Глава 8
Чёрт! Где моя форменка? Не понял?! Вот же моя бирка, а на погонах лычка старшего матроса! Это что – шутка такая? Пришлось одевать форменку старшего матроса и нестись в баню. На входе прибывших с выхода проверял старшина из обеспеченцев, сверяясь с каким-то списком. Получив нагоняй, я помчался в помывочную. Сверхсрочник-медик провёл у меня телесный осмотр на наличие потертостей и прочих дефектов, переспросил фамилию, тоже поставил отметку в какой-то ведомости и отправил в помывочную. После бани, посвежевший и чувствуя необычайную легкость, я помчался в казарму. Успел вовремя – Михель уже строил остатки роты на ужин.
В столовой тоже было немноголюдно: обеспеченцы, автомобилисты и матросы, прибывшие с выходов. Минёры уже сидели за столом и спокойно ужинали. Дитер кивнул мне, показал большой палец. Наверно, хочет этим показать, что на опросе все прошло хорошо. А в остальном как будто я и не ходил на задачу с водолазами третьей роты, все буднично. Они старшаки, а я карась.
Удивившись присутствию в столовой нескольких незнакомых матросов, ведущих себя испуганно, я присел за стол по команде старшины Михеля. Ужин был не очень – серая слипшаяся масса макарон, разваренная рыба да остывший чай. Был бы на дежурстве Мотыль, думаю, наверняка бы угостил чем-нибудь вкусненьким. Я даже не наелся. Хотя настроение от этого ничуть не ухудшилось. В баталёрке в тайнике лежит несколько банок, есть чай, так что можно будет перед отбоем основательно подкрепиться. Наверно, накрою стол и подожду Зеленого и Федоса с вертолётной площадки. В столовую, бодро топая, вбежала вторая половина моей группы, работающая на подносе имущества.
Наздоровались, пообнимались. Все уже были в курсе, что я был не в госпитале, и поздравляли с возвращением и тем, что не опозорил первую группу первой роты. Быстро, однако, новости по части расходятся. К чему тогда такую секретность разводят? Наверняка чтобы шпионы запутались. А еще поздравили с присвоением звания старшего матроса! Оказывается, перед учениями был приказ по части, в котором многим матросам присвоили звания. Помимо меня стармоса получил еще и Зелёный. Дожились – теперь и я «ефрейтор», и напарник по головному дозору.
В баталёрке, только я вошёл, из телефонного тайника послышался писк трубки. Кто это звонит? Может, кагэбэшники вычислили тайную телефонную линию: идут учения и бдительность сейчас повышенная?..
– Алло, – осторожно сказал я, нажимая кнопку на трубке.
– Шо ховаешься, трубку не берешь? – хохотнул чей-то знакомый голос.
– Ох, Николай Сергеич, напугал ты меня, я думал: нашу линию вычислили, – обрадовано затараторил я в трубку, узнавая главстаршину Маслова.
– Да нафих оно кому надо – внутренние линии и проверять?! Не бз…и, земеля, тут забот полон рот. Ты щас тама в баталёре сиди, тебе матрос мой, с близнецов который, гостинец принесёт – сальцэ там, кохве, канхветы та пару кассет с материка…
– Сергеич, мож, тебе консервов каких дать, у мене с выходу осталось?
– Та ну, оно у мене такого добра дюже богато! Так шо давай, посыльный уже умчавси, тока хлеба нету – сам уж рухай, давай, землячок, у мени еще сеансов до хрени.
Маслов отключился, и тут же кто-то «семерочкой» начал тарабанить в дверь. Сто процентов – связист-посыльный, не иначе!
За дверью, зажав чехол от чулков ОЗК (общевойсковой защитный комплект), стоял матрос Скиба из экипажа аппаратной Маслова.
– Ты же Брейк? Я от Масела!
– Я! Заходи, не топчи комингс.
Матрос зашёл вовнутрь и принялся выгружать из чехла различные свертки. Судя по запаху, в одном копченое сало, банка с кофе, в одном свертке – сыр, в другом – конфеты. Ох и не расплачусь я за земляческую доброту. Маслову скоро на учебу ехать – надо ему какой-нибудь подарок сообразить. Пригласив Скибу присесть на баночку, я достал из тайника несколько банок консерв и запихал их в чехол.
– Эт нахрена? У Сергеича их полно, – недоуменно переспросил посыльный.
– Да это тебе! Зря, что ли, носился…
– А, ну добро, – обрадовался матрос, – ежели чего – забегай, чем смогу… Меня Арбузом первым кличут, – пожал мне руку матрос и умчался.
Так, на ужин мы имеем кашу перловую, кашу гречневую, тушенку свиную, чай-кофе, сыр, конфеты, а вот хлеба нет. Надо что-то придумать. Сухарей и галет полно, но охота свежего хлеба. Мне на проверку не надо. Даже вахтенный записал в рабочую тетрадь, что меня нужно разбудить перед самым завтраком. Спи не хочу! Целые сутки отдыха!! Поэтому можно попировать. Наши из группы сказали, что Поповских сегодня не будет, поэтому гуляем. А вот хлеб надо всё-таки искать. Хотя вопрос можно решить через моего знакомца из «баллонов» – Ярика. Насколько я знаю, он корешится с хлебовозом. А в это время как раз должна подъехать хлебовозка. Может, позвонить ему? Набрал телефон обеспеченцев и снова представился мичманом. Ярик находился на месте и только что прибыл из автопарка. Узнав меня, он хохотнул:
– Ааа, вернулся, карасик, что там у тебя – опять поменять что-то надо? Так пока вряд ли, мы пока на выводах работаем.
– Да нет, я по другому вопросу – мне бы хлеба свеженького булки три…
– Ну Швили как раз на камбузе разгрузился, ты же с выхода, думаю, приперся?
– Ну, с госпиталя я…
– Хех, ладно заливать! Минеры уже баяли, тебя упоминали, так вот – к чему я…
Я сперва даже не понял, к чему это он. Потом сообразил: Ярик за просто так ничего делать не будет. Точно такой же, как наш Михель.
– Три булки – два взрывпакета. Пойдёт?
– Три булки – три взрывпакета! С доставкой, хлеб горячииий, мягкий. Мы щас в баталёре чаек пить будем, мичманец разрешил.
Ох, ну и торгаш. Хотя хрен с ними – взрывпакетами! Один еще всё равно в заначке останется.
– Добро, порешали! А кто доставит?
– Салажонок прибежит из молодых, не забижай там его.
– Ээ… из каких молодых?
– Совсем в морях с ума сошёл. Салажат уже привезли нового призыва! Тот, что принесет, нормальный шареный хохлёнок, вроде Мотин землячок.
Вот это дела. Я что-то совсем выпал из течения времени. А ведь когда мы заканчивали учебку, кто-то уже топал в военкомат. Когда я осваивал азы разведки, этот кто-то принимал присягу и топтал ботинки в роте молодого матроса в какой-нибудь части. Когда мы были на суточном полевом выходе, в части появились молодые матросы, которые не оканчивали учебок, а имели нужные специальности с гражданки. А я все думал, что самые молодые на разведпункте – мы. Нет, теперь есть и помоложе. Хотя это и не матросы-разведчики боевых групп, а всего-навсего автомобилисты. Но все равно, как приятно почувствовать себя более опытным и бывалым.
– Ты что, заглох? – прервал мою задумчивость Ярик.
– Всё-всё! Я согласен! Он найдет первую роту? Не спалится старшакам и офицерам?
– Гы!! Этот все найдёт! Жди, через пять минут будет…
Ярик отключился. Я покачал головой и полез в шкафы за старыми газетами – застелить стол. На этот раз в дверь постучали осторожно. За дверью стоял невысокий, необычайно широкий в плечах матрос, державший в руках парашютную сумку от запасного парашюта.
– Я к Брейку от баллонов, – возвестил он, заходя внутрь.
– Показывай, что принес, – чуть ли не приказным тоном потребовал я, рассматривая «салагу».
Матрос вытащил из сумки одну за одной три чудесных буханки, еще горячих и источавших аромат свежей выпечки.
Не будем ссориться со старшим призывом, обижать младший и нарушать соглашения. Я достал из тайника взрывпакеты и передал посыльному. Матрос в мгновение ока спрятал взрывпакеты, я так даже и не понял куда.
– Разрешите идти, товарищ стармос! – обратился он ко мне.
– Слышь, а как тебя зовут? – решил я позабавить себя беседой с молодым.
– Степан! Фамилия Падайлист!
– Гы… Падайлист – ярый онанист! – хохма сама пришла в голову.
Матрос ничуть не обиделся и только хмыкнул:
– Да нет, я атлетикой занимаюсь – качаюсь, штангу таскаю…
– У нас замкомгруппы тоже на этом повернутый, все гантели переломал, – вспомнил я про увлечения Федосова, – давай, матрос, к себе в расположение. Смотри, не засветись там никому…
– Есть! – козырнул Степан и резво умчался.
Наслаждаясь спокойствием, я вставил в магнитофон кассеты, переданные Масловым. «В город приходит вечер, за окном уже третий день ноябрь, я зажигаю свечи», – заблеял весьма мелодично какой-то незнакомый мне певец. «Пойдёт», – решил я и начал накрывать стол.
Кашу было бы неплохо разогреть вместе с тушенкой – сухой спирт от минеров еще оставался, но он жутко вонял. Вот делать мне нечего – лёг бы себе и спал спокойно. Сам себе проблем подкинул. Пойти, что ли, Михал Михалыча, еврея-баталёра, расспросить. За спрос денег не берут, хотя этот может. На всякий случай взял с собой оставшийся взрывпакет.
Миша самозабвенно копался в куче старого шмотья. Ему тоже несказанно повезло – баталер из «холодной» убыл вместе с Аничковым. Командиры групп, ротный и заместители участвовали в учениях и в казарме почти не появлялись. Так что Михель оставался за главного на палубе. Выслушав мой вопрос, он почесал нос и сказал, что это в принципе возможно. А увидев взрывпакет, достал откуда-то из шкафов маленькую железную плитку на спиралях.
– Кстати, у меня тут кое-чего не достает из ротного имущества, а именно двух больших лопат. Так вот могу сменять агрегат на эти самые лопаты. Караси вы шарёные, товарец попридержу. С других групп баталёры уже подходили.
– А ты как без плитки?
Михель хмыкнул и вытащил из загашника точно такую, но уже новенькую и блестящую.
Пообещав вернуть все в целости сохранности и в вычищенном состоянии, я попрыгал к себе. К моменту, когда в казарме расстался грозный рык Федосова: «Группа! Строиться возле оружейной комнаты!» – стол был уже накрыт. Я напластал сала и сыра, разогрел и даже прожарил перловки и гречки, заправил их прямо в банках тушенкой, вскипятил полную трехлитровую банку воды для чая и кофе. В баталёрку ввалился Федос и начал громко возмущаться:
– Вот что ты не спишь? Я каплею доложил, что ты прибыл, он приказал проконтролировать, чтобы ты выспался от пуза. Блин, прикинь, ужин просохатили!.. Этим придуркам мичманец Маркуша сказал, что мы на аэродроме питаемся, наш ужин и раздали на хрен молодняку, они вечно голодные… А чем это…
Я с видом фокусника отдернул газету накрывавшую стол.
– Ёёёёё!! – восхищенно протянул Саня. – На пятерых хватит?
– Ну я примерно на столько и рассчитывал, хотя давайте, пока будете переодеваться, я еще пару банок тушняка разогрею.
– На чём?
– На плитке, у Михеля взял. Он за нее две больших лопаты просит…
– Да не вопрос, завтра же притащим! У лётчиков бойцы вечно слюни по ветру пускают, я даже знаю где…
Ввалился Зелёный. Видно, пришёл по запаху и сразу же подбежал к столу и оторвал корочку от горбушки хлеба…
– Зелень, иди переодевайся! – отогнал я его. – И остальных, кто на вылете был, гони.
– Мммм, – ответил, жуя, Зеленов, – то Федос командует, то ты! Я, между прочим, тоже старший матрос…
Вскоре мы расселись на баночках и ждали только Федосова. Саня пришёл вместе со Славой Смирновым, нашим группным связистом. Второй связист Уткин бегал за нашим командиром и сегодня ночевал на взлётке.
– Ну что же, – начал Федос, – товарищи матросы, отметим возвращение матроса Брейка с первой боевой задачи. По слухам от старшаков, вел себя достойно. Также попутно обмоем звания моё и стармосовские нашего головняка…
– Тушенкой и салом, – ответил Зеленый, находившийся в готовности к метанию продуктов со стола в свой желудок.
Смирнов театрально встал и вытащил из-за пазухи белую пластиковую флягу.
– Уже разбавлен, – потряс он фляжкой.
– Я же говорил вам, что надо дружбу с лётчиками водить и жалом не торговать, – гордо сказал Федос.
– Аа, вот чего ты с ихними мичманами кучковался! – восхитился Зеленый.
Выпить разведенного спирта можно было, совсем не опасаясь прихода офицеров. Все на задачах по учениям. На штабной вахте матрос предупрежден звонком – если кто пойдёт по части, отсемафорит. А ведь я не употреблял алкоголя ого-го сколько времени. Да хотя и на гражданке не сильно-то и выпивал. Так, пару раз после победы на танцевальных конкурсах.
Но отставать от остальных неохота. Федосов лично разлил порции, и мы все, накрыв ладонями кружки, чокнулись. Это называлось – по-разведчицки. Выдохнув, я опрокинул содержимое кружки в рот и сразу закусил горячей тушенкой, а потом куском еще теплого мягкого хлеба. Выпили еще раза три, и никто не захмелел, только всю еду подчистили. Зелёный, рыча, выскрябывал остатки каши из банки и одновременно грыз любимые им хлебные корочки. Глаза у меня страшно слипались, а опьянения совсем не чувствовалось. Чуть ли не в полусне снова поставил кипятиться воду на кофе. Остальные убрали мусор, хлопнули еще по разу разведенного спирта, заварили кофе, начали пить вприкуску с карамельками. Мы с Федосом попытались поплясать под магнитофон что-то отвязное металлическое, но потом перепугались, что кто-нибудь услышит, и сделали музыку потише. Потом, еле волоча ноги, закрыли баталёрку и побрели в кубрик спать. Моим одногруппникам с утра еще вылетать, а мне можно спать сколько угодно.
Завтрак я проспал. Проснулся часам к десяти с довольно свежей головой и сухостью во рту. В одних трусах и тельнике поплелся в баталёрку, поставил кипятиться чай. Пока вода закипала, яростно надраивал зубы и плескался в умывальнике. В столовую было идти бесполезно, и я, разогрев банку гречки и банку тушенки, с аппетитом позавтракал, напился чаю с конфетами. Пошёл почистил электроплитку и отдал её Михелю. Забрал высушенные комбез и маскхалат и поплелся сдавать в роту минеров. По дороге офицеров и мичманов не встречалось. Вахтенный по третьей роте сперва объявил меня шпионом, вынюхивающим места доподготовки групп, потом всё-таки вызвал одного матроса из группы «один ноль два». Шлепая тапочками по палубе, появился не кто иной, как Дмитрич.
– Ооо! Душитель пришёл, – поприветствовал он меня, – надо его бояться, он мне чуть кадык не сломал, – пояснил он вахтенному матросу.
– Боюсь-боюсь, – ответил матрос и сделал испуганное лицо.
Я передал имущество, поболтал минуты две и пошёл восвояси. Меня так и подмывало спросить про эвакуацию морским путём и как у них все вышло, но не решился. По дороге мне встретился бодро вышагивающий недавний знакомец, молодой матрос Падайлист.
Степан бодро мне козырнул, намереваясь пройти дальше. Чего это он мне честь отдаёт? Ах, блин, совсем забыл: я же теперь старший матрос! Мне, согласно уставу, младшие по званию должны честь отдавать, соблюдая воинские этикеты.
– Стой, матрос, куда идешь, – остановил я его просто от скуки, а не затем, чтобы поиздеваться.
– Да в клуб иду, в библиотеку, старшаки озадачили книжки сдать, – бесхитростно поведал Степан и показал мне несколько книжек, которые держал под мышкой, – да к нашему зайти надо, он там на культоргов работает.
– О, пойдём в библиотеку, – обрадовался я.
В роте скучно, из наших – только один, дежуривший в порядке очереди, до обеда времени еще полно. О существовании библиотеки я знал, только зайти туда не было никакой возможности – постоянно занят. Может, почитать что возьму. К примеру, «Человека-амфибию» Александра Беляева. Актуальная книжица на данный момент.
– Потопали! Что стал, качок Падайлист?
– Да я, это там, – начал мяться матрос.
– Ага, что-то ты мне заливаешь про библиотеку?
– Да нет, я к нашему хотел зайти, у меня корешок в клубе на музыке сидит, мне в роте сказали новых кассет записать…
– Ну тем более веди! Познакомишь меня с главным диск-жокеем военно-морского флота Советского Союза.
Тут всё понятно: молодой идёт по своим карасёвским делам к своему корешу, который неизвестно как уже попал на хлебное местечко, а светить другана «ой как неохота».
В библиотеке сидела и скучала дородная тетка из гражданского персонала. На мой скромный вопрос о книге Беляева гаркнула так, что стекла в иллюминаторах задрожали:
– Охренел, моряк, совсем! Четыре книги было! Четырееее!.. И ни одной не вернули! Марш отсюда! Даже карточку читательскую заводить не буду. Сейчас учения… замполит все журналы в полевой клуб выгреб…
Я в ужасе выбежал за дверь. Несчастному Степану досталось за всех обеспеченцев разом. Таких цветастых эпитетов и красочных выражений наверняка даже старые мичманы с «железа» не слыхивали.
Матрос выбежал из библиотечной каюты с расширенными от страха глазами.
– Хрена ты меня в библиотеку сводил, – опомнился я, – сейчас еще у твоего музыканта от кого-нибудь отхватим.
– Да нет, он там вроде один сидит. Говорил, что какую-то звуковую газету клепает.
– Ну веди, посмотрим.
Мы прошлись по закоулкам клуба, и где-то за сценой обнаружилась дверца с надписью «звукорежиссерская». Внутри обнаружился худосочный матрос в огромных очках, задумчиво ковырявшийся в чреве чудовищных размеров бобинного магнитофона.
– Шрайбикус! – заорал с порога Падайлист. – Меня прислали кассет записать.
Матрос в очках подскочил с баночки и вылупился на нас, пытаясь разглядеть.
Интересно, как его такого призвали вообще? Ладно в армию, но на флот! Да еще в разведку. Уму непостижимо, он же, как слепой гусь, ближе двух метров наверняка ни хрена не видит.
– Привет, – произнес вполголоса клубный матрос и с опаской уставился на меня.
– Не бойсь, не обижу. Я с первой роты, есть что послушать новенького? – успокоил я очкастого матроса.
В конце концов, я лично не вижу смысла как-то напрягать молодого карася и издеваться над ним. Ну и что, что в очках? Может, он в музыке специалист неплохой. Шрайбикус, он же матрос Шалин, оказался офигительным специалистом в музыке. Он сразу же нацепил мне на голову огромные наушники модной фирмы «Радиотехника», начал щелкать пультами и водить какие-то фишки, подбавляя то басов, то высоких частот. В голову мне ворвался вихрь звуков, да так, что я потерялся в пространстве. Шрайбикус менял кассеты одну за другой, колдовал тумблерами. Он подобрал мне несколько песен из самых модных сейчас на берегу, сразу же записал их на кассету, которую я пообещал отдать. Потом похвастался несколькими новыми аранжировками и подборками, которые он делал еще на гражданке. Короче, знакомство с клубным матросом оказалось весьма нужным и полезным. Шрайбикус, несмотря на свой небоевой вид, моряком был очень общительным – мог говорить на любую тему, а особенно про музыку и популярных исполнителей, и сам весь кипел идеями. Он лично для полевого клуба записал музыкальную программу, которую сейчас успешно опробовал начальник клуба. В дальнейшем Шалин хотел запустить ежедневную звуковую трансляцию, передавать различные музыкальные композиции по просьбам военнослужащих, поздравления и тематические передачи. Степан, видя, что мы заговорились, забрал кассеты и ушёл. А мы еще два часа рассуждали об особенностях музыкальных новинок и жизни там, на «берегу», дискотеках и девушках.
Под конец, распрощавшись с новым знакомым, я задал ему вопрос о том, как он все-таки ухитрился попасть в нашу часть, где отбор по здоровью наижесточайший.
– Да я таблицу выучил с буквами наизусть по рядам, – сознался матрос, – ну еще это, ну… у меня первый дан по карате.
– Чевооо? – удивился я. Первый дан у этого хлюпика?
– Первый дан, – повторил Шалин и, стоя возле стены, абсолютно не напрягаясь, поднял правую ногу выше головы и аккуратно включил свет. Ногой.
День прошёл в ничегонеделанье и поэтому был заполнен скукой. Ближе к ужину я уже совершенно измаялся. Перечитал все газеты в ленинской каюте, отгладил всю свою форму, перешил более аккуратно лычки старшего матроса. К вечеру пересчитал всё имущество, заполнил книги по учету и упаковал свой рюкзак для нового выхода. Вскоре после ужина вся наша группа была в сборе. Начали появляться моряки с других подразделений роты. Нас построили на центральной палубе, появился капитан-лейтенант в камуфлированной форме, громко поздоровался со всеми. Начали доводить боевой расчет и расчеты на погрузочные команды. Завтра весь разведпункт должен будет стронуться с места постоянной дислокации и переместиться, развернуться вместе со всеми службами и командными пунктами и снова приступить к работе.
