Не умей мы говорить, как, например, собаки, — всё могло бы быть иначе
Угасло сердце, тихо тлея,Сквозь патину золы без сил.Неправда — полюбить труднее,Чем разлюбить, когда любил .
1
— Что ты сделаешь, если тебе будет дана возможность переиграть жизнь, не утратив опыта теперешней?
— То же самое.
— Это упрямство или способ не потерять самоуважение?
— Способ не потерять самоуважение.
— Ты невыносим.
— Не для тебя.
— Ну, пофантазируй. Ради меня.
— Ради тебя — всё, что угодно.
— Да ну!
— Хочется верить.
— Скользкий противный тип.
— Противные и шершавые хуже.
— Словоблуд.
— Знаю.
— И всё же, пофантазируй.
— …
— Ну?!
— Дай подумать.
— Подумать?!
— Не язви. Я не такой шустрый, как ты.
— Не прибедняйся.
— Не прибедняюсь. Ладно. Думаю, всё-таки в событийном ряду принципиальных изменений не будет, разве что немного побольше романтики, пока молод. Я люблю жить и люблю жизнь, а вот в характере…
— В твоём характере?
— Нет. В характере этих событий. Понимаешь, если я вступаю в новую жизнь, не утратив опыта предыдущей, — мы получаем классическую картину посвящённого, владеющего опытом своих реинкарнаций. Со всеми вытекающими последствиями — планка возможного духовного роста, впрочем, как и соблазнов, вырастает на порядок.
— Посвящённого?
— Так принято называть подобные вещи. Это просто слово.
— Сильно.
— Гипотетически.
— Ты так и не ответил на вопрос.
— Тебе нужны подробности?
— Наверное.
— Женщина.
— ?…
— С какого края подступать-то? Это можно роман написать с большим продолжением.
— Ладно, я всё поняла. Ты крайне убедителен, как обычно.
— Сарказм неуместен. Не забывай, я мужчина — существо ленивое, хоть и продвинутое.
— Ого!
— А ты думала!
— Послушай, есть ли хоть одна вещь на свете, которая способна по-настоящему изменять этот мир, — без игр, дополнительных настроек, обманов и самообманов, без критериев и оценок?
— Да.
— Какая?
— Честность перед собой.
— А я думала…
— Ты думала, я скажу «любовь»?
— Да.
— На моих глазах это слово, а точнее, то, что за ним стоит, занюхали настолько, что… я не знаю уже, что там на самом деле должно за этим стоять.
— Просто мало кто в это верит.
— Вера — продажная девка страха.
— Ты, главное, никому не говори об этом, чтобы камнями не забросали.
— Они забросают что в этом случае, что в противоположном, если шлея под хвост попадёт. Это вообще из другой оперы.
— А я?
— Что?
— Из какой оперы?
— Не из оперы. Ты — не все. Это уже скорее мистерия.
— Я соскучилась.
— Взаимно…
2
— Ты просишь невозможного.
— Я просто хочу быть с человеком, которого люблю.
— Семейная жизнь быстро превращается в просроченный фарш. Кажется, ещё столько котлет можно наготовить… Да почему-то не хочется. Воспитанному человеку не будет никакой возможности это кушать!
— Это у тех, кто ошибся.
— В выборе партнёра?
— В выборе половинки.
— Старая песня. Боги разделили людей и перемешали, создав одну из величайших шизофрений на планете. Не забывай, мы лишь плесень в трещинах огромного утёса. Какое дело богам до нас? Просто всем хочется верить в идиллию взаимоотношений полов.
— Но ведь любая родившаяся идея обрекает мироздание на её исполнение — твои собственные слова.
— Не спорю, но не забывай, что мироздание может действовать избирательно. Оно может реализовать идею, но лишь для тебя.
— Разве этого не достаточно?
— Для тебя самой — достаточно. Но у твоей «половинки» может быть совсем другая идея.
— Какая?
— Или никакой.
— Не веришь в любовь?
— Это не вопрос веры — это вопрос опыта. Точнее, его отсутствия — я не умею любить. Я чувствую, что она есть где-то рядом, слабый ветерок от её крыльев, когда она пролетает неподалёку. Но мы не знакомы. Никакие слова не заменят одного вдоха — я знаю это. Но моё знание — опыт мертвеца. Видно, грехи той самой прошлой жизни испортили урожай для меня на этом поле.
— Я научу тебя.
— Здесь требуется не твоё желание меня научить, а моя способность к обучению, а она под вопросом. Твои чувства закрывают тебе глаза на риск. А он в том, что ты проклянёшь всё на свете, когда поймёшь, что взялась прокопать тоннель под Уральским хребтом детским совочком. За удачу можно биться, но рассчитывать на неё нельзя. А влюблённая женщина при всей своей авантюрности, романтичности и готовности свернуть горы остаётся женщиной: расчёт — неотъемлемое свойство её натуры. Играть в наивность — значит, обрекать себя на муки.
— Ты даже не дашь мне попытаться?
— Попытка — это действие, мотивируемое поражением. Я не узнаю тебя. Ты же умница. Откуда это дилетантство четырнадцатилетнего подростка? Зная меня, чувствуя, ты упорно пытаешься представлять меня кем-то другим, вписывающимся в твою легенду…
— Я просто люблю тебя…
— А я просто не знаю, что это такое!
— А хочешь знать?
— Да.
— Действительно?
— Да.
— Тогда произнеси вслух.
— Что?
— То, что ты хочешь привлечь в свою жизнь. Просто произнеси вслух.
— Я хочу познать любовь. Простую человеческую любовь, которая выжмет меня без остатка, и ничто во мне не сможет помешать этому.
— Ты правда хочешь этого?
— А ты думаешь, я оттачиваю стиль речи?
— Тогда возьми.
— Что?
— То, что ты пожелал. Оно уже здесь.
— «И ничто во мне не сможет помешать этому», понимаешь? Я сам или что-то во мне мешает принять дар любви. Я не могу, физически не могу. Не чувствую вибрации.
— Не ты ли говорил, что жить — это иногда просто следовать за эхом собственного крика?
— Я поступал так — и потерял последнюю надежду, сомнения превратились в уверенность, полёт оборвался, не начавшись. Ко мне приставили тень, и она следит за тем, чтобы мне было не слишком хорошо на этом свете.
— Ты перестал верить?
— Не я.
— ?…
— Не в вере дело. Воспринимающему мир прямо — в ней нет необходимости. В твоей жизни есть что-то или его нет. Нами всеми движет жажда познания, проникновения в неведомое. Я не могу стремиться к чему-то конкретному, но лишь идти по пути. Что встречу я завтра? Можно вопить буквально на всю планету, желая любви, — и не встретить её. А может быть, вчера я отвернулся на мгновение, чтобы взглянуть на красивый пейзаж, и она тихо прошелестела у меня за спиной… Что принесёт ветер с другого края поля: крики о помощи, песнь юной славянки или тихий шорох камыша?
— Красноречивый глупец!
— Вот ты уже злишься.
— Следуй лучше за собственным молчанием.
— Сарказм — это способ запрятать поглубже неуверенность в себе. Мне жаль тебя.
— Тебе жаль себя. Я ухожу.
— Как скажешь…
3
— Привет!
— Я слышу неподдельное удивление.
— Всегда есть чему удивляться.
— Агрессия?
— Нет. Просто удивлена, что ты вообще про меня вспомнил.
— А я и не забывал вовсе.
— Два месяца.
— Что «два месяца»?
— Мы виделись последний раз два месяца назад.
— Среди мер моего восприятия времени нет, ты же знаешь.
— Ты никогда не мог понять.
— Я могу понять, но жить так не могу.
— Как так? Беспокоясь о ком-то?
— Я беспокоюсь, но делаю это так, как умею.
— Твое беспокойство, похоже, больше нужно тебе, отними его — и ты не будешь знать, что делать дальше.
— Это очень похоже на правду, но не умаляет самого факта беспокойства.
— Ушам своим не верю! Ты хоть раз с чем-то согласился, хотя бы в первом приближении.
— Оставь иронию, я никогда не спорю с правдой.
— С чужой правдой, если она совпадает с твоей?
— Я же говорю, оставь иронию. Правда одна, а мы, свои или чужие, просто произносим её вслух.
— Всё, всё, сдаюсь.
— Ну раз так, тогда сделай-ка мне чайку.
— Тебе какой?
— Ты знаешь.
— Ничего не меняется?
— Что нет смысла менять — нет.
— А что есть смысл менять?
— Ничего.
— Понятно.
— Если бы тебе было понятно, ты бы этого не сказала. Делай лучше чай.
— Не груби.
— Я не грублю. Нельзя одновременно делать хорошо разные вещи.
— В смысле?
— Просто делать чай или делать чай для меня. Просто я или я для тебя. И так далее. Когда нужно приготовить чай, просто готовь чай.
— Я не в счёт?
— Ты женщина. Поймёшь это — будешь счастлива.
— Вот здорово.
— Здоровее даже, чем ты думаешь. В твоих системных файлах написано чёрным по белому: «Обрящешь свою сущность — познаешь радость бытия».
— Сущность в подчинении?
— Фу, какая банальность. Подчинение — вторичный фактор агрессии, давления, даже диктата. Я же говорю о естестве. Не женщина в подчинении, но женщина на своём месте. Мужчина — воин, женщина — хранительница очага. Это разные аспекты мироздания. И понимать это каждый может в меру своей внутренней силы и готовности. Или испорченности. От варианта скво и садо-мазо до возможности закрутить вихрем звёздный ветер и слить сердца со Вселенной. Каждый должен исполнить свой долг, познав сущность своего естества.
— И сущность женщины — хранить очаг?
— Это аллегория, хотя, как это ни смешно, и буквальный смысл тоже иногда срабатывает.
— Как скажешь.
— Лесть неуместна. Это должно быть естественно.
— Естественна только бесконечность игры.
— Женщины верят в это, я знаю. Но если хочешь мудрости, помни о том, что это лишь свойство марсиан.
— Марсиан?
— Все женщины — марсиане. Другие условия существования, и как следствие — марсианская половина человечества, свято верящая в безупречность игры. И с этим трудно спорить. Но это всего лишь ментальная заморочка, позволяющая тебе одновременно быть рядом со своей сущностью и тешить самолюбие. Внутренний лис. Но подумай, что движет нами в игре? Желание. Оно искренно. Итак, внутри игры есть одно настоящее реальное место — наше желание играть. Уже неплохо для начала.
— Для начала чего?
— Для начала обретения сущности. Не дожидаясь программных уроков личной судьбы, а экстерном, вливая силу через те немногие искренние места, что есть внутри нас, обходя гордыню, лень и фальшь.
— Тебе с лимоном?
— Да.
— Сахара два?
— Четыре.
— Ты пропадаешь на целую вечность, возвращаешься как к себе домой, будто бы ушёл только вчера вечером, и рассказываешь мне о моей сущности? Ты ничего не перепутал?
— Кто хочет внять — внемлет, кто хочет просто проводить время — просто проводит время.
— И что это значит?
— Это значит, что пространственно-временной континуум и твои координаты в мироздании как сущности — это не одно и то же. Ничего не меняется. То, что мы говорим или делаем, хранится в вечности не дольше, чем пока мы это говорим или делаем. Но наш дух сам составляет вечность. Время не имеет значения, на самом деле. Все значения мы присваиваем вещам сами — из внутренних, глубоко запрятанных корыстных побуждений. Мазохизм в чистом виде.
— Ты ненормальный.
— Марсиане любят ненормальных. Неуверенность в завтрашнем дне пробуждает в них желание жить.
— Про других марсиан я ничего не знаю.
— Не злись. Исходя из твоей логики, ты должна была убить меня на пороге, или как минимум не пустить в дом, или просто послать к чёрту. Но я здесь, ты приготовила мне чай, мы разговариваем — и это нормально. Ненормально опутывать эту картину рассуждениями, упрёками и поисками справедливости.
— Ты жестокий человек.
— Настоящая жестокость вызывает страх, но я не вижу его. Я вижу другое. То, что ты называешь жестокостью во мне, — всего лишь ощущение тобой правильного состояния. Co-стояния, понимаешь? Мы все одиночки. Приходим такими в этот мир и такими же оставляем его. Мы нужны друг другу только для того, чтобы поговорить с собой и оставить потомство. Ты общаешься с собой, я лишь повод, толчок к этому общению.
— Я ужасно соскучилась.
— Если бы я не хотел тебя видеть, меня бы здесь не было.
— Будь проще.
— Я здесь, что может быть проще…
4
— Я всё-таки не понимаю, как ты здесь живёшь один?
— Ко мне изредка заглядывают проблемы, как и ко всем. Потом, когда они уходят, я выхожу на улицу и подолгу смотрю на оставленные ими следы — и понимаю, что первый же ливень смоет их.
— Да, но в остальное время ты один.
— Я не думаю об этом. Поверь, можно очень долго ни о чём не думать.
— Хочешь, я тебе погадаю?
— Попробуй, хотя обычно я это делаю сам.
— Ты скучный.
— Так бывает не всегда.
— Значит, это просто мне не везёт.
— Не криви душой, я не так часто пребываю в прострации, чтобы обобщать.
— Некоторые всю жизнь так проводят.
— До некоторых мне нет дела.
— А до меня есть?
— …
— Просто мне скучно.
— Ты могла не приезжать.
— В следующий раз так и сделаю.
— Грубо.
— Взаимно.
— Я не грубил.
— Значит, ты — осёл. Как можно говорить такие вещи женщине?!
— Какие вещи?
— «Могла бы не приезжать»… Бр-р-р…
— В таком случае ты, приехав, могла бы воздержаться от упрёков. А то я, видите ли, с настроением своим ей не угодил.
— Но ты же у нас такой умный и внимательный. Мог бы и сделать что-нибудь со своим настроением. Для меня хотя бы.
— Я не хотел бы рассчитывать что-то наперёд. Ты говоришь, что любишь меня, а потом требуешь, чтобы я погасил векселя твоей скуки и амбиций.
— Амбиции — это ты.
— День мог бы быть прекрасным.
— Он и будет прекрасным. Только без тебя. Отвези меня на автобус или вызови такси.
— Как пожелаешь.
— Мог хотя бы извиниться.
— Мне не за что извиняться. Тем более я и так всегда это делаю вне зависимости от объективности.
— Ты?!
— Да, я.
— Ладно, всё! Когда речь заходит об объективности, ты становишься упрямее бетонного столба.
— Я побуду некоторое время бетонным столбом, а ты пока успокойся.
— Я спокойна. Просто ты испортил мне всё настроение.
— Такова изначально была моя цель.
— Не смешно.
— Ещё бы.
— Прекрати издеваться.
— Какие уж тут издевательства, всё так и есть.
— Малости не хватает, чтобы быть счастливой, а именно — понять, почему я всегда одна…
— Если ты думаешь, что в результате понимания чего бы то ни было можно стать счастливым, — без комментариев. То, что мы счастливы, мы понимаем, когда понимаем, что былисчастливы. Это сказка, которая оживляется нашей кровью и до всего остального доходит с приличным опозданием. Тот, кто в состоянии остановить этот момент, больше никогда не вернётся на эту засранную планетку. А на такие дела уже воля бога. И так тому и быть. У глупцов огромное преимущество. Они считают, что можно войти в один поток дважды… И трижды. И вообще, сколько влезет…
— Я есть хочу.
— Закономерно после такого стресса.
— Какого?
— Нашей десятиминутной беседы.
— Опять.
— Ну, всё, всё, молчу. Что ты хочешь поесть?…
На самом деле больше всего мне нравилось молчать. Почему всё время получается наоборот? Но ведь воздушный змей летает, лишь когда привязан. Привязанность. Полёт на привязи. Или в связке… Как понять? А отвяжи? Беспорядочное движение и смерть. Отвязанное не живёт долго. Отвязное…
Женщины…
Женщины, к которым меня тянуло, которые разжигали во мне огонь, просто находясь рядом.
Женщины, с которыми удобно. Послушные. Ты прав — потому что ты мужчина, никаких нюансов.
Женщины, с которыми нужно оставаться друзьями, потому что они единственные, с кем можно говорить на одном языке, зеркало твоих слабостей и достоинств.
Женщины, с которыми нужно оставаться врагами, потому что ни на кого больше нельзя так положиться…
Неужели всё это нельзя было понять сразу, не оставляя грязных следов в чужих прихожих? Женщина. Настоящая. Твоя. Только когда она уходит, ты понимаешь, что мир уже больше никогда не будет таким, каким он был с ней — струящимся. То, к чему ты лишь стремишься, у неё уже есть, и, уходя, она уносит это с собой. Вот так. Я ждал долго. Наверное, слишком долго. Но это на самом деле, наверное, единственное, что я умею, если разобраться, — ждать.
Назад: Соседи слева (продолжение)
Дальше: Кто это?
