Глава 5
Великое Противостояние, или О плюсах и минусах ночных прогулок
Каких бы трудов мне ни стоило заставить себя встать, проститься с теплым кроватным гнездом под самой крышей и вытолкнуться на промозглый утренний холод, чтобы прийти на работу пораньше, оно того стоило. Мастерская мастера Шантея мне нравилась всем — там царила какая-то удивительная атмосфера, словно даже заставляющая творить. Всем, кроме наличия в ней, собственно, мастера Шантея. Поэтому я и совершила сегодняшний подвиг в надежде, что в отсутствие артефактора смогу спокойно поразмыслить над своей работой на соискание третьей категории, не отвлекаясь ни на рутинные требования, ни на язвительные замечания.
Я уже предвкушала, как засяду, обложившись книгами и справочниками, буду задумчиво грызть карандаш, качаться на стуле, скользить взглядом по перманентно царящему в любой мастерской рабочему бардаку, натыкаться им на заготовки, ящики с ингредиентами. Мечтать, что однажды у меня тоже будет такой же огромный сейфовый шкаф, расписанный «защитками» и «запретками» не хуже знаменитых лидийских свистулек, а в нем…
— О! Мальчик мой, чудно, что ты пришел пораньше, — хмыкнул мастер Шантей, стоило мне шагнуть в мастерскую, стягивая шарф. — Давай ты теперь шустренько начертишь схему заготовки, которую мы вчера обсуждали, а то Дейдрэ с меня не слезет, пока ее не получит, а мне некогда. Покажешь, прежде чем отнести.
Все мечты, во имя которых я совершила утренний подвиг, не просто лопнули мыльными пузырями — еще и создалось ощущение, что среди них затесалась навозная бомбочка. Или мне примерещилось, что неимоверно любезно улыбающегося прима-вредителя сопровождает запах серы? Утро мгновенно перестало быть добрым, день заранее получил статус одного из самых незадавшихся в жизни, я уныло пробурчала: «Да, мастер Шантей», и нога за ногу уплелась к своему столу, на ходу избавляясь от верхней одежды.
Время на причесывание я сегодня не тратила, пытаясь сберечь драгоценные минуты, зато теперь мстительно закрутила непослушные кудряшки в как можно более тугой пучок, чтобы уж ни одна наверняка не досталась на поругание этому тирану и обламывателю великих мечт.
Испепелив взглядом спину мастера, склонившегося над своей работой, придумав на его голову тысячу и одну кару, я слегка успокоилась и со вздохом принялась за дело, притянув к себе бумагу и карандаши. Вообще делать чертежи мне нравилось, а если учесть, что этот — для заготовки артефакта самого прима-мастера, то можно было даже на мгновение саму себя представить примой. Вот лет через десять-пятнадцать и я смогу такой разработать! И тоже нахально вручить его подмастерью, а сама продолжить придумывать что-нибудь, вне всякого сомнения, гениальное.
Я задумчиво постучала кончиком карандаша по губам, на мгновение отрываясь от рисунка, завлекающего четкостью линий, почесала им затылок, размышляя, куда двинуться линией дальше… щелк! Я даже вздрогнула, когда стягивающая волосы заколка вдруг отскочила в сторону, рассыпав их по моим плечам непокорной волной.
Да чтоб вас всех!
Мастер заинтересованно обернулся на звук и с ядовито-предвкушающей усмешкой оглядел открывшийся ему простор для ненавистного «боммм-к». Я поджала губы, подхватила предательницу с пола и мстительно снова стянула волосы.
День не желал становиться хорошим, несмотря на все мои усилия. Не прошло и четверти часа, как заколка снова отпрыгнула с легким щелчком. И снова. И снова. Пришлось скрипя зубами осмотреть бессовестную и признать, что от постоянной нагрузки у нее ослабли крепления. Вопрос «куда деть волосы?» вставал ребром. И пусть на мою дальнейшую борьбу с заколкой и ее предательскую капитуляцию Макс внимания не обратил, расслабляться и думать, что это продлится вечно, не стоило. Я решительно достала из сумки два карандаша и скрепила пучок ими. И пусть только попробует выдернуть, сказав, что это собственность мастерской и они ему позарез нужны! Мои карандаши! Личные! Что хочу с ними, то и делаю.
Чертеж мастер одобрил, причем почему-то со страшно довольной улыбкой, будто я ему не его же проект визуализировала, а собственное изобретение вручила со словами, что именно он меня на сие вдохновил. Я отнесла бумаги Дейдрэ, воспользовалась этим, чтобы чуточку передохнуть, выпить чаю и пожаловаться на мою сегодняшнюю невезучесть. Мастер-ювелир от души посочувствовала, и в мастерскую я вернулась в приподнятом настроении.
Вообще-то дальше я по плану должна была отправиться за верстак и заняться подготовкой костяной пыли, которой ограничивают линии пентаграмм при силовом наполнении артефактов. Но Макс отмел это занятие как несущественное и снова усадил меня за стол, торжественно вручив несколько папок и кипу разрозненных листов, оказавшихся эскизами, чертежами и техническими описаниями разнообразных артефактов. Абиес требовала немедленно, сейчас же, еще вчера, привести в порядок документацию по заказам, выполненным с начала этого года, а заниматься этим Великому прима-мастеру самому, естественно, недосуг.
— Это очень познавательное занятие. — Он ободряюще похлопал меня по плечу, едва не заставив шарахнуться, — я-то думала, к карандашам полезет.
Впрочем, как выяснилось позже, это было совершенно необязательно. Спустя несколько минут один из них от неосторожного движения головой вылез из пучка и звонко покатился по полу, а за ним тут же второй, не выдержав в одиночку непосильной ноши.
— Ты чего сегодня разбуянился? — веселился мастер Шантей. — Хватит уже вещи по мастерской раскидывать.
Я непримиримо поджала губы, скрутила новый пучок и вонзила в него карандаш, как меч в грудь заклятого врага, с твердой уверенностью, что уж теперь-то прическа просто не может развалиться. В ответ на этот мой жест артефактор только усмехнулся одним уголком рта и вернулся к прерванной работе.
Полчаса прошли в тишине, нарушаемой только шелестом переворачиваемых мной бумаг и шорохами, доносящимися от рабочего стола прима-мастера. А затем я не поверила своим ощущениям, когда почувствовала, как карандаш медленно и неотвратимо вываливается из волос, и те — в который раз! — стремительно разворачиваются, рассыпаясь по плечам подпрыгивающими кудряшками.
На этот раз Макс шанса не упустил, качнулся на стуле, поставив его на две ножки, откинулся на спинку и протянул руку, чтобы ловко подцепить кончиком пальца один из самых крупных локонов, оттянуть и… Боммм-к! Тот мгновенно вновь свернулся в тугую спиральку, несказанно развеселив мастера. Ножки стула стукнули об пол, возвращаясь в первоначальное положение, и мужчина как ни в чем не бывало вернулся к работе, оставив меня едва ли не рычать от злости и бессилия.
Проклятье! Да это просто невозможно!
Проклятье?..
Я уставилась на затылок артефактора со все возрастающим ощущением, что меня в какой-то момент подло надули, провели как младенца… Проклятье!
Рывком отодвинув стул, я вскочила, торопливо заглянула под стол, перерыла все ящики, сунула нос под все бумаги, в банку с карандашами, под стул, в сумку даже… ничего. Я растерянно замерла, опершись на столешницу и кусая губы. Если мои догадки верны, то он должен быть где-то здесь! На расстоянии не больше метра, полутора максимум.
— Кудряшка, позволь узнать, ты чем занимаешься?
Я перевела взгляд на мастера. Спокоен, гад! Даже не улыбается, смотрит серьезно и вдумчиво, будто на самом деле не понимает. Ни хитринки, ни смешинки в серых глазах, только искреннее любопытство. И карандаш крутится в длинных пальцах, выписывая пируэты… Да нет же! Не могла я ошибиться!
А поэтому не ответила, только зло сдула упавшую на лицо прядь и плюхнулась обратно на стул, вновь подтягивая к себе бумаги, но не различая в них ни слова. Куда… ну, куда он мог его деть?
— Мальчик мой, будь так любезен, принеси мне звездную пыль… она там. — Мастер неопределенно махнул рукой в сторону полок с ингредиентами.
Раздраженная и взвинченная, я мысленно пробубнила «вам надо — вы и несите», но метнулась к неровным рядам коробок и ящичков и зажгла над ними свет, чтобы лучше разглядеть надписи.
Вспыхнувшая над головой лампа что-то сдвинула в мозгах. Я едва не закричала «эврика!», забыв про пыль, и почти уже бросилась проверять догадку. Но опомнилась, безошибочно схватила нужную коробочку, почти бегом отнесла ее мастеру и, вернувшись к своему столу, задрала голову вверх, разглядывая висящую над ним лампу. Свет для артефактора крайне важен, поэтому лампы висят над каждым рабочим местом.
Я взгромоздилась на стул и привстала на цыпочках.
Есть! Во-от он голубчик! Попался!
Нет, ну каков гад! Я-то думала, он мне «невезение» подбросил, а тут куда более изощренный вариант. Теперь даже и непонятно, злиться мне на мастера или восхищаться столь виртуозной фантазией примы. Неудивительно, что ни заколка, ни карандаши с моей шевелюрой под влиянием этого амулета не справились.
Простенький амулет на «отторжение», какие массово производились большей частью для нужд сельского хозяйства: садов, полей и огородов. Вот только вместо образца культуры, от которой должны отгоняться бабочки-гусеницы, улитки-лягушки, в скорлупку в центре был помещен на удивление знакомый закрученный спиралью волосок.
Я перевела взгляд на Макса, чувствуя, как во мне закипает здоровое бешенство. Он же смотрел на меня, стоящую на стуле, снизу вверх, светло и безмятежно, с легким недоумением: чего это стажерке приспичило по потолкам скакать.
Сразу стало ясно — не признается! И уж тем более не извинится. Сделает каменную физиономию, и хоть ты тресни — я понятия не имею, откуда этот предмет взялся в моей мастерской, что вы такое придумываете, стажер Аттария? Уж не сами ли вы его привесили, чтобы запятнать мое честное имя?
Кажется, это стало последней каплей. Здоровое бешенство начало медленно переплавляться в азарт. Ах так?! Ну, я ему покажу! Я ему такое устрою!
Стараясь скрыть торжество в глазах от осенившей меня гениальной идеи, я с самым невозмутимым видом повесила амулет обратно и спустилась, возвращаясь к работе.
Пусть пока радуется и празднует победу, потерплю. Но месть моя будет страшна!
Для свершения этой самой жуткой мести, правда, пришлось дождаться первых чисел октября, когда в мастерской выдавали жалованье. Стажерскому заработку, конечно, не сравниться с окладами мастеров, но в отличие от остальных однокашников я получала полную ставку подмастерья. Мастер Шантей в кабинете у лепрекона пресек спор на эту тему одной фразой:
— Она девушка.
И на недоуменное «Ну и что?!» хозяина снисходительно пожал плечами:
— Ей больше нужно.
Разговор этот мне пересказала Аби, когда я уточнила, не перепутала ли она цифры местами, выдавая мне деньги по ведомости. С одной стороны, сделалось приятно, а с другой — в душе всколыхнулось некоторое злорадство — знал бы Макс, на что пойдут эти деньги… Слабо пискнувшего червячка под именем совесть я затолкала куда подальше. В конце концов, я имею полное право это сделать даже просто так! Мало ли какие у меня желания возникли. Не говоря уже о том, что покусительство мастера на мои волосы переходило всякие границы.
К знакомой мастерице, в которой была уверена как ни в ком другом, я записалась заранее, пока злость и решимость меня не покинули и я не передумала. А потому сразу после работы поспешила на улицу Фонарщиков.
Даная была моим первым клиентом. Едва-едва получив первую категорию, я наткнулась на объявление о том, что требуется артефактор для мелких работ и поддержания в рабочем состоянии уже имеющихся амулетов. Я не поленилась сбегать, хоть это был и другой конец города, и с тех пор у меня появилась постоянная несложная подработка и скидка на услуги одной из, на мой взгляд, самых лучших мастериц города.
Хрустально звякнул колокольчик над дверью, и Даная вышла мне навстречу, вытирая руки полотенцем. Она усадила меня в удобное кожаное кресло, распустила ленту и запустила пальцы в кудри, бережно вороша их от корней по всей длине.
— Ну, что будем делать? — с улыбкой спросила мастер-парикмахер.
— Выпрямлять! — отважно заявила я. И зажмурилась.
…На следующее утро перед зеркалом я провела, как это ни парадоксально, куда больше времени, чем обычно. Сначала крутилась, пытаясь понять, нравится мне мой новый облик или нет. А если точнее, нравится ли мне эта незнакомая девица в зеркале или нет. Та, что в отражении, казалась взрослее и строже. Такую-то уж точно никому не придет в голову дергать за кудряшки!..
«Которых нет!» — мстительно добавила я и показала отражению язык.
Потом мучительно придумывала, что бы такое соорудить на голове, чтобы перемена поэффектнее бросалась в глаза. Ничего эффектнее просто распущенных волос не придумала, а потому только расчесалась и сунула в сумку ленту, чтобы завязать их для работы уже на месте.
Распрямленные волосы оказались почти в два раза длиннее кудряшек, а еще непривычно легко заправлялись за ухо, да там и оставались, так что не приходилось повторять жест каждую минуту. Я не могла удержаться — постоянно косилась на собственное отражение в окнах, а еще начала ощущать, как где-то в глубине зарождается нарастающий мандраж. Было одновременно смертельно страшно и до безумия весело. От своей выходки я пребывала в совершеннейшем восторге, но предугадать ее последствия не могла, а неизвестность пугала.
Шаен при моем появлении проснулся и, кажется, даже приподнялся на стуле. Марта сегодня утром уехала за заказами к надомным мастерам, так что ее ошеломленное лицо мне наблюдать не пришлось, зато Юджин, на которого я наткнулась сразу за дверью, вытаращился на меня так, словно я была привидением.
А я поняла, что невольно замедлила шаг, поднимаясь по лестнице. По лицу расплывалась предвкушающая ухмылка, а коленки дрожали от затаенного ужаса. Шлейф ошеломленного молчания за моей спиной придавал, однако, небывалую уверенность в том, что я делаю.
Даже встретившаяся мне на пути Дейдрэ не нашла слов. Гнома только округлила губы, а в глазах ее читался, кажется, ужас, когда я взялась за ручку двери мастерской. Опустила. Распахнула. И решительно шагнула внутрь, излучая радость и уверенность.
— Доброе утро, мастер Шантей!
«Чудесный горшочек» сегодня радовал нас картошкой с мясом в качестве блюда дня, погода — хмурой серостью, а вернувшаяся от мастеров Марта — очаровательной улыбкой и, как всегда, сводкой последних новостей.
— …А еще признавайтесь, что у вас тут такого стряслось, что вся мастерская на ушах стояла?
— А это-то ты откуда знаешь? — хмыкнула Дейдрэ.
— Мне Шаен сказал. — Ведьмочка сунула нос в свою чашку, с наслаждением втянула ароматный парок.
— Как? — неподдельно удивилась я. — Вы с ним еще и разговариваете?!
Дриада сдавленно захихикала, а гнома, не скрываясь, расхохоталась, запрокинув голову и показав красивые жемчужно-белые зубы. Ведьмочка покраснела, обиженно засопела и замахнулась на меня кулачком. Я состроила самый невинный взгляд из всех, имевшихся в арсенале.
Наш штатный продавец обернулась к подружке-дриаде:
— Мы ее теряем! Общение с мастером Шантеем скверно на ней сказывается!
— Ты даже не представляешь, насколько права! — охотно поддержала тему Абиес. — Эти двое сегодня такое устроили! Нинон выпрямила волосы — так Макс закатил скандал и Эйрина чуть насмерть не запилил, требуя «убрать эту гадость и вернуть все, как было»!
Дриада сделала крохотный глоток из своей чашки, поболтала остатками шоколада в ней, улыбаясь то ли шоколаду, то ли утренней истории.
— Девочки, это определенно любовь! — закатила глаза Дейдрэ. — Вы слышали, как он орал?!
Мы с Аби слышали, а вот Марта нет, и мастер-ювелир охотно пересказала специально для нее:
— Уволю! И шоколад в мастерскую приносить запрещу!
— Логика — наше главное оружие! — вдумчиво кивнула Абиес.
— А зачем ты вообще их выпрямляла? — не поняла Марта, завистливо глядя на тугие упругие спиральки.
После всех издевательств последних суток они топорщились особенно воинственно и даже не позволили скрутить себя в пучок — на горе мне и на счастье прима-мастеру.
— Мне надоело, что он постоянно дергает меня за волосы! — бубукнула я в свою чашку. Шоколад отнесся к моему горю с пониманием, а вот приятельницы — без малейшего.
— Это точно любовь! — глумилась Дейдрэ.
Вот ведь! Взрослая, разумная, состоявшаяся женщина, высококвалифицированный мастер, профессионал и зрелая личность, а дразнится, как… Как Макс!
Последний от произошедших во мне перемен пришел в бешенство — и это мягко сказано. Он сначала впал в ступор, затем наорал, а потом буквально за шкирку притащил меня к Матео, чтобы маг немедленно вернул моим волосам первоначальный вид. Тот выслушал приму с еле сдерживаемой улыбкой и бросил незаметный, короткий взгляд в мою сторону — ну, что делать будем? Мне оставалось только закатить глаза и согласно кивнуть. А то ведь этот тиран и деспот не загрызет, так запилит!
Что-то хорошее в произошедшем все-таки было. Пусть Макс отвоевал себе мои кудряшки, зато я себе — право отныне и впредь официально считаться девочкой!
— Аби, а что там с расследованием? Сдвиги какие-нибудь есть? — Я поторопилась сменить тему, пока эти дамы с буйной фантазией и длинным языком не напророчили нам с мастером Шантеем домик у моря, пятерых детей и ручного попугая.
Дриада тут же перестала улыбаться и недовольно поджала губы.
— О боги, я вообще иногда не понимаю, за что получают жалованье эти люди. Они до сих пор ничего не выяснили! Ни-че-го! Можно подумать, это бестелесный дух сначала прошелся по мастерской и взял бумаги из сейфа, а потом вломился туда ночью. Вот только чем, интересно, бестелесному духу решетки помешали?
— А что им вообще могло понадобиться? — Марта покрутила чашку в руках, разглядывая узор. — Нет, то, что в мастерской ценностей навалом, это понятно. Но раз сначала стащили бумаги, да еще и из нескольких мастерских, а потом вломились к нам — значит, наверняка искали что-то конкретное.
— Да попробуй догадайся, — вздохнула Абиес. — Как назло, месяц урожайный на дорогостоящие заказы. Что у Макса, что у мастера Вийона, за какой ни возьмись, любой можно смело тащить — сложнейшие индивидуалки.
За мастера Вийона — второго ведущего мастера в о’тулловском заведении — я отвечать не могла, но в том, что касается нашей работы, подтвердила слова дриады задумчивым кивком. Со вторым ведущим мастером я познакомилась буквально на днях. Он только что вернулся из Арданны, куда ездил почти на целый месяц для исследовательской работы в столичных библиотеках. Юджин, поздновато сообразивший, какой шанс он упустил, хотел сунуться к нему в подмастерья, да у мастера Вийона один уже имелся и никуда уходить пока что вроде бы не намеревался.
— …И это не говоря уже о том, что хранится у Кайстен. Списки наших материалов тоже были в сейфе, — добавила дриада, со вздохом отодвигая опустевшую чашку. — Кстати, надо бы мне к ней наведаться на днях с инвентаризацией.
Мы опасливо переглянулись и это заявление комментировать никак не стали. Реакцию кладовщицы на то, что кто-то вторгнется в ее царство с крайне оскорбительным, порочащим ее честь и достоинство действом под кодовым названием «инвентаризация», было сложно даже вообразить.
Развеселая компания наша ввиду наметившегося похолодания заняла столик у большого арочного окна, из которого также была видна находящаяся через дорогу мастерская. Бросив косой взгляд в свое бледное отражение в стекле, я мысленно признала, что даже рада воссоединению со своими кудряшками. Взрослая девица в зеркале утром была, конечно, тоже ничего, но на Нинон Аттарию никак не походила…
— Ты, кстати, не думала после стажировки к нам? К тому же Максу в подмастерья официально, ему полагается. Ну, или в общую мастерскую, там тоже можно пропихнуться. — Всезнающая Абиес пристально рассматривала меня из-под ресниц, балансируя на стуле и покачивая десертной ложечкой.
— Не-а, — отозвалась я, машинально пригладив торчащие кудри при упоминании этого имени. — Не хочу. Заключу с Горшечником индивидуальный договор и пойду в надомницы.
Не то чтобы я действительно не хотела — у О’Тулла было интересно и весело. Одна фиалка чего стоила. Но не настолько, чтобы действительно рискнуть и остаться. В конце концов, дома меня ждали родители, законное место в семейном деле и мои давно обозначенные планы. В Лидии мое будущее выглядело куда как менее определенным.
— Тоже дело, — одобрительно кивнула Дейдрэ.
— Жалко, — вздохнула Марта. — А я бы хотела, чтобы ты осталась.
— Ага, чтобы отвлекать от вас всех внимание мастера Шантея и принимать удар на себя?
— Нет, вы посмотрите, сразу видно — перед нами будущая прима! — Ведьмочка всплеснула руками. — Какая догадливость, какой острый ум!..
…До конца обеденного перерыва оставалось еще полчаса, и жизнь определенно была прекрасна.
Мастер Шантей заканчивал работу, а я уже собиралась уходить и как раз наматывала на шею свой длинный шарф, сражаясь с застревающими в нем при каждом мотке кудряшками, когда к нам заглянул мастер Дайнир из общей мастерской.
— Макс, я поужинать, а потом сразу к тебе, хорошо?
Прима-мастер согласно угукнул, не оборачиваясь, дверь закрылась, а я озадаченно замерла, не завершив последний виток. Подозрительно уставилась на русый затылок.
— Мастер Шантей, а вы скоро заканчиваете? — Поколебавшись, наводящий вопрос я все-таки задала.
— Нет, — лаконично отозвался мужчина, только усилив этой самой лаконичностью мои подозрения.
— Может быть, я могу вам помочь?
— Благодарю, твоя помощь нам не понадобится.
— Вам?.. — От такого наглого заявления рот раскрылся сам собой. — А как же я?
— А что ты? — Макс наконец соблаговолил обернуться.
— Но это же моя работа — вам помогать!
Кажется, за моей спиной устроили подлый заговор! Тут, понимаете ли, выпал какой-то наверняка жутко интересный заказ, а вместо меня в ночную работу мастер Шантей берет в помощники какого-то… мастера!
— И ты с ней прекрасно справляешься, за что получаешь заслуженное освобождение от дополнительных обязанностей. — Уголки его губ тронула усмешка.
Ах так?! Это он мне что, за выпрямление все еще мстит? Да нет, это не в духе Макса — мстить дважды за одно и то же: он хоть и вредный, но справедливый.
Хорошо-о…
— Значит, я могу тогда остаться просто посмотреть? — уточнила я это с самым что ни на есть невинным видом.
— Нет. — Мастер вернулся к работе. — Поторопись лучше домой, пока не стемнело.
Погодите. Нет! Это не месть! Это он обо мне, что ли, заботится? Нет, мы так не договаривались! Признать меня девочкой — это вовсе не значит чрезмерно опекать, ущемлять мои права и… и… изменять мне с другими мастерами!
Уговаривать Макса было в принципе бесполезно. Что-то доказывать, когда он уже уперся до такой отрезвляющей краткости, тоже. В голове начал медленно созревать план, и я решительно затянула последнюю петлю шарфа. А вот возьму и договорюсь с нашим магом, чтобы он разрешил мне остаться. И покажу, что ничего со мной плохого от одной ночи в мастерской не случится. А может, еще и удастся поучаствовать… когда защита будет поставлена, выгнать-то меня все равно не получится!
— До завтра, мастер Шантей, — благовоспитанно попрощалась я.
— До завтра. — Я уже взялась за ручку двери, как в спину мне донеслось: — Нинон, даже не думай остаться втихую. Эйрин предупрежден.
Страстное желание хлопнуть дверью подавить удалось с трудом, так что хлопок получился только самую каплю сильнее обычного. Я направилась к лестнице, на ходу раздуваясь от обиды и злости. Конечно, кто я такая, чтобы считаться с моим мнением. Не мастер, не подмастерье даже — какой-то стажер!
Очень хотелось вернуться и закатить ему сцену. Да — типичную сцену ревности, с классической женской истерикой, обвинениями в неверности, в вероломстве и швырянием в предателя и изменщика дорогостоящих инструментов.
Желание это, мне в общем-то несвойственное, было удивительно сильно. Где-то на задворках сознания шевельнулось понимание, почему именно мастер Шантей не хотел связываться с подмастерьем-девушкой…
Но это было бы и впрямь глупо. Хотя хотелось. Обидно было до слез. Но я не такая! Я буду выше этого!
Я просто докажу ему, что он неправ. Раз и навсегда. Наглядно и доходчиво!
С этой мыслью я все-таки направилась к Матео, дежурившему сейчас у дверей в ожидании, пока мастера покинут здание.
— Прости, но нет, Нинон, — улыбнулся маг сочувственно, но непреклонно. — Ты пойми, нас недавно чуть не ограбили, а вдруг воры вернутся? Так что я полностью согласен с Максом — нечего тебе тут делать ночью.
…Ладно, план «А» сорвался, переходим к плану «Б»!
Он, откровенно говоря, попахивал бунтом и тем воодушевлял меня еще больше.
Ах, значит, вы меня выставляете из-за какой-то эфемерной опасности, в которую и сами-то не особенно верите? Ну и прекрасно! А я тогда просижу всю ночь под мастерской. Так будет даже нагляднее! Он увидит! Он увидит, что я провела ночь на улице, без охраны и нянек, и ничего со мной не случилось!
С этой мыслью я вместо того, чтобы свернуть на улицу Горшечников по направлению к дому, зашагала в «Чудесный горшочек». Как ни крути, я бунтую, а не голодовку объявляю, так что перед ночным бдением подкрепиться не помешает.
Я не торопилась. Медленно поглощала заказанный ужин, наблюдая, как одно за другим гаснут окна мастерской. Последними ее покинули Марта, Шаен и Абиес. Спустя минут пятнадцать показался Эйрин. Маг запер дверь лавки, сосредоточенно замкнул периметр и легко сбежал по ступенькам, направляясь в сторону Старой площади. Здание целиком погрузилось в густую темноту осенних сумерек — свет остался только в большом полукруглом окне, которое я лично намывала две недели назад.
Злость и не думала испаряться, так что в «Горшочке» я просидела до самого закрытия. На улице значительно посвежело и окончательно стемнело. Хоть на проспекте уже и зажгли фонари, он казался слегка зловещим из-за непривычно темных окон лавок и мастерских, а потому от идеи показательно усесться прямо на ступеньках мастерской я отказалась. Вместо этого устроилась напротив — на лавочке, полускрытой тенью кустов, в крохотном сквере, служившем входом во владения мастера-садовника, создающего удивительно живые скульптуры из всевозможных растений. Отсюда мастерскую целиком было не видно, но я удовольствовалась и половиной сияющего полукруглого окна, устроилась поудобнее, обхватив руками колени, и нахохлилась, сунув нос в шарф, а ладони — в рукава.
Чем бы таким заняться, чтобы не заснуть?
Хотя, если и засну, тоже не страшно. Чай, не зима, околеть не околею. В худшем случае подхвачу насморк. И пусть мастеру Шантею будет стыдно, что выгнал меня из теплой мастерской на промозглый осенний холод!
Я поерзала на скамейке, закукливаясь еще плотнее. Этот самый холод неприятно давал о себе знать. Неприятно, но не смертельно. Ясное дело, что куда лучше было бы встать да побегать, но вот только еще не хватало среди ночи бегать по проспекту и махать руками. Может быть, попозже, когда возможные запоздалые гуляки уже наверняка тоже расползутся по домам.
Я зевнула в шарф, на мгновение закрывая глаза, но тряхнула головой и снова уставилась на окно. Интересно, а они там всю ночь работать будут? Или все-таки найдут время поспать? И что они там такое делают? Нет, ну какое свинство — лишить меня возможности понаблюдать за работой! Ладно, если я помочь не могу — это еще хоть как-то понять можно (со скрипом!) — но даже не позволить остаться просто посмотреть?
Протестую!
Как, по-вашему, я должна в таком случае учиться?!
Вспышка обиды придала бодрости лишь ненадолго. Снова стало клонить в сон и страшно захотелось домой, в кроватку под самой крышей, к любимому лоскутному одеялу, присланному мамой прошлой зимой…
Балда ты, Нинон. Упертая балда! Ну вот чего ты взъелась? Что за глупое чувство собственности вдруг взыграло — мой мастер, никому не отдам! Вот и сиди теперь, мерзни и осознавай глубину своего заблуждения, потому что шататься по улицам по дороге к дому прямо сейчас, когда ночное веселье в самом разгаре, уж точно было бы огромной глупостью…
Я уже почти засыпала, притерпевшись к холоду, и сквозь прищуренные ресницы продолжала наблюдать за теплым светом из окна, как вдруг этот свет полыхнул ослепительной белой вспышкой, а по пустынной улице разлетелся глухой звук небольшого взрыва.
С меня разом слетела вся сонливость, потому что я точно знала, что именно и в каком случае могло полыхнуть и громыхнуть в конкретно этом окне. Я подорвалась с места, едва не растянулась на мостовой, запутавшись в подоле юбки, и бросилась ко входу в мастерскую.
Та радушно встретила меня солидными гномьими замками и работающим периметром. Забыв про все на свете, я использовала все имеющиеся силенки, чтобы вломиться в защиту. Краем сознания отметила, как тренькнуло сигнальное заклинание, отправляя сообщение в ближайшее отделение стражи. В бездну стражу! Мне надо внутрь!
Когда отряд стражников прибежал, я почти «догрызла» гномий замок на дверях и стремительно просчитывала, что в моем распоряжении имеется такого, чтобы выворотить, к демонам, охранный контур, навешенный Эйрином Матео. Не понадобилось. Меня прихватили на пороге мастерской, которую я взламывала у всех на глазах, абсолютно не таясь. Я попробовала отмахнуться, но мне мигом завернули руки за спину.
— Нет, подождите! Вы все неправильно поняли! Там мастер Шантей!
— Кто такая? Что здесь происходит? — перебил мои невнятные выкрики старшина.
— Нинон Аттария, я стажер в этой мастерской, там внутри только что сработала защита на сейфе прима-мастера Шантея… видите, окно светится? Он и еще один мастер сегодня остались работать сверхурочно с ночным заказом, пожалуйста, там что-то случилось!
Мои сбивчивые объяснения стражу не убедили, меня не выпустили, но старшина кивнул одному из своих подчиненных:
— Проверь!
Тот подошел к двери, активировал артефакт-ключ, снимающий защиту. Потянул ручку двери — и та открылась, хваленый гномий замок все же не выдержал моего напора и пал смертью храбрых.
Стражники вошли в здание. Я дернулась было за ними, но вывернутые за спину руки остановили мой порыв. Две минуты, последовавшие за этим, тянулись бесконечно…
— Дуг! Заведи-ка девчонку! — донеслось наконец со второго этажа.
— Пойдем, — меня подтолкнули в направлении лестницы.
Кто кого по ней тащил, непонятно, потому что я рвалась вперед с энтузиазмом взявшей след гончей.
Открытая дверь мастерской. Квадрат света в темном коридоре. К горлу подступил комок. Все в порядке. С ним все должно быть в порядке!
Они лежали на полу. Оба. И если смерть мастера Курта Дайнира меня не удивила — судя по белой вспышке и грохоту, он задел «Разряд», а следом за ним обязательно должна была сдетонировать «Эльфийская лоза», — то второе распростертое тело заставило мои и без того непослушные ноги отняться от ужаса.
— Мастер Шантей! — Я рванулась вперед, к лежащему на полу мужчине, и стражник, не ожидавший такой прыти, сплоховал, выпустив меня из рук.
Зато другой, тот, что первым поднялся сюда, оказался куда более бдительным. Я нелепо дернулась назад, когда меня вдруг поймали за талию, перехватывая на полпути.
— Пустите! — Попытка отбрыкнуться привела только к тому, что меня стиснули еще сильнее.
— Да угомонись же ты, — рыкнул стражник.
Но мгновением позже уговоры уже не понадобились, потому что я разглядела сначала торчащую из спины Макса массивную деревянную рукоять ножа, а потом темную лужу крови, маслянисто поблескивающую в искусственном свете лампы.
Мне как-то разом подурнело: в глазах потемнело, ноги подкосились, и я повисла на руках у стражника в полуобморочном состоянии. Нет! Нет-нет-нет!
— Да жив он, — буркнул теперь не столько удерживающий, сколько поддерживающий меня мужчина. И добавил куда менее оптимистично: — Пока что.
— Что же вы?.. Вызовите… — пискнула я, не в силах отвести взгляд от распростертого на полу тела.
— Уже всех вызвали, — успокоил стражник, усаживая меня на стул.
Мастерская стремительно наполнялась людьми. Стража негромко переговаривалась, осматривала помещение, труп мастера Дайнира. Мне, кажется, задавали какие-то вопросы, я, кажется, отвечала, продолжая пялиться на торчащую из спины рукоятку и темное пятно крови. Не такое уж и большое, как мне показалось на первый взгляд. Но почему они ничего не делают? Почему не помогут?
Где-то на заднем фоне послышался донельзя возмущенный голос лепрекона. В какое-то мгновение мне даже показалось, что он мне померещился, но нет. Стража тут же потеряла ко мне интерес, отчаявшись добиться внятных ответов, и переключилась на хозяина мастерской.
Появление целителей предварялось громким топотом в коридоре и нервными окриками «дорогу!» на стоящих в дверях стражников. В мастерскую ворвался мужчина в белом халате и безошибочно подлетел к тому, кому еще нужна была его помощь.
Я механически наблюдала за его действиями, вцепившись в подол, боясь что вздохнуть, что пошевелиться. Короткое прикосновение к шее — проверка пульса. Удовлетворенный кивок. Раскрытая ладонь, от которой исходит слабое, едва заметное золотистое свечение, скользит вдоль тела, не касаясь его. Недовольное покачивание головой. Взмах руки двум санитарам с носилками.
Несмотря на всю бережность и осторожность мужчин, Макс от движения дернулся, застонал сквозь стиснутые зубы, дрогнули, чуть приоткрываясь, ресницы. А черные из-за расширившихся от боли зрачков глаза, почти бездумно мазнув по заполонившим мастерскую людям, вдруг зафиксировались на мне.
— Нинон? — Я не столько услышала, как он удивленно произнес мое имя, сколько прочитала по едва шевельнувшимся губам, и в тот же миг сковавшее меня оцепенение разлетелось на осколки. Слезы покатились по щекам одна за другой практически непрерывным потоком.
Санитары подхватили носилки, и я подорвалась вслед за ними. Я должна знать, что с ним все будет хорошо! И пусть только попробуют меня остановить! На перегородивших мне дорогу стражников я уставилась волком, но до крайних мер (интересно только, что бы я могла им сделать?) дело не дошло.
— Да отпустите вы ее, я уже все объяснил, — рявкнул взявшийся откуда-то О’Тулл, и препятствие перед моим носом исчезло.
По знаку старшины за нами тем не менее увязались два стражника — не то охрана, не то конвой.
Макс больше не открывал глаз до самой больничной кареты, только тяжело дышал и хмурился, стиснув челюсти. Как хмурился и целитель, положивший руку мастеру на плечо. Мне ужасно хотелось, чтобы он уже сказал хоть что-нибудь, как-то утешил, обнадежил, но мужчина продолжал сосредоточенно молчать, а я не лезла с расспросами и молча глотала слезы, опасаясь, что меня могут выгнать.
Стражники вскочили на коней, Макса занесли в подогнанный к самым ступенькам широкий фургон с фосфоресцирующей в темноте лекарской эмблемой — овившейся вокруг чаши змеи. Я замялась на несколько мгновений, но один из санитаров приглашающе махнул рукой, и я юркнула внутрь, пристроившись на узкой, идущей вдоль стены лавке у самой головы мастера.
Карета дернулась, трогаясь, и Макс, не сдержавшись, зашипел. Целитель огорченно вздохнул и коснулся двумя пальцами виска примы. Не прошло и минуты, как с его лица стерлось мучительное напряжение, и мастер даже выдохнул как-то облегченно, вновь открывая глаза и упираясь в меня взглядом.
— Нинон, какого демона ты тут делаешь? — едва слышно, но вполне отчетливо проговорил вдруг он.
— Вас спасаю, — честно прорыдала в ответ я.
Мастер зажмурился и, кажется, даже обреченно качнул головой.
— И как… успехи?.. — Второй вопрос прозвучал менее внятно и произнесен был с большим трудом.
— Уже почти спасла, — отозвалась я, старательно вытирая кулачками все не желающие прекращаться слезы и шмыгая носом.
— Это хорошо. — Голос становился все тише. — А вообще я был прав. Тапочки… остались…
Макс вдруг глубоко выдохнул и обмяк, я вскинула на целителя перепуганные глаза.
— Все в порядке, это действие чар, — поторопился успокоить меня целитель и сам устало откинулся на стенку фургона.
До больницы мы домчались в рекордные сроки. Макса сразу унесли в операционную, а я осталась за глухими дверьми, покрашенными белой краской, которая уже чуть облупилась, кусать губы, впиваться ногтями в ладони и нервно мерить шагами короткий коридор. Двенадцать шагов туда. Двенадцать шагов обратно. Двенадцать шагов туда. Двена…
Дорогу мне вдруг перегородил стражник.
— Госпожа Аттария, вы должны ответить на несколько вопросов, — это было произнесено непререкаемым тоном, от которого меня разом покинули все силы бегать туда-сюда, и я опустилась на стул, молча кивнув в знак согласия.
Стражник сел рядом. Устроил на коленях твердую папку, поверх нее — пока еще чистый бланк. На соседнем стуле примостилась переносная чернильница с серым, потрепанным пером.
Имя? Адрес проживания? Что делала на ступеньках мастерской во внеурочный час? Знала ли я потерпевшего? А погибшего? Какие отношения меня с ними связывали? С какой целью ломилась в мастерскую? Откуда мне столько известно о защите сейфа мастера Шантея? Что я знаю о системе безопасности в мастерской в целом?
Я отвечала. Коротко, внятно, то и дело глубоко вдыхая, чтобы успокоиться. Нет, я не подозревала, что сегодня готовится ограбление и покушение. Да, я торчала там по собственной дурости, разобидевшись на мастера, отказавшего мне в ночной работе с ним. Нет, он отказал не потому, что считал, что я могу составлять угрозу для его жизни!!!
В ответ на мое искреннее возмущение с истеричными нотками стражник только пожал плечами — не мы такие, работа такая — и продолжил записывать.
Под конец допроса я была вымотана и эмоционально, и физически так, что самой себе казалась не живее фарфоровой куклы в витрине магазина.
«С моих слов записано верно». Дата. Подпись. Благодарим за сотрудничество. Всего наилучшего.
Стража наконец откланялась, и я осталась в коридоре совершенно одна перед закрытыми белыми дверьми.
Время тянулось бесконечно. Я понятия не имела, сколько длилась операция — несколько минут, полчаса, час, больше? Но когда наконец створки распахнулись, то выскочила навстречу целителю, как бесенок из табакерки.
— Все хорошо, — поспешно произнес мужчина, я даже рот не успела открыть. — Только чудом осталась неповрежденной печень, а из-за того, что нож остался в ране, не случилось серьезных внутренних кровотечений.
Следом вынесли Макса. Мастер выглядел неважно — с проступающей сквозь загар бледностью, заострившимися чертами лица, но зато на нем уже не читалось выражение бесконечной муки. Его понесли куда-то дальше по коридору и направо, я было дернулась следом, но потом вспомнила, где нахожусь, и все-таки уточнила:
— А можно мне?.. — с твердой уверенностью, что даже если нельзя, я все равно что-нибудь придумаю!
Целитель устало потер переносицу.
— Вы ему, девушка, кем приходитесь?
— Я его… стажер, — пролепетала я и почему-то покраснела. А потом покраснела еще больше от того, что почувствовала, что покраснела.
Мужчина невнятно хмыкнул и кивнул.
— Палата № 26. По коридору направо, а потом второй поворот налево. Только шли бы вы лучше домой отсыпаться. Он все равно проснется в лучшем случае часов через пять.
— Спасибо! — Окончание фразы я пропустила мимо ушей и рванула в указанном направлении.
Нужная палата обнаружилась там, где и было сказано и, что меня отдельно порадовало, прямо напротив поста сиделки. Та бдительно допросила — в который раз за ночь! — кто я такая и зачем пожаловала, и только тогда позволила зайти внутрь.
Помещение оказалось небольшим, но чистеньким. Кровать, тумбочка с лампой возле нее, два кресла в углу, а между ними — маленький круглый столик. На полу — светлые доски, чуть поскрипывающие под шагами, когда я приблизилась к кровати. Вгляделась еще раз в спящее лицо — непривычно взъерошенные волосы, лежащие на щеках густые короткие ресницы, упрямо сжатые губы. Морщинка на лбу разгладилась, боли он больше не чувствовал, просто спал…
Я зачем-то поправила одеяло, с трудом подавив неожиданно острое желание провести ладонью по изможденному лицу и присесть рядышком, вздохнула и направилась, креслу, где и устроилась, подобрав под себя ноги и пристроив голову на высокой спинке. Нет, спать я не буду, просто посижу с закрытыми глазами, пока мастер не проснется и не скажет мне лично, что все с ним в порядке…
Я чувствовала, что против воли проваливаюсь от усталости в какой-то мутный, зыбкий сон, из которого меня рывком выдернул щелчок закрывшейся двери. Я вскинулась и, часто моргая спросонья, уставилась на вновь прибывшего. Прибывшую. Седовласую женщину неопределенного возраста с королевской осанкой, тростью в руках и цепким, внимательным взглядом серых глаз, в котором сквозило беспокойство.
Безошибочно догадавшись, кто именно пожаловал, я подскочила как ужаленная.
— Доброй ночи, — церемонно кивнула мне почтенная матушка мастера Шантея, не высказывая ни толики удивления от того факта, что в палате сына обнаружилась незнакомая девица, и стремительно подошла к кровати. — Как он?
— Д-доброй. — Моя же выдержка оставляла желать лучшего. — Х-хорошо. Целитель сказал, что операция прошла успешно.
Госпожа Шантей присела на краешек кровати, положила руку на лоб сына, прикрыла глаза, словно прислушивалась, и замерла так на несколько долгих мгновений, на время которых я даже невольно затаила дыхание, заметив знакомый золотистый свет, струящийся из-под ладони. Она тоже целительница?
Наконец она облегченно выдохнула и даже чуть улыбнулась, отчетливо-материнским жестом пригладив встопорщенный ежик. После чего поднялась и подошла ко мне.
— Эдора Шантей. А вы?..
— Нинон Аттария, — поторопилась представиться я. — Стажер мастера Шантея.
— Стажер? — Госпожа Шантей изумленно вскинула тонкие брови. — Я искренне полагала, что стажер у него мальчик.
— О да, — невольно вздохнула я. — Он даже меня в этом почти убедил.
Женщина покачала головой с легкой укоризной.
— Он у меня такой шалопай.
Шалопай? Да уж! Пожалуй, это самое верное определение!
— Расскажите, что случилось. — Она опустилась в кресло, и я зеркально повторила это движение. — Меня среди ночи разбудил посыльный от бывшего коллеги, сообщивший только, что в больницу доставили моего сына с ножевым ранением.
— У мастера Шантея с мастером Дайниром был ночной заказ, они остались в мастерской, и…
Только сейчас, когда понадобилось это произнести, я вдруг осознала, что все-таки произошло. Мастер Дайнир пытался убить Макса и взломать его сейф? Наш мастер? Из нашей мастерской? Хладнокровно пырнул ножом ничего не подозревающего коллегу, а потом сам погиб, не сумев обойти все навешанные на шкаф «охранки»?
Это не укладывалось в голове. Я не очень хорошо знала Курта Дайнира, мы проработали бок о бок всего неделю, но он, да впрочем, как и все мастера О’Тулла, казался мне вполне приятным человеком, не способным даже на подлость, не то что на убийство и грабеж.
Слушая мой сбивающийся рассказ, госпожа Эдора лишь качала головой да изредка постукивала аккуратными округлыми ноготками по узорному набалдашнику трости.
— Какой кошмар, — заключила она, когда я закончила. — Я искренне надеюсь, что стража не отнесется к этому делу спустя рукава. Убеждена, с этим мастером что-то нечисто.
— Скажите. — Я бросила косой взгляд в сторону спящего Макса. — С ним ведь все будет хорошо?
— Не волнуйтесь. — Госпожа Шантей тепло улыбнулась. — Придется поваляться несколько дней в кровати — что ему, конечно же, категорически не понравится, — но только и всего. Не думаю, что стоит ждать осложнений.
Я не смогла удержать глубокий облегченный выдох, после которого разом ощутила всю накопившуюся за ночь усталость от беготни и переживаний. Уж если мать, которая за сына наверняка переживает больше всех знакомых, вместе взятых, говорит, что поводов для излишнего волнения нет, то мне и подавно стоит наконец успокоиться.
Госпожа Шантей коснулась моей руки.
— Вам и самой, Нинон, стоит уже лечь и отдохнуть. Дальше уж я сама.
По правде говоря, уходить мне не хотелось. Я бы и в кресле прекрасно подремала, но поводов для возражения особых не находилось. В конце концов, кто я такая по сравнению с ней, чтобы настаивать на своем присутствии?
— Да, вы правы, — пришлось с сожалением кивнуть. — Пойду домой…
— Домой? — громким шепотом возмутилась госпожа Эдора. — Что значит домой?! И думать не смейте! Чтобы я позволила юной девушке бродить по улицам в третьем часу ночи? Сейчас мы вас здесь устроим. Пойдемте-ка со мной.
Она стремительно поднялась и направилась к выходу. К звуку шагов добавлялся мерный негромкий стук трости. Возле поста дежурной сестры милосердия она задержалась:
— Тиа, не подскажешь, где я могу устроить на ночь эту милую девушку?
— Ваша родственница? — сочувственно спросила та.
— Нет, ученица моего сына. Очень толковая барышня, вовремя подняла тревогу, а потом не отходила от постели Макса после операции, пока я не смогла приехать и сменить ее…
Госпожа Эдора так расписывала мои сегодняшние подвиги, что я того и гляди сама поверила бы, что действовала так разумно и ответственно, как это звучало. А на самом деле я сначала просто уперлась, как глупый ослик, а после, увидев раненого Макса, перепугалась до икоты. Но вмешиваться и восстанавливать справедливость не стала. Хватит, мой лимит глупостей исчерпан до конца года.
— Ох, не тревожьтесь, целительница Эдора! Я сама все сделаю, идите к сыну и не волнуйтесь о нас — все будет замечательно.
Отзывчивая сестра тепло улыбнулась матери Макса и, встав из-за своего стола, поманила меня за собой, как оказалось, в одну из пустующих палат.
— Присаживайся. Жди меня здесь, я сейчас принесу постельное белье и одеяло. Это быстро! — ободряюще произнесла она и вышла.
Вернулась и впрямь быстро. Принесла стопку белья, тонкое шерстяное казенное одеяло со штампом-эмблемой больницы в углу. Помогла застелить постель, попутно болтая обо всем на свете — о распоясавшейся преступности, несомненном таланте целителя, оперировавшего Макса, и былых заслугах госпожи Эдоры:
— Целительница Эдора, она, знаешь, какая? Строгая — жуть! Правая рука главного целителя больницы была. При ней все целители и сестры милосердия по струнке ходили. Но больных самых сложных вытаскивала. Великий талант! — С таким непередаваемым чувством она это произнесла, что я поняла: для нее Максова мама — как для меня Макс. Сияющий идеал, к которому надо стремиться.
Я присела на застеленную постель и приготовилась дальше слушать. Тиа, видно, и самой уходить не хотелось — дежурство (слава богам!) скучное, а тут возможность поболтать и благодарный слушатель. Она встала в проеме так, чтобы видеть свой пост и ряд дверей в палаты вдоль коридора, и продолжила:
— У нас в больнице о ней легенды ходили. А потом ее муж, военный вроде бы в каких-то немалых чинах, умер. Она тогда здорово сдала — все-таки годы уже не те, и мужа, говорят, очень любила. Поседела в неполные два месяца. Практику целительскую ей пришлось оставить — проблемы с сердцем начались. Тогда и сын ее в родительский дом вернулся — матушку поддержать, так-то он давно отдельно жил. Ну, это ты, наверное, и так знаешь.
Я неопределенно угукнула, а Тиа бдительно высунулась в коридор, оглядела — нет ли нуждающихся в ее профессиональной помощи — и, не обнаружив таких, вернулась к разговору.
— Здоровье целительнице Эдоре поправили, все хорошо сейчас, только трость напоминанием осталась. Но ей даже идет — она с тростью еще величественнее. Теперь представляет Гильдию целителей в городском Совете, — закончила она с нескрываемой цеховой гордостью.
И спохватилась:
— Ох ты ж! Что ж ты молчишь — я совсем тебя заболтала! А у тебя глаза слипаются, я же вижу. Давай ложись — ночка-то сумасшедшая выдалась!
Вот с этим я не могла не согласиться. Тиа ушла, погасив свет, а я легла и укрылась одеялом по самые уши. Думала, уснуть не сумею — ведь успела подремать в палате, и стоит мне теперь закрыть глаза, как перед ними снова встанет видение раненого Макса, но тело решило иначе. Тело вспомнило, что оно сегодня намерзлось, перенервничало, устало — и все, хватит с него. Разговор с молоденькой сестричкой милосердия замечательно успокоил растрепанные нервы и обнадежил. В сон я провалилась как в омут.
Часом позже
Ответственная девушка Тиа, совершавшая регулярный обход пациентов согласно расписанию, тихонько приоткрыла дверь в палату № 26. И так же тихонько ее закрыла.
Смотреть на то, как пожилая статная женщина, все еще красивая, да вот беда, седая больше чем наполовину, тихонько напевает колыбельную своему взрослому сыну, чудом выжившему после предательского удара в спину, пережившему операцию, да так и еще не утвердившемуся до конца на этом свете, было выше ее сил.
Женский голос тихонько выводил незамысловатый мотив, старый как мир, а пальцы бывшей целительницы лежали на бледном мужском запястье, карауля, не дрогнет ли пульс, не оборвется ли тоненькая нить, соединяющая ее ребенка с этой жизнью…
Молоденькая сестричка милосердия постаралась уйти незамеченной — вторгаться в такой момент было неловко.
Да и незачем.
