Глава 12
– Держу, – ответила она кротко. – Милый, что тебе еще сделать такое… чтобы тебе было хорошо?
Я посмотрел с подозрением.
– Ты чего?.. Это уже не апгрейд, это вирусы или трояны!
– Меня заразить невозможно, – сообщила она. – Это все ты.
– Чего-чего?
– Ты не любишь, – напомнила она, – сюсюканья и чересчур сладкого мимишества, вот я и…
– Что, еще больше?
– Злю, – сообщила она. – Ты с собой сперва разберись, милый! Какую женщину хотел? Какие программы в меня впихивал?.. Чтоб и радовала, но и злила?
– Пропорции не перепутала? – поинтересовался я с подозрением. – А то злишь вроде бы чаще, чем безумно радуешь.
– Насчет безумно не было, – ответила она кротко, – но если хочешь…
– Нет-нет, – отрезал я. – Все только в рамках. Это мужчины могут за рамки, а для женщин их вообще нужно сузить.
– Сексист, – воскликнула она обрадованно. – Ничего, вот-вот примут закон о равных правах, я тебя по судам затаскаю!
– Не примут, – ответил я с твердостью. – Церковь против, а все мужчины мира ради сопротивления запишутся в разные конфессии. Да и женщины, зачем им такие соперницы, против которых нет шансов?
– Ага, – сказала она, – признал!
Я развел руками.
– Да, ты лучшая женщина мира.
Она внимательно посмотрела в мои глаза.
– Что-то задумал?
– Да, – ответил я медленно. – Пожалуй, на следующий косплей захвачу с собой не только рюкзак, но и тебя… И на следующий за следующим.
Он подпрыгнула, захлопала в ладоши.
– Ой, как хочу!.. Милый, я с детства об этом мечтаю!..
– Это с утра? – уточнил я.
– Какого утра, – ответила она с детской обидой. – Уже третий день! Я буду тебе там такой помощницей, такой помощницей!.. Рюкзак понесу и тебя понесу, только кивни!
– Хорошо, – ответил я коротко, – этот чертов косплей случится раньше, чем думаешь.
Она прислушалась, кивнула:
– Хорошо. Пропустите.
– Что пропустить? – поинтересовался я. – Какую-то песню в твоем списке?
– Нет, – сообщила она мило, – звонили с пульта охраны поселка. К тебе едет отец той девочки, которую ты дефлорировал… не дергайся, я знаю, это было по ее настойчивой просьбе…
Я дернулся, вскочил.
– Черт!.. А он зачем? И на хрена ты его впустила?.. И вообще откуда знаешь…
Она мило изумилась:
– Ты чего? Я все о тебе знаю. А впустила… По всем расчетам это твой будущий тесть. Вероятность на уровне девяноста трех процентов…
– С ума сошла, – сказал я злобно. – Где он сейчас?.. А-а, уже подъезжает к воротам… Ну дура, я с тобой потом поговорю, научу как за меня, царя природы, решать… Не быть тебе венцом творения! Суперинтеллекта для этого маловато… Запечатай комнату с моим напарником по косплею! Чтобы ни следа от двери…
Экраны показали, как подобно крыльям экзотичной бабочки распахнулись ворота участка, дурь какая-то, сегодня же заставлю вернуть все взад, как было, я медиеавист, а не чмо помешанное…
Архейдж подкатил к самому крыльцу. К моему удивлению, на заднем сиденье только Крамер, ни шофера, ни бодигардов, а он покинул автомобиль с таким видом, словно всю жизнь провел за баранкой.
– Да ты хоть улыбнись, – сказал он с укором. – Ну здравствуй… среднестатистический человек.
Я ответил скромно:
– Я во всем средний, Данил Алексеевич. Что вас привело в мою скромнейшую нору? Даже норку?..
– Ну вот, – бросил он недовольно, – такие вопросы прямо на крыльце! Хотя бы до порога пустил.
– А что, – спросил я, – вас можно чем-то задержать? Мне кажется, вы как слон, прете и не замечаете, как топчете демократию и прочую кому-то нужную культуру.
Он хмыкнул, прошел в гостиную, что не произвела на него никакого интереса, только когда из кухни выбежал Яшка и остановился, рассматривая гостя, Крамер тоже посмотрел с интересом.
– Что за зверь?.. Тасманийский ящер?
– Нет, – ответил я скромно, – плод неудачного эксперимента. Вы вот удачный образец, а он неудачный…
Яшка подбежал ко мне, резво подпрыгнул. Я подхватил его на уровне груди, хотел подержать, но он вырвался, забрался повыше и улегся на моих плечах, прикинувшись норковым воротником.
Крамер по-хозяйски сел за стол, там повернулся в нашу сторону так, что бычья шея сразу налилась тяжелой густой кровью.
– Не укусит? – спросил Крамер.
– Не знаю, – ответил я. – Кофе не предлагаю, у вас он точно особенный, которым козлы в Нигерии какают, а у меня простой среднестатистический.
– Давай, – сказал он решительно и взмахнул рукой так, что даже не знаю, каких усилий моей интеллигентной кофемолке стоило удержаться и не начать безостановочно молоть для такого авторитетного человека. – Большую чашку!
– С молоком? – спросил я.
Он посмотрел на меня исподлобья.
– Это замаскированное оскорбление?
– Забота о вашем здоровье, – ответил я льстиво.
– Вот-вот, – сказал он одобрительно, – правильно делаешь, я же отец Леонтии! Хотя вообще-то я у нее не только папа, но и мама. Потому делится секретами со мной, с кем же еще? Во всех областях.
Я промолчал, он посмотрел ожидающе, я пробормотал вынужденно:
– Наверное, это признак доверия…
– Мне доверять можно, – сообщил он.
– Ну да, – сказал я вяло. – Ага…
Кофейный аппарат затрещал размалываемыми зернами. Я поглядывал на Крамера, а он вдруг сказал со странной ноткой в голосе:
– Кстати, моя малышка рассказала, как провела операцию по знакомству с твоими родителями… и как было дальше. В подробностях.
Я дернулся, внутри сжалось, захотелось оказаться где-то подальше от этого родителя, для меня все родители нечто недружелюбное и опасное.
– Ого… Не знаю, наверное не стоило бы обсуждать с отцом такое? Или я какой-то… средневековый?
Грохот зерен оборвался, тут же из двух краников плеснули две горячие темные струйки. Я дождался, когда обе чашки наполнятся, забрал их и вернулся к Крамеру, лишь тогда он шевельнулся и сказал достаточно мирным тоном:
– Я ей еще и мама, как уже сказал. Кстати, сама операция меня позабавила.
Я поставил перед ним чашку, чувствую, что пальцы начинают подрагивать, только бы не заметил, со второй сел за стол напротив. Он рассматривал меня с плохо скрытой насмешкой.
Я пробормотал:
– Наверное, у меня не такое утонченное чувство юмора…
Он пояснил:
– Проведена с изяществом, без сучка без задоринки.
– Гм…
– Хотя не уверен, – договорил он, – что объект выбрала верно…
– Точно, – подтвердил я с готовностью, но понял, что мои слова можно толковать двояко, поспешно добавил: – Точно лоханулась!
– Да? – произнес он с сомнением. – Но вообще-то девочка растет умная и напористая, что так важно в бизнесе.
– Да-да, – подхрюкнул я. – Жизнь есть бизнес.
Он сказал со вздохом:
– Увы, Бог поскупился на сыновей, у нас только дочки, так что она у меня все вместе в одном лице. Наследница не только состояния, но и бизнеса.
Он пил кофе большими глотками, почти не глядя на меня. Я поскулил мысленно, а вслух сказал вежливо:
– Данил Алексеевич, успокойтесь, я уже знаю, что человек вы богатый и даже очень богатый. Но мне как-то насрать, сколько нулей у вас на счету в банке.
– В банках, – уточнил он. – В наше неспокойное время мало кто держит деньги в одном месте. Я, кстати, держу их в банках, что принадлежат мне. Для надежности.
Я пожал плечами.
– Да мне насрать на эти тонкости… Данил Алексеевич, уж простите, я вовсе не претендую на вашу дочь. Не знаю, какой она будет бизнесменшей, но жены я бы такой не хотел.
– Ого!
– И, – добавил я, – простите, даже подруги.
Он продолжал рассматривать меня с интересом.
– Мощно задвинуто. Почему?
– Да так, – ответил я. – Стоит ли объяснять?
– Стоит, – сообщил он. – Мир сложный, никто не рождается всезнающим.
– Дело в том, – сказал я раздельно, – я не претендую. Вот не претендую! Абсолютно. Мне ни руки ее не нужно, ни ноги, ни сердца, ни второй почки. Когда изволю возжелать жениться, буду искать жену, а не ее приданое.
Он хмыкнул.
– А сейчас у нее вроде телохранителя?
– Даже этого нет, – заверил я. – Она прибежала, как щенок, что ищет защиты. Может, и милый, но надоедливый. Успокойте заодно и всех ваших родственников, а также ее женихов. Я вне игры… Более того, мог бы сказать откровеннее, но не стану.
Он посмотрел с интересом.
– Догадываюсь.
– Прекрасно, – сказал я с чувством облегчения.
Он продолжал рассматривать меня в упор.
– Уже обожглись?.. Нет, обожгла?.. Другие терпят.
– Я не другие, – напомнил я.
Он покачал головой.
– Вы не дурак, что странно и даже удивительно, все-таки стреляете лучше любого из моих бодигардов. Наверное, потому так осторожничаете.
– Не осторожность, – сказал я. – Это предельно ясные намерения. Точнее, полное их отсутствие.
– Причина?
Я так же прямо взглянул ему в глаза.
– Как самец, я должен доминировать в своем стаде.
– Верно, – ответил он с одобрением. – Нормальное желание человека, который чувствует в себе силу. А что может помешать?
– Бросьте, – сказал я, – понятно же, что не потерпите другого доминанта в бизнесе, родне или коллег ближе чем за сто миль. Да и того постараетесь подмять. Сейчас весь мир – одна большая комната.
Он осушил чашку быстрее, чем я, хотя вообще-то обычно обгоняю в этом замечательном деле всех, кто пьет кофе со мной, поднял голову, наши взгляды встретились.
– Моя девочка от вас не отстанет, – сообщил он. – И, честно говоря, я не стану ей мешать.
– Отстанет, – заверил я.
– Что-то предпримете?
Я покачал головой:
– Нет, конечно. А зачем?
– Тогда как?
– В ее возрасте, – сказал я так мудро, словно мне уже лет сто, – каждый день новые танцульки и бойфренды. Я в любом случае надоем быстро, уступлю ее натиску или нет.
– Не знаю, – ответил он с сомнением. – Она пошла в меня, а я так легко не сдавался.
– Времена были другие, – напомнил я.
– Это точно… Ладно, как насчет работы в моей компании?
– Спасибо, – ответил я вежливо, – нет. Понимаю, это было дежурное предложение.
Он ухмыльнулся.
– Вовсе нет. Может, стоит выслушать до конца? Вдруг устроит должность или жалованье? Я еще не сказал, что предлагаю. Сейчас мир на грани взрыва. Потому люди, готовые действовать быстро и без соплежуйства, на вес золота…
– Великий вождь, – ответил я уклончиво, – и отец народов Иосиф Виссарионович открыл великий закон социальных перемен. Дескать, перед наступлением коммунистической сингулярности остро обострится злобное сопротивление старого мира.
Он скривился.
– Это где он такое сказал?
– Малограмотных отправляем в гугель, – ответил я с достоинством, – но вас, Данил Алексеевич, отправлять нельзя, вы сами гугели пишете. Вам просто деликатно напоминаю, мир потеррористнел, везде взрывы, теракты, стрельба и прочее веселье с покушениями… да не на женскую честь, как было раньше и что считалось преступлением… Можете погугелить, если соизволите. Старый мир старается изо всех сил удержать нас от победы коммунизма во всем мире, но все, что им удастся, – это чуточку отсрочить наступление светлой эры сингулярности!
Он смотрел исподлобья.
– И что? Каждый день отсрочки сингулярности убивает старостью полтора миллиона человек в мире, это приемлемая цена. Но добро бы где-нить в России, ее не жалко, но даже в Швейцарии, где я скупил половину земель под молочные фермы и производство сыра!..
– Швейцария вообще не страна, – напомнил я, – там даже своего языка нет. Потому великий Ленин проехал сразу мимо и дальше.
Он перебил:
– Так что вас устроит? Жалованье? Должность?
– Ничто не устроит, – ответил я. – Даже королевская корона.
Он смотрел внимательно и, похоже, как-то ощутил, что у меня была возможность стать чем-то типа короля, но я вот, то ли дурак, то ли увидевший в небе журавля покрупнее, отказался.
– Интересный человек, – проговорил он в некотором сомнении, – но я девочку отговаривать не стану.
– Правильное решение, – одобрил я.
Он взглянул искоса.
– Думаете?
– Правильное, – подтвердил я. – Меня не нагнуть, а вот другой сразу оказался бы вашим зятем. А потом разводы, дележ имущества, она на стороне своего субдоминанта, вы в скандалах теряете дочь…
– Идите к черту, – сказал он рассерженно. – Но за кофе спасибо!
Он резко поднялся из-за стола, то ли всерьез на что-то обиделся, то ли какая-то хитрая проверка, я тоже встал из вежливости, так молча вышли из дома.
Архейдж у крыльца торопливо распахнул дверцу заднего сиденья. Крамер грузно, но довольно ловко ввалился вовнутрь, автомобиль тут же сорвался с места и понесся к воротам.
Молодец Аня, успела открыть вовремя, архейдж не стал даже притормаживать, а когда пулей вылетел наружу, она появилась неслышно за спиной и спросила шепотом:
– Что он хотел?
– Сам ломаю голову, – ответил я. – Сам ломаю…
– Человечья душа потемки, – сообщила она мне потрясающую новость, – но ничего, мы ее почистим. Полностью!..
– Чего-чего?
– А оболочку выбросим, – уточнила она. – Как аппендикс, за ненадобностью. Хотя что выбрасывать, если Бога нет, то и души нет?
Я пожал плечами, совсем покажу себя дураком, если начну говорить с женщиной о высоком, пусть даже эта женщина Аня.
Заснувший на моем загривке Яшка заскрипел недовольно, она взяла его на руки, и мы все трое вернулись в дом.
Астрингер в состоянии глубокого сна, молодец, все правильно, так любые раны заживают быстрее, даже нравственные, но я на всякий случай еще раз повторил умно-важно:
– Не давай ему просыпаться, пока не скажу, поняла?.. Мне нужен здоровый и бодрый напарник, а то что я его родителям скажу?
Она сказала с готовностью:
– Давай я скажу, милый?.. Сразу запретят такой опасной ерундой увлекаться.
– Я те скажу! – пригрозил я и широко зевнул. – Как же я устал…
– Постель была расстелена, – ответила Аня, – она была растеряна и повторяла шепотом, а что потом, а что потом?..
Я переспросил:
– Кто была растеряна, постель?.. Брось читать древнюю поэзию, там то, что уже не повторится, разве что атомная война над всем миром.
Она ласково потащила меня к спальне.
– Пойдем, милый, спасать мир… Классики говорят, его спасет только любовь… Мэйд лав, но во!
