Во всем следует положиться на отца или стоять в той уверенности, что удовлетворение всякой его нужды будет исправлено молитвою отца, всякое зло отвращено, всякое благо подано. «Мене держись, – часто говорит св. Варсонофий, – выведу тебя и скоро введу в покой и Богу представлю»; или так: «наследником моим будешь, даров моих сподобишься», или: «вместе ляжешь в одной раке». – Все сие содержится в вере, в той вере, что Господь ищущий спасения всех, спасет его чрез отца и все сделает для него по вере его. Ученик чает, что Господь, по благости Своей, ради молитв отца, и помилует, и грехи простит, и благ духовных не лишит. Оттого со всем бежит к отцу как сын, в несомненном чаянии, что получит удовлетворение, – и получает. У св.Варсонофия ученики часто говорят: «скажи слово, – и будет так». – «Ты нам – пристанище». Когда заболел он, то взывали: «куда нам деваться?»

Естественным следствием веры, чествования и надежды должно быть успокоение под руководством отца как под безопасным кровом. Преданностию ему он пресекает всякое попечение о себе, всякую заботу и опасение. «Он, – пишется у св. Варсонофия – говорит от сердца к отцу: верю, что Господь тобою спасет душу мою; твори со мною, что внушит тебе Господь. Я – уже не я» (Отв. 57). – «Если кто, – говорит Лествичник – по чистой совести навсегда предал себя своему отцу, таковый прочее смерти своей, как сна, не боится, ведая точно, что, при исходе из сей жизни, не от него, но от настоятеля его востребуют ответа» (сл.4, л. 50). Потому дело спасения своего он считает как бы решенным. «Не забудь, – говорит еще Лествичник, – в жизни твоей оного великого подвижника, который хотя в целые 18 лет телесными ушесами от наставника своего не слыхал сего слова: спасайся; однако ежедневно душевным слухом ощущал от Бога не слово «спасайся», что означает одно только желание говорящего и то неизвестное, – но речь: «спасен сей», которая знаменует точное вещи определение и несомненность» (Там же, п.106). Так решительно успокаивает ученика Сам Господь. На его стороне остается только:

Охотное, усердное, живое действование, по указанию и определению наставника – отца. Ибо успокоение не означает недеятельность, а только пресечение всякой заботы о ней и ее плодах или успехе. Ученик должен быть всегда наготове, в бодрой напряженности, а не в разленении. Св. Иоанн Лествичник изображает его стоящим на ничем не связанных ногах, из коих одну стопу к услужению простирает он, а другую – при молитве неподвижно держит (сл.4, п.2); послушание же называет «сонным путешествием» (Там же, п.3): путешествием – по трудам и успехам, а сонным – потому, что все это строится не им. Св. Варсонофий часто обращает к просящим его помощи такую речь: «спотрудись, сподвигнись, вспотей над тем, что я сказал» (Отв. 61). «Я приступаю – говорит, – за тебя к Господу, но если и ты также не приступишь, то срам велик» (Отв. 70). – Духовный отец берется спасти ученика, – но как бы его силами; хочет быть делателем – но в нем, быть его душою. И ученик успокоен только в отрадной благонадежности и несомненности касательно своей участи; а сам все же в потах и трудах.

Действование по манию отца-наставника обязывает к следующим трем действиям:

а) Ничего не слагать умом и сердцем ни касательно прошедшего, ни касательно настоящего, ни касательно будущего: или не верить себе, своему уму и сердцу ни в чем. Не знать, что как есть, даже не хотеть знать и бояться думать, что оно так и так есть без указания отца. Не решать самому: то и то хорошо или худо, в себе ли, или в других, а как скажет отец. Не замышлять и не определять ничего, даже за одну минуту вперед, потому что это зависит от отца. Таким образом, сие «неслагание» есть решительное замолчание всякого внутри произвольного движения сил, пустота, праздность от всего. Оно требует, чтоб умом ничего не было определено, сердцем не вкушено, волею не возделано; помысли, возжелай, вкуси, когда и как велят; а без того, стой в пустом, ожидательном состоянии. Это, по св. Лествичнику, «нелюбопытная жизнь» (сл.4, п.3), или «недоверчивость к самому себе во всех добрых делах даже до конца жизни» (Там же, п.5). Этим заглушается собственное чувство, собственный в вещах вкус. Хорошо то, что по отцу хорошо; худо то, что по нему худо, хотя бы и казалось тебе хорошим. В этом состоянии упраздненный стоит пред лицом наставника, готовый принять влагаемое.

б) Но, при всем желании и напряжении, поставить себя в молчательное положение решительно невозможно. Будут рождаться мысли, определения, суды, планы, пожелания, страхи, похоти; непрестанно извнутрь будет точиться то то, то другое. Касательно всего этого один закон: все открывать своему наставнику: и доброе, и худое. Этим будет очищаться всегда внутреннее. Наставник будет иметь основание, как судить о состоянии ученика; не будет траты времени; всевозможные уклонения мысленные и сердечные устранятся; под руководством наставника будет приобретаться опытность в разбирании помыслов сначала своих, а далее и всех других. Потому-то св. отцы сему откровению приписывают необычайную силу в деле спасения, даже хотя бы оно было и не пред отцом-руководителем. При нем можно избежать всякой опасности заблудиться или пасть, встречая предостерегательный совет. Василий Великий так заповедует: «всякий из подчиненных, если хочет показать достохвальное преспеяние и стяжать навык жить неуклонно по заповедям Господа нашего Иисуса Христа, не должен ни единого душевного движения у себя хранить тайне, но должен обнажать тайности сердечные пред теми, коим вверено благоутробно, и милостиво пещись о немощных братиях. Таким способом что достохвально, то утверждается, а что непохвально, то подобающего врачевания удостаивается; и чрез такой подвиг мало-помалу будем мы возрастать в совершенстве жизни (Простр. прав. 26). При этом не должно устранять себя, как учит тот же святой отец, от открывания помыслов и совещания тем, что совесть покойна, не зазрит. «И в телесных болезнях, – говорит он, – бывает, что немощные не чувствуют их, но верят наблюдению врача более, нежели своему нечувствию: так и в душевных. Скажишь другому, и он определит – здоров ли ты или немощен, и какая у тебя немощь. Так поступали Апостолы. Когда Господь сказал: «един от вас предаст Меня», тогда все, один по другом, спрашивали: «не я ли?» (Крат. прав. 301). Св. Варсонофий говорит: никто да не скрывает помыслов. Кто скрывает помыслы о том злые духи радуются, видя, возможность погубить душу его (Отв. 583). «Скрывающий помыслы пребывает неисцелен; ибо они исцеляются только частым вопрошением о них отцев духовных» (Отв. 317). «Не скрывающий никакого змея в недре своем действительную показует веру; а скрывающий еще вне пути спасения своего блуждает», – говорит св. Лествичник (сл.4, п.46). Такое правило открывать все великий налагает страх на душу не только сделать, но и сказать что-либо и помыслить худое, напоминая имеющий быть суд от отца-наставника, – налагает страх и на бесов, ибо при сем никоим образом нельзя им укрыть своих козней (Там. п.53). Потому-то и стараются они отклонить от сего и, опасаясь обличения, бегут от того, кто во всем открывается, ненавидят и терпеть не могут самого даже гласа откровенности, как учит св. Дорофей (сл.5-е). А какое облегчение душе от этого ! Три года один томился под тяжестию неоткровенности (Пролог Мая 6), и потом, когда одолел себя, тогда вышло из него мрачное облако – знак, что неоткровенность есть дело сатанинское. Иначе, как будет пользовать нас отец, когда не знает, что в нас; а общие наставления можно найти и в книгах. Потому-то св. Лествичник учит, что как с первого раза должно открыть все своему отцу, всю жизнь рассказать, так и во все последующее время – не отрицаться духовнику, споспешнику своего спасения, исповедоваться со смирением, яко Богу (сл.4, п.10, 63, 66). «В одном монастыре, – пишет еще св. Лествичник, – увидел я у гостиника на поясе книжицу малую и, спросивши для чего она, узнал, что он в ней записывал все то, что чрез весь день помышлял и все оные помыслы пересказывал своему пастырю. И не только его, но и других многих той обители иноков я видел так поступающими. Был же сей устав учрежден великим отцом той обители, как я после слышал» (Там же, п.39). «Добрый домостроитель каждый вечер исправно считает дневную прибыль или расход. Но как он узнает это, если не будет ежечасно записывать всего в счетную книгу?» (Там же, п.115).

в) Но главнейшее дело ученика – есть искреннее, неразмышляющее, от веры и чистого сердца беспрекословное повиновение учителю своему и отцу во всем до малейшей йоты. Ученик должен быть как бы автоматом, без своей души, которая у него заменяется душей отца. «Ученичество, по св. Лествичнику, есть совершенное души своея отвержение, посредством телесных действий во всей точности показываемое, умерщвление телесных членов в живом уме, неискушенное движение, отвержение своего рассуждения, хотя бы и богат кто был оным, гроб воли. Ученик – блаженный и живой мертвец» (сл.4, п.3, 4). Повиноваться должно в простоте, без размышления и разбирания, хорошо ли поведенное или худо, трудно или легко, – постоянно, терпеливо, неуклонно, без всякого лукавства и сомнения помышлений (Там же, п.5, 9). Держать себя должно в таком настроении, чтоб, что бы ни делалось, делалось не потому, что сам придумал или восхотел, а потому, что так приказано. Нужно что, спроси и сделай; не велят, хоть и с трудом, а терпи. – И если не имеешь приказаний и дела, – лучше сиди, но не делай сам, по-своему. Все от себя и по-своему есть разорение духа, – то же, что прием яда. Предался отцу, – и пусть уже творит он из тебя и в тебе, что знает. Иначе выйдет: один созидаяй, а другой разоряяй. Последний творит тщетным и свой труд, и труд другого, и дело спасения превращается в празднодетельство. Кто однажды повинется, а в другой раз исполнит свою волю, – говорит Лествичник (Там же, п.60), – тот походит на того, кто в глаз пускает в одно время лекарство, а в другое – известь. Поищи послушания, исполни волю другого и будь беспечален. «Блажен, кто волю свою до конца умертвил, и все о себе попечение поручил своему по Бозе наставнику: таковый станет одесную Распятого Спасителя» (Там же, 44). – Из трех подвигов: поста, чистоты и послушания, – первый доводит до половины пути к Богу, второй приводит ко входу, а последний поставляет пред самое лице Господа (Лествич. сл. 4, п.108). Какой покой и мир у него на душе! Нисколько не смущается он, хорошели то, что делает, что скажут другие, к чему оно послужит, угодно ли Богу? Даже тогда, как из двух послушников волю наставника будто несообразную один без раздумывания исполняет, а другой нет, по своему усмотрению, – первый получает пользу, а последний вредит себе (из Пролога).

Потому общее правило всех святых: кто сам по себе живет, тот бесплодно живет. Пусть он и хорошо делает, но совесть и в таком случае не может быть у него мирна. У него должна быть постоянная нерешительность, смутность; а главное – настроение своеволия остается то же. Все с советом твори. Без совета, как без ограды. Если же это не безопасно, то что сказать о прямой непокоривости и прекословии! Это уже прямое бесовство. Есть еще надежда исправления, если кто прекословит равному или низшему: но кто идет против наставника, о том и говорить нечего. Отбившийся от послушания предается своей воле; а от своей воли – и злобе врагов: и погибает. Слушающийся же во всем скоро достигает меры детства или совершеннейшей простоты, как это изображает св. Лествичник (Там же, п.121). Решительным послушанием одни всю внутреннюю со страстями брань вовеки разрушили; – другие приобрели к обидам совершенную нечувствительность и безболезненность, иные достигли высочайшей степени незлобия и непринужденного простосердечия, – явились младенцами, ничего хитрого не имеющими, как в речах, так и в поступках (Там же, п.20, 21). Пример сему – Павел препростый. Василий Великий послушание такое считает первейшею добродетелию (Подвиж. прав, гл. 19, 22). Он учит ему примером обучающихся какому-нибудь искусству, кои до мала, во всей точности исполняют указываемое, – выставляет в пример молчаливую покорность Авраама, – когда поведено было ему выйти из Халдеи, и после принести в жертву сына, – от противного, – пример Апостола Петра, который, после великой похвалы, за одно прекословие, будто и благожелательное, услышал: иди за Мною, сатана! К этому именно предмету относит он и места Писания: повинуйтеся наставникам (Евр. 13, 17). Слушая вас, Мене слушает (Лк. 10, 16).

Вся же совокупность законных отношений к своему отцу состоит в том, чтоб не иметь своей воли, своего разумения, своего вкуса: все у него должно быть отцово, по его указанию, им изморено и установлено до малейшего движения. Состояние же человека, действующего по сему правилу, то есть под руководством, под начальством, не по-своему, есть состояние послушничества, великими похвалами превознесенное у св. Лествичника, и у всех вообще свв. отцев.

Путь послушничества, или совершенного отречения от своего ума и воли, и всякого управления собою, чрез предание себя надежному и Богом данному руководителю – отцу, есть путь краткий и непродолжительный, как называется он у св. Лествичника (сл.4, п.5). Вступившие на него в истинном духе скоро востекают на совершенство и безопасно минуют все уклонения, блуждания и задержки. И это как по настроению самого ученика, так и по действию на него отца.

Ученик ничего не имеет своего. Подобно Апостолам, сказавшим Божественному своему Учителю: се оставихом вся, – и он говорит и чувствует: «Я не свой, потому что ни мысли, ни желания, ни слова, ни дела не должно быть у меня своего. Хотя бы и хорошо что было, но для меня уже оно нехорошо, коль скоро я творю то по своему хотению и разумению». – Таким расположением и действованием он бьет непрестанно в самую главу, гнездящегося в сердце нашем, змия – самость, главное свойство которой – все делать по-своему и в свою угоду. А поскольку на самости держатся все страсти, то, по мере погашения самости, стихают и страсти; душа светлеет, близится к чистоте и бесстрастию. Тем, что не дается исхода из сердца ничему самоделаемому и самоначинаемому, замаривается всякая самостная деятельность; тем, что все незаконнорожденное открывается, она истощается, лишаясь пищи, чрез извержение ее порождений тем, что делается все не по-своему, она уязвляется в самое сердце. Не делать по-своему даже и в таком случае спасительно, если кто, не имея отца, поверяет себя другому, даже не мудрому, с той только целью, чтоб жить в отречении от своего разума и воли. И успех бывает высокий и быстрый. Акакий, у св. Лествичника, жил у своенравнейшего старца и терпел побои и напраслины; но ради терпения и послушания приял венец мученика, как было то открыто свыше (сл.4, л. 110). И Иоанн Савваит советует одному из трех пришедших к нему: «Избери себе наставника, строже и суровее которого не было бы в роде человеческом» (Там же, л. 211). Видно, что чем круче отречение от себя, от своей воли и своих чувств, тем спасительнее. Потому-то так была вожделенна святым жизнь под чужою волею. Они скорбят, смущаются, когда остаются на своей воле, ибо ощущают, что вступили в путь безвестный. Так прекращается и заграждается исток самостного и греховного извнутрь. Но этим же отражается приток всякого возбуждения их и совне. Что ни навеял бы мир или сатана, – на все то не дается никакого согласия, не слагается с тем ни ум, ни сердце, а, напротив, откровением передается отцу, и тем извергается и осрамляется. Мысль затаенная есть мысль прелюбодейная; а истинный послушник не прелюбодействует сим образом. – Он мертв, превратился в ничто, не надеется ни на себя, ни на дела свои, и чрез это соделывается пространным вместилищем и готовым приятелищем благодати.

Это благо ученичества со стороны настроения ученического духа. Оно вознаградимо и без мудрого, опытного отца: но что далее доставляет отец опытный своим действием на дух ученика или содействием ему и истинным руководством, того ничем не заменишь. Как зрящий, он сразу видит все состояние ученика, его настроение, главную боль; и как опытный знает, что и как употребить к уврачеванию его. – Болезнь всякая, точно узнанная и верно врачуемая целительным против нее лекарством, скоро уступает. Св. Варсонофий заметил у своего ученика Иоанна гневливость, раздражительность и начал действовать прямо против нее и словом, и делом (Отв. 10). Исидору, лицу княжеского достоинства, пылкому, свирепому и жестокому, отец, коему он предал себя, велел стоять у врат и просить всякого: «молись о мне, я одержим злым духом» – и он скоро достиг глубочайшего смирения и сокрушения (Леств. сл. 4, п.23). Сам человек часто и видеть не может своей немощи, и гибнет в самодовольстве. Потому-то мудро, если он придет к зрящему и скажет: «посмотри, что во мне?» Зрящий начнет действовать и изгоняет из него его немощь. Так св. Варсонофий одного безмолвника, утопавшего в самообольщении, довел до сознания, что он стоит в кичении и самомнении, и привел к покаянию, без чего он и умер бы в своей мысли погибельной (Отв. 68 и др.). Только просвещенный и зрящии отец и откроет, что в нас, – только он и поведет и приведет к врачеванию, потому что действует безошибочно.

Действующий во спасение идет вперед к совершенству; но не все всем полезно: что одному споспешествует, то другому вредно, или, по крайней мере, может остановить его, как длинное платье мешает на ходу. Кто же скажет: это сделай, а к этому не прикасайся, объяснив при сем, как это истинно и спасительно для нас? Ум опытный, зрящий весь строй нашего образования в духе, от первого его зарождения до совершенства, и видящий, что идет к нему и что пойдет. Все это может только истинный отец, и только он один. Сам же человек чего не надумает, на что не бывает готов решиться! Мало ли есть такого, что благовидно только, а не спасительно! Без предостережении и указании он может измучиться, истратить силы без пользы или наделать ненужных наростов, кои как болячки будут безобразить его внутреннего человека.

Хорошо ли углубляться в Писание и исследовать его тайны? Хорошо, – особенно, когда есть к тому способность, приготовление, жажда. Между тем св. Дамаскину было воспрещаемо что-либо писать и умствовать. Досифей терпит наказания и укор за вопросы о разных местах Писания. После оказалось, что это и тому и другому было спасительно. Кто довольно умиротворил страсти, тому хорошо поспешит на безмолвие, чтоб быть с Богом: но иногда и часом упрежденное дело ведет не к добру. Св. Варсонофий не одному говорил: «потерпи еще ...скажу... и будет хорошо» ; так и было. Воду кипятят, но для одного дела раз, а для другого – дважды и более, – так и здесь. Иногда вещь безразличная много может сделать помехи. Вообще, ровность образования, спешность шествия к совершенству без уклонений, блужданий и всяких остановок принадлежит исключительно жизни под руководством отца и притом зрящего. Без того, путаница, застои, наросты неизбежны.

Наконец бывает, что и ревностные вначале стихают, слабеют и делаются вялыми и безжизненными, а нередко и падают. От чего? От недостатка упражнения, опытов трудничества или движения, живущего внутри духа. Когда сам себе назначит человек правила делания, то пока труд навыкновения занимает его, – он говорит духом; но потом, – когда совсем с ним освоится, то и потому, что это дело обделано, и потому, что дух возросший требует больших дел, все прежнее уже не возбуждает его: он легко, без напряжения совершает то, как дело обычное. Кто же будет доставлять ему дело для упражнения сил? Кто подложит как бы дрова под огонь ревности? Надобно, чтоб был изобретатель дел и притом опытный; а то и камень можно подложить вместо древа. Так и бывает: отец-руководитель постоянно содержит ученика в некотором трении под занятиями все более и более трудными, и тем хранит дух. Так у Лествичника, один настоятель разные употреблял для сего способы: одного вызвал из-за стола и приказывал ему стоят без обеда; другого высылал из церкви; третьему, когда он поклонялся, повелевал лежать на земле, пока прочитает все правило и прочее. И потом, когда Лествичник спрашивал его: для чего он так делает? – «Затем, – отвечал настоятель, – чтоб доставить им венец и подать другим пример, но более для того, чтоб не ослабел дух». Но можно подумать, что это несправедливо, и может повредить. – «Нет, – заметил настоятель, – кто соединен любовию с моим духом, того ничто не разлучит» (cл. 4, п.23 и др.). То есть, вся плодовитость такого делания условливается первоначальным заветом и союзом сердечным.

Но особенно нужда содействия отца оказывается на переход от деятельной жизни к созерцательной. – Дух зреет, и когда истинно очистятся страсти, он естественно парит выспрь. В сем-то парении без руководителя, он большею частию попадается в злобные руки врагов воздушных, попадает в прелесть и или погибает, или застаивается на ней. Потому-то всеми отцами решительно заповедуется не прикасаться к сему сокровищу без опытного отца, такого, кто знает и сам прошел путь к нему. Тут уж один опыт – указатель. И понять нельзя, что там есть, хоть и написано понятными словами. Самочинный делатель бьется без плода, а нередко и на пагубу себе. Под руководством же с верою скоро понимает, входит во внутреннее святилище и зрит духом.

Вот выгоды жизни под опытным руководством, ничем не вознаградимые! Правда, Господь милосерд: ищущего и уповающего милость Его обыдет. Но и Он оставляет нас более обыкновенному пути. Сам человек всегда путает. И что мог бы сделать в день, то делает год, делает и переделывает. Может быть и так делает, но поскольку не уверен в том, то начинает – снова переделывает. И время, и труды тратятся. Но что особенно, – редкий избежит самомнения без послушничества. Послушник, – говорит Лествичник, – не видит своих дел, потому что не сам, не по себе их делает, а хотя бы чудодействовал, все то относит к отцу своему и его молитвам; напротив, кто один, тот неизбежно стоит в той мысли, что сам собою делает дела добрые, и падает в сомнение (cл. 4, п.54). Некто Евфимий, пришедший к Варсонофию после долгого безмолвия, показал это опытом. Сколько трудов нужно было, чтоб привести его к сознанию, что он в самоправедности! И дал Бог, что, наконец, и он сказал: «окаянен аз» (Отв. 160 и др.) – Напротив, какой умиленный характер образуется у живущего под руководством! Сначала образуется у него смирение, от смирения – бесстрастие, тишина духа и свет Божий; далее – простота, незлобие, детство; это и есть мера возраста Христова, как изображает св. Лествичник.

Таково руководство в существе своем, такого требует оно руководителя, к таким условиям обязывает руководимого и такие обещает великие плоды. Все это составляет отличительные принадлежности руководства, и непременно есть и должно быть везде, где только есть и устраивается истинное руководство. Будучи таким образом единично само в себе, оно является в действительной жизни не в одном виде. – Первый, обширнейший и общегоднейший и повсеместнейший есть пастырство церковное; второй – настоятельство монастырское и третий – отчество, или старчество.

Что пастырство именно такого есть свойства, это видно из того, что пастырю вручается или вручает себя паства для пасения, то есть воспитания; она слушает гласа пастыря, идет вслед его и бывает только там, где он укажет. Пастырь душу свою полагает за овцы; он есть страж, которому говорится: души их от руки твоея взыщу. Взаимный союз и отношение между пастырем и пасомыми выражает Апостол в следующем месте: повинуйтеся наставником вашим... тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотяще (Евр. 13, 17). Видимо из этого отдание себя пастырю пасомыми, и ответственность пастыря за души их. В других местах паства изображается нивою, молчаливо предлежащею пред возделывателем, а пастырь – делателем (1 Кор. 3, 9). Отсюда и заповедь: настой благовремение и безвременне (2 Тим. 4, 2).

Так было вначале, так есть и должно быть доселе. Господь Иисус Христос воспитывает двенадцать Апостолов; Апостолы, по сошествии Святого Духа, образуют Церковь, в коей сердце и душа едина, под их руководством и распоряжениями. И потом, по рассеянии по лицу земли на проповедь, где ни посеявали они семена веры, везде оставляли наставников и руководителей – пастырей и обязывали верных к решительному им повиновению, а на них самих налагали ответственность за души их. В такой именно силе выяснено пастырство в посланиях Апостольских; в той же осталось оно понимаемым в Церкви. Поэтому, в послании к Ефесянам, св. Игнатий Богоносец увещевал пребывать в подчинении епископу и пресвитеру для освящения, для того, чтобы, подобно струнам стройно настроенным, стройно петь. Его Домовладыка посылает для управления домом Своим; смотрите на него, как на Господа. Так это делалось и после. Епископ и пресвитеры – не немые свидетели спасения других и не голословные только проповедники пути спасенного, а действователи, возделывающие пасомых как ниву. Для того-то, впоследствии, общим судом Церкви усвоены им известные права, с целью иметь в руках возможность спасать других, как бы от огня восхищающе.