Глава 3
Ранним утром 11 апреля Крис позвонила своему доктору в Лос-Анджелес и попросила его дать для Риган направление к местному психиатру.
– А что стряслось?
Крис объяснила. Сразу после злополучного дня рождения – когда Говард забыл позвонить и поздравить дочь – Риган как будто подменили. Появилась бессонница. Раздражительность. Капризы. Девочка стала пинать вещи. Швыряла их. Кричала. Отказывалась есть. Кроме того, ненормальной стала ее активность. Дочь сделалась чересчур возбудимой, постоянно двигалась, что-то трогала, переворачивала, постукивала, бегала и прыгала. Перестала делать уроки. У нее появился воображаемый друг для игр. И она самыми странными способами пыталась привлечь к себе внимание.
– Это какими же? – уточнил врач.
Крис начала с постукиваний. После той ночи, после проверки чердака, она слышала их еще пару раз, и в обоих случаях заметила, что, когда заходила в комнату и там была Риган, стук прекращался. Во-вторых, сказала она врачу, Риган постоянно «теряла» свои вещи – платье, зубную щетку, книги, обувь. Жаловалась на то, что кто-то передвигает мебель в ее спальне. Наконец, утром следующего дня после ужина в Белом доме Крис увидела, как в комнате ее дочери Карл ставит на место шкаф – тот почему-то стоял прямо посередине комнаты. Когда Крис поинтересовалась, что он делает, домоправитель ответил привычным «кто-то шутит» и отказался давать дальнейшие пояснения. Вскоре после этого она застала Риган на кухне. Дочь пожаловалась, что ночью, пока она спала, кто-то передвинул мебель в ее комнате. Именно этот случай, сказала врачу Крис, окончательно подтвердил ее подозрения. Стало ясно, что все это делает ее дочь.
– Вы имеете в виду сомнамбулизм? Она делает все это во сне?
– Нет, Марк, она делает это после того, как проснется. Чтобы привлечь к себе внимание.
Крис поведала ему о трясущейся кровати. Это случалось еще дважды, и каждый раз дело заканчивалось тем, что Риган просилась спать в одной постели с матерью.
– Тому могли быть физические причины, – предположил врач.
– Нет, Марк, я не говорила, что кровать тряслась; я сказала, что Риган заявила, будто кровать трясется.
– Вы знаете, что это не так?
– Нет, я этого точно не знаю.
– Это могли быть клонические судороги, – пробормотал себе под нос врач.
– Как вы сказали?
– Клонические судороги. Температура была?
– Нет. Скажите лучше, что вы думаете? – спросила его Крис. – Что ее нужно показать психиатру? Так, что ли?
– Крис, вы упомянули ее учебу. Как у нее обстоят дела с математикой?
– Почему вы спрашиваете?
– Как она успевает по математике? – настойчиво спросил врач.
– Отвратительно. Раньше такого не было.
– Понятно.
– Почему вы спросили? – повторила вопрос Крис.
– Видите ли, это часть синдрома.
– Синдрома? Какого синдрома?
– Ничего серьезного. Не хочу гадать по телефону. У вас есть под рукой карандаш?
Он попросил ее записать имя врача в Вашингтоне.
– Марк, неужели вы не можете прийти к нам и сами во всем убедиться? – Она вспомнила о Джейми, о его затянувшейся инфекции. Тогдашний врач прописал новый антибиотик широкого действия.
Фармацевт местной аптеки отнесся к рецепту настороженно:
– Не хочу напрасно тревожить вас, мадам, но это… это совершенно новое лекарство. В Джорджии после его приема у мальчиков имели место случаи апластической анемии.
Джейми. С тех пор как он умер, Крис перестала доверять врачам. Только Марку. И то не сразу.
– Марк, так вы не можете?
– Нет, не могу, но вы не беспокойтесь. Этот специалист, которого я вам рекомендую, – он гений. Он лучший. Берите карандаш.
Крис заколебалась. Правда, недолго.
– Взяла. Готова. Как его имя?
Она записала телефонный номер.
– Позвоните ему. Пусть он осмотрит ее, затем перезвонит мне, – сказал ей врач. – А про психиатра пока забудьте.
– Вы уверены?
Марк выдал гневную тираду по поводу готовности людей видеть во всем психосоматические расстройства и при этом не замечать очевидного факта: что причиной кажущегося душевного заболевания часто бывает болезнь тела.
– Что бы вы сказали, – привел он пример, – будь вы, не дай бог, моим терапевтом, и я бы сказал вам, что у меня головные боли, постоянные ночные кошмары, тошнота, бессонница, туман перед глазами? Что я обычно чувствую себя разбитым и до смерти боюсь потерять работу? Вы бы сказали, что я невротик?
– Меня лучше не спрашивать, Марк. Я знаю, что вы невротик.
– Симптомы, которые я вам перечислил, Крис, подходят под описание опухоли головного мозга. Проверьте тело. Это первое. А потом посмотрим.
Крис позвонила врачу и договорилась о приеме в тот же день. Теперь она была сама себе хозяйка. Съемки закончились – по крайней мере для нее. Бёрк Деннингс продолжал работу, руководя, хотя и без особого фанатизма, «второй съемочной группой». Это была специальная команда, снимавшая второстепенные эпизоды, в которых не были заняты ведущие актеры, – например, натурные съемки с вертолета окрестностей города и трюки. Тем не менее Деннингс требовал совершенства от каждого кадра.
Врач принимал в Арлингтоне. Сэмюэл Кляйн. Пока Риган с недовольным видом сидела в смотровом кабинете, Кляйн усадил ее мать в своей приемной и выслушал ее рассказ. Крис кратко поведала ему о недавно возникших проблемах. Кляйн слушал, кивал, делал в блокноте подробные записи. Когда Крис упомянула о трясущейся кровати, врач недоверчиво нахмурился, но женщину это не смутило.
– Марк почему-то обратил внимание на то, что Риган стала плохо успевать по математике. Почему?
– Вы имеете в виду уроки?
– Да, уроки, и особенно математику. Что это означает?
– Давайте подождем, когда я осмотрю ее, миссис Макнил.
После этого он извинился и провел полный осмотр Риган, включая анализы крови и мочи.
Анализ мочи позволял оценить работу почек и печени. Анализ крови давал возможность выявить нарушения функции щитовидной железы или диабет, определить количество эритроцитов – на предмет вероятной анемии и уровень лейкоцитов – на предмет экзотических заболеваний крови.
Закончив, Кляйн сел поговорить с Риган и понаблюдать за ее поведением, после чего вернулся в кабинет, где его ждала Крис. Сев за стол, он принялся заполнять рецепт.
– Похоже, у нее синдром гиперактивности, – пояснил он, продолжая писать.
– Ну, что?
– Нервное расстройство. По крайней мере, нам так представляется. Медицине пока неизвестен его механизм, однако такое часто случается в раннем подростковом возрасте. У вашей дочери присутствуют все симптомы: повышенная возбудимость, раздражительность, плохая успеваемость по математике.
– Да, по математике. Почему именно по математике?
– Это влияет на концентрацию внимания. – Кляйн вырвал из небольшого синего блокнота листок с рецептом, протянул его Крис. – Это на риталин, – пояснил он.
– Что это такое?
– Метилфенидат.
– Ну, да, конечно.
– Десять миллиграммов два раза в день. Я бы советовал принимать первую дозу в восемь утра, а вторую – в два часа дня.
Крис пробежала глазами рецепт.
– Что это? Транквилизатор?
– Стимулятор.
– Стимулятор? Да она и так в последнее время как заводная!
– Так кажется на первый взгляд, – пояснил Кляйн. – Разновидность сверхкомпенсации. Острая реакция на депрессию.
– Депрессию?
Кляйн кивнул.
– Депрессию, – повторила Крис и стала задумчиво разглядывать пол.
– Видите ли, вы упомянули ее отца.
Она подняла голову.
– Вы думаете, мне следует показать ее психиатру, доктор?
– О, нет. Посмотрим, какое воздействие окажет риталин. Думаю, это и есть ответ. Давайте подождем две-три недели.
– Так вы считаете, что все дело в нервах?
– Подозреваю, что это так.
– А ложь, которую она вечно говорит? Она перестанет лгать?
Ответ врача ее удивил. Кляйн поинтересовался, слышала ли она когда-нибудь, как Риган произносит непристойности или ругается.
– Странный вопрос. Нет, никогда.
– Видите ли, это из той же оперы, что и ее ложь, – нетипично, судя по тому, что вы мне говорите, но при определенных нервных расстройствах возможно…
– Одну минуту, – оборвала его Крис. – С чего вы взяли, что она произносит непристойности? Вы хотите сказать, что слышали их своими ушами? Я правильно вас поняла?
Кляйн с любопытством посмотрел на нее, затем как можно тактичнее произнес:
– Да, я бы сказал, что она употребляет в своей речи дурные слова. А вы этого не знали?
– Не знала и не знаю! О чем вы говорите?
– Пока я осматривал ее, она выпустила по мне целую обойму неприличных словечек.
– Вы шутите, доктор? Например?
– Скажем так, – уклончиво ответил Кляйн, – ее лексикон довольно обширен.
– Вы не могли бы поконкретнее? Приведите пример!
Кляйн пожал плечами.
– Вы имели в виду «дерьмо»? «Трах»?
Кляйн расслабился.
– Да. Она употребила и эти слова, – ответил он.
– Что еще она сказала? Если можно, дословно.
– Дословно, миссис Макнил? Она посоветовала мне держать мои сраные пальцы подальше от ее манды.
Крис на миг лишилась дара речи.
– Она так и сказала?
– К сожалению, миссис Макнил, в этом нет ничего удивительного. Я бы не стал беспокоиться на этот счет. Как я уже сказал, это часть синдрома.
Глядя на свои туфли, Крис покачала головой.
– В это трудно поверить, – тихо сказала она.
– Лично я сомневаюсь, что она понимает, что говорит.
– Да, пожалуй, – пробормотала Крис. – Возможно.
– Попробуйте риталин, – посоветовал Кляйн. – Посмотрим, что это даст. Я хотел бы снова осмотреть ее через две недели. – Он сверился с лежавшим на его столе календарем. – Итак… Одну минутку… Давайте в среду, двадцать седьмого числа. Вас это устроит?
– Да, вполне. – Крис с подавленным видом встала, взяла рецепт и сунула в карман пальто. – Конечно. Двадцать седьмое меня вполне устроит.
– Я ваш великий поклонник, – признался Кляйн, открывая для нее дверь, ведущую в коридор.
Прижав к губам указательный палец и опустив голову, Крис на миг задержалась на пороге, погруженная в собственные мысли.
– Вы ведь не думаете, что понадобится психиатр, доктор? – спросила она, поднимая глаза на врача.
– Не знаю. Лучшее объяснение – всегда самое простое. Давайте подождем. Подождем и посмотрим, – сказал Кляйн и ободряюще улыбнулся. – Попытайтесь не изводить себя напрасной тревогой.
– Это как?
Когда Крис везла дочь домой, Риган спросила, что ей сказал врач.
– Он сказал, что это нервы.
– Только и всего?
– Только и всего.
Крис решила ничего не говорить про дурные слова.
Бёрк. Вот от кого дочь нахваталась всяких словечек – от Бёрка. Позднее она поговорила об этом с Шэрон, поинтересовалась у нее, слышала ли та, чтобы Риган использовала в речи площадную лексику.
– О, нет, только не это! – растерянно воскликнула Шэрон. – Нет, никогда. То есть даже в последнее время. Впрочем, если не ошибаюсь, учительница рисования говорила о чем-то подобном.
– Недавно или давно?
– На прошлой неделе. Но эта женщина такая ханжа… Я подумала, что Риган сказала что-то вроде «дерьмо» или «чертов». Да-да, нечто в этом роде.
– Кстати, Шэр, ты говорила с Рэгз о религии?
Шэрон покраснела.
– Совсем чуть-чуть. Пойми, Крис, избежать этого невозможно, она задает слишком много вопросов и… – Шэрон беспомощно пожала плечами. – Это нелегко. Как мне отвечать ей и при этом умолчать о том, что лично я считаю великой ложью?
– Дай ей возможность выбора.
В дни, предшествовавшие званому ужину, Крис внимательно следила за тем, чтобы Риган исправно принимала дозы риталина. Увы, она так и не заметила улучшения в состоянии дочери. Напротив, проявились признаки постепенного ухудшения: все чаще давали о себе знать забывчивость, неаккуратность, жалобы на тошноту. Что касается тактики привлечения к себе внимания, то старые приемы не повторялись, зато проявились новые. Риган жаловалась на дурной запах в ее комнате. По настоянию дочери Крис однажды специально принюхалась, но ничего не почувствовала.
– Неужели ты ничего чувствуешь? – спросила Риган с удивленным видом.
– Ты хочешь сказать, что здесь пахнет?
– Еще как!
– И чем же, милая?
Риган сморщила нос:
– Как будто что-то подгорело.
– Неужели? – Крис снова принюхалась, на этот раз глубже втянув в себя воздух.
– Разве ты не чувствуешь?
– Да-да, теперь чувствую. Может, откроем окно и проветрим комнату?
На самом деле Крис ничего не почувствовала, однако решила не спорить с дочерью, по крайней мере до встречи с доктором. Были у нее и другие заботы. Например, приготовления к званому ужину.
Другой заботой был сценарий. Хотя она и была не прочь попробовать себя в качестве режиссера, врожденная осторожность не позволяла ей принять скороспелое решение. Между тем, агент названивал ей каждый день. Актриса сказала ему, что передала сценарий Деннингсу в надежде услышать его мнение. Хочется думать, он все-таки его прочитает, а не сжует, добавила она в шутку.
Третья проблема вызывала у Крис наибольшую озабоченность. Два ее финансовых начинания потерпели крах: покупка облигаций акционерного общества и капиталовложение в нефтяную скважину на юге Ливии.
Участие в обоих проектах было продиктовано желанием скрыть доход, который подлежал обложению непомерными налогами. Но случилось нечто худшее: скважина иссякла, а стремительно взлетевшие процентные ставки привели к массовому сбросу облигаций.
Все это вынудило ее финансового менеджера вылететь в Вашингтон. Он прибыл во вторник. Крис велела ему подготовить все бумаги и объяснения к пятнице. Наконец она решила, как ей следует действовать. В целом, менеджер счел ее решение разумным. Нахмурился он лишь тогда, когда Крис подняла вопрос о покупке «Феррари».
– Вы имеете в виду новую машину?
– Почему бы нет? Я ведь водила «Феррари» во время съемок. Возможно, если мы напишем на завод и напомним им, то они, так и быть, сделают нам скидку. Вам так не кажется?
Менеджеру так не казалось. Он откровенно выдал, что считает такую покупку неразумной.
– Но я в прошлом году заработала более восьмисот тысяч! А вы говорите мне, что я не могу купить чертову машину! Вам не кажется это смешным? Куда уходят все деньги?
Он напомнил ей, что бо́льшая часть ее денег находится в «налоговых гаванях». После чего перечислил всевозможные «утечки» ее доходов: федеральный подоходный налог, налог штата, вмененный налог на доходы, налоги на имущество, комиссионные ему самому и ее агенту, а также пресс-агенту. В совокупности они «съедали» до двадцати процентов ее доходов. Еще полтора процента шли на отчисления в Фонд деятелей киноискусства плюс расходы на модную одежду, жалованье Уилли и Карлу, а также Шэрон и смотрителю ее дома в Лос-Анджелесе, различные дорожные расходы и, наконец, ее ежемесячные личные траты.
– Вы будете в этом году сниматься еще в одном фильме?
Крис пожала плечами:
– Не знаю. А что, нужно?
– Думаю, да, наверное, нужно.
Поставив локти на колени и положив на ладони подбородок, Крис хмуро посмотрела на своего собеседника.
– А как насчет «Хонды»?
Агент ничего не ответил.
Вечером Крис попыталась избавиться от неприятных мыслей и загрузила себя делами, связанными с подготовкой к завтрашнему ужину.
– Давайте подадим карри и вместо ужина за столом устроим фуршет, – предложила она Уилли и Карлу. – Стол можно поставить в дальнем конце гостиной. Как вам моя идея?
– Хорошо, мадам, – быстро ответил Карл.
– А как вы думаете, Уилли? Свежий фруктовый салат на десерт?
– Превосходно, мадам! – ответил за жену Карл.
– Спасибо, Уилли.
Приглашенная компания была на редкость пестрой. В дополнение к Бёрку («ты хоть раз приди трезвым, черт побери!») и молодому режиссеру второй съемочной группы Крис ожидала сенатора (с супругой), астронавта с «Аполлона» (с супругой), двух иезуитов из соседнего Джорджтауна, Мэри Джо Перрин и Эллен Клири.
Мэри Джо Перрин, пухлая седовласая дама, была известным в Вашингтоне медиумом. Крис познакомилась с ней на ужине в Белом доме. Мэри Джо ей сразу понравилась. Крис опасалась встретить в ее лице особу холодную и высокомерную. «Вы совсем не такая!» – помнится, пролепетала тогда Крис. Простая и общительная, Мэри Джо оказалась полной противоположностью ее опасениям.
Эллен Клири, средних лет секретарь Госдепартамента, работала в посольстве США в Москве в то время, когда Крис совершала поездку по России. Эллен не раз приходилось вызволять Крис из щекотливых ситуаций и недоразумений, а они были обычным делом в ее поездках. Причиной, как правило, бывала откровенность рыжеволосой актрисы, привыкшей называть вещи своими именами. Крис все эти годы с симпатией вспоминала ее и, когда приехала в Вашингтон, разыскала Эллен.
– Эй, Шэр, что за священники придут?
– Пока точно не знаю. Я пригласила президента и декана колледжа. Но думаю, президент отправит кого-нибудь вместо себя. Его секретарь звонил мне сегодня утром и сказал, что его шеф, возможно, будет в отъезде.
– Кого он пришлет? – спросила Крис, стараясь не выдать своего любопытства.
– Сейчас посмотрю, – ответила Шэрон и принялась перебирать бумаги. – Так, сейчас скажу… Своего помощника. Отец Джозеф Дайер.
– Понятно.
Крис, похоже, была разочарована.
– Где Рэгз? – спросила она.
– Внизу.
– Может, тебе стоит перенести туда пишущую машинку? Как ты думаешь? Так тебе будет проще присматривать за ней, пока ты будешь печатать. Договорились? Нехорошо, что она постоянно одна.
– Кстати, неплохая идея.
– Отлично. Так и сделаем. А пока отправляйся домой, Шэр. Помедитируй. Поиграй с лошадками.
Заканчивая подготовку к званому ужину, Крис вновь поймала себя на том, что тревожится за Риган. Она попыталась смотреть телевизор, но не смогла – мысли были в другом месте. Ее не отпускало дурное предчувствие. В доме ощущалось нечто странное. Вроде тягучей тишины. Физически ощущаемой пыли.
К полуночи дом погрузился в сон. Обошлось без происшествий. В ту ночь.