Глава 11
Непростые раздумья, или О том, как создаются шедевры
Мне снились струи воды, стекающие по плечам и спине, пар, обнимающий меня невесомым коконом. Сильные руки, беззастенчиво скользящие по всему телу, от головы до мизинчиков на ногах, взбивающие мои мокрые волосы в невесомую пену, одурительно пахнущую яблочным шампунем. Горячий водопад, обрушившийся на макушку. Я отфыркивалась, мотала головой и все равно не открывала глаз.
Мне снилось, как на плечи легло огромное махровое полотенце, и я стояла, закутавшись в него, и терпеливо ждала, пока все те же руки не промокнут вторым, поменьше, мокрющую шевелюру, с которой падали на пол звонкие капли. А потом я стала совершенно невесомой, взмыла в воздух птицей, а спустя несколько мгновений упала в огромное белое облако с неуловимым ароматом жасмина. Другое такое облако накрыло меня сверху, и я провалилась в них с улыбкой на лице. Потому что почувствовала, как моего лба коснулся такой родной, такой знакомый поцелуй. Провалилась под сладкую колыбельную из всего лишь нескольких слов:
«Я люблю тебя, Нинон…»
Проснувшись, я даже не сразу поняла, что уже не сплю. Было, как во сне, очень тепло, мягко, от чистого накрахмаленного белья едва уловимо пахло жасмином, толстое пуховое одеяло накрывало словно снежной шапкой. Я сладко, почти с хрустом потянулась, стремительно забывая, как это часто бывает, что же именно мне снилось, но сохраняя ощущение — что-то очень хорошее! — и приоткрыла глаза.
Светло-изумрудные обои стены напротив стали для меня неожиданностью. Я рывком села, не понимая, где нахожусь. Воспоминания нахлынули стремительно, вместе с паникой и отвращением к причине моего здесь появления. Нечеловеческим усилием воли загнав их в самый дальний угол сознания, я огляделась и быстро успокоилась, наткнувшись взглядом на спящего рядышком Макса. Мужчина лежал на спине, чуть повернув голову набок. Умиротворенное лицо, взъерошенный ежик, медленно, едва заметно вздымающаяся грудь.
Мой мужчина.
Я мысленно посмаковала это смелое заявление и не смогла сдержать улыбки — та лезла, непрошеная, и совершенно не хотела убираться.
Мо-ой.
Протянув руку, я пригладила торчащие вихры; почти не касаясь, провела кончиками пальцев по щеке, спустилась ниже, положила ладонь на грудь, прислушалась, как бьется сердце, ударяя ровно в центр ладошки.
В следующее мгновение его рука взметнулась, дергая меня за запястье, и одновременно с этим Макс перевернулся, подминая меня под себя. Я самым трусливым образом взвизгнула, трепыхнулась, как пойманная в ладони бабочка, пытаясь вырваться, и только потом сообразила, что никто меня убивать не собирается. А этот подлюка нагло ухмылялся, по-кошачьи щурясь, с видом совершеннейшего превосходства. Разозлившись на собственный испуг и на то, что он застал меня врасплох, я зло стукнула его по плечу и вредно увернулась от поцелуя. Первое мужчину не впечатлило, второе не сильно расстроило — он зарылся носом в мои волосы и так и застыл, весомо придавливая меня к кровати.
А потом двинулся к шее, дыша мелко и часто, словно тычущийся в лицо хозяина щенок. Я тут же забыла про гордую неприступность и начала извиваться, безуспешно пытаясь отстраниться.
— Ма-акс! Прекрати! Перестань сейчас же! Щекотно!
Безрезультатно. В дело пошли еще и руки, я почти что взвыла, рыдая от смеха, грозилась наслать на мучителя какое-нибудь Очень Страшное Проклятье с помощью Очень Страшного Артефакта, который обязательно когда-нибудь изобрету-у-у-у-у!
Но остановился он, только когда я окончательно обессилела и распласталась по кровати раскрасневшейся, тяжело дышащей, но совершенно безвольной куклой, не возражавшей ни против поцелуев, ни против «боммм-к», ни против того, чтобы меня по-хозяйски пристроили на широкой груди, великодушно позволяя отдышаться и прийти в себя.
— На работу сегодня пойдешь, Кудряшка? Может, тебе лучше остаться здесь, с матушкой? Отдохнуть тебе не помешает. — Мастер запустил пальцы в копну моих спутанных кудрей, методично перебирая их, словно расчесывая.
Сразу я вопрос не уловила, блаженно жмурясь, когда волосы натягивало — не больно, но чувствительно, — а потом тут же отпускало. Новое движение — новое покалывание, словно точечный массаж. Пальцы зарылись особенно глубоко, касаясь кожи, а потом, словно гребнем, провели до самых кончиков, одним слитным усилием выпрямляя прядь, но стоило отпустить, как она тут же закрутилась в привычное состояние.
Я уже все простила, и мне хотелось весь день пролежать так, нежась в кровати и напрашиваясь на ласку, словно кошка. Но спустя несколько мгновений щедрое предложение до меня все-таки дошло и слегка отрезвило. Мне сложно было представить, как на самом деле отреагировала госпожа Эдора на все случившееся этой ночью. Полагаю, когда Макс привез меня, она повела себя скорее как превосходная целительница, а не одна из первых леди Лидия. Но по здравом размышлении ситуация складывалась более чем неловкая. И я даже не знала, как смотреть почтенной матушке Шантей в глаза.
— Нет, я с тобой. — Я теснее прижалась к теплому боку.
Макс, видимо, что-то уловил в интонации, потому что настаивать не стал. Вместо этого взлохматил напоследок все кудри разом, заставляя меня вскинуться и помотать головой в попытке отбросить волосы с лица, и сел, подытожив: «Тогда подъем!»
Я потянулась за одеждой, которую один заботливый мужчина перенес из ванной на тумбочку возле кровати.
— Я пойду к себе одеться и умыться, ты можешь спускаться вниз, столовая справа от лестницы или подождать меня зд… — Макс осекся, поймав мой испуганный взгляд, и тепло улыбнулся. — Тоже со мной?
Кивнув, я опустила голову под предлогом застегивания пуговиц на рубашке.
— Нинон. — Мастер подошел и опустился на корточки, чтобы заглянуть мне в глаза. — Тебе здесь нечего бояться, слышишь? И уж тем более некого. Моя матушка тебя не съест. На завтрак она употребляет гренки, а не маленьких кудрявых девочек.
— Ничего я не боюсь, — вспыхнула я и с вызовом добавила: — Я просто хотела посмотреть на твою комнату. Ты же мою видел, а я твою нет — это нечестно!
— Согласен, — кивнул Макс со всей серьезностью, не пряча искры смеха в глазах. — Тогда идем.
Мы вышли в коридор — светло-коричневые стены, картины в позолоченных рамах, мраморная ваза с какой-то пальмой в углу, темные резные двери. Макс миновал одну из них, распахнул вторую и приглашающе взмахнул рукой, пропуская меня вперед.
— Располагайся. — Мужчина поцеловал меня, замершую за порогом, в висок и скрылся за дверью справа, откуда вскоре донесся шум воды.
Да, мне бы тоже не помешало умыться, пока он будет одеваться. А сейчас я медленно двинулась вперед, озираясь, как в музее, неуверенно обводя кончиками пальцев контуры мебели из темного дерева с золотисто-медовым оттенком. Кровать с высокими столбиками и тяжелыми перекладинами на них, но без балдахина. Небрежно брошенная на столик возле нее раскрытая книга. Я наклонила голову и приподняла книгу, чтобы разглядеть название. «Взаимодействие различных минералов в артефактах многофункциональной направленности». Хихикнула. Тоже мне чтение на ночь. Вспомнила, с какого рода литературой частенько засыпаю сама, и окончательно разулыбалась — два сапога пара. Дошла до окна и отвела в сторону полупрозрачную штору из тонкого шифона. Моим глазам открылся вид на сад, чуть мрачный сейчас, под низким осенним небом и с голыми, облетевшими ветвями, но, несомненно, прекрасный и манящий прохладой в жаркий июльский полдень.
Я вдруг поняла, что никогда раньше не задумывалась особенно о положении Макса в обществе помимо того факта, что он является одним из лучших мастеров Гильдии. А сейчас остро ощутила, что это не просто дом и не просто сад. Это самое настоящее фамильное гнездо, в котором выросли многие поколения представителей одной из старейших лидийских фамилий. На работе происхождение Макса не особенно бросалось в глаза — дорогая одежда периодически пряталась под рабочим халатом, модные ботинки — под слоем пыли, металлических стружек и еще боги знают чего, а благообразная вежливость высшего света — под ядовитым характером. А ведь эта роскошь для него — простая повседневность.
Я оглянулась и снова обвела взглядом комнату. Красиво. Чего греха таить, мне здесь нравилось. Хоть я и не имела совершенно ничего против моего уютного чердачного гнезда с дерущимися потолками.
Последняя мысль была лишней. В памяти мгновенно всплыл заляпанный пол, который я только-только вымыла, кровавые брызги на собственноручно разрисованном окне и безнадежно испоганенные подушки на подоконнике, на который вообще было страшно смотреть. Чужие люди, топчущие светлые половицы. Грязь. Тяжелый запах крови.
К горлу подступил ком, а глаза отчаянно защипало.
Я зажмурилась и сжала подрагивающие губы. Раз все закончилось хорошо, значит, вчерашнее — просто страшный сон. Я не буду на нем зацикливаться. Не буду! Как будто мне подумать больше не о чем! Тут вон куда более наболевшие вопросы решения требуют с учетом новых деталей…
Если я выйду замуж за Макса Шантея, я не просто сменю фамилию. Я целиком поменяю окружение. Нет, никто не запретит мне все так же бегать в «Горшочек» с девочками из мастерской на обед. Но вечера? Выходные? Званые ужины. Официальные мероприятия на высшем уровне. Многочисленные правила, тонкости… требования. И сдается мне, ко вновь прибывшим они куда выше, чем по отношению к тем, кто в этом кругу с рождения.
А если о плюсах?
Я перееду в этот огромный красивый дом и буду спускаться на завтрак в столовую справа от лестницы. Чтобы погулять по саду, мне больше не придется скатываться с пятого этажа и преодолевать три квартала до городского парка. И готова поспорить на свои кудряшки, у Макса здесь есть личная мастерская…
— Нинон, если хочешь умыться, я нашел запасную зубную щетку. Гребень там есть, но если он тебе не подойдет, попросим другой у матушки.
Мужчина приблизился, обнял со спины, прижался к моей щеке своей — только что побритой. Мне ужасно нравилось прикасаться к ней в такие мгновения, целовать прохладную, гладкую-гладкую кожу, вкусно пахнущую дорогим одеколоном.
…Если я выйду за него замуж, то смогу это делать каждое утро. И каждый вечер засыпать вместе. И вместе гулять по любимому городу, держаться за руки и не бояться, что кто-нибудь нас увидит.
— О чем ты так задумалась, Кудряшка?
Губы расплылись в улыбке. «Тебе бы наверняка понравилось то, о чем я думаю. Но, прости, мой хороший, этими мыслями я делиться пока не готова».
— Всякая ерунда. Я — умываться! — И, мимолетно коснувшись губами его щеки, я поспешила в ванную.
Пригоршня холодной воды оказалась очень кстати, а вот мужской гребень с короткими частыми зубцами безнадежно завяз в кудряшках, поэтому я кое-как распутала их мокрыми пальцами и на том успокоилась. В мастерской есть несколько запасных шпилек, а до мастерской и так сойдет.
Вот только на лестнице, при спуске в столовую, страх снова холодной клешней сжал сердце. И захотелось спрятаться за спиной Макса и не высовываться, благо птичье телосложение это прекрасно позволяло. Я знала, мой мастер не даст меня в обиду, но мне до смерти не хотелось видеть разочарование и неодобрение в глазах его матери, прикрытое налетом светской вежливости.
Госпожа Шантей, стоило нам зайти в столовую, улыбнулась мне так приветливо, словно я была долгожданной гостьей, а не безродной девицей, которую сын притащил посреди ночи в совершенно неадекватном состоянии. Она подставила Максу щеку для поцелуя и приглашающе указала мне рукой на стул по правую руку от себя.
— Как вы себя чувствуете, Нинон? Слабости нет, голова не болит?
— Все в порядке, спасибо. — От откровенно дружелюбного, располагающего тона мне даже стало стыдно за мысли, роившиеся в голове несколько мгновений назад.
— Это славно, но я бы посоветовала вам выпить очень крепкого чая, — произнесла она, этот самый чай мне наливая. — И, я полагаю, сегодня вы хорошенько отдохнете. Наш дом в вашем полном распоряжении. Без лишнего хвастовства замечу, что здесь имеется превосходная библиотека.
— Это очень любезно с вашей стороны, — открестилась я. — Но в мастерской очень много работы и…
— Какая работа после всего случившегося?.. — искренне возмутилась госпожа Шантей. — Макс!
Мастер вскинул голову, отрываясь от тарелки, перевел взгляд с матушки на меня, потом обратно. Хмыкнул, ухмыльнулся — нашли крайнего! — и с независимым видом вернулся к еде.
Я вновь встретилась взглядом с такими знакомыми глазами на еще пока мало знакомом лице. Госпожа Шантей вздохнула, недовольно покачала головой, но больше ничего не сказала, только непререкаемо подложила мне еще одну свежую булочку с абрикосовым вареньем.
На это у меня возражений не нашлось. Булочки и впрямь были выше всяких похвал.
Покидала я особняк Шантеев в глубокой задумчивости. После завтрака с госпожой Эдорой, принявшей меня как родную, все сомнения и страхи перед высшим светом улетучились, будто их и не было. Одобрение человека, чье мнение было действительно важно, получено. А все остальное не имело значения. Да и вообще, в Городе Мастеров жене мужчины вроде Макса куда охотнее простят неумение быть леди, чем неумение быть мастером. А мастером хорошим я обязательно стану.
— Нинон. — Я вынырнула из размышлений и оторвалась от созерцания городских красот, сменяющих друг друга за бортиком пролетки. — Пока все не уляжется, мы поживем в моей городской квартире.
Это явно был не вопрос, но я все равно кивнула. И только спустя несколько мгновений озадачилась:
— У тебя есть квартира?
— Родители выставили меня из дома на совершеннолетие. — Макс по-мальчишески усмехнулся. — Воспитывали самостоятельность. Я там жил до смерти отца. Сразу предупреждаю, там может быть пыльно.
— Ты меня туда жить зовешь или уборку делать? — Я подозрительно сощурилась.
— Одно другому не мешает, — развел руками мастер. — К тому же у тебя это превосходно получается, даже несмотря на то, что окно кое-кто так и не домыл.
Мне оставалось только ткнуть вредителя локтем в бок.
Разговоры-разговоры… Вокруг сплошные разговоры. Сегодня утром, только придя на работу, Макс поднялся на третий этаж к О’Туллу, прихватив по пути Дейдрэ. В кабинете у Горшечника после краткого пересказа ночных событий объявил, что я ночевала сегодня в доме у Шантеев. И пожалуй, пока домой не вернусь — у него будет безопаснее. Слушатели ошарашенно молчали. А потом заговорили все разом, костеря на все корки обнаглевших бандитов, стражей-бездельников, возмущаясь бездействием городских властей…
Итог подвел О’Тулл, морщась как от зубной боли и нервно дымя трубкой:
— Все хорошо, что хорошо кончается! Идите работать все…
К обеду в мастерскую к Максу заявился Вольфгер Лейт. Предъявил мне составленный магами-криминалистами портрет вчерашнего злоумышленника, которого я, кстати, не опознала. Потратил десять минут на допрос — не вспомнила ли я со вчерашней ночи чего-либо важного? А не знала ли я некоего Енгорса Шальфа? Точно не знала? Уверена, что не знала? А если подумать? Все равно не знала? Ну что ж, пока у нас больше нет к вам вопросов, но если вдруг что-нибудь вспомните, обязательно сообщите!
А потом он повернулся к Максу:
— Я бы хотел поговорить с вами о ваших вчерашних показаниях…
Макс мазнул по мне взглядом, и я демонстративно повернулась к своему рабочему месту, взялась за чертежные принадлежности. Даже по моей спине было видно: чертежи сами себя не подготовят! Макс укоризненно вздохнул. Если он пытался воззвать к моей совести, то совершенно напрасно — совесть тоже считала, что нам хорошо бы послушать, о чем будет идти речь.
Потому что Макс, судя по выражению его лица, очень даже в курсе.
Вольфгер Лейт поудобнее устроился на стуле:
— Вчера вы сказали, что в квартиру по улице Зеленщиков, № 37, вы были вызваны запиской от потерпевшей.
— Сказал, — согласился Макс. — И еще вчера мы выяснили, что Нинон этой записки не писала. И что записки у меня нет, мы тоже выяснили еще вчера. Она пропала, так что подтвердить свои слова мне нечем. Вольфгер, прекрати выкать и изображать любезность и переходи сразу к делу.
Капитан хмыкнул и последовал совету Макса:
— Повтори, пожалуйста, что там было написано?
Макс нервно дернул плечом и отозвался:
— Просьба срочно приехать, потому что ей кажется, что ее хотят убить, и ей страшно.
— Макс, почему, получив записку, ты не усомнился, что она написана твоим подмастерьем, и сразу поехал к ней?
Судя по ухмылке моего мастера, он ни минуты не сомневался, что вервольф давно все понял. Но капитан смотрел серьезно и терпеливо ждал ответа, и я затаила дыхание, ожидая, что же ответит Макс.
— Потому что я люблю эту девушку. И ты увидел это еще вчера. Но если тебе так важно, для официальных документов скажу даже больше — я сделал ей предложение, на которое она пока не дала ответа. Да-да, Нинон, не красней — скрывать что-то от оборотня бессмысленно, все равно разнюхает.
Я покраснела еще сильнее и, чтобы отвлечься, стала перебирать карандаши, раскладывая их по степени твердости. Щеки горели, и уши тоже. Сама не ожидала, что эти слова, сказанные Максом вслух и постороннему человеку, так на меня подействуют.
Макс улыбнулся:
— Не переживай ты так, Нинон! Дальше Лейта эти сведения все равно не пойдут.
И с нажимом уточнил у капитана:
— Верно ведь?
Тот, наблюдавший за нами с выражением, подозрительно похожим на умиление, заверил, что никому и ничего, разве что в случае крайней необходимости. Я подозрительно пробуравила офицера взглядом. Вроде не издевается… Странно. Вот я бы на его месте померла бы от смеха!
Макс между тем вернулся к теме записки:
— В общем-то почерк был похож. Но не так чтоб слишком. Да и сама записка была какой-то мятой, в кляксах. Я не сказал бы со стопроцентной уверенностью, кто ее писал, но в любом случае поехал бы к Нинон. Потому что если это шутка — то это очень плохая шутка.
Лицо капитана стало непроницаемым. Совершенно. И по-моему, это был очень скверный признак.
Да что там — мне и самой случившееся не казалось шуткой.
А Макс, помолчав, заговорил. Но как-то медленно, осторожно подбирая слова. Так, будто бы сам был в них не уверен:
— Понимаешь, что меня еще тревожит… Я не собирался ехать на этот прием. И не поехал бы, если бы накануне посыльный не доставил мне записку якобы от мастера Нористера с просьбой быть. Его интересовали некоторые рабочие вопросы.
Он снова замолчал, сомневаясь, и капитан Лейт его поторопил:
— А на самом деле?
— И на самом деле магистр Нористер был очень рад меня увидеть. Он сразу же вцепился в меня по тем самым рабочим вопросам. Но он меня не вызывал.
— Кто знал о том, что ты подарил своей девушке охранный артефакт?
Вопрос, прозвучавший вроде бы невпопад, сбил меня с толку. При чем тут это?
Макса же резкая перемена темы не озадачила:
— Никто. Я принес тотем к Нинон прямо перед отъездом в Аргейд, потом две недели квартира была заперта, после возвращения с приисков гостей у Нинон еще не было. — Макс вопросительно посмотрел на меня, и я согласно кивнула. — А до того страж хранился в моей городской квартире, запертый в домашнем сейфе, как и положено.
— Как и положено, — повторил капитан за моим мастером. — А что, если не секрет, побудило тебя сделать столь необычный подарок?
Макс ответил. Доходчиво и нецензурно, в краткой, но эмоциональной речи выразив свое отношение к предшествовавшим акту дарения событиям.
Вольфгер, слушавший Макса все с тем же каменным выражением лица, молча сунул руку в карман пальто и вынул оттуда нечто. Я начисто забыла про чертежи и вытянула шею, пытаясь рассмотреть, что там.
— Тебе знаком этот предмет? — Капитан положил на стол рядом с Максом принесенное.
Нож. Складной карманный нож. Изящная безделушка — полированное черное дерево рукоятки, костяные накладки на черене, по спинке рукояти тянется широкая костяная полоса, переходящая в резную драконью морду в оголовье. Кость, кажется, моржовая. Дорогая вещь. Я ее ни разу не видела.
Макс, окинув нож беглым взглядом, тоже покачал головой, а капитан пояснил:
— Нашли на месте происшествия. Сам понимаешь, у стажерки-подмастерья такой игрушке взяться неоткуда. А вот у тебя — запросто может иметься.
Взял нож со стола, повертел в пальцах, разглядывая на свету, и заключил:
— Так что, думаю, это несостоявшееся орудие убийства.
Моего, стало быть, убийства. Я нервно стиснула кулаки. Карандаш, зажатый в руке, обреченно хрупнул.
— Думаю, события должны были развиваться так: злоумышленник проникает в квартиру к госпоже Аттарии, убивает ее и бесследно исчезает, оставив нож. Дожидается, пока на месте преступления появишься ты, и вызывает стражу от имени какого-нибудь соседа, обеспокоенного шумом. Стража, естественно, приезжает — и что видит? Труп девушки, мужчину, находящегося в ее доме среди ночи, уделанного в крови… Ведь ты бы попытался оказать ей помощь, верно?
Макс кивнул. Он слушал вервольфа молча, не перебивая. Только черты лица заострились, да во взгляде, устремленном на нож, горела ненависть.
— Так вот, факт твоей связи с подчиненной мы бы установили быстро, даже надумай ты ее скрывать. И все. После этого ты мог бы до хрипоты доказывать, что ни при чем, что тебя подставили, — кто бы тебе поверил?
— У меня не было причин, — голос Макса был таким спокойным, что у меня волоски на затылке зашевелились. Держал в руках он себя явно с трудом.
— А причины следователь сам придумал бы. Мало ли — может, девушка шантажировала тебя связью. Или требовала жениться. Или изменяла. Или изводила ревностью. Поверь, вариантов тьма!
Макс стиснул зубы. Он верил.
Мне нестерпимо хотелось подойти и утешить его, успокоить.
— Вспоминай, Макс Шантей, кому ты сумел настолько досадить, — спокойно и буднично закончил речь Вольфгер и убрал нож обратно в карман.
Я не выдержала. Бросив на стол изувеченный карандаш, встала и шагнула к Максу.
Коснулась пальцами его скулы, разворачивая голову, заставляя смотреть на меня, а не куда-то в пространство, где перед его внутренним взором наверняка еще крутился в пальцах оборотня нарядный складной нож. Не надо ему этой картинки. Пусть смотрит — я здесь, я с ним, я жива. Погладила его — легонько, пропуская сквозь пальцы русые волосы. Нестерпимо хотелось принять на себя его боль, его страх. Как ни странно, сказанное капитаном меня не особо пугало — я еще вчера приняла и пережила мысль, что меня хотели убить, а вот Макс…
Он поймал мою руку, прижал ладонь к губам, потерся об нее щекой каким-то совершенно кошачьим движением. Глаза прикрыты, густые короткие ресницы отбрасывают тень, придавая лицу вид изможденный и одновременно загадочный. Смотреть больно. Совсем его эти мерзавцы измучили…
Макс открыл глаза, взглянул на меня и попросил, с сожалением выпуская мою ладонь:
— Нинон, сходи, пожалуйста, к О’Туллу. Скажи, что я просил спуститься ко мне в мастерскую.
Короткое мгновение нашей нежности и невозможной близости прошло.
Когда я поднималась на третий этаж, мысли в моей голове крутились, метались и сталкивались, порождая хаос. Размышляя о том, что, по мнению Макса, вчерашнее происшествие связано с работой, иначе зачем бы ему О’Тулл, я не задумалась об очевидном — а почему Максу было не позвать господина владельца мастерской традиционным способом, то есть просто заорав с нашего этажа на хозяйский. И напрасно не задумалась — это была лишь первая ласточка…
Когда же я, вслед за Боллиндерри О’Туллом, вернулась на рабочее место, капитан меня поблагодарил и из мастерской выставил! Это здорово поубавило моей к нему симпатии. Макс протестовать и не подумал, предатель. Признаться, в этот момент у меня и к Максу симпатии поубавилось… Подслушать, о чем они говорят, не удалось, но обеспокоенные лица, взгляды, которыми мужчины обменялись перед началом разговора, — все свидетельствовало о некотором взаимопонимании. И о том, что мне лучше бы присутствовать, если я хочу быть в курсе.
К сожалению, этой точки зрения здесь больше никто не разделял.
Конечно, я не спорю — внутренние дела мастерской меня, временную сотрудницу, никак не касаются. Но… Не в том же случае, когда из-за этих секретов меня убить пытаются!
И вот теперь я сидела внизу, у Марты, от нечего делать помогала ей наводить порядок в витринах: она протирала сами стеллажи и закрывающие их стекла, а я стирала пыль с многочисленных артефактов и амулетов, выставленных для демонстрации в торговом зале. Пыльная, должна сказать, у Марты работенка!
Вот только занятые руки никак не мешали мне думать. И нервничать тоже.
Думы эти не радовали. Руки делали знакомую еще по дому работу — не раз и не два мне приходилось заниматься тем же самым в родительской лавке при мастерской, а в голове меж тем варилось ведьмино варево. Сами собой всплывали в памяти события месячной и двухмесячной давности, припоминались кое-какие детали и мелочи. Находилось простое объяснение многим странностям, и выстраивалась четкая цепочка причин и следствий.
К моменту, когда уборка закончилась, я совершенно точно знала, что мне следует делать. Поблагодарила Марту и, проигнорировав ее изумленный взгляд, отправилась наверх. Коротко постучала в дверь, которую уже так привыкла открывать без стука, и, не дожидаясь, пока мне запретят, вошла.
— Мастер Шантей, а можно я сегодня пораньше домой уйду? — выдала я с порога самым сладким тоном, имевшимся в моем арсенале.
Макс одарил меня растерянным взглядом. Верно, подозревал, что сегодня меня из мастерской не вытянешь и парой ломовых лошадей. И не без оснований. А вот хозяин откликнулся моментально:
— Нинон, — начал он вкрадчиво, — а это ничего, что у нас работы полно?
— Господин О’Тулл, ну, пожалуйста! — заныла я, отчаянно давя на мужскую жалость работодателя. — Меня вчера чуть не убили, я так испугалась, так перенервничала! Я ночью почти не спала, так переживала — вы не поверите!
В ответ меня смерили откровенно скептическим взглядом. Двумя скептическими взглядами. Сообразив, что драгоценного и лепрекона так просто не проведешь, я сменила тон и совершенно буднично закруглила мысль:
— А еще у меня останки убивца по всей квартире валяются. Если успели протухнуть, то и за два дня этот ужас не отмыть…
От этой мысли желудок, вроде бы со вчерашней ночи угомонившийся, опять подкатил к горлу. Боги, представляю, как там воняет!
О’Тулл, уловивший, к чему я клоню, среагировал мгновенно:
— На два дня не отпущу! Сегодня, так уж и быть, можешь быть свободна…
Ну, я же знала! Я всегда знала — наш начальник прижимистый, ворчливый, но не злой! Макс, вмешавшийся в наш разговор, мигом остудил мою радость:
— Одну не пущу!
Я сникла. Однозначно беспокойство Макса имело под собой основания, вот только присутствие ненаглядного в моих планах не учитывалось. Больше скажу — оно им, планам, прямо противоречило. Но все же я не зря считала этого мужчину лучшим в мире — оценив мою расстроенную мину, а также сообразив, что, находясь в квартире, я не смогу сунуть нос в их секреты, он повернулся к вервольфу:
— Лейт, выдели ей, пожалуйста, сопровождающего из своих людей. Это на один день.
Ну, так еще куда ни шло! На сопровождающего я согласна, сопровождающего я переживу и даже рада буду! Вопрос решили в десять минут, и вскоре я в компании одного из ребят, что ночью были у меня в квартире вместе с капитаном, уже усаживалась к скучающему на проспекте извозчику.
Дом № 37 по улице Зеленщиков встретил меня привычной тишиной и спокойствием. Я нырнула в парадную и, игнорируя удивление своего спутника, решительно постучалась в дверь квартиры на первом этаже. Здесь жили госпожа Рена Кинст, почтенная матрона и мать семерых очаровательных детишек в возрасте от года до двенадцати, с мужем, сапожником Льюко Кинстом. Доходов супруга семейству было маловато, и достойная женщина частенько бралась за разумную плату починить чье-то белье, помочь со стиркой либо готовкой, да и уборку ей можно было доверить безбоязненно. Женщиной она слыла ответственной и добросовестной, и пусть раньше мне к ее помощи прибегать не приходилось — я и сама вполне способна прополоскать свои немудреные наряды, а студенческий доход не так велик, — в нынешних обстоятельствах я готова была раскошелиться. Ничего, на жизнь хватит, а станет совсем туго — отпишусь родителям, что поиздержалась, на шедевр потратилась. Ради такого случая уж вышлют денег дитятку, отступятся от строгих воспитательных принципов!
Госпожа Рена к просьбе отнеслась с пониманием — конечно, она наслышана о кошмарном происшествии в моей квартире, и, разумеется, молодой девушке не стоит смотреть на такие ужасы. Она даже уступит мне в цене, я ведь и так столько всего пережила! Я представила, что ожидает добросердечную соседку у меня на чердаке, и мрачно вздохнула:
— Не стоит, госпожа Рена. Там такое!.. Как бы еще надбавка не потребовалась.
Поймала сочувственный взгляд, ответила на него грустной улыбкой и повела гостей наверх, нащупывая в кармане курточки ключи, предусмотрительно прихваченные Максом накануне.
Звонко щелкнула внутренняя пружина в замке, я потянула ручку на себя, с замиранием сердца ожидая, что встретит меня за закрытой дверью…
Все оказалось не так ужасно. Да — запах, но фрагменты тела забрала следственная группа, а окно, вскрытое покойным взломщиком, кто-то предусмотрительно оставил приоткрытым, и холодный осенний сквозняк не дал застояться воздуху в квартире. А малоприятные пятна на полу и кое-где на стенах — беда поправимая.
…Смотреть на свое оскверненное жилище было больно.
«Съеду», — подумала я неожиданно для самой себя и тут же поняла, что это правильно. Может, со стороны и глупо искать новое жилье на те три месяца, что мне осталось стажироваться, но… Я сюда не вернусь. А окружающие могут думать что им угодно.
— Вот видишь, все вовсе не так страшно, как ты думала! — вмешался в мои мысли голос госпожи Рены. — Ты покажи мне, где у тебя что, и иди, милая, иди — нечего тебе тут… Вон как с лица сбледнула, одни глазищи зеленющие отсвечивают!
Я принужденно улыбнулась ей кивком в сторону кухонного стола, на котором так и стояли две недопитые чашки чая, показала стражнику, где он может подождать. Шагнула к кровати и, приподняв матрас, достала незаконченный свитер — саарская шерсть, глубокий синий цвет, вязка лицевой гладью. Ни узоров, ни излишеств. Только тонкая-тонкая, с паутинку толщиной, мифриловая проволока, заклятая в холодном пламени, напоенная моей силой, гибкая, легкая и прочная. Почти невидимая.
Так, главное забрала. Теперь еще спицы, два мотка шерсти — один понадобится точно, а второй… Пусть будет! Мало ли. Хотела было собрать вещи, которые возьму с собой к Максу, но раздумала — вечером он меня отсюда забирать будет, так что придется вернуться все равно, тогда и соберу. А сейчас время жалко. Деньги, документы, ключи забрала еще вчера. Больше мне пока ничего и не нужно. В двух словах обсудила с соседкой уборку, показала, где у меня хранится нужный инвентарь. С благодарностью приняла ее предложение постирать постельное белье и другие загаженные вещи, что попадутся, попросила захлопнуть дверь перед уходом и с облегчением покинула стены квартиры, что была мне уютным гнездышком долгих три года. Выделенный в сопровождение стражник молча последовал за мной.
Извозчик негромко цокнул языком, шевельнул поводьями, и лошадка бодро зацокала подкованными копытами по булыжной мостовой, торопясь доставить меня к дому госпожи Асты.
— Ты вроде собиралась уборкой заниматься, — осуждающе протянул подчиненный капитана Лейта, когда я расслабилась, удобно откинувшись на сиденье пролетки.
— Я ею и занялась, — с достоинством подтвердила я, — в первую очередь. А теперь, когда этот вопрос решен, займусь другими делами.
Стражник, который даже представиться не удосужился, молча сверлил меня взглядом. Пытался. Но я после семи лет обучения в школе артефактики и стажировки у Макса Шантея к сверлению устойчивая. Ну если, конечно, без использования подручных средств. Словом, не этому салаге на меня давить! Поздно, дружочек, ты уже в пролетку сел. Я безмятежно прикрыла глаза, давя легкое злорадство и настраиваясь на работу.
Городские звуки отступили, страхи, что весь день сегодня следовали за мной, стали прозрачны, легки, как осенние дымки. Посторонний мужчина рядом на сиденье не отвлекал от мыслей. Я успокаивалась. Вспоминала наши с Максом счастливые моменты, перебирала драгоценные воспоминания, ласковыми касаниями оживляя радостные минуты. Его сегодняшняя нечаянная нежность. Выражение лица моего мужчины, в котором непонятно, чего больше — болезненной муки или наслаждения. И ощущение его щеки под моей ладонью. И вчерашняя готовность вцепиться в горло любому, кто покажется для меня угрозой. Бездонное синее небо над рыночной площадью Виелы, то непередаваемое чувство, когда окончена сложная, трудная, но хорошо выполненная работа, и ощущение переплетшихся пальцев, когда он не пожелал выпустить моей руки. Тепло, разливающееся во мне от осознания внимания и заботы.
К дому наставницы Асты я подъехала в совсем ином настроении, чем отъезжала от своего. Сейчас я была спокойна, в солнечном сплетении теплым комочком жила уверенность — все будет хорошо. Все божьей милостью и нашими трудами обойдется.
Белые стены, бордовая черепица. Дом пожилой одинокой старушки, не бедствующей, но и не богатой. Одинокой? Небогатой? Ой ли! В доме этой женщины хранится сокровищ на несметные суммы, вот только не всякому дано их взять. Древние знания абы кому не передаются. И то, что меня допустили к самому краешку, одним глазком позволив заглянуть за завесу обыденного, привычного, уже честь. Великая милость. И я ценила. Я безмерно ценила оказанную помощь, проявленное доверие. И потому, входя в дом, уже привычно поклонилась мудрой старой женщине в пояс.
— Доброго дня, госпожа Аста!
Но наставница нынче удостоила меня лишь мимолетного касания к макушке, показывающего, что она увидела и оценила мой жест. Куда больше ее интересовал человек, пришедший со мной. Скользнув по нему коротким взглядом, она властным тоном бросила:
— Это не тот.
Я не сразу поняла, что обращается наставница ко мне, а не к стражнику, а когда до меня дошло, что она имеет в виду, я резко замотала головой, а потом быстро-быстро закивала — мол, да, не тот!
Пожилая мастерица шагнула вперед и, цепко ухватив стража за подбородок, повертела его голову из одной стороны в другую, пристально взглянула ему в глаза, а потом требовательно спросила:
— Кто таков?
Когда старая Аста спрашивала таким голосом, лично меня так и тянуло рассказать ей все-все, и лучше бы она осталась услышанным довольна: умела наставница проморозить до костей одними только интонациями. Вот и стражник не стал запираться и играть в великую военную тайну, назвался:
— Тревор Драу, сотрудник пятнадцатого отделения стражи города Лидия, приставлен сопровождающим к Нинон Аттария на сегодняшний день.
И из пальцев госпожи Асты он все же вывернулся, даже отступил на шаг для пущей безопасности. Я поспешила вклиниться в паузу, пока наставница не вывернула парня наизнанку, как меня при первой встрече, выведав всю подноготную и пару-тройку служебных тайн в придачу мимоходом.
— Госпожа Аста, я, собственно, потому и пришла! У нас опять творится бес знает что, и кровищи по горло, вы на свитерок не глянете? Печенками чую — заканчивать надо, да побыстрее бы!
Госпожа Аста отвела от Тревора Драу взгляд, как будто на волю отпустила. Бросила через плечо:
— Можешь на улице на скамье подождать.
И обернулась ко мне. А я уже раскладывала вывязанные заготовки на столике, готовясь предъявить строгому наставничьему взору.
— Вот это рукава, это передняя планка, это задняя планка, но она еще немного не довязана, — частила я, волнуясь, как будто не выпускница школы артефактики, переделавшая прорву полноценных самостоятельных работ, а зеленая приготовишка.
Будто госпожа Аста сама не видит, что спина свитера еще не довязана!
Наставница же пристально рассматривала мой труд. Лицевую сторону, где не было ничего, кроме собственно лицевой стороны свитера. Изнанку, на которой я своим волосом вышила оберегающие знаки. Там, с внутренней стороны, по подолу и манжетам еще самые обычные бытовые руны шли — на прочность, на носкость, на чистоту. На защиту от моли. Все вышила, что вспомнилось, лишь бы никто, взглянув на мое рукоделие особым взором, не усомнился — вещь самая обычная. И если заклята, то только на самые обычные, практичные моменты.
Пока мастерица пристрастным взглядом изучала представленную ее взгляду работу, я отчаянно нервничала, вспоминая, где петля неудачная, где стежок кривой, и одновременно радовалась, что дел там осталось на самом деле чуть — только заднюю планку довязать и сшить заготовки в единую вещь. Ну и конечно, недостатки исправить, если укажут…
— Тут и тут подправить надо. А на левом рукаве знак на износостойкость слишком близко к краю вязаного полотна положен — когда сшивать начнешь, следи, чтобы швом руну не повредить. Или спарывай и отступай от края.
Госпожа Аста положила проверенные заготовки назад на стол, отшагнула, изучая детали будущей защиты с расстояния, и вздохнула:
— Эх, зря ты ко мне в ученицы идти не хочешь. Я бы такую умелицу из тебя вырастила!
Я замотала кудрявой головушкой, торопясь отказаться, пока старая мастерица не привела какие-нибудь совсем уж убойные аргументы, которые отклонить будет не так просто.
Ну, не люблю я работу с нитью, не мое это. Вот камни, металлы — это да, это другое дело. И вообще, я обычный, самый что ни на есть классический артефактор, мне нравится моя профессия, я получила ее от отца и передам по наследству детям, если все в моей жизни сложится удачно.
Госпожа Аста, словно и не заметив моего отчаянного отказа, продолжила:
— А вот мастера твоего я не взяла, и никто из наших не взял, хоть он и искал ученичества!
Я опешила от свалившегося мне на голову вороха информации. «Никто из наших»? Их что, больше одного таких, как госпожа Аста, что ли? И мой мастер про них знал, раз просился в ученики? А как вообще взаимодействуют приверженцы древних, полуобрядовых направлений с официальной Гильдией?
Ощущение было такое, словно я ухнула в реку и меня понесло ее течение, накрыв с головой, и там, под этой рекой, вдруг обнаружилась еще одна река, и потоки эти как-то взаимодействуют, переплетаются, но не сливаются и катят, катят свои воды… Информации, открывшейся мне от этой небрежной, словно случайно брошенной фразы, было столько, что с ходу я ее всю и увидеть-то не могла. Я мысленно «вынырнула», мысленно «отряхнулась» и «погребла к берегу»:
— Госпожа Аста, а можно я у вас сегодня поработаю, а то у меня дома жуть и уборка?
Она кивнула с чуть затаенной в углах губ улыбкой.
А мастера она и не могла взять. Теперь, увидев, что мир чуть сложнее, чем я о нем думала, я понимала это ясно. Макс искал знаний, а я хотела защитить близкого человека. Разные цели, разная мотивация. Хотя не удивлена, что Максу, с его рациональным, пытливым умом, было интересно — что же от него прячут? Я улыбнулась этой мысли. Устроилась в уголке, в кресле-качалке, с задней планкой, спицами и клубками. Искоса взглянула на госпожу Асту. Она сидела в другом углу, в обычном кресле, со своим вязанием. И в углах ее губ по-прежнему пряталась теплая улыбка.
Мне было жутко интересно, правильно ли я догадалась. Ей было любопытно услышать мои вопросы. Я не собиралась их задавать. Аста не желала подталкивать.
Река в реке.
Я улыбнулась своим мыслям и принялась за вязание. Дело сегодня двигалось особо резво.
Руну на рукаве спарывать не пришлось, удалось положить шов аккуратно, а остальные мелочи и вовсе легко подправились. В итоге к вечеру я не только закончила работу, но даже и постирать свитер успела, чтобы волокна расправились и легли как надо. Аста, дай ей ее боги здоровья и побольше учениц толковых, показала, как быстро высушить любую вещь — эдакая смесь из магии и практической сметки, включающая в себя простыню и положенный на нее шепоток.
А теперь я смотрела на свитер у себя в руках, раскладывала его, гладила ладонями чуть влажную шерсть и не могла поверить, что все, труд мой завершен и осталась сущая малость — подарить!
Мамочки мои, как же я буду его дарить?! Приятное волнение, приятные мысли.
Безумно приятные мгновения!
Я вернулась домой вовремя и даже с получасовым запасом на то, чтобы собрать вещи. Тревор Драу, добросовестно не отходивший от меня ни на шаг, не спешил меня покидать, даже когда я вновь оказалась под защитой маски. Чувство прекрасно выполненной работы подарило мне на редкость благостное настроение, а потому я сжалилась над служивым, заварила ему чай и выложила на стол хлеб и сыр. Сверлящее неодобрение из его взгляда стремительно испарилось — недаром все-таки от матери к дочери передается простая истина про мужчин и желудки. С чувством выполненного долга я вышла с кухни и только тогда позволила себе окинуть внимательным, а не беглым взглядом свое жилище.
Госпожа Рена постаралась на славу. Ничто теперь не указывало на то, что еще недавно здесь все было заляпано кровью. Разве что пропали несколько подушек с подоконника и маленький коврик, подаренный мне братом на новоселье. Добрая женщина, наверное, не теряет надежды их спасти.
Так что все было как раньше. И при этом — совершенно чужое, не мое. Точно такое же ощущение у меня было по первости, когда я только въехала и еще не устроилась. А теперь оно вернулось, когда пришло время покинуть дом № 37 по улице Зеленщиков.
Не теряя больше ни минуты, я взгромоздилась на стул и полезла на шкаф за сумками.
К Максу я решила взять только самое необходимое — одежду и личные принадлежности. Даже учебники и конспекты, поразмыслив, оставила пока здесь. А уж многочисленной мелочовке, которой я за четыре года полностью самостоятельной жизни обросла, как пруд ряской, там точно делать нечего. Потом перетащу, когда найду новое жилье. Заодно и ревизию проведу, что из этого стоит сохранить, а чему место на помойке.
Так что, когда драгоценный негромко постучал в дверь, я была полностью готова.
— Все собрала? — Макс выглядел каким-то взъерошенным и не на шутку обеспокоенным.
— Кажется… — Я даже как-то растерялась в первые мгновения, наблюдая за тем, как он стремительно пересек комнату, пожал руку стражнику и сообщил, что тот может быть свободен.
Подобревший от бутербродов мужчина предложил свои услуги в качестве носильщика, и Макс, поразмыслив мгновение, кивнул на две сумки, стоящие у моих ног, а сам решительно направился к маске, так и валявшейся на полу. И то верно. Это «украшение» вполне может пригодиться и на новом месте…
— Макс, что случилось? — все-таки спросила я, когда пролетка тронулась с места.
Мастер открыл было рот, но затем покосился на извозчика, мотнул головой и буркнул: «Дома». Я не стала настаивать — дома так дома — и сосредоточилась на дороге. Макс бросил кучеру адрес — Самшитовый переулок, дом двадцать, но где это находится, я не имела ни малейшего представления.
А повозка катилась по исхоженным вдоль и поперек улицам в направлении школы. Спустя какое-то время мы миновали ее величественное здание с высокими гранитными колоннами и широкими ступеньками, серебряные буквы отчетливо мелькнули в свете фонарей… и пропали. Пролетка свернула, углубляясь в переплетение жилых улиц, и спустя каких-то пять минут остановилась возле трехэтажного кирпичного дома с выбеленным подъездом-портиком.
Я хотела помочь Максу с сумками, но тот только расфырчался и вместо кожаного ремешка ручки вложил в протянутую ладонь ключи.
— Третий этаж, правая дверь.
Литые чугунные перила, каменные, чуть истершиеся от времени ступеньки и тяжелая дверь — не чета моей чердачной «видимости». Ключ вошел и провернулся легко, а вот раздавшийся при открытии скрип известил, что хозяин это жилище давненько не посещал. В коридоре за дверью царил непроглядный сумрак, я нерешительно замерла на пороге, но тут на лестничную площадку взлетел Макс, потеснил меня, не глядя мазнул ладонью по деревянному резному квадрату справа, и на потолке неярко вспыхнула магическая лампа. Судя по всему, квартира мастера была обустроена по последнему слову артефактики.
Макс сгрузил на пол сумки и большой пакет, из которого торчали пушистые морковные хвостики, и умчался обратно вниз, за маской. А я, поразмыслив несколько мгновений, решила, что экскурсия по квартире подождет, и, подхватив пакет с пола, отправилась на поиски кухни.
Благо далеко идти не пришлось, так что, когда мой драгоценный ко мне присоединился, вдоволь нашебуршившись где-то в квартирных глубинах, мясо уже шипело на сковородке, мелко нарезанный лук готовился к нему присоединиться, а я принялась за морковь — нож бодро стучал по доске, оставляя после себя тонкие оранжевые кругляши.
Макс сел напротив и несколько долгих мгновений почти медитативно наблюдал за движениями моих рук. Я его не торопила, хотя любопытство требовательно грызло изнутри. Что же там за новости, что сам прима-мастер Максимилиан Шантей был выбит из колеи и на редкость озадачен.
Он дождался, пока я одним широким жестом смету овощи в мясо, помешаю, накрою крышкой, и тогда позвал:
— Иди сюда.
Я обогнула стол и скользнула к нему на колени, привычно поерзала, устраиваясь, вызвав улыбку. Макс не менее привычным жестом высвободил мои волосы, дернул за кудряшку и произнес:
— Поздравляю вас, стажер Нинон Аттария. Вам довелось принять непосредственное участие в раскрытии заговора против короны.
Я не сразу уловила сказанное, недоуменно хлопнула ресницами, а Макс, прекрасно понимая, что сказанное всего лишь эффектно-красивая фраза и к ней однозначно должны прилагаться объяснения, вздохнул, погладил меня по спине и продолжил, не дожидаясь уточняющих вопросов.
— Когда ты ушла…
— Когда вы меня выставили, — вклинилась я, восстанавливая справедливость.
— Не буду рассказывать! — Макс сурово сдвинул брови к переносице.
Я помотала головой: «Молчу-молчу! Продолжай».
— Когда ты ушла, — с нажимом продолжил драгоценный, сделав выразительную паузу, но я на провокацию не поддалась и всем своим видом дала понять, что я вся концентрированное внимание. И почтение.
В конце концов, отомстить можно и позже, а мне тоже есть о чем ему рассказать. Хе-хе, то есть не рассказать!
— Лейт спросил, есть ли у меня самого идеи насчет того, кому могло понадобиться меня так подставлять. — Макс перестал дурачиться, сцепил пальцы на моем боку и пристроил подбородок на плечо. Дикция прима-мастера от этого стала слегка невнятной, а дыхание щекотно касалось кожи шеи, но я не возражала. А он продолжил, устало и задумчиво: — Идеи-то у меня на самом деле были, поэтому я и послал за О’Туллом. Веришь, Нинон, мне все время упорно казалось, что бесовщина, которая здесь творится последние месяца три, имеет один источник. Просто так, без оснований.
— Это называется — интуиция! — назидательно проговорила я, прижавшись щекой к его макушке.
Ну, нравилось мне его, такого взрослого и умного, поучать. Имеет же девушка право на свои маленькие слабости? Макс строго дунул мне в шею, я пискнула, показательно устыдилась, мимоходом поцеловала русый ежик. Символические извинения были приняты, и мастер продолжил:
— У О’Тулла была мысль, что это связано с охранными амулетами для визита короля, помнишь?
— Помню! Нас из-за этой мысли на другой край королевства выслали! — откликнулась я и потянулась помешать наш ужин, томящийся на огне.
Для этого надо было бы встать, но покидать уютные, насиженные колени не хотелось. Я привстала, пытаясь сдвинуть крышку сковороды деревянной лопаткой, и преуспела больше, чем хотелось бы — чугунная крышка с грохотом упала на пол. Я виновато плюхнулась на место, пугливо сжавшись в комочек. По кухне поплыл дивный аромат тушеного мяса. Как-то вдруг сразу вспомнилось, что я сегодня только завтракала, да и то как-то несерьезно, и, между прочим, ужасно проголодалась. Макс вздохнул, покачал головой, и я точно знала, что сейчас он сцеживает улыбку мне в свитер. Вот прямо ключицей ее сквозь ткань ощущала. А мастер встал вместе со мной на руках, пересадил меня на свое место и прошел к месту побоища. Подобрал крышку, ополоснул, отобрал у меня лопаточку, которую я так и зажала в руке, и принялся стоя помешивать содержимое сковороды. Я сосредоточенно наблюдала за ним, постепенно забывая и про еду, и про беседу…
Какая спина!
Э… О чем это я?
Макс сам вернул меня к предмету разговора:
— Лепрекон, конечно, имел все основания так считать. Вот только, когда мастерскую пытались подставить, заказ на королевские амулеты был уже сдан Гильдии. Тем не менее эта попытка означала одно — нас хотят избавить от госзаказов. Если это не охранные артефакты, значит, что-то другое. А если вспомнить, что два происшествия из этой череды были связаны конкретно со мной, то… у меня в работе сейчас всего один государственный заказ, Нинон. Один-единственный.
— Артефакт связи, — кивнула я, наблюдая, как он привычными, отработанными движениями перемешивает мясо, лук и морковь, томящиеся в собственном соку.
Нет, все-таки есть в мужчине, готовящем еду, что-то завораживающее…
А с этим артефактом изначально что-то было нечисто. Не зря он нам не понравился.
— Вольфгер, услышав о том, что с медальоном большие непонятки, в скоростном темпе организовал разрешение на вскрытие. И я его провел.
Макс помрачнел и замолк на несколько мгновений, а я затаилась и даже не стала возмущаться: «Без меня!» — ожидая продолжения.
— Как мы и предполагали, артефакт был двойной. Вторая половина скрывалась внутри медальона, который должен был открываться при нажатии на нужную комбинацию камней. У него была довольно простая, даже примитивная функция… знаешь про взрыв магических накопителей?
Я хмыкнула — что за оскорбительный вопрос… Тема программная, стыдно было бы не знать. Магические накопители — капсулы, которые маги могут наполнять свободной энергией, чтобы потом восполнить ее запасы или использовать большее количество, чем позволяет их организм. Они бывают совсем крохотные для личного пользования и огромные, способные снабжать энергией десятки и сотни волшебников. Такие обычно установлены в местах, где большое количество магов часто и подолгу колдуют: в магических университетах и академиях, в госпиталях, в некоторых учреждениях специфической направленности. Да в том же ведомстве по контролю за магическими проявлениями, где изволит служить приснопамятный мастер Алмия. Разумеется, все это верно при условии, что рядом нет природного источника силы.
А еще эти накопители применяли в горном деле. Магическая энергия остается энергией, и если ее выпустить в мир сразу всю, то она из потенциальной, как ей и положено, переходит в кинетическую и сметает все на своем пути, спеша рассеяться в пространстве, — проще говоря, взрывается. Взрыв этот более точный, чем динамитный, а при наличии мага становится вполне контролируемым и направляемым, так что разработки побогаче вовсю пользовались этими приспособлениями.
— Ну вот. — Макс вздохнул. Постучал лопаточкой по краю сковороды, скидывая прилипший к ней лук и морковь. — Наш артефакт связи оказался еще и детонатором для магического накопителя. Да не абы какого, а накопителя Лидийского университета точных магических наук.
Мой рот открылся сам собой. Университетский накопитель был вообще крупнейшим в Лидии. Следующий после него по величине находился в городской больнице и был меньше в два раза. Да если его взорвать, то в радиусе квартала, а то и двух, все будет стерто с лица земли! Кому это нужно?.. Да бес с ним — кому! Зачем?!
— Макс… — У меня перехватило горло, и голос сел, но драгоценный и не собирался тянуть кота за хвост и выдерживать эффектные паузы.
— Визит его величества с наследником в следующем месяце включает в себя в том числе осмотр одного из главных лидийских учебных заведений. Предполагается также, что его будут сопровождать все самые видные светила магических и артефакторских наук нашего времени, представители Гильдий. — Он помолчал и добавил: — Не исключена вероятность, что и мне придется поучаствовать в этом мероприятии.
Мастер прислонился спиной к кухонной тумбе, сжал пальцами столешницу. Я смотрела на него, забыв про все на свете, не в силах поверить в услышанное.
Все это время у нас в неприметной коробке в дальнем углу полки, почти что забытый и ненужный, валялся артефакт, который мог стоить жизни нескольким тысячам людей. Орудие страшного, кровавого заговора, который должен был уничтожить не только королевское семейство, но и добрую половину, если не больше, научной элиты королевства. Убить Макса!
На кухне на какое-то время зависла тишина, нарушаемая лишь негромким шипением мяса под глухой чугунной крышкой. Я беспомощно смотрела на своего мастера и не находила слов.
— Да… — Он кивнул каким-то своим мыслям. — Кто именно за этим стоит, пока неизвестно. Артефакт попал в руки городских властей из банковской ячейки прима-мастера Юлия Аттерия, скоропостижно скончавшегося в своем доме в первых числах сентября…
Я вздрогнула. В памяти сам собой всплыл тот самый первый день, когда я угодила к Максу в подмастерья. И голос Марты: «Умер!.. Он не родственник тебе?»
— Поскольку ни прямых наследников, ни завещания мастер после себя не оставил, все его имущество по закону должно быть оценено и продано с аукциона в счет государственной казны. Готовые изделия, на которые не нашлось предъявивших права заказчиков, были распределены по мастерским для предварительной проверки. Так артефакт попал к нам. Лейт предполагает, что Аттерия убили. Хотели таким образом замести следы, когда пришли за готовой работой. Но мастер заказчикам не доверял и перестраховался. — Макс немного помолчал и мрачно добавил: — Как показала практика, это не сильно помогло, но, пожалуй, туда ему и дорога.
Возмущаться — как можно такое говорить?! — я и не подумала. Какие бы мотивы ни преследовал Юлий Аттерий, он знал, что именно он создает. А значит, знал и для чего. И оправданий для подобного поступка, как по мне, не существовало.
Вместо этого я поднялась со стула и, шагнув к Максу, порывисто обняла его за пояс, прижимаясь щекой к груди, чтобы ощутить ровное биение сердца. Этот звук мне нужен был сейчас как никогда. Мужчина прижал меня теснее, обхватив за плечи; поцеловал в лоб.
— И что теперь?
— Теперь артефакт забрала стража. Вольфгер будет держать меня в курсе по старой дружбе, но это дело переходит полностью под его юрисдикцию. Пока что. Дальше им, полагаю, займутся королевские дознаватели, так что быстро в покое нас не оставят. Эти всю душу вытрясут изо всех. Зато… — Я почувствовала, как его губы тронула улыбка — кажется, Макс пытался сбросить с нас обоих давящий груз мрачного откровения. — У нас одним заказом меньше, освободим себе вторую половину пятницы и уйдем на выходные раньше.
— Ага, — скептически поддакнула я. — С господином О’Туллом уйдешь пораньше. Он тебе вместо одного освободившегося заказа десяток подкинет и еще посокрушается, что мастерская на грани банкротства и надо больше работать, больше!
Мастер только хмыкнул, признавая мою правоту. Я потерлась щекой о тонкий ворс свитера, вновь прислушиваясь к сердцебиению.
Он тут. Все будет хорошо. Он теперь не умрет ни от страшного взрыва, ни от удара в спину. И если об этом не позаботится стража, то позабочусь я.
— Макс. — Я отстранилась, вскидывая голову. — У меня для тебя есть подарок!
Мастер успел только удивленно вскинуть брови, а я уже умчалась в коридор, где пристроила на вешалке свою сумку. Выудила свитер, подавила панический порыв еще раз осмотреть его и ощупать (все уже десять раз проверено-перепроверено!) и поспешила обратно на кухню, мимоходом посожалев, что не подумала о красивой упаковке. Впрочем, Макс мне маску притащил тоже без ленточки.
— Вот! — Я дождалась, пока мастер отложит в сторону лопатку и вновь накроет мясо, и просто сунула свитер ему в руки, не придумав каких-либо красивых слов и объяснений.
Вид у Макса был радостно-растерянный. Он сжал в пальцах синий шерстяной сверток, не торопясь его разворачивать, и смотрел на меня взглядом, полным недоверчивого восторга. От этого взгляда мне сделалось жарко и захотелось одновременно поторопить его, чтобы скорее смотрел и мерил, и провалиться под землю.
Руки пришли в движение, бережно, неторопливо развернули. Макс приподнял свитер, разглядывая на свету, а затем положил на стол. Пальцы безошибочно скользнули на изнанку, прошлись по вышитым бытовым рунам, поднялись выше, там, где, полностью невидим для глаза, свил узор мой волос…
Меня прошиб холодный пот.
Догадается! Как пить дать догадается! А ты что хотела, глупая, это же прима-мастер!.. А если он догадается, то ведь и кто угодно догадаться может? И смысл тогда подарка? Не будет это уже тайной и надежной броней…
Я отчаянно кусала губы, когда Макс вновь поднял на меня взгляд. От неожиданности я еще и язык едва не прикусила.
Улыбнулся.
— Спасибо, Кудряшка. Подарок замечательный.
Я уставилась на него недоверчиво. Допроса не последовало. Обвинений в том, что я ему тут пытаюсь подсунуть неизвестно как сотворенный мощнейший артефакт — тоже. Пальцы гладили мягкую шерсть, неосознанно очерчивая контуры силовых течений. Но то — руны! Мелкие и незначительные. Значит, силы, заключенной в самой нити, в самой вещи, не чувствует? Уж кто-кто, а Макс Шантей не прошел бы мимо загадочного артефакта и выпытал бы всю подноготную — как мне удалось сделать такую вещь? Но он только счастливо улыбался, глядя на меня. Поэтому я недоверчиво уточнила:
— Правда?
— Ну конечно!
Он шагнул ко мне со вполне очевидными намерениями, но я выставила вперед ладонь, останавливая его на полпути, и упрямо насупилась.
— Померяй сначала!
Макс улыбнулся, подцепил край своего свитера, стянул, небрежно бросил на спинку стула. Русый ежик легко пронырнул в неширокую горловину, синяя шерсть мягко прильнула к телу. Я огладила складки, придирчиво осмотрела рукава — не коротки ли? В идеале потыкать бы его еще ножом, чтобы проверить работу артефакта, но боюсь, что этот жест я адекватно объяснить не смогу…
Макс наблюдал за мной с подрагивающими в полуулыбке уголками губ, а стоило мне отступить на шаг, признавая, что даже на самый придирчивый взгляд свитер сел идеально, как он одним резким движением ухватил меня за талию и вскинул себе на плечо.
— Макс! — взвизгнула я, извиваясь и пытаясь сползти вниз. — Ты что делаешь?!
Мастер призвал меня к порядку легким шлепком и потащил куда-то в темные недра квартиры.
— Сейчас ты мне покажешь, как этот самый чудесный на свете подарок снимается.
Я мгновенно покорно обмякла. О! Я сама его сниму? И можно будет скользнуть ладонями по напряженному животу, целовать каждый сантиметр обнажаемой кожи, дразниться, когда он будет пытаться нетерпеливо вмешаться…
Некстати проснулся здравый смысл. И возможно, немножко голод.
— Но там же мясо! — Я тряхнула закрывшими лицо кудряшками и снова попыталась высвободиться.
— Значит, тебе стоит поторопиться с раздеванием, — только и был ответ.
…Этим вечером я долго не могла заснуть от обилия впечатлений и забивающих голову мыслей. Новое место, внезапные страшные открытия, воспоминания о ночном кошмаре и последовавшем за ним невероятно остром наслаждении. Теплая улыбка Эдоры Шантей. Вновь сковавший душу страх потерять Макса. Благодарность и восторг в серых глазах от неожиданного моего внимания…
Он давно уже спал, а я полулежала рядом, смотрела на него и думала: кому я вру?
Я живу с ним как с мужем. Тревожусь за него как за мужа. Я уже давно согласилась, что выйду за него замуж. А что вслух не сказала…
Знаю, виновата — но мне слишком сложно вот так, с ходу, перекроить планы на жизнь, пересмотреть и перерешить. И решиться.
Потерпи еще немножко, родной. Мне нужно еще немного времени.
Я склонилась к его лицу и коснулась губами щеки, виска, губ. Легко-легко, невесомо.
А когда я решусь сказать это вслух, мы поедем ко мне домой, и ты попросишь моей руки по всем правилам, и я буду молча краснеть за твоей спиной под изумленными взглядами родителей, признаваясь — да, я выросла, и — да, я люблю…
Незадолго до окончания рабочего дня,
в мастерской
— Тише ты!
— Сама тише! Звенишь своими бусами, как звонарь на Старой площади!
— А ты толкаешься!
— А ты…
Мужские голоса за дверью сделались чуть громче, и обе жадные до новостей сплетницы, понимающие, что в мастерской происходит что-то из ряда вон выходящее, но до сих пор не имевшие возможности выяснить, что именно, притихли.
— Дела… — вынес вердикт низкий бас капитана стражи. — Ну что, господа, поговорим по-мужски? Только вот я не уверен, что этот разговор стоит слышать звонким созданиям, пытающимся притаиться за дверью.
Та тут же распахнулась, заставив девушек отскочить в стороны, а на пороге возник лепрекон с воинственно торчащими бакенбардами.
— Не умеете подслушивать — так не беритесь! — внушительно отрезал он. — Позор на мои седины…
Дейдрэ и Марта, с позором отогнанные от дверей, обиженно разошлись по своим местам, и только Аби невозмутимо красила ногти в своей приемной.
Мудрая дриада совершенно точно знала, из кого и каким образом она будет вытряхивать информацию. И теперь просто ожидала, пока ее носитель придет к ней сам.
