Лечу в Израиль
* * *
Рейс транзитом через Вену. Венский самолет. Чужая речь.
Стюардессы обносили всех улыбкой, ослепительной. Они возникали каждые пять минут и на непонятном языке предлагали приятное.
Небо было такой красоты, необузданной, что хотелось разобрать его на отрывки и заучить.
Самолет купался в небе три часа…
Над Веной круг за кругом — все никак не можем сесть.
Все обеспокоенно:
— Что? Что это такое?
Стюардесса тут же:
— Венский вальс…
Пассажиры с облегчением вздохнули.
Я вздыхать крепился до последнего…
* * *
Я ж сказал: транзитом через Вену. А там аэропорт — как целый город. Я ж, кроме русского, совсем не знаю жизни. И, выходит, как глухонемой. Но одному везет, глухонемому, а другому… С моим счастьем!
А в Европе заблуждались очень многие! И непростые — академик Голомшток! Профессор Поляк! Аспирант Дельфинов, полиглот, потерялся даже в Кишиневе. А колированный профессор Кораблев спутал финских два вокзала, Южный с Северным. Но нашелся почему-то в Будапеште…
Мое сердце беспокоилось не зря. Если уж такие, как Дельфинов…
Ладно, приземлился — дальше что?
Как не потеряться навсегда?..
* * *
До отлета оставалась пара дней. Я нервничал, как перед штурмом Зимнего.
Но мой заботливый начальник Яша Вирин:
— Не волнуйся, я тебе возьму из Интернета…
— Что возьмешь?
— На английском, на французском, на китайском… «Я потерялся! Помогите мне найтись! Мне на рейс до Тель-Авива! Данке шон!»
На иврите, на испанском, на фарси…
Я же человек без языка.
Распечатал! Яша, добрый гений.
И напутствовал:
— Оно тебя спасет!..
А я же, слава богу, впечатлительный! Ночью я себе уже представил: центр Европы. Я, как блоха, дрожа на сквозняке, тяну я к людям руки: «Помогите!» И, в распечатках, тычу им в лицо: «Спасите, заблудился!» и т. д. А те проходят мимо, равнодушные. И так себя мне стало жалко, горько так, что жить мне не хотелось. Только спать…
Яша позвонил мне ранним утром. Он меня в беде не оставлял:
— Так, никаких «Спасите!», ничего! Порви и выбрось!
— Почему?!
— А потому что. «Заблудился!» — это детский лепет! Я придумал безотказный вариант. Тебе вообще там не придется волноваться! В Вене! Да!
Я чуть ли не взмолился:
— Говори!
— Нет, для начала ты ответь, вот как ты думаешь: чем хороши люди, внешностью похожие на евреев?
Я не знал.
Он как крикнет — заложило ухо:
— Тем! Что это! Евреи! И есть!
— А как это использовать на практике?
— Ну, какой ты недогадливый, очнись! — Яша уже начал кипятиться. — Ты ж там можешь потеряться? Не теряйся! Вот как увидишь ты евреев…
— Ну и что?
— Ты, главное, от них не отставай. Теперь дошло? Они и выведут на рейс до Тель-Авива!
Это было просто гениально!
И я пообещал не отставать.
* * *
Вена. Аэропорт гигантский. Я песчинка. Толпа меня схватила, понесла. Как великое переселение народов. Завертела, закрутила…
Для начала я, конечно, растерялся. Но тут же вспомнив наставленья Яши, стал выглядывать евреев. Не выглядываются!
Ой, а это кто? Знакомое лицо! Дядька, мой попутчик из Донецка. Я с надеждой кинулся к нему, как к своему, и сдуру уточнил:
— Вы не еврей?
Как учил меня начальник Яша Вирин.
— Зачем? — повел плечом недоуменно. — Я, слава богу, белорус…
Так выходило, что еврей — не слава богу.
Кстати, белорус из Украины, из Донецка, летел к себе в Норвегию домой.
Больше мне на русскоговорящих не везло.
И я опять уставился в толпу. Стою, просеиваю взглядом. Очень собран. Так, это не евреи, а монголы. Табуном прошли японцы. Скандинавы. Я читал: среди евреев есть и негры. Может, эти?! Но такие черные?!
Толпа бурлила, как вода в джакузи…
И тут я вздрогнул: Господи, они! Три еврея, настоящих! Это ж видно! Я еще подумал: наши в городе! И, естественно, за ними увязался.
Помню, Яша:
— Ты ж от них не отставай!
Уж как я от них не отставал! Я за ними тенью по пятам. Я был рад. Они, скорей, не очень. Часто озирались. И даже, показалось, стали нервничать. Я машу им ручкой: мол, чего переживать, мы ж все свои! Нет, озирались!..
Я устроился довольно-таки ловко, переложив на них свою ответственность. Они туда и я туда. Они сюда…
В туалет — и я спешу за ними с удовольствием. Мне так Яша Вирин поручил. Они выходят — я их поджидаю.
Они в зону беспошлинной торговли duty free — и, расторопный, я не отстаю…
Вдруг они переглянулись и, схватив меня под локотки, куда-то энергично потащили. У меня мелькнуло: что, на рейс?
В Донецке приводов в милицию… Бог миловал! Они меня — в австрийскую полицию! Сдают! На пальцах объяснив, мол, их преследую: они туда — и я туда. Они сюда…
И тут открылось: это не евреи! А совсем наоборот, они арабы! Из Арабских Эмиратов. Как я спутал?! Ну, семиты потому что. Во я влип!
Я отчаянно пытаюсь объясниться. Что за полиция?! По-русски ни бум-бум. Я бьюсь над ними. Нет, не понимают!
Придушенный кошмаром, я решил: возьму я их рисунком. Нарисовал (рука моя дрожала) еврея с носом. Не доходит. И в очках. Они так пригляделись. Я добавил бороду и шляпу. А теперь? И как бонус дал им обрезание. Но тут же испугался, зачеркнул: арабов на сегодня мне довольно…
Наконец до них дошло, как до австрийцев.
И мы сообща пошли искать евреев.
Напоролся с ходу, за углом. Как говорится, сердце не обманешь! Да и как, скажите, обмануть? С такими пейсами! И с носами, что двух мнений быть уже не может…
Как они мне сразу не попались?! В шляпах, лапсердаках и чулках. Как у женщин, но они мужчины, только верующие. Это у них такая униформа.
Три еврея! Да, представьте, тоже три.
Все, я их уже не выпускал! В duty free? И я туда спешил! В туалет? Придерживал им двери! Нет, Яша Вирин просто молоток! Они мне улыбались, как свои. Подмигивали разными глазами. И при этом совершенно не боясь. Вот оно, еврейское единство!..
Эти выродки летели в Амстердам!
Господи, за что?! Я вскинул голову. И увидел по-английски: «Тель-Авив». Тут же был указан номер сектора.
Регистрация шла рядом с «Амстердамом». В очереди шли одни японцы. Рейс на Тель-Авив закрыли мной.
Спасибо, Яша, без тебя бы я не смог!..
* * *
Вернусь географически назад.
О том, что я лечу в Израиль, я молчок, но народ прознал и без меня.
И началось!
Меня одолевали поручениями.
От поручителей скрывался, как подпольщик. Притворялся не собой, как пародист. Но вычисляли в самых неожиданных местах. И слетались, как назойливые мухи.
«О, Израиль!»
Оказалось, что у всех там есть родные, даже у отпетых юдофобов. И их жизнь зависит от меня, от той посылки, что доставлю им в Израиль.
Доходило до чего? Вообще кошмар! Одна прочесывала город, оглашенная. И без устали, на каждом перекрестке: «А Верховский собирается в Израиль! Никому там, ничего? А может, надо?»
Информационная поддержка, растудыть!
Раздражение вскипало, как волна…
Есть люди, что отказывают всем и вроде под существенным предлогом: «Я вас об этом не уполномочивал просить!»
К сожаленью, я был не таким.
Что меня просили? Несусветное!
Одна дама (здесь солировали дамы) очень робко попросила:
— Привези мне…
— Что?
— А я уже не помню…
Ну, понятно, ей под девяносто.
Я резонно:
— А откуда помнить мне?
Тут старушка поднатужилась и вспомнила:
— Привези мне хумус… Нет, хамсин… Или нет… Во, вспомнила, хамас! Говорят, к обеду очень вкусно.
Уболтала!
Я старушку обнадежил:
— Под прикрытием хамсина привезу я вам ХАМАС. И вам, поверьте, будет не до хумуса!
Она растрогалась:
— Говорили, ты плохой, а ты хороший!
Это кто там говорил, что я плохой?!..
Еще одна, бравируя ученостью:
— Привези мне ветку Палестины!
А это ж ветка финиковой пальмы. Как взобраться? Как спуститься? Думать надо!
Казалось, все. А нет, не все! Еще звонок:
— Привези мне…
И затихла. Мол, привези, сама не знаю что.
— Господи, ну что уже?!
Я так рявкнул, что она уже назад:
— Ничего! — но тут же уточнила: — Ничего существенного, что ты?! Привези мне что-нибудь святое…
Я скрежетал зубами не напрасно.
Это что оттуда привезти. А что туда?!
Я от поручений изнывал: два чемодана поручений и авоська!
Я вид имел достаточно затравленный, но видно, не совсем еще прибитый. Потому что в аэропорту, на регистрации…
Я думал: все напасти позади. Я уже прошел сквозь эту рамочку, чтоб не звенело. Вроде не звенело. Вдруг истошный крик. Похолодел. Я похолодел — и не ошибся!
— Рыбонька, я здесь!
Кричали мне!
Какая-то старуха заполошная, появившаяся в зале ожидания, мне отчаянно махала подойти.
Я приблизился к ней, будто под гипнозом.
— Умоляю, вы у нас Верховский?!
— Я у вас…
— Передайте! Вот коробочка! В Израиль! Можете не волноваться, вас там встретят! Но вот на всякий случай телефон…
Так меня подсечь, на самом взлете!
Я у нее из рук буквально выхватил. Чтобы поскорей ее не видеть.
Она все поняла и тут же сгинула.
Коробка показалась мне чугунной…
* * *
Забегая, вынужден признать: в аэропорту Бен-Гурион меня никто не встретил, с той коробкой. Ни одна собака! Впрочем, да…
Натасканная на наркотики собака равнодушно пробежала мимо всех. А у моих ног — притормозила. Едва не обрывая поводок, задышала, вылупив глаза. Я посторонился: обозналась? И вдруг очнулся: Господи, коробка!
Тут и спецслужба подлетела:
— Что у вас? Это ваши вещи?
— Да, мои.
— А это? Что у вас в коробке?
Я побледнел:
— Не знаю.
Я был прав.
Они переглянулись:
— Открывайте!
В коробке были россыпи конфет, и каждая завернута отдельно. Их еще зовут «Метеорит». Но, может, это только конспирация?
Я с тоской подумал: вот и все, вот и будет мне сейчас Израиль.
Ночь. Они устало:
— Разворачивайте!
— Что?!
И они корректно:
— В общем, каждую!
Собака каждую лизала языком. Кивала головой — я заворачивал. Мы с натасканной работали дуэтом. Я разворачивал, увлекся, раскраснелся. Она лизала, я был на подхвате. Работа спорилась, спецслужба любовалась. Мне казалось, что собака мне подмигивала. Но может, от волненья померещилось.
К счастью, это были не наркотики.
Скорей, ей просто захотелось украинского…
Ох и накипело у меня! Ох бы я и высказал встречающим! Так, повторюсь, меня ж никто не встретил.
Впрочем, нет: меня встречали.
Жаль, не те…
* * *
У меня в Израиле есть родственники. Я насчитал их на бумажке сорок два. Израиль ими нашпигован, как взрывчаткой. И если где рванет и сдетонирует…
Машковские, Пашковские, Рашковские…
О том, что скоро окажусь в Святой Земле, я никому из них не доложил. Мне и без них живется очень сложно.
Кто же их оповестил?! Ну не Моссад же!
Кто-то ляпнул.
И они приперлись полным сбором. В аэропорт Бен-Гурион, встречать меня.
Поначалу я их даже не заметил. А потом поднял глаза — и обомлел…
Я сразу вспомнил, как однажды русский классик и тоже, между прочим, не узбек, в мемуары внес, как сокровенное: «Каждый пятый еврей — идиот. Собственно, я и сам не совсем здоровый».
И у нас в роду такой один! Конечно, не один, а… Классик прав. Но я остановлюсь на этом Моте.
И вот когда я появился, где встречают, с чемоданом, с этими конфетами… Я ж плохо вижу, но Мотя сразу бросился в глаза: он с трех шагов меня разглядывал в бинокль. Он с биноклем никогда не расставался. Ну и с расстегнутой ширинкой, соответственно. Пускал слюну, был в форме, как всегда…
Короче, я увидел эту стену. Непробиваемую стену моих родственников.
А они друг друга стоят, это факт: между собой не дружат, не общаются. Машковские, Пашковские, Рашковские…
Их сплотил, скорее, мой прилет.
Когда я их увидел, чуть не кончился! Плечом к плечу они стояли монолитом, о который мне оставалось только биться головой. Высекая искры неизбежности.
А они… Моя родня, едва меня завидев, не стесняясь и ни в чем себя не ограничивая, за меня буквально стала драться: у кого из них я буду жить. Каждый стал тянуть меня к себе. Чтоб показать, что я иду к нему, а остальные могут отдыхать. Они явились — только чтоб подраться! Назревал тупик бесповоротный…
Они меня бы точно разорвали. Но вмешался Мотя, как безумец. Он тихой сапой пододвинулся ко мне и со всей дури… Но ему, наверно, можно. Он дернул меня за руку и крикнул:
— Так не доставайся ж никому!
И я померк.
Больше вариантов не нашлось: я достался тетке-травматологу, собственно, к которой я и ехал.
* * *
В течение недели я вызванивал. Чтоб забрали те чугунные конфеты. Нет, поначалу телефон вообще молчал. Потом проснулся.
Но за передачей не спешили.
Я уже молил:
— Придите, заберите наконец! Право, не везти же мне обратно?
— Да-да, конечно!
Но опять не торопились.
Я увещевал, я заклинал:
— Да сколько можно?!
Оказалось, можно.
Про собаку я, естественно, молчал.
Наконец свершилось! Соизволили!
Они расшаркались и вскрыли те конфеты:
— Угощайтесь!
Я отшатнулся:
— Нет, благодарю!
— Да не стесняйтесь, вы же заслужили!
Чего мне стоило, что я не заслужил!..
Но, главное — избавиться. Избавился!
Клянусь! В моей жизни этот день казался лучшим. Но надо же, какое совпадение, он же оказался самым худшим: в благодарность за чугунные конфеты они в Донецк мне передали… Не поверите! Велосипедик. Детский? Ага, детский. Тяжелей, чем те конфеты, раза в три!!!
Я мог бы отказаться, это запросто, но я же безотказный, черт возьми!
Я забился в судорогах. Поздно!
* * *
Казалось, уже можно рассказать про сам Израиль. А не буду!
О нем писали все кому не лень: «Ах, Кедронская долина! Ах, сад Ротшильда! Иерусалим, Кейсария, Эйлат…»
Статьи, тома, шкафы библиотек…
Но о том, как я летел обратно, кто напишет? Свидетели, ау! Как я летел обратно, из Израиля…
И вот тут-то я незаменим!
* * *
Итак, опять аэропорт Бен-Гурион…
Что может приключиться с багажом? Да что угодно. Иногда багаж действительно теряется. Когда находится, теряются владельцы. Так он годами мечется по миру, перелетая из страны в страну. И бывает, возвращается к своим хозяевам в их старости, причем такой глубокой, когда те о вещах давно забыли, не говоря о собственной фамилии…
Форс-мажор случился и со мной.
Занял очередь, стою на регистрацию. Подгребает внутренняя служба безопасности. И в высшей степени корректно:
— Это ваш багаж? Отлично. А в коробке?
— Там велосипедик, трехколесный.
Ну, вы помните, как благодарность за конфеты…
— А, к слову, это ваш велосипедик? — они въедливые.
Я чистосердечно:
— Нет, не мой! Я уже взрослый…
Шутить?! Они переглянулись:
— Как не ваш?!
— А так. Это просто передача, для Донецка!
— Кто передачу передал? — такие цепкие.
Пожал плечами:
— Как-то не спросил.
Это был провал неимоверный! Перевозить чужие вещи здесь нельзя: Израиль опасается терактов. И багажи здесь проверяют очень тщательно. Велосипедик попросили тут же вскрыть. Разобрали на мельчайшие детали, раскрутили до шурупчика, до винтика. Но ничего такого не нашли. И, пожелав счастливого полета, все детали ссыпали назад:
— Дома на досуге соберете!
Не успел я ахнуть, как исчезли.
Я уже предчувствовал скандал: в Донецке ожидали не «Конструктор»…
* * *
Все, наш аэропорт. Встречает дама:
— Вы Верховский? Очень хорошо! Ну, привезли вы наш велосипедик?
Я всучил. Не глядя, произнес:
— Соберете из деталей, будет ваш!
И попятился.
Она остолбенела…
Я думал: все. Все только начиналось!
* * *
Который день она меня изводит, эта дама:
— Где колесико?! — звонит по телефону. — Не хватает одного колесика, ответьте!
Я креплюсь, старательно молчу.
Но теперь она повадилась и ночью:
— Где колесико, ответьте, наконец?! (Будь оно неладно вместе с ней!) Верховский, вы кусок антисемита!..
И хотя я рассчитался с ней по полной — нервным срывом, до рассвета я уже не сплю. А вспоминаю: до чего ж мне было хорошо в Святой Земле. И не просто хорошо, а замечательно!
И прихожу к ошеломляющему выводу: велосипед — расплата за Израиль!..
