Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Господи, благослови!
Мы все готовимся. Сегодня Господь сподобил меня исповедаться. А утром ходил к обедне в монастырь для принятия святой Богоявленской воды. В рясофоре я исповедуюсь в первый раз.
После обеда Батюшка дал мне свой дневник, и мы прочли вместе числа 18, 19 и 20 июня 1897 года.
Сподобившись бани духовной, я, по немощи, пошел после обеда в баню вещественную.
Сегодня Господь сподобил меня принятия Святых Христовых Таин. До трапезы я читал Батюшке из книги «На горах Кавказа» о третьей степени молитвы Иисусовой. Взял у Батюшки его дневник.
Чувствую усталость в теле, особенно в ногах, но на душе спокойно. Слава Богу. Батюшка сегодня сказал мне, что Господь послал мне болезнь ног по любви Своей ко мне.
Встал я к обедне довольно легко, хотя минут на 15 позднее обычного, то есть в четверть шестого. Вчера перед повечерием немного почитал дневник Батюшки. Я думаю внимательно его прочитать, ибо он есть отображение жизни и поступков Батюшки, которые для меня весьма важны.
С тех пор, как Батюшка благословил меня творить молитву Иисусову за службами, службы не отягчают меня и могут сделаться для меня учителями молитвы Иисусовой, по слову преп. Серафима Саровского или епископа Игнатия, хорошо не помню.
После обедни пил чай у Батюшки, затем написал одно экстренное письмо и поел икры. Спаси, Господи, Батюшку!
Потом с половины третьего до четырех я ходил по лесу — конечно, с благословения Батюшки. Ходил один, творя молитву Иисусову. Ничего особенного не случилось по дороге, как мне показалось, разве только то, что я встретил какую-то небольшую змею и, несколько испугавшись, обошел ее. Какая это змея, я не знаю, но только не уж, — ужей я несколько встретил.
Сейчас немного походил с Батюшкой по Скиту. Погода чудная. На душе покойно. Слава Богу. Необходимое дело — откровение помыслов и дел. Необходимость эту я ясно вижу на самом деле.
Сегодня Батюшка мне сказал:
— Дал бы Господь пожить еще хотя до вашей мантии, чтобы Вы укрепились в духе. Есть мантия вещественная и есть мантия духовная. Надо, конечно, укрепляться в духе.
— А в чем же состоит это укрепление в духе? — спросил я.
— В самоотвержении. В самоотвержении ради Господа Иисуса Христа. В отвержении всего, чего бы то ни было. Во вменении всего яко уметы (См.: Флп. 3, 8) ради Господа. Это очень сложная психика духовной жизни...
Сегодня Батюшка был за утреней [и] на правиле. За молитвы Батюшки встаю легче к утрени и вообще от сна.
Вчера пришел ко бдению вместе с Батюшкой ко второй половине его. Когда шли обратно в Скит, то Батюшка сказал мне, что слышал о двух случаях смерти от холеры в Прысках. Я раньше слышал, что холера в Киеве. Да помилует нас Господь!
Ходил к обедне. Стоять было мне трудно по болезни ног, так что я не вытерпел и пошел с середины храма к стене и прислонился.
Дожидаясь у Батюшки, я, сидя в моленной, почитал немного епископа Игнатия. Истинное сокровище его сочинения, и люблю я их читать.
24-го на престольный праздник служил у нас о. Архимандрит. Уже несколько недель я замечал на ступне левой ноги какую-то сыпь. Я ее немного расчесал и, обеспокоившись этим, благословился у Батюшки сходить в больницу. Оказалось, что это экзема. Отец Пантелеимон забинтовал мне ногу, приложив мази к больному месту. Кроме того, он нашел, что у меня сильное расширение вен, и посоветовал бинтовать ногу.
В то же время пришел в больницу монастырский послушник, которому о. Пантелеимон отдавал приказания о дезинфекции отхожих мест ввиду появления кое-где холеры, ибо уже есть распоряжение от губернатора.
Был на общем чаю под кедрами. Вчера опять был в больнице на перевязке. Ко бдению пришел вместе с Батюшкой ко второй его половине, а именно во время чтения кафизм.
Как-то недавно я заметил, что пятисотница умиротворяюще действует на душу. Однажды я встал на совершение пятисотницы недовольный чем-то, с некоторым ропотом, осуждением и неразлучным с ним самооправданием. Когда же я кончил ее, то почувствовал в теле некоторую усталость от поклонов, а в душе умиротворение.
Не помню, где я читал, что для преуспеяния в жизни духовной, а в частности, и в молитве Иисусовой, необходимо терпеть разного рода скорби, оскорбления, унижения и в особенности «напраслины».
Прочитать это я прочитал, запомнил, но исполнять это делом весьма трудно. Я привык к самооправданию даже тогда, когда виноват, а когда чувствуешь и видишь себя правым, то весьма трудно подавить в себе гордость и самооправдание.
А вот еще какое искушение устроил мне враг: чувствую в себе раздражение на Батюшку, на его поступки, иногда раздражение совершенно бессмысленное и без всяких причин. Я не раз уже говорил об этом Батюшке; он мне ответил, что это зависть врага, желающего поселить между нами раздор, но что ему Господь не попустит сделать это. Бороться против этого надо молитвой. Когда почувствую раздражение, то надо сразу обращаться к Богу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго, и помоги мне молитв ради старца моего батюшки Варсонофия». Я так и делаю и чувствую от этого пользу. Батюшка мне говорил, что враг будет всячески стараться разъединить нас, и я, помня слова Батюшки и наставления, все открываю ему.
Был за бдением у Батюшки, обедня была в Скиту и после нее молебен. А после молебна общий чай, по случаю именин мирских Батюшки — св. апостола Павла.
После чая я пошел к Батюшке. Батюшка сказал:
— Когда я учился, нас посылали в кузницу делать подковы. Так я видел, как мастер, сделав для ружья какую-то часть, начал ее закаливать, чтобы она не испортилась, когда ее будут пускать в дело. Так вот и я хотел бы закалить Вас ввиду ожидающих Вас впереди скорбей и искушений от демонов-бесов, от человеков и от соблазнов мира, которые Вы должны будете перенести, пока не выйдете на широту христианской любви и свободы.
Я, помолчав немного, сказал:
— Батюшка, я прежде думал, что иноку бывают искушения только в начале или в половине его подвига, а недавно я прочел у епископа Игнатия, что монаху от начала его иноческой жизни и до гроба нужно быть готовым к перенесению скорбей и искушений, что скорбь может возникнуть в любое время его подвига: в начале или в конце, совершенно неожиданно, что инок даже не знает, откуда и в каком характере она возникнет.
Не помню, что на это ответил Батюшка, и вскоре затем я начал читать книгу «На горах Кавказа» о молитве Иисусовой. Между прочим я прочел и следующее: иноку, решившемуся проходить молитвенный подвиг, предстоят немалые труды, постоянные и многолетние, а также и разнообразные скорби, но придет время, когда молитвенник увидит «утро Воскресения Христова» и получит отраду. Как только я это прочел, Батюшка и говорит:
— Вот Вы сейчас говорили, что всегда будут скорби. Да, но внутреннее состояние человека будет уже другое...
Я понял это так, что, хотя скорби и будут, но достигший внутренней молитвы будет их переносить легко, ибо с ним будет Христос, Который будет наполнять неизреченной радостью сердце подвижника, и эту радость о Господе не пересилит никакая скорбь (Ср.: Ин. 16, 22).
В трапезу ходил в монастырь разговляться, ибо конец Петрова поста.
Последнее время я был очень занят послушанием, мне даже временно дали помощника из монастыря брата Игнатия. Ходил два раза к о. Архимандриту и в монастырь по разным делам.
Ко бдению вчера я пришел с Батюшкой уже после кафизм, когда пели «Благословен еси Господи». К обедне немного сегодня опоздал, проспал, проснулся, когда уже ударили.
На днях Батюшке прислали четыре книги «На горах Кавказа»: второе издание, пересмотренное и много дополненное; хорошо бы почитать.
Давно не писал, и многое нужно записать. Начну все по порядку.
6-го июля я спросил Батюшку о значении и смысле заключения 5-го тома сочинений епископа Игнатия. Не берусь описать этот разговор, скажу только следующее.
«Пятый том сочинений епископа Игнатия, — говорил Батюшка, — заключает в себе учение святых Отцов применительно к современному монашеству и научает, как должно читать писания святых Отцов. Очень глубоко смотрел епископ Игнатий и даже, пожалуй, глубже в этом отношении епископа Феофана. Слово его властно действует на душу, ибо исходит из опыта...
Вот мне приходит в голову мысль: бросить все и уйти, — говорил мне после этого Батюшка, — но вот что мне сейчас подумалось: других я учу, что надо подражать деятельности того святого, имя которого носишь. В миру я был Павел — Апостол, теперь Варсонофий — епископ Тверской. Апостол Павел был служителем слова и проповедником, епископ Варсонофий также много потрудился в служении слова и проповеди между татарами и другими племенами, населявшими Казанский край. Значит, и мне нужно пребывать на этом месте. И еще вспоминается мне, как один блаженный, повстречавшись со мною, указывая на меня, закричал: „Апостол, апостол!“ Должно быть, такова уж воля Божия...»
— А мне, — говорю я, — нужно, значит, подражать святителю Николаю Чудотворцу?
— Конечно.
— А в чем же заключалась его деятельность и что было его отличительной чертой?
— А вот Вы и подумайте об этом. Святитель Николай отличался великою ревностью по вере Православной и любовью ко Господу и к человекам. Помните, как на соборе Святитель ударил Ария, будучи движим великою ревностью, а святые Отцы Собора не видели душевных его движений и осудили его, и сняли с него омофор. А Божия Матерь оправдала его и возвратила Святителю его омофор.
10-го июля пошел с Батюшкой ко бдению, но Батюшка постоял очень немного и, позвав меня, пошел из храма домой и сразу лег в постель. Сначала я почитал ему немного из книги «На горах Кавказа», потом кое о чем поговорили.
— Хорошо мне сейчас с Вами, истинно говорю Вам, ибо души у нас звучат в один тон... Ничего я не ищу, только Господа Иисуса. А что мне в том, что все мне кланяются...
Говорил Батюшка и о том, какие искушения могут быть в обращении с женским полом.
Потом Батюшка перестал говорить: ему становилось все хуже и хуже, был сильный жар и лихорадило. С кафизм пришел брат Никита, и мы вместе сидели около Батюшки. Уже поздно вечером я лег на диван около окна; утром проснулись в 5 часов.
К обедне не пошли. Батюшка лежал. Послали за фельдшером о. Пантелеимоном. Я почти все время сидел около Батюшки — он сам подняться не мог, приходилось его поднимать. Отец Арсений, иеродиакон, пришел после обедни пить чай. Его Батюшка позвал на минутку. Пришел о. Пантелеимон и нашел, что это простуда. Приходили о. Феодосий и о. Архимандрит. Вечером часов в 7—8 пришел опять о. Феодосий.
Батюшка позвал меня, велел найти чины пострижения в рясофор, мантию и схиму, а затем позвать о. Нектария и о. Кукшу, что я и исполнил. Начали готовить все для пострига Батюшки в схиму.
Когда я был один с Батюшкой в его кабинете и доставал разные вещи, Батюшка сказал: «Должно быть, придется нам расстаться; что я не докончил, пусть совершит благодать Божия...»
Слезы подступили у меня к горлу. В чем будет заключаться разлука, я не воображал себе ясно; и я, не допускавший возможности, что Батюшка может скончаться, подумал: да неужели Батюшка окончит дни жизни земной?..
Наконец, все было готово, и начался постриг. Я пел, но очень слабо, вместе с другими, потом держал книгу Батюшке, чтобы давать ответы на вопросы. Потом держал книгу о. Феодосию.
Наконец, надели на Батюшку схиму, я взглянул, и слезы опять начали подступать к горлу, но я удержался. Постриг кончился, мы все подходили поздравить и принять благословение.
Вот, подумал я, при мне надели схиму на Батюшку. Затем Батюшка дал по баночке варенья [всем] участвовавшим при постриге, кроме нас.
Когда все вышли, Батюшка сказал мне: «Теперь должна начаться другая жизнь».
Часам к 10 все окончили, прочли вечерние молитвы и легли спать.
Батюшка приобщался Святых Христовых Таин, ему стало лучше. Батюшка встал прочесть кафизму, и оказалось, как мне Батюшка рассказал, что пришлось читать 4-ю кафизму, ту самую, которую Батюшка читал первою после пострижения в тайную мантию. Эта кафизма была названа Батюшкой тогда, при пострижении в мантию, «великой», вероятно потому, что число 4 означает крест, по числу концов. Отношение значения этого к настоящему событию то, что если мантия налагает на человека крест по слову Евангелия: Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе и возмет крест свой (Мф. 16, 24), — то схима налагает сугубый крест.
— Ну, неужели это все случайно, о. Николай? — сказал Батюшка.
Затем поздно вечером, когда хотели начать читать вечерние молитвы, о. Никита сказал, что уже читал молитвы, и подошел под благословение. Батюшка, благословив его, сказал:
— Отец Никита, запомни и запиши, в какой день меня постригали в схиму. Этот день и в твоей жизни будет замечателен, ибо и ты присутствовал при постриге. Это относится и до тебя, брат Никита, а про Вас я уже и не говорю, — сказал Батюшка, обращаясь ко мне.
Навещал Батюшку о. Иосиф.
В тот же день Батюшка говорил мне: «Схима — это край: или смерть, или выздоровление. Я чувствую, схима меня подняла. Мне надлежало умереть, но дана отсрочка. Отец Нектарий теперь мой восприемный отец. Приходит он сегодня и говорит между прочим следующее: „А вот что на трапезе сегодня читали: один монах умер и ожил, и рассказал братии, что ему было сказано, что дается отсрочка на 15 лет. И ровно через 15 лет в этот день он скончался действительно...“ Отец Нектарий мог этого не заметить, однако заметил и рассказал, а он теперь имеет ко мне отношение как восприемный отец.
Затем о. Феодосий говорил, что замечал у меня уже недели три опухоль на лице, и поэтому сразу предложил мне схиму, указывая на опухоль, как на признак смерти. Я сказал: „Да будет воля Божия“, — ибо страшно отказываться от схимы, схима дает прощение всех грехов. Кроме того, у меня было чувство смерти, а о. Феодосий говорит: „Кто может ручаться, что Вы останетесь живы в эту ночь?“ Я согласился, и о. Архимандрит охотно согласился, и вот я пострижен».
Затем Батюшка сказал:
— Да воздаст Вам Господь, что ходили за мной.
Потом я усмехнулся что-то, а Батюшка и говорит:
— Отвыкайте от смеха и смехотворства, а то это, не дай Господи, может войти в привычку. Вспоминайте смерть, адские муки и Евангельские слова: Горе вам, смеющимся ныне, яко возрыдаете (Лк. 6, 25), — и смех будет засыхать на устах Ваших.
14 июля между прочим Батюшка сказал: «Я чувствую, что началась во мне новая жизнь; в чем она — я и сам хорошо не знаю. Чувствую усиление бурь; я не думал, что получу успокоение, но не думал также, что они так усилятся. Начались сильные страхи за будущее». А в другой раз сказал, что чувствует в себе прилив новых сил.
Все эти дни я также ночевал у Батюшки; не знаю, как буду ночевать сегодня. Вчера ходил в больницу, нога опять что-то заболела. Ко бдению не ходили, а правили очень сокращенное бдение у Батюшки. Он хотя и оправился, но не совсем. Слава Богу за все, что будет дальше.
«Когда беспокоят помыслы, или смущают, или тревожат, то не надо входить в разговор с ними, а просто говорить: да будет воля Божия. Это очень успокаивает», — так говорил мне на днях Батюшка, и справедливость этого я испытал уже сам на себе.
Вчера Батюшка сказал при мне о. пономарю по поводу отказа одного из братий читать Псалтирь: «Здесь вот что страшно: если монах уклоняется от послушания, не имея на то уважительных причин, то Господь посылает ему болезнь, и он уже поневоле не может исполнить то, о чем его просят. Да, здесь действует такой закон!»
Сегодня ночь, то есть с 19-го на 20-е, я опять ночевал у себя в келлии. Особенного за эти дни я ничего не заметил. Сегодня встал обычно в 5 часов, пошел к обедне, потом на общий чай, после чая к Батюшке, почитал «На горах Кавказа».
Бдение правили у Батюшки. Ночевал у себя в келлии. Ходил к обедне в монастырь. Пил чай обычно у Батюшки. Потом сели заниматься. За трапезой о. Никита сказал Батюшке, что о. Игнатий, иеродиакон, скончался. А вчера о. Пантелеимон-фельдшер говорил Батюшке, что у о. Игнатия признаки холеры. Спаси, Господи, и помилуй!
22-го числа вечером Батюшка дал мне голубой шелковый поясок с белыми украшениями и словами: Боже, во имя Твое спаси мя (Пс. 53, 3), — и благословил надевать его по праздникам и когда приобщаться.
23-го числа, в пятницу, к Батюшке приезжал из Шамордина убогий и блаженный Гаврюша. Он манатейный монах. Батюшка говорил, что его постригал о. Амвросий. На меня он произвел хорошее впечатление. Приезжал он именно к Батюшке, поздравить с принятием схимы.
Очень мне понравилось, как он обрадовался и даже засмеялся чисто по-детски, когда Батюшка дал ему конфет и пряников.
В тот же день Батюшка говорил, как глубоко таинственны события нашей жизни:
«Я сейчас вдруг вспомнил: когда я ездил из Скита в Воронеж к свт. Митрофану Воронежскому, меня позвал к себе пить чай иеромонах, стоявший у мощей Святителя. Я пошел. Он очень радушно принял меня и между прочим взял и надел на меня схимническую шапочку свт. Митрофана, которая у него хранилась как святыня. Вот, значит, когда я был уже предназначен к схиме. Затем я спрашиваю: „Как Ваше святое имя?“ А он отвечает: „Грешный Варсонофий“. Конечно, я тогда из этого ничего не понял. Вот видите, какая глубина, к чему ни коснись. Также помните, мы разбирали обстоятельства Вашего поступления в Скит относительно иконы Божией Матери «Нечаянная Радость». Какая нам тогда открылась глубина... И будет Вам эта радость и при кончине. Та радость будет уже началом Вечной радости... Вся суть в том, чтобы выдержать курс лечения (при этом Батюшка слегка ударил рукой по сердцу). Если бросить лечение, то еще хуже может быть. То же самое и в монашеской жизни. Если выдержать до конца, то можно иметь надежду...»
Вчера особенного ничего не заметил.
Сегодня трудно встал уже тогда, когда ударили к обедне. Служил Батюшка. Я читал Апостола: воскресный, праведной Анне и Божией Матери. По окончании обедни пил чай у Батюшки. До трапезы читал. Погода похолодела, похожа на осеннюю. Иванушка что-то ничего не пишет; думаю написать ему. Часто вспоминается он мне. Спаси его, Господи.
Утреню трудно было стоять, к часам проспал, встал в 7 часов. Пришел к Батюшке, прочтя спешно часы. Стали мы вместе пить чай, то есть я и Батюшка. И вдруг Батюшка говорит: «Как бы Вам не помереть...»
Это было так неожиданно, совершенно без связи с предшествовавшим. Я удивился и даже несколько испугался, и подумал: надо мне вести жизнь монашескую, да не постигнет меня кончина неготового... Потом за трапезой я спросил у Батюшки, почему он так сказал. Но Батюшка дал мне на это настолько неопределенный ответ, что я ничего не понял.
Вчера я сказал Батюшке, что, читая его дневник, я прочел, между прочим, что Батюшка, когда был еще послушником, за утреней проходил три тысячи, а иногда и четыре.
— Это же непостижимо, — говорю я, — как возможно в час произнести тысячу молитв Иисусовых?
— Сейчас непостижимо, потом будет постижимо, — ответил Батюшка.
Бдение было у Батюшки. К ранней обедне ходил в монастырь; встал трудно, но обедню стоял, по милости Божией, довольно легко. Батюшка служил в монастыре. После трапезы я пришел к Батюшке. Батюшка благословил нам поесть пряничков. Потом вдруг опять сказал мне:
— Не вздумайте Вы помирать. Когда я умру, тогда и Вы, хоть на другой же день...
— Батюшка, разве Вы что-либо во мне замечаете? — спрашиваю я.
— Я замечаю, замечаю... после скажу...— ответил мне Батюшка.
Что это значит? Я думаю, что под смертью разумеется здесь именно смерть телесная. Я не имею памятования смерти, которое есть дар Божий, и живу нерадиво. Надо жить внимательно. Господи, помоги!
Был за обедней, стоял довольно легко, хотя экзема на ногах не прошла еще, а расширение вен дает о себе знать. Полагается крестный ход. Монастырские ходили на свой колодезь, а мы, скитяне, — на свой, Амвросиев. Был водосвятный молебен, я читал Апостола. После молебна пошли сразу на трапезу. Трапеза была очень вкусная: первое, вместо винегрета были жареные грибы с картофелем. После трапезы почитал. Окончил 5-й том епископа Игнатия. Да, у него был ангельский ум. Осталось окончить выписки из 5-го тома.
Время летит быстро. Погода осенняя — дождь идет целый день. После трапезы Батюшка благословил меня и братий готовиться эту седмицу к пятнице, 6 августа, — Спасу Преображения.
Сегодня ходили принимать святую воду в монастырь. Затем я сподобился сегодня исповеди. Епископ Игнатий пишет, что покаяние, кроме того, что очищает сделанные согрешения, открывает глаза, так что человек начинает видеть другие свои согрешения, которых прежде не замечал или забыл. Это я теперь испытываю на опыте в своей личной жизни. Я начинаю вспоминать прежде соделанные грехи, которые или забыл, или не считал прежде грехами, не только в прошедшей моей жизни, то есть в миру, но и в святой обители. Слава милосердию Божию!
Скитская братия приобщалась Святых Христовых Таин, а я не сподобился. Батюшка благословил готовиться на завтра. Вчера за бдением устал порядочно.
Иногда я чувствую, что молитва Иисусова легко творится, а иногда трудно, чувствуется сухость, и себя приходится принуждать к молитве. Я сказал об этом Батюшке. Он ответил, что это ничего, что это принуждение себя и понуждение на молитву очень нужно в молитвенном подвиге.
Часа в 3 дня была гроза, был сильный гром и молния. Я вообще, как принято говорить, не боюсь грозы, но сегодня я несколько испугался. Мне пришла мысль: а что, если меня убьет молния? Что тогда? Что будет со мной, столь неготовым к Вечной жизни? Приобщиться я не сподобился, как прочие. Если бы я сегодня приобщился, то не так страшно было бы умереть... Я перестал читать книгу Паисия Величковского, поставил стул против икон и сидя начал творить молитву Иисусову. Вскоре гроза стала утихать, и я продолжил чтение. Книга мне понравилась; я читал не всю, а по указанию Батюшки, о молитве Иисусовой. Слава Богу за все!
Сегодня сподобился принятия Святых Христовых Таин. Ходил в монастырь поклониться святой иконе Божией Матери Калужской. Бдение у нас свое. Мы очень задержались с Батюшкой, и он благословил меня ко бдению не ходить совсем, а отдыхать, предварительно занявшись молитвой Иисусовой.
Около 3-х часов меня разбудил будильщик идти за иконой Божией Матери. Я пошел сначала в храм, а из храма в монастырь, там я ходил за пономарем, чтобы он отпер нам храм. Войдя в храм, я приложился к святой иконе. Затем ее взяли и понесли. Все было обычно. После молебна в церкви в новом храме пошли в старый храм, затем к Батюшке, к о. Иосифу и далее. Я ходил и пел с иконой по Скиту. Провожать икону я не ходил, потому что с иконой приходили с водоосвящением на Амвросиев колодезь, после чего большинство скитян возвратились в Скит, а некоторые пошли провожать. Это произошло от неточного распоряжения Батюшки. Затем день прошел незаметно, ибо трапеза была в 1 час дня, после трапезы я немного отдохнул, а там вскоре к вечерне.
Сейчас я вспомнил, что, когда я пришел к о. Симеону Ляпидевскому перед самым поступлением в Скит, он мне сказал между прочим: «Да, там ты увидишь и испытаешь на самом деле, собственным опытом, о чем написано в книгах, про существование и козни врага-диавола». Приблизительно так он сказал. Это я сейчас вспомнил, а ведь он все-таки был моим духовником, вследствие чего его слова по отношению ко мне могут иметь силу и значение.
Сегодня была у меня с Батюшкой беседа, хотя и краткая, напишу про нее, аще Бог даст, после.
Сегодня ходил с о. Никитой в Козельск лечить зубы. Я несколько стеснялся, ибо доктор не мужчина, а девушка, дочь священника, но за молитвы Батюшки Господь покрыл меня, даже помыслов не было никаких. А чувствуется все же некоторое развлечение в мыслях.
Завтра постриг некоторых монастырских братий. Пойдем туда к обедне и на трапезу.
Батюшка и вся братия пошли в монастырь на постриг, а мне Батюшка благословил остаться и заняться одним весьма нужным делом с о. Иоанном (Васильевичем). Но вышло некоторое искушение: совершенно не желая и не думая, я раздражил о. Иоанна, и он меня выпроводил от себя. Да простит мне Господь сие невольное согрешение. Идти на постриг я уже опоздал, думаю воспользоваться временем для записи беседы 9-го августа в понедельник.
Итак, по открытии Батюшке своих немощей за день я что-то спросил о молитве, и Батюшка начал говорить:
«Первый от Господа дар в молитве — внимание, то есть когда ум может держаться в словах молитвы, не развлекаясь помыслами. Но при такой внимательной неразвлекаемой молитве сердце еще молчит. В этом-то и дело, что у нас чувства и мысли разъединены, нет в них согласия. Таким образом, первая молитва, первый дар есть молитва неразвлекаемая. Вторая молитва, второй дар — это внутренняя молитва, когда уже ум и сердце соединены, то есть когда мысли и чувства в согласии направлены к Богу.
До сих пор всякая схватка со страстью оканчивалась победой страсти над человеком, а с этих пор, когда молятся ум и сердце вместе, то есть чувства и мысли в Боге, страсти уже побеждены. Побеждены, но не уничтожены, они могут ожить при нерадении. Здесь страсти подобны покойникам, лежащим в гробах, и молитвенник, чуть только страсть зашевелится, бьет ее и побеждает.
Третий дар есть молитва духовная. Про эту молитву я ничего не могу сказать; здесь в человеке нет уже ничего земного. Правда, человек еще живет на земле, по земле ходит, сидит, пьет, ест, а умом и мыслями он весь в Боге, на Небесах. Некоторым даже открывались служения Ангельских чинов. Эта молитва — молитва видения. Достигшие этой молитвы видят духовные предметы, например состояние души человека, так, как мы видим чувственные предметы, — как будто на картине. Они смотрят уже очами духа, у них смотрит уже дух. Постоянно ли они находятся в видении или по временам, — не знаю. Они не говорят о том, что видят, редко открывают другим свои видения.
Часто мы читаем, что такой-то святой видел видение, и ему было запрещено открывать то, что он видел. Епископ Игнатий (Брянчанинов) пытался нечто написать об этой молитве. Не знаю, имел ли он ее, но внутреннюю-то несомненно имел... Великий ангельский образ — схиму — преп. Ефрем Сирин называет серафимским, да он таким и был действительно, оправдывал на себе это название. О, как высоко назначение человека!..
Молиться о даровании молитвы внимательной можно, но молиться о даровании высоких молитвенных состояний, я полагаю, погрешительно. Это надо всецело предоставить Богу. Некоторые выпрашивали себе молитву высокой степени, Господь давал им по безграничному Своему милосердию, но им самим она не была впрок...»
Здесь нас прервали келейники, было уже поздно. Отец Никита сразу заговорил о покупке огурцов. Батюшка, улыбнувшись и глядя на меня, сказал: «Вот видите, сейчас о молитве говорили, о серафимском служении, а теперь об огурцах. А что поделаешь, это необходимо в моем положении».
Потом, когда я на минутку остался с Батюшкой один по уходе о. Никиты, Батюшка сказал: «Да, уже давно мы так не беседовали... Стойте твердо, не сворачивайте, Вы — на прямом пути. Помоги, Господи!»
И я ушел в келлию.
Как-то, помню, Батюшка говорил, что схимник называется «молитвенник за весь мир».
Сейчас о. Иоанн вошел и попросил у меня прощения, на что я ему поклонился в землю и также попросил прощения. Слава Богу!
В пятницу ходил в Козельск и, по милости Божией, окончил лечение зубов. Была очень плохая погода: дождь и ветер, очень грязно.
Вчера ко бдению ходил в монастырь; в келлию я пришел в четверть первого. Сегодня ходил к ранней обедне, и если бы не разбудил меня брат Николай, то я проспал бы. Очень вчера устал, главным образом мои болящие ноги. Батюшка служит позднюю обедню, он мне встретился в скитских воротах: я в Скит иду от обедни, а Батюшка — из Скита в монастырь. Так рано Батюшка шел, чтобы успеть исповедать новопостриженных иноков, которых я вчера перед бдением поздравлял. Помози им, Господи!
Чай пил у себя. Только зашел в келейную и попросил у о. Никиты пряничков, кои и получил.
Когда Батюшка пришел от обедни и трапезы в Скит и снял с себя подрясник, под которым на рубахе была надета схима (как это полагается тайному иеросхимонаху, когда он служит обедню), Батюшка взял, прижал меня к своему плечу и груди и сказал:
— Вот я прижимаю Вас к схиме, да сподобит и Вас Господь принять схиму...
Вскоре Батюшка лег отдохнуть; когда встал, он мне опять неожиданно сказал:
— Как бы мне Вас не пережить, что я буду делать? — Я говорю:
— Батюшка, это Вы мне уже третий раз говорите; какая сему причина? — На это Батюшка мне ничего не ответил.
Чувствую, что зуб один болит: неужели придется идти в Козельск опять? Не хотелось бы!
16-го августа Батюшка оставил было меня побеседовать, но ослабел и отпустил меня.
17-го августа особенного ничего не припомню. Заходил ко мне в келлию благочинный о. Феодот, по делам. Приехал в Скит о. Венедикт, назначенный для расследования заявлений нескольких монахов, которые подали прошение на о. Архимандрита. Сегодня Батюшка уходил на заседание в монастырь. Я трапезовал один. День прошел обычно. Утешен откровением помыслов и дел Батюшке и ласковым обращением Батюшки со мной.
Все эти дни было много дела, и особенного ничего не припоминаю.
Ночью сегодня был устрашен некоторым помыслом и начал творить молитву Иисусову. Успокоившись, заснул и проспал почти до 6 часов; хотя успел прийти в храм до начала, но молитвы читал уже после обедни. Нападают тщеславные помыслы. Утром пил чай у Батюшки, а в 2 часа в келлии.
Уже две недели ничего не писал. Дней пять ночевал у Батюшки, так как у меня покрасили косяки у двери, а Батюшка говорит, что запах масляной краски вреден для глаз. Устроили у меня в келлии вентиляцию.
24-го августа во вторник я сказал Батюшке, что мне последнее время мало приходится открывать помыслы. Батюшка сказал, чтобы я напоминал ему об откровении помыслов каждый день и открывал бы их ежедневно, и чтобы сейчас же открыл. Я встал на колени и начал открывать помыслы, что возможно было мне вспомнить.
Затем я стал открывать помыслы каждый день. Следовательно, 24-го августа было начало, 25-го августа не пришлось, ибо было бдение, а 26-го в четверг я опять открывал.
30-го августа в воскресенье я по обычаю открыл помыслы, потом сказал, что получил от Иванушки второе письмо (первое письмо получил числа 25—26 августа и ответил на него 30-го августа, послав ему то, что он просил). Батюшка сказал, что ему жаль Иванушку. Поговорили о нем немного, и Батюшка сказал мне:
— Нет, Вы уж нас не оставляйте... — Это он говорил, стоя в комнатке, где умывальник, и, указывая руками по направлению зальчика, где исповедуемся, и Скита, добавил:
— Зде покой, зде веселюся...
А перед этим после откровения помыслов Батюшка сказал:
— Святые Отцы учат: со всякою страстью борись, но от блуда спасайся бегством... Да, а нам приходится почти от всякой страсти спасаться бегством. Под бегством здесь разумеется не буквально бегство: ощутил в себе блудную страсть — так и уходи из обители. Нет, под бегством разумеется имя Господа Иисуса, молитва Иисусова, ибо сказано: камень прибежище заяцем... (Пс. 103, 18) Под зайцами разумеются все те робкие, слабые и смиренные, которые не могут бороться со страстями своими силами...
Погода стала холодать. Брат Никита, келейник, уехал на родину для свидания с родными перед призывом, а вместо него к Батюшке перешел брат Григорий .
Сегодня день кончины старца о. Макария: 50-летний юбилей со дня блаженной его кончины.
После трапезы Батюшка сказал нам краткое слово:
«На каждом из нас лежит обязанность подражать тем святым, имена которых мы носим. Батюшка о. Макарий носил имя преп. Макария Египетского, житие коего сейчас читалось. Вы слышали, когда читали, как сказал Преподобному диавол: „Ты мало спишь, а я вовсе не сплю; ты много постишься, а я вовсе ничего не ем. Одним ты меня побеждаешь...“ — „Чем?“ — спрашивает святой. — „Смирением“, — отвечает диавол.
Вот эту-то добродетель смирения, подражая житию своего святого, и положил в основание своего подвига наш приснопамятный старец о. Макарий. Ибо, если смирение необходимо для всех христиан вообще, то для иноков в особенности. Есть смирение — все есть, нет смирения — ничего нет. Смиренный высок перед Богом, хотя бы он был и совершенно неграмотный и всеми небрегомый. У о. Макария в письмах постоянно напоминается о смирении. Будем почаще заглядывать в них и учиться смирению хотя из книги, а потом, по милости Божией, понемногу будем вводить его и в свою жизнь. Да поможет нам Господь молитвами приснопамятного старца о. Макария и да утвердит в этой высокой добродетели смирения...» — Кажется, Батюшка этим и закончил.
Вчера получил письмо от Иванушки. К повечерию вчера не ходил и бдение стоял легко. Когда я вышел после бдения, то была чудная лунная ясная ночь. Тишина, ни звука, ни стука в воздухе. Если бы не было холодно, то я походил бы по Скиту, но я был в легком подряснике и рясе. Поэтому, пройдя по дорожке тихим шагом, я пошел в келлию. А, право, не хотелось и уходить, — так было хорошо!
Праздник Рождеству Пресвятой Богородицы. Сначала Батюшка хотел устроить свое бдение в келлии, но потом вдруг раздумал, и все мы пошли ко бдению в монастырь. Мне Батюшка благословил стоять только до иконы, то есть чтобы я, приложившись к святой иконе после прочтения Евангелия, шел к себе в келлию. Я этого не просил, сам Батюшка мне сказал так, вероятно, снисходя к моей немощи — болезни ног. А, может быть, что и другое, — я не стал спрашивать.
Когда я вышел из храма, была опять чудная ночь. Чудная картина: облитые лунным светом памятники и могилки. Тишина, лишь слышится из храма пение Божественных словес. Я пошел поклониться могилкам великих Старцев. Около могилки о. Льва стоял неподвижно монах, опершись на решетку соседней могилки, лица его я не разглядел. Быть может, этот монах — молитвенник с поэтической душой, погруженный в молитвенный восторг.
Поклонившись Старцам и испросив их святых молитв, я пошел в Скит, но немного помешал мне о. Виктор, шедший тоже в Скит, ибо мне хотелось быть одному. Лес имел чудный вид. Наконец я пришел в Скит и, немного пройдясь по Скиту, пошел в келлию, творя молитву Иисусову.
Скит был тоже необычайно красив. Прочитав молитвы, я лег спать. Сегодня пошел к ранней обедне, но по немощи пришел уже к самому концу часов. После обедни зашел к Батюшке получить благословение.
Батюшка дал мне банку варенья для чая. Спаси его, Господи. Чай пил у себя в келлии.
9-го сентября, когда Батюшка перебирал свои разные священные предметы, например, образочки, четки, разные вещицы от мощей и прочее, я напомнил Батюшке, что он хотел дать мне четки. Батюшка достал и подарил мне четки. Спаси его, Господи.
Сегодня весь день провел в келлии, к повечерию не ходил, к Батюшке зашел только после трапезы. Батюшка очень часто говорит об адских муках, ибо видит их почти каждую или же каждую ночь во сне. Так и сегодня мне Батюшка говорил, что видел ужасный сон.
Откровение помыслов идет, открываю каждый день, за исключением бденных дней, как например, сегодня. Но записывать нет никакой возможности.
Кончил читать то, что указал мне Батюшка прочесть из книги Паисия Величковского. Теперь на очереди у меня продолжать чтение — «Путь ко спасению» епископа Феофана.
Вчера за бдением Батюшка читал выписки из святых Отцов, главным образом о молитве; несколько поясняя слова святых Отцов своим рассуждением. Мне очень понравилось. Записать трудно по недостатку времени.
Сегодня читал за обедней Апостола. У Батюшки принял благословение в церкви, а потому после обедни пошел прямо в келлию, поставил самовар, прочел утренние молитвы, ибо проспал по нерадению и лености, хотя к обедне и не опоздал. Все время читаю сегодня «Путь ко спасению»: хорошая книга. Она была первой, которую я читал в жизни, когда возбудила меня благодать Божия от спокойного лежания во грехе. Поэтому Батюшка сказал мне однажды, что эта книга должна быть моей настольной книгой.
Редко приходится писать. Жизнь вообще, в особенности внешняя, идет обычно, ровно. Сегодня читал сутки. Теперь я от чтения не отказываюсь, как прежде, и не напрашиваюсь, считаю и то и другое неудобным. Но прежде я любил читать, а теперь мне больше нравится не читать по той причине, что я более могу за службой творить молитву Иисусову.
Недавно Батюшка сказал мне:
«В Евангелии сказано: Молитесь за врагов ваших (См.: Мф. 5, 44; Лк. 6, 28). И действительно, враги наши, желая нам досадить и сделать что-либо злое, делают это исключительно по своему нерасположению к нам, но по большей части своим злом пресекают еще большее зло, которое грозило нам. Поэтому они истинные наши благодетели, за которых нам надо молиться. Например, один человек, узнав про другого, что он хочет жениться на хорошей девушке, по нерасположению к нему написал ложное письмо этой девушке, в котором всячески очернил его, и этим расстроил партию. Проходит несколько лет, и этот человек, который хотел жениться, ушел в монастырь Богу служить. А если бы он женился, то, будучи связанным, не мог бы этого сделать. Вот и спрашивается: что он своей клеветой принес ему, вред или пользу? Конечно, пользу — он оказался этому человеку благодетелем».
Сегодня, выходя со мной из церкви после обедни, Батюшка мне сказал: «Сегодня в 2 часа я совсем было приготовился к смерти, не хотел даже к обедне идти...»
Спаси, Господи, Батюшку!
Настает осень, становится холодно, деревья пожелтели и осыпаются.
Вчера вечер прошел обычно. Открывал Батюшке помыслы. К утрени сегодня встал, по милости Божией, до будильщика, но после утрени проспал до четверти восьмого и часов не читал. Если одно справил — в другом согрешил. Господи, помилуй!
Я прочел у епископа Феофана в «Пути ко спасению», что надо отыскать в себе главную страсть. Я подумал и не мог остановиться ни на какой страсти. Сказал об этом Батюшке, и он мне ответил, что надо молиться, чтобы Господь открыл эту главную страсть, сам ее не найдешь. А найти ее очень важно для того, чтобы знать, куда направлять свои силы, то есть знать, с какою страстию преимущественно бороться.
Сейчас Батюшка ушел в монастырь по делам обители. Пора ко бдению.
Сегодня день моего рождения: мне исполнилось 22 года.
Батюшка служил. В конце обедни, когда Батюшка вышел с Крестом Животворящим, сделав отпуст, он сказал:
«Честные отцы и братия! Вот я с Животворящим Крестом в руках прошу и умоляю вас прекратить между собой неудовольствия. Неудовольствия, если не сказать вражда, увеличиваются. Если это так в миру, то да не будет сего между нами в обители.
Первая заповедь — любовь. Ап. Павел сказал: если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — ничто; если я имею дар пророчества, а любви не имею, то я кимвал звенящий (См.: 1 Кор. 13, 1-2). Любовь выше всего. Я вам решил это напомнить в день памяти св. Иоанна Богослова, Апостола любви. Не останавливайтесь на одной внешней исправности, хотя и она нужна, но главное — это искоренение из сердца страстей, в особенности злобы...»
Вот общий тон и содержание сказанного Батюшкой.
За трапезой сегодня читал. Получил два письма: от мамы и от Иванушки. Поздравляют, а Иванушка еще сообщает, что составляет акафист и пополнил службу преп. Парфению, епископу Лампсакийскому, и теперь хочет послать в Синод для цензуры и издания.
Дня три-четыре чувствую, что простудился: насморк, небольшая хрипота и нога больше обыкновенного болит. Вчера за бдением очень устали ноги.
Читаю пока все еще «Путь ко спасению» епископа Феофана.
26-го сентября вечером на откровении помыслов Батюшка сказал по поводу читанного на трапезе о талантах:
— В Евангельской притче о талантах (Мф. 25, 14-30) сказано, что один раб закопал свой талант, данный ему от Бога, в землю. Некоторые понимают слова закопал в землю буквально, как есть. Собственно же закопал в землю значит — потратил на земное. Весь свой талант, данный Богом, человек употребил исключительно на приобретение земного, суетного, тленного — ничего для жизни будущей, вечной он не приобрел. Так, например, профессора, ученые (я не говорю уже о тех людях, которые прямо развращают своим учением и себя, и других), если они только и ограничивались научными знаниями, ничего не делая полезного для своей души, то, конечно, — они зарыли свой талант в землю. А Вы, оставив весь этот тлен, ушли во святую обитель, — значит, не зарыли свой талант. Это я говорю Вам для укрепления Вашего...
— А вот, Батюшка, в поучении, которое я читал, сказано, что если человек имеет возможность или дар проповедовать, учить и этого не делает, то, значит, он зарывает талант в землю. А из житий святых и современных подвижников известно, что многие, например, преп. Афанасий Великий, имели возможность учить и проповедовать, но молчали по смирению. Как это примирить со сказанным в поучении?
— Кому что дано: кому деятельность, кому безмолвие — даров Божиих много. Преп. Арсению дано было равноангельское житие — служить Богу в безмолвии. Другие, наоборот, служат Богу в кипучей деятельности. Но уподобляются зарывающим свой талант те, которые отказываются от того, куда их поставляют согласно воле Божией. Например, преп. Серафим Саровский отказался от настоятельства, а что он из-за этого перенес? Едва не впал в отчаяние, какие великие скорби и искушения! Так что потребовалось подъять на себя великий подвиг — трехлетнее стояние на камне, чтобы побороть эти искушения. Вот что значит отказываться. Так вот и я стою на этом месте. Боюсь отказаться. Отец Архимандрит мне говорил: «А перенесете ли Вы то, что может быть, если Вы откажетесь?» Вот я и стою...
27-го сентября, в понедельник, Батюшка рассказывал мне, какие у него были скорби и как Господь всегда избавлял его Своею благодатию.
«Это я Вам говорю для того, чтобы поселить в Вас веру в Господа, потому что Вам придется ее впоследствии показать и испытать. Одна моя надежда на Бога, истинно говорю вам: не надейтеся на князи, на сыны человеческия... (Пс. 145, 3)»
28-го сентября, во вторник, Батюшка сказал мне:
«Вы поступаете в монашество при самых благоприятных условиях, потому что впоследствии будут Вам великие скорби и искушения, но Вы их перенесете, ибо уже окрепнете, и они послужат для прославления имени Божия и для получения венцов...»
Вчера и сегодня ночевал у Батюшки, ибо о. Никита уехал за грибами. Брат Никита приехал из отпуска, но уже более не келейничает у Батюшки. Вчера за бдением читал паремии. Трапезовал сегодня с Батюшкой, он служит в монастыре, и потому опоздал к общей трапезе.
Написал и послал письмо маме и Иванушке. Он думает приехать на несколько дней. Я просил привезти кое-что для келейного обихода.
Иногда из слов и дел Батюшки я вижу, насколько это мне доступно, мудрость и рассуждение Батюшки, веру в Бога, надежду на Его милость и другие иноческие добродетели, а я истинно нищ и убог есмь. Далеко не всегда сознаю я это, но бывают минуты. Господи, даждь ми смирение!
Вчера о. Никита приехал, а потому я ночевал уже у себя в келлии.
Ко бдению вчера я пришел во время литии, был задержан Батюшкой. Когда я шел от бдения, была прекрасная лунная ночь, но я мало обращал внимания на ее красоту, так как ноги очень устали и было морозно; думал, как бы поскорее в келлию придти.
К обедне меня разбудил мой сосед Григорий, спаси его, Господи, а то бы проспал. Пришел в церковь минут за пять до звона. Люблю я придти в храм минут за 15—20 до звона и сесть, творя молитву Иисусову. Я замечал, что после этого всегда уже и за службой легко творится молитва Иисусова. А если придешь не заблаговременно, то иногда очень долго не наладишь себя на молитву Иисусову.
Придя от обедни, я попил чайку и сел читать «Путь ко спасению». Очень хорошо сказано про борьбу со страстями. А я, читая, применяю к себе: как действуют во мне страсти и как бороться против них. Гордости и тщеславия во мне много. Господи, помоги мне!
Вечерком ходил с Батюшкой немножечко по Скиту и на ходу открывал помыслы.
Проспал утреню и слышу: в полчаса седьмого стучит мне в дверь брат Григорий. Спрашиваю: «Что?» Говорит, что Батюшка просит на молебен. Я встал и пошел. За молебном братии никого не было, брат Григорий сказал, что Батюшка не приказал звать, поэтому только и были служащие, я да пономари. Потом пришел о. Сергий Мозель. Молебен был по случаю дня празднования свтт. Гурию и Варсонофию, Казанским чудотворцам, хотя это и не день именин Батюшки.
Бдение правили у Батюшки. Батюшка служит в монастыре. Я к обедне не ходил, а в 6 часов утра поехал на скитскую дачу по поручению Батюшки. Скорбь теперь всем истинно любящим обитель нашу святую... Пока Скит еще стоит в стороне. Но вот сию минуту комиссия пришла осматривать наш новый храм. Как и зачем — не знаю.
Отдал о. Никите починить будильник. Вчера получил от Иванушки письмо.
Как-то Батюшка сказал мне, что о. Макарий, великий старец, через каждые три года перечитывал Авву Дорофея и Лествицу и находил в них все новое и новое, ибо рос духовно. Батюшка и мне сказал, что надо перечитывать их через каждые три года.
О. Архимандрит возвратился на днях из Москвы. Операция прошла благополучно.
Вчера с бдения начал читать сутки. Особенного ничего не заметил. Сегодня окончил читать «Путь ко спасению» епископа Феофана. Глубока и непонятна в некоторых местах эта книга для меня.
5-го октября Батюшка благословил мне прочитать житие преп. Никодима Кожеезерского чудотворца (3 июля), а 6-го октября благословил начать изучение Устава Богослужения. Потом Батюшка прибавил, что это нужно даже для всякого послушника. За разрешением недоумений благословил обращаться к о. Кукше, а в пособие взять из библиотеки книгу Булгакова, опуская то, что относится исключительно до иерея. Праздники Батюшка благословил употреблять на чтение, так как это единственное свободное у меня время, но благословил делать и проходки по Скиту или за Скитом, сказав, что это для меня будет полезно. Это я сегодня и сделал: полчаса походил за сажалкой.
15-го числа купил масла деревянного и ходил в рухольную.
Сегодня читал за обедней Апостола. Дни эти прошли без особых событий, по крайней мере, я не помню сейчас.
Сегодня читаю письма старца о. Макария. Батюшка говорил мне, чтобы в один день я не брал разных книг: то ту, то другую, — а чтобы читал что-либо одно.
Вчера приехал в Оптину Иванушка, привез кое-что; ночевал у Батюшки.
Сегодня я был на водоосвящении в новом храме. Иванушка почти весь день был у меня, ходили с ним на Железенку. Ночует опять у Батюшки. Не знаю, что про него и сказать. Спаси его, Господи, имиже веси судьбами!
Все эти дни то с Иванушкой, то с Батюшкой прошли, кажется, без особых событий. Бдение стоял в монастыре, где был и Батюшка. Трудно было стоять, садился иногда, когда это и не положено. Был за ранней обедней. Погода пасмурная, вчера шел дождь и на земле застывал, образовалась гололедица.
Мне дал Батюшка брошюру «Предостережение читающим духовные книги и желающим проходить Иисусову молитву» и о смирении старца о. Макария. Ее благословил мне Батюшка прочесть 19-го октября, но Иванушка помешал, хотя и начал ее читать вместе с ним. Между прочим рассказал он мне некоторые неотрадные вещи. Благодарение Богу, что я ушел из мира, — конечно, не своею волею, а Божиею благодатию.
23-го числа в субботу к Батюшке приезжал некто Е. Н. Погожев; про него мне Батюшка неоднократно говорил. А ему говорил про меня как принадлежавшего прежде к интеллигентной среде, бросившего все это и пришедшего в Скит. Вот он и попросил Батюшку, чтобы он познакомил его со мной и дозволил побеседовать, что Батюшка и сделал, послав меня к нему в приемную (Батюшкину). Это было перед самой трапезой, и нам не удалось побеседовать. Тогда он попросил у Батюшки дозволения придти перед бдением. Батюшка дозволил.
В начале 6-го часа я опять пришел, и мы беседовали до самого благовеста ко бдению. Он много расспрашивал меня о причинах и обстоятельствах моего поступления в Скит. Касались монашества, святоотеческих писаний и вообще духовной жизни. Особенного впечатления я не вынес из беседы, но и не отяготился ею. Е. Н. обещал прислать мне своего составления книгу «Современные подвижники». Спаси его, Господи!
23-го же Батюшка объявил сначала мне, а потом и Иванушке, что о. Архимандрит согласен опять принять его. Сегодня Иванушка уехал обделывать свои дела в Москве и выждать время — не освободится ли келлия, так как двое будут призываться через неделю.
За бдением 23-го октября не был за великим недосугом — Батюшка никак не мог сделать нужных дел, которые мы за бдением и сделали.
В воскресенье 24-го октября я кончил читать «Предостережение читающим...». Книга безусловно хорошая, но славянский язык часто непонятен. Открываю помыслы и чувствую благотворность сего. Спаси, Господи, Батюшку.
В четверг 28-го поздно вечером скончался о. Пимен. Говорят, что он сковырнул прыщик на лбу, а потом начало опухать лицо, и скончался не то от рожи, не то от воспаления, которое передалось на мозг. Дай Бог ему Царство Небесное. Батюшка его любил и мне говорил, что о. Пимен был действительно монах.
Эти дни я был занят составлением ведомостей. Сегодня читал на трапезе; Батюшка на трапезе не был. Чувствую сегодня слабость в теле, хотя вчера за бдением не устал. Читаю письма батюшки о. Макария.
28-го октября вечером приехал в Оптину граф Лев Толстой. 29-го уехал из Оптиной, не побывав ни у о. Архимандрита, ни у Батюшки, ни у о. Иосифа. Доехав до станции Астапово, он почувствовал себя нехорошо и далее не поехал. Подробностей не знаю, только Св. Синод благословил о. Иосифа (так как граф его знал и был у него) ехать к графу для убеждения его в истинах Святой Православной Церкви. Отец Иосиф хотел ехать, но, почувствовав сильную слабость, отказался. Тогда телеграммой было дано благословение Батюшке ехать вместо о. Иосифа.
Вчера вечером Батюшка начал собираться. Я почему-то волновался внутренне, но после чтения канонов и акафистов и вообще вечернего молитвенного правила я успокоился. Батюшка сказал мне, что думает меня взять с собой.
Около 12 часов ночи вчера мы, все уложив, разошлись по келлиям. Встал я сегодня в 4 часа утра, в 6-м часу я с пономарем и о. Нектарием отправили молебен. Батюшка стоял в алтаре. Затем после молебна все пошли к Батюшке. Потом я пошел в келлию, окончательно собрался, и наконец пошли в монастырь к о. Архимандриту. Батюшка с о. Феодосием шли впереди (о. Феодосий пришел к Батюшке для исповеди его и вообще как духовник). Я шел сзади, брат Григорий рядом со мной нес сумку. Придя к о. Архимандриту, все пошли по своим делам, а мы с братом Григорием дожидались. Вдруг меня позвал Батюшка, объявил, что я остаюсь, и простился со мной.
Я все-таки дождался отъезда Батюшки. Когда он уехал, я пошел на могилки к старцам, помолился за Батюшку и за себя и пошел в Скит. Зайдя в келейную к Батюшке, я напился чаю, отпустил закупщика и пришел в келлию. Волнения не чувствую. Я помолился о благополучии Батюшки и сел писать этот дневник. А вчера чувствовал волнение — не то грустно, не то скорбно было мне. Господи, спаси Батюшку, и буди воля Твоя!
4-е ноября — день перехода Батюшки в Скит после прибытия его из Манчжурии с войны в 1905 году.
Вчера написал Иванушке письмо, а от него получил 31-го октября. Особого ничего не было в письме. Вчера Батюшка мне дал четыре носовых платка. Принеся их в келлию, я сам себе сказал: «Платки, платки, не придется ли мне вами утирать слезы во время скорби». Я не то, чтобы подумал так серьезно, а просто так сказал.
Сегодня с утра занимался письменными работами. На душе покойно. За Батюшку по силе молюсь. Как и что с Батюшкой, пока еще ничего не слышно. Читал сегодня за обедней Апостола. Особого, кажется, ничего не было.
Бдение в телесном отношении было нетрудно стоять, и молитва шла довольно легко. Сегодня обедню также отстоял легко. Встал в полчаса шестого и потому не успел прочесть до обедни утренних молитв. Правили службу воскресную и Божией Матери Скоропослушнице. Я по силе помолился о благополучии Батюшки перед Ее святою иконою. Чувствую в теле слабость, хотя и небольшую. Думаю записать то, о чем с Батюшкой я на днях говорил.
Я спрашиваю Батюшку 1-го ноября:
— Исповедь и откровение обязательно должны быть у одного лица, или можно у одного исповедоваться, а другому открывать помыслы?
— Конечно, исповедь — одно, откровение помыслов — другое. Святые Отцы пишут: когда не к кому обратиться, то избери себе единодушного брата и ему открывай свои помыслы. Помыслы можно открывать даже не имеющему священного сана...
2-го ноября тоже немного побеседовали. Между прочим Батюшка рассказал, как он первый раз приехал в Оренбург, когда ему было лет 8—9. Был он и ранее, но совсем младенцем, вследствие чего ничего не помнит.
Приехал Батюшка со своим отцом и попросился походить по городу. Отец дозволил. Вот побежал отрок Павел, нынешний Оптинский старец, бежит и видит собор Спаса Преображения — чудный собор, громадная колокольня. Посмотрел, бежит далее, видит другой собор — Введенский, посмотрел и далее бежит мимо губернаторского дома к Троицкому собору, а от Троицкого собора выбежал на площадь. На площади многолюдство, базар. Пробираясь сквозь толпы народа, он вдруг увидел карлика, махающего длинной палкой. Испугавшись этого карлика, он спрятался за народ.
Вот, закон...
На этом Дневник обрывается.
Войти с помощью соц. сетей: