Глава 8
Я выстрелил ему в сердце, но он продолжал смотреть на меня угасающим взглядом, а я пробежал вдоль стены, напряженно прислушиваясь, что впереди за углом и сзади, но просматривая, и что за стеной.
И ничего, что вижу только голубоватые тени, у спецназа в очках ночного видения вообще зеленые, противно, словно за тритонами в болоте наблюдаешь, звуки тоже громче и объемнее, мозг и по ним торопливо складывает картинки, но высокое искусство пусть идет в жопу, жизненно важно знать, кто идет в мою сторону или хотя бы стоит с автоматом в руках на посту впереди.
Конечно, этот гад соврал, что я уже убил человека со взрывателем. Даже если бы убил, никто в такой большой группе не даст взрыватель только одному. Тот может попасть под пулю снайпера, и вся затея рухнет.
Обязательно взрыватель есть и у мерзавца, что не показывается наверх, а лишь прислушивается к тому, что творится на судне…
На двенадцатом этаже заложники только из числа команды, обслуживающего персонала и приглашенных музыкантов, танцоров и прочей шелупони, однако именно детки миллиардеров где-то в другом месте…
Если не на самом верху, то на первой палубе, так подсказывает интуиция, а все промежуточные палубы – они и есть промежуточные. Это как в высотном доме верхние этажи ценятся за элитные пентхаусы, а нижние за возможность разместить офисы, магазины или прочие аптеки.
Прислушиваясь и присматриваясь, я пробрался к отдаленному лифту, перед ним чисто, торопливо вызвал кабинку, а пока та сползала на самый низ, трусливо оглядывался по сторонам, как единственный в лесу заяц, где полно лис и волков.
Да и в самой кабинке трясся насчет пассажиров, могут подсесть по дороге с двенадцатого этажа на первый, в любом доме или офисе обязательно подсядут…
…Но здесь, к счастью, местные заперты в залах, а сами боевики каждый на посту и следят неотрывно за причалом, где решается их судьба, судьба всех заложников и, возможно, существование гордой группы «Копыта Бурака».
Интуиция у меня хреновая, не женщина все-таки, а если по логике, то главный гад со взрывателем должен находиться либо на первой палубе, либо вообще под нею, чтобы ни снайпер, ни ворвавшийся спецназ не смогли застрелить раньше, чем он нажмет красную кнопку.
Яхту проектировали и строили мужчины, захватили сейчас тоже мужчины, так что я должен ориентироваться здесь хорошо, все-таки среди своих с точки зрения эволюции.
Пробирался чуть ли не на четвереньках, как американский спецназ, до чего же не люблю это унизительное положение, хоть и спасает жизнь, мне бы в полный рост, как офицеры из дворян впереди наступающего строя…
Ага, вот двое за дверью, вижу только голубые силуэты, можно бы прострелить стену, но главный гад может услышать выстрелы, вдруг да нажмет кнопку.
Я сделал пару коротких, но мощных вздохов, насыщая кровь кислородом, с силой ударил в дверь ногой и ворвался, стараясь двигаться как можно быстрее.
Один получил удар в горло и отшатнулся, закашлявшись, второй промедлил на секунду, разворачивая ствол автомата, а я, чувствуя как вхожу в это дикое состояние плохо контролируемой ярости, сам сделал короткий шаг навстречу и успел ударить в висок раньше, чем он успел опустить палец на курок.
Второй с силой смазал меня кулаком по плечу, а я в ответ шарахнул его в стену с такой силой, что с хрустом черепной кости по голубому металлу брызнули струи ярко-алой крови.
Первый все еще медленно опускался на подгибающихся ногах, я ухватил его за горло, сжал, с наслаждением глядя в вылезающие из орбит глаза, а затем с силой ударил головой о стол.
Вообще-то, как говорят, зачем биться головой в стену, когда об угол гораздо эффективнее, но стена вот она, и когда ты в ярости, то голова не голова, а гнилой арбуз.
Тяжело дыша, я быстро оглядел распростертые тела. Похоже, не просто тела, а уже иная категория, то есть трупы. Никогда не думал, что понравится рукопашка, да еще такая… негуманная. Отвратительно мерзко, гадко… и так сладостно, когда чувствуешь себя сильнее и знаешь, что можешь бить очень сильно и очень больно, ломая кости и разбивая головы.
«Винтовка создает власть», – сказал великий Мао, а сила, как вижу, провоцирует жестокость и желание решить проблему легко и быстро, не прибегая к помощи закона, потому что самый правильный закон, конечно же, в наших руках. А как иначе, если мы самые лучшие и правильные?
«Не язви, дурак, – велел я себе. – И так понятно, что лучше и правильнее во всем мире именно я».
Первый все же шелохнулся, здоровый и живучий, гад, с трудом раскрыл глаза, уже мутные, никак не рассмотрит то, что над ним нависает.
– Ты… кто?
– У кого пульт? – потребовал я шепотом.
Он прошептал:
– У доблестного Сархана, сына Улуг-заде, внука Теймураза… Тебе его никогда не увидеть…
– Понятно, – сказал я, – он где-то в самом центре этого судна? Защищен со всех сторон?
– Понимаешь, – ответил он шепотом, – твоя смерть будет на этом корабле…
– Плохая из тебя бабка Ванга, – сказал я. – И вообще верю только в науку, которую Всевышний создал себе и людям на щасте… Аллах акбар!
– Аллах акбар, – ответил он и закрыл глаза.
Я сдавил ему горло, прислушиваясь к звукам на корабле, подержал, пока не ощутил, что он уже входит в сад к гуриям, быстро-быстро перебежал через длинную прихожую к дальней двери.
Голоса доносятся едва слышно, голубые силуэты за стеной почти не меняются в цвете, то есть боевики не передвигаются. Всего пятеро, двое, судя по их позам, сидят и что-то делают руками, еще трое не двигаются, из них двое по сторонам комнаты на ногах, а последний вроде бы сидит за столом или чем-то еще, нижняя часть туловища смотрится светлее…
Рискнув, я чуть-чуть приоткрыл дверь, готовый в случае чего ворваться и палить из обоих пистолетов, сердце мое дрогнуло и надолго замерло от ощущения полнейшего бессилия.
В глубине комнаты, окруженный боевиками с автоматическими винтовками в руках, по-хозяйски расположился в глубоком кожаном кресле крупный и толстый, из тех, кто не бывает на мелких ролях, видно по тому, как сидит, как смотрит, как вокруг него держатся его подчиненные.
Но я с тоской смотрел не на самого вожака, а на обмотанный скотчем кулак с зажатым в нем пультом дистанционного управления. Это для надежности, чтобы не было соблазна отпустить даже на мгновение. Закончится операция благополучно, скотч отдерут, а нет…
Даже если всажу пулю прямо в лоб, а это от двери рискованно, у короткостволов слишком большой разброс, он все равно может нажать на кнопку чисто механически. Одно судорожное сокращение пальцев отправит всех нас в огненный ад…
Как-то нужно подойти, но этот гад все предусмотрел, расположился за дальним столом. По бокам двое боевиков с автоматами в руках, еще двое командиров помельче рангом расположились рядом. Один жадно ест из консервной банки, второй с видом барана перед новыми воротами рассматривает чертеж корабля, наверняка этого.
Я поправил платок на лице, ну чем не боевик, по телу прокатился жар, мне самому показалось, что нос у меня удлинился и стал крючковатым, а это значит, вошел в приятную и мужественную роль террориста, уже хорошо.
Не теряя драгоценные секунды, я распахнул дверь и вошел уверенно и с беспечной улыбкой.
Боевики тут же подняли стволы автоматов, у меня похолодели внутренности, как только представил, как живот пронизывает поток горячих стальных пуль, однако автоматы тут же опустились, а вожак сказал недовольно:
– Что там на судне?.. Вроде какой-то шум был?.. Почему Абдул-бей не приходит, он мне нужен…
Я улыбнулся, пошел к нему, разводя руки. Боевики еще не насторожились, но вожак на то и вожак, мигом ощутил нечто неладное, чуть приподнялся.
– Стой там! – велел он резко. – Что там случилось?.. Отвечай!
Я сосредоточился, представляя пулю в середине этого туго замотанного скотчем образования, сказал медленно:
– Крупный калибр… бронебойно-зажигательная…
– Что за…?
В его ладони, почти целиком закрытой широкими блестящими лентами, коротко и страшно блеснул огонь. Сухо треснуло, окровавленные клочья ладони и фаланги пальцев разбросало по комнате вместе с каплями крови.
Вместо обмотанного скотчем кулака с зажатым детонатором остался кровоточащий обрубок кисти. Вожак в болевом шоке, ничего не соображая, остолбенело смотрел на искалеченную руку и раскуроченный пульт, а в мои ладони смачно впечатались рукояти тяжелых пистолетов.
Две первые пули ударили в головы парней с автоматами, пока оба остолбенело смотрели на руку вожака, и они упали на пол, не успев даже сообразить, что случилось.
Тот, который доставал пальцами мясо из консервной банки, закричал:
– Это чужак!
Он и второй, что с картой, ухватились за автоматы, я выстрелил в обоих с короткой дистанции. Одному пришлось сделать контрольный, первая пуля снесла часть черепа, но как-то уцелел и даже пытался ползти, хоть и вслепую.
В коридоре топот множества бегущих ног, я задержал дыхание, сконцентрировался и продавился сквозь тонкую переборку на другую сторону, а там торопливо присел за перевернутыми кверху днищами шлюпками.
Свежий морской воздух, чайки кричат злобно и визгливо, а я остро сожалел, что я великий стратег, но не тактик, те точно и умело продумывают каждый шаг, такая мелочность сейчас пригодилась бы больше.
Даже не особо вслушиваясь, чувствовал, какая тревога по ту сторону стены, а это значит – действовать нужно предельно быстро.
Вот только сердце колотится, как у пойманного зайца. Как будто это хилое применение магии, всего лишь пулю создал на расстоянии пяти шагов, выкачало половину моих сил.
Даже пистолеты оттягивают руки, будто держу гири, это моя трусливая суть старается увильнуть от опасного экшена.
Надо, напомнил я тому себе, который сейчас как никогда хотел бы уйти от любой ответственности, тем более опасности, и вообще спрятаться с головой под одеялом… Надо!
Сцепив челюсти, я поднялся на нетвердых ногах и, выпрямившись, пошел вперед, держась как надо, а не как хочется и жаждется. Те, кто поступал, как хочется, так и остались на деревьях и в пещерах, а мы создали этот мир…
Навстречу красиво и глупо выскочил боевик с платком, закрывающим и глаза, палец на спусковой скобе «калашникова» последней модификации. Я ощутил на себе его пылающий священной ненавистью взор, а пальцы уже будто сами по себе давили на спуск, и в черепе стучит только одно слово: «пуля», «пуля», «пуля»…
После какого-то выстрела ослепляющая ярость наконец ударила в голову. Жар во всем теле скакнул к уровню ядра Солнца. Весь в огне, я медленно двинулся сквозь плотный, как вода, воздух вперед, стреляя, стреляя и стреляя, но со стороны это было так, словно промчался спринтер.
Рукояти пистолетов в ладонях едва слышно вздрагивают, а когда-то едва мог удержать после адской отдачи, сейчас сам чувствую себя так, что еще чуть – и смогу увидеть, как летят пули.
Кто-то прокричал с верхней палубы:
– Вот он!.. Хайдыр, заходи левее, он там, у левого борта!..
– Там его не видно! – прокричали совсем близко.
– Он там, я видел!
– Тогда брось туда гранату…
Я уверенно-торопливо проскочил узкое пространство коридора до ближайшей двери, ворвался, готовый палить с обеих рук, но пусто, что-то служебное, стол и пара стульев, аппаратура…
Взгляд упал на стену, там в укрытии спрятанная аппаратура, путаница проводов, словно монтировал нечто сложное любитель. Я всмотрелся и почти сразу понял, что да, молодец Легольс. Хозяин судна ведет скрытую запись изо всех кают и вообще по всему судну, чтобы понаслаждаться перверсиями гостей, но гости тоже не лыком шиты в таких делах, не раз попадались, каждый носит с собой глушилки, создающие помехи не только видеозаписям, но даже микрофонам.
– На помехи есть свои помехи, – пробормотал я. – Ну-ка…
Первой мыслью было забрать хард и просто швырнуть все хранилище в воду, но все же рискованно, могут заметить, потому хард вытащил и сунул в карман, в коридоре уже крики и топот ног, кто-то заорал, что сейчас бросит туда гранату, всем отойти…
Я поспешно продавился на другую сторону тонкой переборки. В ту же секунду в оставленном помещении грохнуло, там в стенку вонзилось множество осколков, с этой стороны вздулись бугорки, а в двух кусочки металла даже высунули острые клювы.
На яхте уже крики как с верхних палуб, так и снизу, где служебные отделения, я побежал вдоль стены, чтобы не достали выстрелами сверху.
Навстречу выбежал боевик, лицо закрыто платком, но в глазах ярость, я выстрелил из обоих стволов, он медленно завалился на спину, но придавил скобу и не отпускал, автомат бил нескончаемой очередью, пока я не подбежал и не вышиб ногой из крепко сжатой ладони.
Еще трое выскочили навстречу, меня еще не увидели, но открыли огонь, это непрофессионально, зато эффективно, я откатился под укрытие, а оттуда, отслеживая по движущимся изломанным теням на отполированной, как зеркало, стене корабля, сделал несколько прицельных выстрелов.
Грохот выстрелов умолк, но слышнее стали крики, как сверху, так и с обеих сторон.
Теперь даже мне виден непрофессионализм этих фанатиков. Смерти не страшась, выскакивают прямо под пули, презирая гибель и не дорожа этой гребаной жизнью.
Я сам в ярости, хотя и нет никакой злости, просто ярость схватки, где упоение в бою и смерти мрачной на краю, стреляю и чувствую всей ликующей плотью, как тяжелые горячие пули рассекают их тела, разносят головы, и люди кричат от боли и падают, еще не зная, что уже убиты…
Где наиболее знатные и ценные заложники, уже вижу – за вход в ту дверь идет ожесточенный бой. Боевикам бы ворваться и расстрелять хотя бы из автоматов, но я прицельно отстреливаю всех, кто пытается пробежать довольно длинную дистанцию к двери этого шикарного кинотеатра.
Я пинком распахнул дверь, навстречу пахнула волна дорогих духов вместе с запахом животного ужаса. Визгливо завизжали мужчины и женщины, у нас равноправие, еще сильнее прижались носами к полу, чтобы и не видеть эту ужасающую, надеюсь, мою фигуру в дверном проеме.
Я заорал страшным голосом:
– Оставаться на местах!.. Террористы все, но вы ждете эвакуистов!.. Никто не пострадает!.. Повторяю, никто не пострадает!
