Глава 7
Петр Петрович шел в родной РОВД, где трудился два с половиной десятка лет, без особого трепета. Все концы были обрублены, и если бы не дело, он ни за что не пошел бы сюда. Нет-нет, никаких проступков, никаких ссор с сослуживцами… Просто бывшие сотрудники не любили ходить в свое отделение, ибо они пенсионеры, они стали чужими, посторонними для всех, с кем работали, и с ними бывшие коллеги уже не говорили о тонкостях розыска или, к примеру, следствия. Они не просто на пенсию уходили, он были вычеркнуты из касты, в которой жили и работали десятки лет, всю жизнь. А это было непривычно и даже обидно.
«Лишь бы Володька – нынешний начальник розыска был на месте», – думал он, и ему – ура, ура! – повезло. Бывший заместитель был даже не занят и приходу Петра обрадовался искренне. Поздоровавшись, сразу открыл сейф и карандашом, что был в его руке, постучал по некоему стеклянному предмету, вопросительно глянув на бывшего шефа, но тот отрицательно помотал головой и сказал:
– Дело есть, поможешь?
– Что за дело? – усаживаясь за стол, деловито спросил хозяин кабинета.
– Да понимаешь, в Городском следственном изоляторе после суда «чалится» некто Саша Перминов. Мне надо подвести к нему человека с воли…
– Слушаю, Петрович, рассказывай все – сам понимаешь…
Через часок Шалунов вышел из отдела, весело насвистывая, ибо все складывалось по плану. А еще через час он сидел в «жигуленке», стоящем почти за квартал он дома Рихарда, и давал последние инструкции пареньку, курсанту школы милиции, одетому… весьма непрезентабельно.
– Значит, стучишь, говоришь кому и отдаешь письмо охраннику. Если будут задерживать – задерживайся. Записку, мол, передал вот этот дядька, – и Шалунов показал пальцем на сидящего на заднем сиденье Калёнова. Ты его поверхностно опишешь…
– Да чего повторять сто раз. Я все помню… Ну я пошел? – И мальчишка вылез из машины.
Через десяток минут он стучал ногой в калитку частного дома.
– Че надо, – из приоткрытой двери показалась упитанная морда здоровенного амбала.
– Мне хозяину… этому… Рихарду записку попросили передать, – и тут же из калитки вытянулась мощная рука, и в мгновение ока мальчишка оказался во дворе. Один из амбалов выглянул на улицу и внимательно осмотрелся, а другой охлопал карманы и сказал:
– Топай за мной, – и пошел по дорожке в сторону дома.
– Дядя, да мне только передать, – но, получив чувствительный удар в спину от амбала, смирно пошел, куда велели. В доме его еще раз обыскали и привели к Рихарду. Тот внимательно оглядел парня таким взглядом, что по спине холодок пополз.
– Ну что за дело такое ко мне? – неожиданно мягким и каким-то задушевным голосом спросил хозяин.
– Дела у меня нет, есть записка, и если вы Рихард, то вот, – и паренек вытащил свернутый в несколько раз листик бумаги и протянул его хозяину кабинета.
Тот взял ее со словами «Рихард я, Рихард», развернул и стал читать.
Дочитав, он поднял глаза на парня:
– Кто передал? – и помахал листком.
– Мужик, у магазина. Дал чирик за то, что вам отнесу.
– На словах ничего не передавал?
– Не-а, не передавал.
После этого Рихард долго расспрашивал парня и о том, где и с кем он живет, и как выглядел тот мужик, и многое другое. Потом замолк и уставился в окно.
– Так я пойду, дядя?
Рихард пожевал губами и, выглянув в коридор, сказал охраннику:
– Пропусти, пусть валит – и позови мне Андрея.
Через пару минут в комнату зашел невысокий, но очень подтянутый и жилистый мужчина с оголенным торсом.
– Опять гири таскал, – спросил хозяин, – смотри, наживешь грыжу, – хохотнул Рихард и сунул ему листок: – На, прочитай вслух… да накинь что-нибудь, простынешь.
Андрей накинул на себя махровый халат и прочитал:
– «Рихард, я ожерелье не тырил. Когда мы пошли его брать, то там уже было пусто. А пацана я не успел опросить – его повязали мусора. Сейчас он на крытке. Пошли туда человека расспросить парня о том, как выглядел покупатель. Я пробовал, но не получилось. Знаю, что он на «Волге» приезжал и был не один. Добровольно к тебе не приду, потому что ты сначала кишки намотаешь на локоть, потом спрашивать начнешь. Если поймаешь – такая моя невезуха. У меня есть еще кое-что и если смогу подтвердить, то приду сам. А может, ты и сам найдешь того, кто золотую цацку увел, но это не я».
– Ну-у-у, – протянул Рихард, – что скажешь.
Собеседник молча встал и подошел к окну. Постояв, глядя на улицу, он повернулся и сказал:
– Вот смотри, Егор, – если бы я увел эти цацки, я бы, ни минуты не медля, смылся из города, из области и уехал бы куда глаза глядят. И там бы залег на дно, а потом, через годик, не раньше, стал бы осторожно искать того, кому можно продать вещицу. А здесь бы ни за что не остался. А Калёный не дурак, как ты говорил. Вывод: Калёный не брал цацки и в записке пишет правду, – и, сев напротив Рихарда, спросил: – А правда, как вы не догадались поспрошать того мальца. Ведь проще пареной репы было в тюряге поговорить с ним. Или у тебя ходов туда нет? – ехидно спросил Андрей.
– Ходы есть. Как не быть? А почему не поспрошал – Гоги уверил, что Калёный взял, поэтому и не возникло мысли о мальчишке, – и, помолчав, спросил: – То есть ты намекаешь, что здесь не обошлось без нашего южного друга?
– Не намекаю, а прямо говорю. Помнишь, в трамвае нашему быку какой-то ухарь глаз…
– Да, помню. Ты тогда сказал, что если это и вправду Калёный, то Гоги наврал про то, что он в бегах с ожерельем. Но ты, Егор, отмахнулся! И сейчас надо с этим всем делом разбираться всерьез, потому что эта записка – второй звонок. Надо действовать, но тихо, чтобы знали об этом пока ты и я. И кстати, надо бы и Очкастого тихонько потрясти.
– А почему ты уверен, что записка от Калёного, – и прищурившись, глянул на Андрея, – а может, это твоих рук дело. Ты ведь Гоги невзлюбил при первой встрече – вот и валишь на него.
– Ну, во-первых, парень с запиской описал внешность Калёного, а я его в жизни не видел, а во-вторых, – твою в бога мать! – я брат твой и если мне не верить, то как жить-то, а? Уж лучше сразу пулю в лоб.
– Ладно, не кипятись, – Рихард встал из-за стола и долго ходил по комнате, затем взял трубку телефона и накрутил номер: – Афанасий Петрович… Узнал, узнал… как там ваша тюряга поживает?.. Ах, еще стоит?.. ладно, ладно… дело есть – поможешь… Нет, не камеру с комфортом, я как-нибудь в своей старенькой хибаре… Надо поговорить с одним сидельцем… вещь украли… дорогую… а он может знать приметы… ха-ха-ха… Шутник ты Петрович… Свое отсидел… Нет, не я… Андрей, да, да, брат мой младшенький… Ты его знаешь… ага из спецназа… Да, кстати, у меня есть французский коньяк 1950 года… С удовольствием?.. Ну пока, до встречи… тьфу на тебя… лучше в ресторане, – и положил трубку.
– Ну все понял? Сегодня в 16 часов быть у входа с паспортом. Тебя проведут и дадут поговорить с мальцом. Расспросишь обо всем: кто, когда и за сколько. Понятно? Поедешь с охранником и беседовать будешь при нем.
– Чего ж не понять-то? Не доверяешь, значит…
– Нет, доверяю. Но надо избежать соблазнов и неточностей. Сам же говорил про Гоги.
– Да, Егор, а куда ты, кстати, его отправил, где он?
– В Кужебар. Там непонятки с братвой образовались, в общак перестали бабло нести. Он еще пару дней там пробудет. Значит, Очкастый сейчас…
– Очкастый вчера улетел в Москву. Хочет найти какого-то антиквара и привезти его сюда – типа в командировку. У нас же куча вещей из могильников с юга…
– А также он может и ожерелье оценить, – безразличным голосом сказал Андрей.
– Хватит! – хватанул кулаком по столу. – Ты сказал, я услышал! Я проверю, я все тщательно проверю. А ты делай как договорились.