Глава 23
– Смотрите, какой у меня необыкновенный гипс! – весело произнесла Рина, когда мы с Иваном вошли в палату.
Гипс и правда был необыкновенный – на одной ноге розовый, на другой голубой.
– Очень гламурно, – усмехнулся Иван. – А почему на правой ноге написано «левая»?
– Где? – удивилась Ирина Леонидовна.
– У самой щиколотки, – подсказала я. – А на левой, вернее, на лангетке, слово «правая».
– Мне не видно, – расстроилась Рина и нажала на кнопку в стене.
Через секунду в палату вошла медсестра.
– Оля, почему у меня правая нога левая, а левая правая? – поинтересовалась свекровь.
Девушка вскинула брови.
– Да? Вроде все нормально. Правая справа, левая слева. А когда вы к нам поступили, как было?
Иван издал сдавленный смешок. Я стиснула губы, велев себе мысленно: смеяться нельзя, сдержись, Танюша.
– Так, как сейчас, – совершенно серьезно ответила Рина. – Думаете, мне ноги поменяли? Левую переставили направо, а правую налево?
Иван закашлялся, я же изо всех сил пыталась сохранить серьезное выражение лица.
– Ну что вы, медицина пока не способна делать подобное, – улыбнулась Ольга. – Да и какой смысл в такой операции? Больной же потом ходить не сможет. У вас обычные переломы, ничего особенного.
– Если врач что-то написал, значит, это нужная информация, – уперлась Рина.
– Не волнуйтесь, – защебетала медсестра, – сейчас Виктора Аркадьевича позову.
Девушка вышла в коридор, но не прикрыла плотно дверь в палату, поэтому мы слышали ее разговор по телефону с лечащим врачом Рины.
– Виктор Аркадьевич, это Маленкова. Подойдите в шестую. Нет, она выписывается, но хочет узнать, почему у нее правая нога левая, а левая правая. Ой… хи-хи… да знаю я, что вы ей конечности не меняли, но у нее справа левая, а слева правая. Выглядят обычно, как у всех: справа правая, слева левая. А на гипсе наоборот значится… Да вы что, я вообще не употребляю! Как вы про меня могли такое подумать? Разве я рентгенолог Матвей Сергеевич, который втихую целый день квасит, а потом печень у больного в грудном отделе ищет и кричит: «Все сюда! Посмотрите на аномалию – человек без печени живет». Я не пью, бухает тот, кто больной справа левую ногу сделал, а слева правую. Да уж придите, пожалуйста.
Я прикрыла рот рукой. Ирина Леонидовна сидела в кресле с невозмутимым выражением лица. Через несколько минут в палате возник полный лысый мужчина и с порога забасил:
– Покидаете нас, Ирина Леонидовна?
– Пора домой, Виктор Аркадьевич, – сказала Рина.
– Как самочувствие? – продолжал врач.
– Прекрасное, – заверила пациентка, – и настроение такое же.
– Счастлив это слышать, – обрадовался доктор. – Но мне тут сказали, что у вас правая нога левая, а левая правая.
– Именно так, – кивнула Ирина Леонидовна.
Виктор Аркадьевич посадил на нос очки, висевшие на цепочке на уровне груди, немного помолчал, потом констатировал:
– Смею вас заверить, ваши ноги на положенном месте. А руки вас не беспокоят?
– Нет, – ответила Рина.
– Очень хорошо! – восхитился врач. – Значит, проблема не столь глобальна. Дам вам телефон отличного специалиста, он служит в институте Сербского.
– Известное место… – не выдержала я и вступила в беседу. – Доктор, Ирина Леонидовна не сумасшедшая, просто у нее на гипсе надписи. Вот тут, видите?
– «Правая», – прочитал вслух Виктор Аркадьевич. – И что?
– А нога какая? – продолжала я.
– Левая, – ожидаемо ответил эскулап.
– И? – протянула Рина. – Почему так? А на правой ноге у меня что?
– «Левая», – озвучил написанное врач. – Ольга!
– Слушаю вас, – мгновенно отозвалась медсестра.
– Почему ты мне не сказала, что речь идет о надписях на гипсе? – рассердился эскулап.
– Объяснила в деталях, – возразила девушка. – Прямо так и доложила: у больной правая нога слева, а левая справа.
Иван издал стон и быстро скрылся в санузле.
– Нет, правая нога у нее справа, – затеял глупый спор хирург, – а левая слева.
– Вы разве не видите? – заморгала Оля. – Вот же, четко указано на правой – «левая»!
– Это не нога, а надпись.
– Но она же на конечности.
– На лангетке.
– А гипс где? На ноге! – потеряла самообладание Ольга.
Я решила взять ситуацию в свои руки:
– Господа! Не стоит выяснять, где право-лево, лучше объясните, почему возникли странные заметки на лангетках Ирины Леонидовны. Для чего они? Ей нужно носить правую туфлю на левой ступне?
– Зачем? – опешила Оля.
– Понятия не имею, кто это накорябал, – признался хирург. – Но точно не я.
– Ваши-то каракули вообще разобрать невозможно, – вздохнула Ольга. – Мне недавно даже провизор в аптеке сказала: «У всех врачей жуткий почерк, но я его понимать научилась. А ваш доктор просто победитель забега – даже я не могу разобрать, чего он вам навыписывал». Здесь на гипсе аккуратненькие буковки, значит, наверняка их Вера Рогачева вывела. Только она так красиво пишет.
– Зови красотку сюда, – распорядился врач. И начал извиняться: – Средний медперсонал у нас старательный, аккуратный, знающий, но не всегда сообразительный. Мне-то как проблему доложили: «У больной правая нога левая и наоборот». Конечно, я всполошился, подумав, как Ирина Леонидовна сможет ходить? И что оказалось? Ольга просто не умеет грамотно излагать свои мысли.
Иван вышел из санузла и сел около матери на стул.
Я молча слушала, как Виктор Аркадьевич корит Ольгу за неумение внятно объяснить суть проблемы. А про себя думала: конечно, медсестра не Цицерон, но и хирург хорош – начал нам объяснять, что Рине не переставляли ноги.
В палату, переваливаясь, вошла очень полная девушка.
– Вера, это вы написали? – строго спросил Виктор Аркадьевич.
– Где? – поинтересовалась толстуха.
– На ноге, – уточнил врач.
– На какой? – не поняла Вера.
– На правой, – терпеливо объяснил доктор.
Медсестра нагнулась и посмотрела на брюки хирурга.
– Ничего не вижу, но помню: на ваших штанинах я надписей не оставляла.
– Посмотрите на лангетку больной, – подсказал Иван.
– Ой, да, это мой почерк! – гордо воскликнула Рогачева. – Лучший в отделении. Главврач всегда меня просит открытки на Новый год написать. Олег Поликарпович не любит поздравлять через компьютер. По старинке, как во времена пирамид поступает.
Виктор Аркадьевич бесцеремонно показал пальцем на гипс:
– Что ты видишь?
– Лангетку, – отрапортовала Вера.
– Что в ней необычного? – продолжал врач.
Я вздохнула. Похоже, здесь все не умеют ясно выражаться. Почему доктор задал такой вопрос? Следовало спросить: «По какой причине на левой ноге написано слово «правая»?»
– Она эксклюзивная, голубого цвета, со вкусом и запахом натурального шоколада, – объяснила Рогачева.
В палате действительно витал аромат конфет, уж я-то, большая охотница до сладкого, сразу его ощутила. Но мне подумалось, что у Ирины Леонидовны новые духи с кондитерской отдушкой, уж больно сильным был запах.
– Больная захотела что-то веселое, поднимающее настроение, – затараторила Вера, – поэтому ей сделали лангетку, которая прикольно смотрится, офигенно пахнет, а еще прекрасно…
– Вера, – остановила я толстуху, – почему на правой ноге написано: «левая»?
– Да ну? – удивилась девушка. Наклонилась и пришла в изумление: – Вау, точно! Правая ведь правая, а не левая. Зачем так написано?
– Нас это тоже интересует, – заметил Иван. – Вы только что подтвердили авторство сей живописи. То есть почерк ваш, вам и отвечать на вопрос.
– А-а-а! – подпрыгнула Рогачева. – Ну, конечно, вспомнила! К больной будет каждый день ходить медсестра, поскольку сын оплатил уход на дому коммерческой сиделкой. У поломанной пациентки…
Я отвернулась к окну. Надо же так сказать – «поломанная пациентка»! У Корнея Ивановича Чуковского есть стихотворение: «Жил на свете человек скрюченные ножки, и гулял он целый век по скрюченной дорожке». Жаль, поэт не знал про «поломанную пациентку», он бы мог написать про нее поэму «Жила-была поломанная пациентка, и был у нее поломанный врач, и ухаживала за ней поломанная на всю голову медсестра». Простите, я не стихоплет, рифмы подбирать не умею.
– На левой ноге сильное раздражение, – вещала меж тем Вера. – Но ей прописали электропроцедуры для заращивания поломанности. Сиделка будет их проводить, аппарат с собой привезет. Справа-то можно эту манипуляцию осуществлять, а слева вообще никак. Поэтому я ей написала, где лево, где право, чтобы она не перепутала. Не все медсестры внимательные, еще забабахает электроволну на раздражение. Я ответственная и предусмотрительная, за пациента всем сердцем переживаю, как за себя. Вот.
Стало тихо. Первым очнулся Иван.
– Прекрасные качества. Вы настоящий профессионал. Но разрешите кое-что уточнить. Ирине Леонидовне нельзя проводить некое воздействие на левой ноге. И вы решили подстраховаться, подсказать сиделке, какая где конечность у больной. Я вас правильно понял?
– Да, – кивнула Рогачева. – Но одну тонкость вы не заметили. Обратите пристальное внимание на цвет. Слово «левая» ярко-красное, а «правая» зеленое. Принцип светофора: красное – запретительный сигнал, зеленое – разрешительный.
– Гениально! – не выдержала я.
– Спасибо, – скромно потупилась толстушка. – Меня еще в детском саду за ум и сообразительность хвалили.
– Идея хорошая, – продолжал Иван, – но исполнение подкачало. Слово «правая» написано на левой ноге, а «левая» на правой. Вы конечности перепутали.
– Что я, дура? – заморгала Вера. – У меня диплом медучилища с отличием. Конечно, я не врач, но где какая нога распрекрасно знаю.
– Подойдите ко мне, – попросила Рина, – и прочитайте.
Вера выполнила просьбу.
– На какой лапке стоит слово «правая»? – проворковала Ирина Леонидовна.
– На правой, – ответила Рогачева.
– Нет, на левой, – возразила мать Ивана.
Медсестра подняла свою руку.
– Вот моя правая верхняя конечность, а напротив нее ваша нога. Значит…
– Это значит, что вы стоите ко мне лицом, и ваша правая рука – моя левая нога, – засмеялась Ирина Леонидовна.
На личике Веры появилось выражение детского изумления.
– Ваша левая нога – моя правая рука? Но вот моя ручонка! Она вовсе не ваша ножка!
– Подойдите ближе и встаньте ко мне спиной, – скомандовала Рина.
Вера послушно повернулась.
– Теперь опустите свою правую руку и положите ее на мою ногу, – велела Ирина Леонидовна.
Толстушка нагнулась.
– Отлично. Не отпуская ногу, посмотрите, что на ней написано, – продолжала моя свекровь.
– «Левая», – озвучила Вера.
– Вот! Теперь понятно? – обрадовалась Рина. – А нога моя правая! Сейчас вы стоите лицом ко мне, и напротив вашей левой руки моя правая нога.
Вера повернулась, посмотрела на свои руки и пробормотала задумчиво:
– Моя левая рука – правая нога…
Потом она опять встала спиной к Рине, помолчала, затем снова развернулась.
– А если я правую руку на вас положу?
– Будет левая нога, – невозмутимо ответила моя свекровь.
– Правая рука – левая нога, – протянула толстушка. – Почему так?
– Потому! – обозлился Виктор Аркадьевич. – Привяжи к одной лапе сено, к другой солому и никогда более лево-право не путай. Извините нас, господа. Вера, немедленно исправь свою наскальную живопись.
Девушка вынула из кармана фломастер и начала чиркать им по лангеткам.
– Теперь, когда все стало ясно, можно уезжать домой, – обрадовалась я. – Иван Никифорович, бери сумки, я покачу кресло.
– Сама поеду, – гордо заявила Рина и нажала на пульт на ручке.
Инвалидная коляска двинулась вперед.
– Супер! – восхитилась больная. – Давно мечтала в таком порулить. Завтра отправлюсь в магазин, и все машины мне дорогу уступать будут. Йо-хо-хо!
Свекровь еще раз ткнула пальцем в пульт, кресло увеличило скорость, Иван поспешил за матерью. Я вышла в коридор следом за врачом с медсестрой и услышала их диалог.
– Виктор Аркадьевич, а зачем мне сено и солому к рукам привязывать? – поинтересовалась Вера.
– Великий полководец Суворов так неграмотных солдат, бывших крестьян, маршировать учил, – стал объяснять доктор, – к ногам им сено и солому приматывал и потом вместо «левой-правой» командовал «сено-солома», чтобы парни правильно шагали.
– Так у них ноги были, а у меня руки, – возразила Вера. – Виктор Аркадьевич, а чем сено от соломы отличается? Что одно, что другое – сухая трава.
