Едва Самуилыч закончил свою короткую речь, как вскочил Сашка Брюханов и с азартом проговорил:

— А можно я? Игорь мне напомнил… У нас в районе был подобный случай, интересный. Я и забыл про него, только тут не о прокурорах, а о стрелке и пулях и… еще кое о чем. Рассказываю? — переспросил он и тут же начал рассказ. — Эта история произошла 1 января — вернее, она началась в этот день, а длилась без малого два года. Итак, вторая половина первого дня Нового, 1995 года…

На улице было не по-зимнему тепло. Яркое солнце светило так, что, казалось, весна, заблудившись после бурной встречи Нового года, перепутав январь с мартом, приоткрыла свои голубые, весенние глазки и, глянув на мир, осветила его отнюдь не январским теплом и светом… Во дворе просторного загородного и фешенебельного по тем временам дома прямо у крыльца курили четверо мужчин и, щурясь на яркое солнце, лениво переговариваясь, вспоминали прошедшую новогоднюю ночь. Настроение у всех было под стать погоде — безоблачное и к тому же уже подогретое хорошими и дорогими напитками.

— «Братаны», а правду говорят, что если первые дни Нового года теплые, то весна будет поздней и холодной? — спросил полненький, невысокий мужчина, чем-то смахивающий на того самого пресловутого мартовского кота.

— Брехня… — добродушно протянул крепкий и наголо бритый молодой парень.

— Мужчины! — раздался с крыльца женский голос. — Шашлыки готовы, к столу-у-у!

— Идем, идем, — побросав сигареты, они потянулись в дом.

— Папа, а ты что? Шашлыков не хочешь, да? Сытый, да? — гортанным голосом спросил высокий мужчина, по виду кавказец.

— Сейчас, докурю, еще чуточку подышу и приду, — ответил Котофеич.

— Э-э-э, смотри, рискуешь без шашлыка остаться, да, — сказал кавказец, и Котофеич остался один. Он повернулся к солнцу и, подняв голову, подставил лицо под его яркие, даже теплые лучи. Лучи солнца Нового, 1995 года.

А в комнате начиналась вторая серия встречи Нового года, как водится, плавно перерастающая в банальную пьянку. Когда выпили по первой и разложили шашлыки, кто-то сказал, обращаясь к женщине, стоящей у электрической плиты:

— Мариночка, глянь на улицу да крикни, наконец, Папу, а то все слопаем и ему ничего не останется. — Положив ложку, которой что-то помешивала в кастрюльке, женщина пошла на улицу. Кто-то еще успел сказать:

— Ничего, кому-кому, а нашему Папе не вредно и похудеть. — И тут раздался такой отчаянный и истошный женский крик, что мужчины, едва не опрокинув стол, одновременно ринулись в дверь и, чуть не застряв в проеме, буквально вывалились во двор…

Там, у самого крыльца, раскинув руки в стороны, лежал на спине посреди белого и чистого снега Папа-Котофеич, а на его шее набухал и, казалось, пульсировал большой красный ком, яркая дорожка от которого уже протянулась туда, вслед заходящему солнцу, куда и были обращены застывшие, уже пустые глаза Папы.

Саша на минутку замолк и потом продолжил:

— Так закончил свои дни Папа — лидер самой крупной ОПГ нашего города, в прошлом мастер спорта по боксу, преподаватель и декан кафедры физвоспитания Пединститута.

Оперативно-следственная группа прибыла на место происшествия через полчаса. В составе этой группы был мой молодой коллега. Осматривая труп, он обнаружил на шее слева рану заметно неправильной формы, в глубине — поврежденную сонную артерию, ну и решил, что это причинено чем-то с ограниченной контактирующей поверхностью, типа металлического прута, о чем он следователю и сказал — прут, арматурина и т. д. То есть нанесли удар концом и причинили эти повреждения. Да и про то, что рана расположена в рефлексогенной зоне — тоже напомнил. Примерно таким было первое устное экспертное мнение.

С ним мы на следующий день и пошли на вскрытие. И уже в процессе оного у нас возникли серьезные сомнения в этой версии по ряду причин: размозжение мягких тканей шеи и кровоизлияние в них было очень массивным и не тянуло на простой удар прутом. Кроме того, на поверхности позвонка было найдено небольшое, но отчетливое овальное вдавление, а при исследовании позвоночного канала выявили ушиб спинного мозга и кровоизлияния под его оболочки. Ну и еще кое-что по мелочи. И тогда же, не отходя от стола, я сказал следователю:

— А знаешь, этого самого Папу — застрелили.

— Вот новость? А где пуля, а почему такая рана?

И я объяснил, что, скорее всего, пуля ударила в шею не острием, а боковой поверхностью, размозжив ткани. А это значит, что или пуля летела издалека, или, попав в преграду, срикошетила и потеряла «курсовую устойчивость», а с ней и убойную силу.

— Да, но если в преграду, значит… значит, целили не в него, и его смерть — чистая случайность? И где же тогда пуля?

— В трупе ее нет, значит, ищите на месте. Пуля далеко улететь не смогла — после удара о позвонок она отскочила и упала на снег не очень далеко — это если в общих чертах. Так что вы — ищете пулю, а мы отправляем кожу, что была вокруг раны, на дополнительное исследование, чтобы узнать из какого металла была пуля.

Вот примерно так мы ориентировали следователей.

После этого милиция снег в ограде по снежинкам перебрала. Однако все было тщетно, пулю так и не нашли. А вот в лаборатории областного Бюро на краях кожной раны нашли металл — медь. То есть факт того, что это была пуля с оболочкой из меди — подтвердился.

Это убийство вызвало большой резонанс. Потенциальный соперник Папы, Слон — лидер другой ОПГ, поспешил откреститься от принадлежности к убийству, уверяя, что это не их рук дело, что да, они конкуренты, но они всегда умели договариваться — примерно так говорил Слон на всех углах. Так он и на следствии показал.

Об этом мне в общих чертах рассказал Эдик — следователь прокуратуры, что вел это дело. Замечу в скобках, что со следователем мы знали друг друга с детства и учились в одном классе все десять лет, кстати, как и Миша — начальник розыска. Когда я его спросил, нашли ли они, откуда стреляли, то он вот что рассказал:

— Сначала мы вычислили, откуда могла прилететь пуля. Таких мест было два: одно — это противоположный берег реки — расстояние до него метров 500. Там все обошли и ни одного следочка! Снег везде девственный, нетронутый. Другое место, гораздо дальше, примерно полтора километра. Ну, там, где на горе был конезавод, помнишь? Так вот, осматривая бывшую конюшню — а она сложена из толстенных старых бревен, — наши оперативники обнаружили, что стена, обращенная в нужную сторону, нашпигована пулями калибра 7,62 в медной оболочке. То есть там кто-то пристреливал оружие. И в десятке мест, несмотря на толщину бревен, пули прошли насквозь. Но самое главное не это! Самое главное вот что: мы, разобрав почти всю стену, собрали порядка ста (!) пуль и нарвались на неожиданность. Как сказали военные эксперты, часть пуль были со специальным стальным сердечником. А патроны с такой пулей выпускались только в начале 60-х годов, для снайперской винтовки Драгунова, которая именно тогда и начала выпускаться. И еще! Все пули, изъятые из бревен, были выпущены как минимум из трех разных стволов. Вот так!

— Ты хочешь сказать, что там тренировалась бригада снайперов?

— Дальше, — невозмутимо продолжил следователь, — мы опросили жителей той окраины. Никто ничего путного сказать не смог, а вот мальчишки вспомнили, что в тот день — да что там в день! — примерно в одно время с убийством, туда подъезжала черная «Волга» без номеров и какие-то дядьки, всех оттуда прогнав, часа два стреляли. Причем мальчишки подумали, что это бандюганы, и быстренько оттуда смылись.

— То есть что получается? Кто-то стреляя в стенку, случайно угодил в стык бревен и пуля случайно нашла на шее Папы сонную артерию? Ты сам-то веришь в это?

— А что? И на старуху бывает проруха! Кстати, пуля потеряла устойчивость и стала кувыркаться всего метров за сто до… Папиной шеи, потому, что она прошла сквозь густо торчавшие ветки кустарника (мы обнаружили несколько свежесломанных веток), а потом еще и сквозь доску забора, ограждающего Папин участок от любопытных. По крайней мере, это реальный след — и выстрела и самой пули! — а другого-то все равно нет.

— А «Волгу» и стрелков искали?

— Искали, да что толку! Таких черных машин, конечно, много, но опера все их проверили и ни к одной прицепиться не смогли. Мало того, все выявленные машины 1 января с места не трогались. То есть получается, что смерть Папы чистая случайность. В пользу этого говорит и то, что поначалу Папины сподвижники землю рыли, чтобы найти и наказать, а сейчас — приутихли. Видать, пришли к той же мысли.

— А может, они уже… нашли и наказали? А вы и не знаете?

— Нет. Мы тоже не пальцем деланные и по-любому знали бы об этом. Хоть косвенно, да знали бы, — задумчиво повторил следователь.

Вскоре дело закрыли и сдали в архив. Как говорится: следствие закончено, забудьте.

По деревенской улице брел мальчишка. Он шел по проезжей части, ни на кого не глядя и не сворачивая на обочину. Водители возмущенно сигналили и, выкрикивая в его адрес разные нехорошие слова, все же притормаживали, покорно объезжая понурую фигурку мальчишки. А тот шел, пиная пустую жестяную банку из-под пива и, казалось, что он никого вокруг не видит и не слышит. Лицо его было мрачным, а под глазом отсвечивал всеми оттенками фиолетового цвета огромный фонарь.

— Эй, Леха! — раздался крик и следом оглушительный посвист. — Постой, я сейчас выйду!

Леха остановился, и через пару минут, громко хлопнув деревянной створкой ворот, на улицу выскочили смуглый, худой и заметно прихрамывающий паренек:

— Еле протез надел… подожди… сейчас поправлю. Ну-ка — сказал он и, опершись на руку Лешки, что-то сделал внизу и тут же, выпрямившись, удовлетворенно притопнул ногой — вот, теперь порядок.

— Ты, че, Шурави, спал, что ли?

— Ага, сегодня до 3 утра на вокзале грузили в вагоны какое-то дерьмо, хорошо, что хоть заплатили, гады, по-божески. А ты что такой смурной? Кто это тебе? — показывая на синяк, спросил Шурави.

— Да этот… — скривил губы Лешка. — Ведь неделю горбатился на него и вот сегодня рассчитался. — Лешка вынул пачку денег. — Миллион всего! Столько Эдька за пару дней у Арчила зарабатывает. А этот… ур-р-род одноглазый, еще и смеется, скотина — мол, пусть твоя сеструха придет, для нее работенка найдется непыльная… Ну я ему и сказал, что, если он еще раз такое о Светке намекнет, убью! — вот он мне и вклеил своим кулачищем. Хотел и деньги отобрать, но я убежал. И, вздохнув, закончил: — А на что теперь жить? Мать болеет, из дома не выходит, батя уже который день не просыхает.

Шурави помолчал и сказал:

— Пошли на наше место, побазарим. — И, свернув в проулок, уверенно поковылял впереди. Через десяток минут они вышли к одинокому, длинному и еще крепкому на вид строению. Там у бревенчатой стены, привалившись к теплым, прогретым апрельским солнцем бревнам, ребята некоторое время молча сидели, бездумно глядя в синее небо.

— А жаль, что зимой менты почти все заднюю стенку разобрали…Я бы сейчас пострелял, — мечтательно сказал Леха.

— А помнишь, как ты ругал меня, за то, что я наплел ментам про черную «Волгу»! А они, дурачки-то, и поверили, — и Шурави коротко и отрывисто засмеялся. — Это называется пустить по ложному следу. — Потом, как-то посерьезнев, сказал:

— Вот об этом, Леха, я и хотел поговорить. — И, сплюнув на траву, добавил: — Тебе жалко было этого бугая — Папу?

— Да, ну! С чего бы это?

— А ведь посмотри, какой он был сильный. Даже глава нашего городка на цырлах перед ним выплясывал, клянчил деньги, вроде для города, а на самом-то деле в свой карман, дачу достроить. А помнишь, с какой охраной он разъезжал…

— Ага, а мы стрельнули, и капец Папе настал, — оживившись, сказал Лешка. И ведь случайно получилось? Щелк — и нет Папы. Помнишь, мы ведь и не сразу узнали об этом.

— Вот, Леха, и получается, что нам надо деньги самим добывать. Винтари у нас есть, причем те три трогать не будем, они наверняка засвеченные, сразу свяжут с убийством Папы…

— Слушай, Шурави, — перебил его друг. — А у тебя еще их сколько осталось?

— Сколько-сколько… не боись, на всех толстопузых уродов хватит, да и патронов — на небольшую войнушку еще осталось. Знаешь, как я ненавижу этих воров! — Шурави помолчал и продолжил: — Вот никогда не рассказывал… Когда я у чехов из плена убежал и подорвался на мине, мне ступню и оторвало…

— Да ты ж сто раз говорил про это!

— Не перебивай! Меня в госпиталь привезли — сначала в Ростов, а потом в Подмосковье. Там мне оттяпали ступню и часть голени. Знаешь, как мне хреново было тогда. И вот нашелся богатей, что приехал в госпиталь «помочь героям». Мы-то обрадовались. Нет-нет, он и на самом деле выделил немалые башли на мою новую ногу. Ее аж из Германии везли, стоила как автомобиль. Че и говорить, протез отличный. Но вот потом он взялся на нас троих затраченные деньги отбивать. Таскал по разным презентациям, всем в лицо тыкал своим великодушием — вот, мол, какой я бескорыстный — помогаю героям чеченской войны, нашими раненым солдатикам — и даже слезу умудрялся пускать! А мы должны были, как попки языком молоть, что мы благодарны, что любим его, какой он хороший. Почти три месяца, гнида, таскал нас за собой. Потом я не выдержал, снял протез и сказал — забирай свое чудо техники, я домой на палочке дойду. В общем, обозвали меня неблагодарной свиньей и отпустили до дому.

— Так, а что ругаешься-то? Подумаешь! Зато нога как родная!

— Так я же потом услышал, как он говорил приятелю, такому же барыге, что, если этих дурачков еще с полгодика потаскать за собой, они мне состояние сделают на пожертвованиях, я, мол, и так уже трижды свои бабки отбил… Знаешь, как мерзко мне стало? Даже захотелось снова к чехам податься. Там хоть… а тут? Да что там говорить, — и Шурави безнадежно махнул рукой.

— Ладно, что ты предлагаешь? — после короткого молчания спросил Лешка.

Шурави, придвинувшись вплотную к другу, лихорадочно зашептал:

— Я уже все продумал, давно продумал! Сначала…

На первомайские праздники мы по традиции собрались на даче у приятеля. Правда, все собраться не смогли, а только трое: следователь, майор из городской «уголовки» и ваш покорный слуга. Для начала попарились и охладились пивком местного производства, которое предпочитали всем остальным. Ну а какое же пиво в баньке да без преферанса? Конечно, расписали пульку. Игралось, пилось и парилось неплохо, а потом я на мизере словил 5 взяток и, в раздражении бросив карты, сказал:

— Слушай ты, следовательская морда, сатрап хренов? Ты зачем нас сюда затащил? В картишки дуться или о деле поговорить?

— Догадался?

— А то! По твоей хитрой роже видно за километр, как ее распирает от какой-то новости.

— Ну, вот, — огорчился он, — а в прокуратуре всегда говорят, что по мне никогда ничего не поймешь.

— Так мы-то тебя знаем всю жизнь, изучили, как свои пять пальцев, а твои соратники тебя три дня знают.

— Ладно, давайте о деле. Сатрап вам кое-что любопытное расскажет — Миша, налей холодненького, — обратился он к майору и, сделав несколько глотков из запотевшей кружки, сказал:

— Понимаете, меня все мучила история с убийством Папы в январе. Вернее, не само убийство, а обстоятельства, с ним связанные. Меня поразило наличие в одном месте и, судя по всему, у одной группы лиц, трех разных стволов довольно редкой снайперской винтовки — СВД. И я решил все разузнать. Сначала я сделал запросы в воинские части, что имеются в округе, и мне однозначно сообщили, такого оружия в частях военного гарнизона нет, а предприятий, которые бы их выпускали или, наоборот, утилизировали, в нашей области тоже не имеется и тогда я… — Тут он прервал речь и снова припал к кружке.

— Ну, не томи, дальше давай…

— Помните, как пацанами мы неделями шлялись по тайге? — И, дождавшись наших кивков, продолжил: — Ну, значит, должны помнить рассказы о том, что давным-давно в горах упал самолет? Помните?

— Ну, да, помним, и что? — в один голос спросили мы с майором.

— А то! Я подумал, а вдруг оружейный след еще от того самолета тянется, и сделал запросы в два министерства — транспорта и обороны. И вот на днях из Министерства обороны мне пришел ответ, причем очень интересный ответ, — и покопавшись в своей папке, вытащил какие-то листки и, почти не глядя в них, рассказал:

— В 1962 году в безлюдной тайге, скорее всего на гольцах, потерпел катастрофу вовсе не самолет «Аэрофлота», а именно самолет ВВС СССР. Среди прочего груза были, — тут Эдуард замолк и хитро нас оглядел, — правильно, новенькие, только что выпущенные снайперские винтовки СВД. Они на вооружение приняты были годом позже, а тем рейсом их везли в войска для испытаний в полевых условиях. Так вот, в самолете было 10 винтовок стандартного образца — с обычными деревянными прикладами и 10 — с новыми, откидными прикладами. Эти винтари были снабжены большим количеством патронов, в том числе и с первыми патронами, где пуля была со стальным сердечником. Мне даже прислали подробное описание того, как и в чем они были упакованы, а также заводские номера каждого из стволов. Вот такие дела, — закончил свою речь следователь.

— Так это что, — спросил Миша, — надо искать охотников? Только они могли набрести на место катастрофы и оттуда их… скоммуниздить?.

— Ну, не только они. Были еще туристы. Их в 60–70-е годы по тайге шастало достаточно много: пешеходный туризм, туристы-водники, но по большому счету, конечно, охотники на первом месте и потому, что туристические тропы пролегали несколько в стороне от места катастрофы, я так думаю. Хотя точного места падения до сих пор никто не знает…

— Кроме того, кто нашел самолет, — сказал эксперт и тут же спросил: — А я вот не понимаю, самолет что, вообще не искали?

— А кто ж это теперь знает? В ответе МО об этом ни полслова, да и нам это ни к чему. Ну, так вот, по поводу винтовок. Я сразу после праздников встречаюсь со старыми охотниками, ну кто еще жив…

— Ага, — перебил его Михаил, — так тебе эти таежники и скажут!

— Может, скажут, а может, нет. Но дело в том, что я сначала побеседую с теми охотниками, кто служил в милиции, со своими, так сказать, а таких немало. Они-то точно не будут утаивать информацию.

— Если знают, — пробурчал Михаил.

— Да, если знают, — согласился Эдик, — но даже косвенные данные могут привести к нужному результату.

— А вообще, товарищи правоохренители, вам надо бы пошевеливаться. Прикиньте, если эти стволы находятся в руках… нехороших людей? Понимаете, что может случиться. Вам надо активнее их искать…

— Искать будешь ты! Пулю в трупах, если мы их не вычислим. Вот так-то, товарищ эксперт. Еще по пивку?

Тут рассказчик замолк и прошелся по комнате.

— Вот рассказал, как пиво пили, и так сейчас захотелось… Может, скинемся…

— Никаких скинемся! — рявкнул Самуилыч. — Сегодня только чай! Эй, там, у кофейника — набулькайте этому, — и он ткнул пальцем в сторону рассказчика, — а то у него говорилка переутомилась!

— Саня, ладно, давай дальше, — попросил Михаил, и Саша, немного подумав, продолжил: — Вот такая ситуация в том деле сложилась к майским праздникам. То есть дела-то как такового не было, но в головах опытных людей все время крутилась мысль о неизвестно где спрятанных винтовках. Я, понятно, ничем помочь не мог, разве что советами, однако получилось так, что на новый след наткнулся именно я, и произошло это так. Я — не автолюбитель и даже машину водить не умею. Вот как-то не было стремления у меня к этому. Поэтому на работу я частенько ездил или на автобусе, или на машине «Скорой помощи», которая приезжала забрать на смену фельдшера, что жил этажом ниже. И, приехав с ним, я заходил на «Скорую» поговорить с девчатами-фельдшерами…

— Кобель! — со смешком коротко бросил Бурков. — Уже с утра ему невтерпеж!

— …поговорить с девчатами-фельдшерами, — холодно повторил Брюханов, — не было ли за истекшие сутки огнестрельных ранений у граждан? Вот и в тот раз, не успел я зайти, как диспетчер, не дожидаясь вопроса, радостно сообщила:

— Было одно огнестрельное ранение! Некто Губкин, разбирая свой пистолет, вроде зарегистрированный! — случайно выстрелил себе в пах и — простите — прострелил член. Мы его еле до реанимации довезли! По дороге он чуть не умер от травматического болевого шока.

— Во, как? Интересно? В милицию…

— Конечно, Александр Николаич, сообщили, все строго по инструкции.

— Я, про себя решив, что это не наш случай и уж было пошел к себе, но, передумав, свернул и подался в хирургию, поговорить с докторами. И вот что они сказали: у клиента, безусловно, огнестрел, ранение, безусловно, пулевое, а вот то, что это он сам себе — навряд ли. Нет копоти ни на одежде, ни на коже.

— А пуля? Пуля есть?

— Нет, Николаич, ранение сквозное с повреждением полового члена, одного — пардон — яичка и нижней ветви лонной кости.

— А состояние его как?

— Состояние его хреновое! Но жить, безусловно, будет… хоть и не совсем полноценной жизнью.

С тем я и пришел на работу. Переодевшись, позвонил майору, рассказал ему мнение хирургов. Мишка ответил, что понял, что они поработают в этом направлении, и отключился. Потом начался обычный рабочий день и только в конце его заявились следователь с майором. Уставшие и, сразу видно, довольные. Пока я ставил кофейник и резал колбасу, Эдуард рассказал, что за неделю он составил список охотников, кто мог искать самолет и найти его! Таких охотников набралось всего-то 8 человек, причем шестерых уже не было в живых. Один из ныне здравствующих — кстати, трижды судимый — подтвердил информацию о самолете. Подтвердил, что его искали некоторые из охотников, и, по его сведениям, его точно нашел… и он назвал фамилию того, кто, по его мнению, нашел самолет и его груз.

— А что это он такой откровенный: зэка, да перед заклятым врагом-следователем?

— Я его тоже спросил об этом, и он ответил, что, во-первых, судим за дурость, которую допустил по молодости, а во-вторых, ему уже под 90, он одной ногой в могиле и врать не намерен. А кроме того, он сказал — внимание! — поднял вверх палец следователь, — что плохо, если оружие из самолета оказалось в плохих руках. Я сильно удивился и спросил, а откуда известно, что там оружие было? И он сказал, как мне показалось, честно, что точно уж и не помнит, откуда, но твердо знает, что там были автоматы и какие-то пулеметы с патронами. Больше ничего он не пояснил. Вот так-то друзья, — закончил следователь рассказ и допил остывший чай, — если это не след, то уж и не знаю, что тогда называется следом.

— Ну а мои ребятки, — продолжил майор, — вот что нарыли. Этот Губкин, не просто Губкин, а авторитет средней руки по кличке Циклоп — ему еще по «малолетке» глаз выбили. Он, кстати, является членом ОПГ, которую до 1 января возглавлял незабвенный Папа. По терминологии итальянских мафиози он — лейтенант. Командует бандой отморозков раннего воровского возраста. Так вот, по данным одного стукача, Циклоп дней десять назад изнасиловал девочку с окраины — Светлану. Ее брат-близнец принародно, прямо в глаза сказал Губкину, что он уже и так одноглазый, но скоро станет еще и однояйцовым — сестру он ему не простит. С тем он убежал, а вот потом Циклопу кто-то отстрелил… ну, то, что отстрелил. Я сам посмотрел на то место, где Губкин лишился… органа, и вот мое мнение. В Губкина стреляли с места, находящегося от него в 150 метрах. А так точно угодить в интимное место мог только спец по имени Снайпер, и только из винтаря с оптикой.

Мы некоторое время молчали, а потом я у них спросил:

— Вы что, хотите сказать, что снайперские винтовки в руках у мальчишек? Сколько лет этому… близнецу:

— Летом 17 исполнится.

— И если это так, то где он научился стрелять?

— Ну, не обязательно, что именно он. Просто он может знать тех, у кого эти винтовки. И знает их хорошо, потому что заранее уверен, что ему помогут!

— Значит, так, — подумав, сказал следователь, — ты, Миша, выясняешь два момента. Первый — связи Близнеца, а именно: друзья, круг общения, где и с кем бывает, личностные характеристики — короче, ты и сам знаешь, что да как. Еще — устанавливаете очень осторожное наблюдение за передвижением Близнеца. Но только очень осторожное, на пределе видимости. И последнее — находите эту Свету и делаете так, чтобы ее освидетельствовали на предмет… этих самых половых безобразий. Постановление будет завтра утром. Надо этого Циклопа — как только он оклемается — против шерсти погладить, чтоб боль не такой сильной казалась. Все — за дело. А ты, — он повернулся ко мне, — сиди и не рыпайся. Твое дело — осмотреть Светлану, и желательно именно завтра. — Я попытался что-то возразить, но он повернулся к полкам с моей специальной литературой и, не глядя, ловко вытащил книжку и бросил ее предо мной на стол.

— Освежи в памяти перед осмотром девушки. — И, хлопнув дверью, они вышли из отделения. Я поднял книгу и прочел на обложке: Сердюков М.Г. «Судебная гинекология и судебное акушерство».

«Вот ухарь, недаром в прошлом году несколько раз устраивался ее читать и даже запомнил, где стоит эта судебно-медицинская, порнографическая книженция», — подумал я и улыбнулся.

Рассказав это, Сашка, отдуваясь, выпил холодный чай и продолжил:

— Следующий день прошел без каких-либо потрясений — наблюдалась обычная, повседневная работа судебно-медицинского эксперта: освидетельствование побитых граждан, коих набралось с десяток, исследование двух скоропостижно умерших. В общем, и не много, но и не мало. Как говорил один из героев прошлого — в «плепорцию»! Потом днем заявились два «быка» из группировки, которая раньше была под Папой, и довольно вежливо стали просить, чтобы я там ничего лишнего не написал, что, мол, Циклопу и так не сладко, а тут еще и менты… ну и в таком духе еще с полчаса мне мешали работать. Я пообещал им, что все будет строго объективно, с тем они и удалились. А через часок после их ухода привезли на освидетельствование саму потерпевшую. Как и ожидалось, ничего существенного я у нее не выявил, кроме того, что девушка, таковой уже не являлась, однако давность перехода ее из ипостаси девушки, в другое, более взрослое, качество, определить уже было невозможно, о чем я и сообщил по телефону следователю. Он молча выслушал, хмыкнул и попросил меня с работы не уходить и непременно их дождаться.

Друзья явились уже почти в 18 часов. Жадно попили крепкий чай с бутербродами и только тогда приступили к рассказу. Первым начал Мишка-майор. Сначала он рассказал про брата Светки — Лешу. Правда, там и рассказывать-то особо нечего было — парень как парень, в меру хулиганистый, но, в отличие от большинства, отличался повышенным чувством справедливости. В общем, пацан как пацан. А вот его двоюродный брат Шурави — личность крайне интересная.

— Шурави — это что, его прозвище? Странное какое, — перебил я Мишку.

Майор глянул на меня и продолжил:

— Да, этот парень довольно любопытен, и он может оказаться именно тем, кого мы ищем. Ему 23 года. Воевал в Чечне год, и знаете, кто по воинской специальности? — задал вопрос с хитрой усмешкой майор и сам же ответил: — Снайпер! Далее. Он почти год был в плену у чеченцев. Его склоняли принять ислам — он твердо отказался. И знаете, как он спасся? Это вообще отдельная история. Лагерь, где держали пленных, располагался в небольшой пещере у подножия высоченной скалы. И вот однажды этот солдатик — вернее, он был младшим сержантом, — греясь на солнышке, смотрел на эту скалу, а проходящий мимо чечен с усмешкой сказал:

— Гляди, гляди — там, на вершине живут вольные птицы, а ты таким вольным никогда не будешь, ты так и останешься рабом у вайнахов — таких же вольных, как и те птицы, — он ткнул рукой вверх.

А Мишка — его, кстати, так же как и меня зовут — говорит чеченцу:

— А что, никто по этой скале не поднимался?

— Эта скала неприступна и олисетворяет собой наш гордый и независимый народ.

— Спорим, Ахмед, что я поднимусь по этой скале на вершину?

— Ну, в общем, они разговорились, разгорячились. Собралась целая толпа чеченов, все заспорили, стали насмехаться, а потом поклялись, что если русский один поднимется туда, то они его отпускают на все четыре стороны, даже довезут поближе к нашим. А Ваха — старший у них, так и сказал: «Клянусь честью моей сестры, что уйдешь целым и невредимым от нас, если сделаешь то, что обещал. Туда еще ни один чеченец не поднимался. И ты не поднимешься и, если хочешь шею свернуть — полезай!» Все это так, скала была опасная, очень опасная! Но ведь чечены не знали одного: у Мишки был огромный опыт скалолаза, приобретенный на скалах нашего заповедника, а, кроме того, Мишка за месяц плена мысленно давно путь проложил по этой скале и давно вынашивал мысль ночью это сделать без разрешения тюремщиков. А кроме того, ему терять было нечего. Ну, так вот они с Вахой, как говорится, при всем честно`м народе ударили по рукам, и Михаил «пошел на дело». Да, перед подъемом он еще выпросил у чеченов резиновые калоши, в которых некоторые из них ходили. Они посовещались и принесли ему совсем новенькие калоши. И Мишка полез. И благополучно залез на вершину. Потом спустился вниз по окружной тропе. Чеченцы устроили ему салют, сытно накормили и, как обещали, отвезли к самому расположению наших войск. А вот там удача от него отвернулась — Мишка наступил на противопехотную мину, и ему покалечило ногу. Там, в госпитале к нему и прилипла кличка — Шурави.

— Ну, как вам этот Миша Шурави?

— Сейчас узнаешь — как, — ответил следователь, открывая свою папку.

— Дело в том, что этот Миша, вернее его отец, есть и в моих материалах. Он был охотником и, скорее всего, именно тем, или одним из тех, кто и нашел место падения самолета. По крайней мере, именно его фамилию назвал тот 90-летний старик-охотник. Ну, тот, который трижды судимый! Да, кстати, майор! Кличка Шурави у него из детства, по той простой причине, что фамилия его — Журавин.

— Ну, так что вы тянете-то? Надо ехать и вязать этого… Шурави! Ведь ясно, что они с братом отстрелили… причинное место Циклопу…

— …и еще добавь, что именно Шурави сказал оперативникам про черную «Волгу», про «братков», которые якобы стреляли в старой конюшне — то есть ввел в заблуждение следствие…

— Да, — ответил я с азартом, — и про это тоже.

Эдуард, выслушав мою горячую речь, усмехнулся и устало сказал:

— Ну и что? Вот представь, нагрянем мы к нему и все это выложим, а потом: оружие куда спрятал, гони винтовки, а сам руки в гору. Так? А он нам скажет: «Вы что, дяденьки милиционеры, совсем с ума сошли? Да я после чеченской войны на оружие-то и смотреть не могу, а уж в руки его взять???» И как мы потом выглядеть будем? Улик-то нет, только наши подозрения и размышления. Или ты, Сашок, думаешь, что у него винтовки по стенам висят — приходи и бери?

После этого все замолчали, но я все ж спросил:

— А что же тогда делать? Как говорится, воз-то и поныне там, ничего не изменилось, оружие как было, так и осталось в неизвестных руках. А, кроме того…

— Не сразу сказка сказывается… Будем наблюдать! Пасти их будем плотно. У нас есть возможности для этого, — ответил следователь и добавил: — Жаль только, если эти дурачки начнут Робингудов из себя строить. Тогда им крышка! По-любому крышка. Или те достанут, или мы их рано или поздно накроем, и тогда они сядут, возможно, надолго, — грустно произнес следователь. На том разговор и закончился.

Саша снова умолк и прошелся по комнате.

— История эта длинная и многослойная. Мы со следователем потом, уже через года узнали, что она не имела аналогов в новейшей истории криминальной России. Почему, спросите вы? А вот выслушаете все и тогда скажете — почему, — потом Саша снова сел на кровать и продолжил:

— Я рассказал о том, что установили наблюдение за домом Шурави и за ним самим. Да? — И услышав наши нестройные и утвердительные возгласы, продолжил:

— За ребятами наблюдали примерно неделю, и за это время мы втроем почти и не виделись. А потом день на восьмой-девятый я по своим делам пришел в РОВД и у Мишки в кабинете застал Эдика. Они оба были в приподнятом и слегка возбужденном состоянии и немного нервничали — мне-то это хорошо было видно. После долгих уламываний и расспросов они намекнули, что едут брать Шурави, так как, по оперативным данным, оружие у него в доме. Я, услышав об этом, взялся ныть и приставать, чтобы и меня взяли.

Следователь сначала наотрез отказал, но потом, когда майор сказал: Да пусть едет с тобой в «Волге». В ней и просидит всю операцию. Все равно машина будет в стороне стоять, — он согласился, и я поехал. И там меня взяли в заложники. И произошло это так.

Когда мы оказались на месте, то с водилой, тоже гражданским человеком, остались в машине и только издалека наблюдали, как бойцы ОМОНа занимали позиции вокруг дома. А больше я ничего не запомнил, потому как внезапно открылась задняя дверь «Волги» и в машину сел мужчина. Ткнув стволом пистолета в затылок водителю, он приказал нам молчать и не дергаться, а руки держать на виду.

— Кто шевельнет хоть лапкой — застрелю. Это «стечкин», пуль хватит на всех, — а потом приказал заводить и медленно ехать к дому Шурави. Я, надо сказать, не испугался, все воспринималось в тот момент как игра, что ли? В общем, несерьезно, понарошку. Я даже попытался поговорить с мужчиной, но он велел заткнуться и пасть не разевать. И только когда он сказал это, я понял, что никакой это не мужчина, а совсем еще мальчишка. В общем, когда подъехали поближе к руководителям операции, он отправил водителя к начальству с требованием освободить Шурави и добавил, что если не выполнят его требование, то он пристрелит этого, — он ткнул пистолетом мне в затылок, а сам — он показал гранату — подорвется. В общем, все забегали, но близко не подходили. Так прошло с полчаса, а потом из калитки дома, где брали Шурави, вышел майор, а с ним молодой, слегка прихрамывающий, худенький паренек. Они спокойно подошли к машине, и Шурави — это был именно он — приказал захватчику бросить ствол и выходить. Вот так я побывал в заложниках. Этих обоих ребят скрутили и увезли.

Подбежавшие люди вытащили меня из машины, взялись тормошить, расспрашивать, задавать какие-то вопросы. Но мне это как-то было… безразлично… неинтересно — слова не подберу, а вот чувство, что все это игра, не имеющая ко мне никакого отношения, было, — сказал Саша. — Только через пару лет, когда закончилась вся эта история, я понял, почему так все произошло.