Глава 17. Итоги и переходный момент

Отныне в одном народе, продолжающем жить на одной земле, образовались как бы два разных народа, переставших понимать друг друга. Так описывают иногда последствия петровских деяний. Это можно принять в некоем образном смысле. Ибо Великороссийский народ в большинстве оставался всё же одним народом, хотя уже в чём-то важном не единым. Мы об этом говорили. Добавим только, что это было духовным расколом, разделением, близким к тому, что в медицине называется раздвоением личности. В одной исторической Личности Великороссии стали действовать два противоположных, взаимоисключающих начала. Одно устремилось к Западу с его міровоззрением и міровосприятием, другое продолжало хранить свои исконные жизненные основы, питаться Русью Святой. Первое стало господствующим и было представлено преимущественно господствующими, европейски образованными сословиями (хотя в нём было немало и «простых» не знатных людей). Второе начало преимущественно составляли сословия низшие – крестьянство, духовенство, отчасти небогатые посадские люди в городах (хотя здесь были и многие лучшие люди дворянства). На пути западного образа жизни и мысли склонилась решающая масса правящих классов сильных міра сего, власть имущих. Поэтому начало второе, хотя и продолжало жить, но уже ничего не могло решать в государственно-общественной жизни. Однако оба начала постоянно взаимодействовали и влияли одно на другое. Это очень знакомое каждому состояние, когда верующая православная душа сильно соблазняется чем-то дурным, она может глушить в себе голос совести и духовного разума и углубляться в дурное, а внешним рассудком искать «убедительных» оправданий соблазну.

Соблазн заманчивых, неведомых и новых деяний и открытий оказался слишком велик. Мы уже отмечали перемену идеала в русском обществе, точней в его западнической части. Вспомним теперь и о том, что с Петра І в сознании этой части служение Богу заменяется понятием служения Отечеству. В допетровские времена эти понятия были неразделимы, едины. Теперь они разделились. «Отечество», «Россия» стали «святынями» самостоятельными, самодовлеющими и прямо не связанными с понятиями Христа и предлагаемого Им Отечества Небесного. А это значит, что постепенно, незаметно понятия «Отечество» и «Россия» сделались идолами, истуканами, но не потому, что они сами по себе плохи, а потому, что они поставлялись в сознании людей на несвойственное им первое, главное место. Идолы требуют жертв. И жертвовали. Всем, вплоть до жизни. И пафос «служения России, Отечеству», безотносительно к вере и Церкви быстро сделался очень сильным! Им вдохновлялись многие поколения русских (и теперь ещё вдохновляются многие искренние патриоты), не замечая, что пафос этот ложный, обманный, является, в сущности, чистым идолопоклонством! Вот если сейчас, в наши дни, в среде любой партии (или движения) произнести слова о «служении России, Отечеству»,– они будут понятны и вполне принимаемы, а если сказать о «служении Богу и правде Его»,– это останется в лучшем случае пустым звуком, ибо никто просто не знает, как служить Богу и правде Его!...

Кроме армии и флота, Пётр I оставил после себя все важнейшие области жизни государства в полном расстройстве. Перестали двигаться даже дела в Сенате. Знаменитые «коллегии», будучи учреждением в значительной мере искусственным, действовали также очень плохо. Друг с другом и с Сенатом у них постоянно возникали споры и ссоры, тормозившие решения дел. Пока Петр I был жив, всё это как-то преодолевалось его личным волевым вмешательством в каждом данном случае. Но после его кончины сразу сказалось то обстоятельство, что у России фактически нет правительства! Как мы помним, в старину таковым всегда была Государева Боярская Дума. Сенат не заменял Думы, у него не было права законодательной деятельности. Вместо Думы (правительства) не было создано ничего. Земских и церковных Соборов Петр уже не созывал. И его преемники – тоже. Так что «совет Земли» перестал существовать для Русских Самодержцев. Для себя Пётр заменил его советом с ближайшими единомышленниками, в исключительных случаях привлекая к совету Сенат, генералитет и высших чиновников. Но эти «советы» не были правовыми учреждениями. Хотя в них имелось некое очень важное организационное начало, а именно – масонская ложа. Это начало было достаточно действенным, но тайным. И здесь заключалась и сила и слабость его одновременно. Слабым оставалось то, что для законодательства, определения основных направлений политики требовалось всё же легальное, официальное, правовое учреждение – правительство. И оно, как мы потом увидим, начало создаваться путём «проб и ошибок». Зато очень хорошо организованной силой, на которую опирался Пётр I, была, как и в любом государстве, армия. Но армия Российская теперь отличалась тем, что её ядром являлась гвардия, состоявшая из двух особых полков, – Преображенского и Семёновского. Полки являлись сословными и привилегированными – «шляхетскими», то есть дворянскими. Петру I и в голову не могло придти, что в лице таких полков он создаёт не что иное, как военную организацию российского дворянства, ставшую впоследствии действенным орудием сословного, дворянского влияния на государственную жизнь, на самую власть российских Государей. Это бы ещё – полбеды! Но беда, сущая беда для России и для самой Монархии Российской состояла в том, что в дворянстве, именно благодаря Петру I, стала процветать также организация и идеология масонская, не сословная. Тогда неизбежно получалось, что в каких-то случаях гвардия, военная организация дворянства, может направляться, использоваться его масонской организацией в целях уже не всегда даже сословных... Так Пётр І в самые основания российской государственности заложил две мины страшного разрушительного действия, которые и «сработали» потом таким образом, что рухнула совсем российская монархическая государственность. А начиналось всё вот каким образом. Вблизи одра умиравшего, но ещё живого Петра I, началась борьба по вопросу о престолонаследии. Родовитая знать, имевшая за собою духовную поддержку Церкви и подавляющего большинства народа, стояла за то, чтобы Царём стал родной внук Петра I, сын Царевича Алексея Петровича, Пётр Алексеевич, которому было тогда 10 лет. В правящем слое к этой партии относились Долгорукие, Голицыны, Репнины, младший Апраксин. Но против них были деятели возвышенные Петром из безродных, во главе со «светлейшим князем» А. Меньшиковым (Толстой, Ягужинский, Остерман, Брюс, старший Апраксин, и примкнувший к ним из-за распрей с Репниным, родовитый Бутурлин). Они были зато, чтобы царствовать стала Императрица Екатерина. Последняя, зная сама, кто она такая, и понимая, что её, как законную Царицу, не примут ни родовитое дворянство, ни народ, крепко держалась за партию Меньшикова. И родовитые и безродные («выскочки») в этом самом высшем правящем слое были одинаково членами того узкого круга любимцев, лично приближённых к себе Петром І, в совете с которыми он и решал важнейшие дела. Екатерина Алексеевна и «выскочки» с Меньшиковым во главе понимали, что в случае воцарения Петра Алексеевича ІІ-го они теряют не просто многое, они теряют всё (!), могут потерять и самые головы свои. В отличие от них, родовитые, в случае воцарения Екатерины, не теряли ничего, так как слишком глубоки и сильны были корни их родов. Поэтому родовитые боролись слабее, хотя на их стороне было большинство российского общества. «Выскочки» такой поддержки не имели. Единственная сила, на которую они могли опереться, была даже не армия в целом (ею руководили Репнин и М. Голицын), а гвардия, находившаяся в руках Бутурлина. В этот решающий час все в государстве стало зависеть от настроения двух полков – Преображенского и Семеновского. Их офицеры добровольно, никем не понуждаемые, явились к Екатерине, заявив о своей преданности и поддержке. Тогда Екатерина через Бутурлина приказала привести оба полка под окна дворца, где «птенцы гнезда Петрова» спорили о том, кому теперь царствовать. Офицеры этих полков вошли в самую залу, где проходил совет, и криками своими поддержали партию Меньшикова. Репнин возмутился («кто посмел привести сюда офицеров?»). Бутурлин ответил, что он привел не только их, но и оба полка по повелению Императрицы, которой и Репнин обязан подчиняться...

Совещавшиеся, посмотрев в окна, убедились, что преображенцы и семёновцы здесь в полном вооружении. После такого «довода» спорить было трудно. Поневоле родовитые согласились на воцарение Екатерины. Так одновременно с вестью о кончине Петра І в столице была оглашена весть с восшествии на Престол государства российского его жены. Женщина на Престоле!... Такого в Великороссии еще никогда не бывало. К тому же она была совсем не царского рода, чего тоже никогда и представить себе до сих пор никто в России не мог!

Важно отметить, что это деяние сподвижников Петра I было явным нарушением Уложенной грамоты Великого Церковного и Земского Собора 1613 г., так что сотворившие его подпали под соборное проклятие. Возможные рассуждения о том, что с духовной точки зрения муж и жена – «плоть едина», опровергаются тем, что брак с Екатериной при живой первой жене, без всякой вины со стороны последней, был незаконным. Так думали тогда в России все, не только противники реформ Петровых. Посему главнейшим основанием такого из ряда вон выходящего деяния было названо то, что сам покойный Император назвал Екатерину Императрицей, и тем самым будто бы назначил её своей преемницей на царстве, согласно закону 1722 г. о праве Царя назначать себе преемника по своему усмотрению. Это было сущим обманом общества, народа, страны. Пётр не назначал её преемницей. Он оттягивал вопрос о престолонаследии до последнего. Умирающий он взял перо и бумагу, но сумел написать только два предварительных слова: «Оставьте всё...» , а – кому? – так и осталось не ясным. И сказать вслух он уже ничего не смог. Как видим, невиданное и незаконное воцарение над Российской Империей и безродной и не русской женщины, оказалось возможным только благодаря вмешательству в решающий момент дворянской гвардии!

Почему же дворянская гвардия, где от солдат до офицеров все были большей частью из родовитых Великороссийских семейств, выступила за Екатерину? Вопрос непростой, если вспомнить, что и тогда и сразу после кончины Петра I дворянство сильно тяготилось обязательной военной службой (и потом постаралось быстро освободиться сперва от того, чтобы начинать службу с «рядового», а затем и совсем от обязательного служения в армии). Иначе говоря, в интересах российского дворянства было освобождение от обязательной службы в гвардии, что успешней всего могло быть достигнуто с воцарением малолетнего Петра II-го и при руководстве им членов Царской Семьи и родовитой знати. Почему же представители этой знати – гвардейцы Преображенского и Семёновского полков в данном случае пренебрегли собственным сословным интересом? Какая сила заставила их поступить таким образом?

Рациональных объяснений нет! Историки указывают на причину достаточно иррациональную, – «любовь», душевную преданность гвардии «полковнице», делившей с «полковником» – Петром и гвардией не раз все тяготы и опасности походов и походной жизни. Свет славы, силы, величия «полковника» – Петра I падал в глазах гвардейцев и на его жену, «боевую подругу», которая теперь, после смерти Петра, как бы заменяла собою его... Всё это трогательно, романтично, всё это, действительно, имело место в чувствах гвардейцев. Но что-то не верится, чтобы одна романтика могла решать судьбы Империи. Вместе с тем всё же, если бы мы начали искать иных, прозаических (корыстных) причин поведения гвардии, то не нашли бы их. Екатерина, правда, постаралась ещё в последние дни жизни Петра I задобрить армию и гвардию и денежными подарками, и ослаблением службы, но гвардейцы до этого добровольно, а значит не ради денег и наград, уже стали на сторону «полковницы».

Значит, нам не остаётся ничего иного, как исследовать всё-таки эту самую душевную «романтику», не является ли она чем-то особенным то есть не просто любовью солдат к полководцам.

У писавших о Петре I нередко встречаются слова о том, что многие в обществе, в том числе и особенно – в гвардии и среди ближайших сподвижников, его «обожали». Кажется, что сие может быть лишь образным, литературным выражением, означающим особую любовь и преданность. Любовь и преданность войска своему достойному военачальнику, равно, как и любовь подданных своему достойному Государю, – явления обычные, естественные, не раз в прошлой истории встречаемые. Но в эпоху Петра I, оказывается, что выражение «обожание» имело и прямой, буквальный смысл и точней может быть передано понятием «обожествление»... Вот, к примеру, слова одного из сподвижников Петра I Нартова: «...Хотя нет более Петра Великого с нами, но дух его в душах наших живёт, и мы... умрём верными ему и горячую любовь нашу к земному богу (!) погребём вместе с собою». Ритуал похорон Петра разрабатывался Брюсом и Меньшиковым – самыми первыми членами самой первой масонской ложи в России. «Мастера» хоронили «Великого мастера». В одном помещении дворца происходило общее (народное) прощание с телом Императора. А для прощания избранных тело было перенесено в другую «скорбную залу».

Среди прочего убранства здесь было то, чего не бывало ни в каких королевских домах Европы, а именно – четыре пирамиды с надписями, выражавшими скорбь и похвалу от лица Церкви, гражданского общества, армии и флота. В траурном шествии участвовало 166 «чинов». Тело Петра было предварительно забальзамировано. После церковного чина погребения («предания земле»), оно тем не менее земле предано не было, а было поставлено во гробе в Петропавловском соборе и находилось в таком состоянии до 21 мая 1731 г., то есть непогребённым более шести лет! В это время избранные частенько посещали мумию своего «земного бога». Известен случай, когда Ягужинский обратился вслух к этой мумии с жалобой на Меньшикова...

Перед нами не просто «горячая любовь» подданных к своему Монарху; перед нами религиозное поклонение «земному богу», человеко-богу (как противоположность поклонения Богочеловеку – Христу). Здесь вполне определённые и известные черты масонского оккультизма. В Российской истории такого никогда не бывало и не будет до эпохи Ленина и Сталина. Наиболее яркая и известная параллель этому имеется в древнем Египте (одном из источников масонства) с его обожествлением особ фараонов и бальзамированием их тел с целью сохранить «навечно». О, как не случайно в народе Петра называли антихристом! Если у старообрядцев он так назывался в собственном смысле, как последний губитель рода человеческого, что было, конечно, крайностью, то у православных имелось верное представление о том, что он один из антихристов в том смысле, в каком Апостол Павел говорит, что «антихристов уже много в міре». Духовная сущность масонства как раз состоит в приведении всего человечества к поклонению человеко-богу «великому иудейскому царю» (лжемессии) Антихристу. Духовной же подготовкой к сему служат создаваемые время от времени культы личностей «великих людей», когда одному из таких воздаётся поклонение, какое может и должно воздаваться одному Богу истинному. Здесь не только умозрительная идеология; здесь действительное душевное, сердечное ощущение «божественности», сверхчеловечности обожаемой личности! Такой человеко-бог в сердцах поклонников своих вытесняет и заменяет собою Богочеловека – Христа. Такое состояние может достигаться только особым диавольским наваждением. Наваждение является источником и внутренней силой любых «культов личностей», в том числе и культа Петра Великого как «земного бога». Этот культ сильной личности, вождя, человека-бога, сверхчеловека и есть антихристово начало в новой и новейшей истории человечества. Такое прямое сатанинское наваждение на умы и души части русских людей в их отношении к Петру I стало возможным только по причине того разделения (раскола) или раздвоения личности, какое мы видели в самом Петре І, в российском обществе, в душе Великороссии как исторической Личности. Раздвоение – как трещина, брешь или щель, через которую демонические силы могут безпрепятственно проникать в незащищённое постом и молитвой сердце и производить в нём действия, часто прямо противоположные разуму и высшей духовной воле этой страждущей личности... Это же и причина того, что иной раз называется «массовым психозом» (или «гипнозом»), когда безумные идеи или состояния вдруг, неожиданно овладевают массами людей, становясь их живым, действенным религиозным чувством, или необоримым влечением, не имеющим никаких видимых рациональных причин.

Такому-то наваждению и была подвержена гвардия при жизни Петра и в час его смерти. Понятно теперь, почему гвардия предпочла безродную и нерусскую Екатерину законному Русскому Государю из Царского Рода Романовых: Екатерина была отблеском величия «земного бога», некоей принадлежностью обожествляемой личности Петра и никто в этом отношении не мог с ней сравниться!