Полночь в пустыне
К полуночи я добрался до Феникса. Жара в 103 градуса, и вымершая багажная карусель. Старик с метлой в руках сказал, что несколько часов назад конвейер выключили из-за угрозы взрыва бомбы.
На ломаном испанском он объяснил мне, что багаж выдаваться не будет – его больше нет. Все вещи разорваны полицейскими собаками, затем увезены и свалены в реку Солт.
Я стоически выслушал эту новость и пошел наверх, в зал аэропорта, который в этот поздний час был все еще открыт. В зале царило оживление. В полутемном углу, на грязных сидениях сгрудились люди, которые, судя по их внешнему виду, не летали на самолете лет двадцать. Бармен был слишком занят, чтобы отвлекаться на разговоры. Поэтому я сел рядом с маленьким человеком с бородкой. Одет он был в белый спортивный костюм и читал спортивную страницу в «Аризона репаблик», растерянно посмеиваясь себе под нос и постукивая золотой зажигалкой по стойке бара.
Он улыбнулся мне.
– Вы готовы к Хершелю? – спросил он. – Вы готовы к вступлению в новый мир?
– Будьте уверены, я готов ко всему, – проворчал я. – Но что вы имеете в виду?
У меня не было настроения разгадывать тонкие намеки – мой багаж только что официально уничтожили злые собаки.
Мой новый знакомый буквально кипел от возбуждения. Он завелся из-за недавнего приобретения «Далласских Ковбоев». Они купили Хершеля Уокера – обладателя приза Хейсмана. Мой приятель заявил, что теперь «Даллас» точно выиграет Суперкубок, а Хершель разорвет всех и сделает 2000 ярдов.
– Ерунда, – сказал я. – Если ему повезет, он сделает 500. «Даллас» ни за что не выиграет даже в своей подгруппе.
– Что? – завопил он. – Вы с ума сошли? Уокер крупнее Джима Брауна и быстрее Боба Хейса. Он раздавит их как клопов. Ставлю на кон свою жену.
– Зачем мне ваша жена? – сказал я. – Что у вас есть еще? Я бизнесмен, торгую недвижимостью. У вас есть какая-нибудь собственность?
– Ну и дурак! – сказал он. – Моя жена – самая красивая женщина в Скотсдейле. – Он закатил глаза к потолку. – Что вы хотите? – простонал он. – У меня есть собственность. У меня есть деньги. Здесь, внизу, стоит мой золотой «мерседес-600»… Бог свидетель, чувак, я самый богатый человек к югу от Кэмелбэк-роуд. – Он яростно жестикулировал. – Ты видишь эти автостоянки рядом с аэропортом, чувак? Они мои. Я делаю так много денег, что мне приходится складывать их в ведро, когда я вечером несу их домой.
Я понял. Это было все равно, что иметь дело с «Окридж Бойз».
– Хорошо, – сказал я. – Пусть будет так. – Я сунул руку
в свою сумку и достал стопку новых канадских денег. -
Вот, – сказал я. – Меняю деньги на ключи от твоей машины. – Я протянул ему руку. – В этом году Уокер не наберет 666 ярдов. Заключим пари или оставим этот разговор.
Он тут же схватил мою руку.
– Идет, – сказал он. – Хершель наберет больше ярдов, чем Уолтер Пейтон и Эрик Дикерсон вместе взятые. Он уничтожит Майка Дитку. Про Тони Дорсетта все забудут.
Некоторое время мы спорили, потом он подозвал бармена, чтобы тот засвидетельствовал подписи на договоре. Нашего свидетеля звали Эдди, и у меня было ощущение, что он был готов к такому повороту дела. Я обменял свою стопку канадских денег на большой «мерс».
Подготовка бумаг заняла у Эдди какое-то время. Мой новый компаньон представился как Джек. Джек Паркер.
Когда он называл свое имя, у него вырвался смешок, но то же имя стояло в документах на «мерс», поэтому я сохранил спокойную мину – только попросил у официантки вилку. Согнув вилку в дугу, я мимоходом спрятал ее в ладони правой руки.
Джек, казалось, ничего не заметил.
– Кем вы работаете? – спросил он. – Вы не похожи на
торговца недвижимостью. – Он снова хихикнул. – Вы федерал? – спросил он. – Ведь так?
Тут Эдди вернулся и сказал, что я должен еще пять с половиной тысяч долларов за «мерс» – даже при ставках четыре к одному.
Я поднял свой кулак и показал ему зубцы вилки.
– Понятно тебе? – сказал я. – Принеси мне кредитный ваучер – только не заполненный.
Несколько секунд он тупо глядел на меня, потом ушел. Когда он принес мне то, что я просил, я положил билет лицевой стороной на стойку бара, поверх своей карточки «Амери-кан экспресс» и взял шариковую ручку. Используя ее как скалку, я получил довольно приемлемый оттиск… Старый прием, который используется в массажных салонах. Я освоил этот фокус много лет назад, одной безумной ночью в Трейв-Лодж.
Джек не возражал. По нашему контракту мы должны были встретиться еще раз, здесь в баре, в последний день сезона, и один из нас должен был уйти отсюда с деньгами и машиной – в зависимости от спортивных достижений Херше-ля Уокера в этом сезоне.
– Даже и не надейся, – сказал я. – Он не сделает и 500 ярдов. Ему сломают ноги. К Хэллоуину он будет калекой.
Джек вертел в руках и разглядывал кожаный брелок с ключом от машины.
– Правильно, – проворчал он. – Ты федеральный агент, так?
– Чепуха, – сказал я. – Я занимаюсь совершенно другим бизнесом, как и ты.
– Что это за бизнес? – спросил Эдди.
– Очень подходящий к ситуации, – сказал я. – Я профессиональный азартный игрок, и в декабре мы еще встретимся.
Я поднялся и на всякий случай немного выдвинул острие вилки.
– Уже поздно, – сказал я Джеку. – Я собираюсь в Билтмор. Подбросить тебя?
– Пожалуй, нет, – ответил он. – У меня есть дела в другом месте. – Он приятно улыбнулся и поднялся. – Вот дьявольщина! – сказал он. – Я, правда, хотел бы, чтобы ты познакомился с моей женой. Она обожает азартные игры.
Он проводил меня до эскалатора. По дороге он сказал, что все страховки и документы на машину я найду в бардачке.
– Не волнуйся, – заверил он меня. – Мы будем в контакте.
Я ему верил. Они тут, в этом городе, убили Дона Боллеса,
а от Феникса до границы штата Колорадо – путь неблизкий. Интересно, чем все это кончится? Мне надо просто спокойно делать свое дело и ничего не бояться.
Машина стояла точно там, где она должна была стоять по их словам, – большой золотистый «шестисотый» с тонированными стеклами. Ключ подошел, и через пару минут я въезжал на стоянку в Билтморе.
На следующее утро я отправился в Уикенберг, где обменял «мерс» на новый джип. Потом на полной скорости я полетел на Север. Мне казалось, что, учитывая безумные обстоятельства, я поступаю правильно. К закату я пересек границу штата. Никто меня не преследовал, и мое настроение улучшалось с каждой милей. На Америку спустилась субботняя ночь, а я – ее родной сын.
25 августа 1986 года