Глава пятнадцатая

Прошло всего несколько минут, быть может, пять, а быть может, и того меньше, после того, как Бригит и отец Финниан впервые услышали крики «Пожар!», а они уже вышли из монастыря в ночь. Но казалось, что за эти несколько минут весь мир изменился самым решительным образом, словно наступил Конец Времен.

Пожар… Немногие слова способны вселить такой парализующий ужас, поскольку сил, несущих в себе настолько быстрое и полное разрушение, в мире не так уж много. Наступление яростной грозы или урагана можно предсказать за несколько часов. Даже врага, готовящегося напасть внезапно, можно обнаружить задолго до того, как в воздухе свистнет первая стрела.

Но пожар? Он приходит молчаливо и неслышно, а когда его удается обнаружить, вырваться из его смертельной хватки зачастую бывает уже невозможно.

Именно так случилось и с королевским дворцом. Бригит, разумеется, первой в Таре узнала о пожаре, а отец Финниан, так уж вышло, — последним. Когда братья распахнули двери своих келий и дружно затопали по темному коридору, отзываясь на крик «Пожар!» с той же готовностью, как и на призыв к молитве, Финниан достал из сундучка в ногах своей койки одну из своих коричневых ряс и помог Бригит надеть ее через голову. Он подвернул ее несколько раз в талии, чтобы она не волочилась по земле, и подвязал на поясе простой веревкой.

Бригит подняла руки, позволяя ему оправить на себе монашескую одежду. Пальцы у него были сильными и ловкими, и он действовал без колебаний, не испытывая и неловкости, какую часто демонстрируют мужчины в подобных ситуациях. И его уверенность вселила в Бригит надежду.

Финниан закончил возиться с рясой и приотворил дверь своей кельи, чтобы осторожно выглянуть в коридор. Бригит отступила вглубь комнаты, укрываясь в тени, но монастырь был уже пуст. Все его обитатели отправились на пожар, чтобы помогать тушить его или же глазеть на него, в соответствии с собственными предпочтениями.

— Идем, — сказал он, и Бригит последовала за ним.

Они тихонько двинулись по коридору. Дверь в самом конце его была распахнута настежь, и отблески пожара уже заглядывали внутрь, освещая им путь, отчего идти было намного легче. У входной двери они приостановились, отец Финниан накинул клобук рясы на голову Бригит, и они поспешили наружу.

Со всех уголков крепости к пылающему дворцу сбегались люди. Многие кричали на ходу, но ни слов, ни их намерений Бригит понять не могла. Церковные колокола заходились набатным звоном, словно кто-либо в Таре мог еще не знать о пожаре. Она увидела, как от колодца протянулась цепочка людей, передающих друг другу ведра с водой.

«Удачи вам», — подумала она.

Финниан взял ее за руку и повлек за собой подальше от монастыря, к тому месту, откуда они могли без помех наблюдать за происходящим.

— Боже милостивый, да это же горит королевский дворец, дитя мое! — воскликнул он.

— Господи, спаси их и сохрани, — тоном, в котором сквозило лицемерное удивление, отозвалась Бригит, и оба перекрестились.

Северо-восточная часть большого здания была объята пламенем, языки огня вырывались из окон бывшей спальни Бригит, лизали стены и подбирались к соломенной стрехе. Как только загорится солома, все будет кончено.

Каким бы завораживающим ни было зрелище, задерживаться надолго Бригит не намеревалась. Лучшего момента, чтобы незамеченными выскользнуть за ворота, ожидать не приходилось. Но Финниан не трогался с места, и взгляд его был прикован к горящему дворцу. *

— Это же твоя спальня прямо в самом центре пекла, не правда ли? — спросил он. Шок оттого, что загорелся именно королевский дворец, уже миновал, и голос священника прозвучал ровно и спокойно.

— Да, увы…

— Ты знала, что она горит?

— Нет… я… Наверное, во время драки опрокинулась свеча… Это было ужасно, и я ничего не заметила… — запинаясь, пробормотала Бригит. Слова не шли у нее с языка, и она почувствовала, что ее вновь душат слезы.

Финниан долго смотрел на нее, а потом негромко сказал:

— Что ж, нам пора идти.

Повернувшись спиной к пылающему зданию, они направились к воротам в северной стене крепости. Пожар давал достаточно света, чтобы они поняли: стражи там нет, и никто не станет расспрашивать их, отчего это они решили покинуть Тару среди ночи.

Дойдя до ворот, они вновь остановились и оглянулись. Никто не обращал на них внимания, и тогда они отодвинули деревянную задвижку, запиравшую дубовую дверь. Это были не главные ворота, через которые можно было выехать на повозке, а всего лишь маленький проход, способный пропустить одинокого всадника. Посему отодвинуть засов и выскользнуть наружу оказалось достаточно легко. Они так и сделали, и толстая стена моментально приглушила звуки хаоса, доносившиеся из крепости. Они быстро растворились в темноте. И больше ни разу не оглянулись.

Луны на небе не было, но, как только их глаза, ослепленные светом пожара, пожирающего королевский дворец, привыкли к темноте, они без особого труда различили темный шрам дороги, уводящей в южном направлении. Они двинулись по ней, две закутанные в рясы фигуры, почти невидимые в ночи. Нужды в словах не было, и потому они шли молча.

Так продолжалось несколько часов, и их босые ноги беззвучно ступали по мягкой земле. Стены Тары скрылись за холмами, крики и перезвон колоколов стихли вдали, и вскоре о королевской резиденции стало напоминать лишь тусклое свечение на горизонте. Но потом начало угасать и оно: или огонь удалось наконец погасить, или же дворец сгорел дотла.

Вместе с потрясением уходили и силы. Бригит все чаще спотыкалась, наваливаясь на отца Финниана. Она трясла головой, терла глаза и заставляла себя переставлять ноги. И вдруг на нее снизошла убаюкивающая темнота, теплая и ласковая. Бригит вновь споткнулась, пришла в себя и поняла, что заснула на ходу.

— Пожалуй, нам пора отдохнуть, — негромко предложил отец Финниан.

На востоке появились первые проблески рассвета, позволившие разглядеть дубовую рощицу футах в ста от дороги. Финниан повел ее туда по прохладной сырой траве, и им пришлось немного подняться по склону, прежде чем они оказались в самом центре рощицы.

— Боюсь, что лучшего места для ночлега нам не найти, — сказал он.

Она повалилась на мягкую землю, с наслаждением вытянув гудящие ноги.

— Ни одна пуховая постель во дворце не может быть более желанной, — пробормотала она.

Финниан что-то ответил ей, но Бригит не разобрала его слов сквозь сплошную пелену усталости, опустившуюся на нее. Не успев переспросить его, она мгновенно заснула.

Бригит вымоталась до предела, физически и эмоционально, что сейчас стало для нее благословением. Несмотря на весь пережитый ужас минувшей ночи, несмотря на твердую землю и сырость, проникавшую сквозь грубую шерсть рясы, спала она крепко и без сновидений. Во сне она даже ни разу не пошевелилась, сохраняя позу, в которой повалилась на землю, и на протяжении нескольких часов оставалась совершенно неподвижной, словно лежала в могиле.

Наконец она проснулась, но глаза ее отказывались открываться, а тело замерло в том же положении, что и в тот момент, когда сон сморил ее. Однако она чувствовала, что и оно отказывается ей повиноваться. Она приказала себе открыть глаза и пошевелить рукой, но ни веки, ни руки не слушались ее. Ее словно бы придавило сверху тяжелым грузом одеял. Бригит не могла шелохнуться. И тут до ее слуха начали долетать звуки. Она услышала пение птиц и какое-то шуршание в траве рядом с собой. Она попыталась подать голос, но с губ ее сорвался лишь сдавленный хрип, и тут же чья-то рука зажала ей рот.

Наваждение рассеялось. Глаза ее открылись. Оказалось, что Бригит смотрит в землю, на заросли папоротников и стволы дубов неподалеку. Повернув голову, она подняла глаза и увидела серьезное, но спокойное лицо отца Финниана. Он прижал палец к губам и прошептал: «Ш-ш-ш», мягко и почти неслышно, легче невесомого дуновения ветерка в вершинах деревьев. Бригит кивнула в знак того, что все понимает, и он отнял руку от ее лица.

Тихо и беззвучно она приподнялась на локте. Мышцы у нее свело судорогой, и они громко протестовали против любого движения, но она лишь стиснула зубы, заставляя себя хранить молчание, потому что так велел отец Финниан. Она не знала почему.

Сам он присел рядом с ней, упираясь коленом в землю и пригибаясь так низко, что заросли папоротника-орляка впереди почти полностью скрывали его от дороги. Он склонил голову к плечу, словно прислушиваясь к чему-то. Бригит же не слышала ничего, кроме того, что ожидала услышать: пения птиц, шелеста ветра и стрекота насекомых. Тяжелые тучи и моросящий дождь рассеялись, и над головой сияло голубое небо с разбросанными по нему белыми пушинками облаков. Перемена погоды подняла Бригит настроение и вселила в нее капельку оптимизма.

А потом она услышала то, к чему уже давно прислушивался отец Финниан, и оптимизм ее улетучился. Лошади. Стук копыт на дороге, далекий, но с каждым мгновением становящийся все ближе. Сколько ехало всадников, сказать она пока не могла. Но их явно было больше двух, это уж наверняка. Они скакали быстро, но не галопом. В этой части Ирландии всадникам взяться было просто неоткуда, иначе как из Тары.

Она подползла поближе к кустам, стараясь не производить ни малейшего шума. Стук копыт на дороге раздавался уже совсем близко. Всматриваясь в переплетение зеленой листвы, она наконец увидела всадников. До них оставалось не больше мили, и они приближались. Бригит почувствовала, как позади нее отец Финниан устраивается поудобнее, выбирая место, с которого ему было бы лучше их видно.

Они ждали и наблюдали в полном молчании. Шесть всадников ехали быстрой рысью. За их спинами развевались длинные накидки. Когда они подъехали ближе, Бригит рассмотрела туники ярких цветов и мечи на поясах, которые нещадно колотили их по ногам, когда они покачивались в седлах в такт движению лошадей, но они все еще были далеко, чтобы она могла узнать их.

Часто и неглубоко дыша, она затаилась в неподвижности, ожидая, когда они окажутся совсем рядом. Она уже видела, что они смотрят не прямо перед собой, а обшаривают глазами окрестности. Она вдруг ощутила себя совершенно беспомощной и как будто голой и поспешно отползла назад на несколько дюймов. Вот их смутные очертания стали видны отчетливо, и Бригит узнала их.

«Патрик, мерзкая ты сволочь», — подумала она. Патрик, доверенный слуга Морриган. Она догадалась, что Доннелл вместе с другим отрядом отправился в противоположную сторону, а остальные рассеялись по дорогам, ведущим из Тары. Она узнала нескольких дружинников и кое-кого из ри туата, кого предпочла бы забыть поскорее.

Они подъехали еще ближе, не замедляя хода, а когда поравнялись с рощицей, Патрик повернул голову и взглянул прямо на нее. Так, во всяком случае, показалось Бригит. Но все-таки их разделяла сотня футов, и ничто в выражении лица Патрика не говорило о том, что он заметил ее или вообще обратил внимание на что-либо. Он отвернулся, и кавалькада промчалась мимо.

Отряд Патрика скрылся в низине и поднялся на гребень соседнего холма, прежде чем Бригит или Финниён решились нарушить молчание.

— Морриган, — негромким обвиняющим тоном проговорила Бригит. — Патрик — слуга Морриган. Она отправила его на охоту за нами.

— Может быть… — обронил Финниан.

— Может быть? А что еще они могли здесь делать?

— Хороший вопрос. Но ведь они не знают наверняка, жива ты или нет. Пожар, без сомнения, уничтожил добрую половину королевского дворца, если не весь целиком. Им пока не известно, была ты внутри или нет. И, кстати, Патрик вместе с этой шайкой не слишком усердно занимался поисками, если вообще ими занимался.

Они помолчали немного, глядя, как фигурки всадников уменьшаются вдали; стук копыт их коней вскоре заглушили шум ветра и пение птиц. Наконец Финниан заговорил вновь:

— Твоя сорочка была уже почти совсем сухая.

— Что?

— Твоя сорочка. Когда ты пришла в мою келью. Ты была в панике, но кровь на твоей сорочке уже высохла. Или ты пришла ко мне не сразу?

— Нет… — Она запнулась, подбирая слова, пытаясь угадать, к чему клонит Финниан. — Я не помню, что я делала. Я не думала… Какая теперь разница?

— Никакой. Совершенно никакой.

— А вы, — продолжала Бригит, меняя тему разговора, — вы были одеты, когда я вошла. Я думала, что застану вас в постели.

— Ах, девочка моя, ты шагала по коридору, словно армия Иисуса Навина при штурме Иерихона. Поэтому я сразу догадался, что происходит нечто необычное.

Они помолчали еще немного. В животе у Бригит урчало от голода, ноги ныли после вчерашнего марша, и она спросила себя, сможет ли сегодня сделать хоть шаг. И тут Финниан сказал:

— Ты просила меня помочь тебе убраться из Тары. Я знаю тебя, девочка моя, и уверен, что ты не стала бы бежать куда глаза глядят. Ты точно знаешь, куда хочешь попасть. Так куда же?

Бригит ответила не сразу. Разумеется, она догадывалась, что рано или поздно такой момент настанет. Она долго ломала над этим голову, сидя на краю кровати, у тела своего мертвого супруга, пока его кровь подсыхала на ее одежде.

Куда мне скрыться?

Она сидела молча, но вопрос этот громким эхом отдавался у нее в ушах. Любое из маленьких королевств, добраться до которых она могла пешком, было лояльным Фланну как наиболее вероятному престолонаследнику, либо там так боялись его, что отказали бы ей в приюте. Любое же королевство, расположенное слишком далеко, чтобы находиться в сфере влияния Фланна, по той же самой причине едва ли могло ей пригодиться. Да, там она могла рассчитывать найти прибежище, могла даже выйти замуж за кого-либо из ри туата, но и только. А подобные вещи ее не привлекали. Ее интересовало только одно — трон Тары, и она собиралась сначала занять его сама, а потом передать своему ребенку.

И на всем белом свете было только одно место, где она могла отыскать союзника, который помог бы ей в этом.

— Есть только одно место, куда я могу пойти, отче, — сказала она наконец. — Одно-единственное. Дуб-Линн.