Глава 22
– Скажи, это тебя не стало в этом мире, или мир перестал существовать для тебя?
Шах-Джехан спрашивал свою Арджуманд не зря. Глубоко верующий, вопреки утверждениям своего сына Аурангзеба в обратном, он пытался понять. Арджуманд жива в его сердце, в памяти, в мыслях, в каждом его вдохе, каждое мгновение, как и прежде, но ее нет рядом.
Не означает ли это, что он умер для любимой? Вспоминает ли она мужа, встретит ли, когда придет его время покинуть Землю?
Имам, с которым падишах беседовал, ворчал, заставляя его снова и снова читать Коран, молиться, не думать о женщине, даже умершей. Ага-Хан, бывший евнух Арджуманд, теперь отвечавший за безопасность, принимал другие меры. Он хорошо знал правила зенана и не раз наблюдал, как одна женщина с легкостью замещала другую. Самые красивые женщины Хиндустана, которых только можно купить за деньги (даже объявив женой), приходили в спальню падишаха. Шах-Джехан не отказывался, он с удовольствием тешил свое мужское достоинство, но забывал о любой из них, как только красавица покидала спальню. Все они не существовали для Шах-Джехана – были просто женщинами, услаждавшими его плоть. Что из того, что у многих грудь красивей, чем у Арджуманд, ноги длинней и стройней, даже черты лица более совершенны? Падишах не замечал этой красоты, для него красота не существовала без Арджуманд и была присуща только его любимой.
Если нет Арджуманд на Земле, то нет и совершенства.
Задумавшись однажды над этим, он понял, что должен создать последнее пристанище для умершего тела любимой таким, чтобы оно было близко к совершенству самой Арджуманд.
Больше двадцати тысяч мастеров со всего света два десятка лет трудились над созданием Тадж-Махала. На берегу Джамны действительно рождалось самое красивое здание в мире. Но прежде архитекторы немало повозились с проектом.
Сначала Шах-Джехан отвергал один проект за другим, ведь согласно правилам нельзя переделывать уже возведенное. Падишаху приносили макеты, он изучал, качал головой, заставляя переделывать.
Однажды он сказал Джаханаре:
– Как только пойму, что все как надо, уеду из Агры в Дели.
– Почему, отец?
– Здесь все напоминает маму, слышу ее голос, вижу ее фигуру за каждым поворотом, боюсь сойти с ума.
И вот, наконец…
– Бегум, вас зовет падишах…
Джаханара не стала управляющей зенана вместо Ханзаде, ей ни к чему были ссоры и сплетни женщин. Но замуж не вышла, мать поручила ей отца и младших детей, и Джаханара приняла такой груз на свои девичьи плечи. Кто-то смотрел на нее с уважением, кто-то с насмешкой, кто-то с жалостью. Но ей было все равно, у нее был свой путь в жизни, своя судьба-кисмет.
Заботиться о младших девочках ей помогала Сати, которая учила и саму Джаханару.
Падишах ждал дочь в библиотеке, где горело множество светильников, а посередине был постоянно наполнен водой хауз-бассейн на случай пожара. И у каждого светильника стоял слуга с ведром воды.
Приглашение в библиотеку означало, что разговор не секретный. Джаханара знала, что днем у отца было совещание с архитектором и его помощниками, значит, что-то решили.
Шах-Джехан выглядел довольным, пригласил:
– Джаханара, посмотри.
На большой подставке стоял макет будущей усыпальницы.
Подойдя ближе, девушка замерла. Она поневоле много где побывала в Хиндустане, многое видела, но сейчас все стало не важно. Такого не было нигде!
Совершенное по пропорциям здание в четырех углах словно стражи охраняли иглы минаретов, огромный по сравнению с остальным купол идеален…
Но не меньше самого здания и минаретов Джаханару поразило отражение в зеленоватом стекле, полосой лежащем перед усыпальницей.
– Что это?
Джехан с удовольствием кивнул:
– Здесь будет вода, ведь вокруг райский сад. Усыпальница должна отражаться в воде.
– Это сказка…
Падишах кивнул:
– Теперь можно начинать строительство!
С этого дня его жизнь делилась на три части: меньшее время в сутках отдавалось государственным делам, еде, сну и остальным человеческим надобностям. Большая – Тадж-Махалу, за строительством которого падишах наблюдал лично от закладки огромного фундамента до рисунков инкрустации драгоценными камнями на стенах и каллиграфических надписей.
Еще одна посвящалась огранке алмазного сердца. Чтобы не испортить камень, падишах сначала долго совершенствовал свое умение. Никому было невдомек, для чего это делалось. Только Джаханара и Сати знали об алмазном сердце, но они молчали.
Наступил день, когда начали возводить само здание.
Наблюдая за каменщиками, Шах-Джехан заметил дочери:
– Я начал сердце.
Никто не понял, о чем речь, даже если бы услышали.
Джаханара только кивнула. Старый слуга Иса, сокрушенно качая головой, рассказал ей, что падишах каждый день не только молится и что-то шлифует, но и рыдает в отчаянии. А еще плачет в одиночестве, приходя туда, где во временной гробнице лежала его Арджуманд.
Джаханара знала об этом и без рассказов, сама слышала рыдания отца. Взрослый сильный человек, падишах огромного Хиндустана и спустя годы после смерти своей любимой жены не мог поверить, что ее нет. Он действительно мог сойти с ума. Спасал только Тадж-Махал и алмазное сердце. А еще дочь, с которой они все чаще сидели рядом, вспоминая Арджуманд или просто глядя на восток, где на бывшем поле для игры в поло росли стены прекраснейшего здания в память прекраснейшей из женщин.
Однажды отец стал вспоминать, как они познакомились. Это оказалось для Джаханары открытием, она не знала, что мать могла позволить себе такое – появиться на рынке с открытым лицом.
– Да, была одета, как простая девчонка, но рассуждала о дорогой уздечке, как опытный охотник или воин! Мне бы сразу заподозрить неладное, но я влюбился…
Больше всего Джаханара жалела о двух вещах – что не успела о многом расспросить мать и что у нее никогда не будет вот таких историй. Аллах дарует любовь не всем, а уж такую, как у матери с отцом, и вовсе единицам.
Чем больше отец рассказывал о любимой, тем больше Джаханара понимала, что Арджуманд для него жива и не умрет никогда. Мертво только тело, любовь осталась и сильна, как прежде.
Вечная любовь… такая бывает. Джаханара радовалась, что она сама плод именно такой любви. Казалось, это должно сделать их с братьями и сестрами судьбы прекрасными, однако так не случилось. Почему? Шах-Джехан ответа не знал.
Однажды Джаханара решилась спросить Аурангзеба:
– Почему у нас несчастливые судьбы, хотя мы рождены в любви?
Аурангзеб несколько мгновений смотрел на нее недоуменно, потом расхохотался:
– Ты о себе? Несчастлива, потому что замуж не берут? Хочешь, я прикажу кому-нибудь из своих полководцев, возьмет и будешь счастливо рожать ему детей, как мама – одного за другим?
Спросил и тут же замолчал, словно выдав какую-то тайну. Джаханара фыркнула:
– Глупец!
– Я счастлив, – крикнул ей вслед брат. – Счастлив, потому что занимаюсь делом, а не болтовней, как Дара.
Дети одной матери не могут быть одинаковыми, но какие же все-таки разные Дара Шикох и Аурангзеб! Дара унаследовал одни черты Моголов, Аурангзеб другие. Старший брат мягок, задумчив, он поэт, младший – воин, быстр, резок, часто жесток. Кто из них прав, кто был бы лучшим падишахом?
Джехан и Арджуманд любили старшего, об этом знали все, именно его отец назвал наследником престола. Но чем старше становились принцы, тем ясней становилось, что Аурангзеб с этим не смирится. Значит, будет война между братьями? Этого опасалась Арджуманд.
– Любимая, что мне делать? Может, сразу назвать наследником Аурангзеба, все равно он добьется трона?
Падишах приходил на могилу любимой жены советоваться. Подолгу сидел, глядя вдаль на медленную Джамну, мысленно разговаривал со своей Арджуманд. Иногда рассказывал ей, как идет строительство, какой красивой будет ее усыпальница, каким будет сад. Советовался, пытаясь понять, как поступила бы Арджуманд, вернее, что подсказала бы ему. Часто находил ответы на непростые вопросы именно здесь, словно Арджуманд и впрямь подсказывала.
Не было только ответа на вопрос, что делать с сыновьями. Аурангзеб соперничал с Дарой с ранних лет, уже при жизни матери он был более развитым, лучше знал военное дело, был смел и решителен, а еще не по годам мудр. И очень резок и нетерпелив. Набожен до фанатизма, но не столько в самих молитвах или чтении Корана, сколько в заботе о сохранении своей души.
Как изменит его время, каким он станет, если добьется власти? Кто лучше для трона – воинственный, всегда побеждающий в сражениях и соревнованиях Аурангзеб или мягкий, терпимый и добрый Дара?
Джехан понимал, что для Хиндустана полезней младший, но это выглядело бы почти предательством их с Арджуманд стремления вырастить Дару образованным, справедливым и человечным падишахом. Они так старались воспитывать Дару, что меньше обращали внимания на Аурангзеба.
И все же Джехан склонялся к решению назвать наследником Аурангзеба, хотя бы потому, что тот все равно сам возьмет власть после смерти отца, братья могли с ним справиться только все вместе, но они никогда не объединятся. Лучше уж пусть сразу правит, пообещав оставить братьям жизнь взамен непротивления.
Джехангир хотел, но не успел…
Тысячи резчиков по камню трудились, сбивая пальцы, от стука молотков и повизгивания их пил гудела голова, в раскаленном воздухе носилось столько пыли, что можно было задохнуться. Огромные глыбы белого мрамора распиливались на куски и пластины для отделки отдельно, другие каменщики превращали камень в ажурное кружево… Каменные решетки были столь тонкими, что сквозь их кружево проникал солнечный свет, от этого и внутри все казалось призрачным и невесомым.
Огромное сооружение парило в воздухе, словно намереваясь покинуть землю и вознестись в высокое небо. Оно лишь на миг задержалось, чтобы позволить людям еще полюбоваться собой… Зыбкое отражение в воде подчеркивало воздушность этой каменной мечты.
Усыпальница вовсе не выглядела ни гробницей, ни памятником, она парила, она была живой. И теперь от людей зависело, сохранится ли это чудо навечно.
Разбитый вокруг багх – сад – был совершенен. Немыслимое разнообразие деревьев, кустов, цветов питала вода, которую по подземным трубопроводам и каналам подавали из Джамны. Воловьи упряжки без устали возили воду из реки для многочисленных фонтанов и цветников. По задумке Шах-Джехана у самой усыпальницы должны расти цветы, которые Арджуманд так любила, а дальше, к южной стороне парка, напор воды ослабевал, там стояли деревья.
Райский сад вокруг совершенного здания с изящными минаретами… И надписи на воротах подтверждали: здесь вход в рай…
Белый – цвет траура в Индии, но Тадж-Махал белый не только поэтому, однажды, сидя на балконе башни Ясмин, Шах-Джехан показал дочери на другой берег Джамны:
– Вон там будет моя усыпальница. Точно такая же, только черная.
– Ты не хочешь лежать рядом с мамой?! – ахнула девушка.
– Хочу, но не могу. Она в тысячу раз лучше и чище, пусть это будет ее усыпальница.
Самый совершенный в мире комплекс назвали Тадж-Махалом. Говорили, что Тадж – это сокращенное от Мумтаз, падишах ничего не объяснял, это его право…
Он пришел сюда только в сопровождении Джаханары, долго стоял, глядя на отражение Тадж-Махала в воде, поднялся в саму усыпальницу и лежал ничком на саркофаге Арджуманд… Джаханара молча плакала в стороне.
– Любимая, мой отец Джехангир сочинил для своей Нур-Джехан поэму о любви, прочесть которую не успел и за несколько часов, столько в ней было слов. Я тысячу раз говорил тебе тысячи слов, но, видно, недостаточно хорошо при жизни, если ты решила покинуть меня. Я не мастер сочинять стихи, достойные тебя и способные рассказать о силе моей любви, которая только крепнет с годами. Я спел другую поэму – в камне. Тысячи людей поняли мою любовь и мою боль и создали райский сад и твою усыпальницу такой, чтобы любой, кто увидит ее, понял – это память о великой любви. Аллах позволил мне сделать это.
Земная жизнь падишаха оказалась на тридцать пять лет длиннее жизни его любимой. Все эти годы он создавал памятник их любви – сначала строил великолепный Тадж-Махал, потом гранил алмаз в виде сердца. И то, и другое оказалось совершенным, иначе и быть не могло, потому что совершенна сама любовь.
Готовый Тадж-Махал не увидела Сати.
Ее зверски убили, вырезав сердце. Падишах приказал привезти тело подруги его жены в Агру и похоронить в специально построенной усыпальнице рядом с Арджуманд.
Архитектор не рискнул возводить еще одну усыпальницу на территории Тадж-Махала, тем более Сати не была царской крови, ей определили место рядом с Западными воротами. Узнав об этом, Шах-Джехан разъярился, но Джаханара успокоила отца:
– Сати всегда берегла маму, пусть охраняет и сейчас.
Ее больше тревожило другое: когда хоронили Сати, у ее усыпальницы Джаханара увидела человека, лицо которого показалось смутно знакомым. Такое забыть трудно – через его левую щеку тянулся огромный шрам. Джаханаре было не до человека со шрамом, но посреди ночи она вдруг проснулась от ужаса – увидела это лицо там, в Бурханпуре, и еще трехпалую руку, грозившую им.
– Отец, это он убил Сати!
Падишах поинтересовался:
– Ты знала о «Чатри Кали»?
– О чем?
– Это поклонники богини Кали в ее худшем проявлении. Сати хоть и была раджпуткой, когда-то принадлежала к их обществу. А потом ради принца Хосрова стала мусульманкой. Ей не простили…
– А… маме почему грозили?
– Маме угрожал фиранг. С этой бедой еще предстоит бороться Даре Шикоху.
Слова Шах-Джехана о Даре Шикохе означали, что он не изменил своего решения сделать именно Дару наследником.
Джаханара не стала больше расспрашивать об убийцах Сати, тем более отец сказал, что поручил разыскать человека со шрамом Аге-Хану.
– Отец, ты не боишься, что сбудутся мамины слова, и братья сцепятся за власть?
– Боюсь. Но я ничем не могу помочь Даре, если он сам не справится. Даже посадив его рядом с собой или вместо себя на трон, я не защищу Дару от Аурангзеба. Это самая страшная трагедия власти – борьба за нее между теми, кто должен защищать друг друга.
Люди Ага-Хана поймали фиранга и приволокли его во дворец. Он смотрел на Джаханару одним глазом, второй заплыл.
– Жаль, что тогда слон не взбесился, – сказал он, смеясь. – Мы бы убили вас раньше.
– Что плохого вам сделала Сати?
– Она предала богиню Кали!
– Кали богиня индусов, при чем здесь вы, фиранг?
– Я тоже поклонник этой богини. Она любит кровь, и я люблю.
Ага-Хан возмутился:
– У меня немало родственников-индусов. Они никому не вырезают сердца, даже если поклоняются богине Кали.
– Это не настоящие поклонники. Ваш падишах построил красивый храм, наступит время, и он станет храмом нашей богини.
Джехан, не выдержав, выхватил саблю. Голова с глубоким шрамом на левой щеке покатилась с плеч, а Джехан прошипел:
– Никогда усыпальница моей жены, храм моей любви, не станет храмом богини смерти! Никогда!
Вытерев клинок и вернув его в ножны, он коротко приказал:
– Выбросить его тело собакам!
На следующий день он приказал Ага-Хану вызвать из Раджастана одного из Сингхов, только сделать это тайно.
Через две недели Джехан беседовал с Джай Сингхом, позаботившись, чтобы никто не подслушал. В тот день родился Орден Хранителей, о котором Сати хоть и не знала, но невольно оказалась причастной к созданию.
Трагедии сопровождают почти каждую смену власти, даже если наследник назван заранее. Обязательно находятся те, кто с этим не согласен.
Джехан не удивлялся тому, что сыновья стали воевать друг с другом за власть, причем сцепились все четверо – Дара, Шуджа, Аурангзеб и даже младший Мурад. Им было все равно, кого назвал наследником отец, падишах был болен, а потому пришла пора показать свою силу. Джехан возмущался лишь тому, что это произошло при его жизни.
– Я еще жив, а они уже зубами рвут друг друга!
Даже когда стало ясно, что падишах вовсе не собирается умирать, свара не прекратилась.
– Джаханара, словно меня уже нет!
Но его действительно не принимали в расчет, много лет занимаясь строительством и украшением Тадж-Махала, Шах-Джехан забыл наказ жены: не допустить борьбы за власть сыновей, и сам дал им в руки армии. Он знал, что Дара слабее, не склонен воевать, не любит армию. Аурангзеб, наоборот, вырос в седле и ауде, спал и ел с мечом в руках, гордился шрамом, полученным в бою. Отцу бы насторожиться, но он думал только о покинувшей его любви. В результате на юге у Аурангзеба оказалась сильнейшая армия, справиться с которой не смог не только Дара Шикох, но и сам падишах.
Аурангзеб не стал ждать, когда снова заболеет или умрет отец, – разбил братьев поодиночке и посадил теперь уже бывшего падишаха под замок.
Когда Шах-Джехану принесли в дар от Аурангзеба голову Дары Шикоха, падишах прошептал:
– Арджуманд, я не выполнил своей клятвы и твоей просьбы, наши сыновья убивают друг друга ради власти…
А почему бы и нет, у них был хороший пример, их отец так же поступил даже со слепым Хосровом и его новорожденным сыном, рожденным наложницей уже после гибели принца. И несчастного Шахрияра избавили от мучений проказы коротким взмахом меча. Все повторяется… Не об этом ли предупреждала Шах-Джехана его любимая Арджуманд?
Аурангзеб не стал убивать отца, он поступил гуманней – запер его в башне Ясмин с видом на Тадж-Махал. Там же во дворце Красного Форта сидела Джаханара. Ей единственной разрешалось навещать опального бывшего падишаха.
Двор давным-давно перебрался в Дели, в Агре остались только сады с усыпальницами да дома тех, кому жить в столице не позволяли доходы. Этот переезд начал сам Джехан, за падишахом покинули Агру и остальные. Жалел ли он теперь? Возможно, а может, и нет. Легче переносить поражение в одиночестве, чем на виду у всех.
Двор не осуждал Аурангзеба, столица не осуждала, Хиндустан не осуждал. Люди признают право сильного, а Аурангзеб был самым сильным Великим Моголом в то время.
Мусульманам он объяснил свержение отца тем, что падишах стал слишком плохим правоверным, и старшего сына Дару воспитал таким же.
Остальные не протестовали, потому что Шах-Джехан, хотя и был покровителем искусств, щедро одаривал бедных, много и красиво строил, изменив облик не только Агры, но за время возведения Тадж-Махала опустошил казну. Создав великолепнейшее сооружение в мире, навсегда прославившее его и его любимую Мумтаз-Махал, он, конечно, потратил не всю сокровищницу Моголов, но и не добавил в нее ничего. А ведь это главная заповедь любого правителя – ничего не терять, но как можно больше приобрести, будь то сокровища или новые земли. Красота вроде Тадж-Махала не в счет.
Огромные империи не могут стоять на месте, они либо развиваются, либо гибнут. При Шах-Джехане развивалась архитектура, искусство, поэзия, музыка, но ему оказалось недосуг бороться с проникающими в страну из Европы фиранги. Аурангзеб получил не разоренный, но заметно обедневший Хиндустан. Там, где ослабевает власть, немедленно находятся те, кто пытается из-под этой власти уйти и даже урвать себе кусок. Новому падишаху пришлось браться за оружие.
Аурангзеб удержал Хиндустан на прежнем уровне, но после него началось падение империи Великих Моголов.
А его отец Шах-Джехан просидел взаперти целых восемь лет. Он просто не мог умереть, не завершив огранку алмазного сердца. Хорошо, что об этом не подозревал его решительный сын…
Теперь предстояло еще одно: спрятать алмаз от жадных людских взоров навсегда.
Но как это сделать, если Джехан взаперти, единственная собеседница Джаханара тоже?
Удивительно, но падишах почему-то не волновался. Он не хотел расставаться с алмазным сердцем до самого своего конца, который был уже близок…
Джаханара с тоской смотрела, как тают силы отца. Было ясно, что ему осталось недолго, после смерти Мумтаз Шах-Джехан не хотел жить, его держало на свете только строительство Тадж-Махала. Если бы строил вторую, черную половину на другом берегу Джамны, прожил бы дольше, но новый падишах решил, что тратить остатки казны на увековечение памяти еще и отца не станет.
– Когда Шах-Джехан окончит свой жизненный путь, его тело будет торжественно захоронено рядом с телом Мумтаз-Махал! – такова была воля падишаха Аламгира, которого его сестра и отец по-прежнему называли Аурангзебом.
И, честно говоря, в огромном Хиндустане нашлось не так много людей, которые осуждали падишаха за такое решение. Империя слишком много сил потратила на возведение самого красивого здания в мире, чтобы не потребовать отдых.
Но думала Джаханара не об империи, а о том, что заканчивается жизнь одного из самых заметных ее правителей. Совсем скоро отец отправится в райские кущи и встретится там с матерью.
А она сама? Джаханара не боялась смерти, прекрасно понимая, что Аурангзеб будет рад расправиться с ненавистной сестрой. Но она была ответственна за сердце и тайну Тадж-Махала. Сидя взаперти в Жасминовой башне, она никому не могла передать свою тайну. Служанки, которых приставил Аурангзеб, докладывали ему о каждом шаге и слове пленников. Рассказать им значило бы отдать алмаз тому, от кого его прятали.
Шах-Джехан однажды сказал дочери:
– С Аурангзебом нельзя справиться, его надо пережить.
– Но как, отец?!
Неужели он надеется прожить дольше сына? Аурангзеб здоров и силен, а у Шах-Джехана закончились его жизненные силы. Да и Джаханара старше брата.
Пережить падишаха в его тюрьме невозможно, почему отец этого не понимает?
Джаханара прислушалась. Дыхание Шах-Джехана было хриплым и неровным.
Он сделал знак наклониться.
– За большим шкафом, где стоит «Бабур-наме», есть тайный ход. Он узкий, но ты протиснешься. Факел с собой не бери – опасно, возьми маленький светильник. Ход выведет тебя в дом, где когда-то жил Асаф-Хан, пока не построил свой особняк на берегу. Там никого нет, но есть еще один ход – в усыпальницу Сати. А оттуда ход прямо к саркофагу Арджуманд. Никто о них не догадывается. Спрячь алмаз там, хотя, – он вздохнул, – наступят времена, когда для людей ничто не будет иметь ни цены, ни смысла. Тогда доберутся и до Тадж-Махала. Но вы не должны допустить, чтобы поклонники богини смерти превратили Тадж-Махал в ее храм.
Джехан не мог долго говорить, да и в комнату в любую минуту могли войти.
Он сжал руку дочери:
– Беги к своей бабушке Билкис Макани в Раджастан. Там тебе помогут. Разыщи Джай Сингха и скажи об алмазе. Он все поймет. Только не ошибись и выживи. Иди, тебе пора.
Джай Сингх никогда не видел Джаханару, но женщина была похожа на своего отца. Сингх рассказал ей о своей тайной беседе с падишахом и о том, как сберечь память о великой любви ее родителей.
– Вы плод этой любви, кому, как не вам, стать первой его Хранительницей?
Так началось вековое противостояние поклонников богини смерти и вечной любви.
Шах-Джехан вскоре умер, но это мало кого опечалило. Его по распоряжению падишаха Аламгира похоронили рядом с любимой Арджуманд – Мумтаз-Махал.
Несколько веков только избранные знали о существовании алмазного сердца, а о том, где оно спрятано, и вовсе только Хранительницы, передающие секрет одна другой по наследству.
И несколько веков те, кто страстно желал посвятить великолепный Тадж-Махал богине смерти, разыскивали сердце, чтобы принести его в жертву.
Как они узнали о нем? Там, где есть любовь, есть и ненависть, где есть верность – предательство.
Шах-Джехан и его дочь Джаханара, держа в руках алмазное сердце, посвященное любви Хуррама и Арджуманд и всей любви на Земле, не подозревали, что через много лет из-за этой тайны столкнется столько разных людей, и все будет зависеть от одной «фиранги», не верящей в мистику и любовь…
