Глава 2
В кабинете Фрэнка Миранды Каррас вставил конец пленки в пустую бобину. Отредактировав куски обеих пленок и записав их на отдельных кассетах, он включил магнитофон.
Миранда – круглый, седовласый директор института языков и лингвистики – тоже надел наушники. Вдвоем они принялись слушать хриплые, бессмысленные словоизлияния. Наконец запись закончилась. Каррас сдвинул наушники на плечи и спросил:
– Фрэнк, что это такое? Это может быть какой-то язык?
Сняв наушники, Миранда уселся на край стола и, сложив на груди руки, озадаченно уставился в пол.
– Не знаю, – ответил он и покачал головой. – Какая-то околесица. – Посмотрел на Карраса. – Где вы это взяли?
– Работаю над случаем раздвоения личности.
– Шутите! Это священник?
– Не имею права говорить.
– Да-да, конечно, я понимаю.
– Ну, так как, Фрэнк? Беретесь за это дело?
Миранда задумался, осторожно снял с носа очки в черепаховой оправе, машинально сложил дужки, после чего отправил их в нагрудный карман льняного пиджака.
– Это не похоже ни на один известный мне язык, – произнес он. – Впрочем, – слегка нахмурив лоб, он посмотрел на Карраса, – хотите, прокрутим еще раз?
Дэмиен перемотал пленку, повторил запись и выключил магнитофон.
– Есть идеи? – спросил он.
– Должен признать, что здесь прослушивается интонация.
В груди у Карраса моментально вспыхнула надежда. Глаза его на миг зажглись, однако тотчас же погасли, когда он машинально ее потушил.
– Но я не узнаю ее, святой отец, – продолжал директор. – Это древний язык или современный? – уточнил он.
– Понятия не имею.
– Вы не оставите мне запись? Чтобы я со своими помощниками мог досконально ее изучить? Вдруг кто-то из них узнает язык?
– Может, вы лучше сделаете копию, Фрэнк? Я бы хотел оставить оригинал себе.
– Отлично. Меня это устроит.
– А пока у меня с собой еще одна запись. Послушаем?
– Разумеется. Запись чего?
– Можно я сначала задам вам один вопрос?
– Пожалуйста. Что вас интересует?
– Фрэнк, если я дам вам образцы обычной речи двух якобы совершенно разных людей, вы смогли бы с помощью семантического анализа определить, действительно это два человека или же один, но способный говорить в иной манере речи?
– Думаю, что да. Конечно. Полагаю, тут может помочь соотношение «тип – признак». Если в образцах тысяча слов или больше, легко проверить частотность употребления тех или иных частей речи.
– А насколько это однозначно?
– Очень даже. Видите ли, этот тест не учитывает любые изменения в базовом словаре. Он анализирует не сами слова, а их сочетания, стиль. Мы называем это «индексом разнообразия». Понимаю, для человека со стороны звучит не слишком внятно, зато нам так даже удобнее. – Директор института криво улыбнулся и кивком указал на пленку в руках у Карраса. – Как я понимаю, на ней голос того, другого человека.
– Не совсем.
– Не совсем?
– Голос и слова на обеих пленках принадлежат устам одного и того же человека.
– Одного и того же? – Директор недоуменно выгнул брови.
– Да. Как я уже сказал, это случай раздвоения личности. Вы могли бы сравнить для меня оба образца? То есть голоса там совершенно разные, но я все равно хотел бы посмотреть, какие результаты даст ваш сравнительный анализ.
Было заметно, что директор заинтригован, даже доволен.
– Чудесно! – воскликнул он. – Да-да, мы проведем анализ. Думаю, а не поручить ли мне это дело Полу? Он – мой лучший преподаватель. Блестящий ум. Подозреваю, что даже сны он видит на тайном языке какого-нибудь индейского племени.
– И еще одна просьба. На сей раз большая.
– Это какая же?
– Я предпочел бы, чтобы сравнение провели вы лично.
– Вот как?
– Да. И чем быстрее, тем лучше. Очень вас прошу.
Директор уловил мольбу в голосе и глазах Карраса.
– Хорошо, – кивнул он. – Я займусь этим сам.
Вернувшись в общежитие, Дэмиен нашел под дверью комнаты записку: доставлена медицинская карта из клиники Баррингера. Каррас поспешил к стойке портье, расписался в получении бандероли, вернулся к себе в комнату, уселся за стол и погрузился в чтение. Увы, когда он добрался до выводов, сделанных психиатрами клиники, все его надежды пошли прахом, уступив место разочарованию и ощущению поражения.
«…признаки обцессии вины с вытекающими отсюда истерическими и сомнамбулическими…»
Дальше можно не читать. Каррас оторвался от чтения, со вздохом поставил локти на стол и зарылся лицом в ладони. Только не сдавайся. Пусть будет место сомнениям. Интерпретации.
Опять-таки, что касается стигматов у Риган, которые, согласно данным медицинской карты, регулярно появлялись, пока она наблюдалась в клинике, в выводах отмечалось, что Риган обладает гиперреактивной кожей и могла сама наносить на нее загадочные буквы, для чего водила по коже пальцем за несколько минут до их появления. Этот процесс известен как дерматография. Подобная гипотеза находила свое подтверждение: как только руки Риган связывали ремнями, загадочные буквы прекращали появляться.
Каррас поднял голову и посмотрел на телефон. Фрэнк. Есть ли теперь смысл проводить сравнение голосов на пленках? Может, дать отбой? Да, наверное, так и стоит, решил Каррас.
Он поднял трубку. Набрал номер. Ответа не последовало. Оставив на автоответчике сообщение с просьбой перезвонить, священник устало поднялся со стула и медленно побрел в ванную, где ополоснул лицо холодной водой.
«Экзорцист должен приложить все усилия к тому, чтобы ничто из того, что происходит с пациентом, не осталось без объяснения».
Каррас с тревогой посмотрел на себя в зеркало. Он что-то упустил? Что? Запах кислой капусты? Дэмиен повернулся, взял полотенце и вытер лицо. Нет, самовнушением этого не объяснить. К тому же в ряде статей отмечалось, что душевнобольные, похоже, способны испускать самые разные запахи, влияя на бессознательном уровне на свое тело.
Каррас вытер руки. «А стук? Ящик, который сам выдвинулся и задвинулся? Неужели это психокинез? Ты веришь в такие вещи?»
Поймав себя на том, что мысли путаются у него в голове, иезуит вернул на место влажное полотенце.
Устал. Как же он устал. И все же сердцевина его «я» отказывалась сдаваться, отказывалась отдавать жизнь бедного ребенка на милость сомнительных теорий и спекуляций, в руки кровавой истории предательств человеческого разума.
Выйдя из общежития, Каррас быстро зашагал к серым каменным стенам библиотеки Джорджтаунского университета. Войдя под ее своды, он быстро пробежал по указателю периодики, ведя пальцем вниз по названиям, начинающимся с буквы П. Найдя то, что искал, сел за длинный дубовый стол с научным журналом, в котором была опубликована статья про полтергейст, написанная знаменитым немецким психиатром, доктором Гансом Бендером. Вне всяких сомнений, сделал вывод Каррас, закончив читать статью, в течение многих лет тщательно задокументированные, снятые на кинопленку, наблюдаемые в психиатрических клиниках явления психокинеза были реальностью. Но! Ни в одном из описанных в данной статье случаев не просматривалась связь с демонической одержимостью. Самой распространенной гипотезой была производимая на бессознательном уровне и «направляемая мозгом энергия». Чаще всего – что важно, отметил про себя Каррас – явление психокинеза наблюдалось у подростков в состоянии «значительного внутреннего напряжения, гнева и фрустрации».
Дэмиен легонько потер костяшками пальцев уголки усталых глаз. Так и не получив ответа, он снова пробежался по симптомам Риган, потрогав каждый, словно мальчишка, что стучит по доскам, шагая вдоль побеленного штакетника. «Что же я упустил?» – не выходил у него из головы вопрос.
И наконец иезуит устало пришел к выводу: ничего.
Он зашагал назад в дом Крис Макнил. Ему открыла Уилли и проводила до кабинета. Дверь оказалась закрыта. Уилли постучала.
– Отец Каррас, – объявила она. Изнутри донеслось негромкое «войдите».
Каррас вошел и закрыл за собой дверь. Крис стояла к нему спиной, опершись локтями о бар и подперев ладонью лоб.
– Приветствую вас, святой отец, – поздоровалась она с ним, даже не повернув головы. Голос ее звучал глухо, с явными нотками отчаяния.
Дэмиен с тревогой шагнул к ней и встал рядом.
– С вами всё в порядке?
– Да, со мной всё в порядке, святой отец. Честное слово.
Каррас нахмурился. Его тревога усилилась. В голосе Крис слышалось напряжение; рука, закрывавшая ее лицо, подрагивала. Затем актриса все же убрала руку, повернулась и посмотрела на Карраса. Он сразу понял: она плакала.
– Ну, как дела? – спросила она. – Есть что-то новое?
Прежде чем отвечать, священник окинул ее пристальным взглядом.
– Последнее, что я сделал, – изучил медицинскую карту из клиники Баррингера и…
– И что? – воскликнула Крис.
– Я полагаю, что…
– Что вы полагаете, отец Каррас? Что?
– Если честно, – то, что Риган нуждается в интенсивной психиатрической помощи.
Молча посмотрев на Дэмиена, Крис медленно покачала головой:
– Ни за что!
– Где ее отец? – спросил Каррас.
– В Европе.
– Вы сообщили ему, что происходит?
– Нет.
– Думаю, ему неплохо было бы приехать сюда. Это могло бы помочь.
– Послушайте. Не поможет ничто, кроме чего-то такого, чего мы не видим! – взорвалась Крис дрожащим голосом.
– Мне кажется, вам следует послать за ним.
– Зачем?
– Это могло бы…
– Черт побери, я попросила вас изгнать демона, а не приглашать сюда еще одного! – выкрикнула Крис с перекошенным от боли лицом. – Что внезапно случилось с экзорцизмом?
– Послушайте…
– Но какого дьявола мне нужен здесь Говард?
– Мы можем поговорить об этом позже, когда…
– Говорите об этом сейчас, черт возьми! Зачем вам вдруг понадобился Говард?
– Возможно, заболевание Риган коренится в чувстве вины по поводу…
– Вины по поводу чего? – выкрикнула Крис, сверкнув глазами.
– Не исключено, что…
– По поводу развода? Вся эта ваша психиатрическая белиберда?
– Послушайте…
– Риган переживает, потому что она убила Бёрка Деннингса! – пронзительно кричала Крис, прижав к вискам кулаки. – Она убила его! Она убила его, и теперь ее заберут! Ее заберут от меня! О боже, о боже!
Рыдая, она пошатнулась и едва не упала, если б не Каррас, который подхватил ее и подвел к дивану.
– Все хорошо, – мягко твердил он. – Все хорошо…
– Неправда, ее отнимут у меня, ее… – Крис душили рыдания. – Ее заберут и поместят в…
– Всё в порядке.
Каррас осторожно опустил женщину на диван и помог лечь во весь рост. Затем сам сел на край и взял ее руку в свои.
Мысли в голове разбегались в разные стороны. О Киндермане. О Деннингсе. О рыдающей Крис. Все было как во сне.
– Все хорошо, – продолжал твердить он. – Не переживайте… Все будет хорошо…
Наконец Крис успокоилась, и Каррас помог ей сесть. Затем принес воды и коробку бумажных носовых платков, которую нашел на полке за баром. После чего сел рядом.
– Я так рада, – заявила Крис, шмыгая носом и вытирая слезы.
– Вы рады?
– Да, рада, что выплеснула все это из себя.
– Согласен. Это хорошо.
И вновь Дэмиен ощутил, как ему на плечи давит тяжесть. Довольно, хватит! «Пообещай, что больше ничего не будет!» – попытался предостеречь он самого себя.
– Вы хотите что-то рассказать мне? – мягко спросил он у Крис.
Та молча кивнула, а затем добавила:
– Хочу.
Она вытерла глаза и заговорила срывающимся голосом: о Киндермане, об узких полосках, вырванных со страниц книги о колдовстве, о своей уверенности в том, что в ночь, когда он умер, Деннингс был в спальне Риган, о ненормальной силе дочери, о личности Деннингса, которую, как ей показалось, она видела с головой, повернутой лицом к спине. Выговорившись, она устало ждала, что скажет на это Каррас. Тот уже собрался высказать ей все, что думает по этому поводу, однако, посмотрев ей в глаза и увидев в них страдание и мольбу, передумал.
– Вы не можете утверждать, что это ее рук дело.
– Но голова Бёрка, вывернутая задом наперед!.. А вещи, которые она говорит!..
– Вы сами больно стукнулись головой о стену, – заметил Каррас. – Вы были в состоянии шока. Вам это померещилось.
Выдержав мертвыми глазами его взгляд, Крис тихо сказала:
– Нет, Бёрк сказал мне, что это она. Она выбросила его из окна. Она убила его.
Каррас тупо уставился на нее, не зная, что на это сказать, однако затем собрался с духом.
– Ваша дочь психически больна, – произнес он. – Она может сказать что угодно. Но ее слова ничего не значат.
Крис понуро покачала головой.
– Не знаю, – еле слышно прошептала она. – Не знаю, правильно ли я поступаю. Мне кажется, она это сделала и, возможно, способна убить кого-то еще. Не знаю. – Актриса повернулась к Каррасу и, буравя его страдальческим взглядом, спросила: – Что мне делать?
Каррас внутренне сжался. Вес, давивший ему на плечи, стал бетонной глыбой, которая, высыхая, принимала форму его спины.
– Вы уже сделали все, что могли, – ответил он. – Вы поделились наболевшим. Вы рассказали обо всем. Теперь оставьте это мне. И я решу, как поступить дальше. Скажите, вы можете мне это обещать? Слышите, просто оставьте все мне.
Вытерев глаза тыльной стороной ладони, Крис кивнула.
– Да-да, конечно. Так будет лучше. – Она вымучила улыбку и тихо добавила: – Спасибо, святой отец. Огромное вам спасибо.
– Ну как, теперь вам лучше?
– Да.
– В таком случае могу я вас кое о чем попросить?
– Конечно, о чем угодно.
– Сходите в кино.
На мгновение Крис растерянно уставилась на него, затем улыбнулась и покачала головой:
– Только не это! Ненавижу кино.
– Тогда сходите в гости. Проведайте друга.
Крис тепло улыбнулась ему:
– Друг сам у меня в гостях.
– Как скажете. Тогда просто отдохните. Обещаете?
– Обещаю.
Каррасу в голову пришла одна мысль – вернее, очередной вопрос.
– Вы считаете, книгу наверх принес Деннингс? – спросил он. – Или она уже была там?
– Думаю, она уже была там.
Каррас слегка отвел взгляд и кивнул.
– Понятно, – тихо произнес он и резко поднялся. – Кстати, вам ведь нужна ваша машина?
– Нет, можете ею пользоваться.
– Спасибо. Заеду к вам позднее.
– Хорошо, – ответила Крис, опустив голову.
Каррас вышел из дома и прошелся по улице. Мысли в его голове носились и кувыркались, словно лихие трюкачи. Риган убила Деннингса? Что за безумие! Каррас представил, как она выталкивает его из окна спальни, как он катится по этим нескончаемым крутым каменным ступеням, как беспомощно машет руками пока его мир внезапно не застывает на месте. Невозможно, подумал Каррас. Невозможно! И тем не менее Крис была почти убеждена в этом.
Это все ее истерия! Вот что это такое, пытался он убедить себя. Не более чем разыгравшееся воображение истеричного ума. И все же… Каррас попытался догнать другие объяснения, словно подхваченные ветром осенние листья.
Проходя мимо коварных ступеней рядом с домом, он услышал какой-то звук. Тот доносился снизу, от реки. Священник остановился и посмотрел вниз, в сторону Чесапикского канала. Губная гармошка. Кто-то исполнял «Ред-Ривер-Вэлли», его любимую с детства мелодию.
Каррас остановился и прислушался. Впрочем, вскоре внизу на светофоре сменился свет, и меланхоличная мелодия потонула в реве автомобильных моторов, грубо растоптанная сиюминутным миром. Истекая кровью и судорожно взывая о помощи, она задохнулась в бензиновых выхлопах автомобилей.
Незрячим взором посмотрев на каменные ступеньки, Каррас сунул руки в карманы и в очередной раз лихорадочно подумал о страданиях Крис Макнил и ее дочери, об отце Люка, пинающем мертвого Транкилля.
Он должен что-то сделать. Но что? Может ли он надеяться на то, что окажется проницательней специалистов клиники?
«Так вы на самом деле священник или вас прислали на эту роль с киностудии?»
Каррас рассеянно кивнул, вспомнив случай одержимости одного француза по имени Ашилль. Как и Риган, он называл себя дьяволом, и, как в случае с Риган, его болезнь коренилась в чувстве вины – за супружескую измену. Великий психолог Жане излечил больного, гипнотически внушив ему, что жена с ним рядом. Явившись Ашиллю в галлюцинациях, супруга торжественно простила его.
Каррас кивнул. Да, внушение может сработать и с Риган. Но не через гипноз. Его уже пробовали в клинике. В данном случае больной девочке необходимо внушить то, на чем упорно настаивает ее мать: что это ритуал экзорцизма.
Риган известно, что это такое и каков его ожидаемый эффект. Ее реакция на святую воду? Ответ следует искать в той книге. Кстати, в той же главе описывались и случаи удачного экзорцизма. Должно сработать! Честное слово, должно сработать! Но как заполучить разрешение Канцелярии? Как выстроить цепочку доказательств, не упоминая Деннингса?
Солгать епископу он не может. Так какие же факты есть у него, способные убедить начальство?
В висках начинала пульсировать боль. Каррас потрогал лоб. Он знал: ему необходим сон. Увы, ни о каком сне не может быть и речи. Не сейчас. Итак, какие факты? Записи в институте? Интересно, что там найдет Фрэнк? И есть ли в них что-то, что можно найти? Вряд ли… хотя все возможно. Риган не знала, что святая вода была водопроводной. Это точно. Но если допустить, что она умеет читать его мысли, почему в таком случае она не уловила разницу?
Каррас снова потрогал лоб. Голова болит. Мысли путаются.
Эй, довольно! Человек умирает! Проснись!
Вернувшись к себе в комнату, Каррас позвонил в институт. Фрэнка на месте не оказалось. В задумчивости Дэмиен положил телефонную трубку. Святая вода. Вода из крана. Стоп.
Он открыл «Ритуал» на странице с инструкциями для экзорциста.
«…злые духи… обманчивые ответы… может показаться, будто одержимый вовсе не одержим». «Может, это и есть ответ?» – задумался Каррас. Однако уже в следующий момент поспешил дать этой мысли задний ход. «О чем ты? Какие еще “злые духи”»?
Захлопнув книгу, он перечитал историю болезни, лихорадочно выискивая глазами хотя бы что-то, что могло бы оправдать необходимость экзорцизма.
Например, вот это. Никаких предшествующих проявлений истерии. Слабенько, но уже что-то. Стоп, было ведь что-то еще, вспомнил он. Какое-то несоответствие. Но что именно?
И тогда священник все вспомнил. Тоже негусто, но и на том спасибо. Он набрал номер Крис Макнил. Ему ответил ее сонный голос.
– Привет!
– Вы спали? Извините, если я помешал.
– Ничего страшного, святой отец. Честное слово. В чем дело?
– Крис, где мне найти вот это?..
Каррас пробежал пальцем по записям. Ага, нашел.
– Доктор Кляйн, – произнес он. – Сэмюэл Кляйн.
– Доктор Кляйн? Он на той стороне моста. В Росслине.
– В здании клиники?
– Да, а в чем дело?
– Пожалуйста, позвоните ему и скажите, что к нему зайдет доктор Каррас. Я хотел бы взглянуть на электроэнцефалограмму Риган. Да-да, так и передайте: мол, придет доктор Каррас.
– Поняла.
Положив трубку, Дэмиен сорвал воротничок и сбросил с себя сутану и черные брюки. Быстро переодевшись в брюки цвета хаки и спортивную фуфайку, он накинул сверху черный плащ и придирчиво изучил себя в зеркало. Увиденное вынудило его нахмуриться. «Священники и полицейские, – подумал он. – И в тех, и в других есть нечто такое, отчего их можно узнать с первого взгляда». Каррас сбросил плащ, затем туфли и сунул ноги в свою единственную пару, которая не была черной, – потертые белые теннисные туфли.
Сев в машину Крис, иезуит быстро поехал в Росслин. Ожидая, когда на мосту на светофоре сменится свет, он посмотрел налево сквозь лобовое стекло и увидел Карла. Тот выходил из черного седана, припаркованного перед магазином спиртных напитков.
За рулем автомобиля сидел Киндерман.
В следующую секунду на светофоре зажегся зеленый свет, и Каррас взял с места. Перед тем как свернуть на мост, он посмотрел в зеркало заднего вида. Интересно, они его видели? Вряд ли. Но что они делали вместе? Это как-то связано с Риган? С Риган и…
Прекрати! Не распыляйся! Тебя ждут другие дела!
Припарковав машину у здания клиники, он отправился наверх, в кабинет доктора Кляйна. Тот был занят, но медсестра вручила Каррасу электроэнцефалограмму. Вскоре священник уже стоял в небольшой комнате, медленно раскручивая длинный узкий бумажный ролик с нужными ему данными.
Через некоторое время к нему присоединился Кляйн. Войдя, он быстро окинул Дэмиена взглядом с головы до ног.
– Вы доктор Каррас?
– Да.
– Сэм Кляйн. Рад познакомиться.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
– Как девочка?
– По-моему, уже лучше.
– Рад это слышать.
Каррас снова посмотрел на энцефалограмму. Кляйн встал рядом, водя пальцем по волнообразному графику.
– Видите? Какой регулярный рисунок. Совершенно никаких флуктуаций, – заметил Кляйн.
– Да-да, я вижу. Весьма любопытно.
– Любопытно? Это почему же?
– Если учесть, что мы имеем дело с истерией…
– Что вы хотите сказать?
– Ничего. Мне кажется, она плохо изучена, – ответил Каррас, продолжая раскручивать дальше бумажный ролик. – Некий бельгиец по имени Итека обнаружил, что истерия часто вызывает довольно странные флуктуации на энцефалограмме – очень мелкий, но всегда одинаковый рисунок. Я надеялся увидеть его здесь, однако так и не обнаружил.
Клейн уклончиво хмыкнул.
– Как это понимать? – Каррас прекратил раскручивать ролик и в упор посмотрел на Кляйна. – Когда вы делали эту энцефалограмму, болезнь явно была в острой стадии, не так ли?
– О да, безусловно, была.
– В таком случае разве не странно, что мы имеем практически идеальную энцефалограмму? Даже здоровые пациенты порой способны оказывать воздействие на волны головного мозга, по крайней мере в некоем допустимом диапазоне. Болезнь же Риган на тот момент находилась в стадии обострения, так что можно было ожидать флуктуации. Если…
– Доктор, миссис Симмонс теряет терпение, – прервала их разговор медсестра, сунув голову в дверь.
– Я сейчас, – пообещал Кляйн. Медсестра поспешила прочь. Тот было шагнул в коридор, однако, придержав дверь, снова заглянув внутрь.
– Говоря об истерии… Извините. Должен бежать, – сухо прокомментировал он и закрыл за собой дверь.
До Карраса донеслись его быстрые шаги. Затем где-то в коридоре открылась дверь, «Итак, как вы себя чувствуете, миссис…» – произнес голос Кляйна. Окончания фразы Дэмиен не услышал. Дверь закрылась.
Священник вновь погрузился в изучение энцефалограммы. Закончив, он скрутил ее, скрепил резинкой и вернул дежурной медсестре в регистратуре.
Это уже что-то. Это можно привести епископу в качестве довода, что никакой истерии у Риган нет, а значит, нельзя исключать одержимость. И все же энцефалограмма являла собой еще одну загадку. Почему никаких флуктуаций? Совершенно никаких?
Каррас сел в машину и поехал к Крис. Увы, на перекрестке Проспект-стрит и Тридцать пятой он остановился как вкопанный. За рулем машины, припаркованной между той, в которой сидел он сам, и общежитием иезуитов, сидел Киндерман. Высунув из окна локоть, детектив смотрел прямо перед собой. Прежде чем Киндерман заметил его, Каррас свернул направо. Быстро найдя парковочный карман, он поставил машину, замкнул дверь и свернул за угол, как будто направляясь к себе в общежитие. Неужели Киндерман наблюдает за домом? Неужели призрак Деннингса вернулся и теперь преследует его? Возможно ли, что Киндерман подозревает, что Риган…
Полегче, приятель, полегче. Не торопись с выводами.
Поравнявшись с машиной, Каррас сунул голову в окно со стороны пассажирского сиденья.
– Добрый день, лейтенант, – приветливо поздоровался он. – Приехали ко мне или просто так проводите время?
Детектив растерянно обернулся, однако уже в следующее мгновение расплылся в улыбке.
– Отец Каррас! Так это вы! Рад вас видеть.
«Не слишком убедительно, – подумал Дэмиен. – Интересно, что он задумал? Главное, не показывай вида. Подыгрывай ему».
– Кстати, вы разве не знаете, что вам грозит штраф? – Каррас указал на знак. – Парковка запрещена с четырех до шести по будним дням.
– Ничего страшного, – проворчал Киндерман. – Я разговариваю со священником. В Джорджтауне каждая инспекторша, выписывающая штрафы, – ярая католичка.
– Как ваши дела?
– Честно говоря, отец Каррас, так себе. А ваши?
– Не могу ни на что пожаловаться. А вы раскрыли тот случай?
– Это какой?
– Ну, тот, с кинорежиссером?
– А, вот вы о чем! – Детектив махнул рукой, мол, давайте не будем. – Даже не спрашивайте. Кстати, какие ваши планы на сегодняшний вечер? Не заняты? У меня есть контрамарки в «Байограф» на «Отелло».
– Все зависит от того, кто там в главных ролях.
– Кто? Джон Уэйн в роли Отелло, Дорис Дей в роли Дездемоны. Вы довольны? И главное, это совершенно бесплатно, отец Марлон Дотошный! Это же Уильям, черт побери, Шекспир! Какая разница, кто там в главных ролях? Так вы идете?
– Боюсь, что вынужден отказаться от столь заманчивого предложения. Работы по горло.
– Да я вижу, – печально отозвался детектив, пристально глядя Каррасу в лицо. – Похоже, засиживаетесь допоздна? Вид у вас ужасный.
– Он у меня всегда ужасный.
– Но сегодня ужаснее обычного… Да бросьте вы эту работу. Хотя бы на вечерок! Обещаю, получите массу удовольствия!
Каррас решил поиграть у детектива на нервах.
– Вы уверены, что там сегодня идет именно «Отелло»? – спросил он, глядя Киндерману в глаза. – Я был готов поклясться, что сегодня они крутят фильм с участием Крис Макнил.
Детектив на миг опешил, однако быстро произнес:
– Неправда. Там идет «Отелло».
– И поэтому вы оказались в нашем районе?
– Я оказался здесь, чтобы пригласить вас в кино.
– Выходит, за руль сесть легче, чем просто позвонить?
Детектив сделал невинное лицо – правда, крайне неубедительно.
– Ваш телефон был занят.
Каррас молча посмотрел ему в глаза.
– В чем дело? – спросил Киндерман. – Что такое?
Дэмиен протянул руку, приподнял полицейскому веко и рассмотрел глаз.
– Не знаю, – ответил он, нахмурив брови. – Вы ужасно выглядите. Боюсь, как бы не слегли с мифоманией.
– Впервые слышу такое слово. Что оно значит? Это серьезно?
– Да, но не смертельно.
– Так что это? Я с ума сойду от напряжения.
– Посмотрите в словаре, – сказал ему Каррас.
– Послушайте, не задирайте нос. Воздавайте хотя бы изредка кесарю кесарево. Я – представитель закона. Я мог бы выслать вас из страны. Вы это знаете?
– Интересно, за что?
– Психиатр не должен обижать людей. К тому же, если честно, гои были бы в восторге. Вы для них – заноза в боку. Я серьезно, святой отец. Вы их смущаете. Кому это нужно? Священник в футболке и кроссовках…
Каррас с улыбкой кивнул.
– Мне пора. Пока! – Дважды постучав в знак прощания по оконному стеклу, он повернулся и медленно зашагал ко входу в общежитие.
– Сходите к аналитику! – крикнул ему в спину Киндерман.
Приветливое выражение на лице детектива сменилось неподдельной тревогой. Посмотрев сквозь лобовое стекло на дом, он завел мотор и покатил вдоль улицы. Проезжая мимо Карраса, погудел клаксоном и помахал рукой. Дэмиен помахал в ответ. Когда машина Киндермана скрылась за углом Тридцать Шестой улицы, он остановился и постоял какое-то время, дрожащей рукой потирая лоб.
Могла ли она это сделать? Могла ли Риган убить Бёрка Деннингса, причем столь ужасным образом? Каррас обернулся и лихорадочным взглядом посмотрел на окно ее спальни. В голове крутились вопросы: что, ради всего святого, происходит в этом доме? И как скоро Киндерман потребует, чтобы ему показали Риган? Есть ли у него шанс увидеть личность Деннингса? Или услышать его голос? Сколько времени пройдет, прежде чем Риган поместят в психиатрическую клинику? Или она умрет?
Он должен представить Канцелярии обоснование для применения экзорцизма. Каррас быстро перешел улицу к дому Крис Макнил, позвонил в дверной звонок и дождался, когда Уилли откроет ему.
– Миссис прилегла поспать, – объявила она.
Каррас кивнул.
– Это хорошо. Я рад.
Шагнув мимо Уилли, он направился наверх, в спальню Риган. Он должен найти то, что станет его главным козырем.
Войдя, Дэмиен увидел в кресле у окна Карла. Молча и неподвижно, словно твердое, темное дерево, тот сидел, сложив на груди руки. Взгляд его был прикован к Риган.
Каррас подошел к кровати и посмотрел на девочку. Белки ее глаз были молочными, словно туман, губы шевелились, произнося слова из другого мира. Священник медленно наклонился и принялся расстегивать один из ремней.
– Нет, святой отец! Не смейте! – Карл подскочил к кровати и резко оттолкнул руку Карраса. – Нельзя! Она сильная! Очень сильная!
В глазах Карла застыл страх, причем страх неподдельный.
Что ж, значит, исключительная сила Риган – это неоспоримый факт. Она вполне могла это сделать. Могла свернуть Деннингсу шею. Вперед, Каррас! Поторопись! Найди свои доказательства! Думай!
В следующий миг за его спиной раздался голос. С кровати.
– Ich möchte Sie etwas fragen, Herr EngstrÖm!
Окрыленный надеждой, Каррас резко обернулся и посмотрел на кровать. Демоническая личина лежащего там существа ухмылялась, глядя на Карла.
– Tanzt Ihre Tochter gern? – издевательски спросила «Риган» и мерзко расхохоталась. Немецкий язык. Она спросила, любит ли колченогая дочь Карла танцевать. Ощутив прилив волнения, Каррас повернулся к Карлу. Тот покраснел и сжал кулаки, причем с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он в бессильной ярости смотрел на Риган. Та продолжала хохотать.
– Карл, отойдите в сторонку! – предупредил его Дэмиен.
Швейцарец упрямо мотнул головой.
– Нет, я останусь!
– Я вас очень прошу, отойдите! – твердо повторил Каррас и выдержал взгляд Карла. Спустя пару секунд тот повернулся и быстро вышел из комнаты. Хлопнула дверь. Хохот тотчас же прекратился, а ему на смену пришла густая, удушливая тишина.
Каррас повернулся к кровати. Демон не спускал с него глаз.
– Значит, ты вернулся, – прохрипел он. – Я удивлен. Мне казалось, что конфуз со святой водой должен был отбить у тебя желание возвращаться сюда. Увы, я забыл, что священникам неведом стыд.
Каррас сделал несколько вдохов, заставляя себя сосредоточиться: ему нужна ясная голова. Священник знал: языковой тест на одержимость требовал умного разговора, если он хочет доказать, что ничего из сказанного нельзя вывести из глубоко захороненных языковых воспоминаний. Проще простого! Сбавь обороты! Помнишь ту девушку? Юную парижскую горничную, якобы одержимую. В бреду она говорила на языке, который позднее был опознан как арамейский. Каррас заставил себя вспомнить, какой фурор это тогда произвело и как потом выяснилось, какое-то время девушка работала в пансионе, где одним из постояльцев был студент-теолог, который накануне экзаменов расхаживал вверх-вниз по лестнице, вслух повторяя арамейские тексты. Разумеется, девушка его слышала.
Так что полегче. Не обожгись.
– Sprechen Sie deutsch? – спросил Каррас.
– Очередные игры?
– Sprechen Sie deutsch? – повторил он, чувствуя, как пульс бьется слабой надеждой.
– Natürlich, – с ухмылкой ответил демон. – Согласись, что на нем mirabile dictu, не правда ли?
Сердце Карраса едва не выпрыгнуло из груди. Не только немецкий, но и латынь! И, главное, в контексте?
– Quod nomen mihi est? – быстро спросил он. – Как меня зовут.
– Каррас.
Священника охватило волнение.
– Ubi sum? – Где я?
– In cubiculo. – В комнате.
– Et ubi est cubiculum? – Где эта комната?
– In domo. – В доме.
– Ubi est Burke Dennings? – Где Бёрк Деннингс?
– Mortuus. – Он мертв.
– Quomodo mortuus est? – Как он умер?
– Inventus est capite reverso. – Найден с вывернутой назад головой.
– Quis occidit eum? – Кто убил его?
– Риган.
– Quomodo ea occidit ilium? Dic mihi exacte! – Как она его убила? Расскажи мне подробно!
– Думаю, на сегодня хватит волнения, – с ухмылкой произнес демон. – Да-да, думаю, что на сегодня хватит. Хотя ты наверняка считаешь – а иначе и быть не может, ибо в этом весь ты, – что коль ты задавал свои вопросы на латыни, то в уме тоже формулировал их на латыни. – Демон расхохотался. – Разумеется, все это происходит бессознательно. И верно, что бы мы делали, не будь у нас области бессознательного? Ты понимаешь, Каррас, к чему я клоню? Я совершенно не умею говорить по-латыни! Я лишь читал твой ум. Я просто вырывал ответы из твоей головы!
Дэмиену сделалось не по себе. От его уверенности не осталось даже пылинки. Зерно сомнения, заброшенное в него, не давало покоя, бередило душу, терзало ум.
Демон усмехнулся.
– Да, я знал, что с тобой так и будет, Каррас, – прохрипел он. – Именно поэтому ты так мне нравишься, мой милый малыш. Именно поэтому мне так симпатичны все разумные люди.
Запрокинув голову, он зашелся в приступе дикого хохота.
Мысли в голове Дэмиена скакали во все стороны, судорожно пытаясь сформулировать вопросы, которые не имели единственного правильного ответа – их было слишком много. Может, я найду их все, подумал он. В таком случае задай вопрос, на который у тебя нет ответа! Кстати, ответ можно будет проверить позднее, чтобы узнать, верен ли он.
Дождавшись, когда хохот стихнет, иезуит спросил:
– Quam profundus est imus Oceanus Indicus? – Какова глубина Индийского океана в самой глубокой его точке?
Демон сверкнул глазами.
– La plume de ma tante.
– Responde Latine.
– Bon jour! Bonne nuit!
– Quam…
Каррас не договорил. Глаза существа закатились, и демона сменила другая личность, говорившая на непонятном языке.
– Дай мне снова поговорить с демоном! – потребовал, выходя из себя, Дэмиен.
Ответа не последовало. Лишь дыхание с далекого берега.
– Quis es tu? – раздраженно бросил он на латыни. Кто ты?
В ответ лишь тишина и дыхание.
– Я хочу поговорить с Бёрком Деннингсом!
Икота. Прерывистое дыхание. Снова икота.
– Дай мне поговорить с Бёрком Деннингсом!
И вновь лишь громкие спазмы икоты. Священник понуро покачал головой. Затем подошел к креслу. Сел, устало откинулся на спинку и закрыл глаза. Потянулись мучительные мгновения. Он ждал…
Минуты шли, он задремал. Однако вскоре резко вскинул голову. Не спать! Приподняв тяжелые, сонные веки, он посмотрел на Риган. Никакой икоты. Глаза закрыты. Неужели она спит?
Каррас поднялся, подошел к кровати, протянул руку и пощупал ее пульс. Затем наклонился и посмотрел на губы, сухие и растрескавшиеся. Выпрямился, постоял какое-то время, затем вышел из комнаты и спустился вниз в поисках Шэрон. Он застал ее в кухне. Сидя за столом, она ела суп с сэндвичем.
– Вам приготовить что-нибудь поесть, отец Каррас? – спросила Шэрон. – Вы ведь наверняка проголодались.
– Нет-нет, благодарю вас, – ответил иезуит и, сев на стул, потянулся за карандашом и блокнотом, лежавшими рядом с ее пишущей машинкой. – Она икала, – сообщил он. – У вас есть компазин?
– Есть немного.
Каррас принялся писать в блокноте.
– В таком случае дайте ей половинку двадцатипятиграммового суппозитория.
– Хорошо.
– У нее появились признаки обезвоживания, – продолжал Каррас, – теперь ее придется питать внутривенно. Утром первым делом позвоните на аптечный склад, пусть вам как можно скорее доставят все это. – Он через стол подтолкнул блокнот Шэрон. – Пока она спит, можете начать давать ей сустаген.
Шарон кивнула:
– Хорошо. Я поняла.
Не прекращая есть суп, она перевернула блокнот и пробежала глазами список. Каррас наблюдал за ней. Через пару минут он нахмурился.
– Вы ее учительница? – спросил он.
– Да.
– Вы учили ее латыни?
– Латыни? Нет. Я сама ее не знаю. А почему вы спрашиваете?
– А немецкому?
– Только французскому.
– На каком уровне? La plume de ma tante?
– Примерно на таком.
– Но никакого немецкого или латыни?
– Нет.
– А Энгстрёмы? Они иногда говорят между собой по-немецки?
– Думаю, да.
– В присутствии Риган?
Шэрон пожала плечами и встала.
– Наверное, да, иногда, – сказала она и с тарелкой направилась к раковине. – Даже не наверное, а точно, – добавила она.
– Вы когда-нибудь изучали латынь? – спросил у нее Каррас.
Шэрон хихикнула.
– Я? Латынь? Никогда.
– Но вы узнали бы язык, если б кто-то рядом с вами заговорил на нем?
– Думаю, да. – Ополоснув тарелку, девушка поставила ее сушиться.
– Она когда-либо при вас говорила на латыни?
– Вы о Риган?
– Да. С тех пор как заболела?
– Ни разу.
– А на других языках?
Шарон закрутила кран и задумалась.
– Возможно, это лишь мне показалось, но…
– Что именно?
– Мне кажется, – сказала Шарон и нахмурилась. – Я могла поклясться, что однажды слышала, как она говорила по-русски.
Каррас в упор посмотрел на нее. В горле у него пересохло.
– Вы говорите по-русски? – выдавил он.
– Немного. Два года изучала в колледже, вот и всё.
Каррас поник. Выходит, Риган выудила латинские фразы из его головы! Уныло глядя куда-то в пространство, он подпер рукой лоб. Его терзали сомнения. Телепатия чаще имеет место в состояниях огромного напряжения: человек всегда говорит на языке, известном кому-то из присутствующих. «…думает о том же, что и я…» «Bon jour…» «La plume de ma tante…» «Bonne nuit…»
С этими мыслями Каррас печально наблюдал, как кровь превращается обратно в вино.
Что же делать? Немного поспать? Затем вернуться и пытаться снова, и снова, и снова…
Дэмиен поднялся и уныло посмотрел на Шэрон. Прислонившись спиной к раковине и сложив на груди руки, она задумчиво, с видимым любопытством наблюдала за ним.
– Пойду к себе в общежитие, – сообщил он ей. – Как только Риган проснется, позвоните мне. Я буду ждать звонка.
– Хорошо, я позвоню.
– И не забудьте про компазин. Не забудете?
Шэрон покачала головой:
– Нет, пойду сделаю это прямо сейчас.
Каррас кивнул и, сунув руки в карманы, задумчиво опустил голову, пытаясь вспомнить, дал ли он все указания, которые хотел. Потому что даже когда, казалось бы, сделано все, всегда найдется что-то, что не сделано, о чем забыли.
– Святой отец, что происходит? – спросила его секретарь со всей серьезностью в голосе. – Что это? Что происходит с Рэгз?
Каррас поднял голову и устало посмотрел ей в глаза.
– Не знаю, – печально признался он. – Честное слово, не знаю.
С этими словами священник повернулся и вышел из кухни. Проходя по коридору, он услышал за спиной чьи-то торопливые шаги.
– Отец Каррас!
Как оказалось, это Карл с его свитером.
– Извините, – произнес он, протягивая Дэмиену выстиранный свитер. – Хотел закончить пораньше, но забыл.
Каррас взял чистую вещь. Пятна рвоты исчезли, а сам свитер источал приятный запах.
– Спасибо, Карл, – учтиво произнес иезуит. – Это так любезно с вашей стороны.
– Это вам спасибо, отец Каррас, – возразил Карл дрогнувшим голосом; в глазах его стояли слезы. – За то, что вы пытаетесь помочь мисс Риган.
Сказав эти слова, он поспешил отвернуться и поспешил прочь по коридору.
Каррас посмотрел ему вслед и вспомнил, что видел его в машине Киндермана. Что он там делал? Еще одна загадка, на которую у него не было ответа. Дэмиен устало повернулся и открыл дверь. Было уже темно. Почти потеряв всякую надежду, он ступил из одной тьмы в другую.
Мечтая о том, чтобы лечь в кровать, священник вернулся в общежитие, однако решил по пути заглянуть в комнату Дайера и постучал в дверь.
– Войдите и приобщитесь к вере! – донеслось изнутри.
Каррас вошел. Несмотря на поздний час, Дайер что-то печатал на машинке. Дэмиен уселся на край его кровати. Дайер продолжил стучать по клавишам.
– Привет, Джо!
– Привет! Я слушаю. В чем дело?
– Тебе известен кто-то, кто проводил ритуал экзорцизма?
– Джо Луис, Макс Шмелинг, двадцать второе июня тридцать восьмого года.
– Джо, я серьезно.
– Неужели? Экзорцизм? Ты издеваешься надо мной?
Каррас ничего не ответил. Какое-то время он наблюдал за тем, как Дайер стучит по клавишам, затем поднялся и направился к двери.
– Ты прав, Джо, – произнес он. – Я пошутил.
– Я так и подумал.
– Увидимся утром.
– Ты приготовь шутку посмешнее.
Каррас зашагал к своей двери. Войдя, он посмотрел вниз: на полу лежал небольшой розовый прямоугольник. Записка. Он поднял листок. Сообщение оказалось от Фрэнка. Номер домашнего телефона и слова «Срочно позвони».
Сняв трубку, Каррас попросил соединить его с директором института лингвистики. Затаив дыхание в ожидании ответа, он посмотрел на свободную руку – правую. Та дрожала.
– Алло? – раздался бодрый мальчишеский голос.
– Могу я поговорить с твоим отцом?
– Да. Одну минутку. – Стук телефонной трубки о стол. Впрочем, уже в следующую секунду ее снова подняли. Как оказалось, все тот же мальчишка. – А кто его спрашивает?
– Отец Каррас.
– Отец Каритс?
– Каррас. Отец Каррас.
Трубка снова со стуком легла на стол. Приподняв дрожащую руку, Дэмиен кончиками пальцев потрогал лоб. В трубке послышался шорох.
– Отец Каррас?
– Да, привет, Фрэнк. Я тут пытался до вас дозвониться…
– Извините. Работал над вашими пленками.
– Вы уже закончили с ними?
– Да. Скажу честно: там довольно странные вещи.
– Знаю, – произнес Каррас, стараясь не выдать волнения в голосе. – Так что там у вас? Что-то нашли?
– Во-первых, соотношение «тип/признак»…
– Слушаю вас.
– Как вы понимаете, для стопроцентно точных выводов у меня недостаточно образцов. Но думаю, что те, что имеются, близки к истине. По крайней мере в той степени, какая возможна с такими вещами. В общем, я бы сказал, что два голоса на пленках – это, по всей вероятности, две разных личности.
– По всей вероятности?
– Я бы, конечно, не стал утверждать это под присягой в суде, так как различия на самом деле минимальны.
– Минимальны, – убитым голосом повторил Каррас, чувствуя, как рушатся его надежды. – А как насчет той абракадабры? Это какой-то язык?
Фрэнк усмехнулся.
– Что смешного? – довольно холодно спросил Каррас.
– Святой отец, это какой-то тайный психологический тест?
– Что вы хотите этим сказать?
– Мне кажется, у вас неправильно намотана пленка или что-то в этом роде. Дело в том, что…
– Фрэнк, это язык или нет? – перебил его Каррас.
– Я бы сказал, что да, это язык.
Каррас застыл, не зная, как на это отреагировать.
– Вы шутите?
– Отнюдь.
– Что это за язык?
– Английский.
Каррас на миг тупо уставился перед собой, а когда заговорил, в голосе его слышались резкие нотки.
– Фрэнк, похоже, у нас с вами очень плохая связь. Вы не могли бы пояснить мне свою шутку?
– У вас есть там магнитофон?
– Есть. – Магнитофон стоял перед ним на столе.
– У него есть функция «обратное воспроизведение»?
– Это еще зачем?
– Так есть или нет?
– Секундочку. – Каррас раздраженно положил трубку и взял в руки магнитофон, чтобы осмотреть. – Есть. И что теперь?
– Вставьте запись в магнитофон и проиграйте назад.
– Что?
– У вас там водятся гремлины, – добродушно усмехнулся Фрэнк. – Вы послушайте ее, а завтра мы с вами поговорим. Доброй ночи, святой отец.
– Доброй ночи, Фрэнк.
– Желаю вам приятно провести время.
– Спасибо. Постараюсь.
Каррас повесил трубку. Вид у него был озадаченный. Найдя нужную ему запись, он вставил ее в магнитофон. Проиграв ее вперед, кивнул. Та самая, с абракадаброй. Он дал ей доиграть до конца, после чего включил обратное воспроизведение. И услышал собственный голос – задом наперед. Вскоре его сменил голос «Риган». «Марин, марин, каррас, оставь нас в покое».
Английский! Бессмыслица, но все равно по-английски!
«Каким образом у нее так получилось?» – удивился Каррас. Он дослушал пленку до конца, перемотал и вновь включил обратное воспроизведение. Затем проделал это еще раз. Все понятно! При обратном воспроизведении слова следовали с точностью до наоборот!
Каррас остановил пленку, перемотал, взял карандаш и блокнот, снова сел за стол, включил запись с самого начала и принялся слушать, одновременно транскрибируя услышанное. Работа продвигалась медленно и с большим трудом: приходилось постоянно останавливать запись, делать паузы, отматывать пленку назад. Когда наконец все было готово, он перенес транскрипцию на второй лист, меняя порядок слов. Затем откинулся на спинку стула и принялся читать.
…опасность. Пока нет [неразборчиво] умрет. Мало времени. Теперь [неразборчиво]. Пусть она умрет. Нет-нет, милый. В теле так приятно! Я чувствую [неразборчиво]. Лучше [неразборчиво] чем пустота. Я боюсь священника. Дай нам время. Опасайся священника. Он [неразборчиво]. Нет, не этого, а [неразборчиво], того, что [неразборчиво]. Он болен. Ах, кровь! Почувствуй кровь, как она [поет?]
«Ты кто?» – спросил на пленке голос Карраса. В ответ прозвучало:
– Я никто. Я никто.
Затем снова его собственный голос: «Это твое имя?» И ответ: «У меня нет имени. Я никто. Много. Оставь нас. Нам тепло в теле. Не надо [неразборчиво] из тела в пустоту, в [неразборчиво]. Оставь нас. Оставь нас. Не трогай. Каррас. Меррин. Меррин».
Каррас еще и еще раз перечитал транскрипцию. Его не оставляло ощущение, что с ним разговаривают сразу несколько голосов. В конце концов, от бесконечного повторения восприятие слов притупилось. Каррас положил на стол транскрипцию и потер лицо, потер глаза и даже мысли. Язык оказался вполне знакомым. Ну кто бы мог подумать!
Писать буквы в словах в обратном порядке – в этом умении нет ничего паранормального, даже необычного. А вот произносить их задом наперед, меняя их фонетику с тем, чтобы при обратном воспроизведении получить осмысленные фразы, – такое вряд ли по силам мозгу даже в сверхвозбужденном состоянии. Не то ли это ускоренное бессознательное, о котором писал Юнг? Нет, что-то… что-то на самых дальних границах памяти.
Внезапно он вспомнил. Подойдя к книжной полке, взял с нее книгу. «Психология и патология так называемых оккультных феноменов» Юнга. Здесь точно было нечто подобное, думал он, торопливо листая страницы. Вот только что?
Дэмиен нашел отчет Юнга об эксперименте с автоматическим письмом, во время которого бессознательное испытуемого было способно отвечать на его вопросы анаграммами.
Положив на стол открытую книгу, Каррас принялся читать отчет об эксперименте.
3-й день
Что есть человек? – Вместо ответа странный набор звуков.
Это анаграмма? – Да.
Сколько в ней слов? – Пять.
Какое в ней первое слово? – Смотри.
А какое второе? – Иииии.
Смотри? Я должен интерпретировать его сам? – Попытайся.
Испытуемый нашел решение.
«Эта жизнь менее чем успешна».
Он был впечатлен. Ему казалось, что это доказывает существование разума, независимого от его собственного. Он начал задавать новые вопросы.
Ты кто? – Клелия.
Ты женщина? – Да.
Ты жила на земле? – Нет.
Ты когда-нибудь родишься? – Да.
Когда? – Через шесть лет.
Почему ты разговариваешь со мной?
Испытуемый интерпретировал ее ответ как анаграмму: «Я, Клелия, чувствую».
4-й день
Это я отвечаю на вопросы? – Да.
Клелия там? – Нет.
Тогда кто же там? – Никто.
Клелия вообще существует? – Нет.
Тогда с кем я разговаривал вчера? – Ни с кем.
Каррас оторвал глаза от книги и покачал головой. Здесь нет ничего паранормального, подумал он, лишь доказательство неисчерпаемых способностей мозга. Он потянулся за сигаретой, сел и закурил.
«Я никто. Много». Интересно, откуда это все, задался вопросом Каррас, это жутковатое содержание речи Риган. Оттуда же, откуда в свое время пришла Клелия? Возникающие личности?
«Меррин… Меррин». «Ах, кровь… Он болен».
Каррас устало посмотрел на свой экземпляр «Сатаны» и, нахмурив брови, пролистал до первых слов. «Пусть не дракон ведет меня…» Он закрыл глаза, выдохнул табачный дым и закашлялся. Тотчас же поднес ко рту кулак. Воспаленное горло саднило. Каррас потушил в пепельнице сигарету. Одолеваемый усталостью, медленно и неуклюже поднялся, выключил в комнате свет, закрыл жалюзи, сбросил обувь и рухнул лицом вниз на узкую койку. В голове его крутились и кувыркались обрывки мыслей и лица. Риган. Киндерман. Деннингс. Что делать? Он должен помочь! Он просто обязан это сделать! Но как? Обратиться с просьбой к епископу, имея то немногое, что у него есть? Это вряд ли поможет. Ему никогда не убедить начальство.
Может, все-таки стоит раздеться и лечь под одеяло?
Нет, он слишком устал. Эта ноша… Как же ему хочется ее сбросить!
«Пощади нас!»
Он начал медленно погружаться в тяжелый, каменный сон. Его губы при этом едва заметно двигались, неслышно шепча «пощадите меня». Внезапно Дэмиен поднял голову, разбуженный чьим-то аденоидальным дыханием и шуршанием целлофанового пакета. Открыв глаза, он увидел в комнате незнакомца. Священник, слегка обрюзгший, средних лет, с веснушками на лице; редкие рыжие волосы прилизаны назад на лысеющей голове. Сидя в углу на стуле, он не сводил с Карраса глаз, вскрывая пачку сигарет «Голуаз».
– Здравствуй! – улыбнулся священник.
Каррас спустил с кровати ноги и сел.
– Да, здравствуй и прощай! – буркнул он. – Ты кто такой и какого хрена забыл в моей комнате?
– Послушай, извини, конечно. Но когда я постучал, а ты не ответил, я увидел, что дверь не заперта, и подумал, может, мне зайти и подождать тебя… Но ты оказался внутри! – Священник указал на пару костылей, приставленных к стене рядом со стулом. – Дело в том, что я не мог слишком долго ждать в коридоре. Я, конечно, могу постоять какое-то время, но потом мне обязательно нужно сесть. Надеюсь, ты меня простишь. Кстати, мое имя Эд Лукас. Твой отец-президент предложил, чтобы я проведал тебя.
Каррас нахмурился и наклонил голову.
– Ты сказал, Лукас?
– Да. Всегда был Лукасом, – ответил священник, демонстрируя длинные, желтые от никотина зубы. Вытащив из пачки сигарету, он сунул руку в карман в поисках зажигалки. – Ничего, если я закурю?
– Ничего страшного. Я сам курильщик.
– Да я вижу, – ответил Лукас, посмотрев на гору окурков в пепельнице на столе, рядом с его стулом. Затем вытащил из пачки сигарету и протянул ее Каррасу. – Попробуй «Голуаз».
– Спасибо, как-нибудь в другой раз. Послушайте, вы сказали, что вас ко мне прислал Том Бермингем.
– Да, старина Том. Мы с ним давние друзья. Когда-то учились в одном классе, а после того вместе прошли заключительный курс подготовки в иезуитском колледже. Да, Том порекомендовал, чтобы я проведал тебя. В результате я сел в междугородный автобус и приехал в Вашингтон из Нью-Йорка. Я преподаю в Фордхэме.
Настроение Карраса тотчас пошло вверх.
– О, вы из Нью-Йорка! – воскликнул он. – Как насчет моей просьбы о переводе?
– О переводе? Нет, об этом мне ничего не известно. Я по личному делу, – произнес священник.
Плечи Карраса поникли вместе с надеждой.
– Понятно, – сказал он уже без энтузиазма. Затем встал, подошел к деревянному стулу за рабочим столом, сел и окинул Лукаса придирчивым взглядом. С более близкого расстояния костюм старого иезуита показался ему помятым, не по размеру свободным и даже грязноватым. На воротнике и плечах – перхоть.
Лукас тем временем вытащил из пачки очередную сигарету и поднес к ней высокое пламя зажигалки, которая непонятно откуда оказалась у него в руках. Похоже, он, словно фокусник, незаметно извлек ее из кармана. Закурив, задумчиво выпустил длинную струю сизого дыма и с видимым удовлетворением посмотрел на нее.
– Ничто так не успокаивает нервы, как сигарета «Голуаз», – врастяжку произнес он.
– Вы нервничаете, Эд?
– Немного.
– В таком случае давайте не будем тянуть. Выкладывайте, что там у вас ко мне. Чем я могу вам помочь?
Лукас озабоченно посмотрел на Карраса.
– У вас усталый вид, – произнес он. – Может, нам лучше перенести наш разговор на завтра? Что вы на это скажете? – спросил он и поспешил добавить: – Да! Конечно же, завтра! Не будете ли вы так добры… – Он протянул руку за костылями.
– Нет-нет! – возразил Каррас. – Со мной всё в порядке, Эд. Честное слово. – Зажав руки между коленями, он подался вперед и посмотрел священнику в глаза. – Прокрастинация на самом деле часто не что иное, как сопротивление.
Лукас вопросительно выгнул бровь. В глазах его блеснуло что-то похожее на хитринку.
– Неужели?
– Да, это так.
Каррас опустил взгляд и посмотрел на его ноги.
– Это вас не угнетает?
– Что именно?.. А, мои ноги! Думаю, да, иногда угнетает.
– Это врожденное?
– Нет, результат падения.
Каррас пристально посмотрел гостю в лицо: на губах иезуита играла едва заметная улыбка. Кажется, он ее уже видел?
– Печально, – сочувственно произнес Дэмиен.
– Такой уж нам достался мир, – философски заметил Лукас. В уголке его рта торчала сигарета. Он взял ее двумя пальцами, затянулся и выдохнул дым. – Что поделать.
– Ладно, Эд, давайте ближе к делу, хорошо? Вы приехали сюда из Нью-Йорка не для того, чтобы сыграть со мной партию в мяч. Давайте не будем ходить вокруг да около. Выкладывайте, что у вас. Договорились? Все как есть.
Лукас покачал головой и отвел глаза.
– О, это долгая история, – начал он, однако разразился приступом кашля и поспешил поднести ко рту кулак.
– Может, вам дать воды? – предложил Каррас.
Глаза гостя слезились, но он отрицательно покачал головой.
– Нет-нет, со мной всё в порядке, – произнес он, задыхаясь. – Честное слово.
Впрочем, вскоре спазм и вправду прошел. Лукас посмотрел вниз и стряхнул с пиджака сигаретный пепел.
– Что за мерзкая привычка! – проворчал он. Каррас рассмотрел на черной рубашке под пиджаком пятно, похоже, оставленное яйцом всмятку.
– Так в чем проблема? – спросил он.
Лукас поднял глаза:
– В вас.
– Во мне? – растерянно заморгал Каррас.
– Да, Дэмиен. В вас. Том очень обеспокоен по вашему поводу.
Каррас пристально посмотрел на Лукаса. Постепенно до него дошло, что взгляд и голос старого священника полны сочувствия.
– Эд, что вы делаете в Фордхэме? – спросил он.
– Консультирую, – ответил гость.
– Консультируете?
– Да, Дэмиен. Я психиатр.
Каррас не знал, как на это реагировать.
– Психиатр, – машинально повторил он.
Лукас отвернулся.
– С чего же мне начать? – просипел он. – Даже не знаю. Слишком тонкое это дело. Слишком тонкое… Ладно, посмотрим, что из этого выйдет, – мягко произнес он и, подавшись вперед, загасил сигарету в пепельнице. – С другой стороны, вы ведь профессионал, – добавил он, поднимая взгляд, – и порой лучше вести разговор начистоту. – Он снова закашлялся в кулак. – Черт! Извините. Честное слово! – Наконец приступ кашля прошел, и Лукас со всей серьезностью посмотрел на Карраса. – Послушайте, меня привела сюда эта безумная история про вас и эту семейку Макнил…
Каррас оторопел.
– Макнил? – переспросил он, не веря своим ушам. – Послушайте, откуда вам это известно? Том никому не стал бы такое рассказывать. Никому и никогда, чтобы не навредить их семье.
– Есть и другие источники.
– Это какие же? Например? Назовите хотя бы один.
– Это важно? – спросил иезуит. – Я так не думаю. Куда важнее другое – ваше здоровье, как физическое, так и душевное, а они – и то, и другое – явно в опасности. Эта же история с Макнил и ее дочерью лишь еще больше усугубит их. Поэтому высшее руководство приказывает вам оставить это дело. Ради вашего же собственного блага. А также ради блага всего ордена! – Лукас насупил кустистые брови так, что они почти слились в одну линию, и, низко опустив голову, исподлобья посмотрел на Карраса. В его взгляде читалась неприкрытая угроза. – Оставьте это дело, – предостерег он, – прежде чем оно приведет к еще большей катастрофе. Прежде чем все обернется гораздо, гораздо серьезнее. Мы ведь не хотим новых осквернений, Дэмиен, не так ли?
Каррас озадаченно, а затем и вовсе потрясенно посмотрел на своего гостя.
– Осквернений? Каких осквернений? Эд, о чем вы? И какое отношение к ним имеет мое душевное здоровье?
Лукас откинулся на спинку стула.
– Довольно! – Он презрительно фыркнул. – Вы вступаете в иезуиты, вы обрекаете вашу бедную мать на смерть в одиночестве и ужасающей нищете. Скажите, кого человек станет бессознательно ненавидеть в такой ситуации? Ну, конечно же, католическую церковь!
С этими словами иезуит подался вперед и прошипел:
– Не будьте таким тупым! Держитесь подальше от этой Макнил!
Не сводя с иезуита глаз, Каррас встал со стула.
– Кто ты, черт побери? – хрипло спросил он, буравя гостя взглядом. – Кто ты?
Тихо звякнул телефон, чем вынудил Карраса на мгновение оторвать глаза от отца Лукаса.
– Поосторожнее с Шэрон! – предостерег тот Дэмиена.
В следующий миг телефон звонил уже на полную громкость. Каррас встрепенулся и понял, что видел сон. Пошатываясь, он поднялся с койки, добрел до выключателя, включил свет, затем подошел к столу и взял трубку. Звонила Шэрон.
– Который час? – поинтересовался он.
Три часа. Не может ли он прямо сейчас прийти к ним домой?
О боже, внутренне простонал Каррас.
– Хорошо, – тем не менее согласился он. Да, он придет. И в очередной раз ощутил себя в западне, загнанным в угол, пойманным в капкан.
Шатаясь, Дэмиен вошел в облицованную белым кафелем ванную, ополоснул лицо холодной водой и, пока вытирался полотенцем, вспомнил отца Лукаса и свой сон. Что же тот значил? Может, ничего?
Ладно, подумаем о нем позже. Он уже было шагнул в коридор, но возле двери остановился, обернулся, вернулся, взял черный шерстяной свитер и натянул через голову. Он расправлял его на себе, когда взгляд его упал на стол рядом с креслом в углу. Каррас застыл на месте. Затем, сделав глубокий вдох, осторожно шагнул вперед, протянул руку к пепельнице, взял из нее окурок и замер. Несколько мгновений он стоял как вкопанный, глядя на окурок недоуменным взглядом. «Голуаз». В голове как сумасшедшие завертелись мысли. Догадки. Предположения. По коже пробежали мурашки. В памяти всплыли слова: «Поосторожнее с Шэрон!»
Положив окурок обратно в пепельницу, Каррас быстро вышел из комнаты, почти пробежал коридор и шагнул на Проспект-стрит. Воздух был разреженный, неподвижный и сырой. Миновав лестницу, Каррас по диагонали перешел на другую сторону улицы. Шэрон ждала его у открытой двери в дом. Вид у нее был испуганный и слегка растерянный. В одной руке она сжимала фонарик, второй – удерживала края одеяла, которым были обернуты ее плечи.
– Извините, святой отец, – сдавленным шепотом произнесла она, когда Каррас шагнул в дом. – Но я подумала, что вам стоит это видеть.
– Что именно?
Шэрон бесшумно закрыла дверь.
– Сейчас вам покажу, – прошептала она. – А пока – тсс! Ни звука. Не хочу будить Крис. Она не должна это видеть.
Шэрон поманила Карраса. Тот на цыпочках двинулся вслед за ней по лестнице наверх, в комнату Риган. Переступив порог, он зябко поежился. В комнате стоял ледяной холод. Дэмиен вопросительно посмотрел на Шэрон. Та кивнула.
– Да, отец, отопление включено, – прошептала она.
Оба повернулись и посмотрели на Риган. В тусклом свете ночника зловеще светились белки глаз. Похоже, девочка была в коме. Неподвижная. Тяжелое дыхание. Трубка назогастрального зонда, к счастью, на месте. Сустаген медленно поступал в ее тело.
Шэрон на цыпочках подошла к кровати, Каррас, слегка пошатываясь от холода, – за ней. Оказавшись рядом с кроватью, он заметил на лбу у Риган капли пота. Посмотрел на ее руки – запястья по-прежнему были крепко связаны ремнями. Склонившись над кроватью, Шэрон осторожно развела на груди Риган полы бело-розовой пижамы. Стоило Каррасу увидеть скелетообразное детское тельце с торчащими ребрами, как ему стало не по себе. Сколько еще продержится жизнь, еле теплясь в этом исхудавшем теле? Несколько недель или даже, может быть, дней? Он поймал на себе страдальческий взгляд Шэрон.
– Не знаю, прекратилось оно или нет, – прошептала она. – Главное, следите в оба, не отрывая глаз.
С этими словами она включила фонарик и посветила Риган на голую грудь. Каррас озадаченно проследил за ее взглядом.
Тишина. Лишь слегка посвистывает дыхание. И холод. Каррас застыл, не сводя с Риган глаз. Через несколько мгновений он нахмурился. С кожей Риган происходили странные вещи – на ней проступила слабая краснота, но сами границы пятен были довольно резкими. Он пригнулся ниже.
– Появляется! – прошептала Шэрон.
Руки Карраса покрылись гусиной кожей, но не от жуткого холода, царившего в комнате, а от того, что предстало его взору: кроваво-красная кожа на груди у Риган слегка приподнялась, словно барельеф, складываясь в четко различимые буквы. Всего два слова.
Помогите мне.
Взгляд Шэрон, полный ужаса, тоже был прикован к этим двум словам.
– Это ее почерк, отец, – хрипло прошептала девушка. С ее губ сорвалось морозное облачко.
* * *
В девять часов утра Каррас отправился к президенту Джорджтаунского университета и попросил разрешения провести экзорцизм. Получив таковое, он отправился к епископу епархии.
– Вы уверены, что имеет место истинная одержимость? – спросил тот, внимательнейшим образом выслушав его рассказ.
– Да, я пришел к выводу, что этот случай соответствует всем условиям, изложенным в «Ритуале», – уклончиво ответил Каррас. Он сам в это плохо верил. Сюда его привел не разум, но сердце – жалость и надежда, что сила внушения сделает свое дело.
– Вы хотели бы провести экзорцизм сами?
У Карраса словно выросли крылья. Перед ним как будто распахнулась некая дверь, шагнув в которую он навсегда сможет сбросить с плеч тяжкий груз сомнений, избежит встреч с призраком собственной веры.
– Да, ваше преосвященство, – ответил он.
– Каково состояние вашего здоровья?
– У меня крепкое сердце, ваше преосвященство.
– У вас есть опыт проведения этого ритуала?
– Нет. Никакого.
– Хорошо, мы посмотрим. Лучше, конечно, поручить это человеку с опытом. Правда, в наши дни таких людей немного… Возможно, кто-то найдется в зарубежных миссиях. Пока же я поищу кандидатуру среди местных священников. Как только что-то прояснится, я вам позвоню.
Когда Каррас ушел, епископ позвонил президенту Джорджтаунского университета и они, второй раз за день, обсудили кандидатуру Дэмиена.
– По крайней мере, он знаком с историей болезни, – заметил президент в какой-то момент разговора. – Вряд ли мы чем-то рискуем, если позволим ему ассистировать при ритуале. В любом случае присутствие психиатра обязательно.
– Хорошо, а как насчет экзорциста? У вас есть идеи? Лично у меня – никаких.
– Как вам Ланкестер Меррин? Тем более что он сейчас здесь.
– Меррин? Мне казалось, что он в Ираке. По-моему, я где-то читал, что он занят на раскопках Ниневии.
– Верно, Майк, в окрестностях Мосула. Но он уже завершил раскопки и месяца три-четыре назад вернулся в Штаты. Сейчас он в Вудстоке.
– Преподает?
– Нет, работает над очередной книгой.
– Помоги нам Господь! Но не слишком ли он стар? Как у него со здоровьем?
– Думаю, всё в порядке. Иначе стал бы он носиться по всему миру, раскапывая древние могилы? Разве не так?
– Думаю, ты прав.
– К тому же, Майк, у него есть опыт.
– Вот как? Я не знал.
– По крайней мере, так говорят.
– И когда это было. Я имею в виду опыт.
– Лет десять-двенадцать назад. Если не ошибаюсь, в Африке. Процесс якобы длился несколько месяцев. Я слышал, что это едва не стоило жизни ему самому.
– В таком случае крайне сомнительно, что ему захочется повторить этот опыт.
– Майк, в церкви нет мятежников; мы делаем то, что нам велено. Все мятежники – миряне.
– Спасибо, что напомнил мне.
– Ну, так что ты думаешь?
– Предоставляю это право тебе и твоему руководству.
* * *
Ранним вечером того же дня по территории Вудстокской семинарии в штате Мэриленд бродил юный студент, готовящийся принять сан, – искал высокого, подтянутого седовласого старого иезуита. Обнаружив его в роще, где тот гулял по тропинке, он вручил ему телеграмму. Учтиво поблагодарив его, старый священник вернулся к своему любимому занятию – прогулке на лоне природы и созерцанию ее красот. Время от времени он останавливался, чтобы послушать трель малиновки или понаблюдать за мотыльком, трепещущим яркими крыльями над какой-нибудь веткой. Вскрывать и читать телеграмму он не стал. Ибо знал, что в ней говорилось. Он прочел ее в пыли храмов Ниневии. И потому был готов.
Он продолжил свое прощание.