Самая известная палеонтологическая словесная дуэль имела место на национальном телевидении между Ричардом Лики И Дональдом Джохансоном. На протяжении второй половины 1970-х годов отношения между ними постепенно портились, и к концу десятилетия эти двое практически не разговаривали, хотя оба пожинали весьма щедрые плоды широкой огласки, которую получило их небольшое противостояние. В конце концов эти пикировки приобрели такую славу, что в 1981 году канал CBS организовал теледебаты между Лики и Джохансоном. Они должны были вестись в прямом эфире в прайм-тайм из Американского музея естественной истории. Управлял процессом не кто иной, как выдающийся телерепортер Уолтер Кронкайт. Первым в музей прибыл Джохансон, жизнерадостный, любезный и устрашающе подготовленный. Лики объявился в последний момент, буквально выпав из лимузина, растрепанный и изможденный после долгого перелета из Кении и, по его собственным словам, слабо представляющий, что происходит.

Вскоре все участники заняли свои места, окруженные реконструированными черепами вымерших гоминидов. Зажглись прожекторы, и трансляция стартовала. Кронкайт начал с вполне ожидаемых поздравлений по поводу всех потрясающих окаменелостей, которые оба ученых обнаружили за свою карьеру, и пригласил их обменяться обычными вежливыми фразами о важности своей работы. После этого он перешел к делу и начал задавать вопросы о научных убеждениях обоих гостей и о причинах их резких разногласий. И тут началось.

Пока Лики разглагольствовал, мастерски скрывая отсутствие у себя какого-либо вразумительного представления об основах палеоантропологии и отпуская хитроумные презрительные комментарии в адрес своего оппонента, Джохансон потянулся за чем-то, лежавшим под его стулом. Широким театральным жестом он вытащил большую белую доску и черный маркер. На одной стороне доски была очень красиво нарисована версия генеалогического древа гоминидов, которую они с Уайтом опубликовали незадолго до этого. Другая сторона доски была пустой. Объявив во всеуслышание, что так выглядит его представление об эволюции человечества, Джохансон сунул доску в руки Лики и призвал его проиллюстрировать его альтернативную точку зрения на свободной части доски. Ожидаемо ошеломленный, Лики колебался всего несколько мгновений, а затем нарисовал огромный знак «X» поверх дерева Джохансона — Уайта. Когда Джохансон спросил его, чем бы он заменил предложенную схему, Лики разгневанно ответил: «Вопросительным знаком!» Изобразив данный символ на своей половине доски, он вернул ее Джохансону и решительно удалился, оставив Кронкайта, меня и остальных зрителей в полном изумлении. В этот момент произошел окончательный разрыв между двумя звездами палеоантропологии, который продлился 30 лет, пока взаимная выгода и пришедшая с возрастом толерантность не свели их вместе повторно. В 2011 году снова в стенах Американского музея они воспроизвели безэмоциональное и мучительно вежливое подобие своего словесного поединка.

Данный инцидент был не совсем типичным для уровня палеоантропологии начала 1980-х годов, но он стал своего рода метафорой для того, каким образом велись дела в науке в те дни. По сути, заявление одного эксперта противопоставлялось другому, и правота в подобных диспутах определялась на основании того, кто контролировал окаменелости, подкрепляющие эти авторитарные заявления. Входная плата за участие в таких дебатах была высокой, и услышанными чаще всего оказывались те, у кого в результате большой удачи (а также, справедливости ради нужно отметить, тяжелого труда и самоотверженности) на руках оказались важные новые материалы. Шансы на то, что ваш аргумент услышат, значительно повышались, если его подкрепляла новая и желательно необычная находка, и сохранение жесткого контроля над подобными материалами было хорошим способом гарантировать, чтобы ваши теории не подвергались сомнению. Если вы были старомодны и изучали, например, неандертальцев, уже тогда широко известных многочисленными образцами палеоантропологического наследия, ваши идеи имели высокие шансы быть услышанными, даже если у вас не было на руках новых окаменелостей, чтобы пополнить существующую летопись. Но в мире новых исследователей плиоцена и раннего плейстоцена ставки за вход в игру были высоки и оплачивались в ископаемой валюте.

Большая часть установок, сформировавшихся в тот важнейший для истории палеоантропологии период, сохранилась до сих пор, хотя постепенно значимость идей и внимание к тому, как они сформулированы, начинают цениться по заслугам все более широким кругом исследователей эволюции человечества. В конце концов, в это время происходили хоть какие-то изменения, как минимум до палеоантропологии дошли достижения кладистики. В то же время один серьезный проблемный вопрос остается нерешенным и даже в большой степени непризнанным. Это вопрос о том, как следует распознавать и разделять виды — основных актеров в эволюционном театре. В нашей статье 1977 года мы с Элдриджем уже сетовали на вдохновленное теорией синтеза «модное нежелание применять видовые названия к недавно обнаруженным ископаемым гоминидам», особенно к тем, которые были найдены на территории Кении и Эфиопии. Мы отмечали, что, как правило, различия, заметные в костях и зубах видов приматов в пределах одного рода, редко бросаются в глаза, и мы предполагали, что понимание этого сослужило бы очень полезную службу для изучения всего многообразия древних гоминидов. Сегодня этот вопрос остается таким же актуальным, как и тогда, но суровый, минималистичный образ мышления исследователя-анатома продолжает доминировать в науке, и палеоантропология по-прежнему отказывается отвечать на эти базовые вопросы.