Не обещайте деве юной любови вечной на земле…
Сергей Кольцов, частный детектив, шел домой пешком от метро. Позади тяжелое дело с засадами, погонями, драками и пусть без бандитской пули, но шрам от ножа на груди пришлось зашивать. И было это все в стабильной такой московской весне. Тут родные рытвины, там грязь, тут еще лед, а там уже лужи через весь тротуар. Чувствуешь родную землю промокшими насквозь ботинками, и своим честным ментовским лицом, которым тебя ткнут в почерневший сугроб, покрытый нехилой такой наледью. Потом вид, как будто щетину брил по-сухому кухонным ножом.
И вдруг такое яркое и экзотически буйное лето. Зелень просто сумасшедшая, ложится под ноги в изнеможении, даже у художника нет таких насыщенных цветов. Белые шапки деревьев тянутся к небу, а небо такое синее… Может, именно это жизнь, а не душный и тупой криминал, который просто работа, который просто где-то там, а здесь – лето и тишина. И пение птиц.
Сергей шел к своему дому, чтобы обнять жену, по которой истосковался, хотя никуда не пришлось выезжать. Чтобы потрепать кудрявую каштановую голову сына. То-то он уже такой загорелый. Сергей удивился на днях. Оказывается, вовсю кипит лето… Готовит детям пир. Надо везти семью куда-то к морю. Или хотя бы на Клязьму. Как получится.
И дом такой тихий и сонный. Рано, суббота. Сергей заломил руки известному налетчику и бешеному придурку Терапевту в пять часов утра. Они с Земцовым, начальником отдела по расследованию убийств, зафиксировали это время в протоколе. Взяли урода на убийстве. Теперь спать и все остальное, только приятное. Сергей дал себе выходные.
Нет, не один он такая ранняя пташка. Из подъезда вышла сумасшедшая, но приятная и добрая Рита. Она живет одна и любит путешествовать по улицам и дворам. Просто смотрит, со всеми здоровается, сидит на скамейках у чужих подъездов. Иногда подходит к водителям дорогих машин и просит одолжить ей денег на хлеб до пенсии. Ей дают по сто или пятьдесят рублей. Потом, конечно, всем рассказывают, какая она попрошайка, какие они щедрые. Она, насобирав нужную сумму, заходит в маленький магазинчик, покупает бутылку шампанского, просит работников открыть и пьет из горлышка. Немного, остальное несет домой. Может, у нее и нет хлеба. Может, он ей ни к чему. Как-то некогда спросить. Редко Сергей ходит пешком от метро.
– Здравствуй, Сереженька, – улыбнулась ему Рита. – Как хорошо, что я встретила тебя. У меня примета: если первым попадется человек с ясными глазами – день будет хороший. Если с темными – очень плохой. А у тебя глаза, как небо.
– То есть черные или карие глаза – это плохо? – уточнил, как для протокола, Сергей. У его жены были карие глаза.
– Что ты! Хорошо! Я говорю про темные.
– Понятно, – задумчиво проговорил Сергей и собирался войти в подъезд.
Рита его остановила.
– Сережа, ты у нас все знаешь. А что случилось с Олей с третьего этажа?
– А что случилось с Олей? Я не все знаю.
– И я не знаю. Но она плачет всю ночь. И ее мама тоже. Я подслушиваю всегда под дверями, мне интересно. Им плохо. Ну, я пошла, мне некогда.
Сергей не имел привычки, желания и времени подслушивать под чужой дверью. Но поднялся пешком на третий этаж. Такие блаженные люди, как Рита, самые верные информаторы и свидетели. Они не лгут, не лукавят и чувствуют чужую беду. А беда там была. Оля не плакала, она громко стонала и поскуливала, что-то нервное и больное кричала ее мать, бывшая акушерка, теперь оставшаяся без работы, что-то гудел Павел, отец. Сергей открыл шире высокое окно на площадке и закурил. Не его было это дело, но когда жена рассказала ему о том, какую соседка Елизавета развила деятельность для того, чтобы Оля, студентка второго курса РУДН, попала на конкурс красоты, он подумал, что результат возможен печальный. Немножко не та семья, немножко не та девочка, и совсем не те люди стали проявлять к ней интерес.
Сергей посмотрел на часы. Семь утра. Они знакомы, конечно, не очень близко, лишь на уровне здравствуйте – до свидания. Звонить так рано в чужую квартиру он, конечно, не будет. Кроме того, что людям наверняка не до соседей, на нем все же это не всем приятное клеймо сыщика. И Сергей позвонил своему помощнику Никите. Тот просто зевнул в трубку.
– Приветствую тебя, Никита. Мороз и солнце, день чудесный. Мороз можешь вычеркнуть ввиду его отсутствия. А вообще благодать. Проснись и пой, мой друг. У тебя ненормированный рабочий день. Я, к примеру, еще не ложился. Взяли Терапевта, если тебе интересно. Спасибо за информационную поддержку. Короче, позвони своим информаторам-операторам. Мобильный телефон по такому адресу. Владелицу зовут Елизавета.
– Легко. Грохнула кого-то? Ты хочешь пригласить ее на явку с повинной?
– Ну, примерно. Потом, наверное, будет небольшая работа.
Никита перезвонил через пять минут.
– Елизавета Николаевна Калинина, по этому адресу. На нее оформлен телефон «Самсунг S5» пятнадцатого апреля две тысячи четырнадцатого года. Оператор «Билайн». Запомнишь или сбросить?
– И то и другое.
– Паспортные данные нужны?
– Нет, к тому же стою у нее под дверью, могу спросить. Ты, надеюсь, заметил, что это мой дом?
– Заметил и постарался деликатно не заметить. Вдруг что-то личное.
– Почти.
Сергей сохранил контакт и позвонил.
– Елизавета? Говорит ваш сосед Сергей Кольцов, шестой этаж. Частный детектив.
– Я поняла.
– Если вам понадобится моя помощь, сохраните телефон.
– Она нам нужна. Вы дома?
– У вас под дверью.
– Открываю.
Сергей вошел. Увидел заплаканное осунувшееся лицо Елизаветы, стройной женщины в джинсах-стрейч и в черной глухой водолазке. Из комнаты выглянул ее мрачный флегматичный муж Павел, который так много работает в трех параллельных местах, что домой приходит, можно сказать, на короткую побывку. Оля, их старшая дочь, с совершенно белыми от рождения волосами и небесно-голубыми глазами, задыхалась и скулила в своей маленькой комнатке, за закрытой дверью, которую Павел ей перестроил из кладовки. В квартире словно в воздухе застыло несчастье. Уж его-то Сергей видит и чует за версту.
– Оле плеснули в лицо уксусной эссенцией, – выдохнула Елизавета. – Мы были в больнице по «скорой», в той, в которой я работала. Ей купировали боль, сняли волдыри, подержали под капельницей, проверили зрение, вроде бы глаза не пострадали. В реанимацию меня не пустили. А Оля стала требовать зеркало, увидела… Ну, и… Сережа, она такой не будет жить. Так она сказала. Ее там не могли оставить ни на минуту, она вырывала капельницу, металась и кричала, чтобы ее выпустили. Мне отдали ее под подписку. Делать больше они ничего все равно не могут. Нужен пластический хирург. Нужно найти на него деньги. Нужно …все.
– Когда это произошло?
– В четверг. Прямо у нашего подъезда. Она возвращалась из тренажерного зала.
– Полицию вызывали?
– Да… Спрашивали у нее, кого она видела, кто мог… Никого она не видела, неужели непонятно?! Метнулась какая-то тень. Она не может ни о чем говорить.
– Вы кого-то подозреваете?
– Не знаю. Могли другие девчонки позавидовать из-за первого места. Мог какой-нибудь мужчина.
– Какой-нибудь или вы кого-то конкретного имеете в виду?
– Любой мог! – рявкнул Павел. – Те кобели, которые таскаются на эти выставки девушек. Они думают, что это витрина в борделе. Девчонки там ходят в купальниках! Я ничего с ними не мог поделать – ни с Олей, ни с Елизаветой. Так им хотелось победы на конкурсе красоты. А из него должно вытекать продолжение, так думают те, кто это затевает, и те, для кого затевают. Оля – домашняя, порядочная девочка. Может, кто-то приставал, может, она даже не поняла, а могла резко отказать. Вот и месть пришла. Теперь мы от нее ничего не узнаем. Был конкурс, нет больше красоты.
– Перестань, – заплакала Елизавета. – Что ты орешь? Оля все слышит.
– Да, Павел, – грустно сказал Сергей. – С обличением немного поздно. Давай сосредоточимся на другом. Вам надо спасать Олю, я подумаю о том, что делать мне. Я с вами.
– Но у нас нет денег, Сережа, – сказала Елизавета. – То, что есть… Сам понимаешь.
– Так я и не на работе. Дал себе выходные. Хозяин – барин. В общем, я домой, снимать копоть побед и поражений. Посплю немного. Если что-то вспомните, звоните. Или свистите. Я спущусь.
Сергей медленно поднимался по лестнице к себе. Значит, дело завели. Наверняка найдут мальчишку или мигранта, который скажет, что ему дали эту бутылочку и деньги, в лучшем случае найдут и того, кто дал… А он скажет, что его просили… И так до тех пор, пока у следствия не кончится время и терпение на это, по сути, рядовое и нерезонансное дело. А Оля, возможно, останется действительно изуродованной. Она только сделала первый шаг к своим женским победам. У нее даже мальчика нет. Семья очень порядочная, правильная. Оля еще маленькой нянчила младшую сестру, учила ее ходить, щебетала вокруг нее, как ангел. Всем улыбалась, со всеми здоровалась. Теперь… Теперь возможен любой поворот. Без красоты красивая девочка, женщина может действительно отказаться от жизни.
А в это время где-то за всем будет наблюдать Синяя Борода и потирать свои руки-убийцы. Убийцы красоты. Составлять список следующих жертв. Они могут оказаться даже покладистыми, даже корыстными и не гордыми, как Оля. Но это их не спасет. Коллекционеры и маньяки неисправимы.
Сергей открыл дверь, страстно желая посмотреть в глаза жены, которая ему обрадуется, примет как воина, поможет в этом деликатном деле с Олей. Ей виднее, как помочь девочке. Но в прихожей стояли сын Олежка и две счастливые собаки – Май и Лана.
– Папа, – радостно сказал Олег. – Наконец, ты пришел. Мы замучились ждать. И мама до тебя не дозвонилась. Она вечером уехала в деревню к бабушке. Та заболела. Оставила тебе записку.
– Да, день задался, сынок. Где послание мне?
– Вот. – Торжественно, как гонец, Олежка вытащил листок из нагрудного кармана.
«Дорогой, у мамы обострение. Я поехала. Если не справимся дома, поедем в больницу. Буду звонить. Крепко целую. Твоя Н. П. С. Если будет время, загляни, пожалуйста, к соседям на третьем этаже. Квартира слева. С Олей случилась беда».
Вот такая жена. «Твоя Н.» – и это признание в любви и верности. Больше она и не скажет никогда. Он и так знает. Он и так чувствует. А вечером и ночью было не до того, чтобы позвонить или хотя бы включить телефон. И про Олю написала. Олежка у них уже взрослый. На него можно положиться, если Сергей задержится.
– Ну, что же, братцы-кролики. Давайте встречаться, обниматься, питаться… Далее по списку.
И все, как по команде, бросились с ним обниматься. Без этого трудно не хотеть подохнуть иногда. На совместную прогулку Сергея все же не хватило. Олежек повел собак, он помыл посуду, покурил и стал уговаривать себя поспать. И тут в дверь позвонили. Сергей практически не сомневался в том, что это Елизавета.
– Заходите, Лиза, – сказал он. – Что-то вспомнили?
– Я не забывала, – ответила Елизавета, шагнув в квартиру. – Я, старая идиотка, во всем виновата. Оля так хотела на этот конкурс. Я сначала ее пыталась отговаривать, Паше с самого начала не нравилось. Но узнала условия. Там взнос, там плата за занятия, на дизайнера, стилиста, наряды… У нас нет таких денег. Оля как-то сникла, когда я ей это сказала. Если бы меня не сократили… В общем, переживала я, многим, наверное, рассказала. И позвонил Рафаэл, может, ты его знаешь. Сказал, что он главный спонсор этого конкурса для студенток. И что его фирма все оплатит. Олю знал еще ребенком. Живет в нашем районе. Я должна была подумать про бесплатный сыр в мышеловке… Но я полиции ничего не сказала. Даже о том, кто платил. Если он ни при чем, то получается практически ложный донос. А человек хотел как лучше. Говорил, потому что Оля – это солнышко… Я ее так называю.
– Понял, Лиза. Надо думать. Человек известный и уважаемый. Что ничего не отменяет. Перед сомнениями все равны. Вы сориентировались по врачам и суммам?
– Этим и занимаюсь.
– Сообщите, пожалуйста. Грядет мой честный гонорар, омытый моей не менее честной кровью. Может, будет в помощь.
– Да ты что! Я тебя нагрузила, мы уж с этим сами справимся.
– Ты грузила частного детектива, который сам грузиться рад, а я говорю о поддержке соседа. Складчина. Так положено, я знаю.
– Ну, раз ты знаешь, – Елизавета почти улыбнулась. – Я побежала к Оле, Паше уходить.
Сергей закрыл за ней дверь. Рафаэл.
Конечно, он его знает, Рафаэла Абаляна. Как его не знать? Человека коварного, настойчивого и сильного. Он достиг немалых успехов в науке, но времена изменились. Ученый – это не тот, которому грозит стать хозяином жизни. А он хочет быть хозяином. Стал открывать интересные фирмы, в коммерческой деятельности которых с бухты-барахты не разберешься, спонсорство научных учреждений, продвижение ученых, контроль над их работами, в результате бизнес с необозримыми перспективами. И по факту много рабов – от рядовых ученых до академиков. И вот для разнообразия стал устраивать конкурсы красоты. Сергей четко увидел его внешность. Как-то раньше не было повода рассматривать, знакомство шапочное. Но видел, отложилось изображение. Невысокий, совершенно лысый мужчина, немигающие глаза за толстыми линзами очков. На кого-то смахивает сильно. Ну, на кого? На Берию похож, как пел Высоцкий. Мог так страшно пасть? Мог. Стопроцентно. Когда дела идут так, как хочется, когда хочется держать все под контролем, может появиться сладкая мысль – гасить маленькие солнышки. Дать немного посиять, расчистить для них небосвод, а потом погасить. И чтобы жили без него, уже погасшими. Или не жили. Версия номер один.
Сергей еще немного походил по квартире, тут пришло с прогулки семейство, выпало счастье со всеми поговорить, все узнать. Ребенок и собаки рассказывали новости по-разному и одинаково. Потом выяснилось, что кончились сигареты, захотелось пива, и Сергей вышел из дома. У подъезда оживленно судачили о чем-то соседки. Тут к гадалке не нужно ходить: говорят об Оле.
– Сереженька, – бросилась к нему Рита. – Вот ты нам расскажешь, что случилось с Олечкой, да?
– А что случилось с Олечкой, Рита? Ты просила, я зашел, спросил. Все нормально. Проблема со здоровьем, но она решаемая.
Он хотел сказать, что у семьи Оли проблемы с деньгами, что нужно бы скинуться по-соседски. Но отчетливо увидел, как все эти тетки тихо развернутся и уйдут с непроницаемыми лицами. А среди них есть вполне состоятельные. Бедная одна Рита. Вот она и начнет шарить по своим растянутым карманам в поисках какой-нибудь купюры. Найдет вряд ли. «Так что не пошли бы вы, – завершил свою организаторскую мысль Сергей. – Обойдемся».
– Странно вообще-то, – сказала одна соседка. – Я видела полицию. Олю увозила «скорая». Сережа, ты зачем из нас дур делаешь?
– Значит, я не в курсе. А что, других проблем в доме нет? Знаменательных событий? Я как-то выпал из всех тем, а жена уехала.
– Есть, – радостно сообщила Рита. – Лидия Петровна из первого подъезда гуляет с Андреем Анатольевичем из второго. Ей восемьдесят четыре года, ему восемьдесят один. Он ей читает стихи. Он сам пишет. Я тоже пишу стихи.
– Я видела ее с этим старикашкой, – прошипела Зинаида, мать долларовой миллионерши из Хьюстона. – Ужас!
– Почему ужас? – удивилась Рита. – У них такие белые волосы, у Лиды были такие светлые глаза. Сейчас она носит темные очки. Чтобы ничего не видеть.
– Но у него есть жена, Рита! – зашлась в праведном гневе Зинаида.
– У Анны Карениной тоже был муж, – сообщил Сергей.
– Но там другой возраст! – Зинаида зеленела на глазах.
– Ну, тут уж как кому повезет, – невозмутимо заметил Сергей. – Кого-то и поезда обходят.
Он убил ее, завистливую Зинаиду. И подумал, насколько серьезна версия номер два. Зависть. И, к сожалению, тут нельзя ограничиться только соперницами по конкурсу. Те как раз побоялись бы в первую очередь. За себя. У них впереди другие конкурсы. Зачем так рисковать, даже если они полные злыдни? Это может быть кто угодно. К примеру, тихая и смиренная в поступках Зинаида. Которая всегда знает, как надо, покупает мешками лекарства, чтобы глушить свою зависть ко всем. У нее дочь-миллионерша, конечно. И вообще нормальная девушка, третий богатый муж-американец. Но она не побеждала на конкурсе красоты. У нее никогда не рассыпались по плечам белые-пребелые волосы, не сияли так глаза, ее не называл солнышком совершенно посторонний олигарх. И никто на нее не подумает, если она кому-то заплатит, чтобы тот кому-то заплатил… и так раз пятнадцать. А дом большой. И всех соседей Сергей даже не знает, хотя живет здесь с детства.
Нет, Зинаида отпадает. Никогда не решится на очевидное и разоблачаемое в идеале преступление. Да и ненависть к девочке все же, наверное, исключена. Это неправильно даже по ее раскладу. Не любит, конечно, но не может подумать о таком…
И тут возникла другая мысль. Третья классическая версия – месть. Оле могут так отомстить бывшие одноклассницы или однокурсницы. Придумать такую казнь, а потом разъехаться на каникулы. Просто так. Чтобы не была такой. Оля, как и положено девочке не такой, как все, невольно держится особняком. Сверстники подобного не прощают.
Есть и еще, возможно, более серьезная версия. Кто-то мстил не девочке, а Елизавете.
Елизавета работала акушером на «скорой». Ее сократили в целях экономии. Экономии на жизнях. А на чем еще? Предложили написать заявление о переходе на должность медсестры. Это не такая уж большая разница по деньгам, но для серьезного, узкого профессионала просто человеческое унижение. Сергею рассказывали, что теперь на роды дома, на улице, в машине – в острых условиях – выезжает фельдшер, специалист широкого профиля, акушерство в его образовании – это капля в море по сравнению с тем, что знает и умеет такая опытная и умеющая Елизавета. А она сидит дома. И, говорят, ей звонят с этих экстремальных родов, и она консультирует по телефону бесплатно.
Это тяжелая профессия. У самого умеющего акушера есть процент смертей. И кто-то мог обвинить ее. Так обычно и бывает. И смотреть, как растет у нее самой чудесная девочка, как поступает в институт, как побеждает на конкурсе красоты. Чье-то сердце могло не выдержать этой последней капли.
В общем, полиция, конечно, кого-то найдет, если будет искать. Но опередить ее и поставить перед фактом своей ущербности – долг частного сыщика, который живет в подъезде с жертвой преступления и не таскается винтить мирных людей за плакаты: «Миру мир». Не отвлекается от миссии.
– Здравствуйте, Сергей, – раздался рядом мелодичный женский голос.
– Добрый день, – ответил Сергей, понимая, что, к своему стыду, понятия не имеет, кто такая эта добродушная соседка, поскольку держит на поводке явно бывшеприютского полуовчарика. – Прошу прощения, не помню вашего имени.
– Вы меня не знаете, – рассмеялась симпатичная блондинка. – Меня зовут Лариса, живем мы в одном доме, наверное, всю жизнь. Просто я училась в английской школе в центре. Потом училась за границей. И вообще, я не Шерлок Холмс, чтобы меня все знали. Гулять стала рядом с домом, когда вот это чудо притащила из приюта. Он – Стив.
– Очень приятно познакомиться с вами обоими.
– Стиву тоже приятно с вами познакомиться. С вашими собаками, сыном и женой он уже знаком. Я на минутку вас задержу. Ждала, пока разойдется наш бабий профсоюз. Не хотела при них. Я знаю, что с Олей, вы, конечно, тоже, раз Рита сказала, что ходили к ним. Я видела, как это случилось. Метнулись из-за угла две фигуры. Вроде бы подростки, могли быть худые взрослые парни. Не рассмотрела… Как их теперь друг от друга отличишь? Джинсы, черные кофты с капюшонами. Если бы знать. И тут Оля подходит. Я хотела с ней поговорить, Елизавета просила меня помочь ей с английским. Из-за меня, получается, они успели. Оля не сразу закричала, я не сразу поняла. Пока звонила Лизе, в полицию, мерзавцы исчезли. Но я смогу, наверное, узнать. Теперь смогу. Знаете, я спокойный и мирный человек, но меня трясет по ночам. Я что-то вспоминаю… Как мне кажется. Когда Олю привезли из больницы, она шла и закрывала лицо руками. Не упала, потому что ее вели Лиза и Паша. Как тяжелого инвалида вели. Такого ребенка.
– Спасибо. Это все очень важно, Лариса. Пишу ваш телефон, сохраните, пожалуйста, мой.
– У меня еще одна просьба. Лиза – очень гордая. Я как-то позвонила, хотела помочь. Она резко так сказала: «Мы сами справимся. Побираться и просить ни у людей, ни у государства не будем». Но они сами не справятся. Точно знаю. Нужно много денег. У них нет. И потом я могла бы написать знакомым за границу, чтобы что-то посоветовали. Сережа, не могу придумать, как предложить помощь, чтобы не отказались. Я их понимаю, для них сейчас важно, чтобы информация не распространялась. Дело в том, что я сейчас получу гонорар за перевод. Мне одной столько не надо.
– Такие сумасшедшие гонорары? – улыбнулся Сергей.
– Не сумасшедшие, конечно, просто есть возможность помочь, – серьезно сказала Лариса.
– Решим. У меня такая же ситуация. Но я, воспользовавшись авторитетом Шерлока Холмса, уверен, он меня простит за это, кажется, убедил Елизавету в том, что есть святое слово «складчина». Соседям она отказать не сможет. Если поверит, конечно, что от чистого сердца. У вас со Стивом явно тот случай. Тогда до связи. Я сообщу, как помочь.
Сергей двинулся дальше. Еще мотив. Характер Елизаветы. Гордые и независимые люди нравятся не всем. Многим хочется их увидеть негордыми и зависимыми. А уж государству… Без вопросов. Правда, оно на одну Олю размениваться не станет.
Сергей позвонил Никите.
– Работаем, дорогой. Ты рад? Не сомневался. Задача, как всегда. Оставить с носом ментов. Это значить – помочь человеку. Бедной красивой девочке. В общих словах… И сбрасываю телефон прямого свидетеля. Она сможет опознать преступников.
Сергей дошел до магазина, купил пива и сигарет. Удачно сходил. У него ведь есть такие свидетели, как Рита и Олежка, который гуляет с младшей сестренкой Оли, часто и с Олей. Вдруг кого-то и что-то заметил. Исполнители должны были изучать Олин распорядок. Рита будет полезна там, где нужны не ум и не память, а как раз загадочное подсознание блаженного человека, который видит часто больше других. И сама Оля, конечно. И Рафаэл Абалян.
И Сергей начал работать по своему плану, который выстраивался сам по себе, и уже светились какие-то знаки. Начал работать верный Никита, ему здорово дается рутинная работа, а проще – рытье по «земле», как называют свой участок опера. Начала работать и Лариса, которая нашла знакомых, они нашли других знакомых, и выяснилось, что вскоре в Москву приезжает известный пластический хирург из Испании. Знакомые Ларисы, как и их знакомые, прониклись историей красивой девочки Оли, предложили помощь из разных стран. Временами это был, как сказал удивленный Паша, – «крупняк». Они уложились.
С описания Ларисы и началась дорожка к парочке заезжих парней, которые снимали квартиру неподалеку. По этому описанию их узнали другие люди. В доме рассказали, что ребята без работы, а на что-то живут и даже выпивают. Они сами ничего и не скрывали, раз попались. Сказали только, что им эту бутылочку и деньги дал незнакомый человек. Они думали, что это «типа вода». «Типа напугать». Продвинутые такие ребята.
Когда Сергею разрешили навестить Олю, она была еще в бинтах, только глаза синели из них. Они синели не тоскливо, не безнадежно. Она могла говорить. Конечно, Оля не представляла себе, кому могла настолько не понравиться. «Таких нет», – считала она.
– Может, случайные хулиганы? Может, они не знали, что в бутылке? Может, выпили? – она спрашивала с надеждой. Мысль, что у нее есть враги, была для девушки невыносима.
– Возможно, – отвечал на все вопросы Сергей.
И очень осторожно затронул тему Абаляна.
– Оля, это касается и Рафаэла. Не исключено, к примеру, что кто-то хотел опорочить его конкурс. Это уже бизнес. Нужно говорить все как есть. Какие отношения, что ты думаешь о нем, не сказал ли он чего-то странного или важного?
– Если вам что-то покажется подозрительным из того, что я скажу, вы его арестуете, что ли?
– Ты как маленькая, честное слово. Я в принципе никого не имею права арестовать. Я просто частный сыщик. А ты моя соседка. Мне нужно в этом разобраться, чтобы не арестовали как раз невиновного, чтобы кто-то еще не пострадал, как ты.
– Рафаэл… Он мне не очень нравится. Я его немного боюсь. Он так резко и громко разговаривает. Но мне кажется, что он хороший человек.
– Именно с тобой он так разговаривает?
– И со мной, и со всеми другими девушками.
– А когда вы оставались одни?
– Мы не часто бывали одни. Он вызывал меня, когда ему не нравились мои платья или танец. Менял стилистов и дизайнеров. Но как-то сказал… Мне стыдно это рассказывать, но если для того, чтобы невиновных… И чтобы не пострадали… Он сказал: «Я тебя так люблю, моя девочка. Я буду любить тебя вечно».
– Что-то за этим последовало? Ты уж меня прости.
– Ничего. Я убежала.
– Почему ты считаешь, что он хороший человек?
– У него есть дочка. Она с матерью живет от него отдельно. И девочки, которые ее знают, говорят, что мать не разрешает им видеться. Так вот он купил этой дочке щенка самой красивой собаки – японской акиты-ину и назвал ее ЯПП. Это значит: «Я – папин подарок». А дочке не разрешили взять собаку. Она осталась у Рафаэла. Он ее любит.
– Понятно. Хорошо. Спасибо. Ты будешь опять красивой. Мне так сказали, я узнавал. Слушай врачей.
Когда он ушел, Оля стала звонить, звать медсестер.
– Дайте мне что-нибудь. Мне больно. Я не могу плакать. Мне нельзя. Сделайте мне укол, я хочу спать…
Она сказала Сергею неправду. А правду никто не узнает, если сам Рафаэл не расскажет. В тот раз он не сразу выпустил Олю из кабинета. Он стоял на коленях, старый, лысый человек, у него упали его толстые очки, он трогал ее пальцы на руках, целовал ее балетки. Он говорил, что сделает все для нее, что она будет самой любимой и богатой. Потом стоял, несчастный и как будто сразу заболевший. «Если это рассказать, Рафаэла сразу посадят в тюрьму», – думала Оля. Она его страшно жалела. Но она… Она не могла отогнать мысль, что Рафаэл мог так ее не выпустить дальше. Выпустить из своего кабинета и закрыть путь в будущее. Для нее это значит – потерять красоту. Он знает.
К этому времени Сергей уже позвонил следователю, который вел дело о нападении на Олю.
– Здравствуйте, Николай Иванович. Кольцов, частный детектив, беспокоит. По делу Ольги Калининой. Как успехи?
– Здравствуйте. Не понял, у меня появился новый контролирующий орган?
– У вас появился бескорыстный информатор и сосед Ольги Калининой. Если есть время, примите, пожалуйста, исполнителей данного преступления. Они сознались под неопровержимыми доказательствами. Их опознали свидетели. С ними к вам подъедет бутылочка с половиной содержимого уксусной эссенции, той самой. Ребята бережливые. Оставили для следующего заказа.
– То есть они сами ко мне едут?
– То есть их везет мой помощник. Уже втащил за шиворот в машину. Контакты опознавших свидетелей, они же мои соседи, будут у помощника.
– Интересное кино.
– Не то слово. Честь имею, ваш Кольцов.
– Имей, – сказал майор. – Если подтвердится и по моему разумению, скажу спасибо.
А Рафаэл Абалян позвонил Сергею сам.
– Сергей Александрович, извините, что беспокою. Но мать Ольги Калининой, пострадавшей после моего конкурса красоты, отказывается со мной общаться. Запрещает навещать Олю. Я просто обязан компенсировать их расходы на лечение.
– Это Елизавета дала вам мой телефон?
– Нет. На свете не один частный детектив. Вы занимаетесь этим делом. Вы вхожи и в дом Калининых, и к Оле в клинику.
– Не возражаете, если я подъеду к вам?
– Не просто нет. Давно жду.
– И я жду. Вашего приглашения. Застенчивые мы люди – менты.
«До чего странный этот Рафаэл Абалян, – думал вскоре Сергей, сидя по другую сторону огромного, массивного, дорогого, но аскетичного стола. – Конечно, «не странен кто ж», как говорится в «Горе от ума», но не в такой же степени. И горе тут не просто от ума, а от какого-то…»
Ну, что тут придумывать нежные эпитеты – от ума ненормального. Изощренного и четкого, циничного и наивного, прямолинейного, как долларовая купюра, и парящего, как перо райской птицы. Если по-простому, по-ментовски, то псих обыкновенный. Для бизнеса и в каком-то смысле для науки – то, что нужно. Цепкий и зоркий, несмотря на очки-лупы. Или благодаря им. С конкурсом красоты вышел большой перебор. Какая-то пружинка разлетелась со звоном.
– Вот, – показал Рафаэл на стопки документов в аккуратных папках. – Здесь распечатки всех финансовых документов по конкурсу красоты.
– Зачем? – поинтересовался Сергей.
– Для проверок, обысков. Допускаю, что случай с Олей был чудовищной выходкой конкурентов.
– У вас были конкуренты на этом поприще?
– Не у меня. Они просто уже были. Здесь тоже мафия, как во всем. Мне могли дать понять, что я забрался на чужую территорию.
– Почему именно Оля Калинина?
– Потому что я нужен в бизнесе. У меня есть своя территория, на которую пока не посягают. Высокий уровень. Не грабеж, не отмывание, не спекуляция. А с этим меня остановили. Почему именно Оля?.. Она первая, она лучшая, она – мой личный выбор, мое финансовое вложение… И, не знаю, она наверняка это расскажет, когда сможет. Но я обещал ей вечную любовь. Другой у меня уже быть не может.
«Неплохой ход, – подумал Сергей. – Даже отличный. Даже великолепный. Всех конкурентов по этим конкурсам не перетрясешь, да и бесперспективное это дело. Его отношение к жертве обозначено веско: вечная любовь, которая никак не вяжется с уксусной эссенцией. Оля – девушка, как показало обследование. А результат операции все еще неясен. И долго будет неясен. И наступит момент, когда родственники Оли будут вынуждены обратиться к нему за помощью. Их семье никогда не будет под силу то, что, возможно, предстоит».
– Есть небольшое логическое несоответствие в вашей теории. Люди, которым нужны вы в вашем бизнесе, и люди, которые занимаются подобными конкурсами, – это разные люди. Тем, кому вы помешали на этом конкретном поприще, вы никогда не понадобитесь на другом.
– Возможно, вы правы. Не буду спорить. Хотя в том, что я сказал, тоже есть резон. Нужно уродовать не меня, меня куда уж… Нужно скомпрометировать дело. Поставить знак «опасно». А в целом я к нападениям всегда готов. Я – не блондинка двадцати годов, – Абелян расстегнул свою безрукавку, сделанную из чего-то бронезащитного, и продемонстрировал Сергею ряд внутренних карманов. Вооружен он был, что называется, до зубов. И не снимал экипировку даже в помещении.
– Это ближе к возможным мотивам, – согласился Сергей. – Вы привлекали кого-то к финансовому сотрудничеству в организации конкурса?
– Да. Список в этой папке. Это проверенные не в одном деле люди. Среди них нет подозреваемых. Здесь есть даже мой бывший одноклассник и земляк. Мы вместе приехали из Еревана. Учились в разных вузах, потом пути немного разошлись, потом сошлись в коммерческих проектах. Ервант Григорян. Остальных тоже знаю не год, не два, многих даже не десять. Как чувствует себя Оля?
– Нормально. Врачи говорят, все в режиме. Оперировал пластический хирург из Испании.
– Я в курсе. Пытался расплатиться и с ним. Он сказал, что вопрос решен с родственниками. Но реабилитация, восстановление… Я могу держать с вами связь?
– Конечно. Разрешите мне посмотреть этот список? Наверняка у вас есть и список организаторов.
– Все здесь, в одной папке. Можете взять, у меня по несколько экземпляров. Всегда копирую документы в нескольких экземплярах.
– Спасибо. Честь имею, – сказал Сергей.
По дороге домой думал в машине.
«Эк тебя угораздило. Каждый документ в энном количестве экземпляров, а девушка понадобилась одна. И нужна даже в испорченном виде. Или именно в испорченном. Только для лысого человека в очках-линзах она по-прежнему будет красивой. Не дай бог».
Сбор досье на спонсоров и организаторов конкурса был трудоемким, детальным процессом, потребовалась, конечно, помощь Никиты. Рафаэл однозначно тоже проверял этих людей перед тем, как пригласить в проект. Это не те деятели, от которых за версту несет: «Все на продажу». В жюри тоже не было ни бандитов, ни любителей срывать цветы. Откровенных. Это профессионалы и серьезные финансисты, что не исключает, конечно, массы «но». Приз победительницы – учеба в Кембридже. Что как-то ограничивает и круг подозреваемых конкуренток. Не всем потянуть такой приз. Может, и никому его не потянуть, кроме отличницы Оли, для которой, вероятно, все и затевалось. Сергей путешествовал исключительно по этим «но». Смотрел снимки и ролики конкурса. Увеличивал каждое лицо в жюри и зале во время выступлений Оли. Он ждал от себя щелчка интуиции. Иначе в этом не разобраться в ближайшее десятилетие. И только в одном месте прозвучал не щелчок. Его ослепил мощный прожектор.
Сергей набрал полную грудь воздуха и попросил помощи хакерской гвардии Никиты. И он получил то, что хотел. Переписку Ерванта Григоряна с врачами. Беда в том, что бывшего одноклассника, партнера и приятеля Рафаэла Абаляна Сергей взялся проверять в последнюю очередь. И у него было самое чистое и ясное досье… Можно не успеть. У Рафаэла свои сыщики.
И тревожная сирена выла в ушах Сергея весь его путь до дома, где живет Ервант Григорян. А начиналось все так невинно. Он посмотрел в профиль двадцатилетней дочери Ерванта на Фейсбуке. У Лии Григорян вместо фотографии на аватарке красовались три тюльпана – красный, желтый и белый. И на страничке было много цветов, котят, роликов с записями разных певцов. Немного странный выбор для богатой дочки известного коммерсанта. Лие нравились напряженные, печальные, тревожные мелодии. И даже мелодии ухода. Например, песни золотого голоса Франции Грегори Лемаршаля. «Почему я живу? Почему я умираю? Почему я смеюсь? Почему я плачу?» Этот мальчик умер от тяжелейшего заболевания в двадцать четыре года. Он отказался от пересадки легких, которая спасла бы ему жизнь, чтобы сохранить свой небесный голос.
Друзья Лии знали, что она практически не выходит из дома, судя по комментариям. Кто-то в одном месте задал вопрос о диагнозе. Ответила не Лия, а ее виртуальная подруга. Назвала сложные медицинские термины, большинству ничего не сказавшие. Во всяком случае, люди деликатно сделали вид, что не знают. А это «заячья губа» и «волчья пасть». Расщепленное небо. Ад и боль для человека и его близких. Начинается с рождения. В какой-то степени до конца. Хотя, разумеется, Ервант делает для дочери все возможное… В самой дорогой клинике хакер и нашел карточку Лии Григорян.
А последняя запись на странице Лии: «Вчера Ольге Калининой, победительнице конкурса красоты «Красавице – будущее» плеснули в лицо уксусной эссенцией. Теперь она урод». И все. В этот день и в это время никаких сообщений о происшествии еще не появилось. Новость вышла через день, в перечне криминальных событий.
Консьержка пустила Сергея по удостоверению, он сказал, что у него дело государственной важности. Безотказная формулировка. А дверь квартиры оказалась открыта настежь. Потому что все произошло прямо в холле. Сергей опоздал.
На полу головой к порогу лежал Рафаэл, продолжая сжимать в обеих руках по пистолету. Которые не успели выстрелить. Бронезащитная безрукавка была чистой. Как и светлая рубашка. Крови не было. Пулевое отверстие устроилось между бровями, пуля легко пролетела по изощренному и доверчивому мозгу крепкого финансиста, павшего от несчастной и несбывшейся последней любви. Глаза без очков-луп смотрели в свое, теперь совершенно ясное и беспрепятственное будущее открыто и беззащитно. Хорошо стрелял его друг Ервант Григорян.
– Я был в молодости снайпером, – сказал Сергею высокий сутулый человек с яркими, больными карими глазами и желтоватым лицом. Он был готов к тому, что за ним придут. Стоял рядом с телом жертвы и держал в руках пистолет.
– Зачем вы это сделали? – спросил Сергей.
– Рафаэл предупредил меня по телефону, что придет убивать. «Мы – мужчины. И ты не убежишь. Можешь защищаться», – сказал он. Он такой простак, этот Рафаэл. То ли думал, что я не буду защищаться, то ли для него это дело значило больше жизни. А мне нужна жизнь. Такая проблема. Я даже из тюрьмы буду держать свою семью. Я смогу. Как смог выполнить желание дочери. Нет, она меня не просила. Вся ее жизнь – это желание увидеть красоту с собою рядом. Лия – урод. Моя прекрасная деточка – урод, которого я мучаю двадцать лет. Ей тянут проволоки сквозь щеки и небо, а мое сердце покрывается струпьями. Не нужно было Рафаэлу приходить к нам с кучей огромных портретов этой Оли, не нужно было вешать растяжки напротив наших окон и балкона Лии, не нужно было проплачивать такую яркую, такую жестокую рекламу с этой Олей. Я, конечно, не знал, что это так надолго. Думал, они когда-то действительно исправят все бесследно, я увезу Лию, Рафаэл перестанет цеплять по всему свету изображения Оли. Моя дочь плакала день и ночь. Слезы разъедали ей душу. Ей нельзя. Если бы никто не врал… Мы бы не мучили так ребенка. Пусть бы она жила такой, как родилась. Но они рекламируют только успешный исход этих чудовищных операций. Я очень быстро понял, какой это риск и в целом обман. Должны сойтись многие условия: беспроигрышные лекарства, безупречная стерильность, самые надежные материалы, сильный иммунитет. И талантливые руки врачей и сестер. Это сходится не часто. Но они скрывают процент смертей. Для них это бизнес. Что было у нас не так, так нам и не сказали. Все свалили на отсутствие иммунитета. А какой иммунитет может быть у крошки, которую победит любая инфекция? Она и победила. Операций было много, в том числе и переливание крови. Спасали уже жизнь. А инфекция разъедала то, что они соединяли своими проволоками. Проникла сквозь расщепленное небо, разрушила хрящи носа. Девочка не могла есть… Мы не могли жить. Когда стало ясно, что жизнь Лии спасли, мы были счастливы. А она выросла и стала говорить, как она несчастна. Это вынести очень трудно. Я хотел, чтобы в ее жизни была победа… Хотя бы над Олиной красотой. Я не думал, что это очень серьезно, потому что у жены всегда запас этой эссенции, она разводит и добавляет в соленья. Даже не надевает перчатки, не боится, что обожжет. У нее в кладовке и взял. Мне нашли какого-то отморозка по мелким преступлениям. Он сказал, что цепочка такая – не найдут.
– Где ваша семья?
– После звонка Рафаэла я отправил их на дачу. В полицию только что позвонил. Едут. Я сначала подумал, что вы как раз из полиции. Теперь вижу, что вроде нет.
– Я так. Между. Между людьми и полицией. Сохраните мой телефон, сейчас наберу. Сергей Кольцов, частный детектив. Я вас найду. Надо защищаться. Вот теперь надо защищаться.
– Как Оля?
– Поправляется. Вот и топот правоохранителей.
– Вы останетесь?
– В качестве кого?
– В качестве свидетеля, что именно я убил.
– Дело не настолько сложное в смысле доказательств, чтобы им иметь такого свидетеля. Держитесь, Ервант.
– Спасибо. Я в порядке, Сергей.
«Как же это все? – думал Сергей. – Когда придет предел насыщения человеческими страданиями, чтобы на них не отвлекаться? Чтобы все было просто. Вот преступник, вот жертва. Искал – поймал. Сложил дважды два – прокурор потребовал срок. Ты доволен. Ты же искал. Опоздал – не опоздал, это уже не суть. Искал ведь преступника по делу Оли, а не убийцу Рафаэла, первого подозреваемого».
Сергей оставил машину в своем дворе и пошел в магазин за продуктами. Утром приедет жена. На душе было как-то муторно. Сергей шел по белым буквам: «паркетчик» и телефон. Куда ни свернет, эта надпись на тротуаре. Красками, фломастером, цветными мелками. Какой непринужденный и навязчивый сервис. А в спальне Май вскрывает паркет. А под ногами просто валяется паркетчик. Не взглянуть ли? И он позвонил по указанному телефону. Надо сходить. Может, какой-то маньяк так женщин ловит? Ему ответил невыразительный мужской голос:
– Да, делаю все с паркетом. Если вы в том районе, где написано, можете подъехать, договоримся.
Назвал адрес. Оказалось совсем рядом. Сергей позвонил по домофону в названную квартиру. И ему открыл дверь радостный клоун в колпаке!
– А я не паркетчик! Шутка.
И залился безумным смехом. Сергей вошел в прихожую. Посмотрел на полку с краской в тюбиках, на цветные мелки и фломастеры.
– То есть ты не баб так ловишь?
– Нет! Всех! Прикалываюсь.
– И никто не бил?
– Нет! Только один хотел, но передумал. Некоторым нравится. Смеются.
– А знаешь, старик, – сказал задумчиво Сергей. – Может, и неплохое дело ты себе придумал. Прикалываться.
Он взял с полки самый яркий мел и вышел на улицу. Дошел до места под фонарем, где объявление приколиста было написано самыми крупными буквами, и приписал внизу еще крупнее: «ЭТО НЕ ПАРКЕТЧИК. ЭТО КОЗЕЛ. ЧЕСТЬ ИМЕЮ, С. К.».
Родители Оли отказались от иска против Ерванта Григоряна. Это было решение Оли, с которым согласились родители. Оля стала опять красивой. Только печальной.
«Она теперь похожа на дождь», – сказала Сергею сумасшедшая Рита.
