Глава 19. "Революция" Екатерины II

Переворот 28-29 июня 1762 г. Екатерина II и её сподвижница и подруга княгиня Екатерина «малая» – Дашкова называли с гордостью иногда «революцией». Не знали они, каким ужасом для России отзовётся потом и это словечко, и то, что они им обозначили (свержение законного Царя)...

Так с сего момента началось царствование Екатерины Алексеевны II-й, которая, как и Пётр I, при жизни получила звание «Великой». И началось с преступления и обмана, ибо всенародно о смерти Государя Петра III было объявлено, что он скончался от «геморроидической колики». Посмотрим, как дальше Промыслом Божиим в сочетании со свободной волей людей сплетались узоры важнейших событий истории.

В первые же дни (!) своего правления Екатерина II решала следующие важнейшие дела:

1 Награждение всех деятельных участников «революции».

2 О недостатке денег в государственной казне.

3 О разрешении евреям въезжать в Россию.

4 О церковном (монастырском) землевладении.

В этих делах, в отношении к ним Императрицы сразу наметились и обозначились основные направления и особенности её правления.

Награждения были очень щедрыми! Все получили владения с крестьянами (от 300 до 800 душ крепостных), многие были повышены по службе, получили ордена, иные получили новые титулы, иные – дворянство, другие – пожизненные пенсии (5000руб. в год), или одноразовые денежные награды (от 10000 до 24000 руб.). Григорий Орлов стал камергером, Алексей Орлов – секунд-майором Преображенского полка, Фёдор Орлов – капитаном Семёневского, княгиня Дашкова сделалась кавалером ордена св. Екатерины, купцы братья Фёдор и Григорий Войковы (основатели театра в России) получили дворянство и по 700 душ крепостных...

В первом же своём присутствии в Сенате 1 июля 1762 г. Екатерина II слушала дело о нехватке казённых денег и заявила, что отдаст свои личные «комнатные деньги», ибо она, «принадлежа сама государству», считает всё своё «собственностью государства» и теперь и на будущее. Услышав это, сенаторы встали и со слезами на глазах благодарили Государыню. Она, действительно, стала потом давать иногда эти свои «комнатные», но, как выясняется, – взаймы!...

«Еврейский вопрос» вызвал у неё поначалу затруднение. Екатерина сразу была убеждена, что запретить евреям въезд в Россию невозможно, нужно разрешать. Но она полагала опасным делать это в самом начале своего царствования, так как понимала, что имеет дело с русским народом, «народом религиозным», который видит в ней «защитницу православной веры», что духовенство крайне возмущено указом Петра III об отобрании у Церкви земельных владений. К тому же ей показали резолюцию Елизаветы Петровны на деле о въезде евреев: «От врагов Христовых не желаю корыстной прибыли». Дело было отложено, но только на время. Потом Екатерина II разрешила евреям свободный въезд. Так впервые после более чем 250-летнего запрета, еврейская струя хлынула в Великорусскую жизнь! Роковую роль в этом отношении сыграли также Раздел Польши, захват Курляндии и Крыма. С присоединением этих земель в Российской Империи сразу оказалось очень большое количество граждан – евреев...

Что же касается церковных, или, как тогда говорили «монастырских» земель, то сначала, в 1762 г., Екатерина II вернула их Церкви, отменив указ Петра III, а в 1764 г. вновь отняла их по собственному указу, упразднив при этом множество монастырей. А ведь в своём манифесте о восшествии на Престол Екатерина публично поставляла в вину Петру III в частности именно то, что он дерзнул «древнее православие в народе искоренять своим самовластием», «начал помышлять о разорении и самих церквей»...

С 1764 г. Екатерина сама стала величайшей в истории России разорителъницей Церкви. Она отняла у неё всего около миллиона крестьян. И в те же самые времена как раз тоже около миллиона ранее свободных (в основном – государственных) крестьян раздала и в полную личную собственность дворянам-помещикам! Говоря (и не раз!) на словах о своём несогласии с крепостным правом и «рабством» крестьян, не кто иной как именно Екатерина II впервые в Российской истории назвала русских крестьян «рабами» и установила полное крепостное право, то есть полную власть помещиков над их крестьянами, как личной, частной собственностью. Так, при ней возник тот «позор России», с которым лучшие люди страны боролись, затем чуть ли не целых сто лет! Вместе с тем Екатерина II могла предлагать созданному ею «вольному экономическому обществу» учредить премию за сочинение на тему о том, как лучше осуществить отмену крепостного права... Что всё это значит?!. Откуда такая двойственность, как бы двуликость политики?!

В первые дни своего правления Екатерина писала Станиславу Понятовскому (будущему Польскому королю): «Меня принудят сделать ещё тысячу странностей; если я уступлю, – меня будут обожать; если нет, то не знаю что случится»... Опасностям, связанным всегда со служением правде Божией и собственным убеждениям, она предпочла уступки с целью добиться «обожания», точней – почти обожествления, по крайней мере явного культа своей личности! Этот культ стал создаваться умышленно, осознанно сразу. В первый же год правления Екатерины II Сенат обсуждал вопрос о создании ей памятника и присвоении звания «Матерь Отечества», а в 1767 г. она была уже объявлена «Великой» (и всё это задолго до побед над Турцией, Польшей и проведения громких реформ!). Торопились уподобить её Петру I. Многие в «обществе» стали действительно прямо-таки обожать Екатерину II до слёз, величать её «матушкой», слагать о ней легенды, воспевать в одах и гимнах так, как ни одного другого Самодержца, кроме Петра I. Возникало вновь некое наваждение. Никто не мог позволить себе усомниться в её величии, несмотря на то, что всё её царствование представляло собой, как она и сама сказала, «тысячу странностей». Екатерину очень часто принуждали делать то, что противоречило её взглядам, или даже ранее совершённым делам. Принуждение не следует понимать слишком буквально (хотя иногда оно было именно таковым). Императрица должна была исполнять волю определённых сил, но делала это не механически, а стараясь вырвать у них и для себя кое-какие возможности. Что это были за силы, мы знаем. Во-первых, – дворянство с его военной организацией, гвардией, посадившей Екатерину II на Всероссийский Престол. Во-вторых, – масонство с его тайными организациями, связанными с «братьями» в Европе, идеям которых вполне сочувствовала Екатерина II под влиянием Вольтера, Руссо, Дидро, Монтескье, Даламбера и иных «просветителей» – масонов, сочинения коих ей так полюбились. При ней в России бывают знаменитейшие граф Сен Жермен и граф Калиостро – член самого чёрномагического оккультного масонского течения и одновременно – розенкрейцер. Теперь мы видим, как Екатерина призывает и третью силу, способную исподволь принуждать, – еврейство с его капиталами, от которых многое будет зависеть в России, и тоже имеющее свою мiровую организацию – Синагогу, раввинат, который управляет еврейством, несмотря на разность течений (учений) религии талмудического иудаизма.

Очень искусными средствами Екатерина сумела добиться того, чтобы не был создан при ней Совет высших сановников – дворян, ограничивавший её самовластие (а такого Совета хотели многие, в том числе граф Н.И. Панин). Кажется, здесь Екатерина II смогла победить. Но нет! За «победу» ей пришлось платить тем, что в политике внутренней она сама должна была делать то, что угодно и выгодно для дворянства. После страшной французской революции 1789 г., когда пред всем мiром обнаружилось скрывавшееся ранее под маской красивых идей и призывов, вроде «свободы, равенства, братства», подлинное лицо масонства как кровавой и зверской тирании, Екатерина запретила в России масонские ложи. Некоторые видные их представители даже подверглись опале (например, публицист Новиков, архитекторы Казаков и Баженов, иные). Масонство тогда ещё не вполне укоренилось в России, не охватило ещё большинства дворян, или хотя бы их власть имущих «верхов». Поэтому русская знать и дворяне, вместе с Екатериной, ужаснувшись тому, что творилось во Франции, потеснили своих масонов. Но не слишком! Не так, чтобы вырубить их под корень! Любопытным памятником всем этим делам служит недостроенны дворец в Царицыно под Москвой, созидавшийся, как хорошо видно, в нарочитом соответствии с представлениями, вкусами и символикой франкмасонов (вольных каменщиков). Екатерина, взглянув на него, остановила строительство, не возобновившееся даже до сего дня!

1789 год заставил Екатерину II иначе взглянуть на Русскую Церковь, с её православным монашеством, понять их «полезность» для государства и сделать для Церкви ряд послаблений после периода притеснений, даже почти гонений. Во всех таких поворотах дел («странностях») обнаруживался рационализм Екатерины II, её очень холодная, деловая расчётливость, сочетавшаяся с определённой широтой и страстностью личности. Здесь едва ли не самая сильная «странность» её образа царствования. Разгадка заключается в том, что Екатерина II очень старалась только казаться русской, но отнюдь не смогла или не захотела быть таковой! На деле, в душе она всегда оставалась именно немкой со всем свойственным этой нации образом мышления.

Чтобы Екатерину II понять, нужно взглянуть на её отношение к Церкви и вере. Она была набожной. Первым путешествием Императрицы стало паломничество в Ростов на поклонение мощам прославляемого в лике святых митрополита Димитрия Ростовского. И она, по её словам, «умирала боялась» чтобы «бешеный» Ростовский Владыка Арсений /Мацеевич/ не положил в новую раку мощи Св. Димитрия до её приезда. Это было в 1763 г., когда уже стала работать «комиссия» по описи церковных земельных владений с целью отнять их у Церкви. По стране катилась волна странных волнений монастырских крестьян, которые подавлялись военной силой, иногда с применением пушек. Волновалось и духовенство, архиереи. Но среди них не оказалось единства. Московский митрополит Тимофей, Ростовский Арсений и некоторые другие были против грядущей секуляризации, то есть отсечения от Церкви землевладений. Митрополит Новгородский Димитрий (Сеченов, или, как его тогда иной раз называли – Сеченый) во главе других во всём потакал властям. До каких степеней лицемерия доходило сие потаковничество! При Коронации Екатерины II в Москве в 1762 г. Димитрий (Сеченов) произнёс речь, где, в частности, объявлял «Божиим делом» переворот 28 июня и говорил как бы от лица Бога(!): «Знал (Господь) пред Собою чистое (!..) сердце твое, знал непорочные (!) пути твои... Знаем (откуда?!) и все единодушно исповедуем, что ни глава твоя царского венца, ни рука твоя державы поискала славы ради или снискания высокой власти; но едина матерняя ко отечеству любовь, едина вера к Богу и ревность к благочестию (!) ... понудили тебя прияти великое сие... служение. Видела озлобление людей твоих; видела всё – и воздыхала (!), яко близ падения Церковь» (имеется в виду отмена указа Петра III об отобрании земель у Церкви)... Можно приветствовать Императрицу, сказать ей приятные, высокие, напутственные слова, но нужно же знать меру и не нужно заведомо лгать! О, архиереи-потаковники!. Сколько зла принесли вы Российской Земле! Презренные властолюбцы и корыстолюбцы не души свои полагали за Церковь и Родину, а Церковью и Отечеством жертвовали ради себя и гнусного своего тщеславия! Лицедеи и обманщики в архиерейских одеждах уже в те времена стали служить не Христу, а сильным мiра сего. Мудрено ли, что их последователи и подражатели приведут в советское время иерархию к такому позору и сраму, каких никогда не бывало в истории!.. Меж тем, идя на поводу у давнишних желаний дворянства и знати, Екатерина II решилась отнять земли у Церкви. Среди архиереев нашёлся только один, кто открыто и громко выступил против этого. Им оказался Ростовский митрополит Арсений. Характера он был, в самом деле, весьма безпокойного, резкого, но это как раз и дало ему смелости заговорить тогда, когда все остальные молчали (кто из страха, а кто из угодничества). Арсений отправил в Синод два послания против секуляризации церковных земель. В них он, вспоминая сребролюбие Иуды, гонения на Церковь Юлиана Отступника, доказывал вредность правительственного мероприятия. По слову Арсения, оскудение монашества в России может, в конце концов, привести «к атеизму». Пророческое предупреждение; так потом и случилось! В посланиях Ростовского митрополита не было ни единого выпада лично против Императрицы; сильные сравнения употреблялись им для показа антицерковной сущности самого отъятия земель и сокращения числа монастырей. Но Екатерина II расценила это как «оскорбление (Царского) Величества» и неожиданно даже для своих вельмож поступила с Арсением крайне резко (чего обычно старалась всё-таки избегать). Повелевая предать митрополита церковному (точней – синодальному только) суду, Екатерина II оправдывала своё решение так: «Прежде сего и без всякой церемонии и формы по не столь ещё важным делам преосвященным (т. е. епископам) головы секали, и не знаю, как бы я могла содержать и укрепить тишину и благоденствие народа (умолча о защищении и сохранении мне от Бога данной власти) если б возмутители не были наказаны» (из письма к А.П. Бестужеву-Рюмину). Арсений народ не возмущал, не устраивал заговора, или бунта; он высказал откровенно своё мнение через Синод, как положено. .Но даже такое противоречие себе и своим деяниям в отношении Церкви Екатерина II расценила как «возмущение» в значении «бунта». Говоря о «сечении голов» она имела в виду казнь Ростовского же митрополита Досифея Петром I (предав единичному случаю множественное число). Но то была казнь по обвинению в политических преступлениях. Значит, с точки зрения Екатерины II, противоречие её деяниям даже со стороны православных архипастырей, которые по долгу служения обязаны противоречить Царям, если они обижают Церковь, или творят что-то иное, несовместимое с Православием, является преступлением государственным, политическим, недопустимым якобы для сохранения «тишины и благоденствия народа». Чрезвычайные лукавство и натяжки! Так не поступал даже Пётр I, умевший в духовных вещах терпеть открытые обличения архиереев. Пётр I был всё-таки русским, выросшим в русской православной среде, а Екатерина – рожденная в немецкой протестантской среде. Владыка Арсений в таких же резких словах в своё время писал Императрице Елизавете Петровне против секуляризации церковных земель (каковая тогда лишь обсуждалась) и Государыня Елизавета не расценила выступление Арсения как оскорбление её «Величества» или как бунт, ибо она тоже была и по плоти и по духу – Русской Царицей!

Церковные земли с крестьянами в те времена, при тогдашних порядках хозяйства, были материальным условием должной (относительной, разумеется, как всегда) церковной свободы и независимости от государства. Пётр I уже отнял у Церкви большую часть доходов с этих земель. Теперь отбирались самые земли. Но, кроме того, под предлогом бедности или малочисленности упразднялось совсем, закрывалось множество русских монастырей. Оставшиеся или включались в «штатные» списки (государство брало их на своё содержание), или объявлялись «заштатными», им разрешалось существовать, но за счёт собственных только возможностей. Из более чем тысячи русских монастырей осталось в 1764 г. от 300 до 400 – одна треть! Остальные две трети были упразднены, или стали мiрскими приходами. «Непоправимым ударом по русскому просвещению» назвал это впоследствии А.С. Пушкин. Против всего этого и восставал митрополит Арсений. За ревностную защиту интересов Церкви и Отечества он был лишён сана и сослан в Ферапонтов монастырь (где некогда содержался в ссылке патриарх Никон). И здесь Арсений не успокоился, продолжай писать против секуляризации. Тогда его лишили монашества и под именем «Андрея Враля» заточили пожизненно в тюрьме замка в Ревеле (Таллине), подальше от Великорусской среды... Тогда же подверглись опалам, но в меньшей мере, и некоторые другие епископы, не согласные с политикой Екатерины II (к примеру, митрополит Тобольский Павел).

Отнимая земли у Церкви, Екатерина II неплохо изучила внешнюю историю дела восходившую к концу XV – началу XVI веков, к спорам между «осифлянами» и «нестяжателями». Позиция Нила Сорского дала ей формальный довод в пользу секуляризации. Но Императрица хлопотала вовсе не о чистоте монашеского молитвенного подвига (как преп. Нил), а об уничтожении остатков церковной самостоятельности и об обогащении казны. Поэтому она должна была подыскать ещё и другие аргументы. Так она и сделала. В 1763 г. Екатерина II произнесла в Синоде сильную речь, в которой, польстив сначала «просвещенности» русских архиереев, она упрекнула их в пользовании такими богатствами, которые делают их «могущественными», что якобы противоречит их призванию как «наследников апостолов». «Как же можете вы, – говорила она, – пользоваться богатствами, не противореча своему положению, которое должно быть неразлучено с христианской бедностью? Как смеете вы без угрызений совести пользоваться такими имуществами и поместьями, которые дают вам могущество, как царям? Ах!..» Лукавая демагогия, слабость которой, видимо, понимала и сама Императрица! Поэтому тут же она перевела разговор в совершенно иную плоскость. «Я должна также льстить себя надеждой, что найду в вас особенно преданных моей короне верных подданных. Если это так, то не умедлите же возвратить моей короне то, что вы похитили (?!!) у неё незаметно – постепенно», – заявила Екатерина II российским архипастырям, от изумления потерявшим дар речи... Церковные имения с глубокой древности складывались из добровольных пожертвований владельцев, в том числе и Великих Князей и Царей Российских, считались жертвою Богу, как бы Его достоянием, почему по канонам и соборным решениям Церкви подвергался анафеме всякий, кто покушался бы отнять у Церкви это достояние. Ныне же Екатерина II утверждала, что все имущества, в том числе и церковные, по природе вещей, – это собственность государства (короны). И тогда архиереи Церкви оказываются чуть ли не жуликами, «незаметно – постепенно» укравшими у «короны» эти имущества... Впрочем, последнее – тоже не более чем демагогическая риторика, но поражающая своей наглостью так, что и впрямь можно, открыв рот, не найти сразу нужных ответов (на что и рассчитана наглость!). Не рассказывать же «просвещённой» Государыне историю России и её Церкви с древнейших времён! Не пояснять же духовную сущность Церкви и её отличие по природе от государства! Очевидно, что всё это теоретически Екатерина II знает сама, но признавать не желает! Она твёрдо исповедует европейский, немецкий, протестантский (и отчасти масонский) взгляд на вещи: всё в государстве есть его собственность, всё, в том числе и пастыри Церкви, – только верноподданные Монарха (который поэтому и является уже не Самодержцем, а абсолютным монархом). Но если так, то как быть с тем, что архипастыри Церкви должны быть «наследниками апостолов», а значит – учить и самих монархов в делах церковных и духовных?! Никто тогда не заметил этого противоречия, никто не осмелился возражать, кроме Арсения Ростовского. Дело было решено и скреплено подписями самих же архиереев – потаковников и соглашателей, полностью поработивших себя государству, так что вопреки всем канонам и самому духу и смыслу святой Православной Веры и Церкви, жизнь последней во многом (хотя, конечно, далеко не во всём!) стала определяться светским, мiрским началом общества – государством в лице его Императоров, а на деле – дворянством и знатью. В присяге Синода Императрица называлась «верховным судией» Духовной коллегии, в иных документах она величала себя «блюстительницей святой православной веры», а в письмах иной раз именовала себя и «главой Церкви» (в значении власти, то есть, что церковные власти должны подчиняться власти Императрицы).

Так одновременно с порабощением большинства Русского народа – крестьян произошло и порабощение его Православной Церкви.

Этого следовало ожидать. Это был естественный итог того, что в душе Великороссии мірское стало преобладать над духовным.

Только такое склонение свободного произволения Великорусской Души, такой её выбор и мог привести к тому, что с Петра I Россия начинает духовно и кровно родниться с Европой, с Западом, перестаёт быть Державой Русской, Державой Православной и Самодержавной в духе симфонии с Церковью, а становится Империей европейской, абсолютистской, которой уже всё равно, кто её возглавляет, – русский или немец, православный по сути, или по сути своей – еретик-протестант... Кроме того, поскольку в состав Российской Империи выходят отныне всё новые земли с другими народами других вероисповеданий, постольку отныне, с рубежа царствования Екатерины II, жизнь и история Великороссии перестаёт совпадать с жизнью и историей Российского государства. Это уже во многом разные жизни. Так что отныне можно вести речь об истории Великорусской народности, или лучше – народа в условиях, в рамках Российской Империи. Название Российская Империя, или «Россия» становится в значительной мере условным, указывая более на историческое происхождение государства, чем на его сущность.

Однако в этой новой Империи, в этой поистине новой России, Великороссия не падает сразу до уровня одной из многих народностей; она сознаёт своё первенство и главенство и поэтому ставит перед государством, и государями очень трудный новый вопрос: как намерены они совмещать интересы Великороссии и её Православной Веры с интересами и верами прочих народов, ставших ныне тоже – Россией, чем-то единым с ней?

Как стремилась решать этот вопрос Екатерина II, мы скоро увидим. А пока заметим, что духовный выбор Великороссии в пользу всего антидуховного, западного и мiрского выражался прежде всего в выборе решающей массы «общества», или «общественности, каковая в основном представлялась «передовыми» дворянством и знатью, то есть не был сознательным решением всех поголовно русских дворян! Ещё во время Елизаветы Петровны (1741–1761 г.г.) не редкостью было в имениях русской знати соблюдение древних обычаев («Домостроя») вплоть до ношения допетровских старинных одежд хозяевами и помещиками. Но скоро французские моды вытеснили и эти последние черты русского быта в дворянстве. Он оставался в народе, в крестьянах.

В духовенстве, дворянстве и в родовитой знати при Екатерине II было однако немало противников европейского «выбора», в том числе противников немки на Русском Престоле. Некоторые из них говорили в частных беседах о незаконности власти Екатерины II и о желательности воцарения заточённого в Шлиссельбурге Ивана Антоновича. Екатерина II знала об этом. Знала также она, что пока это лишь разговоры и толки, не оформляющиеся в движение, в заговор. Но она не знала, что может быть в будущем – не восстанут ли против неё те же самые силы, что её привели на Престол? В этом случае они могли бы действовать в пользу Ивана Антоновича. С ним же было всё очень сложно и плохо! Заточённый в младенчестве Император Российский к 20-ти годам был доведён условиями тюрьмы до полного душевного расстройства. Править он никогда бы не смог. Но если бы это сделалось известным обществу и народу, то на голову царствующей Особы пало бы страшное обвинение в том, что Иван Антонович доведён до такого состояния! Он в любом случае оказывался опасен, нежелателен для Екатерины II. Как и в деле с её мужем Императором Петром III, кто-то эту нежелательность понял и начал действовать... В начале июля 1763 г. блаженная Ксения Петербургская начала горько плакать и, указывая на царский дворец, говорила: «там кровь, кровь! Там реки крови, каналы полные крови»... 5 июля 1763 г. подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович, бывший в то время в карауле Шлиссельбургской крепости, отдал приказ караулу зарядить ружья и идти на освобождение Ивана Антоновича. Караул потребовал показать документ, по которому всё это творилось. Мирович прочёл заготовленный манифест о воцарении законного Императора Иоанна. Охрана последнего быстро сдалась, Мирович ворвался в её каземат, и ему показали мертвое тело заколотого Ивана Антоновича. У его непосредственной стражи был тайный указ, данный ещё Петром III, подтверждённый потом и Екатериной (после того, как лично она повидалась с Императором-узником), что в случае попытки освобождения его, стража обязана тут же его умертвить... Мирович, увидя убитого Императора, сложил оружие, был арестован, с истязаниями допрошен и 15 сентября того же 1763 г. публично казнён на Обжорном рынке в С.-Петербурге. На эшафот шёл с достоинством и даже благоговением. Это была первая за многие годы публичная казнь... На следствии он показал, что действовал «сам собой», без всяких сообщников. Единственный сообщник его – офицер Ушаков перед всем происшедшим погиб в результате несчастного случая (утонул). Так что Василий Мирович действовал будто бы совершенно один. Он намерен был привезти Ивана Антоновича в артиллерийскую часть в столице и здесь провозгласить Императором, то есть произвести с помощью военных такой же переворот, какой был сделан 28 июня предыдущего года Екатериной II-й. Нужно было быть сумасшедшим, чтобы без подготовительной работы в войсках и без сообщников, одному (!) попытаться такой переворот совершить. Но сумасшедшим Мирович не был. Значит, он просто скрыл тех, кто его направлял и, естественно, обещал и содействие воинских подразделений и политическое содействие. Но – кто? Это осталось загадкой. Впрочем, она в самых общих чертах разрешима. Достаточно знать, что перед этим Мирович вступил в масонскую ложу. Он был в сильной обиде на власть, потому что ему и его родне, как потомкам малороссийского казачьего полковника Мировича, изменившего вместе с Мазепой Петру I, было отказано в имениях и дворянских правах, несмотря на его усердные хлопоты. Это горькое недовольство Мировича и использовали масоны, вдохновив своего «брата» на попытку освобождения Ивана Антоновича с самыми «благороднейшими» намерениями. Связанный масонской клятвой хранить всегда в полной тайне дела и намерения ложи, Мирович взял всю вину на себя одного, но в самом ли деле «посвящённые» руководители ложи, высокого ранга дворяне, желали низложения Екатерины II? Как раз напротив, они хотели её утверждения и избавления от опасного узника, о чём говорят в совокупности все обстоятельства дела. День гибели Ивана Антоновича (5 июля) почти совпадает с днём гибели Петра III (6 июля). Не является ли это прозрачным намёком Екатерине II-й, что обе «случайные» смерти устроены одними и теми же её доброжелателями? Видимо, так. 1763 г. – это только в начале её правления, когда, при неясности будущего, ещё нужно было всячески укреплять «революционерку» на русском Престоле. Была ли замешана в убийстве Ивана Антоновича и в какой мере сама Екатерина II, остаётся неясным. В письмах она выражала крайнее удивление «дивами» в Шлиссельбурге и безпокойство последствиями. Но в её век уже многие (в том числе коронованные) особы научились очень искусно лгать и в письмах и даже в своих дневниках (здесь уж в расчёте не на современников, а на потомков!), так что верить таким документам на слово нет никакой возможности.

Мы должны обратить внимание на то, что духовный выбор Великороссии в пользу всего земного, мiрского и суетного против духовного и церковного совершался не только в дворянстве, но и в массах народа, в крестьянах. Уже отмечалось, что в середине XVII-го столетия стал заметен отход части русских крестьян от религиозного восприятия земледелия, своего труда на земле, заменяясь восприятием рациональным, – как источника вещественного благополучия, а то, если можно, – и прибыли. В XVIII веке процесс продолжался и приводил к тому, что деревня всё более разделялась на крестьян предприимчивых, богатевших, и крестьян не умевших, да и не хотевших (!) суетиться о тленных вещах, и потому нередко бедневших. Бедные стали наниматься работать к своим же богатым крестьянам, или уходить в город на заработки, или бежать от гнёта помещиков и «своих» богатеев на окраины государства, в крайних случаях, подаваясь в разбойники. Массовому обнищанию крестьян содействовало не в последнюю очередь всё возраставшее под влиянием двора стремление к роскоши и пышности в дворянской среде. Постройка усадеб на европейский лад, французские туалеты, украшения и безделицы, большая прислуга, «выезды» и т.п. стоили очень дорого! Помещики начали «драть три шкуры» с крестьян, теперь ещё и ради всех этих безделиц, почитавшихся обязательными для «благородных». Поясним, что, говоря о богатых крестьянах, мы не имеем в виду просто зажиточных, «крепких» крестьян. Последних всегда было много, иной раз – большинство, и они, как правило, являлись людьми вполне добрыми, совестливыми, подлинно православными. Но чтобы в условиях крепостного права крепостному крестьянину на виду у своего господина стать не престо зажиточным, а очень богатым (так что иной раз давать взаймы барину!) – для этого нужно было быть человеком, особо пристрастным к богатству. С другой стороны, бедность сама по себе далеко не всегда свидетельство православности. Нередко (хотя тоже совсем не всегда, не как правило) бедность бывала следствием лени, пьянства или иных пороков. Чтобы в условиях православной веры народа стать, к примеру, разбойником, тоже нужно было быть человеком особым, могущим заглушать в себе голос совести. Всё же в общем и целом сильное и заметное разделение русской деревни (да ещё если она – помещичья, где все – одинаково крепостные) на богатых и бедных – это явление, говорящее об отходе от устоев Святой Руси значительной и внушительной части «простого» народа.

А на Престоле была Императрица, всерьёз хотевшая облагодетельствовать «эту страну», «этих русских» своими мудрыми просвещёнными полезностями. Ею было задумано великое и действительно очень нужное дело – составление нового свода законов, ибо ни Пётр I, ни его преемники, не дали России нового законодательства, действовало до сих пор (!) Уложение 1649 г. Царя Алексея Михайловича... В 1767 г. Екатерина II созвала свои знаменитые комиссии для составления нового Уложения, состоявшие из выборных депутатов всех сословий России, кроме крепостных крестьян. Это было нечто среднее между Земским Собором и Парламентом. Комиссии сами ничего не решали и не имели права решать; они могли только подавать предложения на основе обсуждения «наказов» от разных сословий разных мест государства, привезённых с собой депутатами. И всё же впервые почти за сто лет после Земских Соборов в России собралось совещание представителей всей «Земли»! Ему, этому собранию, Екатерина II направила и собственный свой «Наказ», составленный в духе гуманизма французских «просветителей». Поначалу «Наказ» был довольно обширным и уж слишком гуманным. Вельможи «принудили» Императрицу его исправить и сократить. Она это сделала. Но даже в исправленном в пользу дворянства и сокращённом виде, будучи издан в Европе, «Наказ» Екатерины II был там запрещён, как слишком опасная либеральная книга! Не пригодился он и в России. Нового свода законов не было создано: комиссии не сумели привести к «общим знаменателям» великое множество совершенно разноречивых и противоречивых «наказов». Но они всё же принесли несомненную пользу именно тем, что представили откровенно всю многоголосицу российской жизни... К устройству или переустройству разных сторон государственной и общественной жизни Государыня приступила потом сама, без «комиссий», в совете лишь с теми, кто почему-либо нужен был ей для совета. Работа комиссий, особенно второй, долгосрочной, впервые обозначила новое явление жизни России, о которой мы уже говорили, – поставление интересов «Отечества», государства превыше всех духовных и церковных русских интересов и целей. Екатерина II по поводу этих комиссий писала Вольтеру: «Я думаю Вам бы понравилось сидеть за столом, где сидят вместе православный, еретик и мусульманин, спокойно слушают голос идолопоклонника и все четверо совещаются о том, чтоб их мнение могло быть принято всеми». Для подтверждения этого она готова была послать Вольтеру 640 подписей «с подписью епископа во главе». В ответном письме Вольтер восхищался тем, как Екатерине ІІ-й удалось сделать духовенство «полезным» (!) и «послушным»(!). Однако поскольку такие поистине «экуменические» совещания к единому мнению все же не привели, то выражение общих интересов империи (во всех областях бытия) должна была взять на себя и взяла непосредственно царская власть. Всё теперь стало зависеть от того, каким духом, какими устоями руководствуются Российские Императоры, что видят они целью правления!

Совета с «Землёй» у Екатерины II не получилось (вряд ли она и хотела такого совета). Слишком уж многоликой стала теперь «Земля», называемая Россией. Из работы комиссий Императрица вынесла только один урок: она должна действовать вместе с российским дворянством и в угоду ему, если хочет остаться у власти и при этом прославиться (достичь «обожания»). С точки зрения православной, духовной дворянство не было, как уже говорилась, одинаковым. Множество русских дворян (если не большинство!) всё же были людьми в душе своей русскими и православными! Но такое дворянство не нашло в себе сил и желания стать на путь вероисповедного подвига; оно послушно пошло вслед за другим дворянством, организованным в гвардии, в масонстве, тянувшим Россию в сторону Западных Вавилонских идей и стремлений.

Поэтому, отмечая различие в Великороссийском дворянстве, мы всё-таки вынуждены говорить о нём, как о едином сословии, теперь уже становившемся не только привилегированным, но в значительной мере и правящим. В совете с высшими его представителями и решала Екатерина II важнейшие государственные дела. Реформы Петра I в области государственного и местного управления большей частью не отвечали реальностям, были искусственными и сразу после его кончины начали исправляться. Свой вклад в переделку внесла и Екатерина II. При ней почти совсем исчезли «коллегии» (остались Иностранная, Военная и Морская). Зато большее значение приобретал Сенат. Он был разделён на 6 департаментов, ведавших разными видами дел. Во главе каждого стоял обер-прокурор, во главе всех – генерал-прокурор. Синод приходилось всё-таки выделять в особое «ведомство». Усовершенствовалось деление страны на губернии, уезды и волости. В них упорядочивалось сочетание представителей государства с местным выборным самоуправлением. Особенное самоуправление получило дворянство. Оно объединялось в «собрания» под начальством выбранных им «предводителей». Под контролем дворянства оказывался высший «Земский суд», так что власть на местах всех уровней получила зависимость от правящего сословия. Дворяне (и только, они) получали право в особых случаях апеллировать прямо к Монарху. Упорядочились и введённые Петром I «ревизии», в сущности – периодические переписи населения с целью налогообложения, для чего каждый раз составлялись «ревизские сказки» (показания граждан об изменении состава семей и показания помещиков о составе подвластных крестьян). Продолжилось упорядочение судопроизводства, которое ныне уже совсем не касалось большинства русского народа – крепостных крестьян. Указ Петра III «О вольности дворянства» был Екатериной II восполнен рядом других узаконений в пользу этого сословия, завершённых «Жалованной грамотой дворянству» 1785 г. Дворяне получали право владения землями и крестьянами как своей полной и наследственной собственностью (само «дворянство» теперь также передавалось по наследству, поскольку дворяне совершенно освобождались от обязанности служить где-либо). Они могли без суда отправлять своих крепостных на каторгу, применять к ним телесные наказания, покупать и продавать крестьян («выменивать на борзых»...). Екатерина II запретила только продажу семейных крестьян поодиночке: (а это стало уже обычным) и повелела продавать семьями. На практике же это узаконение нарушалось сплошь и рядом. Наказывалась (и то в самых редчайших случаях!) лишь некая сверхжестокость по отношению к крепостным, садистское мучительство и убийство, поскольку сие всё же претило «моральному чувству» дворян, почитавших себя «просвещённым» сословием. На жестокость «обычную» вовсе не обращали внимания, она была в порядке вещей. Крепостные уже не присягали Царям, от них не принимались свидетельства на суде и сами они в суд подавать не могли. Вся их жизнь, судьба, их земля и имущество оказались в личной собственности помещиков. Запретив переход крестьян от господ в Малороссии, Екатерина II тем самым начала распространять крепостное право и на Украину.

Но при таком положении вещей нужно было как-то воздействовать и на дворянство с целью привлечения его к добровольной службе, образования и смягчения нравов! В докладе Сената Екатерине II утверждалось, что для привлечения к службе не нужно никаких особых мер, так как достаточно «одного тщеславия» дворян! – В высшей степени важное свидетельство! Нажимая на эту опору, Государыня всё же не отказалась и от «приманки» иного рода: за успешную службу дворяне щедро жаловались новыми землями с крестьянами (особенно в областях, завоёвываемых или присоединяемых к России), повышением в должностях, крупными денежными наградами, разными особыми льготами. В то же время усиленно повторялись очень красивые, громкие фразы о «службе Отечеству» как высшей дворянской доблести. Лозунги действовали, ибо подкреплялись двойным средством, – различными почестями и материальными выгодами. Третьей мерой воздействия на дворян считалось образование. Екатерина II вполне в духе европейского просветительства полагала, что можно вырастить «новую породу» дворянских отцов и матерей путём обучения наукам, искусству и путём особого воспитания. Созданы были закрытого типа учебные заведения, для юношей и для «благородных девиц» (Смольный институт). Поощрялись гимназии, различного уровня училища, «пансионы», частные учебные заведения. Екатерина впервые ввела в России бумажные деньги! Они лишь обозначают определённую стоимость, сами по себе таковой не являясь (бумага – только бумага!). В этом тоже – известный подлог, обман, придуманный как раз масонами. Поощрялось развитие промышленности и торговли. Не хватало, правда, рабочих. Но Екатерина разрешила дворянам строить заводы и фабрики, заниматься торговлей, используя труд крепостных. Однако промышленность и торговля не стали «дворянскими»; редкие из дворян всерьез занимались этим, предпочитая не утруждаться, а получать всё даром от труда крепостных на земле. Другое дело – купечество! Оно сделалось очень активным. Не будучи «благородными» по происхождению, посадские люди становились предпринимателями и составляли себе состояние только своими способностями и сноровкой. Русская купеческая торговля распространилась до Монголии, Китая, Японии и северной части Тихого океана, вплоть до Американского континента! Курские купцы Иван Илларионович Голиков и Григорий Иванович Шелихов на свои капиталы основали постоянные поселения на Аляске, прилегающих островах и в Северной Калифорнии, создали знаменитую Российско-Американскую Компанию и добились, чтобы в эти места в 1793 г. была отправлена первая русская духовная миссия, положившая начало Крещения и просвещения коренных народов Америки светом Православия и достижениями российской культуры. Скоро здесь явились и святые: преп. Герман Аляскинский, священномученик иеромонах Иувеналий, святитель Иннокентий (Вениаминов), мученик Пётр алеут. Расширялась торговля и в странах Европы. Всё это пополняло казну государства и приносило славу Екатерине II, объявлявшей всё это и славой России. Но славой России на самом деле были отнюдь не доходы и не утверждение императорской власти, а совсем другое – большей частью непроизвольное (вместе с движением русских людей), а иногда и сознательное (через духовные миссии) распространение святой Православной Веры и самого Православного духа Святой Руси в тех народах и землях, которые присоединялись к России, куда доходило её влияние.

Итак, реформы внутренней жизни России направлены были на всемерное укрепление личной власти Екатерины II через укрепление положения и власти дворян. Так как делалось всё это за счёт народа, то не удивителен и «ответ» с его стороны. Он состоял в окончательном духовном отчуждении народа от власти. Большая часть Руси просто и благородно смирилась со своим положением, уповая на Промысел Божий. Другая часть русских пристрастилась к лукавству, к игре, двоедушию; здесь стало в обычае презирать господ и исподтишка издеваться над ними, их нелепыми модами и поведением. А иная часть населения начала бунтовать. Пушкин назвал «русский бунт» – «безсмысленным и безпощадным». Безпощадным он часто бывал. Но никогда (с самых древних времён!) не бывал безсмысленным!

Мы упоминали уже о «странных» волнениях монастырских крестьян накануне их передачи под власть государства. Странным было здесь следующее. Невесть откуда в среде этих крестьян появились в 1762–1763 г.г. «агитаторы», имевшие на руках подложные тексты царского манифеста и указа Сената о том, что крестьяне будто бы получают «свободу» и теперь не только личные, но и монастырские имущества передаются им, а чиновники и церковные власти скрывают это от них. Возмутившись «обманом», крестьяне начали грабить имущества церквей и монастырей. Правительство в «праведном гневе» подавляло бунты вплоть до применения пушек. Но оказалось, обман заключался в другом... Бунты эти как раз и стали официальным предлогом для Екатерины II, как сама она и писала, чтобы отнять имения и земли у Русской Церкви, то есть бунты были ей выгодны и нужны!.. Происходила тогда и иная «странность»: один за одним стали в больших пожарах сгорать русские города (особенно те, что являлись губернскими). Немедленно после пожаров появлялись «высочайшие» утвержденные планы-проекты новой застройки старинных городов, придававшие им не только совершенно новый облик, но разрушавшие древнерусский уклад городской жизни! Ранее русские города представляли собой совокупность посадских и пригородных слобод, центрами коих являлись храмы, а слободы были естественно их приходами. Слободы-приходы объединялись общегородским «правильным» иди «регулярным» центром тоже непременно с кафедральным (соборным) храмом. Жизнь каждой слободы (а, значит, и города в целом) была тем самым жизнью Православной церковной общины, где центром жизни был храм (с площадью для собраний и кладбищем), а вкруг него теснились дома прихожан, связанных именно церковно-приходскими отношениями прежде всего. Такие приходы-слободы в городах являлись и административными единицами и первые «ревизские сказки» составлялись как раз по приходам. После «сгорания», по новым планам, городские и пригородные слободы уничтожались, вводилась новая европейская планировка более или менее прямых взаимно-пересекающихся (сеткой) улиц, деливших единую теперь площадь города на кварталы. И административной единицей, а также центром жизни людей становился уже не храм, а бездушный квартал. В центре города разрешалось строить только каменные (кирпичные) дома, а деревянные – на окраинах. Это сразу расселяло, разъединяло бывшие приходы-общины русского города, так как не все прихожане могли построить себе кирпичные дома... Так, под «благовидным» предлогом придания городам большей красоты, уничтожались основы и традиции Великороссийской православной жизни в городах. Просто до гениальности! Если вспомнить, что мастерами-архитекторами, составлявшими новые планы городской застройки при Екатерине II, были «мастера» масоны, то нельзя не отдать им должное в искусстве обманывать русский народ и потрясающе быстро уничтожать коренные устои его быта и жизни, исподволь, под «благороднейшими» предлогами! Как видим, многие «странности» правления Екатерины II слагаются в целую цепь провокаций, с помощью которых она и силы, её поддерживающие, достигают своих духовно-политических целей. Но «концы» так ловко спрятаны «в воду», что часто не ясно – была ли провокация следствием действий демонических сил, по Божию попущению, создававших выгодные случаи, или она была следствием продуманных действий. Так или иначе, Екатерина II играла с огнём (вплоть до буквального смысла слова). И тогда уже совсем не странно и не загадочно, а вполне закономерно и естественно, что она получила в ответ страшный огонь восстаний!

Они начались с Москвы в 1771 г., когда здесь появилась чума (тоже – Божие наказание!). Бедствие приняло ужасные размеры, в день умирало по 500-600 человек. Народ, москвичи, как бывало всегда в таких случаях, обратились за помощью к Богу, ко Христу, к Пресвятой Богородице, каясь в грехах и стремясь к церковным таинствам, службам, иконам. Но тут у них на пути стал не кто-нибудь, а «православный» архиерей Владыка Амвросий (Зертис-Коменский). Он был из малороссов-приспособленцев и сторонников светских наук. Священникам было запрещено причащать умирающих больных, отменялись богослужения в храмах, дабы избежать скопления народа у чтимой Боголюбской иконы Матери Божией, запрещались молебны перед этой иконой. Сия икона была снята со своего места у Варварских ворот Китай-города и поставлена в церкви; к ней не разрешали прикладываться устами. Тогда москвичи взбунтовались. Амвросий попробовал скрыться, переодевшись даже в мужицкое платье, но был найден, убит, а богатства его, которые он накопил в изрядном количестве, были разграблены. Разбивали и грабили склады и магазины. Московские власти не справились с бунтом. Императрица послала на усмирение Григория Орлова. К концу года он справился. Но в это же самое время, в 1771 г. вспыхнул бунт на Южном Урале, на р. Яике в среде казачества, которое подвергалось тогда той же участи, что Донское казачество при Петре I. Происходило подчинение казаков государству и закабаление, лишавшее многих исконных «вольностей» и прав. Бунт был сурово подавлен, но казаки не сломились. В 1773 г. в их среде появился беглый Донской казак Емельян Пугачев. Способный и хитрый мужик Пугачёв понимал, что народ не пойдёт против Царя вообще, он может пойти только за Царя. Поэтому Пугачев объявил себя спасшимся Императором Петром III, который с народной помощью должен вернуть себе «законную» власть и Престол. Это уже подходило! Постоять за Царя истинного, против незаконно занявшей Престол «немки», да к тому же ещё повинной в безконечных бедах народа, – такая идея давала моральное оправдание выразить в действии накопившееся возмущение и недовольство. К Пугачёву примкнули яицкие казаки, рабочие горных заводов, старообрядцы, часть бедных татар и башкир. Собралось войско до 25000 человек. Начался разгром крепостей по Лику (кроме Оренбурга). Посланный сюда генерал Бибиков нанёс пугачёвцам ряд поражений. Но в 1774 г. после его смерти, «Пётр III» явился на Волге, взял Пензу, Саратов, чуть было не взял Казань; подходил к Царицыну. Майор Михельсон «гонялся» за самозванцем, но никак не мог уловить его. Меж тем везде Пугачёв поднимал крепостных. На огромном пространстве России по Волге и Южному Уралу запылали помещичьи усадьбы. Разбитые крепости, города и сёла обагрились кровью сотен помещиков. Трупы дворян На виселицах стали «деталью пейзажа». Казань была в полной панике! Перепугалось, и не на шутку, дворянство Москвы, где возникло смятение. Можно представить себе и страх Екатерины II! Против нее шёл как бы призрак убиенного мужа и шёл с таким зверством и силой, что, кажется1, зашаталось само здание государства. Императрице пришлось отозвать с турецкой войны фельдмаршала графа А.В. Суворова, уже отличившегося особыми военными дарованиями. И только Суворов сумел победить Пугачёва! В 1775 г. свои же разбойники выдали самозванца властям, и он был публично казнён в Москве.

После этого Екатерина II не говорила о вредности крепостного права. В 1790 г. она осудила дворянина Александра Радищева на каторгу за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», где он, гневно бичуя крепостническое рабство, развивал, в сущности те же идеи, которые свойственны были и Екатерине II... Российская Империя во времена её царствования продолжала во внешней политике те направления, какие до Екатерины давно начались и хорошо обозначились. Это были движения в западном направлении (в Европу), в южном (к Чёрному морю) и в восточном (на Дальний Восток и в Америку!). Здесь достигнуты были большие успехи.

«Речь Посполитая» (Польша) давно представляла собою клубок неразрешенных противоречий, втягивавших Россию в течение польских дел. Суть вещей сводилась к тому, что из-за крайней гордости польской знати (магнатов и крупных панов) и шляхты (рядового дворянства) королевская власть в этой стране стала слабой и почти номинальной. Всё зависело от решений Сейма, который редко мог приходить к общему мнению из-за постоянных ссор между собою различных шляхетских партий. Шляхта же образовывала безконечные «конфедерации» (союзы) во главе с магнатами, боровшимися за свои групповые права и амбиции. Сейм сделался также недееспособным. Таким образом, не осталось совсем никакой сильной центральной власти. «Конфедерации» и иные объединения шляхты не ограничивались спорами в Сейме, но часто вступали в сущие войны между собой. Нещадно притеснялись польские «хлопы» (холопы) – крестьяне. Притеснялись также православные (в бывших исконно русских землях Литвы) и протестанты. Всё это уже при Петре I позволило России утвердить своё влияние в Польше, особенно в деле выборов королей, сделавшихся ставленниками С.-Петербурга. При Екатерине II Польский король Станислав Понятовский (её личный друг) не раз обращался к России за помощью. Влиянию русских в Польше, естественно, старались противостоять соседние Пруссия и Австрия, также принявшие участие в польских делах. Используя просьбу православного епископа Григория Конисского о защите православных, Россия военной силой заставила в 1768 г. Польский Сейм заключить договор, прекращавший преследование православных и дававший России большие права во внутренней жизни Речи Посполитой. Составилась тут же противная этому договору «конфедерация» в Баре, начавшая действовать в пользу католической веры и Сейма. Барские конфедераты своими зверствами вызвали восстание гайдамаков, ответивших также зверством. Так, в 1768 г. ими было полностью вырезано население г. Умань. В Польше возникла великая смута. Русские войска во главе с А.В. Суворовым разгромили конфедератов, взяли у них Краков. Австрия и Пруссия тоже ввели в Польшу свои войска. В 1773 г. все три державы договорились о первом разделе Польши. Россия получила Белоруссию, Австрия – Галицию, Пруссия – Померанию и часть Великой Польши. Польская шляхта, разумеется, не смирилась. Верхи её повели борьбу за обновление государства. Борьба увенчалась успехом и 3 мая 1791 г. Сейм принял новую Конституцию Польши, в которой значительно ограничивались права крупной знати (магнатов), упразднялся протекторат России. Конституция в целом была проникнута духом французских идей «просветителей» и революции 1789 г. Недовольные паны тотчас составили «конфедерацию» и запросили помощи у России с целью восстановить прежние порядки в стране. Снова возникла смута. Снова вмешалась Россия и Пруссия, ввели в Польшу войска. В итоге в 1793 г. обе державы совершили второй раздел Польши. К Пруссии отходил Данциг (Гданьск) и часть Великой Польши. Россия получила Волынь, Подолию и Минскую область, Австрия удовлетворилась уступкой ей некоторых земель в Германии. Для гордых польских шляхтичей всё это было в высшей степени нестерпимо! Началось восстание, руководство которым взял на себя талантливый патриот Тадеуш Костюшко. В Варшаве ночью было перебито 2000 русских солдат. Спасать положение вновь послан был А.В. Суворов. Он быстро разгромил основные силы восставших. Костюшко попал к русским в плен. В то же время действовали против восстания и войска Пруссии. В 1755 г. Станислав Понятовский совсем отказался от польской короны, приехал в С.-Петербург, где и жил до кончины. В том же году состоялся третий и полный раздел Польши. К России отошли Литва и Курляндия. Оставшиеся земли поделили Австрия и Пруссия (последняя получила Варшаву).

Так из-за собственной гордости, из-за шляхетской демократии, из-за хищнического отношения к православным землям Руси погибло великое некогда государство! Более сильные на то время хищники как бы разодрали «тело» Польши на части... Сим закончилось в основном движение России на Запад, в Европу. Нельзя не отметить, что при всей объективной для России необходимости усмирения издревле агрессивного своего соседа, субъективно и лично Екатерина II относилась к Польше как истая немка, почему с ней сравнительно легко нашли понимание и прусский король и австрийский император. С точки зрения Великороссийских интересов, нужно было усмирить Польшу, но не следовало захватывать исконно польские и чисто литовские земли. Это неверное отношение России к соседним народам тогда сделалось «миной», которая стала не раз взрываться потом дурными последствиями для России.

В эти же времена шла у России великая борьба с Оттоманской Портой (Турцией) за выходы к Чёрному морю и за полное подавление Крымского ханства, бывшего, как мы помним, настоящим разбойничьим гнездом, постоянно грозившим России грабительскими набегами. По наущению Франции, воспользовавшись тем, что силы России были отвлечены на Польшу, Турция в 1768 г. объявила России войну. Но, как говорится, «на свою голову». Русские армии под началом Петра Александровича Румянцева и Долгорукого, стали теснить и громить турок. Особо успешно окончилась битва при Хотине, где Румянцеву удалось разгромить много превосходившие его силы Турецкой империи. Он вышел к Пруту, затем к Дунаю, переправился за Дунай (и впоследствии неоднократно переправлялся). За эти блистательные победы он получил титул графа «Задунайского» и звание фельдмаршала. Князь Долгорукий тем временем занял Крым. Русский флот из Балтийского моря прибыл в Средиземное. Командовал им граф Алексей Орлов. Он сумел поднять против турок восстание греков. В страшных морских боях в Хиосском проливе и в бухте Чесме был полностью уничтожен турецкий флот. В 1774 г. был заключён Кучук-Кайнарджикский мирный договор с Турцией. Татары Крыма и Причерноморья освобождались от власти Султана. Россия получила Азов (наконец!), Керчь, устья Буга и Днепра, а также четыре с половиной миллиона рублей контрибуции. Крымское ханство получало независимость. Но очень скоро в нём возникли внутренние усобицы и по просьбе самого крымского хана Шахин-Гирея сюда были введены русские войска. В 1783 г. хан добровольно отказался от власти, и Крым под названием Тавриды стал частью Российской Империи. К Малороссии (Украине) Крым никогда не имел ни этнического, ни политического отношения (это – для справки современным политикам). Он с XIII столетия был сперва в целом татарским и отчасти генуэзским, затем с XV в. номинально турецким, а с XVIII в. – российским. В связи с присоединением к России всего Северного Причерноморья с Тавридой теряла своё значение Запорожская Сечь. Теперь она становилась только опасным очагом разбойничьей казачьей вольницы. В 1775 г. российские войска разогнали запорожцев. Лояльная часть их была переселена на Кубань для охраны границ России на Северном Кавказе, другая часть бежала во владения Турции. Российское дворянство получало теперь новые земли на огромном пространстве Северного Причерноморья, названного Новороссией. Устраивать эти новые владения было поручено новому любовнику-фавориту Екатерины II князю Григорию Потёмкину, получившему титул «Таврического» (Г. Орлову пришлось уступить своё «место»). Потёмкин оказался человеком не менее, если не более, деятельным, чем Орлов. Он многое обустроил в Новороссии. Были основаны новые города, в том числе – крепость Севастополь, началось строительство Черноморского флота. В 1787 г. по приглашению Потёмкина Екатерина II побывала в Крыму, проехав через Малороссию и Новороссийские земли. Не довольствуясь сделанным, Потёмкин решил ещё «прибавить» заслуг своей персоне и по пути следования Императрицы создал ряд декораций, издали походивших на «процветающие» селения, а у дороги против этих декораций Екатерину II встречали одетые в нарядные платья, «радостные селяне». С тех пор нарицательным сделалось выражение – «потёмкинские деревни»... Тоже – штрих к портрету эпохи.

Конечно же, Турция не могла смириться с предыдущим своим поражением и особенно с тем, что Россия построила сильный флот на Чёрном море, вообще усилилась здесь и угрожала Константинополю. К реваншу начала подстрекать Турцию коварная Англия. Она особенно оказалась обиженной на Россию за то, что Екатерина II отказалась помочь Англии в войне за свои колонии в Северной Америке, Соединённые Штаты которой стали бороться за независимость. Так что теперь не известно, возникли бы вообще США, если бы не помощь России!... Более того, Екатерина II призвала и другие державы Европы подписать декларацию о «вооружённом нейтралитете» в борьбе Англии и США, чтобы охранять свои торговые корабли от действий воюющих сторон. С тех пор Англия стала враждебной России. Англичанам удалось достичь своего: в 1787 г. Турция вновь объявила России войну. Поначалу дела складывались неудачно. Бурей был разбит наш Черноморский флот. Потёмкин пал духом, вёл военные действия вяло и, наконец, передал их Суворову. Он одержал блистательные победы при Фокшанах и Рымнике в 1789 г. А в следующем году им была одержана и вовсе фантастическая победа над неприступной крепостью Измаил, где суворовские «чудо-богатыри» покрыли себя особенной славой! Оправился и Черноморский флот и стал наносить туркам одно поражение за другим. В 1791 г. в Яссах был заключён новый мир, по которому Турция признавала власть России над Крымом, уступала России земли меж Бугом и Днестром и крепость Очаков. Суворов получил титул «графа Рымникского». В ходе войны неожиданно умер Потёмкин. Воспользоваться занятостью России попыталась в 1788 г. Швеция, начавшая войну. Но шведский флот не смог пробиться к С. Петербургу, а сухопутные действия в Финляндии велись в общем плохо. В 1790 г. дело кончилось миром, где никто ничего не приобрёл и не потерял.

Удивительные победы русского оружия в Турецких войнах и в Польше всецело приписывались Екатерине ІІ. На самом же деле воинской доблести и полководческих дарований Великороссии было не занимать, как мы помним, с древнейших времён! Безпримерная храбрость русских в славных боях менее всего была следствием влияния личности Екатерины. А если речь вести о победах Суворова, то нужно сказать, что его «Наука побеждать» была всецело основана на православной духовности. Он учил солдат молитве и жизни по заповедям Божиим лучше, чем любой проповедник, так что порой затруднительно даже определить, чему Суворов учил солдат больше – как быть воином или как быть настоящим православным христианином!

Императрица же «учила» своим поведением другому. Кроме Орлова и Потёмкина у неё были ещё «фавориты», но уже не блиставшие ничем великим. Это «любвеобилие» стало одной из ярких особенностей того, что получило название «века Екатерины». В этот «век» и именно в этих амурных делах произошла подмена понятий в сознании русской образованной «общественности». То, что является (и всегда называлось) блудом, прелюбодеянием, похотью и плотской страстью, стало кощунственно называться «любовью» (даже до сего дня!), а обнажённое человеческое тело стало именоваться «красотой», тогда как на самом деле это всегда и только – срамота, как это искони на Руси называлось, почему искони и старались всячески эту срамоту прикрывать. Иными особенностями «века» стали – развитие наук, искусств, литературы (Екатерина сама принимала в этом участие). Впервые в истории Российскую академию наук возглавила женщина – княгиня Е. Дашкова. И нужно заметить, что руководила она Академией очень неплохо! Дашкова была одарённым, образованным человеком. У неё хватило понимания необходимости возродить в литературе естественный, незасорённый русский язык. В екатерининский «век» начался переход от подражания образцам европейской культуры к синтезу её с культурой Великорусской. Результаты сказались отчасти тогда же, но, главным образом, несколько позже, в начале XIX столетия. В искусстве продолжалось влияние французского барокко. Роскошь и пышность дворцовых и придворных сфер достигла своей ослепительной вершины! Но всё это (от развития наук и искусств до развития роскоши и богатства) ещё более углубляло раскол и разлад между Россией дворянской и Россией народной, православной духовной культурой и культурой мiрской, секулярной (то есть отсечённой от веры и Церкви). Болезненное раздвоение личности Великороссии не преодолевалось, а, напротив, усугублялось.

Как могло получиться, что Императрица, превратившая большую часть своего народа в безправных рабов, поработившая (в определённой мере) и Русскую Православную Церковь, не стесняясь блудившая, как мысленно с масонской философией, так и в обычном смысле этого слова, развращая тем самым подданных, прославлена оказалась при жизни и в дальнейшей истории как «Великая»?! За военные победы? Но, в отличие от Петра I, она сама не руководила войсками и в походах с армией не была... При пристальном рассмотрении, «Великой» Екатерина II была прославлена только российским дворянством (!) и только за то, что служила сословным выгодам и западническим симпатиям дворянства!

6-го ноября 1796 г. Екатерина II скончалась на 67-м году жизни. Смерть пришла к ней внезапно, когда, по-видимому, она её не ждала. С нею в России кончилось «бабье царство».

Самой отличительной чертой этой эпохи от Екатерины І-й до Екатерины II-й, явилось как мы увидели, зависимость женщин-Императриц от мужской силы гвардии и иных организаций дворянства.

«Бабье царство» действительно привело к своего рода дворянской эволюции. Дворянство из служилого сословия превратилось в замкнутое привилегированное и правящее. В лице своих высших сановников, фаворитов, масонов дворянство взяло в свои руки руководство важнейшими для него государственными делами и даже самих Государынь, приобретя над ними неписаную, но реальную власть, обезпеченную оружием гвардии и тайною силой масонства. Отныне, особенно после Екатерины II, дворянство стало считать себя вправе иметь эту негласную власть над Царями и не смогло уже никогда (!) освободиться от гордостных притязаний на эту никем ему не данную и не принадлежащую ему по закону власть!

Значит, теперь от следующего Российского Самодержца зависело, подчиниться ли незаконной власти над собою дворянства, или, следуя законам и заветам Великорусской истории, власть эту свергнуть, возродив в полной мере самодержавие, то есть совершить как бы контрреволюцию! Таким «следующим» стал законный Наследник, сын Екатерины II и Петра III, Государь Император Павел Петрович.