науке существуют определённые фундаментальные сочинения, раскрывающие основы знаний в данной области, так и в науке духовной жизни с Богом фундаментальным трудом является «Добротолюбие». Оно оказалось подлинно научным произведением ещё и по такой причине. С точки зрения мірских, обезбоженных наук важнейшим критерием научности является опыт (возможность повторения эксперимента при заданных условиях, когда он даёт один и тот же результат). Искони на Руси существовали как переводные, так и собственные сочинения по духовному подвижничеству. Но они были разрознены, как бы случайны и внешними людьми не воспринимались как наука (о научности их знали только подвижники). Кроме того, науке духовного подвига учились чаще всего не только по книгам, но от старца к ученику через устные наставления. Иногда таковые записывались учениками. Некоторые русские знатоки опытного богословия (например, преп. Нил Сорский) писали свои особые сочинения. Однако впервые только «Добротолюбие», будучи сборником, показало, что подвижники разных эпох, разных стран, часто друг о друге не знающие, приходят при одинаковых условиях и приёмах к одинаковым результатам, как положительным, так и отрицательным. И достижения и ошибки на пути сближения с Богом через безмолвие и делание Иисусовой молитвы у них всех идентичны! Идентичен опыт науки из наук и художества из художеств – преображение человеческой личности во образ Христов из чистой любви к Нему!

Эта величайшая наука и это величайшее художество предлагалось теперь, в конце XVIII в. в руководство для преображения Личности Великороссии во Христе.

Вот с каким образованием, с программой какого просвещения, какой науки, какого богословия выступило вдруг российское монашество (казалось, совсем уже раздавленное, или разогнанное!) перед всем образованным российским обществом, как бы предлагая решительный и достойный противовес западническому «просвещению» и «научности».

Заслуга во всём этом деле не принадлежит, конечно, одному только Митрополиту Гавриилу. Он был самым главным. Но были и ещё такого же направления епископы и церковные деятели, а также подвижники, о коих мы не упомянули только по причине нужды в предельной краткости изложения. Вслед за «Добротолюбием» пошли по России и другие книги такого же содержания (монографии и сборники), переведённые Паисием Величковским и школой его учеников. В следующем, XIX столетии они «зажгут» светильники жизни и учения преп. Серафима Саровского, еп. Феофана Затворника, еп. Игнатия Брянчанинова, знаменитой Оптиной Пустыни, великого св. Иоанна Кронштадтского. Духовная наука православного восхождения к Богу и жизни в Нём и с Ним просветит сознание лучших писателей, государственных, деятелей России, обратит к устоям жизни Святой Руси сердца Самодержцев Российской Империи, наипаче же последнего из них Царя-Мученика Николая II Александровича! В заточении в Тобольске Царица-Мученица Александра Фёдоровна будет стараться освоить делание молитвы Иисусовой.

Но это будет потом. А теперь, в конце XVIII в., после почти ста лет (!) мракобесия, от Петра I до Екатерины II, над Россией только занималось, как ранняя заря, единственно стоящее просвещение, исходящее от единственного источника света – Солнца правды Иисуса Христа. Начавшись в последние годы царствования Екатерины II, оно получило возможность безпрепятственного, свободного развития в России при Павле I, благодаря его искреннему повороту, обращению к исконной Русской Вере и Церкви. В России начиналась вспышка или сияние Божественного света такой же силы и значимости, как во времена преп. Сергия Радонежского и его многочисленных учеников!

Во всём стечении обстоятельств, в не случайно «случайных» связях, соединениях людей, монастырей, традиций, влияний в конце XVIII в., особенно отчётливо видна благая Десница Божия, поспешающая устраивать внешние обстоятельства в соответствии с внутренними духовными устремлениями лучших русских людей. Движение за духовное просвещение не было уже ни «сопротивлением», ни «протестом»; оно начиналось естественно, даже за пределами России, и входило в неё тоже не нарочито, а естественно и спокойно. И на гордостные претензии учёного, школьного, или академического, на западный манер сделанного «богословия», спокойно ответило устами преп. Серафима Саровского: «Богослов тот, кто молиться умеет». А умение молиться приобретается, оказывается, тоже целой наукой, целой системой образования, от низшего до высшего. «Добротолюбие» – один из трудов высшего духовного образования. Такое образование обусловлено тем, что призванный к богоподобию человек, помрачив и исказив себя в грехопадении, должен отныне во Христе как в «новом Адаме» родиться, возродиться вновь всем существом, всей личностью, с Богом «соединившеся, и совершенно изменившеся, обдержанием Божественныя любве обильнийше обожитися... и к первому совету Божию (сиречь обожению человека) возвратитися», – как сказано в «Добротолюбии».

Теперь нам придётся ответить на вопрос, который до сих пор без особого успеха пытаются решить почти все историки: нужно ли было России насыщаться западным «просвещением» или нет? Западное «просвещение» – однозначно вредное и пагубное явление! Оно принималось и насаждалось Петром I и его преемниками в XVIII в. вовсе не потому, что «футляром» Российской Империи, по западному устроенной, хотели сохранить и защитить жившую в ней Святую Русь, как думают некоторые. Вспоминают при этом мысль Петра I о том, что Россия должна стать лицом к Европе, чтобы потом становиться к ней спиной. Красиво, но неверно. Для Петра I – это только попытка самооправдания. Для нынешних мыслителей – это попытка «задним числом» оправдать провал в духовную яму XVIII столетия объективной необходимостью и даже пользой. Российская Империя стала вновь сознательной и объективной хранительницей Святой Руси только в XIX в., после 1825 г. ХVІІІ-й же век – это отступление от Бога и исторической задачи самой Великороссии, не вызванное никакой действительной нуждой! Можно было в ограниченных, необходимых дозах брать что-то от западных научно-технических и иных достижений в целях только обороны и охраны и не подрывая при этом коренных многовековых устоев, традиций, обычаев Великорусской жизни. Поступили иначе только потому, что для души Великороссии уж очень сильным оказался соблазн западного духа, образа жизни, как соблазн некоего прелюбодеяния. После этого соблазнитель (Запад) и получил как бы «по праву» особый доступ в Россию, в её духовно-идейную и даже политическую жизнь. Доступ – в Россию, но не в Святую Русь! Последняя, как видим, не приняла Запад тогда же, в XVIII в., не примет его и потом, как увидим, – до самого конца! И если спросят, не играем ли ми словами и терминами, мы ответим примером. Древнерусский город имел не одно кольцо обороны. Неприятель мог прорвать внешние стены крепости, но если ему не удавалось взять детинец – последнюю, особо укрепленную крепость в крепости, считалось, что он не смог победить город в целом. По отношению ко всей Великороссии, вошедшей главной частью в Российскую Империю, Святая Русь – это и есть детинец, или, в иных понятиях, – тот «внутренний человек», который составляет глубинное духовное сердце каждого христианина и не всегда и не сразу осознается им самим.