Глава 15
Крамер молчал, пока нас, завалив на спины, вдавливало в мягкие подушки, я тоже помалкивал, отсюда не сойдешь, хотя можно, но надо быть совсем уж дураком, а я не совсем, хотя вижу как веду себя часто по-дурацки, но у меня, как у всех гениев, мозг настолько мощный, что осознание, как надо было поступить правильно, приходит только потом, когда вляпаешься по самое немогу.
– Тебе нужны данные? – спросил он.
– Какие? – поинтересовался я. – Если типа того, сколько ног у многоножки, то это лишняя информация, а я свой чистый мозг не хочу засорять всяким мусором, пусть это и не мусор, но у меня высокие интересы…
Он прервал:
– Данные о захваченном судне!.. Да не в окно смотри, сейчас поднимемся над облаками, все равно ничего не увидишь.
– А зачем? – ответил я. – Мне как-то суша ближе. А вода мокрая. Я, как и большинство гордых и независимых мужчин, даже мыться не люблю. К тому же из-за этого глупого суеверия смывается защитный слой иммунной системы, как говорят медики.
Он прервал уже злее:
– Но что-то же прикидываешь? Каким может быть вообще план освобождения?
– Чего? – переспросил я. – Для этого есть натасканные на такое составление. Мы же летим, как я просвещенно понимаю, посмотреть и посочувствовать? И поболеть за доблестный спецназ?
Он напомнил почти с угрозой:
– Там моя Леонтия.
– Яхта личная или государственная?
– Яхта принадлежит Леггинсу, – сказал он все так же мрачно и почти виновато, – но сам он сейчас в Южной Америке. Там начали копать какой-то канал в противовес не то Суэцкому, не то Панамскому, а на судне пока плавает его сын Брамер.
– По работе? – спросил я наивно.
Он поморщился.
– Не всех из золотой молодежи удается пристроить к работе.
– А точнее говоря, – обронил я, – никого. Или почти никого. Зачем, когда можно гулять на папины миллионы? Ну-ну, что там еще интересного для такого наивного и бледного юноши, как я, типично нетипичного образца ненашего времени?
– Яхту захватили внезапно, – сообщил он сухо, – никто из сорока охранников даже пикнуть не успел.
Я охнул.
– Сорока? Где же все помещались?.. И вообще зачем так много?..
– Это не много, – отрезал он сухо, – было больше сотни.
– Чего-чего? – перепросил я, не веря своим ушам. – На яхте? Они что, на головах друг у друга сидели?.. Да и то…
Он сказал совсем зло:
– Длина яхты двести метров, ширина – двадцать пять, двенадцать палуб, корпус из стали, надстройки тоже, но есть из высокопрочного алюминия. Что еще? Скорость – сорок пять узлов, крейсерская – тридцать восемь…
– А это много или мало? – спросил я. – В километрах бы понятнее… Хотя не надо, мне по фигу, на каком ухе тюбетейка. Что-то еще интересное есть?
Он буркнул:
– Водоизмещение – двадцать тысяч тонн.
– И это пропустим, – сказал я. – Для меня это все как состав грунта на Марсе.
Он даже не дернулся, коротко вздохнул.
– Да, понятно… двенадцать палуб, два танцевальных зала, три кинотеатра и сто пятьдесят кают для гостей. Так что не совсем друг у друга на головах.
– А меры защиты? – спросил я. – Все-таки миллиардер гуляет с цыганами и медведями…
– Противорадарные, – сообщил он, – и зенитные установки для отпугивания папарацци.
– Зенитные?
– Без боевых патронов, – объяснил он. – Но можно и боевыми. Две подводные лодки для гостей, на случай, если изволят осмотреть дно и всяких там крабов в естественных условиях…
– Если там можно совокупляться, – ответил я, – то да, любители экстремального секса охотно спустятся на дно моря смотреть на этих самых крабов. А вообще-то я даже не знаю. В голове не укладывается. Вдоль позвоночника расположить, что ли? Там тоже мозг, еще старше и главнее…
Он покосился зло, в голосе проступило сдерживаемое раздражение.
– Что не укладывается?
– Какая же это яхта? – спросил я.
В самом деле чувствую, как глаза лезут наружу, как у глубоководного краба, выброшенного прибоем на сушу.
– Яхта, – сообщил он. – Яхты тоже разные. Можно называть мегаяхтами, так иногда сообщают в печати.
Я проговорил в изумлении:
– А какие же тогда линкоры? Эсминцы?
– Крупные, – ответил он кратко. – Да, крупные. Теперь даже торпедные катера размером с крейсер «Варяг» или броненосец «Потемкин».
– Ага, – сказал я саркастически.
Он спросил нервно:
– Что «ага»?
– Да так, – ответил я. – Вспомнил ваше мудрое объяснение, что там на яхте люди мирно отдыхали, когда их террористы захватили… Мирно отдыхали, изнуренные непосильным трудом. Переработались, как же!.. Беломор-канал выкопали вручную, не иначе. Хотя всю ночь нюхать кокаин, пить и совокупляться… тоже тяжкая работа, наверное. Не пробовал, боюсь, не вынесу.
Он отвел взгляд.
– Не все в нашем обществе идеально.
– Террористы пытаются ситуацию исправить, – ответил я. – Наивные романтики…
Он побагровел.
– Ты забыл, там моя дочь!
– Да я просто о гласе народа, – напомнил я. – Давайте начистоту? Вы же понимаете, если террористы перебьют захваченных, о жертвах пожалеют разве что родители. А остальные восемь миллиардов населения будут ликовать, что террористы хоть чуточку почистили мир от дряни… Ладно-ладно, не надо вот так сверкать! Я не вхожу в структуры, что освобождают заложников.
– Но в прошлый раз…
Я развел руками.
– Тогда мне было выгодно. Мне, а не кому-то. А сейчас я уже должен… и всего лишь почему и по какой-такой причине? Что ваша дочь умело меня поимела?
Он буркнул:
– В мое время женщин всегда спасали.
– Нетолерантно, – заметил я. – В те дикие времена та глупая тенденция была, хотя только потому, что женщины считались слабым полом и не трахали нас, когда захотят и как захотят! Хорошо-хорошо, я вас понял, но вы же понимаете, большой отряд обученных террористов, захвативших яхту в миллиард долларов, – это не совсем то, что полуграмотные бандюки в доме на окраине Москвы!
Он тяжело вздохнул.
– Да, но… сейчас весь мир уже работает над тем, как спасти заложников.
– Что-то не слышал в новостях.
– СМИ еще не знают, – напомнил он, – но долго прятать от них не получится.
– А спецслужбы?
– Думаю, уже разрабатывают планы операции.
– Еще бы, – согласился я. – Им же тоже что-то на лапы кинете?.. Сверху жалованья? Все вы подкармливаете властные структуры, не так ли?
Он посмотрел на меня измученными глазами, а я наконец-то ощутил запоздалый укол совести. Ладно, мне эта Леонтия никто, хоть что-то и придумывает по своей детскости, но для отца она совсем не то, что для меня.
– Когда столько спецслужб работает, – заверил я, – все получится!.. Да и сорок охранников местных, когда все начнется, своими телами закроют от пуль ваших извращенцев и наркоманов… Во всяком случае, все эти годы деньги за что-то же получали? Пусть отрабатывают.
Он вздохнул.
– Ну почему если дети миллиардеров, то обязательно бездельники, извращенцы, наркоманы?
– Разве сказал, – возразил я, – что обязательно? Голову на отрез, на яхте нет детей Цукерберга, Маска, Гейтса и прочих весьма достойных представителей рода гомо сапиенс. Их дети, думаю, пошли в родителей. Или родители не пустят их на такие яхты, чтобы класс миллиардеров не позорили перед весьма придирчивым мировым сообществом.
Он отвел взгляд, после паузы произнес едва слышно:
– Сам знаешь… Тебе стоило только слово сказать.
– Ага, – сказал я с сарказмом, – а на хрена это мне?.. Потом слушать упреки, что вот направил ее жизнь по неверной дороге?
Он сказал со злостью:
– Можно было расстаться и без такой ссоры!
– Нет уж, – отрезал я, – никакой ссоры не было. Да и не расставались, потому что и не сходились. Я не был ее бойфрендом и на минуту, как бы и что там ни воображала!.. Потому и ответственности нет.
Он тяжело вздохнул.
– Есть. У всех мужчин великая ответственность за женщин. Как бы и что бы мы там ни говорили и какими бы самостоятельными себя ни считали. Мы знаем, как все на самом деле, потому спасаем их и не ждем, что спасать будут нас они. От всего спасаем, даже от них самих.
– Я тоже так могу философствовать, – заверил я. – Высокопарно и одухотворенно. Когда образованность свою хочу показать.
Он покачал головой.
– Похоже, ты так ничего и не понял.
Из динамика донесся голос:
– Шеф, осталось меньше часа. Можете вздремнуть, впереди никаких турбулентностей не ожидается.
– Тут вздремнешь, – буркнул Крамер. – Евгений, позволь показать тебе яхты этого типа…
Это «позволь» прозвучало примерно как «сейчас покажу снимки яхт, и если хотя бы моргнешь, вышвырну из самолета».
На боковом экране по всю ширь появилось море, а на нем мощно прущее, красиво разрезая волны, огромное стальное судно, хищно остроносое, ощетинившееся не то пушками, не то ракетными установками.
Я смотрел туповато, все еще не представляя, что это и есть яхта, для меня яхты – что-то вроде небольшого чайного клипера под всеми парусами, легкое и стремительное, красиво режущее волны даже при легком ветерке.
Но какие паруса, на фото блещущий металлом линкор, разве что без торчащих пушек, но пушки что-то старомодное, без них эти хищные корабли смотрятся еще страшнее.
Он двигал пальцем, двигая яхты и показывая одну за другой, все такие же громадные и устрашающе непонятные, перехватил мой взгляд, пояснил:
– Любая такая яхта может совершить кругосветку без дозаправки.
– Ого, – ответил я. – Как для террористов удобно, правда?.. А вон ту я где-то видел… Не уверен только, что в этой жизни.
Он проследил за моим взглядом.
– А-а, «Венус»… Топовая в прошлом яхта, официальная цена сто тридцать миллионов долларов, но настоящую никто не знает. Мало кто даже скажет, кому она принадлежит, Стив Джобс заказал ее не втайне, но не афишировал… Жаль, даже разок прокатиться не успел… А-а, вот наконец-то яхта, которую захватили…
– Громадная, – сказал я.
Он вздохнул.
– В десятку и даже двадцатку самых крупных не попадает, но в пятидесятке есть, хоть и ближе к концу. Отличается от других немногим, тот же джентльменский набор, я перечислил почти все. Но если надо, повторю.
– Не надо, – заверил я. – Двенадцать палуб, конечно, впечатляют…
Он посмотрел искоса.
– Много? А на первой же яхте вашего Абрамовича девять палуб.
– Блин!
– А на последней, что он же принял в прошлом году, пятнадцать.
– Это же целый небоскреб!
– И носится со скоростью девяносто километров в час, – сказал он хмуро. – Раз уж тебе нужно в километрах. Быстрее военного крейсера! Но захваченная пиратами яхта дает не больше семидесяти…
– Прям черепаха, – съязвил я. – Притом что даже прославленная «Катти Старк», самый скоростной клипер в мире, давал раз в пять, если не в десять меньше?
Он пожал плечами.
– Мир сошел с ума. И перед его концом грядет что-то страшное.
– Увидеть и умереть, – сказал я. – Это как Нерон, что сжег мир перед смертью… тогда Рим был всем миром. А это что за штуки на палубах?
– Это и есть кинозалы, спа-бассейны… и прочая ерунда.
– Сколько там пассажиров? – спросил я.
– По уточненным данным, девяносто три, – ответил он. – Это немного. «Dubai», принадлежащая эмиру Дубая Мохаммеду ибн Рашиду аль-Мактуму, стоит всего триста пятьдесят миллионов долларов, там восемь палуб, кают на сто двадцать человек, а развлечения для них предусмотрены… всякие.
– Хорошо звучит, – согласился я. – Всякие, это всякие?
– Скажем скромно, – уточнил он, – все мыслимые. А красоток для поездок собирает со всего мира. Так что, как видишь, Леонтия не на самом дорогом корабле…
– Нищебродка, – согласился я. – Среди заморенного непосильной работой трудового люда, ну-ну…
Он смолчал, а я продолжал рассматривать яхту. Выглядит так, словно дизайнер и конструктор держали в уме «Lady Moura». Ее построили в девяностых годах прошлого века по заказу шейха Насера аль-Рашида из Саудовской Аравии. Она считалась самой дорогой в мире – шутка ли, двести десять миллионов долларов. Там и для пассажиров масса мест, и развлечений хоть жопой ешь, есть даже катера, площадки для вертолетов, но в наше время даже яхта Абрамовича за миллиард с лишним долларов уже не кажется громадной и отодвинулась во вторую десятку самых крупных.
Он спросил внезапно:
– Состав команды нужен?
– А зачем? – спросил я. – Вряд ли я эту яхту куплю, не люблю подержанные вещи… Но если просто ради любопытства… Сколько их там?
– Сто два человека, – ответил он. – Двенадцать из них женщины.
– В самом деле работают? Или…
– И работают тоже, – заверил он. – Но простому в этом отношении человеку всегда хочется вдуть кому-то в униформе. И не косплейной, а настоящей. Одна стюардесса германского аэрофлота заработала таким образом пару миллионов долларов, ублажая в туалетной кабинке самолета таких вот ценителей экзотики.
– Ладно, – сказал я, – таких не жалко, хотя официально и жалко, но я вообще-то стараюсь выражать мнение и взгляды простого рабочего класса, могильщика вашего капитализма.
Пол едва заметно накренился, по ту сторону иллюминатора все то же черно-синее небо, а далеко-далеко заснеженная пустыня облаков, но самолет начал снижение по автоматически рассчитанной траектории, уже нацелившись на посадочную полосу за каких-нибудь сто километров отсюда.
Из динамиков раздался голос пилота:
– Посадку дают на первую полосу, машину вызвать к трапу?
Крамер сказал хмуро:
– А ты думал, здесь и спать буду?
Пилот ответил виновато:
– Вдруг полетим обратно или еще куда. Что-нибудь известно?
– И ты тоже не проболтайся, – буркнул Крамер. – Никто не должен знать, что я уже здесь. И своим скажи, Андрей.
– Никто не знает, – заверил пилот. – Я сказал, по старой дружбе позвали меня на рыбалку. А я не мог отказать, все-таки еще и злое начальство.
