Жизнь под руководством

Как новорожденному дитяти нельзя жить без матери, которая печется о нем, лелеет его, пестунствует, так и новорожденному в духе и обратившемуся существенно нужны на первый раз пестун и пестунство, руководитель и руководство.

Необходимость в руководителе-отце очевидна сама собою. Всякому, начинающему искать спасения, нельзя браться за это дело самому или содевать свое спасение по своему разумению и хотению; но с первого же раза надо отдать себя кому-нибудь под науку в сем. Вступил он на новый, совершенно безвестный ему путь: пусть же пользуется верным указанием, а не останавливается на одних своих догадочностях. Ходит он сначала как в тумане, или в лесу каком мрачном, и посреди сетей; пусть же подает руку тому, кто может вывести его оттуда и поставить на пространне нозе его. Он больной: как же можно решиться лечить самого себя в духовных болезнях, тончайших, когда и тела своего не только обыкновенные больные, но и врачи сами не лечат? Тому только, к чему естественно рождены, можем мы и не учась навыкнуть; искусствам же и мастерствам обыкновенно обучаемся – например, писать, рисовать, петь и прочее. А дело спасения есть искусство искусств и наука наук: как же можно обойтись тут без учителя? Кто поступает таким образом, тот, в самом начале пути спасительного, допускает в себе расположение самое пагубное, именно: самонадеянность и самоуверенность. Правда, един есть наш Учитель Господь (Мф. 23, 8), и Дух Божий всегда способствует нам в немощах наших (Рим. 8, 26), и помазание Его учит нас всему (1 Ин. 2, 27); но начавший нисколько еще не способен к такому внутреннему непосредственному Божественному водительству. Бывают случаи, когда неизбежно оставаться при нем одном, – и уповающего Господа не посрамляет. Но случаи такого рода должно относить уже к числу чрезвычайных, чудесных. Чаять же себе чудесности, при обыкновенном порядке вещей – значит искушать Бога. Господь, явившись Апостолу Павлу, сначала послал его к Анании (Деян. 9, 6), а потом уже и Сам непосредственно научал его (Гал. 1, 12), и Апостол сей, уже наученный Богом, вступив на поприще проповедания, притекает к совету других Апостолов, да не вотще говорит, – теку или текох (Гал. 2, 2). Может Господь воспитывать и чрез Ангелов, как это было и в наши времена, в американских владениях; в древние же времена бывало нередко так, что и наставление, и пищу, и причащение приносили Ангелы, как видно из повествования св. Пафнутия о четырех отроках. Но все это суть пути к спасению, руководство и воспитание необыкновенные, которых ожидать и неблагочестиво, и опасно, по той причине, что и враг наш может принимать образ светлого ангела (2 Кор. 11, 14).

Следовательно, надобно держаться смиреннейшей части и покоряться человеку ради Бога, как Богу.

Путь этот оправдан опытами всех святых, просиявших как светила на тверди христианской. Величайшие угодники Божий всегда пользовались советом и руководством. Антоний Великий, Макарий Египетский, Пахомий, Иларион, Евфимий, Савва и все начало содевания своего спасения полагали покорением себя отцу своему духовному и обучались подвижничеству под его наставлением. Зато скоро созревали и усовершались без уклонения и опасных преткновений. Напротив, другой путь, своеличный, по своему уму и сердцу, всегда был почитаем путем заблудным и гибельным. Сколько было разительнейших опытов, что подвизающийся, лишь только уклонялся от руководства, тотчас падал в прелесть, был опутываем сатаною и погибал! Св. Иоанн Кассиан повествует об Ироне – старце, который пятьдесят лет провел в посте, трудах, бдениях и молитве и всех удивил своею строгостию; но после, потому именно, что возмнил остаться с одним своим разумом и волею, принял сатану за Ангела и по его наущению ночью бросился в пустой колодец в надежде, что будет взят на руках Ангелами, и разбился так, что на третий день, по извлечении из колодца, скончался (Собесед. 2-е, гл. 5). Он же упоминает еще о других двух, кои, по своей воле и помыслу, устремились в пустыню, в ожидании, что Господь пропитает их там (Там же, гл. 6). Один из них, по истощении сил, спасся, приняв пищу от диких поданную; а другой – погиб, оставшись и здесь при своей воле. Тот же Кассиан говорит о некоем, принимавшем откровения от беса, свет в келий видевшем и наученном принести в жертву сына, что, впрочем, не сбылось (гл. 7); и еще о труженике подвижнейшем, которого бес совратил в иудейство через сновидения (гл. 8). Подобная же повесть предлагается в Прологе на девятый день января: молодой подвижник своевольно поселился в пещеру горную, принимал откровения от беса и поверил ему, что будет взят на небо, – и погиб бы, если б не сохранила его благодать и не внушила, хотя не с истинным расположением, открыть о том игумену.

Так-то, нет несчастнее, нет ближе к погибели того человека, который не имеет для себя руководителя на пути Божием, особенно кто едва только отстал от худого образа жизни. Пространно и назидательно изобразил это св. Дорофей в своем слове на сей предмет, которое можно посоветовать всякому подвизающемуся иметь при себе и почасту прочитывать (см. поучение 6).

Св. Петр Дамаскин, в первой книге своей – в «Добротолюбии», осматривает всех людей всех времен, бесконечно разнообразных по возрастам, сложению, званиям и состояниям и находит между всеми ими, несмотря на различие до противоположности, и спасаемых и погибающих. «Помышляя о сем, – говорит он, – я сокрушался душою и в недоумении до изнеможения вопрошал: что за причина сему и какое начало нашему спасению или погибели?» Долго трудился он над этим, ища умом неложного решения, и вот какое нашел у свв. отцов рассуждение: «Начало всякого блага и всякого зла есть данный человеку разум, и по разуму - воля. Начало спасения: да оставит человек свои хотения и разумения и сотворит Божий хотения и разумения. Прежде закона, в законе и во благодати много обретается спасенных, потому что они предпочли разум Божий и волю Его, паче своих разумений и хотений; и опять во все те времена много обретается погибших, поскольку свои хотения и разумения предпочли паче Божиих. Волю же Божию (в частных случаях) узнать иначе нельзя, как через рассуждение, и рассуждение не свое, а утверждаемое вопрошением имеющих дар рассуждения и опытных. Только сим образом узнаем, какие хочет Бог, чтобы мы проходили делания. Если же не так, не можем спастись никак. Без сего даже и то, что мы почитаем благим, не бывает на добро, или потому, что неблаговременно, или потому, что не нужно». Также и св. Иоанн Кассиан, доказав, что все должно делать с рассужденим, для познания, какое есть истинное и от Бога рассуждение и какое лжеименное и притворное, диавольское, говорит от лица аввы Моисея: «Истинное рассуждение не приходит иначе, если не от истинного смирения, когда не только то, что делать хотим, но и то, что помышляем, открываем отцам, и ни в чем своему помыслу не веруем, но во всем последуем словесам старцев, то одно и добром почитая, что они таким признают. Такое действование не только благоустрояет человека невредимо шествовать правым путем, но и от всех сетей диавольских сохраняет его невредимым. Ибо тому, кто судом и советом предуспевших управляет жизнь свою, невозможно пасть от прелести бесовской; так как он, самым этим действием объявления и открытия злых помыслов отцам, обессиливает их и немощнейшими творит. Как змей, из темной норы изнесенный на свет, тщится убежать и сокрыться; так и лукавые помыслы, будучи обнаруживаемы исповедию и оказыванием о них отцам, убегают от человека» (Собесед. 2-е, гл. 10).

Так велика нужда и столь неисчетно благо подвергнутая себя руководству других; однако ж, не без разбора и кому прилучится. «Многие из старцев, – как там же говорится у св. Кассиана, – вместо пользы – вред, вместо утешения – отчаяние причиняют вопрошающим, и сие оправдывается примером». Св. Петр Дамаскин о себе говорит, что сам он много раз терпел вред от тех, коих спрашивал. – Почему пишет: «Не всякий, кто стар летами, уже способен к руководству; но кто вошел в бесстрастие и приял дар рассуждения». Хорошо не таить своих помыслов от отцов; однако ж, не всякому, кто ни прилучится, надо их сказывать, но старцам духовным и дар рассуждения имеющим, мудростью, а не одними летами поседевшим. Многие, смотря на один возраст старости, открывали свои помыслы и, вместо врачевства, по причине неискусства выслушавших их, впадали в отчаяние. Не всякий может руководить, и это не только по собственной неуспешности и незрелости, но нередко по быстроте созрения. Многие, по причине великой простоты и великого жара ревности, очень скоро проходят первые степени, и многого не испытывают. Неискушенные же не могут и искушаемым помощи. Сверх того, рассуждение есть один из даров Святаго Духа, коих много, и не все даются всем, а коемуждо якоже хощет Бог. «Чувствия обучена» в рассуждении добра и зла, свойственны всякому очищенному, но разбирать всякие случаи, решать обычайное и необычайное, и что из того может быть допущено и что должно отвергнуть, это могут только зрящие. Вообще, такие светильники Богом образуются и Богом изводятся на дело. Смотрите в житиях: подвизается человек Божий в трудах общежития, отходит на уединение, живет скрытно от всех; наконец, говорится о нем: явил Господь светило. Годный не может укрыться; начинают около него собираться, – и строится премноголюдная обитель: так у Антония Великого, Саввы Освященного, Антония Киева-Печерского, Сергия Радонежского; так прежде, так и теперь.

Отсюда видно, что истинным руководителем может быть только победивший страсти, и через бесстрастие соделавшийся сосудом Святаго Духа, научающего всему, или тот, кто прошел первую степень и чрез внутренний крест и распятие восприял Бога, или восприят Им, и есть Им действуемый и водимый. Только такой может быть назван опытным, непрелестным, искусным, надежным руководителем. Св. Иоанн Лествичник сравнивает его с Моисеем, по дерзновению пред Богом, и с Ангелом, по чистоте и совершенству в духе. «Желая выйти и избежать из Египта и от Фараона, поистине и мы имеем нужду в некоем Моисее, в ходатае к Богу и по Бозе, который бы, стоя посреди деяния и умозрения, воздевал о нас к Богу свои руки, чтоб путеводимые им, прешедши греховное море, то есть страсти, обратили в бегство Амалика. В прелести находятся те, кои, возложив упование на самих себя, возмнили, что не имеют нужды в путеводителе. Из Египта исшедшие имели своим путеводителем Моисея, а из Содома избегшие – Ангела. И одни из них подобны исцеляющим душевные страсти, под попечением искусных врачей, каковы исшедшие из Египта; другие же подобны желающим совлечься нечистоты бедственного дела: почему и имеют нужду, чтоб им споспешествовал Ангел, или, по крайней мере, скажу так, кто-либо равноангельный: ибо, по гнилости ран, потребен нам и врач, и язвоцелитель» (сл. 1).

Каков должен быть руководитель – полнее можно видеть у того же св. Иоанна Лествичника в наставлениях его настоятелю. Там назван он врачом, кормчим, учителем, книгу в сердце написанную имеющим и не от человека наученным, бесстрастным, в Боге живущим и прочее. Видимо то есть, что он должен быть из коснувшихся последних степеней совершенства. Василий Великий так говорит об этом: «Со многим попечением и разумением потрудись найти в предводителя твоего жительства мужа непрелестного, хорошо умеющего наставлять идущих к Богу, цветущего добродетелями, в своих делах имущего свидетельство своей к Богу любви, разумеющего Божественные Писания, немногозаботливого, несребролюбивого, нелюбостяжательного, безмолвного, боголюбивого, нищелюбивого, безгневного, непамятозлобного многоназидательного для сближающихся с ним, нетщеславного, негордостного, неласкательного, не непостоянного, ничего не предпочитающего Богу» (Т. 5, С. 49-50).

Таковы совершенства истинного отца! Без этого он не возможет, при всем усердии, вести к спасению души, вверившие ему себя. Путь, ведущий к Богу, можно изучить из книг, из примеров и учения святых отец и указывать его другим: но руководитель должен не указать только, но и вести, и не вести только, но как бы нести на себе. Он должен быть сильным в молитве ходатаем пред Богом и отгнателем невидимых врагов; а для сего должен иметь дерзновение и силу веры, наступающей неблазненно на всю силу вражию: это дается или стяжавается на второй степени, то есть совершенными. Св. Иоанн Лествичник является во сне и пробуждает ученика, на которого готова была пасть гора. У св. Варсонофия множество опытов, что ученики, ради молитв его, избавлялись от мучительства страстей и стужения бесов. Чтобы вести, надобно видеть все распутия, опытно знать их и знать, как они отклоняются; а для сего надобно стоять на некоторой высоте, с коей можно бы обозревать и все пути, и всех идущих, и того между ними, кто вверился. Словом своим, как рукою, он наставит его, как идти прямо, без уклонений, скоро, среди всех распутий без блуждания. Не очистившиеся от страстей, все стоят на одной линии в уровень, ученый ли кто или неученый, читал ли кто науку о подвижничестве или не читал. Толпу же составляющие люди не видят, куда и как пройти, а толкают только друг друга и идут, как идется, то туда, то сюда, ожидая, не попадется ли им нужная тропинка, чтоб выйти на простор; между тем, как по голосу, который вне толпы, тотчас выйти можно. Дело все в покорении страстей: не победивший страстей не может дать надежного правила на их покорение, потому что сам страстен и судит страстно. Затем-то умный, но сам не испытавший, руководитель никогда не поведет далеко, при всем своем желании. И сам он, и руководимый будут говорить, рассуждать о путях Божиих и все толочься на одном месте. Сверх того, ему должна принадлежать некоторая естественная властная сила над душою ученика, чтоб она беспрекословно, молча, покорялась ему, была как ведомая. Силу же духа, не покоривши страстей и не приявши Духа Божия, иметь нельзя. А без этого слово всегда будет бессильно, бесплодно, потому что не может родить того собою, чего в себе не заключает, как учит преп.Макарий Великий.

Таких совершенств должен быть истинный руководитель и верный наставник! Но и вверяющий себя ему, когда Господь сподобит обрести такового, подвергается великим и строгим обязательствам.

Существо руководства и сила его состоят в завете между духовным отцом и учеником, полагаемом пред лицем Бога, в коем отец берет на себя спасение души ученика, а ученик предает ему себя всецело. В этом завете существенное отличие руководства от совещаний и вопрошений. Наставление, даваемое в последних, не связывает, а в том всякое слово – закон: там вопрошающий имеет еще свободу рассуждать и рассматривать, а тут всякое рассмотрение неуместно и гибельно. Ученик предает себя всецело. «Ты, – говорит св. Василий Великий, – отдай ему себя совершенно упраздненным, то есть, чтоб уже у тебя своего или на свою долю ничего не оставалось, а все принадлежало отцу; иначе этот остаток древней закваски будет портить вновь влагаемое в тебя, и все такое смешение будет безвкусно, неугодно Богу, противно». У св. Иоанна Лествичника приводится пример, как один говорил к своему наставнику: «как ковачу вручается железо, так и я, преподобнейший отец, тебе предался» (сл.4, 23). Как чистое полотно у живописца или как доброе вещество у скульптора, – таков ученик в руках отца. Он взял иго Христово на себя в решимости угождать Ему; а теперь, – как говорит св. Лествичник, – «с выи своей на чужую возложить оное тщится» (Там же, п.5). Он походит на того, кто «поверх воды, руками чуждыми поддерживаемый, переплыть море намеревается». Поэтому и называет он жизнь под руководством добровольною смертью, гробом, сонным путешествием, безопасным плаванием. Ученик есть как бы не действующий, а деемый.

Это со стороны ученика. Со своей стороны и отец дает решительное уверение о (спасении его души собою, берет на себя его) грехи и ответ пред страшным судом Божиим. У св. Варсонофия это выражается во многих местах и очень часто. Например, одному, который просил: «Дай мне слово, господин мой, что ты отвечаешь о мне Богу, и не будет мне вреда», – он отвечал: «Я сладце душу мою полагаю за тебя, смерть только разлучит между мною и тобою» (Отв. 57); другому: «Уразумей, что пишу и скрой у себя: сделаю, что ты услышишь радование небесное, владыческое, Божественное, наследником моих дарований будешь» (Отв. 10); иному еще: «Беру половину грехов твоих», и когда тот усугубил прошение: «беру и все, послушания ради» (Отв. 163, 164). Даже что обещает? «Если соблюдешь мою заповедь, паче же Божию, исповедаю, что отвечаю за тебя в день оный, в который Бог имеет судить тайная человеков» (Отв. 58). А в другом месте молится: «Владыка, или введи со мною и чад моих в Царство Твое, или и меня изгладь из книги Твоей» (Отв. 110). Но такое великое обещание дается под условием решительного, охотного, беспрекословного исполнения учеником всех заповедей отца, от сердца, как Божиих, так что, коль скоро допущено уклонение, – завет нарушен и обещание теряет обязательную силу. Отец берется как бы вознести на себе душу ученика на небо, но под условием, чтобы и этот искатель напрягался, трудился. Такому ищущему по вере Господь помогает, и тот, в уповании на Бога, хотящего всем спастися, не сомневается, что все будет ему и словом, и делом во спасение. Собственно он становится посредником между ним и Богом, посредником неложным, верным, безопасным: что сказано, то и будет.

Так он говорит одному: «да напишутся слова мои в сердце твоем, навяжи их на руки, да будут пред очами»... а далее: «покажи их и чрез совершение делом» (Отв. 11). Другому говорит: «молюсь, день и ночь подвизаюсь за душу твою, но и ты спотрудись, сподвигнись, иначе все бесплодно. Ищи соли, – и соосолю тебя» (Отв. 24, 70). И еще: «если ты нарушишь, что из сего, я неповинен; ты узришь и отвечать будешь в день он страшный» (Отв. 57). Вследствие сего между ними образуется неразрывный, сердечный, духовный союз, по коему отец в сыне и сын в отце пребывают духом сорастворены; и это не на время только воспитания, но и на всю вечность. Св. Варсонофий одному скорбевшему пишет: «видя скорбь и мятеж постигшего тебя искушения, я возболел так люто, как никогда; наипаче помянув, что Апостол говорит: кто изнемогает и не изнемогаю» (Отв. 57). Другому говорил: «я неотходно с тобою; когда идешь ты на послужение общежитию, всячески с тобою идет и сердце мое, соблаговолящу Богу» (Отв. 27). Или: «благодатию Христа Сына Божия, не отлучаюсь я от тебя, но с любовию твоею есмь присно духом» (Отв. 55). Еще: «брате, как своей собственной душе говорю: ибо Господь связал душу твою с моею, говоря: да не отступиши от него» (Отв. 159). И истинный ученик у св. Иоанна Лествичника изображается так: «душа, Христовою любовию и верою к пастырю своему привязанная, не отстанет от него даже до пролития крови, особенно когда она и исцелена некогда чрез него от ран своих. Она помнит слова того, кто говорил: ни ангелы, ни начала, ни силы, ниже кая тварь другая может разлучить нас от любви Христовой. Если же она у кого сим образом привязана, сплетена и прицеплена не будет, то сей напрасно житие свое препроводит, обращаясь лицемерно и притворно пред отцом» (сл.4, п.28). В этом сердечном союзе вся сила и сущность завета. Чрез него на немощного ученика изливается вся сила отца. Потому враг всемерно старается всячески расстроить его и тайными внушениями и даже призраками внушает то недоверие, то подозрение, то желание отойти к другому, как есть примеры тому у св. Варсонофия (Отв. 159 и др.). По такой важности этот сердечный союз должен быть первым предметом молитвы ученика: «открой мысленно Богу свою веру и любовь нелицемерную к настоятелю своему, и Бог втайне возвестит ему о твоей к нему любви, и сотворит его равно к тебе благосклонным и дружелюбным» (Леств. сл. 4, п.45).

Такой, впрочем, союз, есть великое духовное таинство, совершаемое Самим Богом. Не всякий истинный отец для всякого ученика и не всякий истинный ученик для всякого отца. Ищущему с полною верою и преданностию Господь указывает и приводит к тому, кто может, силою Его, привести его к спасению; и истинному достойному отцу полагает в духе извещение принять и нести тяготу сего именно немощного. Так у св. Варсонофия, Иоанн показался было и потом долго не приходил. Когда авва Серил помыслил, что он не придет уже, св. Варсонофий говорит: «телом отстоит, а духом с нами, и не разлучится отныне и до века» (Отв. 5); и еще прежде говорил: «за два года Господь сказал мне, что придет» (Отв. 1). Один из учеников говорил ему: «прибежище и пристанище послал тебя Господь мне» (Отв. 159); другому он говорил: «верим, что Господь привел тебя сюда: не иждиви же тщетно благодати» (Отв. 163).

Отсюда само собою открывается: каков должен быть ученик в отношении к отцу своему.

Все, сюда относящееся, само собою вытекает из того духа, в каком предает себя ученик отцу, и того союза, какой сочетавается между ними.

К отцу своему ученик должен иметь полную и несомненную веру, – веру в то, что он знает путь Божий, может доводить по нему к совершенству и доведет именно и его, что он силен у Бога, и Бог чрез него укажет ему прямой и незаблудный путь; потому все его наставления принимать как совершенно истинные, решительно-спасительные и Богоугодные. Эта вера должна быть светла, чиста, и никаким даже слабым облаком сомнения не омрачаема; ибо ее ослабление есть ослабление и сердечного союза, а ослабление сердечного союза извращает все дело и делает его бесплодным. Потому должно хранить эту веру как зеницу ока. «Сколько вера цветет в сердце, – говорит св. Лествичник, – столько тело успевает в своем служении; а как скоро кто о камень веры преткнется, то уж нет сомнения, что таковой падет; ибо справедливо то, что все, что не по вере, грех есть» (Рим. 14, 23). «В простоте сердца повинующиеся, если чрез любопытство о настоятелевых повелениях не станут воздвигать на себя бесовских хитростей, то добре о Господе путь свой совершат» (сл.4, п.7, 9). Потому и сами отцы прежде всего удостоверялись в вере к себе тех, коих принимали под руководство, и если замечали ее отсутствие, то не принимали. Так св. Варсонофий одного не принял под свое руководство, когда заметил в нем неверие; а когда оно закралось (по наваждению бесовскому) в принятого, то поспешил уврачевать его (Отв. 161). «Тем, кои восприяли о Господе попечение о нашем спасении, – говорит Лествичник, – мы без всякого любопытства должны верить, хотя бы нам казалось, что они и противное что-нибудь спасению нашему установляют. Тогда-то наше к ним доверие, как в горниле смирения, искушается. Ибо то и есть знак истинного доверия, когда кто хотя видит что-нибудь чаянию своему несколько противоречащее, однако, поелику учреждают то начальники, верит им несомненно» (сл.4, п.104).

Должно всячески чествовать отца своего, иметь лице его честным, светлым; не только в слове и чувстве, даже в мысли не иметь ничего омрачающего его или умаляющего сей свет. «Если, – говорит Лествичник, – желаем со всяким смиренномудрием под иго Господне выю свою подклонить и другому нелицемерно вверить спасение свое, то, прежде вступления нашего в монастырь, должны мы, если есть в нас сколько-нибудь проницательности и разума, рассуждать и испытывать о своем кормчем, – должны его искушать, чтобы не попасть нам, скажу так, вместо кормчего на простого гребца, вместо врача на больного, вместо непорочного на сластолюбца, вместо пристани в пучину, и не уготовать самим себе кораблекрушения. По вступлении же на поприще благочестия и отвержения мира, уже не должны со всею строгостию рассуждать о добром нашем подвигоположнике, хотя в нем, как в человеке, может быть, увидим и погрешности некие маловажные. Иначе с таким строгим о делах настоятеля своего испытанием никакой не получим мы пользы от оставления мира. Тем, кои желают навсегда соблюсти несомненное к своим наставникам доверие, нужно хранить в сердце своем неизгладимо и незабвенно добрые их дела, дабы воспоминанием о них заграждать уста бесам, когда они станут в нас воевать недоверие к ним. Если мысль твоя понуждает тебя к тому, чтобы ты осудил или похулил своего наставника, то ты от сего отскочи, как бы от блудодеяния, и отнюдь не давай змию сему ни обнадеживания, ни места, ни входа, ниже какого приступа, – а напротив, воскликни к нему: о, прелестник! – не я приял суд над моим начальником, но он надо мною судиею поставлен!» (сл.4, п.6-7). Сие чествование и благоговеинство непоколебимое растет от веры и ею утверждается: как, напротив, сейчас слабеет, коль скоро слабеет вера, и обратно. Потому на сии два пункта особенно и устремляет враг свои стрелы. Нередко даже привидения строит в помрачение чести отца, чтоб отбить от него ученика, как пострадал Елисей, ученик аввы Исаии. Потому-то, когда в Лествице инок спрашивает у Иоанна Савваита, советовавшего ему предаться отцу: «что ежели сей отец, по нерадению своему, в чем-нибудь погрешит?» – то старец сказал на это: «хотя бы ты увидел его творящим грех, не отходи от него, но скажи сам себе: «друже, зачем ты сюда пришел?» тогда увидишь, как тотчас исчезнет в тебе всякое возвышение» (сл.4, п.112).