Глава 11
Стронгхолд на обратном от хозяйства Осипова пути прет на большой скорости, а я лег на заднем сиденье, вспоминая подробности встречи.
Осипов располнел, хотя в школе жирдяем не считался, были намного жирдяистее, но сейчас да, раздался, похож на сельского попа, которому не нужно ходить на светские балы, а ряса любое пузо прикроет.
Разговор про старые шалости был недолгим, я видел, что жаждется перейти к чему-то серьезному, и Осипов, в самом деле посерьезнев, пояснил, что его дело не в самой фирме, доставшейся ему от отца, а в земле, на которой она стоит. Участок в самом деле стоит миллионов сорок, а можно продать и за сорок пять, но наехали некие крутые фирмы, изобретательно вогнали в копеечный долг, а теперь хотят отнять якобы за неуплату долга его землю.
Я предложил дать денег в долг, Осипов объяснил, что те не берут деньги, вроде бы просрочил, им нужна эта земля, и уже пошли в ход угрозы.
Сейчас он готов продать фирму с землей кому угодно, только бы не тем сволочам. Но народ притих, что-то знает, или их строго предупредили, так что у него безысходка.
Я обещал подумать, он умолял решиться поскорее, я снова пообещал, но сейчас терзаюсь за свою дурость – ну кто меня за язык тянул? Почему не могу отказаться? Я же демократ или не демократ?.. У нас все равны, а это значит – каждый за себя, один Бог за всех. За неимением Бога вроде бы закон, хотя закон у нас обычно спит…
Стронгхолд заложил крутой поворот, я поднял голову, а-а, уже ворота нашего поселка, а там дальше уже поднимается ярко-красная крыша моего коттеджа…
Во дворе девушка-подросток бегает наперегонки с толстой ящерицей. Ворота участка распахнулись, когда Яшка догнал ее и, тяжело прыгнув на спину, повалил лицом в траву.
Она хохотала и отбивалась, а когда повернулась лицом в сторону подъезжающего стронгхолда, я увидел ликующую мордочку Леонтии.
Я вылез почти рассерженный, во всяком случае старался нагнать в себе это недоброе чувство, даже нагнести, и почти получилось.
– Как тебя сюда пропустили?
Она лучезарно улыбнулась.
– Ой, ты чего такой сердитый?.. Юную девушку в коротком платьице и за рулем архейджа последней модели с открытым верхом как не пропустить?
Я сказал зло:
– Надо звякнуть начальнику охраны. Пора уволить весь нынешний состав и набрать адекватных.
Она сказала легко:
– Перестань, какая от меня может быть опасность?
– Любая, – заверил я твердо и со знанием дела. – Или ты не самка?.. Хотя вообще-то с виду пока еще не.
Она чуть-чуть надула губы, уже знает – с мужчинами нельзя пережимать и переигрывать.
– А еще автомобиль моего отца все ГАИ знают.
– Здесь не ГАИ.
– А отслужившие свое полицейские, – сообщила она. – Перестань… Посмотри, какой у тебя просто бесподобный Яшка. Видишь, какие толстые лапы?.. Он вырастет еще!..
– Он да, – ответил я, – а ты?
Она сказала, подлизываясь и делая виноватое лицо:
– Мы с Аней тебе такой обед приготовили… Пойдем в дом, милый.
– Чего? – спросил я, сразу зверея. – Чтоб этого слова больше не слышал!
– Как скажешь, милый, – ответила она послушно. – Все, как ты пожелаешь. Ты мужчина! Лучше знаешь, что нам, женщинам, надо.
Злой, я пошел к дому, а она прижала Яшку к груди и засеменила сзади, то ли как бы не успевая за моими широкими шагами, то ли изображая каноническую Фатиму, символ идеально покорной женщины.
Но меня не надуешь, я сам надуватель еще тот, надувательство вижу издали, хотя здесь ее хитрости даже льстят, вон как мной дорожит и боится, во всем слушается, страшится рассердить… как же, вот так я и поверил, словно народ какой!
– Отнеси Яшку в его гнездо, – распорядился я, а когда она послушно усеменила в дальнюю комнату, сказал шепотом: – Аня, где король?
Аня тут же вышла из стены, еще объемная голография, но улыбнулась и через мгновение показалась в дверном проеме уже в своем гуттаперчево-нейтридном теле.
– Там же, – ответила она еще тише. – Надежно изолирован, никто не найдет. Комната закрыта, дверь я убрала вовсе. Так что готовить?
– А я знаю? – огрызнулся я. – Мне все равно, мужчины не перебирают. А кто делает вид, что разбирается в еде, либо брешет, либо не мужчина.
– Максималист, – сказала она с удовольствием. – Экстремист!.. Я не думала, что ты чуточку бунтарь. Раньше таким не был…
– Откуда знаешь, каким я был?.. Тебе всего неделя от роду!
Она хитро сощурила глаза.
– Я знаю о тебе больше, чем ты сам. Начиная с момента, как ты оказался самым шустрым из сперматозоидов… так тебе сказал начальник отдела кадров? Да-да, он вел запись, она в облаке, я все прочла, просмотрела твой блог, твиттер, инстаграм, все имейлы и записи вечеринок, ты и не знал, что твои дружки тайно все записывали…
– Придурки, – сказал я зло.
– Еще какие, – согласилась она. – Знал бы ты, как тебя комментят между собой в личках!.. Может быть, давай их всех поубиваем? Нет?.. Ну ладно, пойдем, а то твоя шмакодявка на кухне пожар устроит.
– Что еще от женщин ждать, – сказал я. – Как хорошо, что ты не женщина.
Она посмотрела с некоторым подозрением.
– А кто?
– Ты выше, – заверил я. – В тебе все женщины мира…
– Ого, – сказала она довольно.
– Но это так мало, – уточнил я. – Ты же верная и преданная, какими были женщины в древних легендах, что давно и неправда. А нам, самцам, так важно, чтобы верная и преданная… Мы тогда о-го-го, горы свернем!
– А зачем их сворачивать?
– Да так, – ответил я, – по дурости. Цивилизацию, какую отгрохали мы, не построить ни по уму, и по логике. Обязательно должна быть дурость, безумие, дикие мечты, всякая нелепая хрень… а теперь вот-вот вломимся в сингулярность так, что всю посуду там побьем!
Леонтия на кухне, как ни странно, разобралась моментально, командует, жарит, варит и печет, довольная и с румяными щеками от частого заглядывания в духовку.
Я с подозрением посмотрел на Аню. Без ее разрешения Леонтия и свет над плитой не зажгла бы, но Аня с превеликой надменностью задрала нос, она здесь ни при чем, это девочка сама вот такая умненькая…
Я тайком от Леонтии показал ей кулак. Похоже, отдает Леонтии предпочтение перед Мариэттой, хотя та намного эффектнее, но по каким параметрам квантовый мозг строит свои расчеты и как приходит к тем или иным выводам…
– Я сделала саксербер, – заявила Леонтия с торжеством. – Через пять минут будет готово! Здесь нужна долгая выдержка в духовке, так положено. Аня у тебя молодец, у нее под рукой все ингредиенты. Вы двое пока мойте руки и садитесь за стол.
– Ане нельзя, – буркнул я, – ее замкнет, а я защитный слой микробов смою, кто меня защитит?
Они обе ответили в один голос:
– Мы!
– Точно сговорились, – сказал я. – Преступный сговор налицо. А Яшке лапы мыть?
– Я ему уже положила в мисочку, – сообщила Леонтия. – Слышишь, бренчит?.. Доедает. Значит, вкусно было. Я умею готовить вкусности!
– Ух ты, – сказал я, – это два раза попасть пальцем в тачпад? А то и три?
Аня сказала, как бы защищая Леонтию:
– У нас голосовое управлению плитой и всей кухней. Девочка сразу же все освоила!
– Да, – согласился я, – голосок у нее еще тот. До сих пор в ушах этот визг… Это и есть саксербер?
Леонтия с торжеством поставила на середину стола широкое блюдо с чем-то, напоминающим большой пирог с румяной корочкой, но пахнет почему-то шашлыками и жареной рыбой.
– Это, – подтвердила Леонтия. – Начинайте.
– А ты? – спросил я с подозрением. – Вернешься, а мы два трупца?
– Кусочек Яшке отнесу, – сообщила она.
– Яшка тоже хороший, – предупредил я, – отравится – тебе не жить!
Она в изумлении вскинула не по-детски густые и широкие брови.
– Ты его тоже любишь?.. Здорово. Я думала, ты только себя.
Саксербер в самом деле нечто непривычное, хотя, как мне казалось, все блюда окончательно сформировались еще где-то во времена Римской империи, а потом только переизобретались и назывались по-разному.
Однако саксербер, продукт высоких технологий и точнейших дозировок почти не встречающихся в природе продуктов, оказался в самом деле… съедобным.
Всю прелесть вкуса, конечно, я оценить не смог, я мужчина, а не эстетствующий гурман-импотент, которому больше не в чем подчеркнуть свою значимость, как не в перечислении вкусностей, которые ел, вин, которые пил, и дальних мест, где бывал туристом, не при дамах будь сказано.
Но пирог съели быстро и с аппетитом, Леонтия намешала нечто в стаканах, якобы полезное и энергетическое, на вкус вроде простого деревенского кваса, ну да ладно, молчу, а то заклюют умники, которым больше не в чем выказать себя дартаньянами.
Аня сообщила, что ей надо скачать важный апгрейд, и церемонно удалилась, оставив нас за столом вдвоем.
Леонтия, по-детски пригнув голову к столу, проводила ее долгим взглядом.
– Она что, в самом деле скачивает апгрейды в особой комнате?
Я отмахнулся.
– Шутишь?.. Она глава клана, играет в Archeage-3, я ей дал свой аккаунт, а сам все никак не соберусь, никогда бы не подумал…
– Какой сервер? – спросила она жадно.
Я погрозил ей пальцем.
– Нет уж, нет уж…
– Ну скажи!
– Ни за что, – сказал я твердо.
– Ну что за тайны?
– Знаешь, – пояснил я, – малолетки прут толпами драться и общаться, драться и общаться, а вот люди опытные и взрослые…
– Это ты опытный и взрослый?
– Я играю с семи лет, – сообщил я с достоинством. – Уже набегался и надрался, теперь просто получаю удовольствие в том мире. Не хочу еще и там встречать знакомых, которых знаю как соседей или коллег. К тому же личное часто переносится в игру, кто-то будет высматривать, как меня подстеречь и подстрелить…
– Ладно, – сказала она милостиво, – не говори, трус. Но я не стала бы тебя убивать даже там. Ты меня спас, как я могу тебя прибить даже в игре? Хотя иногда и хочется.
Я чувствовал, что обязательно заведет об этом разговор, тут же парировал:
– Не пытайся меня поймать, я вьюн скользкий. Вас спас спецназ… или кто-то там, мне даже неинтересно насчет того, спасли или нет ваших звезд шоу-бизнеса и порноиндустрии. Мне что футбол, что секс на сцене – все равно не совсем мое призвание.
Она быстро зыркнула хитрыми детско-взрослыми глазами.
– Но ты же балдел от футбола!
– Уже нет, – сообщил я. – Что-то и как-то быстро переболел. Сам удивляюсь.
– Ух ты, – сказала она пораженно. – А чем сейчас болеешь? Мужчины не могут быть равнодушными. Отец говорит, равнодушный мужчина – не мужчина.
– За судьбы мира болею, – буркнул я. – Мира и прогресса. Чё смеешься? А я как раз всерьез. Как пенсионер какой дореволюционный. Политикой интересуюсь и этой, как ее… ага, экономикой!
Она притихла, спросила шепотом:
– И… что-то уже делаешь?
– Как пенсионер?
– Но ты же не пенсионер!
– Не поверишь, – ответил я, – но в самом деле что-то делаю. Как не пенсионер.
Она взвизгнула восторженно:
– Ой, что будет, что будет!.. Ты же такой, всего добиваешься. Вон как меня ловко добился, я и ахнуть не успела. И охнуть… И пикнуть, как ты меня всю дефлорировал, хотя я жутко стеснялась…
– Ну-ну, прессе расскажи, они такое любят.
Она сказала по-детски твердо и непререкаемо, как уверенный в себе подросток, что все на свете уже знают, все испробовали и во всем разочаровались, не найдя смысла бытия:
– Но ты явился меня спасать! Это судьба! Знак свыше, как говорили в твое старое дикое время.
– Судьба, – буркнул я, – это тоже дикое старое время. Сейчас все знают о квантовой неопределенности.
Она спросила с детским любопытством:
– А чё это?
– Дуреха, – сказал я авторитетно, – был век каменный, потом железный, атомный, а сейчас век квантовой неопределенности… Человек и сам не знает, что сделает в следующую минуту, а ты хочешь от меня каких-то обязательств?.. Да ты хоть про кота Шредингера слышала?..
– Нет, – ответила она честно и посмотрела на меня чистыми детскими глазами, – а что это?
– Не знаю, – сообщил я, – но что-то такое не такое, потому почти символ нашего времени, как раньше был кот ученый на дубе том. Был тот кот, а теперь этот. Такое, значит, на свете ничего определенного, ничего прочного, ничего понятного!
– Да насрать мне на какого-то чужого кота, – заявила она, – я собак люблю и твоего ящеренка. Мы с Яшкой тебя любим верно и преданно!
– Ага, а умчалась на яхте с наркоманами.
Она сказала виновато:
– Там были и вовсе непьющие, тот же король футбола Капульдо, потом Педриллио, взявший первое место на «Евровидении», и еще с десяток таких звезд… А я сидела в своей каюте и зубрила.
– Ого, – сказал я. – Такое даже мне не по зубам. А на хрена?
– Тебя хотела удивить, – ответила она честно, судя по ее уже женским брехливым глазам, – заодно поступить, когда школу закончу, в Калифорнийский на биологический, там лучший в мире факультет генетики… Я хочу, чтобы ты мною гордился!
– Уже горжусь, – ответил я. – Так горжусь, что зубы ломит. И морду лица перекашивает.
– А ночью судороги? – спросила она деловито.
– Уже!
– Значит, – ответила она, – буду спать с тобой. Прослежу, помогу, приму меры.
– Не надо, – сказал я. – Боюсь я твоих мер.
– А что? – возразила она. – Я своему хомячку клизму ставила! Сразу выздоровел.
– Я что, хомячок?
– Значит, клизма должна быть побольше… Ой, нельзя меня душить, я еще несовершеннолетняя!.. Вот вырасту, тогда души, имеешь право. Пойдем поедим?
Я в испуге потряс головой.
– Снова?
– А что, мужчины всегда готовы есть, так мне старшие подруги сказали.
– Ни за что. Еще отравишь.
– Я буду пробовать из твоей тарелки, – предложила она.
– А я потом есть с твоими слюнями?
Она сказала печально:
– А я бы все за тобой доедала… Даже тарелку вылизывала!
– Этого счастья, – напомнил я строго, – удостоен только Яшка.
Она обхватила меня, прижалась, как лоза к дубу, а я дуб еще тот, сказала твердо:
– Да мне насрать, что с миром делается! Мы устоим в твоем хаосе квантовой неопределенности!.. Кстати, отец уверяет, что тебя там и близко не было, а яхту освободил кто-то другой.
Я ответил ей в макушку:
– Разумеется. А как иначе?
Она чуть отстранилась, всматриваясь в меня огромными расширенными глазищами подростка.
– Как скажешь. Это мне послышалось. Я вообще-то что-то часто стала слышать твой голос. Даже разговариваю с тобой.
Я спросил с подозрением:
– И что за хрень несу?
– Разную, – сообщила она и робко улыбнулась. – Но такую противно правильную, будто старик какой. Нужную как бы.
– Не слушай, – буркнул я. – Живи, как твое… общество.
Она тяжело вздохнула.
– Ну как тебе вдолбить, что это только один раз… и то от обиды!
– Ну да, – ответил я. – Ты, конечно, не виновата.
– Нисколько, – заверила она. – Давай не будем указывать пальцем на того, кто виноват. Не хочу ссориться, хотя ты этого всеми силами добиваешься, используя мужское превосходство, но я держусь и не сдамся… хотя мы оба знаем, что мужчина отвечает за свою женщину!
– Так то за свою, – ответил я с холодком. – А ты и близко к моим не стояла.
– А теперь постою, – сказала она примирительно. – Пусть с самого краешка…
– Ты с краешка не останешься, – определил я. – Потому ты там, я здесь. Или наоборот, если хочешь.
Она сказала послушно, хотя и печальным голосом:
– Как скажешь, ты же мужчина, а мужчина всегда прав. Скажи мне только, в Калифорнийский или в Оксфорд поступать?… Может, в МГУ, там сейчас все призы на олимпиадах берут?
Я отшатнулся.
– Чего?.. Мне-то какая разница?
Она сказала поспешно:
– Нет-нет, вовсе не хочу спросить, с каким образованием хочешь жену! Просто доверяю твоему суждению. В какой скажешь, туда и пойду. И вообще пойду, куда скажешь.
– Еще чего, – сказал я твердо. – Зачем мне эта ответственность?
– Милый, – сказала она чарующим сладеньким голоском, но увидела мое лицо и осеклась, – это я о Яшке, о Яшке!.. Яшка у тебя такой милый, такой славный… Совсем как его папа. Или ты его мама?
– И мама, – отрезал я, – и папа, и еще не знаю кто, теперь сосед бывает важнее, ты же слыхала о трех родителях? А вот ты пришей козе баян. Или бантик, не помню.
– Что хочешь, милый, – заверила она, – то и пришей!.. Я же такая покорная, такая послушная!.. Как ты и хотел…
Я в испуге отступил на шажок.
– Это я что-то хотел?.. Да лучше на виселицу!.. Мы вам суфражизм, феминизм и эмансипацию всобачили не для того, чтобы вы нам на шею сели и ножки свесили!
– Я легкая, – заверила она. – Если хочешь, еще похудею… но тогда у меня сиськи точно не вырастут.
– Нет уж, – решил я твердо по-мужски. – Настоящий мужчина чем угодно пожертвует, только не вашими сиськами.
– Буду отращивать, – пообещала она преданно, – все, как скажешь! Ты же видишь, какая я послушная?
Мне послышалось, как в стене хмыкнула Аня, точно не пропускает ни слова. Уже не просто записывает и анализирует, но просеивает и подвергает сомнению. Люди, оказывается, не такие уж и безошибочные, а это как раз и ведет к первому шагу к захвату власти искусственным интеллектом.
Не потому захватят, что людей надо истребить, как соперников, а потому, что так будет лучше для людей, если их истребить.
Она приподняла руку, смешно понюхала у себя под мышкой.
– Ой, я приму душ, можно?
– Можно, – буркнул я. – Только не устрой там пожар.
– В душевой?
– Ты сможешь, – сказал я вдогонку. – Тебе тоже все удается.
Она умчалась, выиграв еще несколько минут, неочемные разговоры не могут продолжаться вечно, а уходить не хочется.
Я проводил ее взглядом, напоминает загнанного в угол мелкого зверька, которому отступать некуда. Ему безумно страшно, но помощь не придет, надо драться, а силенок мало…
Отец все-таки взваливает на нее слишком много. Сын и то мог бы согнуться, а девчонки так и вовсе создавались природой для других целей, ныне мощно отрицаемых мировым феминизмом, а вот мужские роли далеко не всегда по плечу.
В стабильных обществах такие женщины могут рулить на любых уровнях, но у Крамера совсем не стабильный бизнес в том плане, что постоянно сталкивается с серьезными вызовами, которые зверски преодолевает… но сможет ли их преодолевать Леонтия?
Похоже, потому у нее вид постоянно защищающегося зверька, которого хочется взять на руки, но страшно, такой и грызануть может, сам не понимая, что делает.
Вообще-то ноша человека оказалась слишком тяжела, мужчины уже не могли, как атланты, держать небо на плечах, кости трещат и связки рвутся, и с великим стыдом вынужденно призвали на помощь женщин, которые до того времени мирно занимались хозяйством за их широкими спинами и вязали крючком теплые свитера.
Для того мужчины и придумали феминизм, а затем сделали вид, что женщины в жестокой борьбе отвоевали права работать жестоко, не знать отдыха и личной жизни, терять женственность, но зато технический прогресс пошел, и пошел, не останавливаясь…
Сейчас уже выдыхаются и женщины, плата слишком высока, но сингулярность наконец-то почти рядом, можно вползти в нее на последнем издыхании… это и будет окончательная победа, ради которой все затевалось, начиная с возникновения в океане первой капельки жизни.
Из стены донесся тихий голос:
– Твой партнер по косплею уже готов. Можно будить. Конечно, он в таком виде почти не годен, но для вашего косплеизма вполне… У вас же там половина больных, а вторая – нездоровых?
– Тогда сегодня и отправимся, – сказал я.
Она сказала чуточку ехидно:
– Но ты его дурацкие доспехи швырнул в мусорку. Пойдет голым?
– Да, – признался я, – запаниковал, поспешил… Придется распечатать что-то похожее.
– Из пластика? – спросила она деловито. – Или нужен чугун потяжелее?.. Вы же реальники!
– Сойдет и пластик, – заверил я. – Только с виду должен смотреться, как древние доспехи… Примерно такие, какие на нем были. Жаль, уже не помню.
– Я помню, – ответила она и, посмотрев на меня с прищуром, проговорила многозначительно: – Я все-е-е помню…
– Да женюсь, – сказал я торопливо, – женюсь!.. Но не сразу и не целиком, а поэтапно, как уже сказал. Участками. Поступательно, как двигается вся наша цивилизация. Где прямо, а где зигзугами, как сказал Ленин насчет шага вперед… Это что, доспехи?
На стене напротив меня вспыхнул широкий экран, где Аня, не показываясь, быстро пролистнула страницы каталога косплейных товаров. Никогда бы не подумал, что на свете столько помешанных на этом деле, наконец она укрупнила изображение панциря, примерно такого, что хоть и попроще, был на Астрингере.
– Этот?
– Да, – согласился я. – Только добавь жесткости.
– Хорошо, – ответила она послушно. – В пять раз легче его предыдущего, а пробить можно только снарядом из танкового орудия и выше.
– Прекрасно, – сказал я. – Цвет оставь тот же, кольчугу удлини на ладонь.
– Под доспехи рубашку или свитер?
– Рубашку, – сказал я. – Но потолще, чтобы амортизировала. И чтоб не пачкалась, а пот тут же разлагала на составляющие…
– Современные стандарты? – переспросила она. – Хорошо, так еще проще. Пояс?
– Пояс уцелел, – напомнил я. – Хотя, думаю, стоит его заменить. В новый вмонтируй маячок. И пару отделений со снотворными и болеутоляющими. И одно со стимуляторами. Сапоги уцелели, а штаны… Штаны где?
– Испачкались кровью, – пояснила она, – а стирать такое примитивное изделие из натуральной кожи долго и сложно.
– Отправила в мусорку?
– Да. Но сейчас создам такие же, никто не увидит разницы. Только грязеотталкивающие.
– Действуй, – велел я. – Ты у меня прелесть, Аня. Жена – это не постель, жена – это…
– Это я, – досказала она гордо. – Твоя школьница уже закончила мыться, сушится. Сейчас выйдет.
Я сказал быстро:
– Хорошо. Иди на кухню, приготовь три большие чашки кофе. С гренками.
– Хорошо, – ответила она послушно, ничуть не удивившись, что снова кофе, хотя только что пили, и что должна готовить собственноручно. – Через минуту будет готово.
– Да, – ответил я. – Прекрасно. Мне минуты вполне достаточно.
Назад: Глава 10
На главную: Предисловие
