Глава 2
Наверное, если он и не владеет портом, то часть акций принадлежит ему точно. Начальство любого ранга, как только слышит, что это и есть Крамер, почтительно кланяется и уступает дорогу.
В диспетчерской комнате многолюдно по случаю такой непростой ситуации, нервный гомон со всех сторон, много военных высшего уровня, судя по знакам различия. Хотя от них меньше всего толку, настоящее дело делают, как всегда, обычно те, чьи погоны никто не видит.
Выбравшись на небольшую веранду, я поднес к глазам добытый Крамером бинокль, все равно не понимаю, почему этот линкор называется яхтой, хотя и размеры те же, и корпус из той же марки стали, а то и лучше, все-таки строить линкоры – дело государственное, но и сэкономить можно, а потопят – не жалко, а яхта для себя, любимого…
Впрочем, как уже убедился на опыте, толщина брони для переноса значения не имеет. Только расстояние в счет да еще точное представление места, а вот с этим туговато, на яхте никогда не был и даже не представляю, что там и как.
В диспетчерскую вбежал человек в униформе простого и даже совсем простого работника порта, прокричал, захлебываясь словами:
– Террористы потребовали… они потребовали, чтобы мы выключили глушилки!.. У них не работают мобильники!
Начальник порта, поколебавшись, ответил тяжело:
– Это не в наших силах. Президент, так и передайте, велел установить зону электронных помех, чтобы его соперник по выборам не узнал детали этой операции раньше, чем ему сообщат от президента.
Переговорщик вытаращил глаза.
– Думаете, проглотят?
– Должны, – заверил тот. – На Западе все подлые, обманывают друг друга, это знают во всем мире.
– Хорошо, – ответил переговорщик. – Постараюсь убедить, что снимем… чуть позже. У нас же все идет не сразу к президенту, а по ступенькам.
– Вот-вот. И по ступенькам спускается обратно. Медленно спускается. Бюрократы и все такое…
Переговорщик кивнул и вышел, я слушал краем уха, сам перебирал заклинания, которыми меня щедро снабдил Рундельштотт, что я говно какое-то, ничего нет пригодного для жизни и подъема сельского хозяйства, ну совсем ничего…
Разве что могу изменять внешность, но, блин, это как все у меня, разве что на пару минут, а потом снова вылезет моя прекрасная и высокодуховная харя.
В роскошной туалетной комнате я долго и неторопливо мочился, выжидая, пока от раковины отойдут двое ленивцев, на их место почти подбежал, заклинание уже готово, быстро-быстро и очень тщательно проговорил, держа в памяти лицо Фицроя, здесь его не знают, к счастью для них…
В зеркале появился красавец, мужественное лицо с выдвинутой челюстью, симметрично расставленные веселые глаза… и тут же все исчезло, блин, какие пара минут, десяти секунд не прошло!
Когда я вышел из туалетной комнаты в коридор, Крамер уже стоит в конце у лестницы.
– Придумал что-нибудь?
Голос полон нетерпения, даже подрагивает, как туго натянутая струна, я ответил осторожно:
– Да, в этих местах думается лучше всего, однако здесь шумновато, ничего в голову взамен не лезет…
Он сказал с надеждой:
– Может, посидишь наверху, там у директора отдельный сортир?
– Не с чем, – ответил я. – А просто так – профанация. Лучше пройдусь, как перипатетик, они все на ходу мыслили, а как останавливались, все забывали. Потому Греция и уступила Риму, что никогда не останавливался, пока его не остановили другие. Это я скромно о наших предках…
Он угрюмо смолчал, не давая мне вывести из состояния перманентной тревоги, а я тихонько вышел, постоял снаружи, рассматривая, как в толпе разномастного люда шныряют силовики, на ходу отдавая распоряжения в верхнюю пуговицу модного костюма, как бестолково, но с подчеркнутой молодцеватостью передвигаются пожарные расчеты, готовые гасить огонь на яхте среди моря.
Причал за это время полностью очистили от зевак, журналистов и лишних работников порта, везде все прибывающие силы полиции и спецслужб, появились три массивных автомобиля с надписью «Ambulance», пока что держатся в стороне, но рассмотрел за рулем людей в спецодежде работников медпомощи. Возможно, в самом деле водители карет «Скорой помощи», хотя силовики умеют все то же самое плюс кое-что еще.
Еще несколько таких же авто с красными крестами вообще за оградой, то ли сами страшатся подъехать ближе, то ли им велели не рисковать.
Крамер тоже вышел, оглянулся, заслышав мои шаги, лицо бледное, в глазах отчаянное выражение.
– Вот это и есть демократия, – сказал он с тоскливой яростью.
– Где? – спросил я и посмотрел по сторонам.
Он кивнул на несколько групп солидных господ, окруженных телохранителями.
– Вон там главы или их заместители ЦРУ, АНБ и даже РРБ с КККК. Прилетели, выказывают готовность своих ведомств…
– А что такое КККК? – спросил я наивно. – Что-то знакомое…
Он буркнул:
– Новые структуры, предназначенные для… и специально заточенные и снаряженные лучшими специалистами для…
Я не дождался продолжения, спросил:
– Для… чего?
– Для чего-то, – отрезал он с горечью. – В ответ, как сказано, на растущие новые угрозы. Только ответ, как всегда, запаздывает, но об этом умалчиваем. Любому понятно, преимущество за тем, кто бьет первым. Неожиданно и первым. И в то место, которое выбирает сам.
Я кивнул, сказал поддакивающе:
– Ну да, не выстрелил бы тогда тот сербский террорист в эрцгерцога Австрийского, карта мира была бы другой. И не угадать, к худшему ли?
Он не ответил, рассматривал глав спецслужб, а когда заговорил, голос прозвучал с нотками поражения:
– Как водится в таких экстренных случаях, прибыли немедленно. Это для отчета об участии! Но я отсюда чувствую, как страшатся сделать хотя бы шажок.
– Взять на себя ответственность? – спросил я. – Это понятно, лучше, чтобы ее взял другой. А если пройдет гладко, каждый припишет заслуги себе. Да, это демократично. Люблю демократию, она такая… понятная, бабуинная.
– Выстрелы слышал? – спросил он.
– Да, – ответил я. – Что, начали расстреливать заложников?
– Пока нет, – ответил он, – чувствуют себя в полной уверенности. Это местные орлы, охрана порта, решила показать себя во всей красе и сделала попытку освободить яхту…
– Ух ты, – сказал я, – совсем засиделись без дела, мозги жиром заплыли. Но было бы красиво… И как?
– Террористы, – ответил он с мрачным удовольствием, – уложили всех семерых еще на подступах к трапу. А катер затопили. Чувствуется, на чьей стороне профессионалы, а на чьей картинные орлы в красивых беретах и с высоким жалованьем.
– Что с пассажирами?
Он покачал головой:
– Не тронули. Но предупредили, что яхта тщательно заминирована. И если неверные ворвутся на борт, то… Аллах велик…
– Это не угроза, – сказал я, – взорвут в самом деле. Зачем заканчивать жизнь самоубийством из-за измены жены, нехватки денег или ссоры с босом? Лучше уходить вот так красиво, с портретами во всех СМИ…
Он сердито засопел.
– Что ты за специалист такой хренов, в тоску вгоняешь… Так с террором никогда не справиться!
– Никогда, – подтвердил я. – Пока Старший Брат не начнет наблюдать за каждым нашим шагом и даже шажком. В том числе смотреть и всякие там ссоры с любимой девушкой, что, оказывается, с азартом трахалась с его приятелями, и прочие моменты, могущие подтолкнуть романтика на такой вот красивый шаг…
– Иди в жопу, – сказал он разозленно, – с такими романтиками!.. Что-то предложить можешь?
– Когда состоятся контакты? – поинтересовался я. – Не через матюгальник, а конкретные… Ну, чемоданы с деньгами… медикаменты… заправщик с дизельным топливом начнет заправлять яхту?
Он пожал плечами, чувствуется, что мыслями сейчас вообще там рядом с дочерью.
– Как водится, – ответил он, – создана целая комиссия по переговорам. И, как водится, изо всех сил тянут время. А другие перебирают варианты, как подступиться…
– А сколько требуют? – спросил я, глядя на него очень внимательно.
– Ровно миллиард, – ответил он неохотно.
Я охнул:
– Чего?
– Миллиард, – повторил он с полнейшим равнодушием.
– Это же, – сказал я, – бюджет целой страны!.. Ну, или полстраны. Террористы рухнулись в своем робингудстве?.. А кому раздадут? Я, кстати, по статистике совсем бедный…
Он ответил раздраженно:
– Они все просчитали. На яхте только дети миллиардеров. Включая и хозяина яхты, Легольса. У самого бедного из гостей отец владеет миллиардом с какой-то горсткой миллионов, так что и он может отстегнуть каких-то вшивых десять миллионов на выкуп своей дочери, хотя та сучка еще та…
Он умолк, наблюдая за группой мужчин, те подошли к главам силовых ведомств ЦРУ, МИ-6 и прочих спецслужб, выглядят представительно, один из них сразу же заговорил хотя и властно, однако с неприятно визгливыми нотками, будто знает – пошлют и крепко пошлют:
– Господа, этот случай находится под контролем Министерства юстиции!.. Никто не может ничего предпринимать без нашего разрешения и одобрения!.. Повторяю, ни у кого нет полномочий…
Один из силовиков спросил резко:
– А вы берете на себя ответственность?
Представитель Министерства юстиции сказал еще громче:
– Повторяю, любые действия, направленные в отношении захваченного судна, будут грубейшим нарушением закона!.. Вы это понимаете?
Еще один из военачальников в штатском, я бы даже смог назвать его звание, сказал недовольно:
– Но сами хоть что-то предпринимаете?
– Это закрытая информация, – отпарировал представитель Министерства юстиции. – Я вам лишь напомнил о вашей ответственности перед законом!
– Все время отвечаем, – буркнул второй. – А вы остаетесь в стороне. Кончайте темнить!.. Если в тупике, дайте дорогу моим орлам…
– Мы не в тупике! Ситуация прорабатывается!
Тот из военных, что со знаками отличия полковника, сказал зло:
– Мистер Столберг, а вы знаете, что террористы убили уже троих человек?.. И будут убивать дальше, я таким верю. Моя группа «Вавилон» готова начать операцию по захвату яхты через семь минут!
– Полковник Валенштейн, – сказал представитель юстиции недружелюбно, – ваша репутация нам известна. Но здесь все слишком деликатно, чтобы позволить действовать вам одному без связки с остальными. На яхте даже сын принца Саудовской Аравии и два его родственника!
– Ох, – ответил полковник с тяжелым сарказмом, – тогда да… может, вам лучше вызвать спецназ Саудовской Аравии?
– Мы прорабатываем все варианты, – отрезал мистер Столберг и, бросив взгляд в сторону Крамера, направился к нам. – Господин Крамер!.. Сочувствую, но вам лучше в комнату отдыха.
Крамер буркнул:
– Отсюда яхта виднее.
– Но и вас видят, – возразил представитель юстиции. – А у вас вообще-то неоднозначная репутация.
– Чего? – спросил Крамер. – Мистер Столберг, на что вы намекиваете?
Мистер Столберг взмахом руки подозвал к себе еще двоих из своей команды, кивнул на Крамера:
– Это господин Крамер из России. Его действия на международных рынках граничат с нарушениями закона. Присматривайте за ним. Особенно вы, Юрген.
– Будет сделано, – ответил четко тот, которого он назвал Юргеном. – У нас здесь высокие международные стандарты поведения, а не как там в дикой и ужасной России!.. Мистер Керк, сделайте пометку в досье мистера Крамера.
Мистер Керк спросил многозначительно:
– Соответствующую?
– Да. Это уже третий случай только за этот год игнорирования международных стандартов поведения.
– А после четвертой в газенваген? – спросил я наивно. – Или после пятой? О, у вас высший уровень демократии! Куда там стране медведей до таких высот…
Юрген высокомерно и победно ухмыльнулся, а Керк сказал поспешно:
– Да-да, какая бы ни была дочь, все равно их ребенок…
Мистер Столберг сказал пафосно, даже позу принял, чтобы упрятанные в стены порта видеокамеры записали его красивым и нарядным:
– Леонтия, дочь мистера Крамера, пользуется всеми гражданскими и сексуальными правами нашей демократической страны, гуманной и толерантной, где доброта и человечность почти стерли грань даже между человеком и животными…
Юрген добавил льстиво:
– Не то что в дикой России, где даже простые и уже привычные сношения с животными считаются непристойностью!
– Дикари, – согласился я, – животные тоже люди. И тоже имеют права… Хорошо имеют!..
Столберг кивнул Крамеру в сторону выхода:
– Пойдемте, мистер Крамер, у нас ланч через пять минут. Поделимся кое-какой конфиденциальной информацией… не засекреченной, конечно, но в прессу пойдет чуть позже. А мистер Керк расскажет господину из газеты мистера Крамера все, что имеем право рассказать.
Я проводил их взглядом, а когда удалились достаточно далеко, повернулся к поникшему Керку.
– Вообще-то, нехорошо это говорить… но я из дикой страны-бензоколонки, потому мне все можно, скажу вам то, что и сами знаете, но помалкиваете… большинство в мире на стороне террористов! Особенно в данном случае…
Он взглянул на меня хмуро.
– Знаю. Но ведь и вам нужно писать то, что нужно писать, а не то, что на самом деле?
– Конечно, – согласился я. – Линкольн считал газеты самым важным элементом управления плебсом. Потому, пиша то, что нужно обществу, мы должны сами знать, как оно на самом деле, а то вдруг нечаянно напишем правду, и тогда воспитательной роли газет будет нанесен урон или даже ущерб.
Он вздохнул.
– Да, мы в крепких тисках гуманизма.
Я сказал, несколько оправдываясь:
– На яхте, с точки зрения незрелого общества, просто дрянь, что прожигает отцовские деньги.
Он взглянул исподлобья.
– Да, симпатиями такие не пользуются даже в моей стране, хотя вслух такое никто не скажет. Но все равно спасать их надо?
– Надо, – согласился я. – Однако тупое и ограниченное общество считает, что действовать нужно не спеша. И все время прикидывая, стоит ли посылать под пули хороших людей. Под хорошими людьми они подразумевают, подумать только, всего лишь спецназовцев. По их мнению, мнению простого народа, тем приходится спасать частенько самое обыкновенное говно. Как вот в этот раз. Разве что теперь не просто говно, а богатенькое говно. Очень богатенькое… Разумеется, это не моя точка зрения, журналисты просто обязаны не иметь своего мнения, иначе какие мы тогда журналисты? Где будет наша беспристрастность в демократической и толерантной интерпретации случившегося?
Его взгляд прояснился, я продолжал смотреть ясно и кротко, он наконец кивнул.
– Хорошо. Я сам проведу вас к выгодной точке съемок. Только не попадите под пулю снайпера.
– Террористов или нашего?
– В данный момент, – сказал он уклончиво, – ситуация такая запутанная…
