Рождество 1460 года весело праздновала вся Валахия. Страна была богата и сильна как никогда, готова к защите своей земли от намного более сильного врага, имела добрые отношения не только с родной Молдовой, но и с огромной Польшей и жадной Венгрией, и это в условиях, когда желающих поставить под контроль валашский суверенитет было хоть отбавляй. Постоянная армия Влада III Дракула состояла из гвардии, в которую вошли наши воины из знаменитой тысячи Раду Арджиу, и тех, кто последовали за вторым Драконом в изгнание в 1448 году, – копейщиков, меченосцев, лучников и конницы. Боярские дружины состояли из пятнадцати тысяч воинов, большая часть которых уже считала внука Мирчи Великого достойным славы своего знаменитого деда. Избавленные от разбоя бродяг и бояр валашские горожане и крестьяне, обученные военному делу, боготворили Влада Неистового и были готовы поддержать все его начинания.

Личная власть Влада III Дракулы распространялась на земли Валахии и Южной Трансильвании, в верховном боярском совете из двадцати двух членов четырнадцать были назначены вторым Драконом. Три румынские княжества географически разделяли только карпатские горные хребты, но политическое объединение Цара Ромынеяскэ по-прежнему было возможно только после преодоления амбициозных аппетитов Венгрии, которая никогда не заставляла себя долго ждать.

Не успели мы как следует отпраздновать Рождество, как султан прислал моему господарю письмо, где предлагал подписать договор, на который Мирча Великий вынужденно согласился после разгрома общеевропейского войска под Никополем в 1396 году янычарами Баязида Второго. По этому договору Мирча Великий семь лет платил султану ежегодную дань в триста пиастров, что составляло совсем небольшую сумму даже в конце прошлого века.

Для Мехмеда Завоевателя, выигрывавшего битвы с помощью большого войска и огромного количества трупов, которыми он заваливал своих врагов, соблюдаемых договоров с христианскими гяурами не существовало. Он, как и его предшественники в Эдирне, считал, что Османская Порта должна завоевать весь мир, и те государства, которые будут мешать этой турецкой миссии, необходимо уничтожить. При таких всемирных аппетитах османская идеология просто не существовала, ибо очередной султан даже не думая заявлял: нас много, и поэтому мы шаг за шагом будем занимать ваше жизненное пространство. В Османской Порте не было великих ученых, писателей, историков, политиков и министров. Даже свою официальную государственную летопись «Теверих аль-осман», деяния османов, в которой придворные историки преувеличивали успехи своих султанов по завоеванию мира, власти создали, используя в качестве образца написанную ранее «Жесту Хунгарорум», «Деяния венгров».

Те земли, которые османы могли захватить сразу, они захватывали, а тем, до которых их окровавленные руки дотянуться пока не могли, предлагалось заключить с Портой мирный договор, считавшийся величайшей милостью султанов к еще не побежденным странам и предлагавший им за временное ненападение ежегодно выплачивать Турции дань. Мехмед II, без боя 1459 году захвативший все северные сербские земли, решил расправиться в первую очередь с непокорным и опасным Скандербегом, покорить Албанию, Боснию и Хорватию и вбить свой османский клин в центр Европы, после чего завоевать Венгрию. От стоявшей в очереди на разгром Валахии султан потребовал заключить мирный договор.

Второй Дракон думал недолго. Валахия, пока остававшаяся с Турцией один на один, победить ее не могла, но каждый новый год мог изменить ситуацию в пользу Цара Ромынеяскэ. В начале января 1460 года Влад III Дракула подписал мирный договор с Мехмедом II Фатихом о выплате Валахией ежегодной дани Османской империи в размере трехсот золотых пиастров, что составляло менее одного процента валашского бюджета 1459 года.

Через две недели после подписания договора, когда Влад отвел полки от границы на Дунае на линии Краева – Рошиори – Дымбовице – Слобозия, командующий турецкими оккупационными войсками на валашском берегу Дуная комендант крепости Никополь Хамза-паша, получивший от Брашова в пятьдесят раз больше ежегодной дани Валахии за убийство ее господаря, организовал налет на ее села у Тыргу-Магуреле. В Тырговиште тут же прибыл его представитель Юнус-бей, знакомый нам еще по Константинополю как Фома Катаволинос, чиновник продажного министра Нотары. Принявший ислам византиец извинился за неожиданный налет одного из своенравных уджбеев и пригласил господаря Влада в Никополь для уточнения пограничной линии вдоль Дуная.

Я сказал Владу, что его хотят выманить на границу по заказу Брашова, а сам Юнус-бей как профессиональный предатель использовался у османов для самых грязных дел, основанных на провокациях. Влад, знавший это так же, как и я, ответил мне, что приезд Катаволиноса в Тырговиште станет его последней подлостью.

Влад согласился приехать на границу, но предложил встретиться в Джурджу. Довольный Юнус-бей тут же согласился с господарем и уехал к заказчикам своей провокации, сказав, что Хамза-паша ждет его приезда через десять дней.

Влад приказал боярам привести свои дружины к Бузеу и Урзичени. А его воины уже находились по всей линии южной границы. Все мои мастера тайной стражи и кандидаты из школы «Витязи Дракулы» взяли под плотный контроль принадлежавшие ранее Валахии дунайские крепости, более десяти лет назад захваченные Турцией. Мы с Владом на два дня закрылись в Поэнари, где до последней мелочи продумали план освобождения от османов всего валашского берега Дуная от Видина до Черного моря, который должен был быть реализован в течение нескольких дней.

В Поэнари к нам пришло известие из Рима о том, что папа Пий II на съезде послов всех европейских государей в Мантуе призвал христианский мир остановить Османскую Порту новым крестовым походом. Теперь многое зависело от того, сможет ли Влад Неистовый подтвердить свою репутацию умного государя и талантливого полководца в прямом столкновении с янычарами Мехмеда II Фатиха.

Свобода Валахии и освобождение ее дунайского берега зависели от четкости и синхронности наших новых войск, державших серьезный экзамен на жизнь и смерть. Воины Влада, разделенные на полки, называемые стяги, быстро и незаметно сосредоточились в Бэйлещти, Каракале, Салчии, Александрии, Нане и Дропии, готовые атаковать пока еще турецкие крепости Калафат, Раст, Беккет, Карабию, Турну-Мэгуреле, Зимницу, Олтеницу и Кэлэраши. Боярские дружины из Брэилы и Урзичени аккуратно переместились в Слободзию, Цендерей и Тулчу, готовые отбить назад отнятую турками Добруджу с двумя сотнями верст побережья Черного моря, где все еще стояла румынская крепость Килия с венгерским гарнизоном. Моя тайная стража собрала все, что можно и нельзя, о турецких укреплениях Лом, Козлодуй, Никополь, Новиград, Руссе, Туртукай и Силистрия на правом берегу Дуная, где перед походами на Цара Ромынеяскэ собирались османские войска. В Дымбовице с нами находились три тысячи гвардейцев и все мои свободные мастера и даже кандидаты из школы тайной стражи, готовые по приказу господаря взять главную дунайскую крепость Джурджу.

Второй Дракон и его соратники сделали все, чтобы разгромить османских оккупантов на валашской земле, и этот разгром начался в феврале 1460 года.

Ровно через десять дней после отъезда продажного Катаволиноса из Тырговиште Влад в сопровождении восьми пятерок тайной стражи и двухсот гвардейцев приехал в Джурджу, в которой уже находились четыре тысячи османских воинов Хамзы-паши со своим довольным предводителем. Господарь выстроил свой лагерь из двадцати поставленных кругом боевых гуситских повозок с железными бортами и пушками в предградье Джурджу Ойнаку. Я расположил три тысячи гвардейцев аккуратной россыпью у Браништи и восточнее лагеря моего друга, до которого мы могли доскакать совсем быстро.

Было очень холодно, Дунай замерз и покрылся полуметровым слоем прозрачного льда, что позволяло нашей коннице быстро передвигаться в нужных направлениях. Османов было в двадцать раз больше, чем воинов господаря, и я очень волновался за Влада и наших соратников, которым предстояло выстоять перед навалом безжалостных убийц до прибытия нашей подмоги.

Переговоры были назначены на утро 3 февраля, и в ночь перед ними хитрый Хамза-паша послал двести янычар в тыл второму Дракону, в Дайю, чтобы не дать ему отступить в Дымбовице. Нам пришлось убивать их на самом рассвете, только после того, как эта вторая османская засада отправила гонца в Джурджи с сообщением, что янычары успешно встали в условленном месте.

Юнус-бей со свитой в пятьдесят человек прибыл в Ойнаку, где начал переговоры с Владом, дожидаясь, пока воины Хамзы-паши полностью окружат лагерь отчаянного валаха. Я тут же выставил заслон у Джурджу, и наши гвардейцы серыми тенями заняли позиции за спинами турецких убийц. Увидев, что четыре тысячи османских воинов уже находятся везде, Юнус-бей и Хамза-паша прямо в шатре объявили Владу III Дракуле, что по приказу Мехмеда Завоевателя валашский господарь арестован за прошлогоднее дело у Субботицы. Катаволинос был особенно оскорбителен, надеясь вызвать ярость Влада и убить его на месте, выполнив заказ Брашова. Юнус-бей едва успел договорить свою последнюю подлость, как наши мастера тайной стражи стерли его свиту в пыль и вместе с Хамзой за пятнадцать мгновений перенесли их, как два бревна, за боевые повозки, которые, закрыв проход за Владом, тут же ощетинились пиками наших гвардейцев, за которыми у пушек с зажженными фитилями уже стояли витязи Дракулы, а сам второй Дракон и его боевые пятерки с кувшинами греческого огня заняли места по всему боевому кругу своего маленького лагеря.

Оставшиеся без своего главнокомандующего османы с ревом бросились на валашский круг и получили в лицо страшный залп из стрелявших пороховыми зарядами двадцати пушек, проложивших в турецком лесу целые просеки. Разъяренные османы ринулись на бешеных гяуров, начав страшный бой на возах, а мы, услышав долгожданные выстрелы, уже мчались на помощь нашим братьям по оружию.

Через пятьсот невыносимых для меня мгновений восемь ударных конных групп со всех направлений железными клиньями врезались в османов Хамзы, а остальные гвардейцы закрутили вокруг убийц сумасшедший конный вихрь, рядами укладывавший турок трупами по всему внешнему периметру. Началось наше долгожданное валашское колесо, впервые применяемое в сложнейших боевых условиях против превосходящих сил противника.

Как только клинья завязли в необозримом османском море, мои мастера на их жалах и на повозках боевого круга одновременно метнули в их гущу десятки кувшинов с греческим огнем, и тут же еще раз с повозок ударили пушки. В толпе нападавших, над которой везде развевались языки пламени и слоился густой черный дым, начался ад, который наши гвардейские колонны пронзили насквозь и прорубились к нашим братьям, и я наконец встал рядом с моим другом, стоявшим на куче османских трупов с окровавленными мечами в руках, за которым боевая пятерка держала полумертвых от увиденного ужаса Хамзу-пашу и Юнус-бея, и от предателя уже раздавалось зловоние.

Три тысячи конных всадников не могут окружить четыре тысячи пеших воинов, поэтому проведение валашского колеса не предусматривает взятия пленных убийц. Мы перебили всех османов до одного, перехватив нескольких бежавших на прозрачном дунайском льду, ставшим из белого красным. Никто, в том числе и Мехмед, пока не должен был знать, что произошло у Джурджу 3 февраля 1460 года. Никто не должен был предупредить гарнизоны дунайских турецких крепостей, что к ним, как ветер, несется заслуженная валашская смерть.

К полудню в Ойнаку все было кончено. Трупы убитых османов горели в огромных кучах, а Влад и четыре боевые пятерки тайной стражи стремительно неслись в Джурджу, преследуемые нашими гвардейцами, отстающими от них на семьсот шагов. У выездной башни знакомой нам до последнего камня крепости одетый как янычарский ага Влад закричал, что Хамза-паша требует подкреплений, ворота отворились, и двадцать отчаянных валахов влетели в неприступную Джурджу. Яростный бой, закипевший у попытавшихся закрыться ворот, продолжался совсем недолго, потому что мы вслед за господарем вломились на крепостной двор, и за нами в Джурджу входили и наши заждавшиеся у Кэлугэрени стяги. Совсем скоро из семисот человек гарнизона в живых не осталось совсем никого, а Влад со своими воинами уже скакал по дунайскому льду к расположенной напротив теперь уже нашей Джурджу турецкой крепости Русе, с которой было покончено еще быстрее, чем с ее вечной каменной соседкой. Трупы оккупантов горели в огромных кострах, башни и стены занимали наши воины из подошедших от Кэлугэрени стягов, а мы, я с тысячей, а Влад с двумя тысячами гвардейцев в сопровождении нашей тайной стражи, быстро расходились по Дунаю в разные стороны очищать от врага родную землю, на которой для нас были, конечно, подготовлены подставы отдохнувших лошадей.

С утра 3 февраля тайная стража Влада Неистового начала перехватывать всех гонцов в турецкие крепости, к которым на следующую ночь как можно ближе с севера подошли наши стяги, так и оставшиеся незамеченными их обленившимися гарнизонами. На рассвете я с воинами, проскакав почти шестьдесят верст, с ходу в турецкой одежде влетели в ворота Зимницы и удержали их до подхода главных стягов. Зимница и Новиград на турецкой стороне были взяты так же, как и Джурджу. В Турну-Мэгуреле мы ворвались на следующий день, но турецкий Никополь не тронули, чтобы не иметь никакого отношения к исчезновению любимого сокольничего султана Хамзы-паши. В течение трех следующих дней мы перебили все оккупационные гарнизоны в Карабии, Гигене, Бекете, Козлодуе, Мизии, Расте, Ломе и Калафате, врываясь в них небольшой группой в турецкой одежде и удерживая открытые ворота до подхода регулярных стягов.

После захвата валашских крепостей в 1448 году османы перебили на нашем берегу не успевших уйти жителей, а затем заселили опустевшие села отставными янычарами. Одновременно с захватом крепостей мы сажали в этих селениях на кол чиновников Мехмеда, убивали сопротивлявшихся, отправляли на южный берег женщин и детей, после чего предавали огню свои бывшие села, в которые теперь уже не могли вернуться новые оккупанты.

К 10 февраля на расстоянии двухсот пятидесяти верст к западу от Дымбовице на Дунае больше не было ни одного османа. Еще через четыре дня мы радостно обнялись с Владом в освобожденной Джурдже, где в 1444 году мы последний раз видели тени наших отцов. Мой друг рассказал, как с гвардейцами брал Олтеницу, Туртукай, Кайнарджи, Кучук, Кэлэраши и Силистрию, соединился с боярскими дружинами в Фетешти и вырубил всех османов в Чернаводэ, Меджидии и Черкырми, вернув Валахии и Молдове их побережье Черного моря и всю южную Добруджу.

Юнус-бей и Хамза-паша, единственные, кто остался в живых в устроенном Владом для турок дунайском ужасе, в закрытой повозке были отправлены в подвалы Дымбовице, а я под диктовку Влада написал письмо Мехмеду, занятому в этом году Скандербегом, в котором в как всегда ироничной манере моего друга сообщил Завоевателю, что в его отсутствие валашскому господарю пришлось самому наказать своенравных османских пограничных уджбеев, рискнувших нарушить подписанный великим султаном мирный договор и напавших на беззащитные валашские села за Дунаем.

За две недели мы убили на Дунае двадцать пять тысяч османских оккупантов, из которых более двадцати тысяч составили гарнизоны их крепостей. Тайная стража докладывала из Османской империи, что турки, которые увидели, как их стерли на чужой земле, в ужасе бегут на юг не только от Дуная, но и из бывшего Константинополя, боясь нашествия второго Дракона, которого все чаще называют Дьяволом, а султан вынужден прекратить бои в непокорной Албании и вернуться в Эдирне.

Влад написал о своем Дунайском деле папе Пию II и королю Матиашу, и в Европе заговорили о дьявольской тщательности и скрупулезности Влада III в борьбе с беспощадной Османской Портой, по северу которой он, как смерч, прошел огненным ураганом. Мой друг был доволен, и я отправил в Брашов его письмо, в котором он предлагал жителям во избежание беды выслать из города всех заказчиков его убийства. Саксонцы не согласились, и мы в мгновенном рейде посадили на колы на рыночной площади городской тайный совет, после чего стало понятно, что Брашов больше не пойдет на открытое противостояние с господарем Валахии, поняв, что выйдет себе дороже. Европа была довольна вторым Драконом, Мехмед искал пропавших Хамзу-пашу и Юнус-бея, бояре радовались широкому торговому выходу к Черному морю, и папа написал своему валашскому другу о том, что для крестового похода он собрал огромную сумму в сто тысяч золотых флоринов, которые в ближайшее время будут переданы Владу III для набора войск и разгрома Мехмеда II Фатиха. Он обещал привлечь короля Казимира к крестовому походу, а король Матиаш обещал встать с Владом плечом к плечу на дунайской границе. Жизнь была прекрасна и удивительна, и мы спокойно готовились встречать султанское войско. В начале марта из Стамбула в Джурджу, а затем в Дымбовице прискакали два моих мастера тайной стражи, которые сообщили, что султан собирается с войском в Салоники воевать с отчаянным Скандербегом, который не дает Завоевателю продолжить свои завоевания на Балканах. К нам из Эдирне скоро выйдет посольство с ультиматумом Мехмеда, в котором он потребует денег, продовольствия и даже мальчиков в янычары. Влад, выслушав донесение, побледнел как смерть и сказал, что время переговоров с Османской империей закончилось, потому что, пока он жив, валашских детей у валашских матерей не заберет никто. Он уехал в Поэнари, где находился один три дня, после чего вернулся в Тырговиште, куда вскоре должны были прибыть послы Мехмеда II Завоевателя. Мне Влад сказал, что этого османского упыря может остановить только ужас, и он постарается стать его воплощением. Пусть молятся, гады, хотя бог и не помогает негодяям, сквозь зубы произнес второй Дракон, и холод от его зловещих слов дотянулся до моего сердца.

В Греции и Албании Скандербег стоял как Родосские скалы, и весной 1460 года сто пятьдесят тысяч османов во главе с Мехмедом II опять попытались прорваться к Средиземному морю, чтобы затем угрожать Ватикану, который султан справедливо считал своим главным врагом. Стратегия Завоевателя, как его ранних предков и позднее потомков, всегда заключалась в одном-единственном способе ведения войны – с помощью огромного войска, превышающего войско противника в десять раз, уничтожить его, не обращая внимания на свои еще большие потери. Каждый год султан мучительно думал, какую страну христианского мира ему хочется или требуется убивать для завоевания мира. В апреле он назвал Скандербега врагом Османской Порты, а Дракулу – занозой в своем государственном боку. Когда я через несколько дней рассказал Владу об этих словах Мехмеда, мой друг неожиданно расхохотался и приказал изготовить особый кол высотой пятнадцать шагов, который обильно покрыл позолотой, и еще два кола в девять и шесть шагов, вызолоченных меньше. Он не стал говорить, для чего их сделал, но я и сам быстро догадался, в кого воткнутся их не очень острые вершины.

В середине мая Влад и верховный боярский совет приняли в господарском дворце Тырговиште османских послов. Тронный зал Мирчи Великого и Влада Дракона был полон, и все знатные валахи собственными глазами увидели звериный оскал Османской Порты. Послы в дорогой одежде и огромных позолоченных белых тюрбанах с рубинами и изумрудами вошли в главный дом Валахии, с полным нарушением дипломатического этикета. Они не спросили государя чужой страны о здоровье и даже полностью не произнесли его государственный титул. Главный посланник кичливо прочитал требование Мехмеда Завоевателя к Владу Дракуле: выплатить дань за два года, увеличенную с трехсот до трех тысяч золотых пиастров, компенсировать потери османов в недавней зимней Дунайской войне, безвозмездно поставить несколько тысяч овец идущему в Грецию турецкому войску, выяснить, что случилось с любимым сокольником султана Хамзой-пашой, и отдать в янычары тысячу валашских мальчиков. Я смотрел на сидевшего на троне Влада Неистового и видел, что совсем не напрасно он носил это прозвище. Он бледнел прямо на глазах с каждым следующим словом султанского посланника, и я знал, что он находится даже не в ярости, а в бешенстве. Когда главный посол закончил чтение послания Мехмеда, Влад произнес свой продуманный в Поэнари ответ, который через несколько недель стала обсуждать вся христианская Европа, а я записал и сохранил слова своего друга в архиве тайной стражи и теперь переписываю его для вас, наши любезные потомки.

«Османы уже более ста лет ведут себя в оккупированных Болгарии и Сербии, потерявших свою государственность, как дикие звери, обращаясь с местным населением как с животными. Оккупанты не просто сгоняют болгар, македонцев, греков и сербов с их родной земли, разрушают их храмы, заставляют их отречься от веры их дедов и прадедов и забирают их имущество. Они массово издеваются над девушками и женщинами на глазах их мужей, детей и отцов, особенно любят для этого врываться на славянские свадьбы. Это является нарушением всех божественных заповедей, после которого у этих насильников одна дорога – лизать в аду раскаленные сковородки.

Османы по собственному безнравственному налогу массово забирают в янычары болгарских, македонских, греческих и сербских мальчиков, отнимая их у матерей и отцов. Они делают из детей безжалостных убийц, у которых нет ничего святого, нет сердца и души. Османы уничтожают сербский, болгарский и греческий национальный характер, что лишает этих братских нам народов государственного будущего и делает из них бесправную толпу. Османы издеваются над людьми с особым цинизмом, а их империя несет государствам и народам только зло, а значит, может быть названа империей зла, с которой нельзя договариваться, так как она не держит слова перед христианами, которых называет гяурами.

Я не дам войску империи зла овец, которые будут использоваться для уничтожения братского албанского и греческого народов.

Я не выплачу увеличенную вдесятеро дань, потому что договоры в одностороннем порядке изменять нельзя.

О судьбе Хамзы-паши султану следует узнавать в Никополе, в котором мы не появлялись уже много лет.

Я никогда не стану отрывать валашских детей у валашских матерей, тем более для подготовки из них янычарских убийц, потому что требовать этого могут только нравственные уроды.

Османы, считающие другие народы животными и совершающие подобные преступления, не могут называться людьми, созданными по образу и подобию Божию, а только двуногими существами без чести и совести. Господарь Валахии не может договариваться с османами до тех пор, пока они не примут человеческий облик, если это вообще возможно».

Пока Влад говорил свой плевок в империю зла, в Тронном зале висела мертвая тишина, и я видел, что присутствующие на торжественном приеме валахи испытывают гордость за своего удивительного господаря, впервые за многие годы бросившего в лицо османским палачам убийственную для них правду, которую до этого не осмеливался произнести никто из правителей.

У главного посла глаза вылезли из орбит во время страшного монолога Влада, и он жадно хватал ртом воздух. Осман не осмелился ответить второму Дракону, который, закончив, перевел на посланника свои пронзительные глаза. Когда Влад заговорил вновь, в Тронном зале все вдруг почувствовали, что в воздухе сгустился какой-то ужас, который можно было резать ломтями.

Господарь Валахии спросил у османских послов, почему османы убивают болгар и сербов, которые осмеливаются появиться перед ними в национальных папахах, а сами смеют приходить к правителю другой страны в огромных тюрбанах? Пришедший в себя главный посол гордо ответил, что слуги султана по древнему закону и обычаю никогда не обнажают головы перед гяурами, и даже на торжественном приеме у императора Фридриха III османские послы не снимали тюрбанов. Разъяренный Влад не утратил свою обычную ироничность и громко спросил у наглых османов, нарушится ли такой древний обычай и закон, если их головные уборы вдруг случайно покинут головы верных слуг султана? Успокоившийся от странных вопросов посол уже надменно ответил, что, конечно, нарушится, и в ответ Влад III Дракула также надменно заявил, что он как валашский господарь, связанный мирным договором с османским султаном, не может допустить, чтобы подобная беда даже случайно произошла на его земле.

Только когда в Тронный зал вошел главный исполнитель приговоров, все поняли, к чему второй Дракон задавал свои непонятные вопросы. Всем трем послам Мехмеда II прибили тюрбаны к головам гвоздями, и Влад радостно объявил, что отныне слугам султана, выполняющим ответственное дипломатическое поручение, на валашской земле случайности не угрожают. Он заботливо предложил трем шатавшимся и поддерживаемым нашими воинами послам в уже красных тюрбанах помощь лекарей, добавив, что в каждую посольскую голову вбили всего по четыре сапожных гвоздика, и они никак не могут угрожать их дорогим для Мехмеда жизням. Встав с трона, торжествующий Влад попросил передать султану Мехмеду, что Валахия является независимым государством, и любой, кто покусится на ее суверенитет, будет посажен на кол.

Утративших свою наглость и надменность послов унесли и ускоренным маршем повезли к Джурджу, чтобы передать турецкой пограничной страже. Через три недели тайная стража доложила, что когда находившийся в Салониках Мехмед узнал, что произошло с его посольством в Тырговиште, то на некоторое время потерял дар речи и, только придя в себя от потрясения, приказал доставить Влада Дракулу в Стамбул любыми средствами. Я сказал своему другу, что, очевидно, султан просто испугался, и второй Дракон ответил, что именно этого он старался добиться своей жестокостью.

Вся Валахия понимала, что ее ждет война с бесчеловечным противником, избежать которую нельзя в любом случае, и весь народ был на стороне своего великолепного господаря. Валахи были согласны с прочитанным во всех городах и селах хрисовулом господаря, в котором он объявил, что только отчаянное сопротивление спасет их от потери государственности, родины и превращения в бесправных скотов, о которых будут вытирать ноги все носители золотых тюрбанов. Страна у Карпатских гор в едином порыве готовилась к битве за свое существование.

В конце лета 1460 года Влад ездил в Буду, где договорился с семнадцатилетним королем Матиашем и канцлером Витезом о совместной борьбе с нашествием османов будущей весной. Правители Венгрии обещали развернуть весной на Дунае большую армию, в которой насчитывалось двенадцать тысяч конников, пять тысяч пехотинцев и три тысячи боевых гуситских повозок с лучниками и сотней пушек. Успокоенный Влад вернулся в Тырговиште со своей невестой, княжной Илоной, двоюродной сестрой Матиаша Хуньяди. На шумной свадьбе своего господаря от души гуляла вся Валахия, и, забегая вперед, я могу сказать, что в счастливом браке у второго Дракона родились две дочери и три сына – Михня, Влад, и Мирча. Я был уже три года женат на молдаванской боярышне Анели, в нашем имении в Дымбовице у нас росли сын и дочь, и я порадовался за своего друга, к тридцати годам обретшего, наконец, семейное счастье.

В сентябре я совершил опасное, но совершенно необходимое путешествие в Стамбул с польским торговым караваном, который мы с мастерами тайной стражи нанялись охранять еще в Хотине. Купцы были довольны умелыми молдаванами, с которыми они чувствовали себя в полной безопасности, а когда я за малую цену предложил им перевезти их грузы по Днестру на арендованных судах, пришли в полный восторг. Мы благополучно доплыли до Тигины и через Днестровский лиман вышли в Черное море.

У польских купцов были дела в портах Варне и Бургасе, куда мы с удовольствием зашли, и поверьте, что семнадцать боевых пятерок моей тайной стражи, выдававших себя за молдавских купеческих охранников, совсем не теряли времени даром на завоеванной турками болгарской земле. Часть своих товаров наши купцы должны были выгрузить севернее Стамбула, в Игнеаде, где на нас напали воины какого-то местного аги, и нам стоило больших трудов отбить это нападение, не убив ни одного из османских грабителей, что могло вызвать дальнейшие неприятности в Стамбуле.

Недалеко от входа в Босфор я, слава богу, заметил верхушки парусов наших любимых бригов, по моему приказу вышедших из Дуная. Польские купцы хотели остаться в османской столице надолго, и «Альба Регия» и «Альба Юлия» должны были забрать нас в Карабуруне домой. Знавший все, что можно и нельзя, командир тайной стражи господаря Валахии не должен был с риском захвата возвращаться домой шестьсот верст по турецкой территории, даже с измененной внешностью. В Стамбуле, Люлебургазе и Эдирне я под прикрытием моих пятерок незаметно встретился и переговорил с нашими самыми важными конфидентами. Очень важная встреча была проведена в Чорлу, и мы сумели не привлечь к себе пристальное внимание самых бдительных слуг султана. За шесть дней и ночей, в которые все мы спали по два-три часа в сутки, я узнал все, что могло касаться не только Валахии, но и ее христианских соседей, поддержал своих конфидентов и даже приобрел одного нового. Больше недели оставаться купеческим охранником в Стамбуле и вблизи него было невозможно, и мы благополучно сели в Карабуруне на подошедшие к берегу точно на рассвете «Альбу Регию» и «Альбу Юлию», оформленные, конечно, под купеческие суда. Бриги благополучно прошли по Черному морю и вошли в Дунай у нашей Килии за два дня до начала осенних штормов. В Брэиле мы взяли на борт Влада, возвращавшегося из Ясс после встречи со Штефаном. Польша категорически, под угрозой войны, запретила молдавскому господарю сражаться с турками, и сын Богдана обещал Владу весной только тысячу добровольцев, которых нельзя было даже собрать под отдельный стяг. Пока мы плыли к Дымбовице, я подробно рассказал Владу, что нам удалось сделать во вражеском логове.

Султан с войском опять собирался в Албанию, где уже третий год не мог взять яростно защищаемую Скандербегом Крую и выйти к Средиземному морю. Однако он решил собрать свое войско у Ниша и уже там решить, кого атаковать в первую очередь – Крую, куда он отправлял осадное войско, Буду или Тырговиште. При этом Мехмед отправлял весной в Валахию тридцатитысячное войско румелийского визиря Махмуда-паши, которое в конце марта должно было собраться в Разграде, откуда можно было войти в Цара Ромынеяскэ через Русе и Кубрат.

Выслушав меня, Влад сказал, что я принес бесценные сведения, в присутствии всех наших воинов на борту снял с себя и надел на меня золотую цепь, наградил всех ходивших со мной мастеров тайной стражи и экипажи бригов. В Дымбовице на тайном совете своих ближайших соратников, командиров его армии и наместников Влад и все мы поклялись, что ни один осман, вошедший в Валахию с войском Махмуда-паши, не перейдет через Дунай второй раз. До вторжения его войска оставалось почти полгода, и мы должны были сделать все, чтобы сдержать эту торжественную клятву.

К Рождеству в Тырговиште из Ватикана пришло письмо папы. Пий поздравлял господаря Валахии с великим праздником и сообщал, что под давлением императора Фридриха III католические короли Матиаш и Казимир IV не хотят идти в крестовый поход, если во главе его будет православный князь Влад III Дракула, их фактический вассал. Папа писал, что они даже запретят добровольцам идти в наше войско и очень хотят получить золото, которое Ватикан готовил для крестового похода. Противоречия между католическими странами Европы зимой 1461 года были таковы, что Венгрия, Австрия, Чехия и Польша готовы были даже пренебречь османской угрозой и продолжать ссориться между собой. В такой ситуации папа не может сам возглавить сопротивление христианского мира нашествию Мехмеда, так как даже он не соберет достаточного количества войск.

Пий спрашивал, сможет ли Влад с помощью золота Ватикана собрать большое православное войско, и сам отвечал, что нет. Болгария, Македония, Сербия и часть Греции находятся под пятой султана, который использует их оставшихся воинов как пушечное мясо в походах на Балканы, а далекая Московия, выдвинув лозунг, что является наследницей православной Византии, сама платит дань Золотой Орде. Валахия без подчиненной Польше Молдовы не сможет выставить войско, способное разбить Мехмеда Завоевателя с его бесчисленными ордами. Победы над огромной Османской империей может добиться только объединенный христианский мир, и папа считает борьбу за его единство своей главной миссией.

Пий писал, что ситуация в католической Европе может измениться в лучшую сторону, если господарь Валахии одержит большую победу над турецким войском и остановит нашествие Мехмеда II на Балканы. Матиаш, Фридрих и Казимир могут повести или нет свои войска в крестовый поход, но против набора Владом католических добровольцев возражать точно не будут.

Выслушав письмо папы, я сказал Владу, что Корвин и Витез не выполнят своего обещания помочь Валахии и в лучшем случае соберут войска у Мохача, Сегеда и Арада на новой турецко-венгерской границе. Они так и будут отговариваться борьбой за официальное признание Матиаша королем в Европе, поэтому мы должны продумать защиту западной Валахии от удара османов из Видина на Крайову и Тырговиште. Влад, сразу поверивший в двуличие Витеза, расстроился и сказал, что Валахии, очевидно, придется выдержать в 1461 году двойной удар османских войск, и это будет именно та победа, которой хочет от нас папа. Осталось только ее совершить, добавил Влад, и мы всеми силами продолжили готовить страну к отражению страшной угрозы, которая легко могла превратиться в беду, а затем в трагедию.

В течение осени и зимы мы с Владом только несколько раз смогли побывать в кругу семьи и переночевать в собственных домах в Тырговиште. От Тимишоары до Брэилы и от Брашова до Джурджу в Валахии стоял дым коромыслом. Семьсот тысяч валахов работали на родину не покладая рук, и Цара Ромынеяскэ превращалась в неприступную крепость прямо на глазах.

Правдами и неправдами я организовал в Поэнари производство греческого огня. За навигацию 1460 года прикрывавшие друг друга «Альба Регия» и «Альба Юлия» семь раз прошли по маршруту Дунай – Босфор и сумели забрать большие партии редкой смолы и извести из Шиле и Карабуруна, куда их с огромным риском доставило османское отделение моей тайной стражи. Как ни странно, но в Стамбуле и Эдирне не заинтересовались тайной взрывавшегося в земле и на воде византийского чудо-оружия. Султан и его визири как будто забыли, что именно греческий огонь в 1453 году сжег на Босфоре половину турецкого флота и позволил генуэзцам удерживать стены Константинополя пятьдесят дней. Тайной страже пришлось заниматься не только тихой закупкой стратегических товаров, но и решать чисто османскую проблему. Турция середины XV века была пронизана доносами, как македонское решето дырками, любые неожиданные или странные поступки или торговые операции тут же становились известными бесчисленным слугам султана, контролировавшим каждое движение подданных от Эдирне до Синопа и Антальи. Все аги и паши были продажны от ушей до пяток, и мои мастера, выдававшие себя во время закупок составных частей греческого огня за львовских контрабандистов, платили им бакшиш, и их дела больше не интересовали османских беев. Оружие, включая удобные в рукопашном бою кривые ятаганы, в Турции делали невысокого качества, но нам было что купить в Османской империи для усиления обороноспособности Валахии, и эти закупки производятся и сейчас, в конце нашего тяжелого XV столетия.

«Альбу Регию» и «Альбу Юлию» дважды пытались захватить с лодок у Сулимы и на входе в дунайское гирло Вилково, и им даже не понадобилась помощь из находившейся недалеко Килии. Экипажи и охрана бригов были, как всегда, настороже, и в Добрудже стало на два разбойничьих отряда меньше.

К началу февраля в тайных подвалах Тырговиште, Дымбовице и Поэнари хранились семьсот кувшинов греческого огня, которые мы делали круглыми на турецкий манер, что было намного удобнее при их метании. Во всех стягах войска мои мастера организовали отдельные группы метальщиков, которых обучили кидать страшные бомбы за тридцать шагов и более. Для перевозки кувшинов были сделаны особые возы и переносные сундуки, и всему нашему войску, кроме тех, кто были с нами в Константинополе и в засаде на засаду у Джурджу прошлой зимой, вскоре предстояло увидеть это страшное оружие в действии.

В школе тайной стражи проводились тренировки по минной войне, закладке огромных пороховых зарядов на предполагаемых вражеских путях, рытью подземных галерей и обрушению скал, с последующей атакой противника из засады, полной блокировке горных дорог и троп. Мы сожгли огромное количество пороха и использовали тридцать кувшинов греческого огня, и все мастера и кандидаты школы «Витязи Дракулы» видели их действие и умели пользоваться этими бомбами. Понимавший, какой хаос и панику можно вызвать с помощью пороховых подкопов во вражеской армии, Влад попросил меня увеличить производство греческого огня, насколько это возможно, и удвоить производство селитры для получения пороха. К пороховым мастерским в Крайове, Вылче и Дымбовице я добавил две новые в Кымпу-Лунгу и в самом Поэнари. Пушечный двор в Тырговиште без перерыва лил орудия для наших крепостей, но от идеи создать боевые гуситские повозки пришлось отказаться, так как у нас в Цара Ромынеяскэ не было широких и плоских равнин, как в Чехии, где они бы могли быстро разворачиваться и перестраиваться. Я сказал Владу, что Матиаш Корвин и Витез уже довели количество боевых гуситских повозок в своем войске до пяти тысяч и продолжают увеличивать их количество. Мой друг ответил, что если Хуньяди не будет вместе с Валахией оказывать сопротивление Османской империи, она завоюет равнинную Венгрию, несмотря на силу мадьярской армии.

Мы с Владом неоднократно проехали по дорогам от Зимницы, Джурджу и Олтеницы до Дымбовице и до Тырговиште и нашли несколько хороших мест для засад, атак кавалерии и закладки мин. Все дороги от Дуная, включая от Тыргу-Мэгуреле и Туртукая, сходились у нашей Дымбовице, в которую за зиму был завезен огромный запас пороха, оружия, греческого огня и продовольствия, а перед крепостными стенами прорыта подземная галерея на глубине четырех метров с возможностью закладки пятидесяти пороховых зарядов у поверхности.

Мы были уверены, что вынудим Махмуда-пашу атаковать Дымбовице от Джурджу, и новая валашская крепость должна была выдержать осаду тридцатитысячного османского войска.

Из населенных пунктов на дороге Джурджу – Дымбовице за господарский счет в центральную Валахию переселялось население, после чего в самых лучших домах, где могли расселиться начальники османского войска, закладывались пороховые заряды, готовились постоялые дворы, в которые в качестве хозяев и слуг заселялись прокаженные, в Дымбовице было завезено большое количество отравы для колодцев.

От Видина, через который Валахию могло атаковать главное турецкое войско во главе с султаном, в Крайову вела только одна дорога, по которой стотысячное войско могло идти только очень узкой походной колонной. Крайова была столицей Малой Валахии, а краевский являлся заместителем господаря, и защищать ее Влад собирался точно так же, как Дымбовице и Тырговиште. Никто не собирался отдавать запад Цара Ромынеяскэ бешеным к грабежам и кровопийству османам. Все боярские дружины из Мехадии, Тыргу-Жиу, Петрошан, Хореза, Турну-Северина, Филиаши, Бэлчешти, Слатины, Вылчи, Рошиори, Александрии были подчинены бану Краевы, и уже с конца лета, после уборки урожая, все воины и местное население возводили неприступные укрепления на переправе через Дунай у Видина, у Галича-Маре и на реке Жигу перед Крайовой. На дороге Видин – Крайова были сделаны такие же приготовления, как на дороге Джурджу – Дымбовице. Валахия видела, что ее господарь будет защищать всех валахов как собственных детей. Турки могли войти в нашу страну от Видина только через трупы половины своего огромного войска, и я постарался, чтобы об этом в подробностях узнали Мехмед II и его визири. В Стамбуле должны были привыкнуть к мысли, что атаковать Валахию можно только через Джурджу, от которой до Дымбовице и Тырговиште была самая короткая и удобная дорога.

В первые месяцы своего правления Влад организовал в Тырговиште особую школу, которая снабжала ученых Валахии всем необходимым для их работы. По моей просьбе те из них, кто занимался изучением трав, растений и явлений природы, работали над созданием необычных ядов, употребление которых должно было вызвать смерть не только у одного врага, но передаваться и другим оккупантам. Мои мастера раздобыли все виды страшных итальянских ядов и выяснили их состав, и на этой основе был создан новый вид отравы. Его проверили только на крысах и больных животных, но выяснить реальное действие на двуногих существ этого яда было можно только в боевых условиях.

По приказу Влада я выяснил все места, где в особых лагерях жили прокаженные. Османских захватчиков мы считали не людьми, а безжалостными убийцами беззащитных мирных жителей, которым жизнь эти двуногие оставляли только для того, чтобы продать их в рабство. Уничтожать бешеных собак Мехмеда Завоевателя мы собирались всеми возможными и невозможными способами – отравой, болезнями, огнем и мечом, на небе, в воде и на земле, которая должна была гореть под ногами османских оккупантов. Я договорился со старшинами лагерей прокаженных, что те их жители, болезнь которых не зашла далеко и внешне еще не была видна, за наши деньги займутся поставками продуктов и товаров в турецкое войско, как только оно переправится через Дунай.

«Альба Регия» и «Альба Юлия», обшитые по бортам и палубе листами меди от пожаров, к пушкам получили пороховые ядра и кувшины греческого огня. К ним были добавлены три шхуны и пять баркасов, на которых мы планировали быстро перевозить большие группы воинов по рекам в необходимые для боя и засад районы страны. Летом и осенью наша флотилия совершила несколько очень быстрых перевозок тысяч воинов по Дунаю, Ольту, Арджису и Жиу от Дымбовице в Крайову и Поэнари и эффектные эвакуации гарнизонов наших пограничных крепостей. Влад и я рассчитывали, что «Альба Регия» и «Альба Юлия» очень помогут нам отразить османскую агрессию. Турки не любили море, не умели строить большие и крепкие корабли и воевали на суше огромным войском, побеждая количеством.

Вся постоянная армия Влада была посажена на коней, стяги разбиты на группы и обучены тактике «налет, бой, отход». Воины и уж, конечно, вся без исключения тайная стража отрабатывали осенью и зимой боевые действия на всех дорогах от Дуная до Дымбовице и Тырговиште.

Были созданы отдельные горные стяги, имевшие в своем составе карпатских пастухов, которые научились заходить в тыл врага прямо по неприступным скалам. В Карпатах у меня было около сорока тайных охраняемых убежищ с оружием, греческим огнем, продовольствием, готовых принять тысячи воинов. Были обучены триста лекарей и более тысячи их помощников во всех стягах, носилки и средства для лечения заготовлены на десять тысяч раненых. На всех дорогах во всех удобных для этого местах строились земляные, деревянные и каменные укрепления, преодолеть которые было совсем не просто.

Влад, казалось, совсем не спал, он бывал во всех стратегических точках нашей обороны неоднократно, и валахи, видевшие его в Турну-Северине, а через несколько дней в Фэгэраше и Брэиле, были уверены, что их господарь перемещается по стране с какой-то дьявольской скоростью. Из Молдовы прибыли две тысячи добровольцев, половину которых мы направили краевскому бану, а остальных распределили в Дымбовице и Поэнари, где они проходили ускоренное обучение по нашему образцу. В Хунедоару прибыли пятьсот воинов Матиаша Корвина охранять родовые земли Хуньяди, но в феврале венгерской армии еще не было у Сегеда и Мохача.

Влад отправил Пию II письмо, в котором подробно рассказал о будущей войне с османами, и его благополучно доставили в Ватикан десять боевых пятерок тайной стражи. Впереди с чистым листом бумаги ехали пять моих мастеров, а за ними тихо двигались остальные сорок воинов. На них напали у Альбы, Сомбатхея и Клагенфурта, засадные пятерки надежно успевали прикрыть авангард, а из допросов отправленных ко мне четверых оставшихся в живых налетчиков я выявил еще двоих неизвестных Владу конфидентов Витеза в Тырговиште. Само собой, мы их трогать не стали, а, как обычно, использовали для передачи в Буду тех сведений, которых было не жалко. Из посланных к ним писем мы узнали, что венгерский канцлер планирует собирать вспомогательное войско, призванное помочь Валахии, у Сибиу до конца лета, а главное войско короля Матиаша так и останется стоять у Сегеда, не желая вызывать ярость султана, до тех пор, пока его османы не атакуют Буду. То же самое сообщали и наши конфиденты из венгерской столицы.

Стало ясно, что ни о каком генеральном сражении нашей армии с войском Махмуда-паши не может быть и речи. Народное ополчение Влад решил собирать только тогда, когда будет известно об атаке Валахии главным войском султана. Войско Влада III Дракулы состояло из двенадцати тысяч постоянных бойцов и пятнадцати тысяч боярских дружинников. У Махмуда-паши ожидалось тридцать тысяч воинов, и еще пять тысяч османов должны были встать гарнизонами на вновь занятых на Дунае валашских крепостях. В случае даже победного для нас генерального сражения могли погибнуть пять тысяч наших воинов и еще около десяти тысяч получили бы ранения. Если бы после разгрома армии Махмуда-паши Валахию атаковало главное войско во главе с разъяренным султаном, мы могли бы его встретить только половиной армии. У нас бы не хватило опытных воинов командовать собранным народным ополчением, и ни о каком серьезном сопротивлении вдесятеро большему врагу не могло быть и речи. Султан содержал свое войско грабежами мирного населения, а рабов и награбленное надо было еще доставить в Турцию. При наличии действующей армии у покоряемого врага это становилось проблематичным, поэтому войско Влада должно было оставаться боеспособным.

Проведение генерального сражения с войском визиря в любом случае означало разгром Валахии, поэтому Влад решил использовать тактику выжженной земли и партизанскую войну. Визирь – это был совсем не султан, но за Махмудом наготове стоял Мехмед со своей бесчисленной ордой жаждущих крови убийц. К концу февраля мы были готовы к войне с первым османским войском, и оно не заставило себя долго ждать.

20 марта 1461 года тайная стража доложила своему господарю, что войско Мехмеда-паши в составе тридцати тысяч акинджи, сипахи и янычар с сотней пушек вышло из Разграда по направлению к Русе и Джурджу. В тот же день отряды акинджи по нескольку тысяч каждый из Бялы, Плевена и Добрича двинулись на Турну-Мэгуреле, Зимницу, Тутракан и Силистрию.

Было ясно, что османы хотят растянуть наши силы по дунайской границе, после чего взять Джурджу или другие крепости и двинуться вглубь Валахии, которая была полностью готова к любому развитию событий.

1 апреля передовые отряды Махмуда-паши прошли Бэзен и стали окапываться ввиду Русе, которую защищали Влад с тысячей гвардейцев и я с сотней мастеров тайной стражи, и нам предстояло выполнить свою важную задачу. Я попытался уговорить Влада командовать обороной из Джурджу, но мой друг, как всегда, был в первых рядах своих воинов в самых опасных местах, и, наверное, это было правильно, до тех пор, конечно, пока его не убили.

На правом берегу Дуная мы решили защищать только Русе, для того чтобы Махмуд-паша мог ее взять штурмом и гордо сообщить Мехмеду о первой победе, а затем атаковать именно Джурджу и Дымбовице, где мы его очень ждали. Из занятых два года назад Лома, Козлодуя, Мизии, Гигена, Новиграда, Туртукая и Силистрии мы давно вывезли все пушки с большим запасом ядер, которые установили в своих левобережных крепостях, увеличив их огневую мощь вдвое и втрое.

У Тырну уже начинались предкарпатские холмы, но дальше на запад простирались широкие и плодородные дунайские равнины. Влад приказал всеми силами удерживать Зимницу, Олтеницу и Кэлэраши до тех пор, пока все войско Мехмеда-паши не навалится на Джурджу. Тайная стража хорошо поработала на правом, болгаро-турецком берегу, и я, вернувшись к Владу, доложил господарю, что взятые нами османские крепости подготовлены к встрече со своими бывшими хозяевами.

3 апреля османы одновременно атаковали все крепости правобережного Дуная, встретив сильный отпор только под стенами Русе. Когда отряды акинджи, выбив таранами ворота, с радостным ревом ворвались в Новиград, Туртукай и Силистрию, особые группы моих отчаянных мастеров взорвали в их подвалах с пробитыми в крепостные дворы отверстиями и башнях огромные заряды пороха, которые почти месяц делали наши мастерские. Взрывы погребли под развалинами половину наступавших турок, и о штурме наших левобережных крепостей теперь не могло быть и речи.

В Русе Влад сделал очень опасную вылазку, чтобы показать себя османам. Обрадованный Махмуд бросил на отряд валашского господаря всех янычар, которые в бешеной погоне уткнулись в крепостные ворота, успевшие закрыться за вторым Драконом.

У Русу Дунай, кроме главного русла, имеет несколько рукавов, огибающих три больших острова, что делает переправу в этом месте наиболее удобной. Расстреляв по врагу весь запас ядер, тысячи гвардейцев с господарем перешли в Джурджу, а я со своими мастерами стал ждать, пока таран янычар выбьет наконец кованые крепостные ворота. Жаль, что визирь, как мой господарь, не участвовал в штурме Русу, потому что когда янычары ворвались в крепость, она взорвалась вся, включая внутренние постройки и башни. Мы, дождавшись наших воинов, поджигавших фитили пороховых зарядов, в самый последний момент на лодках уходили к Джурджу, а над развалинами Русе стоял дикий вой по тысяче убитых и огромному количеству покалеченных обломками взрывов янычар.

Визирь радостно доложил султану, что правый берег Дуная со всеми крепостями возвращен Османской империи, и получил приказ атаковать Джурджу и захватить Дракулу, что он, не дожидаясь ответного письма Мехмеда, и начал осуществлять. Все войска пограничной линии собрались под штандарт Махмуда-паши, и от Влада, и от его соратников требовалось так защитить Джурджу, чтобы заставить тридцать тысяч османов выйти на дымбовицкую дорогу. Влад решил не взрывать валашские крепости на дунайском левобережье, надеясь их вернуть под свое начало после возможного захвата. Под наблюдением визиря османы строили два понтонных моста от Русе к Джурджу, и мы им, конечно, совсем не мешали, чтобы, не дай бог, оккупанты не передумали ее штурмовать и идти на Дымбовице. 6 апреля османы стали строить укрепленный лагерь у стен нашей главной крепости и готовиться к ее штурму.

В Джурджу мы оставили только восемьдесят устарелых турецких пушек, стрелявших не дававшими взрывов каменными ядрами. Два дня османы готовились к штурму, и когда пошли в атаку, наши пушки успели выстрелить по три раза, и двести сорок ядер собрали свою кровавую жатву. Все воины Влада отлично стреляли из луков и после пушечных залпов обрушили на врага дождь стрел, и только немногие из них просто уткнулись в землю. Тысяча гвардейцев и сто мастеров тайной стражи выпустили по двадцать стрел каждый прицельно, и линии атакующих были остановлены в пятидесяти шагах от рвов и стен Джурджу. Османы уносили от них полторы тысячи убитых и раненых, и мы им не мешали, потому что валахи лежачих не убивают.

10 апреля Махмуд-паша бросил на штурм все свое войско. Османы шли на крепость медленно, прикрываясь большими деревянными щитами на колесах, которые хотели перебросить через рвы. Пушки Джурджу успели истратить на них весь запас каменных ядер, но Влад приказал не обстреливать огромный дубовый таран с кованым острием. Наши воины стреляли по атакующим до тех пор, пока их не стали прикрывать приблизившиеся на расстояние выстрела две тысячи турецких лучников, которые могли нанести гвардейцам на боевых галереях Джурджу большой вред. Дождавшись, когда османы перекинут через ров щиты и начнут бить тараном в ворота, мы сожгли их сотней кувшинов греческого огня. Отряды оставшихся в живых османов откатились к своему лагерю, и с башни Джурджу нам было видно, как беснуется у своего шатра Махмуд-паша, требуя от своих воинов снова идти в убийственную атаку.

На закате солнца я и Влад вышли на боевую площадку въездной башни. Ее пушки выстрелили в сторону шатра визиря, который вышел из него и стал смотреть на крепость. В последних отблесках казавшихся кровавыми солнечных лучей мы, как наши отцы семнадцать лет назад на этом же месте, разом взметнули над головой мечи и еще раз поклялись уничтожать османских оккупантов до последнего вздоха. Нам даже показалось, что души Влада II Дракона и Раду Арджиу находятся с нами на башне и волнуются за новую сильную Валахию.

Утром османы должны были в третий раз штурмовать Джурджу, которую мы уже не собирались защищать, боясь, что Махмуд-паша захочет изменить направление главного удара. Тысяча гвардейцев с Владом отступили на дымбовицкую дорогу к Ремушу, а я с мастерами остался ждать атаки, приготовив все к быстрому отходу. Дождавшись нового штурма, мы сбросили со стен восемьдесят турецких пушек с пороховыми зарядами, которые взорвались, еще не достигнув земли, подожгли деревянные лафеты, выставив их в бойницы, и быстро покинули Джурджу. Остававшиеся в ней до последнего две мои боевые пятерки доложили Владу после своего возвращения, что османы, выбив тараном ворота, еще долго не входили в крепость, опасаясь взрыва, и заняли пустую и холодную Джурджу только вечером, 10 апреля, убедившись, что в ней не заложены пороховые мины.

Начало весенней кампании 1461 года Влад назвал успешным – войско Махмуда-паши с большими потерями заняло только Русе и Джурджу и собиралось атаковать Дымбовице. При этом занять все валашские пограничные крепости у них не хватало сил.

Семьдесят верст дороги от Джурджу до Дымбовице проходили по ровной плодородной равнине. Несколько сел располагалось недалеко от крепости, а затем на протяжении тридцати верст на дороге населенных пунктов не было. Только у Кэлугэрени сливающиеся в одно русло реки Няжлов и Кылништя создавали первую естественную преграду перед будущей валашской столицей. В десяти верстах за Кэлугэрени дымбовицкую дорогу пересекал особенно полноводный весной Арджис, начинавшийся выше нашего любимого Поэнари и впадавший в Дунай у Олтеницы. Между Арджисом и Дымбовицей дорогу пересекали река Сабар и та, которая дала название нашей крепости.

Берега всех рек на местах возможных переправ были защищены частоколом из заостренных бревен, косо вбитых прямо в воду, который возвышался над ней на пять шагов, и забраться на него из воды было совсем не просто даже с лодок и плотов, особенно с учетом того, что с береговой стороны частоколы имели подмостки для лучников. А на самих берегах были устроены земляные и деревянные укрепления с многочисленными пушками с большими запасами пороховых зарядов и ядер.

У переправ были уничтожены все деревянные строения, с рек отогнаны лодки и другие плавучие средства, а паромы подготовлены к быстрой эвакуации, чтобы затруднить османам их форсирование.

На Арджисе, в укромном месте у Михайлешти, стояла отлично оснащенная и вооруженная наша речная флотилия во главе с «Альбой Регией» и «Альбой Юлией», командовать которой при приближении османов предстояло мне. Наши вооруженные до зубов бриги, шхуны и баркасы с группами отборных воинов на бортах должны были стать полной неожиданностью для турецких захватчиков, и мы с Владом возлагали на них большие надежды. Отраву и группы прокаженных мы решили против войска визиря не применять, оставив это новое стратегическое оружие для главного войска султана. Дорога от Джурджу до Дымбовице должна была стать для проклятых османских оккупантов дорогой в ад, и мы собирались проводить в него всех слуг султана лично.

Из несожженного Ремуша мы отступили к Дайе, и мои мастера подсчитали, что из Джурджу на Дымбовице вышли двадцать семь тысяч османов во главе с Махмуд-пашой. На первый ночлег они остановились в Ремуше, и начальники вражеского войска заняли в нем пять лучших домов из семидесяти, еще не зная, что им не придется пережить ночь на 12 апреля 1461 года. Такая судьба ожидала не только главных османов. В Джурджу на крепостном дворе Влад оставил на высоком заостренном столбе свой указ, написанный на турецком языке. Господарь Валахии предупреждал, что все оккупанты, вторгшиеся в Цара Романа для грабежей, насилий и убийств, будут посажены на кол.

На рассвете мы в Дайе услышали сильный грохот, раздавшийся со стороны Ремуша. Вскоре оттуда прискакали с прикрывавшим их отрядом две боевые пятерки. За два дня до этого я сам посадил своих воинов в подкопы под пять лучших ремушских домов, в которые мы набили бессчетное количество пороха. Воины рассказали, как подожгли фитили и ушли из подкопов по подземным галереям в усадебные сады и к Дайе за несколько мгновений до взрывов, которые благополучно разнесли вместе с домами не только агу, командовавшего семью тысячами янычар Махмуда-паши, но и еще шестерых начальников сипах и четырех акинджи. Осторожный визирь ночевал в своем шатре, и только это спасло Махмуда от смерти, как мы надеялись, ненадолго. Мои мастера подкинули ему письмо Влада с извинениями за то, что он не посадил, как объявил, взорванных османов на кол, но обещал в дальнейшем придерживаться своих слов. Ошарашенный Махмуд нескоро пришел в себя после подобного пожелания доброго утра в Валахии.

Начальников у османов всегда было как грязи осенью у Сулимского гирла Дуная, и визирь заменил взорванных командиров другими, такими же злобными. Однако теперь османы стали делать каждый шаг по валашской земле с опаской, чего мы и хотели добиться. Мы могли не сжигать находившиеся за Ремушем то самое Ойнаку, где мы уничтожили отряд Хамзы-паши и Юнус-бея, Фратешти, Браништи и Дайю. Войско Махмуда-паши ночевало теперь только в шатрах и палатках, опасаясь взлететь на воздух намного раньше своего времени.

Мы отступали, незаметно сопровождая османов с флангов, а захватчики медленно наступали по дымбовицкой дороге. Вся придунайская равнина была ровной, как стол, для засад пока не было удобных мест, а кавалерийская атака, замеченная издалека, принесла бы только неоправданные потери. Молодую зеленую траву поджечь было еще нельзя, но мы за несколько дней успели сократить армию вторжения на шестьсот мародеров, попытавшихся грабить округу.

15 апреля войско Мехмеда-паши подошло к Кэлугэрени и начало устраивать лагерь перед рекой Няжлов. Османы пытались найти выше и ниже реки лодки и дерево для плотов, и мы убивали эти группы в лучах заходящего апрельского солнца. Глубина Няжлова в эти дни превышала шесть шагов, и преодолеть реку шириной в сорок шагов османам было нелегко. Наши пушки стреляли, как только захватчики пытались приблизиться к берегу, и делали это очень удачно. Двадцать шесть тысяч оккупантов замялись и остановились вне достигаемости нашего огня.

Половина валашских боярских дружин защищали Крайову и запад страны от вторжения со стороны Видина, а часть воинов находилась в Александрии, угрожая войску Махмуда с фланга и захватывая его фуражиров. Оставшиеся шесть тысяч дружинников Влад расположил в Виделе и Будешти, блокируя возможный прорыв турок к Дымбовице с этих направлений. Десять тысяч воинов постоянной валашской армии располагались в укреплениях вдоль Няжлова у Кэлугэрени, а пятьсот отборных витязей ждали своего часа на наших бригах в Арджисе. Тайная стража находилась и действовала везде, где требовалось ее вмешательство.

От Русе к войску Мехмеда везли бревна для плотов, и наши летучие конные группы несколько раз уничтожали эти обозы. Визирь был вынужден отправить для охраны дороги почти семь тысяч своих османов, и только 23 апреля в турецком лагере началось строительство плотов для переправы через бурный весенний Няжлов. Плоты делались в недосягаемости огня наших пушек, бивших тогда на пятьсот шагов, и было ясно, что османы готовятся форсировать реку одним броском двадцатипятитысячного войска.

Утром 25 апреля тысячи захватчиков с десятками плотов бросились к берегу, начали спускать их на воду и переправляться на нашу сторону. Понимая, что позицию у Кэлугэрени без больших потерь не удержать, Влад еще за день до атаки распорядился перевезти все пушки от Няжлова к Арджису. Переправлявшихся османов встретили тысячи стрел наших воинов, бивших по врагам из-за длиннейшего палисада. Когда с большими потерями турки сумели пересечь ставшую для них кровавой реку и с трудом стали взбираться на высокий наклоненный частокол, наши отступившие к земляным укреплениям воины начали бить их как уток на охоте, и множество пробитых стрелами тел оккупантов гроздями падало в валашскую воду, уносившую их дальше по течению.

Под непрестанные вопли своих начальников массы османов стали перебираться через разрушенный ими во многих местах частокол. Подождав, когда их количество составило около двух тысяч и захватчики начали строиться в ряды, десять тысяч валашских воинов бросились на них из находившихся в семидесяти шагах укреплений, разорвали нестройный фронт противника и в считанные две сотни мгновений перебили прижатых к реке оккупантов в пыль, после чего быстро вернулись к укреплениям, где их ждали лошади, и ускакали по дымбовицкой дороге к Арджису. Когда испуганное и потрясенное молниеносными и уверенными действиями валашских бойцов турецкое войско занимало пустой Кэлугэрени, османам пришлось проходить мимо тысяч своих только что убитых товарищей, что не прибавило им боевого духа.

Двадцать четыре тысячи османов встали лагерем у Кэлугэрени, чтобы прийти в себя после убийственной переправы через первую валашскую водную преграду. Тайная стража доложила своему господарю, что во вражеском войске стали распространяться слухи о том, что поход на Валахию будет неудачным и все пошедшие в него воины погибнут. Влад был очень доволен – вместе с нашими мечами разили врага и вызванные нашими действиями мистические страхи, парализовавшие у него волю к победе. Второй Дракон объявил на командирском совете, что после будущих боев у Арджиса и Дымбовице оккупанты должны обрушиться в ужас, который будет сопровождать их на валашской земле везде.

Ширина Арджиса, пересекавшего дымбовицкую дорогу у сел Эдунэти и Копэчени, достигала сто шагов и более, а глубина на стремнине превышала двадцать шагов высокого воина. Весной, когда валашские реки наполнялись снеговыми водами с Карпатских гор, переправа через их бурные и стремительные воды была сложной и опасной, и мы благодарили бога за то, что османы решили атаковать Цара Ромынеяскэ именно весной.

Десять верст от Няжлова до Арджиса османское войско ползло два дня, как будто зная, что возвращаться по этой дороге придется не всем. Правый берег реки мы не защищали, но левый берег на протяжении версты напротив удобных для переправы мест ощетинился высоким и острым наклонным частоколом, сразу за которым были выстроены земляные и деревянные укрепления с пушками. В них располагались спешенные воины Влада, за которыми находились конные стяги. Слева и справа нашу позицию у Виделе и Будешти прикрывали боярские дружины, вынуждая Махмуда-пашу не сворачивать с дымбовицкой дороги.

15 апреля османы попытались построить через Арджис понтонный мост, который наши пушки разнесли тремя десятками выстрелов. За два следующих дня турки построили более сотни плотов, каждый из которых мог выдержать на плаву двадцать вооруженных воинов. За это время я принял командование нашей речной флотилией и перевел ее от Михайлешти в Думитрану и еще восточнее, в Дэрешти, от которого до Копэчени было менее двух верст. На двух бригах, трех шхунах и пяти баркасах с сотней пушек находились тысяча отборных воинов и мои мастера тайной стражи, обученные дальним броскам на воде кувшинов с греческим огнем. Вечером 17 апреля я лично убедился, что турки закончили строительство плотов, и мы с Владом приготовились к тому, что утром они начнут форсирование Арджиса всем войском одновременно.

Еще до рассвета турецкие пушки стали стрелять по нашему частоколу, пробивая в нем бреши, а вслед за этим османы тремя линиями по тридцать пять плотов начали переправу. На нашей флотилии, конечно, никто не спал, и с первыми залпами корабля сразу же рванулись по реке к месту грядущего боя. Весла разом рвали холодную апрельскую воду, мгновения тянулись как бесконечные летние дни, и вот, наконец, моя «Альба Юлия», «Альба Регия», а за ними и все остальные суда влетели в линии плотов врага, круша их своими медными носами. На плотах количество захватчиков активно сокращалось пушками и стрелами воинов Влада, удачно бивших с берега, и им тут же стали помогать мои лучники и витязи, начав метать во врага бомбы с греческим огнем. Плоты вспыхивали как сальные свечи, распадались на бревна, и турки валились с них в воду гроздьями живых и мертвых. В непрекращающемся грохоте, в клубах черного едкого дыма сражение на Арджисе прямо на наших глазах превращалось в ад для оккупантов.

Наши бриги и шхуны, как кинжалы сквозь замороженное масло, прошли через огромное стадо замерших плотов, оставив за собой их пылающие прямо в воде островки, и для двух тысяч оккупантов первой волны все было кончено. Бриги и вся флотилия спустились к Градишти, а я высадился на берег и поскакал к Владу. Османы, еще не оправившиеся от увиденного своими глазами погрома с тысячами трупов, метались по берегу и под вопли своих начальников в пять рядов устанавливали колесо к колесу все сто бывших в войске пушек, готовясь к бомбардировке наших укреплений, чтобы затем повторить атаку на плотах.

До сегодняшнего дня за одного погибшего валашского воина своими жизнями платили по двадцать оккупантов, становившихся из живых захватчиков трупами, и мы не могли позволить, чтобы наши потери увеличились, что и произошло бы на следующий день под сплошным пушечным огнем. Защищать Арджис было больше нельзя, и с темнотой воины и пушки отступили дальше к Дымбовице, а флотилия переместилась еще восточнее, к Будешти. На левом берегу остались только четыре мои боевые пятерки, которые должны были поджечь деревянные укрепления во время новой турецкой атаки.

С рассветом на Арджисе началась непрерывная канонада, за время которой турецкие пушки выпустили по нашему опустевшему берегу более трех тысяч ядер. Во многих местах был полностью разрушен частокол и сильно разбиты земляные и деревянные укрепления, после чего османы на новых и восстановленных плотах начали переправу. Дождавшись прекращения оглушающей пальбы, боевые пятерки тайной стражи успели поджечь пропитанные смолой в нужных местах деревянные стены и отступить без боя и потерь.

Два дня двадцать две тысячи османов переправлялись через Арджис, с трудом и большими потерями преодолев вторую валашскую водную преграду, и 23 апреля подошли к третьей реке на дымбовицкой дороге. Влад никогда не повторялся, и просчитать его действия было практически невозможно. Сабар мы защищать не стали и с удовольствием посмотрели, как боявшиеся после двух непривычных для них боев каждого шага османы выпустили по берегу с земляными укреплениями еще три тысячи ядер, значительно уменьшив их трудно восстановимые запасы.

26 апреля османское войско показалось на берегу Дымбовице, за которым возвышались каменные стены и башни нашей новой крепости, разбить которые можно было только длительной стрельбой из осадных орудий. От Джурджу до Дымбовице войско Махмуда-паши из тридцати пяти тысяч своих воинов потеряло треть, а у нас из двенадцати тысяч воинов погибли четыреста витязей, и это соотношение потерь было, конечно, в нашу пользу, хотя от этого смерть наших героев не становилась менее трагичной. Четыреста наших воинов против десяти тысяч захватчиков – это была хорошая арифметика, если не давать воли чувствам, но мы не могли бесконечно отступать. В конце апреля 1461 года на реке Дымбовице новая Валахия Влада III Дракулы вступала, наконец, в открытый бой с безжалостной Османской империей.

Три дня турки строили и укрепляли свой лагерь в двух верстах от Дымбовице. С запада нашу будущую столицу на холме прикрывала река, на берегу которой и выросли валы и стены крепости, с востока вольно раскинулся дремучий лес, в котором мы широкой полосой сделали непроходимую засеку, срубив деревья на высоте роста ребенка верхушками в сторону Джурджу. Только с юга перед Дымбовице лежала широкая равнина, по которой к въездной башне шла извилистая дунайская дорога.

Перед стенами и башнями высотой в десять и пятнадцать шагов, расположенных на крутых валах высотой пять шагов, мы при строительстве крепости вырыли рвы глубиной и шириной в десять шагов, при опасности наполнявшиеся водой из Дымбовице. Сразу от рвов начинались крепостные валы, возведенные так, чтобы земля с них не сползала в воду и чтобы на нее трудно было упереть штурмовые лестницы. На южной стене Дымбовице, протяженностью пятьсот шагов, справа и слева от въездных ворот со стороны крепостного двора были одна над другой возведены три боевые галереи, нижняя для пушечного боя, а две верхние – для лучников и метателей греческого огня, для которых были сделаны сотни удобных, в том числе и зубчатых, бойниц. Мощная въездная башня, с кованым подъемным мостом на цепях, представляла собой квадрат со стенами толщиной в полтора шага, на котором стоял высокий восьмигранник с остроконечной крышей. На всех пяти ее ярусах были сделаны бойницы для пушек и лучников и, как и в стенах, стоки для кипящей смолы и камней. Трехъярусные угловые башни были выстроены круглыми, чтобы от них при нападении рикошетили ядра.

За стенами и рвами в шахматном порядке в землю под углом были глубоко врыты сотни кольев, мешавших врагу атаковать и забрасывать рвы. Их можно было уничтожить только пушечным огнем, после чего еще предстояло под выстрелами со стен выровнять вздыбленную землю. Защитники южной стены Дымбовице одновременно могли дать залп из сорока пушек и трехсот луков. Огневая мощь нашей новой крепости была очень солидной, и взять ее с большими потерями могло только огромное войско.

Три потайных подземных хода выходили из крепости в самые нужные места, и в каждой из стен и во рвах под ними были устроены узкие тайные калитки для вылазок гарнизона.

Из крепостного двора в условиях строжайшей секретности был вырыт подземный ход под стенами и рвами до границ частокола, откуда параллельно всей южной стене была выкопана длиннейшая галерея на глубине четырех шагов, в которой один за одним у самой земли были заложены пятьдесят огромных пороховых зарядов. Я провел с моими мастерами десятки тренировок, чтобы определить длину горевших фитилей у дальних и ближних зарядов, которые должны были взорваться одновременно, при этом дав возможность уйти всем взрывникам из галереи длиной в полтысячи шагов в центральный подземный ход. Нам удалось добиться полной синхронности действий, распугав, правда, не сильными, но частыми взрывами всю дичь в окрестностях Дымбовице, которой там было великое множество.

Для вылазок с крепости были подготовлены ударные группы из метальщиков греческого огня и их прикрытия, самые лучшие метальщики были равномерно распределены по верхней галерее южной стены. С восточной стороны крепости в лесу были сделаны три тайных извилистых прохода для внезапного нападения на османов с фланга конной засады. С запада от крепости на реке Дымбовице у Драгомирешти уже скрытно стояли наши бриги с конвоем, успешно прошедшие от Арджиса по Дунаю до самой крепости и готовые атаковать врага с другого фланга.

Под моим командованием была сформирована засадная группа из пятисот гвардейцев и двухсот мастеров тайной стражи с греческим огнем, которая от Леордени должна была ударить в тыл турецкому войску в момент штурма Дымбовице и вызвать в нем панику и хаос. Войско господаря Влада Дракулы было готово ударить по захватчикам с четырех сторон одновременно, имея вдвое меньше воинов, чем османы, атака которых не заставила себя ждать.

30 апреля сто османских пушек начали уничтожение крепостных частоколов, и мы не мешали туркам ни днем, ни ночью, когда под покровом темноты они стали устраивать восемь ровных и широких проходов к крепостным стенам. Было ясно, что утром двадцать две тысячи османов пойдут на штурм Дымбовице, которая 1 мая должна была выдержать свой первый бой. Моя засада уже стояла в Леордени, переговариваясь со второй лесной засадой Влада волчьим воем через линию караульных. «Альбы» и шхуны с баркасами и отборными воинами подошли как можно ближе к крепости, на стенах которой за два часа до рассвета встали их защитники. Влад опасался, что турки, как и в бою на Арджисе, пойдут в атаку еще до рассвета, и старался предусмотреть все. Он все угадал, этот гениальный Дракула, и не только потому, что османская военная мысль не отличалась разнообразием.

Перед восходом солнца плотные ряды турок под прикрытием больших деревянных щитов на колесах по широким проходам среди кольев тучей двинулись на Дымбовице. Наши пушкари, три года проводившие тренировочные стрельбы со стен куда можно и нельзя, знали на поле перед собой каждую кочку и кустик, вовремя открыли огонь пороховыми ядрами, и к ним сразу же присоединились сотни лучников, хорошо видевших атакующих в пламени взрывов. Пушки, как тогда, так и теперь, через полвека после описываемых событий, стреляли редко, но метко и разнесли в щепки все прикрывающие турок щиты и находившихся за ними османов.

Первая ополовиненная волна атакующих отхлынула, но сзади, у турецкого лагеря, уже были выстроены все турецкие воины. Уже рассвело, когда все войско ринулось в атаку на Дымбовице. Поле перед южной стеной заполнилось атакующими, по которым открыли огонь пушки и лучники. Среди взрывов османы с бревнами отчаянно кидались в рвы и падали, утыканные стрелами защитников, но их было слишком много, чтобы перебить всех за короткий промежуток времени. Рвы были в нескольких местах заполнены бревнами и трупами, по которым с лестницами к стенам под вопли начальников бросились штурмующие с выпученными от страха глазами.

Войско столпилось у восьми проходов между кольями, встав над нашей подземной минной галереей, для которой наконец пришел ее час. Приказ взрывникам из главного подземного хода был отдан вовремя, и вдруг под османской толпой, вытянувшейся параллельно стенам, задрожала и провалилась земля, изрыгнувшая огонь и пламя в пятидесяти местах сразу. Через несколько мгновений до всех защитников донесся грохот взрывов, услышав которые, через лес на правый турецкий фланг ударили две тысячи гвардейцев во главе со своим господарем, а на левый османский фланг вслед за пушечными залпами «Альб» обрушилась тысяча воинов речного десанта.

Как только вслед за взрывами раздался рев на вражеских флангах, моя засада тут же ударила в тыл османам. Вокруг их войска из ниоткуда возникло хорошо видное огненное кольцо. Вдоль бесконечной ямы от пятидесяти мин грудами лежали вражеские трупы, среди взрывов новых пороховых ядер и бомб с греческим огнем метались османы, погибавшие от стрел лучников с крепостной стены, от ударов наших воинов слева и от яростных атак справа, где валашские гвардейцы во главе со вторым Драконом прокладывали сквозь захватчиков улицы мечами. Ударные группы, вышедшие из потайных калиток Дымбовице, как и их товарищи со стен, раз за разом далеко в гущу врагов бросали кувшины с греческим огнем, то же делали мои воины и десант с бригов, и это был потрясающий воображение османский ад, устроенный нами тысячам оккупантов нашей Цара Романа, на которой для них больше не было живого места.

От шатров в центре турецкого лагеря несколько раз провыли трубы, и остававшееся на ногах турецкое войско от стен повалило назад, и я с моими витязями оказался зажат массой бегущих воинов. Мы, вставшие в сплошной прямоугольник, ощетинившийся рядами копий, пытались вырваться направо, к лесу, и, наверно, полегли бы на поле перед Дымбовице все, но в этот момент к нам со своими отчаянными гвардейцами сумел на несколько мгновений прорваться почувствовавший беду Влад и вырвал нашу засаду из лап наступавшей смерти.

Всюду в громе выстрелов и клубов слоистого дыма лязгало железо о железо, тучами летали стрелы, копья втыкались в живую плоть, и в этом рукотворном османском аду невообразимый клубок оккупантов, никто из которых так и не взобрался на стены Дымбовице, в кровавой пене и грудах трупов даже не откатывался, а отползал от наших валашских стен. Только к концу дня 1 мая турки смогли прийти в себя в Жилаве, а Влад, отправив гонцов к боярским дружинам в Видэле и Будешти с приказом двигаться наперерез османам к Стонешты и Комане, собрал всех нас под стены Дымбовице, где мы смогли наконец перевести дух.

Утром 2 мая я доложил Владу, что в сражении у Дымбовице войско Махмуда-паши потеряло только убитыми семь тысяч захватчиков и в Жилаве вокруг визиря собрались пятнадцать тысяч османов, треть из которых ранена. Наши потери за эти дни составили убитыми восемьсот воинов, и были ранены около двух тысяч бойцов. Вместе с шедшими к нам боярскими дружинами войско Влада было немного больше османского, и это была еще не полная и окончательная победа. На командирском совете Влад заявил, что мы не можем больше вступать в открытое сражение с турками и нести такие потери, даже при условии, что потери врага всемеро больше. Мы думали, как нам убить всех захватчиков без таких ощутимых для нас потерь, и надеялись, что Махмуд-паша из Жилавы со своим втрое уменьшившимся войском станет отступать именно на Джурджу и не пойдет вдоль границы на Крайову к Видину, куда может двинуться и султан с янычарами. Влад приказал подождать, пока османы отступят к Кэлугэрени, откуда была плохая дорога до Александрии, но затем хорошая до Крайовы, и ударить по войску Мехмеда-паши с трех сторон, чтобы заставить отступить его только на юг, к Дунаю.

Махмуд-паша не рискнул прорываться с войском к Видину и идти почти четыреста верст вдоль границы по враждебной территории. Османские начальники часто поступали не так, как было нужно их убийственному государству, а так, как было им более выгодно. Мы использовали жадность и отсутствие чувства национального достоинства турецких пашей и правителей для защиты нашей родины и планировали свои действия с учетом личности руководителей Османской Порты.

Махмуд не захотел рисковать своей жизнью во имя султана и побежал к Джурджу, надеясь закрепиться на Дунае и доложить Мехмеду о победе над непокоренными гяурами. На командирском совете Влад сказал, что этого нельзя допустить, и приказал боярским дружинам задержать врагов атаками с флангов у Кэлугэрени и Узину, во что бы то ни стало догнав и обогнав спешно отступающих турок, но ни в коем случае не ввязываться в большое сражение. Гонцы умчались к боярским стягам еще утром победного дня, а Влад со своим войском уже начал преследование бегущих турок, проводя его как на тренировках – «налет, короткий яростный бой и отход». Сам господарь с тысячей гвардейцев конным рейдом рванулся вдоль дороги с отступающими османами через Будэни и Бэняшу, с целью захватить Дайю до подхода войска визиря, взять запасы пороха из моего тайного хранилища у Браништи, заложить бомбы перед авангардом Махмуда и организовать оборону у Ремуша, опасаясь вылазки оставленного в Джурджу турецкого гарнизона. Я попрощался с Владом у Бершени, и он сказал, что надеется на меня, как на себя самого. К вечеру 2 мая все валашские войска, усталые, но гордые битвой у Дымбовице, где новая армия победила в открытом бою страшного своей жестокостью врага, уже выполняли поставленные вторым Драконом новые боевые задачи.

Влад ускакал с гвардией в свой невозможный рейд, а я в сопровождении двух боевых пятерок помчался к Фрумушени и Нучи, где догнал и опять возглавил нашу славную речную флотилию. «Альба Регия», «Альба Юлия», три шхуны и пять баркасов с двумя тысячами отборных воинов на бортах, на веслах и парусах понеслись по Дымбовице к Арджису и Дунаю, чтобы отбить захваченную османами Джурджу до подхода войска визиря и не позволить Махмуду-паше, бросив своих убийц, переправиться на турецкий берег и уйти от валашского возмездия.

Оккупантам опять предстояло преодолеть от Дымбовице до Джурджу три водные преграды и семьдесят верст, и мы сделали все, чтобы сократить их количество. Три дня ушло у османов на переправы через Сабар и стремительный Арджис, и семь тысяч воинов Влада с тыла несколько раз сильно потрепали отступающих захватчиков.

При переправе через Няжлов и Кэлугэрени на фланги отступавших турок яростно напали наши боярские дружины, взбудораженные общей Дымбовицкой победой. Они несколько раз прорубились через боевые порядки врага, а воины из Брэилы даже попытались напасть на визиря, но были отбиты янычарами. Турки остановились у Кэлугэрени более чем на сутки для организации обороны и отступления, и благодаря четким и скоординированным действиям валашских войск тысяча гвардейцев Влада добралась до Дайи раньше османов. Ночью гвардейцы во главе с господарем стерли в пыль триста оставленных в Дайе оккупантов почти без потерь, успели забрать в Браништи порох и заложить линию огромных мин поперек въезда в селение, которую нужно было взрывать бросками кувшинов с греческим огнем, брошенных на расстояние около тридцати шагов, так как подожженный фитиль было бы видно издалека. На околице Дайи были спешно возведены земляные укрепления, из которых метальщики греческого огня должны были взорвать мины и уйти от разъяренных османов без потерь.

В Дайе у Влада все прошло так, как планировал второй Дракон. Гарнизон Джурджу в полторы тысячи оккупантов, уже знавший о сокращении валахами войска Махмуда-паши втрое, не высунул носа из крепости, так и не получив приказа выступить навстречу отступавшим османам от перехваченных Владом визирских гонцов. Боярские дружины успели уйти от Кэлугэрени к Дунаю и по приказу Влада готовились к бою у Фратешти и Ойнаку. Господарь дождался у Дайи отступавших турок, вместе с другими метальщиками тайной стражи взорвал пороховые мины на их пути, уничтожив половину их авангарда, и без потерь отошел в Бэлену. До Дайи смогли добраться живыми только одиннадцать тысяч убийц Махмуда-паши, ночевавших прямо в поле. Теперь все зависело от моего отряда, который должен был взять Джурджу. Утром 7 мая войско Махмуда-паши должно было двинуться к крепости на Дунае, получить убийственные удары с четырех сторон одновременно и навсегда остаться на валашской земле в виде трупов. Наша геройская флотилия не подвела Валахию и ее господаря, успев за данные нам пять дней добраться по Дымбовице, Арджису и Дунаю к своей цели и совершить почти невозможное для обычных воинов, но только не для тайной стражи Влада III Дракулы.

Уже в ночь на 3 мая наша речная флотилия вошла в Арджис у Будешти и на рассвете остановилась перед Олтеницей. В Туртукае стоял турецкий гарнизон, и мы должны были войти в Дунай незаметно, иначе османы успели бы предупредить своих товарищей в Джурджу об опасности, за полдня домчавшись до нее через Нову Черну и Сливо Поле. С наступлением темноты наши бриги, шхуны и баркасы с убранными парусами, смазанными жиром портами и уключинами и обмотанными тряпками веслами от Олтеницы без всплеска и звука вошли в Дунай и к рассвету короткой майской ночи сумели отойти от Туртукая на десять верст и спрятаться за двумя большими островами, которых в нижнем течении великой реки было немало. На острова тут же высадились мои боевые пятерки тайной стражи, но, к счастью для османов, их не было на этих кусочках суши. Три дня и три ночи мы пробирались к Джурджу от острова к острову, оставшись незамеченными, и, подойдя к крепости, спрятались на северной стороне самого большого из трех островов между Русе и Джурджу.

Я тут же отправил одну боевую пятерку к Браништи и Ойнаку к Владу и стал ждать ночи, чтобы одновременно с Дуная, через открывающуюся изнутри и снаружи тайную калитку в восточной стене, въездную башню и тайный подземный ход ворваться в нашу главную крепость и перебить полуторатысячный оккупационный гарнизон так, чтобы об этом не узнали в Русе и в войске Махмуда, то есть только холодным оружием, без взрывов. Это был труднейший экзамен для тайной стражи, которая была со мной на «Альбах» почти в полном боевом составе. Мы понимали, что от нашего отряда во многом зависит окончательный разгром тридцатипятитысячной армии Махмуда-паши, вторгнувшейся на валашскую землю. Все воины знали, что должен делать каждый из них, и были готовы побеждать во имя Валахии.

В ночь на 7 мая, когда войско Махмуда спало в палатках у Дайи, готовясь на следующий день войти в Джурджу, полторы тысячи воинов моего отряда от «Альб» начали захват крепости наших великих отцов. Четыреста мастеров тайной стражи и тысяча гвардейцев были разделены на пять ударных групп, которые скрытно выдвинулись на боевые позиции. Как всегда, успех наших действий зависел от точности и синхронности каждого воина, и я, как мог, старался предусмотреть в плане захвата Джурджу все мыслимые и немыслимые случайности, которые могли бы сорвать его выполнение.

В самую глухую пору короткой, как вскрик умирающего оккупанта, майской ночи я с тремя сотнями воинов незамеченными пробрались на двух баркасах по среднему рукаву Дуная к началу подземного хода, расположенного в секретном месте недалеко от западной стены Джурджу. Еще триста воинов подобрались незамеченными к тайной калитке в восточной стене, и столько же бойцов рассредоточились по трем островам между Русе и Джурджу. Пятьсот воинов, часть из которых была переодета янычарами, придвинулись к въездной северной башне, и к ним, конечно, присоединился находившийся рядом второй Дракон, не усидевший в Бэлену. Старые пушки мы уничтожили в крепости в начале войны с Махмудом-пашой, а новые в нее не поставили, но мортирки в Джурджу имелись, и они не должны были выстрелить ни в коем случае.

Все наши воины знали главную валашскую крепость как свои пять пальцев, что облегчало ее захват, сигналом к которому был двойной прерывистый волчий вой. В назначенное время он раздался, и через мгновения наши ударные группы через подземный ход и тайную калитку тихо, как серые тени, проникли в не охраняемые беспечными турками подвалы Джурджу. Вслед за этим господарь Валахии с одной боевой пятеркой, одетой, как и он сам, турецкими янычарами, в предрассветной мгле подскакал к северной въездной башне и в свете факелов не дремавшей османской охране ворот приказал пропустить его в крепость, чтобы передать коменданту приказ визиря выйти навстречу его войску. После короткого, но нервного разговора стража, не заподозрив в янычарском аге и его охране свою смерть, открыла ворота, в которые тут же влетели Влад и его витязи, и я уже встречал их со стороны крепостного двора с моими бойцами. Еще через несколько мгновений мимо заколотых османских стражников в Джурджу понеслись возникшие из ниоткуда гвардейцы второго Дракона, и в предрассветной крепости начался небывалый беззвучный рукопашный бой. Рыцарь Влад Дракула, помнивший слова Александра Македонского перед битвой при Гранике, на командирских советах всегда говорил, что не будет воровать своих побед над врагами, и валахи не станут резать спящих врагов тайно, хотя они этого и заслуживают. Предоставленная возможность туркам отбиться им не помогла. Мы встречали очнувшихся османов с оружием в руках везде, и не было никакой пощады захватчикам Цара Ромынеяскэ. Выстрелов, слава богу, не случилось, и к рассвету полуторатысячный оккупационный гарнизон Джурджу лег на месте весь, забрызгав полы, стены и даже потолки казематов своей черной кровью. Около пятидесяти османов, спрыгнувших или спустившихся на веревках с южной стены в Дунай, были перехвачены рассыпавшимися на трех его островах воинами пятой группы с «Альб», не пропустивших к Русе ни одного беглеца, не избежавшего заслуженного возмездия за свои преступления.

Первые лучи яркого весеннего валашского солнца, озарившие Дунай, осветили мирно спавшую Джурджу, на стенах которой стояли наши дозоры в янычарской одежде, хорошо видные из Русе. С турецкого берега, конечно, не видели заваленные трупами захватчиков помещения гарнизона и крепостной двор и ничего не заподозрили о событиях страшной для османов в Джурджу ночи в лагере Махмуда-паши у Дайи, который так и не получил ответа от посланных в крепость гонцов.

Утром 7 мая войско визиря, пытаясь соблюдать хоть какой-то походный порядок, повалило в Джурджу, надеясь получить там наконец безопасный отдых и кров. Впереди были десять верст казавшейся безопасной дороги, по которой захватчики двигались без опасений и, конечно, не только без разведки, но и боевого охранения. Смерть хмуро распростерла над оккупантами свои огромные черные крылья, и у Ремуша их походную колону со всех сторон атаковали валашские войска. Перед Джурджу началась беспощадная битва, быстро превратившаяся в кровавую резню.

Семь тысяч наших воинов с тыла и по три тысячи боярских дружинников с флангов ударили по османам от Фратешти и Ойнаку, и три тысячи витязей во главе с Владом Дракулой врезались захватчикам прямо в их бараний лоб. Во всех передних рядах находились с прикрытием из тайной стражи метальщики, бросавшие в гущу врагов кувшины с греческим огнем, десятками взрывавшиеся по всей турецкой колонне.

Не ожидавший попасть вместо отдыха в ад враг, мечтавший о конце тяжелого пути, но попавший в пекло, вспомнил, что Дракула обещал посадить всех захватчиков на колы, и стал оказывать нам яростное сопротивление. Второй Дракон, превосходно знавший военную историю и восторгавшийся подвигами великого Ганнибала, использовал в бою у Ремуша тактику карфагенского гения в битве с римлянами у Канн. Шестнадцать тысяч валашских воинов сжали одиннадцать тысяч османских убийц в железный прямоугольник, позволив сражаться только первым вражеским шеренгам. Янычары собрались вокруг Махмуда-паши среди дороги и отбивались уверенно, но наши воины от Кэлугэрени успешно стирали пешие отряды акинджи, а боярские дружинники успешно били конных сипахов.

Четыре мои боевые пятерки бросили кувшины греческого огня в густую массу янычар вокруг Махмуда-паши, и вслед за этим мы резким ударом разорвали ее пополам и начали уничтожение. Влад со своим железным клином из лучших витязей, на глазах превращавшимся в широкую воронку, прорубился к Махмуду-паше и убил его в короткой сшибке прямо на глазах его янычар, которые и сами за считанные мгновения перестали жить в коротком яростном бою с нашими гвардейцами, впервые понесшими серьезные потери. Я был ранен в плечо, а Владу чуть не разрубили голову, сбив шлем с господаря Валахии.

Благодаря ярости и выдержке Влада Дракулы, мужеству и мастерству валашских воинов и метальщикам греческого огня из тайной стражи все одиннадцать тысяч оккупантов были перебиты, избежав таким образом массовой посадки на колы. К полудню 7 мая все войско захватчиков во главе с Махмудом-пашой лежало трупами у Ремуша, не дойдя до Дуная всего четыре версты, и за эту победу заплатили своими жизнями более тысячи валашских витязей. Бежавшие на юг небольшие группы недорезанных захватчиков перехватывались нашими воинами с «Альб», на валашской земле больше не было оккупантов, дунайские крепости на границе находились под полным нашим контролем, и почти сорок тысяч османов были превращены в пепел новой армией Влада III Дракулы, потерявшей в весенних боях около трех тысяч воинов. Несмотря на горестные для нас потери каждого восьмого витязя, это была блестящая победа Валахии и ее господаря над беспощадной османской армией вторжения, посланной убивать за Дунай по приказу Мехмеда Завоевателя, но убитой самой. Туда ей и была дорога, и Влад с соратниками был очень рад, показав ее оккупантам.

Второй Дракон не удержался и послал султану письмо, в котором в своей вежливо-ироничной манере сообщил, что, к радости Мехмеда, наказал его зарвавшегося визиря, без повеления главы Османской Порты превысившего свои полномочия. Султан пришел в ярость, и его придворные хронографы написали, что треть войска Махмуда-паши вернулась домой, а визирь был наказан лично Завоевателем, и это была обычная ложь Стамбула.

Победившая Валахия бурлила от восторга, а мы во главе со своим господарем готовились отбивать главное войско Османской империи во главе с Мехмедом, который был просто вынужден покарать своего личного врага Дракулу, оскорбившего его послов и уничтожившего его войско.

Узнав о гибели своей сорокатысячной армии в Валахии, султан долго не раздумывал и от Софии и Пловдива через Плевен с главным войском двинулся к Русе. Уже 20 мая Завоеватель, боясь потерять на Дунае свое грозное прозвище, полученное на Босфоре, по пяти мостам начал переправу через нашу великую реку. Сто двадцать тысяч османов, из которых каждый четвертый входил в отборный янычарский корпус, шли в атаку на Цара Ромынеяскэ с целью ворваться в Дымбовице и Тырговиште и захватить второго Дракона для султанской расправы. В обозе Мехмеда ехал садиться на валашский трон младший брат Влада Дракулы Раду, живший при его дворе с далекого 1444 года. По приказу Мехмеда Раду, получивший в Стамбуле прозвище Красавчик, должен был заменить на господарском престоле своего яростного и непокорного старшего брата. Влад, понимавший, что в случае отказа Раду от выполнения приказа султана он был бы просто убит, тем не менее хорошо знал, что прежнему сыну Влада II Дракона пришлись по вкусу османские порядки и жизнь. Несмотря ни на что, Влад надеялся, что во время похода на Валахию Раду с его помощью захочет и сумеет сбежать из лагеря османов и станет помогать старшему брату в борьбе с беспощадным врагом, которого они так хорошо знали.

В Джурджу не было пушек, но Влад не хотел сдавать ее без боя. Сократив войско султана стрелами на две тысячи трупов при переправе через Дунай, мы отступили из совершенно пустой крепости на север. Краеве больше не грозило вторжение от Видина, и по приказу Дракулы ее бан привел к нему почти все освободившиеся войска. Десять тысяч воинов армии Влада, тринадцать тысяч боярских дружинников и четыре тысячи молдавских добровольцев Штефана III не могли, конечно, противостоять ста двадцати тысячам османов во главе с султаном. Господарь Валахии еще в середине мая объявил о сборе малого народного ополчения. Посевная в Цара Ромынеяскэ, слава богу, уже закончилась, и к двадцати семи тысячам наших воинов добавилось почти столько же народных ополченцев, владевших белым оружием. Валахия встречала главное войско Османской империи смертью. Соотношение сил было один к трем, и мы надеялись победить страшного врага, использовав для этого все возможные способы, включая ужас.

Закладывать пороховые заряды в дома за Джурджу вторично было бесполезно, и мы стали использовать против османского нашествия тактику выжженной земли. На пути захватчиков мы сожгли все, что можно и нельзя, в том числе подсохшую траву и пошедшие в рост хлеба, делая это при приближении турок, шедших день и ночь в клубах гари и едкого дыма. Все колодцы по дороге от Джурджу до Дымбовице получили большие порции отравы и мелко нарубленной шерсти, и неизвестно, что из этого для врага было хуже. Постоялые дворы в нескольких местах по дороге с прокаженными были оставлены слегка разоренными, и мы надеялись этими двумя новыми видами оружия вызвать эпидемии у оккупантов. Речная флотилия, малоэффективная в бою против такого огромного врага, во избежание захвата массами турок с Дуная была отведена к Дымбовице, чтобы не дать туркам атаковать крепость с реки. Султана и его визирей потери не интересовали, они старались завалить врага османскими трупами и называли это победой.

Отряды османов от Русе и Джурджу пошли не только на север, но и на запад и восток по Дунаю, и мы без боя ушли из своих пограничных крепостей, не оставив в них врагу ничего. Благодаря нашим стрелам и сокращению войска на крепостные гарнизоны на Дымбовице двинулись чуть больше ста тысяч захватчиков. Влад разделил свою армию на сотни конных летучих отрядов, которые с флангов, фронта и тыла постоянно совершали налеты на двигавшееся войско и перехватывали его группы, уходившие в стороны на поиски воды, продовольствия и для грабежа. Влад приказал по возможности захватывать османов живьем и отправлять их в Дымбовице, где в подвалах уже почти два года сидели приближенные султана Хамза-паша и Юнус-бей.

Я не сразу сообразил, что задумал мой друг и господарь, и понял это, только когда в Тырговиште стали делать тысячи кольев разной длины.

Штефан в Сучаве был скован по рукам и ногам грозным запретом Польши вмешиваться в балканскую войну с Турцией, но добровольцы из Молдовы к нам шли тысячами. Венгерский некоронованный король Матиаш и его канцлер Витез объявили на всю Европу, что собираются воевать с Османской Портой, с февраля по май собрали большую армию, но в Валахию и на Дунай не сделали ни шагу, а расположили почти сорокатысячное войско у Мохача, Сегеда и на карпатских перевалах у Хунедоары, Сибиу и Брашова для охраны богатой Трансильвании, выжидая, что получится у их официальных вассалов. Все было как всегда, валахи бились с османами один на один, и слава богу, что благодаря нашей весенней победе соотношение сил было один к четырем, а не один к десяти в пользу врага.

Тяжело доставались султанскому войску семьдесят верст от Джурджу до Дымбовице через три реки, обмелевшие, кроме Арджиса, после весеннего паводка. Наши летучие отряды налетали на всю длиннейшую османскую змею со всех сторон один за одним без перерыва, и оккупанты не знали ни сна, ни отдыха днем и ночью. Воду и продовольствие огромному войску везли от Русе и Джурджу, и из трех обозов к цели доходил только один. Жажда, голод, падеж лошадей и скота, постоянный угарный дым от стоявших стеной пожаров, страх погибнуть от внезапного налета валашских отрядов, всегда появлявшихся ниоткуда и исчезавших никуда, давили, как карпатские горы, на постоянно сокращаемое нами османское войско, от которого во все стороны летели ошметки боевого духа.

Отравленная вода сделала свое дело, но не эпидемию, и сотня тысяч захватчиков пила ее из бочек и бурдюков, доставляемых от Дуная, в том числе и прокаженными. Жажда томила и мучила османское войско, у Кэлугэрени бросившееся к Няжлову на водопой, и уже к вечеру берег валашской реки был покрыт сотнями трупов. За три дня до подхода врага мы, точно рассчитав расстояния и сроки, бросили в воду Няжлова выше по течению у Сингурени множество падших животных, которые своим трупным ядом заразили речную воду в месте переправы османов. Над их войском стояли вой и стоны, а мы налетали на него днем и ночью, убивая или захватывая врагов, которых отправляли в Дымбовице.

15 июня к Арджису подошли уже менее ста тысяч захватчиков, но все равно их было еще очень много для сражения. Воду из нашей реки наученные горьким опытом турки пить не стали, но после переправы в Копэчени взорвались на огромной и широкой минной ловушке, после чего тут же были атакованы тремя тысячами гвардейцев Влада, который, как всегда, был впереди своих витязей. Греческий огонь, запасы которого не были бесконечны, несмотря на все мои непрекращающиеся старания, мы пока применяли редко, приберегая его к осаде Дымбовице, но и без бомб авангард османов вырубили в прах и пепел, после чего успешно отошли к Сабару, где оккупантов ждал новый сюрприз.

На расстоянии версты от берега реки по всей дороге были аккуратно на равном расстоянии друг от друга навалены горы черепов, оставшихся от сожженных тел захватчиков из сорокатысячной армии Махмуда-паши. В чаду и гари шли по этой дороге войска Мехмеда II, глядя на эти груды, в центры которых были воткнуты отнятые весной у их товарищей знамена. Мы с Владом наблюдали за этой апокалиптической картиной из времен Тамерлана, и казалось, что даже до нашего незаметного от Сабара холма доплывали волны страха, тучей исходившего от вражеских колонн, на которые мы продолжали налетать при любой возможности.

В начале второго летнего месяца июля, жаркого, как сковородки в аду, к Дымбовице подошли только восемьдесят пять тысяч османов, но все равно их было еще очень много, за день на колы не пересадишь. 1 июля началась осада нашей крепости, и сила османов превышала нашу почти втрое, но только не валашский боевой дух, который сломить нельзя, потому что он вечен.

К северу от Дымбовице начинались холмы, а от Тырговиште – предгорья Карпат, и в этой местности огромному османскому войску было не развернуться. Оно могло здесь только грабить, мародерствовать и убивать мирное население, разделившись на небольшие партии. Узкие дороги на Тырговиште, Брашов, Сибиу и Сучаву через Бузеу вились между возвышенностями, с которых удобно было нападать на передвигавшееся по ним войско малыми силами, а ближе к горам забрасывать врагов обломками скал. Покорение Валахии было возможно только с захватом ее горной части у Южных Карпат, но для этого войско Османской империи должно уничтожить войско Валахии, и султан очень надеялся сделать это во время осады Дымбовице. Это позволяло захватчикам избежать очень эффектных в горах ударов наших партизанских и летучих отрядов. Естественно, наш господарь не собирался плясать под османскую дудку.

Если бы мы сосредоточили у Дымбовице все свои регулярные войска, то довольный султан своими превосходящими силами обошел бы их у Клинцэни и Глины и замкнул кольцо окружения у Буфтя и Отопени, после чего раздавил бы в железных объятиях и улегся на валашской земле от Бузеу до Кэлэраши, взял Крайову и малую Валахию, Тырговиште, Вылчу, Кымпу-Лунгу, Синаю, ворвался бы в Трансильванию и Молдову, посадив на валашский трон Красавчика Раду.

Мы вывезли в Тырговиште всех пленных османов во главе с Хамзой и Юнусом, и Влад оставил меня в Дымбовице с двумя тысячами воинов. Молдавских добровольцев и молдавских дружинников господарь скрытно расположил с востока и севера от крепости у Бронешти, Афумаци и Периша, а сам со своими войсками рассредоточился на дороге к Тырговиште и Слобозии, поставив ввиду Дымбовице наши бриги и шхуны с полусотней пушек. Более сорока тысяч валашских воинов в полной боевой готовности ждали, когда девяносто пять тысяч османских оккупантов начнут окружать и штурмовать Дымбовице, готовые вбить железные клинья в их плотную массу уже не без конца и края. На всех дорогах, веером расходящихся от крепости, в строгой тайне закладывались минные ловушки, готовились места для засад и конных налетов. Паши Мехмеда, не блиставшие военными талантами, делали то, что ожидал от них Дракула. 2 июля огромное турецкое войско начало обволакивать Дымбовице с флангов, чтобы проглотить ее, не жуя. Нельзя глотать большой кусок, который сразу же пролезет в горло, – можно легко подавиться и умереть. Необъятная османская пасть раскрывалась над Дымбовице все больше и больше, но ее явно не хватало, чтобы захватить валашскую крепость целиком за один раз. Кому что нравится – тот тем и давится. Когда жрешь в три горла, то должен знать, что можно и лопнуть.

Не потопаешь – не полопаешь. Османам пришлось хорошо потопать вокруг Дымбовице, под постоянными атаками нашей отчаянной конницы. Два дня они окружали крепость, и я с моими мастерами тайной стражи сбились с ног, имитируя расположение в ней всей нашей регулярной армии во главе с господарем Валахии. Мы каждый день захватывали и допрашивали нескольких оккупантов и знали, что турецкие военачальники были уверены в том, что окружают все войско наглого Дракулы, который сам идет в их загребущие руки.

5 июля окружение Дымбовице турками было закончено, и с главной башни я видел вокруг стен бесконечные ряды шатров и палаток. Только с запада, от реки, где наши «Альбы» удачно расстреляли на берегу неосторожно приблизившихся к воде османов и благополучно ушли на юг, к Арджису, было тихо, не считая нескольких патрулей сипахи. Построенные наспех у впадении Дымбовице в Арджис, у Груи, две турецкие батареи не успели запереть нашу флотилию на обмелевшей реке, где она была бы захвачена врагами. «Альбы» встали у Куркани, в пятнадцати верстах от впадения Арджиса в Дунай, где турецких войск не было, и их воины стали успешно перехватывать обозы и уничтожать османских грабителей и мародеров у Коману и Кэлугэрени.

6 июня четыре турецкие осадные пушки начали пробивать брешь в нашей восточной стене, и мы активно мешали им это делать. Наши пушкари давным-давно пристреляли все пространство вокруг крепости, и восемьдесят пушек не давали врагам действовать у стен безбоязненно на расстоянии до восьмисот шагов. На вторую ночь я со своими мастерами вышли через тайную калитку и сожгли греческим огнем две осадные пушки, успев взорвать в их жерлах пороховые заряды.

Турки поняли, что Дымбовице надо штурмовать, и они, мы видели это отчетливо, собирались делать это одновременно с трех сторон. Захваченные тайной стражей османы говорили, что султан готовился взять самого Дракулу и уничтожить за стенами всю его армию, которой там не было и в помине.

Нашей задачей было убить как можно больше захватчиков при штурме и заманить их в крепость, после чего вместе со всем валашским войском ударить по скученным оккупантам со всех сторон, устроив им в Дымбовице кровавую баню. Пушки не могли стрелять так часто, как мы хотели, но стрелы из дальнобойных луков пробивали османов на расстоянии до шестидесяти шагов. Турки, имея ограниченный запас воды и еды, тянуть со штурмом не могли, поскольку их войско слабело и редело с каждым днем, радуя наши сердца. Ранним утром 9 июля густые цепи врагов с бревнами, щитами и длинными лестницами наперевес бросились к крепостным стенам со всех сторон, кроме речной. Обмелевшая летом Дымбовице не могла заполнить рвы водой, что делало задачу атакующих по взятию стен намного проще. Во всяком случае, им так казалось.

Я приказал сотням расставленных на боевых галереях воинов стрелять по атакующим только тогда, когда они будут видеть белки их глаз. Первый одновременный залп из двух тысяч луков в дребезги разнес первые шеренги штурмующих, которые уже подбегали к сухим рвам по всему периметру крепостных стен. Дождь стрел накрыл поле боя, и метальщики, подождав, пока враги сгрудятся у упавших лестниц, успешно бросили в них десятки страшных бомб с греческим огнем. Стрелы и огонь рвали плоть оккупантов везде, и на наших глазах вокруг стен вырастал еще один бесконечный вал трупов. Первый штурм Дымбовице захлебнулся черной кровью любителей чужой земли, но нам было ясно, что это только начало.

Османы, пытаясь прикрываться большими деревянными щитами, что получалось плохо, опять полезли к стенам, и за первыми линиями атакующих шли цепи их лучников. Они стали бить по нашим бойницам, мы укрылись от стен и перестали стрелять, после чего во вражеских рядах раздался торжествующий рев. Первые линии добежали до рвов и стали быстро забрасывать их бревнами, кидая по верху деревянные щиты. Как грязные бесчисленные южные мухи на вишневый валашский пирог, оккупанты облепили Дымбовице своими телами и лестницами, и казалось, что остановить их не сможет ни бог, ни дьявол. Впрочем, так только казалось. Для витязей Дракулы не было ничего невозможного.

Мы с Владом построили Дымбовице на большом холме высотой двадцать шагов, на котором были возведены толстые стены высотой более десяти шагов и пять многоярусных башен со множеством бойниц. За рвами глубиной пять и шириной вдвое большей метров сразу же начинались высокие и крутые валы со стенами, угол склона которых был очень высок. Перебраться через даже сухие рвы, а затем укрепить на валах длинные лестницы было очень тяжело, особенно под обстрелом с наших боевых галерей, откуда мы по стенным желобам, неуязвимые для вражеских стрел, бесконечным потоком сбрасывали камни и целые валуны, и наш тяжелый труд не пропадал даром. Лестницы османы устанавливали почти по трупам и с воплями полезли по ним вверх. Я тут же подал двойной сигнал, повторенный на всех боевых галереях, после которого мои мастера тайной стражи одновременно по всему периметру стен взорвали заложенные в валах мощнейшие пороховые мины.

Вокруг полыхнуло так, что потрясенное солнце надолго спряталось в облаках, превратившихся в тучи, а затем громыхнуло, и с неба на землю попадали птицы, которым для полета не хватило воздуха. Рев оккупантов вокруг Дымбовице перешел в вой, а потом все затихло. У крепостных стен грудами лежали разорванные трупы захватчиков, на которые с ужасом смотрели их боевые товарищи.

Идти на третий штурм в этот страшный для врагов день османов не заставил бы даже шайтан и его иблисы, и к вечеру все вокруг крепости утихло. Мы попытались пересчитать убитых за длинный летний день врагов, но они были навалены кучами, которые мы не мешали убирать. Я даже испугался, что мы перебрали, и османы, блокировав нас в окруженной крепости, пойдут на Тырговиште, который прикрывали стяги Влада, но, слава богу, этого не случилось.

Ночью мы сделали вылазку и узнали у захваченных османов, что султан приказал уничтожить Дракулу и всю его армию в Дымбовице во что бы то ни стало.

Утром все пушки османов были выстроены рядами напротив въездной башни и стали обрушивать стену справа от подъемного моста, пытаясь сделать в ней широкий пролом. Напротив появлявшейся бреши собралась половина османского войска, и мы видели, что при обвале стены они сразу же полезут вперед в пролом. У всех других стен также выстраивались цепи врагов, и я, боясь опоздать, приказал всем гвардейцам уходить из Дымбовице подземными ходами через донжон и господарский дворец. Они, слава богу, успели это сделать до штурма, а я со своими мастерами тайной стражи, которым предстояло уничтожить восемьдесят пушек и завалить два подземных хода, должен был уйти через третий ход в колодце, который вел в тыл врага, и его выход найти было невозможно. Гвардия Дракулы покинула крепость, и я приказал заклепать и сбросить со стен все пушки, а их лафеты собрать у рушащейся стены. Это было сделано с удивительной быстротой, и вскоре мы стояли на верхних ярусах и боевых площадках въездной башни господарского дворца и донжона, за которым стоял наш тайный колодец. Сто воинов с двумя кувшинами греческого огня каждый находились на расстоянии уверенного броска бомб в крепостной двор. Дымбовице, свою будущую столицу, мы взрывать, конечно, не собирались, но совсем обойтись без этого было невозможно.

Не зря мои воины столько времени и сил отдавали учебе в школе тайной стражи «Витязи Дракулы»! Когда толпа османов с успокаивающим их во время атаки диким ревом повалила через рухнувшую наконец стену в крепостной двор, мы, как на учениях, бросили в нее свои адские бомбы, и двести кувшинов с греческим огнем превратили его в османский ад. Ревело пламя, пожиравшее пропитанные смолой деревянные пушечные лафеты, клубился черный дым, всюду смердело горелым мясом оккупантов, а мы серыми тенями уходили через колодец на веревках способом, действенным до сих пор, не потеряв ни одного витязя, и я сделал это последним.

Увидев над Дымбовице зарево, на окружавших полыхнувшую крепость османов со всех сторон ударили давно готовые к этому молдавские добровольцы, боярские дружины, ополченцы и воины Влада, и в их руках белое оружие быстро стало красным. Ввязываться в длительный бой им было запрещено, после яростной рубки все валашские отряды вовремя сумели оторваться от опомнившихся захватчиков, которых по-прежнему было еще много, хотя и не так много, как утром этого бесконечного дня. Когда османы бросились за отступавшими валахами, мои мастера, успевавшие везде, взорвали под ними огромные минные ловушки на дорогах в Сучаву, Брашов, Тырговиште, Сибиу и Крайову, и на оккупантов вокруг Дымбовице со всего страшного карпатского размаха упал ужас.

В битве у Дымбовице 7–9 июля 1461 года защитники Цара Ромынеяскэ отправили к шайтановой матери двадцать тысяч любителей чужой земли, не дав ни одну из них даже по два ее метра. Оставив заслоны на дорогах в Крайову, восточную Валахию и Молдову, Влад собрал все оставшиеся войска на дороге в Тырговиште. Мы уже знали, что до турок дошло наконец, что в Дымбовице не было ни Дракулы, ни всего его войска, и разъяренный султан был вынужден вести своих убийц на столицу Валахии, чтобы хоть как-то спасти свою военную кампанию.

Мы укреплялись у Браништи, хотя ни о каком генеральном сражении не могло быть и речи. Наши потери в летних боях достигли трех тысяч воинов, а у султана все еще насчитывалось более семидесяти тысяч акинджи, сипахи и янычар. Соотношение сил было один валах к двум османам, и мы не могли еще биться в открытую. Чтобы не стать посмешищем в Европе и Азии, султан объявил о разгроме валахов и взятии их главной крепости и повел свои почти деморализованные орды на Тырговиште.

К столице Валахии среди холмов шла извилистая, но хорошая дорога через Браништи и Гаешти и две полупастушечьи тропы через Кожаску и Добру. Семьдесят тысяч османов, не имея возможности использовать свою мощь широкими охватами, должны были пройти еще восемьдесят верст по выжженной земле, с нехваткой воды и еды, в горной местности, в клубах дыма и гари, под яростными атаками наших летучих отрядов.

Я, захватив одного из младших пашей, доложил Владу, что султанские военачальники, не готовые к такой войне на уничтожение, пытаются найти повод прекратить вторжение любым достойным способом, а в войсках все чаще говорят о хрисовуле второго Дракона о том, что все оккупанты будут посажены на колы.

Влад рассказал мне свой план о том, как мы должны будем предоставить османам возможность унести ноги с валашской земли, и я, догадавшись о нем ранее, даже не содрогнулся. Как султан с нами, так и мы с султаном, потому что там, где нет закона, нет и преступления, и когда забираешь чужую жизнь, будь готов отдать и свою. За весну и лето Валахия в победных до предела боях потеряла пять тысяч своих героев, и то, что оккупантов стало меньше на семьдесят тысяч убийц, не имело решающего значения, потому что султану было где взять пополнение, а господарю нет, и Влад с надеждой говорил, что только крестовый поход Европы на Османскую империю зла во главе с Пием освободит Цара Ромынеяскэ от постоянной угрозы с юга. Мы должны добиться такой победы, повторял Дракула, чтобы сделать этот поход возможным.

Влад собрал у Тырговиште вместе с ополченцами тридцать пять тысяч воинов. Собрать все военные силы у столицы было нельзя, потому что оккупанты, как наглые и мерзкие крысы, разбегались по всей стране, пытаясь грабить, убивать и уводить в рабство мирное население. С пути следования османского войска люди, конечно, давно ушли, и наши заслоны и летучие отряды успешно уничтожали шайки грабителей, насильников и мародеров от Дуная до Краевы, Бузеу и Тырговиште. Несколько тысяч наших воинов сокращали день и ночь любителей чужих жизней и добра, но их не становилось меньше, поскольку акинджи, сипахи и янычары испокон веков кормились и наживались только с войны.

В старой столице, в которой древние укрепления были увеличены и добавлены новые, организовать оборону, подобно дымбовицкой, было нельзя. Влад не любил повторяться, султан второй раз в ловушку не пошел бы, но окружить валашских воинов и ополченцев еще мог, поэтому господарь использовал против него только приемы партизанской войны, обороняясь только до тех пор, пока османы не наваливались на защитников всей своей силой. В Тырговиште хранилась память Валахии, в ней совершалась история Цара Ромынеяскэ, и никто, конечно, не хотел ее разрушения во время осады и штурмов. Я, конечно, вывез из столицы в карпатские убежища обе казны, регалии, клейноды, архив государства, и так же поступили все ее жители, вывезшие в имения и тайники свое добро. Тырговиште был готов к штурму, но его стены не выдержали бы многих выстрелов осадных орудий, и никто не собирался класть под ними все валашские войско.

На командирском совете Влад сказал, что большое сражение перед древней столицей можно проводить только при паритете сил и при условии, что Мехмед не сможет бежать и опять собрать огромное войско для вторжения в Валахию. Говоря это, мой друг выразительно посмотрел на меня, как будто его командир тайной стражи мог гарантировать захват главного оккупанта Европы до конца июля. Я ответил, что на дороге Карпаты – Дунай захватить султана нельзя и можно только его убить, используя отряд смертников из лучших воинов, что в Валахии не принято и не применяется. Влад, конечно, понимал это лучше меня, но всем нам хотелось добиться невозможного и спасти наше будущее от безжалостных османских упырей, которым не было конца и края.

Войско султана шло от Дымбовице до Тырговиште неделю и никак не могло дойти, потому что от души получало от нас хитрые засады, яростные конные атаки в центр и хвост всей колонны, минные ловушки в Китиле, Тертешти, Рэкари, Боловани, Бэнешти, а от Нучета, когда количество холмов резко возросло, наши горные стяги устроили захватчикам несколько успешных обвалов. На середине восьмидесятиверстной дороги в турецком войске началась, наконец, долгожданная эпидемия, вызванная поставками продуктов прокаженными и нашей отравой, которую мы совсем не жалели даже для Яловицы. Когда до Тырговиште оставалось всего пятнадцать верст, потери османов после выхода из Дымбовице сравнялись с потерями от ее взятия. Уже менее шестидесяти тысяч оккупантов, половина от переправившихся через Дунай, шли на нашу столицу в состоянии, близком к панике.

Вечером долгого летнего дня, после двух очередных налетов чуть ли не в лоб вражеской колонны, в которых Влад участвовал лично, мы прискакали в Тырговиште, где были собраны все четыре тысячи захваченных нами оккупантов, и спустились в подвал, где содержались Хамза-паша и Юнус-бей. Второй Дракон предложил Хамзе вместо кола встать с турками впереди наших войск и атаковать войско султана, так же как это делали болгары впереди османов во время их нашествий на Европу. Рыцарь-господарь предоставил врагу самому выбирать свою судьбу, и бывший султанский паша сразу согласился с этим предложением, особенно учитывая то, что после боя Влад отпускал его на все четыре стороны. Ставить перед собой в бою пленных турок с оружием и думать, что они нападут на своих, а не на нас, было большим риском, но второй Дракон знал, что делал, и я, как всегда, был к этому готов.

Вооружив четыре тысячи захваченных турок только трофейными ятаганами, Влад поставил их впереди вдесятеро большей валашской армии в Улми, где сходились перед Тырговиште дорога и обе пастушьи тропы, огражденные слева и справа Яломицей и Дымбовицей. Как только на дороге показался авангард султана, Влад во главе стены наших копейщиков приказал Хамзе вести своих турок в атаку. Они двинулись вперед на своего недавнего повелителя, чей штандарт был виден издалека, и это продолжалось совсем недолго. Отойдя от копейщиков, турки кое-как перестроили свои ряды и с воплями бросились назад. Хамза, конечно, рассчитывал лично захватить господаря Валахии и привести его пред очи своего повелителя, заслужив награду султана.

До боя, слава богу, не дошло, поскольку я со своими мастерами тайной стражи перестали имитировать султана и его авангард, над которым под звуки трембит валашские знамена сменили турецкие. Боясь за Влада, мы бросились на турок, которые растерянно остановились. Тут же мы и копейщики Влада сдавили османов Хамзы, которые не захотели достойно погибнуть в бою, уменьшив количество этих непокорных валахов, и бросили ятаганы, выбрав свою судьбу и смерть. Дело было сделано в условиях, когда настоящий турецкий авангард в одном переходе от Улми задержал устроенный нами грандиозный обвал. Оставив ополченцев перед Тырговиште в полной боевой готовности в частоколе из скал, за которым стояли пушки, наше регулярное войско с четырьмя тысячами колов погнали оккупантов Хамзы навстречу своему господину и повелителю, который их совсем не ждал, и я могу уверенно утверждать, что не был этим приятно удивлен.

От Вэкэрешти до Тырговиште оставалось совсем немного, и усталые оккупанты приободрились, надеясь, что их тяжелейший путь приближается к концу. Петлявшая среди холмов и скал дорога вынырнула, наконец, на широкую равнину, на дальнем краю которой, на покрытых лесом холмах угадывались форпосты валашской столицы. Разглядеть их получше захватчикам мешал раскинувшийся перед ними какой-то странный и огромный сад, в котором в шахматном порядке росли тысячи удивительных гигантских цветов.

Измученные безводьем и нашими атаками османы бросились к неизвестно откуда взявшимся похожим на странные гроздья цветам, и радостный рев, вырывавшийся из десятков тысяч глоток, внезапно затих сам собой. Турки, наконец, разглядели, что перед ними совсем не сад, а большая армия, выстроенная в полном боевом порядке, с развернутыми знаменами, казалось, идущая прямо в лоб выходившему на поле из холмов султанскому войску, которое поспешно выстраивалось в боевой порядок. Никто, однако, не атаковал готовых к бою османов, которые вдруг увидели, что перед ними совсем не валашские воины. Перед ними на кольях разной высоты, соответствующих рангу посаженных, сидели четыре тысячи их бывших товарищей. Во главе этой неподвижной армии на позолоченных кольях, еще более высоких, чем все остальные, в роскошных одеждах сидели Хамза-паша и Юнус-бей, а между ними стоял еще один, полностью вызолоченный, но пустой кол, и все вдруг поняли, что он предназначался султану.

Было видно, что Мехмеда Завоевателя, увидевшего эту необозримую картину смерти, охватил мистический страх. Совладав с собой, султан повернулся к своему находившемуся в ужасе войску и в наступившей мертвой тишине как-то отреченно произнес: «Что можно сделать с этим человеком, способным на подобное дело?»

Именно Мехмед впервые назвал Влада Дракулу «Кызыклы», по-турецки означавшее «Колосажатель», а по-румынски звучавшее как «Цепеш», однако при жизни так Влада не называл никто. Только сейчас, в конце XV столетия, его полное имя и титул звучат как «Господарь Валахии Влад III Цепеш Дракула», и я считаю, что именно с ним мой друг останется в истории.

Из шестидесяти тысяч османов султан привел в Джурджу менее пятидесяти и еще почти десять потерял при переправе через Дунай. Он всегда находился в самой середине своих янычар, и прорваться к нему не было никакой возможности. Последний раз мы попытались убить его с «Альб», значительно сократили число телохранителей, и я при этом получил странную стрелу в бок, которая прошла через доспехи и кольчугу, их не заметив. До начала зимы я находился между жизнью и смертью и не мог помешать свершиться беде, которая чуть позже ударила господаря Валахии хуже, чем огромное вражеское войско. Только в начале декабря я приступил к своим обязанностям командира тайной стражи, обрадовав моего друга, вызвавшего ко мне лучших докторов из Германии, что и спасло мне жизнь, потому что более месяца после ранения я находился без сознания. Я быстро разобрался, что произошло в Валахии и Европе с июля по ноябрь.

Повод вернуться домой из валашского нашествия в виде четырех тысяч кольев с насаженными на них оккупантами султан получил более чем основательный. Мехмед въехал в Стамбул от позора ночью, но это ему не помогло. Европа и Азия заговорили о том, что всесильную Османскую империю разбила и спасла христианский мир от вторжения вдесятеро меньшая Турции Валахия и ее господарь Влад III Дракула, который выполнил свое страшное обещание посадить захватчиков его страны на кол.

Пий II первым поздравил второго Дракона с победой над врагом рода человеческого, за ним пришли поздравления из Чехии, Польши и Священной Римской империи. Канцлер Витез попытался приписать выдающуюся победу внука Мирчи Великого венгерскому королю Матиашу, но все знали, что его армия, которая могла добить османов, не высунула носа за Карпатские горы из Трансильвании, и ее спасли валашские воины, и более пяти тысяч погибли в боях с османами.

Европа заговорила об общем крестовом походе на бешеную Османию, и Пий II отправил собранные им за три года сто тысяч золотых дукатов господарю Валахии, победителю Мехмеда Завоевателя Владу III Дракуле. Двадцать бочонков золота на восьми повозках в сопровождении посольства и сильной охраны вышли из Ватикана в середине августа, через две недели были в Удине и вошли в земли Венгерского королевства. В Любляне посольство Пия II встретили король Матиаш, канцлер Витез и триста воинов, прибывшие, как сказал Корвин, для охраны бесценного груза. Золотой обоз благополучно прошел Цепе и Птуй, но в середине сентября в Надьканиже во время ночной стоянки на него напали. Несколько сот акинджи, весьма похожих на чешских гуситов, внезапно появившихся перед охраной, перебили большую ее часть, двух членов посольства, но были отброшены и обращены в бегство телохранителями короля Матиаша. Утром венгерский канцлер заявил чудом оставшемуся живым папскому нунцию, что большой турецкий отряд из занятой Портой Сербии западнее Мохача прорвался до Капошвара специально для захвата золота, и только иблисы знают, откуда о нем стало известно османам.

Король Матиаш, которому от Сегеда подошли подкрепления, заявил, что дальнейшее продвижение золотого обоза опасно для жизней представителей Ватикана, и поэтому он берет его охрану на себя и обязуется в целости и сохранности доставить его через трансильванские Карпаты господарю Валахии, Владу Дракуле, которого он назвал «мой любимый и верный друг». Чудом оставшиеся в живых папские послы, перекрестившись, отправились домой в Рим под удвоенной венгерской охраной, а их двадцать золотых бочонков со всей возможной скоростью через Секешфехер повезли в Буду, чтобы быть спрятанными в подвалах королевского Вышеградского замка.

Я более месяца лежал в Поэнари без сознания, чудом дождавшись привезенных Владом имперских эскулапов, приведших меня в чувство, а мой друг день и ночь готовил Валахию к обороне, и помешать Корвину забрать предназначенное нам золото мы не смогли. Это было ужасно, и Влад, несколько расслабленный от свалившейся на него славы победителя непобедимого покорителя Константинополя, в начале ноября прискакал в мое дымбовицкое поместье, где я приходил в себя от раны в боку. Мы рассуждали, как можно спасти срывавшийся крестовый поход на Османскую империю, когда предназначенное для него золото вместо Тырговиште лежит в Буде. Оказалось, что ничего сделать нельзя, и это была трагедия для нас всех, защитников Валахии, совершивших небывалый подвиг во славу Отечества и для спасения Европы.

Мы написали письмо папе, который перед этим в своем послании выражал уверенность, что новый крестовый поход, для организации которого Пий II сделал все, что обещал, состоится. Папа писал, что к набранной армии Влада Дракулы готовы присоединиться войска европейских держав, но только после того, как она примет на себя первый удар османского нашествия и устоит перед ним, и спрашивал, как идет набор войск в Валахии. Влад ответил, что золото до него не дошло и находится в Буде. Папа в ответ переслал грамоту Корвина, в которой венгерский король сообщал римскому первосвященнику, что в сентябре его золото было передано валашскому господарю.

Влад сообщил в Ватикан, что это неправда, и отправил письмо венгерскому королю, в котором вежливо напоминал, что весной разъяренный позорным поражением султан с огромным войском станет стирать Валахию в порошок, что мы готовы за месяц собрать большую православную армию, с помощью которой объединенное христианское войско Европы сможет отвоевать у Мехмеда II Адрианополь и Константинополь и загнать его за Анталью. От имени венгерского короля канцлер Витез ответил, что пусть «наш любимый и верный друг Влад» не беспокоится, весной огромное венгерское войско станет с валашским плечом к плечу на Дунае и вместе они разобьют страшного врага.

В письме не было ни одного слова о папском золоте, и Влад сказал, что Корвин хочет обвинить его в краже. Я показал своему господарю донесение тайной стражи из Буды, в котором мои конфиденты сообщали, что Корвин и Витез ведут переговоры с императором Фридрихом III о выкупе короны святого Иштвана за восемьдесят тысяч золотых дукатов и активно вербуют в войско чешских гуситов, оставшихся без дела после разгрома Табора.

Папа, конечно, понял, что произошло, но дело Крестового похода было закончено, не начавшись. Я сказал Владу, что вождь и первосвященник католического мира не будет по-настоящему ссориться с королем могучей католической державы, расположенной на границе мусульманского мира, ради православного господаря Валахии, вассала венгерской короны, когда дело сделано и золото отнято.

Мы поняли, что остались, как и в прошлом году, один на один со страшным врагом. Если у Валахии не будет большой армии, способной выдержать генеральное сражение на Дунае, к ней не присоединятся войска европейских государей, которые ни за что не захотят вызывать на себя яростный гнев необузданной Османии, ни в чем не знавшей меры.

Рождество 1462 года командирский и верховный боярский совет Валахии встречали в Тырговиште. Все, что можно и нельзя было сделать для обороны страны от грядущего нашествия Мехмеда, делалось день и ночь, но было ясно, что отбиться так, как в прошлом году, не получится. Османы, которые на своих трупах узнали все наши уловки, места, удобные для засад, мин и конных атак, не собирались пить отравленной воды и покупать еду у прокаженных. Они просто будут валом валить вперед к Карпатам, не считаясь с нашими и своими потерями. Все это хорошо понимали, и я зачитал на совете письма Красавчика Раду валашским боярам, в которых он от имени своего господина Мехмеда II Завоевателя сообщал его волю.

В случае если бояре свергнут и выдадут Дракулу в Стамбул и посадят на трон в Тырговиште Раду, Мехмед займет Валахию, но объявит ее самоуправляющейся провинцией османской империи, с господарским и боярским правлением и без турецких надсмотрщиков. Если Влад Казыклы останется господарем, то османы перебьют сопротивляющихся валахов и заселят их землю другими народами. Султан лично подтверждал боярам их древние права и обещал впредь соблюдать их в целости и сохранности.

Влад сказал на совете, что султан никогда не сдержит своего слова и не даст покорной Валахии номинальное вхождение в Османию с господарским правлением и обычной выплатой дани. Это может произойти только в том случае, если Цара Ромынеяске окажет захватчикам отчаянное сопротивление и султан поймет, что похоронит в Карпатах вместе со своим войском надежду спокойно проходить через дунайские равнины и горы в Центральную Европу. Все понимали, что для многих 1462 год может оказаться последним, но никто не колебался ни одного мига. Все соратники были согласны с Владом, который сказал, что будет отбиваться до последнего. Валахия может выставить пятьдесят тысяч воинов, а Турция – сто пятьдесят, и это соотношение сил позволяет после сокращения османов приемами партизанской войны провести генеральное сражение перед Тырговиште, в котором Валахия может победить. Второй Дракон сказал всем товарищам по оружию, что только мужество и стойкость народа могут остановить османов, зверей в человеческом обличье, от тех безумных зверств, которые они практиковали среди болгарского и сербского населения и которых в Цара Романа нельзя допустить никогда и ни за что.

Влад III Дракула объявил совету, что наша борьба войдет в историю Валахии и Европы как время свободы и независимости родной страны, окруженной враждебными могущественными государствами, использующими ее как щит в борьбе с Османской империей. Подвиги валашских героев позволят будущим поколениям румын, находящимся под османским владычеством, объединить страну и вернуть ей независимость.

Слава героев несокрушима в памяти их гордых и храбрых потомков, и только она вечна. Пройдут годы и столетия, и когда новые вожди станут объединять Валахию, Молдову и Трансильванию, что они напишут на своих знаменах для того, чтобы поднять весь румынский народ на борьбу за свободу Отчизны? О боярских распрях и вековом рабстве под безжалостным врагом? Народ соберется под стягами, овеянными славой их предков, известных всему миру, бивших и побеждавших впятеро сильнейших захватчиков. Валашский господарь сказал, что именно нам предстоит стать такими героями, и мы все поклялись биться до конца за свою родную землю.

В январе мы легко раскрыли заговор пяти бояр в Верховном совете, пытавшихся убить Влада ночью в господарском дворце в Тырговиште. Наши семьи, за которыми уже началась охота, были перевезены в мои карпатские убежища, в Карпаты уходило и население с дунайских равнин. Все, кто мог и хотел, шли в горную Валахию, но не все были готовы бросить свои хозяйства, и это было понятно, хотя и могло закончиться рабством и гибелью.

Валахия была готова к смертельной битве, и я, дорогие потомки, живущие в счастливой Цара Романа, не буду рассказывать вам о втором османском нашествии. Я покажу вам, как защищали свою родину верные сыны отечества во главе с Дракулой в славном 1462 году от Рождества Христова, использовав для этого не только свою отвагу, но и вражеский ужас.