Глава 20
Со своего места Арджуманд слышала громкую музыку и крики восторга – во дворце праздник. Подготовившая его Нур-Джехан не стала отменять торжество из-за болезни третьей жены принца. Тем более был повод поздравить Шах-Джехана – Арджуманд Бегум родила ему четвертого сына. А что больна сама?.. Женщины часто болеют после рождения детей.
Праздник получился на славу – лучшие музыканты, сотни танцовщиц, вино с примесью опиума рекой, горы яств и дорогие подарки гостям… Нур-Джехан знала, как устраивать подобные пиры.
И гости, и даже сам Хуррам забыли о существовании Арджуманд. Принц перед началом праздника заглянул к жене, убедился, что сын здоров, а Арджуманд спит под действием опиума, и отправился к отцу.
Он чувствовал себя немного виноватым, но лишь немного. Арджуманд рожает то и дело, но это значит, что Аллах благословляет их союз. К тому же она довольно быстро приходит в себя, и их ночи снова становятся страстными. Хуррам уже предвкушал, как через некоторое время снова будет держать в объятиях свою любимую, дразнить ее, возбуждая, а она… каждый раз, как первый – сначала дрожит, как тонкий листочек на сильном ветру, потом откликается и устремляется в полет, увлекая его с собой. Это парение неизменно заканчивается таким взрывом страсти и таким блаженством, что они подолгу приходят в себя. И так каждую ночь, которую он проводит с любимой Арджуманд.
Может ли Хуррам заменить Арджуманд другой? Сколько ни пытался, ни разу не удалось испытать такое же блаженство ни с одной самой умелой наложницей.
Принц сидел рядом с падишахом, по другую сторону которого расположилась Нур-Джехан. Придворные поважней, вроде Итимад-уд-Даулы Гияз-Бека и его сына Асаф-Хана, сидели почти рядом. Остальные в некотором отдалении. Женщины зенана были здесь же, причем с открытыми лицами. Это развлечение для падишаха, он не звал ни одну на ложе, но любоваться их красотой любил.
Никто не мог затмить Нур-Джехан ни в сердце Джехангира, ни даже при дворе. Она вовсе не блистала красотой, но умела так показать себя, что неизменно выглядела лучшей. Новые наряды, сочетания цветов, роскошные вышивки, рисунки для которых придумывала сама Нур-Джехан, лучшие украшения…
Пир был в разгаре, танцовщицы буквально извивались, соблазняя мужчин движениями бедер, казалось, верхняя и нижняя части тела у них существуют самостоятельно. Музыканты от старания даже глаза закрыли, слуги с подносами и кувшинами мелькали, то подливая вина, то подкладывая угощения…
Женщины со своих мест пристально наблюдали то за мужчинами, то за танцовщицами.
Профессия девадаси – танцовщиц – презренная для многих. В индуистских храмах девадаси одновременно занимаются проституцией, которая считается священной. И как бы ни была красива и талантлива девушка, занятия танцами ставят на ней клеймо доступности.
Немало танцовщиц очень богаты, щедрые дары и плата за их талант позволяли скопить целое состояние. В них влюблялись, их осыпали золотом и драгоценностями, им даже поклонялись, но никто из знатных женщин не приглашал танцовщиц в гости и не угощал. Они даже не служанки, они доступные женщины – девадаси.
Но посмотреть-то на их умелые движения, столь возбуждающие мужчин, можно? Изображая смущение, женщины косились и старались запомнить…
Шах-Джехан почувствовал пристальный взгляд с той стороны, где сидели женщины. Его часто и много разглядывали, почему бы не посмотреть на молодого красивого мужчину, к тому же наследника престола и любимца падишаха. Всем удался Шах-Джехан – красив, умен, удачлив, даже сыновья рождаются один за другим, уже четвертого подарила супругу Арджуманд Бегум.
Джехан решил, что смотрит Ладили, но он ошибся, девушка сидела, низко опустив голову и стараясь скрыть красные от слез глаза.
Принц оглянулся и увидел… Арджуманд! Этого просто не могло быть, жена лежала в своих покоях после рождения сына, да и с чего бы ей сидеть среди придворных девушек? К тому же глазастая незнакомка, так похожая на Арджуманд, была заметно моложе.
Девушка, не скрывая, разглядывала принца.
Джехан обернулся к стоявшему за его спиной верному Джафару:
– Кто это?
Тот почему-то смутился:
– Твоя родственница Фарзана, она сестра Арджуманд. – Чуть помолчал и добавил: – Моя невеста.
Это уточнение развеселило Джехана:
– Ты женишься на дочери Асаф-Хана? Мы с тобой будем свояками?
Джафар вздохнул:
– Если получится.
– Что тебе мешает? Асаф-Хан не согласен отдать дочь за моего друга? Я поговорю.
Их оживленная беседа, как и пристальный взгляд Фарзаны, не укрылись от внимания Нур-Джехан, она-то ничего не упускала из виду. Решив поговорить после пира с принцем всерьез, красавица продолжила внимательно наблюдать, беззаботно улыбаясь при этом.
Джехан решил не терять времени, он наклонился к тестю:
– Асаф-Хан, в честь рождения еще одного внука и моего сына хочу просить вас породниться.
Асаф-Хан изумленно уставился на принца. О каком родстве тот говорит, разве они не самые близкие родственники благодаря Арджуманд и Мехрун-Ниссе? Куда уж ближе – быть шурином падишаха и тестем принца?
– У меня есть молочный брат – Джафар, а у вас красавица дочь…
– Фарзана? – оживился Асаф-Хан.
– Не знаю, как ее зовут, но знаю, что Джафар очень хочет взять ее в жены. Как вы на это смотрите?
Асаф-Хан важно кивнул:
– Согласен.
– Мы можем объявить о будущей свадьбе прямо сейчас?
Асаф-Хан с Гияз-Беком не раз обсуждали такую возможность, сын знал, что Итимад-уд-Даула не против породниться с умным и близким к принцу Джафаром, а потому снова кивнул.
Теперь Джехан повернулся к отцу:
– Отец, я сосватал свою свояченицу дочь Асаф-Хана за своего молочного брата Джафара. Вы благословите такой брак?
– Что? – рассмеялся Джехангир. – Нур-Джехан, ты слышала? Предстоит свадьба еще одной твоей племянницы!
Нур-Джехан внимательно посмотрела на наследника:
– А принц Шах-Джехан не собирается еще раз жениться? Я была бы рада помочь и ему выбрать красивую невесту.
Хуррам мгновенно понял все – это Нур-Джехан вынудила Арджуманд предложить ему взять в жены Ладили!
Глаза твердо глянули в глаза.
– Нет! У меня есть любимая жена. И другой не надо.
Это стало началом их противостояния с Нур-Джехан. Противостояния долгого и тяжелого, закончившегося после смерти падишаха Джехангира победой Шах-Джехана, но только потому, что у падишаха просто не было другого достойного наследника.
А несчастную Ладили все же выдали замуж за принца Шахрияра, и она родила дочку. Нур-Джехан не собиралась считаться с чувствами падчерицы и злилась только на неразборчивость младшего принца, приведшую к страшной болезни. Джехангир мог быть пьяницей и любителем опиума, страдать от астмы, но никакое заболевание нельзя сравнить с проказой. Не бывает прокаженных падишахов, Нур-Джехан понимала это прекрасно и все цеплялась за власть даже после смерти мужа.
Но до этого еще был бунт любимца падишаха, его наследника принца Шах-Джехана.
Что изменилось в отношениях отца и сына? Почему безмерно обласканный до того Шах-Джехан пошел против отца?
Нур-Джехан привела в исполнение свою угрозу – Ладили выдали замуж за Шахрияра, ради чего принца привезли в столицу, отмыли, приодели и снабдили тонкими, красивыми перчатками цвета человеческой кожи, чтобы не бросались в глаза изуродованные болезнью пальцы.
Падишаху было все равно, он страдал астмой и страстно желал отправиться в любимый Кашмир, где в горах дышится куда легче. Мечта о свободном вдохе и полях цветущих маков была столь сильной, что затмевала разум. Но с делами справлялась Нур-Джехан, позволяя мужу витать в облаках опиума и снов.
Придворным давали понять, что принц Шахрияр ничуть не хуже Шах-Джехана, и ему стоит оказывать не меньшие почести.
Семья самой Нур-Джехан была в разладе. Умерла Рауза Бегум, и Гияз-Беку словно обрезали крылья. Он так любил свою жену, что не мыслил жизни без нее и начал просто угасать. Асаф-Хан, хоть и получил большую часть обязанностей и прав отца, все чаще отодвигался сестрой в сторону.
Когда весть о болезни падишаха пришла в Аллахабад, где жил Шах-Джехан с семьей, Арджуманд вдруг засобиралась в дорогу.
– Что ты задумала, Арджуманд?
– Я сама поеду к падишаху. Ты должен вернуться в Агру, иначе следующим падишахом станет твой никчемный больной брат!
Джехан покачал головой:
– Ты не хуже меня знаешь, что всем заправляет Нур-Джехан.
Арджуманд подошла к мужу настолько близко, насколько позволял большой уже живот.
– Значит, я поеду к Нур-Джехан. Ей больше не на ком тебя женить, Ладили замужем. Ты должен вернуться в Агру или хотя бы получить прощение отца.
– Нет, это опасно.
Джехан осторожно прижал жену к себе. Он был в отчаянии, потому что не смог защитить любимую, их жизнь больше десяти лет была сплошными разъездами, Арджуманд не знала покоя, но все равно рожала и воспитывала детей. Она была возлюбленной, матерью его детей, заботливой женой и лучшей советчицей во всех вопросах. Джехан мог рассказывать ей обо всем, что беспокоило, жаловаться, не боясь, что упадет в глазах любимой, просить совет. Они давно стали единым целым, но было то, с чем Арджуманд не соглашалась.
– Даже ради власти ты не должен убивать своих родных! Хуррам, тебе всегда удавались победы без применения силы, договариваясь, ты добивался того, чего не сумел добиться даже твой великий дед.
Шах-Джехан видел, что любимая не понимает опасности, исходящей от его собственных, да и ее родных. Он внушал:
– Власть – это предательство. Тебя предала твоя же тетя, а ведь она тебя воспитывала. Чем ближе человек к трону, тем тверже он должен помнить: тактья такхта.
Арджуманд прекрасно помнила значение этих слов – трон или смерть!
Но почему?
Шах-Джехан объяснял:
– Так везде. В Османской империи пришедший к власти султан уничтожает всех родственников, которые могут претендовать на престол.
– Ты тоже уничтожишь?
– Если придется, то да. Иначе они уничтожат меня и вас с детьми.
Жизнь давно поделилась на две части: ночью была любовь и единение, днем – кошмар и споры.
Из-за предательства падишах и Нур-Джехан сумели выскользнуть из расставленной им ловушки, а потом и вовсе взяли верх в столице. Шах-Джехан спасался на юге, не зная, что делать. Сил было немало, но уверенности в том, что его не предадут в последний момент, чтобы добыть прощение у падишаха, быть не могло.
Стало ясно, что они в западне, и падишах просто уничтожит бунтующего сына.
Но прежде чем Арджуманд успела уехать, в Аллахабад пришло письмо от Нур-Джехан. Тетка откровенно потребовала от племянницы:
– Я знаю, что ты хочешь просить за своего мужа, но это станет возможным только, если ты привезешь доказательства или гарантию его верности падишаху. Привези двух старших сыновей, пусть они живут у меня. Только тогда Шах-Джехан может быть прощен.
Не стоило спрашивать, кем прощен – Нур-Джехан диктовала волю мужу.
Шах-Джехан сказал:
– Нет! Ни сыновья, ни ты сама не поедете.
Арджуманд ответила:
– Да! Мы поедем, потому что ты без власти умрешь, ты должен быть в Агре, и ради этого я буду рисковать жизнью, а сыновей отдам в заложники. Только обещай использовать эту власть во благо.
Она еще напоминала, что заложником много лет был Акбар, да и сам Хуррам тоже жил заложником у деда против отца.
Шах-Джехан смирился, он рано начал бунт и наверняка потерпел бы поражение. Пришлось не только прислушиваться к советам жены, но и позволить ей рисковать жизнью.
С принцем остались младшие дети и старшая дочь Джаханара, которую воспитывала Сати.
Сердце Арджуманд обливалось кровью не меньше, чем у Шах-Джехана. Она не боялась за себя, но везла в качестве залога двух сыновей – Дару Шикоха и Аурангзеба. Шуджа был болен и долгой дороги не вынес бы.
Тетка встретила ее и детей приветливо, улыбалась, дарила драгоценные подарки, выделила лучшие комнаты, приставила много слуг…
Но стоило им остаться наедине, жестко поинтересовалась:
– Теперь ты понимаешь, что наделала, отказавшись от моего предложения тогда? Ладили была бы твоему мужу хорошей женой всего лишь два месяца в году в Агре, остальное время он спал бы с тобой. А теперь несчастны все: и ты, потому, что дети останутся здесь, и Ладили, и я…
– А вы почему?
– Да потому, что оба мои зятя глупцы, только один еще и смертельно болен! Арджуманд, Шахрияр никогда не будет падишахом, он просто не доживет. Но у меня условие: когда станет падишахом Шах-Джехан, ты сделаешь все, чтобы он не губил несчастного младшего брата и нас с Ладили. Поклянись, что ни я, ни Ладили не пострадаем. Иначе кара падет на твоих детей.
Арджуманд смотрела на все еще такую красивую и полновластную тетушку и понимала, что та страшно боится за свою жизнь. Нур-Джехан, видно, поняла, усмехнулась:
– Я не боюсь смерти, поверь. Но хочу отдать должное мужчинам, которые подарили мне возможность властвовать. Поклянись, и твоим детям ничто не будет угрожать.
Арджуманд поклялась, хотя понимала, что хитрая Нур-Джехан снова может подстроить ловушку.
Опальный принц Шах-Джехан был отцом прощен в лучших традициях Великих Моголов, которые любили лить слезы раскаяния и обниматься с теми, кто только вчера предал. Единственный укор со стороны отца касался принца Хосрова:
– Как же ты не доглядел за его здоровьем?
– Тактья такхта, – тихо ответил Шах-Джехан.
Гияз-Бек умер в том же году, он не смог жить без своей Раузы… Нур-Джехан начала строительство великолепной гробницы в память отца. Она сама придумала внешний вид и разбивку огромного парка. Усыпальница Итима-уд-Даулы Гияз-Бека позже стала прообразом парка и усыпальницы Тадж-Махал.
Принц Шах-Джехан снова был отправлен отцом подальше от столицы, но его сыновья остались у Нур-Джехан заложниками верности их отца падишаху.
Обласкав сына, падишах позволил ему забрать с собой и полуслепого брата, вероятно, это была подсказка Нур-Джехан, ей ни к чему был лишний соперник, даже слепой.
Снова на юг Хиндустана, туда, где от солнца кружится голова, где днем жизнь замирает, а горы кажутся лиловыми из-за резких теней. Снова далеко от столицы и Павлиньего трона, снова опала, хотя и без грозных окриков.
Младший принц Шахрияр лечился, его страшная болезнь уже серьезно давала о себе знать.
Вместе с принцем Хосровом приехала и его верная Сати, чему радовалась Арджуманд. К тому времени было понятно, что зрение больше не восстановить, принц слабо видел левым глазом, правый же так и остался бесполезным.
Однажды Сати прибежала вся в слезах, ее лицо было разукрашено синяками, а глаз заплыл. Женщины о чем-то говорили вполголоса. Джаханара не понимала, но запомнила, что Сати рассказывала, что принц Хосров ее избил и выгнал, заявив, что ему не нужна бесполезная старуха. А еще Сати предупреждала Арджуманд о какой-то опасности со стороны принца Хосрова, мол, тот переписывался с Нур-Джехан, и мужу Арджуманд угрожает гибель.
Джаханара не сразу поняла, что «муж Арджуманд» это ее отец Шах-Джехан.
А потом…
Принц Хосров вдруг умер. Говорили, что от колик в животе, но Джаханара сама слышала, как один из стражников смеялся, говоря другому, что эти колики устроил принц Шах-Джехан. И поделом, мол. Ни к чему слепой претендент на трон.
Позже Джаханара поняла, что принца Хосрова просто убили по приказу отца – он действительно был опасен.
А Сати стала учительницей самой Джаханары. Она много знала и обучала девочку языкам, чтению, письму и врачеванию. Арджуманд говорила дочери, что Сати лучшая из женщин, которых она встречала, что принц Хосров не оценил подарка Аллаха, за что и был наказан. А еще говорила, что Сати высочайший пример жертвенной любви.
Только после смерти матери Джаханара поняла, что та имела в виду: Сати пожертвовала собой ради принца Хосрова из любви к нему, но оказалась нужна любимому, только пока была надежда вернуть зрение. Сати родила Хосрову сына, но тот прожил недолго. Принц обвинил женщину в небрежении при уходе за ребенком и впервые тогда избил ее, хотя прекрасно знал, что это не так.
В Бурханпуре перед их возвращением в Агру произошла и странная встреча, испугавшая больше всего мать и Сати. Какие-то люди преградили им путь и стали выкрикивать угрозы, тыча длинными острыми палками в слона. Погонщику с трудом удалось с ним справиться. На помощь пришли воины, людей разогнали, а потом отец приказал жестоко расправиться с теми, кто попытался угрожать его жене и дочери.
Было страшно, очень страшно, но не из-за нападения, а из-за того, что слон мог взбеситься.
И все же Джаханара заметила, что мать и особенно Сати испугали две вещи. Арджуманд в ужасе смотрела на двух фиранги, стоявших чуть в стороне и явно направлявших бунтовщиков, а Сати ужаснулась их выкрикам больше, чем тычкам в слона.
Тогда ей никто ничего не стал объяснять, приказали все забыть. Но после смерти Арджуманд Джаханара все же заставила Сати сказать, что же было страшного в тех выкриках. Причем спросила это при отце, чтобы Сати не смогла отказаться.
Пришлось объяснять.
Фиранги были из тех, кто выжил, когда отец разгромил их крепость в Бенгалии. Они еще тогда, в плену, обещали матери на языке фиранги, что непременно найдут тех, кто отомстит ей и будет мстить ее потомкам за гибель их родственников. А бунтари – последователи богини Кали, они обещали примерно то же, а Сати обещали еще и кару за смену веры.
Джаханара все равно ничего не поняла, но запомнила. Перед глазами долго стояло лицо человека со страшным шрамом на левой щеке. И еще костлявая рука другого, грозившая им тремя пальцами – двух не было.
Арджуманд попросила дочь ничего никому не рассказывать, даже отцу и братьям, пусть это будет их тайна. Джаханара поклялась.
Потом они покинули Бурханпур и даже Аллахабад, вернувшись в Агру, и страшное происшествие забылось само собой.
Зачем угрожать Сати или Арджуманд Бегум? Они никому не сделали ничего плохого. Тогда девочка еще не знала, что убивать могут и совсем безвинных людей, и тех, у кого есть власть.
Шах-Джехан снова поднял бунт против отца, но Нур-Джехан не стала уничтожать его детей. Дни жизни падишаха Джехангира подходили к концу, ему уже не помогал воздух Кашмира, и умная женщина понимала, что ее жизнь немного погодя будет зависеть от воли Шах-Джехана и Арджуманд.
Арджуманд снова переваливалась уточкой – живот на сей раз был очень большим. Неужели там двойняшки?
Она уже жена падишаха, после серии предательств больших и мелких, смерти падишаха Джехангира и уничтожения младшего брата и двоюродных братьев Шах-Джехан стал падишахом.
Арджуманд слишком устала от постоянных разъездов, от беременностей и родов. Она носила под сердцем четырнадцатое дитя, каждые следующие роды тяжелей предыдущих. Лекари умоляли сделать перерыв хоть на два года, но это не удавалось. Стоило ей с мужем остаться наедине и унестись в облака страсти, как ее лоно принимало нового ребенка. Ни одна другая наложница или рабыня не рожала.
Конечно, Арджуманд давно сама подбирала тех, кто попадал к ее мужу в постель, сама поила их снадобьями, приготовленными Сати, следила, чтобы не было беременностей.
И все же она устала. Изменилась фигура, отяжелела, обвисла грудь, больше не были такими стройными ноги, они не успевали отойти от предыдущих отеков, как наливались следующими.
Шел девятнадцатый год после их с Хуррамом свадьбы, после той первой самой яркой ночи, когда они познали друг друга. Сколько потом было таких ночей? Не счесть, но первая запомнилась больше всего.
Ее Хуррам уже полтора года падишах, но никакого покоя как не было, так и нет. Они снова в походе и снова далеко от зенана Красного Форта. Арджуманд даже привыкнуть не успела. И на сей раз все дети с ними, даже самая маленькая Хуснара, родившаяся год назад. Кто-то будет теперь?
Арджуманд чувствовала себя очень плохо. Сильно болела спина, голова, болел большой живот. Лекари лишь разводили руками:
– Ваше величество, мы же просили воздержаться.
Беспомощна была и Сати, она тоже просила применить средство, чтобы ребенка не случилось. Арджуманд посмеялась:
– Сати, я трижды применяла, изгоняя плод. Меня еще накажет Аллах. Но тут же получала нового. У Хуррама сильное семя.
– Это у тебя сильное тело! – ворчала подруга.
Плохо, что Сати не смогла отправиться с ними в поездку, она была больна сама. С подругой Арджуманд чувствовала себя спокойнее.
Она уже тринадцать раз рожала, почему же так боится сейчас?
Боялась не только Арджуманд, не находил себе места и Шах-Джехан, и их сын Аурангзеб. Волновалась дочь Джаханара. Джаханаре исполнилось шестнадцать, ей пора было замуж. Шах-Джехан обещал после похода подумать над этим.
Размышляя над судьбами детей и думая о внуках, Арджуманд старалась отогнать от себя тревогу и заглушить нарастающую боль. Но боль была слишком сильной.
Она металась по постели уже вторые сутки. Послали за Сати, но все понимали, что подруга и лекарка не успеет добраться. Лекарь покачал головой:
– Если ребенок не родится в ближайшие часы, будет беда.
Шах-Джехан рявкнул:
– Так сделайте что-нибудь!
А что можно сделать, если плод слишком крупный, ему не пройти, а роды на сей раз вялые. Арджуманд очень старалась, но никак не могла исторгнуть из себя четырнадцатого ребенка.
Лекарь отозвал падишаха в сторону:
– Ваше величество, ребенка нужно вытащить оттуда силой. Нам не удается усилить схватки, он порвет все внутри.
– Так тащите!
– Как я могу это сделать? Это предстоит вам.
– Мне?!
– Да, я всего лишь подскажу.
Чтобы заглушить боль, Арджуманд снова напоили опиумной настойкой, которая остановила роды совсем. А девочка внутри еще и лежала ножками.
– Быстрей и решительней, ваше величество, иначе будет поздно и для матери, и для ребенка.
Ребенок был спасен, это действительно была крупная девочка, но вот мать…
Арджуманд понимала, что умирает, попросила показать ей дочку и привести всех детей. У ее постели выстроились четверо сыновей и две дочери. Маленькую Хуснару держала на руках Джаханара, а только что родившуюся Гаухару уже кормила ее молочная мать. Остальных детей не было в живых, смерть не щадит и детей принцев тоже…
Попрощавшись с детьми, Арджуманд попросила остаться только Хуррама.
– Я люблю тебя, была счастлива с тобой, как может быть счастлива женщина. Обещай не брать другую мать нашим детям. Мачеха – это всегда плохо. Пусть их воспитывает Сати.
– Арджуманд, я все сделаю, но не покидай нас! Не оставляй меня, мир без тебя станет пустыней!
– Хуррам, ты должен жить ради детей. Не позволь сыновьям бороться за власть между собой. И помни обо мне… Я люблю тебя…
Больше она ничего не успела. Из горла, из сердца падишаха вырвался крик:
– Не-е-ет!
За пределами комнаты раздались рыдания – дети поняли, что потеряли мать.
Говорят, что ребенок без отца – наполовину сирота, а без матери полный.
Шестнадцатилетняя Джаханара, пятнадцатилетний Дара Шикох, четырнадцатилетний Шуджа, четырнадцатилетняя Рошанара, тринадцатилетний Аурангзеб, семилетний Мурад Бахш, годовалая Хуснара и новорожденная Гаухара остались сиротами. Старшие уже взрослые, даже Мурад сурово хмурил брови, стараясь не плакать, только маленькая Хуснара просилась к маме, да Гаухара сытно почмокивала пухлыми губками. Она еще не сознавала ни того, что стала сиротой, ни своей вины в этом.
Джаханара оглянулась на братьев. Аурангзеб замер, в ужасе раскрыв глаза. Он словно силился что-то сказать и не мог. Не мог проглотить вставший в горле крик. Джаханара понимала брата, поверить в то, что матери с ними больше нет, невозможно. Это все равно, как если бы солнце вдруг закатилось и больше не вернулось на небо, не настало утро или после невыносимой жары не пошли живительные дожди. У нее самой из груди рвался крик:
– Не-ет!!!
Как Создатель мог отнять у них ту, которую любили все? Почему?!
Джаханаре хотелось обнять брата, прижать его голову к своей груди и плакать вместе с ним. Но стоило коснуться его руки, как Аурангзеб буквально оттолкнул ее, его подбородок дрожал, а губы наконец смогли вымолвить:
– Они… обещали, что она просто потеряет способность рожать… только способность плодить новых и новых наследников…
– Кто они? – Джаханара начала понимать, что брат как-то причастен к произошедшей трагедии. – Что ты сделал?!
А тот захлебывался от всхлипов:
– …Она сама говорила, что больше не может… больше не в силах носить и рожать детей… – Он словно сам себя в чем-то убеждал, не замечая сестру. – Я сам слышал… сам…
– Аурангзеб, что ты сделал?! – буквально тряхнула его Джаханара.
Тот наконец опомнился, глаза бешено сверкнули, сбросил руки сестры и, резко развернувшись, метнулся прочь из покоев.
Джаханара стояла, обмерев, не в силах поверить в виновность Аурангзеба. Нет, он просто не в себе, видно, услышал, как один лекарь сказал другому, что это последние роды для госпожи. Мать и правда жаловалась, что еще одних не вынесет, это слышала и Джаханара.
Девушка убеждала сама себя, что брат потрясен смертью матери настолько, что не вполне понимает, что говорит, что он спутал, решил, что врачи дали матери слишком сильное лекарство, облегчая боль…
От страшных мыслей ее отвлекла необходимость заняться делами. Помимо похорон Арджуманд нужно было еще присмотреть за новорожденной малышкой. Вот кому будет тяжело жить на свете, ей-то никогда не простят гибели матери. Джаханара вздохнула, однажды она спрашивала мать, есть ли вина младенца, если родившая его женщина погибла при родах. Арджуманд ответила, что нет, он старался сохранить свою жизнь, как сделал бы любой на его месте.
– Не любой, – возразила дочь.
– Только если он достаточно взрослый, чтобы понимать это. Иначе люди, рождаясь, не причиняли бы столько боли своим матерям.
– А я причинила тебе боль?
Арджуманд улыбнулась:
– Я забыла об этом, едва увидела твою улыбку. И любая женщина забывает, поверь. Счастье материнства стоит того, чтобы немного помучиться.
– Совсем немного?
И снова Арджуманд с трудом спрятала улыбку:
– Это не важно. Давая жизнь ребенку, об этом не думаешь. Хотя, конечно, боль помнишь и ждешь ее.
Мать знала, о чем говорит, она родила тринадцать детей. Джаханара поправила сама себя: уже четырнадцать… И больше не будет. Совсем не будет.
Неужели такова кисмет – судьба Арджуманд? Но почему?
– О, Аллах! Прости меня за сомнения в твоей мудрости, – зашептала девушка. – Нет, я не сомневаюсь, просто не могу поверить, что мамы больше нет с нами, она так нужна всем!
До самого погребения она старательно гнала от себя мысли о словах Аурангзеба, суетилась, о чем-то распоряжалась, с кем-то разговаривала, принимала выражения сочувствия и скорби, далеко не всегда искренние…
Но наступил вечер, когда Джаханара осталась одна. Малышка-сестра под присмотром кормилиц и нянь, а ее, несмотря на все возражения, отправили поспать. Девушка не спала две ночи, но и теперь сон не шел. Лежала, уставившись пустым взглядом в темноту, и вспоминала мать. Конечно, она никогда не забудет, сколько бы лет ни прошло, даже когда будут свои дети и внуки, Джаханара обязательно расскажет им об уме и терпении Арджуманд, ее умении думать о других, забывая о себе.
Неожиданно вспомнились слова Аурангзеба. Нет, не неожиданно, просто все эти часы Джаханара старательно гнала их от себя, а теперь они вырвались на волю.
Чем больше думала она, тем ясней понимала, что кто-то воспользовался доверчивостью Аурангзеба и отравил Арджуманд.
Подтверждение она получила на следующее утро. Увидев, как кормилице отдают крошечную сестренку, требующую молока, Аурангзеб зло фыркнул:
– Зачем ее кормить? Ее нужно выбросить со стены, она убила нашу мать! – голос Аурангзеба звенел металлом, слова были отрывисты, словно он не говорил, а камни бросал.
– А ты? – вдруг раздался сзади тихий голос Джаханары. – Тебя не надо сбросить со стены в ров с крокодилами?
Он резко повернулся, оказавшись лицом к лицу с сестрой. Глаза зло сверкнули:
– Меня?
– Ты вчера говорил…
Закончить фразу она не успела, Аурангзеб насмешливо фыркнул:
– Я говорил? Тебе привиделось, сестра. Или ты курила кальян? Опиум на тебя плохо действует.
Его непривычная многословность выдавала страх. Да, Аурангзеб боялся, чтобы не стало известно о его вчерашних неосторожных словах, и Джаханара испугалась этого страха. Даже загнанный в угол щенок может оскалить зубы и стать опасным, а ее брат опасен сам по себе. Он уже не щенок, еще немного – и превратится в пса-людоеда.
И Джаханара схитрила. Она удивленно распахнула глаза:
– Аурангзеб, что с тобой? Ты потерян из-за смерти мамы, но разве малышка виновата в этом? Она всего лишь хотела на волю и не виновата в том, что врач оказался беспомощен. Мама больше не могла носить и рожать детей, ты прав, но наша сестричка не виновата, что мама умерла, она такая же сирота, как и мы с тобой. Даже большая сирота, мы много лет знали любовь и доброту мамы, а она этого не узнает. Я скорблю из-за маминой смерти, но жалею и маленькую Гаухару.
Джаханара все говорила и говорила…
Аурангзеб посмотрел так зло, что Джаханара поняла: до своих покоев она, может, и дойдет, но до завтра доживет вряд ли.
Ужаснувшись, она невольно попятилась к выходу, а потом неожиданно для самой себя вдруг остановилась и вернулась к брату. Тот недобро усмехнулся:
– Что, передумала меня обвинять?
– Нет, забыла тебе сказать. Если со мной вдруг что-то случится, всем станет известна твоя роль в смерти нашей мамы.
– Что?! Но ты можешь просто…
Все-таки Аурангзеб был еще мальчишка, ему лишь тринадцать, и такие потрясения не для него. Он побледнел, кулаки сжались… Джаханара усмехнулась в ответ:
– …Заболеть и вдруг скончаться? Или для меня ты приготовил не яд, а меч? Или меня просто попытаются столкнуть с крепостной стены Форта? Что ты задумал?
– Ничего! Я не причастен к смерти мамы!
– Тогда чего ты испугался?
Брат промолчал, и Джаханара поняла, что он во власти каких-то очень сильных людей. Хотелось попросить его рассказать честно, дать обещание, что не выдаст, а поможет. Но взгляд Аурангзеба был столь яростным, что сестра не решилась заговорить о тайне. Зато сказала другое:
– Что бы со мной ни случилось, Аурангзеб, даже если я просто съем что-то несвежее и слягу на неделю, заболев, тайна откроется. Так что ты будешь следить за тем, чтобы еда у меня была свежей.
Она понимала, что брат тоже все понял и не пожалеет ее, если случится противостояние.
Вернее, оно началось в тот день и продлилось всю их жизнь…
Арджуманд боялась борьбы за власть между сыновьями, но такая борьба разразилась и привела к гибели всех по приказу Аурангзеба еще при жизни их отца, а вот справиться с Джаханарой Аурангзеб не смог, даже став падишахом.
Шах-Джехан, потеряв любимую Арджуманд, замкнулся в себе.
Два года он не устраивал никаких приемов, встреч, не говоря уж о праздниках. Он не воевал, не занимался делами. За безутешного падишаха это делал его тесть Асаф-Хан.
Намекала на возможность помощи Нур-Джехан, но ее брат даже передавать просьбу не стал. Пусть лучше занимается строительством гробницы своего любимого мужа, которого она довольно успешно свела в могилу.
Нур-Джехан и занималась. Она действительно выстроила великолепную усыпальницу Джехангиру, в которой оставила местечко и для себя.
А Шах-Джехан целыми днями сидел, глядя на вяло текущие воды Джамны, и вспоминал их с Арджуманд жизнь – каждый день, каждый миг.
Они были вместе девятнадцать лет, меньше семи тысяч дней и ночей. И пять лет до того ждали, считая даже не минуты – мгновения, мечтая о возможности обладать друг другом. Семь тысяч – это так мало! Один счастливый миг.
И теперь через двадцать лет Джехан помнил каждое мгновение их встречи там, на рынке Агры. Ее голос, ее смех… Помнил первый вскрик, когда взял ее… первый крик дочери… рождение первого сына… Даже когда она дулась или спорила, бросала в стену тарелку с фруктами или кричала на него в гневе, когда не понимала или, наоборот, защищала перед всем миром… когда Арджуманд просто жила… к ней можно было прикоснуться, о ней можно было мечтать…
Теперь ее не было, и даже во сне не дотянешься – ускользает…
Нашлась женщина, которая была так похожа на нее, – Фарзана, сестра Арджуманд, жена верного Джафара.
Джехан поначалу ожил, стал звать красавицу во дворец, подолгу беседовал… Смотрел, пытаясь представить на ее месте любимую…
По Агре поползли слухи, мол, падишах нашел замену.
Он быстро понял, что Арджуманд не заменить даже просто во время беседы, что она была единственной, способной дать ему счастье. Но слухи уже катились, придворные смотрели с пониманием и любопытством, а ему было все равно. Какая теперь разница, если Арджуманд больше нет с ними?
Джехан не интересовался детьми, даже сыновьями, он вообще не интересовался жизнью, в которой не было его единственной, любимой женщины. Этот мир ему был больше не нужен.
– Ваше величество, к вам принцесса Джаханара.
– Входи, доченька, – Джехан улыбнулся кривоватой улыбкой. – Что-то случилось?
Джаханара подошла, остановилась совсем рядом, дождалась, когда выйдет слуга, серьезно произнесла:
– Да, мы стали сиротами.
– Мама умерла, – кивнул Джехан.
– И папа тоже.
– Что? – Он смотрел на дочь, не в силах понять ее слов. – Какой папа?
– Ты. Прости, отец, но разве ты жив?
Сначала ее слова вызвали у падишаха возмущение, потом он попытался вникнуть, пока дочь рассказывала ему же, как он живет.
– Мамы скоро год нет с нами, но разве о таком она мечтала? Разве она думала, что ты станешь тенью? Ты падишах, но ты забыл об этом. Ты отец, но об этом тоже не вспоминаешь. Мурад не умеет оружие в руках держать, Рошанаре замуж пора, а Хуснара и Гаухара вообще не знают, что у них есть папа. Дара и Аурангзеб взрослые, но они постоянно спорят, да и дерутся нередко. И Шудже отец нужен. Ты нужен нам, ты нужен всей стране, не прячься за завесой своего горя, не проводи время с тетей Фарзаной, она не стоит и мизинца маминого. Очнись, отец. Твоя жизнь еще не закончилась.
Чем дольше и тверже говорила Джаханара, тем больше изумления было во взгляде ее отца.
– Ты можешь меня наказать за дерзость слов, но только очнись. Мама не потерпела бы такого.
– Ты права…
Через день падишах напомнил дочери:
– И тебе замуж пора.
Джаханара твердо ответила:
– Нет! Мама завещала мне присмотреть за всеми вами, помочь.
А еще через несколько дней Шах-Джехан начал строительство усыпальницы для своей любимой умершей жены Арджуманд, которую мысленно так и называл, несмотря на то, что, сев на трон, дал ей имя Мумтаз-Махал – Украшение дворца.
Под этим именем она и осталась в памяти людей, а построенный Шах-Джеханом райский сад с усыпальницей в центре, похожей на видение из сказки, – Тадж-Махалом.
Но Шах-Джехан сделал еще кое-что для увековечения памяти своей возлюбленной. Он решил, что одного прекрасного здания недостаточно, должна сохраниться память о ее сердце.
Когда-то юная Арджуманд мечтала об алмазном сердце. Об этой мечте падишаху рассказала Ладили. Сати подтвердила:
– Да, Арджуманд хотела бы иметь украшение в виде алмазного сердца.
Шах-Джехан решил огранить такое.
Самая сложная огранка, приводящая к потере веса, не испугала падишаха. Джаханара догадывалась, чем занимается отец, но это была его тайна, раскрывать которую не имел права никто.
И раньше, чем из серого камня родилось это чудо – алмазное сердце, – Шах-Джехан создал общество тех, кто будет его защищать, Орден Хранителей.
От кого защищать? Даже Джаханара узнала об этом не скоро, перед самой смертью отца. Она подозревала, что знает Сати, но женщина погибла, не раскрыв секрет дочери падишаха. Отец объяснил коротко:
– Всему свое время.