Кадр двенадцатый
Только не смейтесь!
Приближалось двадцать третье февраля…
— Что-то будем делать? — деловито уточнила накануне Маргарита Андреевна у заведующей, зайдя после обхода к ней в кабинет.
— Ничего. Надоело. Каждый год одно и то же! Семён Ильич орёт на пятиминутке, что никаких празднований, а ближе к вечеру мы собираемся — ну где ещё, да? — в изоляторе обсервационного отделения. И я потом имею вырванные годы. В первую очередь — ну от кого же ещё, да? — именно от нашего драгоценного, всеми обожаемого начмеда!
— Слушай! — Марго прикрыла дверь и уселась на стул. — Так ты чего меня визитку того Волкова просила разыскать у тебя на столе, а? Напилась в ресторации, а переспать не с кем?
— Именно так, именно так, дорогая моя! Не бегать же мне ночью по улице с криками: «Эй, мужики, а кому с бабой переспать?!»
Отчего-то они обе ужасно развеселились.
Отсмеявшись, Маргарита Андреевна спросила:
— Переспала?
— Переспала.
— И как?
— Маргоша, как обычно. Очень хороший мужик. Замечательный даже.
— И чего?
— И ничего! Обязался на каждый день рождения главной медсестры больницы и даже главной акушерки родильного дома поставлять роскошные букеты.
— Нажаловалась, змея, да?
— Можно подумать, что тебе стыдно!
— Ни капельки!
— Вот тогда иди и работай! Ты ко мне зашла только про двадцать третье спросить и поинтересоваться подробностями моей личной жизни?
— Не… Слушай, поставишь девице спираль?
— Легко!
— Она тебя в приёме дожидается. Пошли.
В приёмном покое стояла симпатичная, модно одетая женщина.
— Люда, познакомься, это Татьяна Георгиевна. Она прекрасный врач, у неё золотые руки. Ты вообще ничего не почувствуешь! Ты дольше раздеваться будешь и на кресле устраиваться… Татьяна Георгиевна так поставит спираль, что ты даже и заметить не успеешь!
— Здравствуйте, Татьяна Георгиевна, — каким-то не к месту заискивающе-виноватым голосом сказала Людмила.
— Здравствуйте. Верхнюю одежду снимите, пожалуйста, здесь. Маргарита Андреевна, будьте добры, дайте Людмиле халат и бахилы. Пройдёмте.
— Я сейчас спираль принесу! — Маргарита Андреевна унеслась к себе в кабинет.
По дороге в смотровую Татьяна Георгиевна опросила Люду, беспрестанно синеющую и краснеющую, как проходят месячные, сколько беременностей и родов… В общем-то, рутинные банальные вопросы, которые положено задавать перед установкой спирали.
— Вы не подумайте чего, Татьяна Георгиевна… У меня двое детей, Татьяна Георгиевна… Моих детей, собственных, Татьяна Георгиевна!
— Почему я должна что-то подумать, Людмила? — насторожилась Мальцева.
— Да нет, ничего такого…
— Ну, если ничего такого, то раздевайтесь — и на кресло. Я вас должна осмотреть. — Татьяна Георгиевна разорвала пакет с одноразовыми стерильными перчатками.
Людмила медленно и как бы нехотя сняла бахилы. Степенно расстегнула сапоги…
— Татьяна Георгиевна, я прямо даже не знаю, как сказать!..
— Людмила, я же врач! Это даже хуже, чем священник! — добродушно усмехнулась заведующая. — Мне вы можете говорить всё, что угодно… Раздевайтесь, раздевайтесь, Люда! — ободрила она женщину и даже кивнула на акушерско-гинекологическое кресло, чтобы как-то ускорить процесс. Минутное дело — поставить спираль. Ну, пусть двухминутное. Если с непременным предварительным бимануальным осмотром.
Люда медленно снимала колготки. Мальцева надела перчатки и терпеливо ждала.
— Татьяна Георгиевна… Я прям стесняюсь…
— Да что же, Люда, что?! Говорите уже, наконец! — слегка начала выходить из себя заведующая. Весь день эта странная Люда тут, что ли, стесняться собралась?
Люда тем временем аккуратно сложила колготки. И ещё медленнее начала снимать трусы.
— Людмила, вы не могли бы побыстрее? — нежно проворковала заведующая, торчащая посреди смотровой с воздетыми дланями в стерильных перчатках.
— Вы только не смейтесь, Татьяна Георгиевна! Я вас прошу, только не смейтесь, Татьяна Георгиевна! Я вас умоляю не смеяться, Татьяна Георгиевна! — выпалила скороговоркой Люда и стала цвета знамени полка. — Не смейтесь, потому что я — женщина, и у меня двое детей, от разных мужей, и мужчины меня любят, у меня много было мужчин, и муж меня любит! Третий! — протараторила Люда, ежесекундно меняя цвета с алого на красный, с красного на бордовый, а с бордового снова на алый.
— Да почему же я должна смеяться?! — немного даже разозлилась заведующая на эту бестолковую Люду, стоявшую тут как сирота казанская с босыми ногами в бахилах. — Я рада, что у вас двое детей и мужчины и даже муж — третий! — вас любят! Полезайте на кресло! Если вы, конечно, хотите спираль! Маргарита Андреевна уверяла, что хотите.
— Да-да, хочу! Потому что я уже устала делать аборты, а таблетки мне нельзя, потому что толстею и курю — я читала про курение, и у меня варикоз, поэтому я хочу спираль, но только вы, Татьяна Георгиевна, не смейтесь! — Люда вдохнула, выдохнула, снова вдохнула и, наконец, как в холодную воду нырнула: — У меня огромный клитор, Татьяна Георгиевна, вот!
Больше всего в этот момент Мальцевой захотелось рассмеяться. Не из-за огромного клитора, разумеется. Мало ли она в своей жизни видела этот причиндал самых разнообразных фасонов? А потому что когда тебя долго уговаривают: «Не смейся, не смейся, не смейся!» — то первое, что хочется сделать после озвучивания причин, — это рассмеяться.
— На кресло! — нарочито серьёзно скомандовала Татьяна Георгиевна, еле сдержавшись и даже важно из-за этого раздув ноздри.
В этот момент в смотровую зашла Марго с упакованной спиралью наперевес. Естественно, первое, что она спросила, было:
— Вы что, ещё не на кресле?!
— Маргарита Андреевна, а вы что, тоже… будете здесь? — Люда даже позеленела, решив изменить привычной красно-алой гамме.
— Конечно, буду! Не волнуйся. Должен же кто-то Татьяне Георгиевне зонд подать. И вообще!..
— Мы с Маргаритой Андреевной живём в соседних подъездах! — умоляюще и многозначительно сказала-посмотрела несчастная Людмила на врача.
— О, Маргарита Андреевна, мы вполне обойдёмся без вас! — веско намекнула подруге Татьяна Георгиевна.
— С чего это вдруг?! — возмутилась Марго и, подхватив под локоток уже синеющую Люду, повела её к креслу. Та покорно пошла. И, усевшись, завела свою песню по новой, обращаясь уже к Маргарите Андреевне:
— Маргарита Андреевна, вы только не смейтесь! Вы же знаете, как меня любят мужчины и что у меня двое детей. И что я их сама рожала. Жаль, что не у вас, но мы же только недавно купили эту квартиру… Вы обещаете не смеяться?
— А что тут смешного-то?! Да у меня вообще чувства юмора нет! — строго сказала Марго. — Люда, давай уже ложись, бога ради!
— Только вы не смейтесь, Маргарита Андреевна! И вы, Татьяна Георгиевна, не смейтесь!
— Да не родился ещё на свет тот человек, который меня рассмешит! — громыхнула Марго и начала заваливать свою соседку-протеже на кресло. — И почему это я должна смеяться?
Татьяна Георгиевна молчала, потому как уже еле сдерживала смех.
— Я слышала, как смеялись, когда мне делали последний аборт… Сквозь сон всё слышала! Смеялись, потому что — только не смейтесь, Маргарита Андреевна, — смеялись потому, что у меня огромный клитор!
— Ой, да они не над тобой смеялись. Наверняка над чем-то своим смеялись, просто ты после укола очухивалась, вот и напридумывала себе всякого! Что мы, клиторов не видели с Татьяной Георгиевной?! Да мы знаешь, сколько этих клиторов за свою жизнь перевидали с Татьяной Георгиевной? Да ты, Людмила, столько хуёв в самом своём сладком сне не увидишь никогда, сколько мы с Татьяной Георгиевной за свою жизнь клиторов перевидали! Раздвигай уже ноги, что ты как маленькая?!
— Только не смейтесь! — выдохнула последний раз Людмила, решительно легла на спину и раздвинула ноги.
Татьяна Георгиевна так и застыла с протянутой уже было рукой в перчатке, разглядывая наружные половые органы Маргошиной клиентки «на спираль». Застыла и молча смотрела. Это был настолько выдающийся за пределы наружных половых губ клитор, что больше походил на…
— Ни хера себе! — констатировала Маргарита Андреевна после секундного замешательства. — Это уже не клитор… А целый хуй!
И тут предохранительный клапан сорвало. Первой хихикнула Татьяна Георгиевна. Затем засмеялась Маргарита Андреевна. И самой последней заржала в голос Людмила. Вытирая выступившие от хохота слёзы, она говорила:
— Я же предупреждала вас, только не смейтесь!!!
Это напоминание о предупреждении вызывало новые взрывы хохота.
— Ну, девочки! Ну, я же вас предупрежда-а-а-ала! — трусилась всем телом на кресле Людмила. — Представляете, как мне каждый раз перед мужиками неудобно-о-о?!! — просто-таки не могла остановиться Людмила. — А отчего такое быва-а-а-ает?!! — ухихикивалась она.
— А вас что, что-то беспоко-о-о-ит? — отфыркивалась Татьяна Георгиевна.
— Так, всё! Прекратили беспредел! Хорош смеяться! — приказала Маргарита Андреевна.
Слово «смеяться» вызвало новый взрыв хохота. Как-то еле-еле наконец все успокоились.
— Марго! Промокни мне глаза салфеткой! — попросила Татьяна Георгиевна, хохотавшая со всё так же воздетыми руками в стерильных перчатках. — Всё, Людмила, я вас смотрю! Не… Не шевелитесь, в смысле! То есть сейчас можете шевелиться, но когда буду ставить спираль — не шевелитесь, пожалуйста!
— Хорошо! — пообещала Людмила. — Только даже не смотрите на меня! Не то я снова буду смея… Буду шевелиться!
И она мужественно не шевелилась ни во время осмотра, ни во время манипуляции.
Всё у Людмилы было нормально, никаких противопоказаний к введению спирали не обнаружилось, и с кресла она сошла куда быстрее, чем на него водружалась. Да и оделась в мгновение ока. Видимо, большой тренинг. Не врала про любовников и мужей, ох не врала. К тому же она была очень милой и какой-то невероятно уютной. Мужчины таких любят, и, скорее всего, им плевать на клитор. Им вообще на строение наружных половых органов плевать. Главное — чтобы были.
— Меня никогда ничего не беспокоило. Ну, кроме размера… Когда я стала взрослеть, то напугалась и сказала маме. Мама протащила меня по всем врачам — те ничего не нашли. Так я с этим и живу. Рожала, да… После первых родов врач к эндокринологу направила — ничего. Было в крови незначительное повышение какого-то гормона… Я забыла название. Врач была такая… Сугубая. Ничего не объясняла. Сказала «гормоны в пределах допустимой нормы» — и привет! А отчего такое бывает, Татьяна Георгиевна?
— Ну… размеры этого органа вообще варьируют. Но такой, как у вас… Кхм. — Она сглотнула смешинку. Вот зараза! Бывает, поймаешь не из-за чего — и весь день отцепиться не можешь! — Гипертрофия клитора, Людмила, — так это правильно называется — часто наблюдается в случаях эмбриональных изменений… Но если вы рожали и всё такое… Даже не знаю что. Вот просто такая у вас особенность. Ну и уровень андрогенов пусть в пределах нормы, но повышен. Усики у вас немного гуще, чем…
— Да у меня бабка армянка!
— Ну, тогда тем более… Что ещё?.. Ещё подобная гипертрофия может быть результатом врождённого дефицита синтеза кортизола. Это такой гормон, вырабатываемый надпочечниками. Очень редко это может быть вызвано прогестационными агентами. Ну, то вообще тёмный лес. Иногда бывают фибромы клиторального тела, но у вас их нет. Тем более вы говорите, что у вас такое… Не от природы, нет? В подростковый период начал расти? В любом случае, Людмила, если он у вас такой всю практически жизнь и вас ничего не беспокоит, то пусть будет.
— Понятно, что будет! — сказала не очень внимательно слушавшая Люда. — Куда ж я его дену-то? Не отрезать же, в самом деле! В общем, спасибо вам! Маргарита Андреевна, только я вас прошу… Нет-нет! Не то! Я сейчас не про «не смейтесь»! Я про другое… Мы же всё-таки с вами соседи. Так что я вас прошу…
— Да ты что, Люда! С ума сошла? Вот делать мне нечего, только по соседям бегать и про твой клитор рассказывать! — искренне возмутилась старшая акушерка обсервации.
— Ну, я так, на всякий случай, вы не обижайтесь! Я знаю, Маргарита Андреевна, что вы прекрасная акушерка. Дети-то у меня не от этого мужа. Так что я к вам ещё приду!
— А спираль зачем тогда ставила? — удивилась Марго.
— Как зачем? Что я, дура, вот так с бухты-барахты рожать? Я присмотреться должна.
— Ага, сильно ты хорошо присматривалась к прежним, раз третий есть! — скептически резюмировала Марго.
— Так и те хорошие были. А этот — ещё лучше. Квартиру вот купил, на моё имя записал… До свидания, Татьяна Георгиевна! До свидания, Маргарита Андреевна! — И Людмила отправилась на выход.
— Поняла, Танька? — с серьёзной миной уставилась старшая на заведующую. — Вот оно что! Будь у тебя и у меня вот такой вот… клитор — то и нам бы мужики квартиры покупали. А так — только ебут!
— Так, всё! Идём работать!
Подруги пошли по коридору к своим кабинетам. В этот момент с грохотом «приземлился» лифт, и из его скрежещущих дверей вышел Аркадий Петрович. Вероятно, навестить своих «операционных».
— Слышь, Святогорский! — заорала Маргарита Андреевна. — Иди сюда, чего скажу!
— Буду слушать, только если Татьяна Георгиевна кофе сделает! — тут же откликнулся анестезиолог и, прихватив дам под ручки, потащил их в кабинет к заведующей.
— Аркадий Петрович, мы с Танькой сегодня бабу с хуем видели! Танька ей спираль ставила! — зловеще прошептала Маргарита Андреевна.
— Это что же, чтобы она сама от себя не забеременела, что ли?!
Татьяна Георгиевна побыстрее затолкала друзей в кабинет. Потому что и на неё и на Марго опять напал приступ хохота. Святогорский переждал и, строго подняв указательный палец, изрёк:
— Зря смеётесь, дамочки! Между прочим, жители острова Пасхи одобряли большой клитор. И даже практиковали способы — с разной степенью успеха, увы, — увеличения этого органа у девочек.
— Господи, тут у некоторых… ммм… «мальчиков» дай бог вручную кое-что увеличить! — аж захлёбывалась Марго.
— Девки, вы сексуально озабоченные! А я вам толкую об истории вопроса! — Аркадий Петрович с профессорским видом постучал по чашке ложечкой. — Слушайте! Дядя Аркадий прочитает вам мини-лекцию, на макси, простите, нет времени! Итак, некто Тео Ланг упоминает зарегистрированный случай следующего страшного, солнышки, и неприглядного содержания: у некой женщины головка клитора была длиною, мои дорогие кошечки, пять сантиметров!
— Ужас какой! — непритворно ахнула Маргарита Андреевна.
— Это ещё не ужас, Маргоша! — всё так же серьёзно продолжал говорить Аркадий Петрович. — Ужас, птичка моя, начинался, когда клитор этой зарегистрированной, прости господи, женщины находился в эрегированном состоянии. Потому как в этом самом состоянии он был уже семи с половиной сантиметров! Но то была жёлтая зарегистрированная женщина. Азиатка. Дикое племя. Я иногда думаю, не за этим ли наши мужики все в Юго-Восточную Азию повадились, как невменяемые? Что-то, наверное, есть в бабах с такими приборами? — Он картинно-задумчиво уставился в потолок. — А вы, девочки мои сладкие, белые женщины. А у белых женщин, по данным некоего Ральфа Помероя, размеры головки клитора не бывают длиннее двух с половиной сантиметров. Да и то редко. А вот у чёрных… У чёрных такие, не побоюсь этого правильного в данном случае слова, выдающиеся клиторы — чуть не до восьми и более сантиметров! — встречаются с частотой раз на триста человек чернокожего женского населения!
— Боже мой, Аркадий Петрович, откуда ты всё это знаешь?! — уставилась на анестезиолога Маргарита Андреевна.
— Наш друг Святогорский, Марго, некоторое время подвизался в субсахариальных странах. Ещё в советское время.
— Да! — гордо расправил плечи Святогорский. — И поскольку и там я был анестезиологом при акушерах-гинекологах, то всякого насмотрелся и историю вопроса проштудировал! Дикие чёрные люди не желали признавать победу социализма и прочие достижения передовой советской медицинской науки в своих африканских республиках! Точнее — о победе социализма они просто не знали, потому что дикари они и есть дикари. А что касается клитора — то продолжали по-дикарски своим девочкам делать обрезание этого органа. С чем мы пытались безуспешно бороться. Теперь с этим безуспешно борются ООН, «Врачи без границ» и прочие гуманисты. А дикари как были дикарями — так и теперь не знают, что обрезание клитора — это нехорошо. Даже если он длиной с вполне себе такой мужской половой член, Маргарита! — обратился он к старшей акушерке обсервации. — То, что ты называешь «хуем», у приличных людей, не у дикарей, называется «половым членом».
— Нет! Половым членом называется половой член. И он, поверь Аркаша, совсем не то же, что хуй!
— Бесстыдница!
— Если вы не прекратите ржать, я вас выгоню! — прикрикнула на оккупировавших её кабинет друзей Татьяна Георгиевна.
— Мы сами скоро уйдём, мы гордые! Правда, Марго? Кроме того, у нас работа. Мы врачи с границами! Но напоследок, мои крошки, я расскажу вам, что самый длинный зарегистрированный клитор, рекордно длинный — можно сказать, не погрешив против истины, — клитор, упоминаемый целым рядом поражённых в самое сердце воображения глубокоуважаемых авторов, составляет тридцать сантиметров в длину! Это не каждый половой член такими сантиметрами может похвастаться!
— И даже хуй! — восторженно прошептала Маргарита Андреевна.
— Идите… — начала было Татьяна Георгиевна.
— Куда?! — моментально перебил её Святогорский.
После этого друзья хохотали ещё минуты три.
— Работать! Работать!!!
— Татьяна Георгиевна, извините, что отвлекаю вас! — в дверь после формального стука вошла молоденькая ординатор Светлана Борисовна Маковенко. — Но девочка из седьмой палаты отказывается от моего осмотра. Она хочет, чтобы её осмотрели вы! — обиженно проговорила она.
— Хорошо, уже иду! — ровно, насколько это можно было, ответила заведующая.
— Светочка, а какой у вас…
— Аркадий Петрович, не развращай мою молодёжь!
— Я хотел спросить Светлану Борисовну, какой у неё IQ! А вы что подумали, Татьяна Георгиевна?! Да как вы могли! — театрально возмутился Святогорский. — Кстати, завтра что-то мутим у вас в изоляторе?
— Нет! — хором крикнули старшая акушерка и заведующая обсервационным отделением.
— Понятно! То есть бутылку с собой всё-таки брать…
