Книга: Естественное убийство. Невиновные
Назад: Глава пятнадцатая
Дальше: Глава семнадцатая

Глава шестнадцатая

В субботу утром Северный, несмотря ни на что, отправился на привычную пробежку. Кажется, вместо пяти он бегал уже все семь дней в неделю. Чем больше занят, тем больше успеваешь. Чем больше тренируешься справляться с занятостью – тем лучше с нею справляешься!.. Если бы Алёна Дмитриевна не спала как убитая – наверняка обиделась бы. Впрочем, плохо ещё он знал Алёну. Она непременно обидится задним числом. Мужчины вообще мало чего понимают в женщинах. «Женщина – это такой предмет… просто и говорить нечего», – как написал пресловутый Гоголь. Что для мужчины просто пробежка – для женщины затаённая неумолкающая боль. «Смог отправиться на свою проклятую пробежку, когда я здесь?!»
Но Алёна Дмитриевна крепко-крепко спала, и был Северный на своей ежеутренней пробежке или не был – так и не узнала. Потому что проснулась она от банальнейшего, поданного в постель, кофе.
– Эх, Севка, жить бы так медленно, напрочь по-уездному! Вставать рано, долго ходить в халате. Бранить каких-нибудь домовых крепостных, что нахальны уже, как члены семьи. Долго пить кофий на веранде, а ещё лучше – у реки. Днём объезжать на лошадке поля. Вечером управляющего распекать…
– Ну, барыня, у вас и запросы! Чем сейчас-то хуже?
– И сейчас хорошо, – Алёна села и принялась за кофе. Северный услужливо прикурил сигарету.
– Тебя не смущает, что я курю, ещё даже не почистив зубы?
– Меня в тебе ничего не смущает. Алёна, выходи за меня замуж!
– Очень романтично, – скептически сказала Алёна и, прищурившись, выпустила дым. – Ты же ничего обо мне не знаешь.
– А что мне надо о тебе знать?
– Ну, например, то, что мой взгляд изредка бывает стальным. Что я бываю очень жёсткой. И даже жестокой. Или ты полагаешь, что это просто удача – безотцовщина, к тому же бабушкой воспитанная, далеко не из профессорско-врачебной семьи, смогла стать начмедом крупной столичной больницы? И ещё я сумасшедшая. Потому что только сумасшедшая могла послать эту самую столицу к чертям собачьим.
– Теперь я знаю. Предложение в силе. Что-то ещё?
– Да. На велосипеде я катаюсь только ранним утром. Для поддержания тонуса, так сказать. Обычно я предпочитаю ездить на «Вранглере».
– Я вчера сам загонял его на стоянку. Что-то ещё?
– Этот «Вранглер» мне купил мужик, с которым у меня был пятилетний роман. В качестве прощального подарка. Я приняла. Тебе противно?
– Если бы ты сказала мне, что мужик, с которым у тебя был пятилетний роман, купил тебе на прощание букетик увядших фиалок, а ты их приняла, – тогда бы мне было противно.
– У меня взрослая дочь.
– Это я уже знаю.
– А у тебя – Маргарита Пименовна. И вообще – ты маменькин сынок, вот! – Алёна затушила в пепельнице сигарету, поставила чашку обратно на столик и перевернулась на живот. Северный погладил её по спине.
– Скорее уж Рита – сыночкина мама. Она всю жизнь была капризной девочкой, изображавшей из себя решительную бабищу. Иногда, в особо важных случаях, она не изображала решительную бабищу, а была ею по-настоящему. Рита Бензопила – женщина, каких мало. Но с тех пор, как умер отец, ей стало некому компостировать мозг своими капризами. Потому у нас с ней такой негласный договор – мы делаем вид, что она тиран, а я – её раб. Но только очень дозированно. Мы играем в эту игру. Я – потому что люблю Риту. Рита – потому что без этой игры она скиснет и моментально одряхлеет. Бодрая Рита обходится мне дешевле – не в смысле денег, а в эмоциональном плане. И я буду, как и прежде, дозированно играть по этим правилам до самой Ритиной смерти. Но Рита, кроме того, милейшее существо на самом деле. Она спасла тьму детских жизней. И она очень-очень добрая. Просто так же, как и некоторые, частенько щеголяет своим стальным взглядом по поводу и без.
– Сам дурак! – прогнусавила Алёна в подушку.
– Ну так как? Принимаешь предложение?
– А ответ надо давать немедленно? Если предложение действует только ограниченное время, то я отказываюсь от такого предложения! – Она вскочила с кровати и весело посмотрела на него. – Мы с тобой всего неделю знакомы!
– Так не дети уже. Чего тянуть? – он подыграл ей в тон.
– Всё равно. Ты слишком торопишь события, – Алёна посерьёзнела. – Я не готова.
– Когда будешь готова, скажешь?
– Ни за что! Женщины о таком не говорят! Повторяй своё предложение раз в неделю, например. Договорились?
– Да хоть каждый день!
Уже за завтраком, восседая за столом в трусах и майке Северного – уж очень полюбилась ей эта униформа, и она, признаться, была в ней мила и трогательна, а вовсе не так уж пугающе пронзительно красива, как наверняка была бы в каком-нибудь специальном женском белье для таких случаев, – Алёна спросила:
– А что там с этим вашим делом, из-за которого Соколов в прошлые выходные устроил нам бессонную ночь?
– Вы оба её устроили, моя дорогая. Ты тоже заводная, как заяц с барабаном. Ещё кофе? Как вчерашняя сёмга?
– Кофе? Да. Можно ещё. Кофе много не бывает. Вчерашняя сёмга ещё вкуснее, чем вчера. Или я сильно за ночь проголодалась?.. И вот только не надо трактовать этот простой факт двусмысленно! – перехватила она взгляд Всеволода Алексеевича.
– Да? Эх! А я уже надеялся!.. Шучу-шучу, отдыхай, расслабляйся. Всё успеем, – он подлил ей ещё кофе. – Двусмысленность иных фактов – лишь в их трактовке. И частенько очевидное вовсе не так уж и очевидно, а кажущееся таинственным – проще пареной репы.
– Кстати, ты когда-нибудь пробовал пареную репу?
– Ты удивишься, но – да! Удивительная гадость!
– Какой ты старый! Ты даже пробовал пареную репу!
– Алёна, ты засранка!
– Но ты мне не ответил, что там с этим вашим делом.
– Тут я должен вскричать: «Чёрт, я чуть не забыл!..», но я не буду врать тебе – я не забыл. Что там с этим нашим делом, я знал ещё вчера и прямо на сегодня назначил его решение. Точнее – публичное оглашение решения задачки. А не сказал я тебе об этом ещё вчера по двум причинам: во-первых, ты бы могла из каких-нибудь отчасти глупых, отчасти гордых соображений – что частенько одно и то же! – типа «не помешать», не приехать ко мне. А во-вторых, хотя я и назначил на сегодня сбор некой группы лиц, но все детали стали на свои места именно тогда, когда я готовил для нас ужин.
– Я же так поняла, что ничего такого особенного – с точки зрения криминала – там нет? Какая-то дура решила рожать в ванне, туда и стекла. Не так?
– Так-то оно так всё… Если бы этим ограничивалось. Но потерпи до вечера. Поедем к Сене и…
– О нет!!!
– Ты хочешь, чтобы Сеня приехал сюда?
– Нет!!!
– Вот и я из двух зол выбрал меньшее. К тому же милейшая Олеся Александровна в сильно заграничной командировке, и, значит, Сеня в субботний вечер связан по рукам и ногам отпрысками. Да и в любом случае, ресторан – не самое удачное место для подобных экзерсисов.
– Сеня с отпрысками – это огромное зло! Так что я согласна даже курить на подъездных сквозняках, лишь бы они всей компанией, тьфу-тьфу-тьфу, сюда не заявились!
– Курить на сквозняках не придётся. Я же сказал тебе, что Олеся Александровна в сильно заграничной командировке. И надолго – на три недели. К её приезду выветрится не только всё, что будет накурено, но также и то, что будет высказано и подумано. Что более важно, кстати. Ментальные флюиды крепче цепляются за интерьер, нежели банальные смолы от сигаретного дыма.
– А Сенино стадо молодняка как будет себя вести? Они же всю поляну изгадят!
– Да пусть себе. Запущу их в родительскую спальню и разрешу устроить там погром. Я вообще отлично управляюсь с детьми! – Северный горделиво расправил плечи.
– С маленькими, – ехидно заметила Алёна.
Северный сделал вид, что пропустил ремарку мимо ушей, и продолжил:
– Георгине намотать свежий памперс я наказал заранее. Так что Сеня уже чистит свою конюшню, насколько это возможно, и даже пугал меня ужином. Понятия не имею, чем это нам грозит.
– Будем надеяться, что он пошутил. Но что всё-таки?..
– Потерпи до вечера! А после завтрака мы с тобой принимаем ванну и отправляемся в постель. А затем, как глупые влюблённые, будем кататься на ржавом пароходике по Москве-реке. Не хочешь пригласить дочь?
– Хочу. Но она не будет с нами кататься. Потому что очень тактичная девушка. И к тому же она сегодня работает. Потому что – напоминаю тебе – не маленькая.
– И где работает немаленькая дочь?
– На ипподроме. И вообще, я тут чувствую себя прекрасной возлюбленной, а ты мне взрослой дочерью в харю тычешь!
– Ладно-ладно, понял. Нельзя за флажки. Не буду. Пока…
Теперь пришла Алёнина очередь сделать вид, что она пропустила реплику мимо ушей…
– Слушай, Алёна. Оставив конкретное дело в стороне, я всё-таки не могу понять, что толкает современных девиц рожать вот так вот. Ты всё-таки ближе к бабскому племени, тебе виднее… И вообще, вся дикость этого так называемого естественного подхода… «Духовная терапия» за бабки. На индульгенции сильно смахивает. Так их церковники никогда бесплатно не раздавали. Баш на баш, как говорится…
– Разумеется, не бесплатно! Эта игра в «уестествление» вообще отнюдь не для бедных людей. Часто «естественными» мамочками становятся именно обеспеченные. Те, которые хотят за свои деньги всё самое лучшее и – что немаловажно – всё самое «трендовое». Коляски и памперсы вышли из моды? Айда покупать самые дорогие слинги по пятнадцать штук под каждую пару обуви. И подгузники из самой «экологически чистой» марли. Беременность в «Благорожане» – это ещё цветочки. Такса на роды – уже завязи. А потом понеслась душа в рай: консультации по грудному вскармливанию, рекомендации по развитию малыша – в итоге с одного клиента приходит такая сумма, что ой. Счета хозяек этих благорожан вполне себе конкурируют со счетами владельцев розничных сетей. И принципы те же. Ничем не гнушаются. Даже если ты «Пятёрочку» с «Бахетле» перепутал – своё возьмут. Какая разница, чем приторговывать – огурчиками малосольными или благословением Вселенской Матки в розницу. А именно эта конкретная «Благорожана» – просто какой-то непотопляемый крейсер. Даже после того, как их так называемая «консультант» сломала полугодовалому ребёнку ножку – никто из сектанток даже не плюнул в сторону своей гуру. Напротив. Жанна Стамбульская, руководитель «Благорожаны», кругом, особенно в их любимом коллекторе – Интернете, – в открытую заявляла, что родители сами сломали ребёнку ножку. Разумеется, потому, что не слушались советов гуру в полной мере. Идейную вдохновительницу и хозяйку «Люльки» вообще осудили. С отсрочкой исполнения приговора до тех пор, пока её младшему не исполнится сколько-то там… Не помню. Так эта, из «Люльки», теперь только рожает и рожает. И прекрасно себе вместе со своим криминальным сроком дальше ведёт занятия для лохушек.
Ещё они, эти гуру, очень ловко обкатывают психику. Что главное для женщины, хотящей ребёнка, вынашивающей ребёнка и, наконец, ребёнка родившей? Разумеется, сам ребёнок. Вот на это они и давят. «Это же ТВОЙ ребёнок!» – говорят они обалдевшей от желания забеременеть, траченной прогестероном и совсем уже подъехавшей от пролактина бабе. «Почему за твоего ребёнка должны отвечать совершенно чужие ему дяди и тёти? Им наплевать на ТВОЕГО ребёнка! Ты – мать. Только ТЫ отвечаешь за ТВОЕГО ребёнка!» Вроде бы идея правильная. Кто бы спорил. Да только идея «Свобода. Равенство. Братство» тоже была правильная. А что на выходе? Относительная свобода, паритетное равенство и волчье братство в пределах социальной группы партийных товарищей, так, что ли? А вот толковую на самом деле евгенику, за то, что её опорочили и изнасиловали нацисты, засунули куда подальше, как будто она виновата… Виски в этом доме наливают, в конце концов, или нет?!
Северный молча налил и жестом показал, мол, не прерывайся. Алёна щедро отхлебнула, прикурила сигарету и продолжила:
– Так вот, идея про собственную ответственность за собственного ребёнка очень правильная. Но почему-то все руководители сектантов, размахивая этой правильной идеей, внедряют в головы своей паствы, что всё, что выходит за пределы твоих естественных возможностей, – лишнее и опасное. Врач, прививка, смесь, коляска и так далее… Не может твой собственный организм вырабатывать антибиотики? Следовательно, антибиотики – зло! От смеси – проблемы с желудочно-кишечным трактом, не говоря уже про иммунитет. От коляски – сплошные нервные потрясения. Ведь ребёнок в коляске так безумно одинок! Зря смеёшься, Сева. Именно это – «ребёнок в коляске безумно одинок!» – заявила мне одна последовательница уестествлённых. «Отчего же? – спросила я её. – Как раз наоборот, из коляски ребёнок видит окружающий мир. Голубое небо, зелёную травку, собачек, кошечек, птичек и всё на свете. А в вашем слинге он видит только вашу грудь». «Зато он не одинок!» – заявила она. Промытый мозг выше логики. Одинок, и баста! От прививок вообще дети умирают гроздьями. А в отдельную кроватку своих деток кладут только женщины, не готовые принять материнство! Им всё это несут гуру, они несут это друг другу, взаимно запугивая друг друга и неся эту ересь своим подругам. И подобным образом, Севка, поступают вовсе не безграмотные деревенские мамки. Безграмотных деревенских мамок сейчас нет. Деревня, слава богу, в курсе, что существует врачебная помощь, увы, не в полном и должном объёме на селе доступная. И как раз деревня, как я уже и говорила той ночью, от врачей не отказывается. То, что зашёптывания, сглазы и прочая эзотерика сейчас одинаково популярны и в деревне, как испокон веку, так и в городах, – это есть. Но ещё есть одна деталь: для деревенских женщин зашёптывания и молитвы не отменяют медицинского вмешательства! А вот для женщин городских, перечитавших горы вредной и ненужной литературы – тоже денег стоит, между прочим, у деревенских на эту макулатуру средств нет! – для женщин городских, умеющих и имеющих возможность серфинговать в Сети и находить сообщников, что называется, «своего круга», эзотерические практики – точнее будет сказать: «прочтение/прослушивание пурги об эзотерических практиках» – является более чем достаточным основанием для того, чтобы гнать тех самых врачей, как мух поганых.
Это вообще мракобесие какое-то – то, что они принимают за эзотерику. Ты когда-нибудь обращал внимание, сколько рекламных газеток, а то и просто листовок-объявлений типа: «приворот-отворот, снимаю порчу и венец безбрачия, верну-уведу любимого»? Как ты думаешь, какое место это занимает в жизни некой массы населения, если у этих «тружеников» мистических нив есть клиентура? А она есть – иначе бы не было у «потомственной бабки Пелагии» денег на печатную продукцию. Вот ещё что это – «потомственная бабка»? Глупость какая-то! И никто – никто! – не контролирует деятельность этих пахарей астрала. Вынуждена сказать, при всей моей нелюбви к ней, что только православная церковь отговаривает своих прихожан обращаться к бабкам-колдуньям и дедам-ведунам. А других борцов я и не знаю. Те же попы частенько отправляют в больницу, я знаю примеры. Как раз одну такую мамашу, в голове которой была страшная каша из чёрт знает чего и, разумеется, бога, – наш уездный священник и отправил к педиатру с немножко уже синим ребёнком. Да с такими выражениями, что наш Сеня позавидовал бы. Я же не спорю, что какая-нибудь ведьма-надомница, проводящая, по сути, психотерапию для взрослых людей, оказавшихся в кризисной ситуации, или для малыша, боящегося темноты, в самом деле иногда позволяет найти выход. Но не в таких же масштабах! Кто только не идёт в «эзотерический» бизнес. Актёры-неудачники, смекалистые пенсионерки. У меня у самой есть знакомая из серии «Миллионера из меня не вышло, переквалифицируюсь в управдомы!». У девочки по жизни были сильно большие запросы, а делать она ничего толком не умела и не хотела. Теперь веды преподаёт на Бали. Обалдеть! Три года назад только в помадах и духах разбиралась, а сейчас – веды! Так что клиент у этих плюс-минус талантливых обманщиков всегда есть. К тому же все обманщики – ласковые. А вот врачи… Вот скажи мне, Севка, отчего администрацию захолустного уездного городишки, в окрестностях которого я сейчас обитаю, очень сильно волнует День ландыша или какой-то там свистульки? Настолько волнует, что они друг другу глотки готовы перегрызть и в один и тот же день устраивают два праздника этого самого ландыша-свистульки – один субсидирован из городского, другой – из областного бюджета. И при этом ни городскую, ни областную администрацию не волнует, что детская инфекционная больница настолько мала, что в отделении – это громко и документально сказано, по сути «в палате» – воздушно-капельной инфекции размещается сразу шесть детишек. Двое с крупом, остальные – с неясными ОРВИ. Вот скажи мне, Севка, врачи в этом виноваты? Им что, этих детей у себя дома лечить? Так у уездных врачей дома тоже не особняковые просторы. Но угадай, на кого направлен негатив разозлённой мамочки, приехавшей лечить ребёнку ОРВИ, а получившей в придачу круп с золотистым стафилококком? Вопрос риторический. Я знаю, что ты знаешь ответ. Да-да, именно на врача. В его лице – за всё про всё, и за вселенскую несправедливость. Всё правильно. Врачи виноваты. В нехватке персонала, в низких зарплатах, в высокой ответственности, в злопамятстве больных. Во всём виноваты. У нас между врачами и народом, можно сказать, царствует взаимная ненависть. Врачи, несмотря ни на что, исполняют свой профессиональный долг. Даже если хамят. Даже если анализы перепутали. Пациенты врачей ненавидят, даже если вылечили, выходили и в зад поцеловали на прощанье. Истории о том, как «мою бабушку сгноили в коридоре!» – любимая страшилка. Может, чью и сгноили. Может, и чьего-то дедушку. Василия Аксёнова, вон, «в коридоре гноили», и? Нет, ну знали бы, что именно Аксёнов в коридоре, так кинулись бы в первую очередь. Но специально они ни Аксёнова, ни «чьих-то бабушек» в коридорах не гноят. Просто не хватает рук, не хватает оборудования, не хватает лекарств и мест в палатах. Да что я тут?.. Ты всё это сам знаешь. А уж как родной народ ненавидит акушеров-гинекологов, неонатологов и педиатров – так и не передать. Только газету любую раскрой – и увидишь заголовок: «В Новожопинске хирурги удалили здоровой женщине здоровую матку, а врач-неонатолог нарочно заразил ребёнка СПИДом!» Как можно заразить СПИДом? Заразить можно ВИЧ-инфекцией. Заразиться. И отнюдь не в больнице. Журналисты безграмотны. Им – были бы рейтинги. И ни одна добрая весть не вызывает такого интереса, как весть злая, агрессивная.
Так что глупость, внушаемость, суеверия, имидж нашей родной медицины – и имеем то, что имеем. Есть и ещё одна причина. Как ни удивительно прозвучит, но эта причина – одиночество. Раньше семьи были больше, связи – крепче, и никогда беременная не оставалась одна. Мамки, бабки и даже ненавистные свекрови – холили, лелеяли, пеклись, беспокоились. А теперь она, вся такая современная, сидит у мерцающего модного монитора, муж на работе, мама – в лучшем случае – на другом конце города. А в Интернете – вот они, подруги! И подруги вызывают в реал. В реале – тёплое благорожановское содружество, где можно обрести поддержку таких же глупых, внушаемых, суеверных, одиноких бедолаг. За счастье и радость быть с кем-то они готовы поставить на кон всё. И в итоге вместо действительно собственной ответственности за собственного ребёнка имеем тупоголовый курятник, где ни одна курица веры себе и веры в себя не имеет вообще. И любой гуру может заставить плясать их под свою дудку, и по его команде любая из них будет бегать по кругу даже с отрубленной головой. О какой тут собственной ответственности за собственного ребёнка может идти речь, когда даже та, что уморила своего ребёнка в прямом эфире, теперь только и делает, что приводит цитату из той паскудной знаменитой дискуссии: «Вообще-то ты мать, тебе виднее, но лично я ничего такого не вижу». Так написала ей одна из этих гуру. И у дурной мамаши акцент сдвигается угадай в какую сторону? Не в ту, где сказано, что она сама мать и ей и правда виднее. А в ту, где гуру лично – ЛИЧНО ГУРУ – «ничего такого не видит». И ребёнок умирает у мамаши на руках. И что бы там ей ни орал материнский инстинкт про больницу, она, тупо пялясь в монитор, думает не о своём ребёнке, не о личной ответственности за него. Она думает: «Ой, ну вот побегу я к врачу, а окажется, что ничего серьёзного. И что скажут девочки, когда узнают, что всё могло обойтись и нас напрасно положили в страшную больницу, закололи страшными антибиотиками и испортили всю карму вдоль и поперёк?»
– Забавно! Меня в детстве тоже интересовало, почему курица без головы ещё бегает. Механизмы казались мистическими и таинственными. И даже пугающими. А оказалось – рефлекторная дуга.
– Ну да. Всё мистическое и таинственное просто, – Алёна вздохнула. – Да ну их к бесу! Устроила тут лекторий. У меня с тобой романтическое свидание, между прочим! Идём уже гулять и в койку.
– В койку – и гулять!
– Ладно. Кстати, то, что я тут несла, тебе хоть как-то помогло?
– Тебе сказать правду или солгать?
– Ах ты скотина!
– Шучу-шучу. Помогло. Мне пассаж про одиночество понравился. Это действительно многое объясняет. Не в конкретном деле, а вообще.
– А мне одиночество нравится. Сидишь себе нечесаная, ни о ком не думаешь, ни на кого впечатления не надо производить, ни под кого подстраиваться не нужно… Красота! Мне с собой не скучно. Чего его бояться, одиночества-то?
– Люди, как правило, сами не понимают, чего боятся. Просто привычка. То ли «триумфальное шествие» советской власти надо за это благодарить, то ли, копай глубже: неизбежную кару за грехи. А для меня всё равно главный грех – тупость. Подумаешь, гордыня. Подумаешь, лестницу до неба захотел построить. Чего в этом плохого-то? Богам не по душе, что им кто-то в пятки лбом тыкается? Или всё же больше не по душе церковникам, что кто-то может на монополию посягнуть? Власть – она для порченых. И какая разница, что это за власть – духа, денег, славы, идиотизма?.. А нечёсаная ты и сейчас прекрасно себе сидишь, разве не так? И, к слову, совсем ты не похожа на утопленника, как обещала неделю назад. И мне ты любая нравишься.
– Ну, это потому, что я много двигалась ночью и быстро гнала накануне, вот антидиуретический гормон и не справился. Но ничего-ничего, ещё через недельку, в самый, так сказать, канун отторжения эндометрия, я непременно буду похожа на водяной матрас и буду отсиживаться у себя в избушке, обложившись книжками, конфетами, анальгетиками под своего любимчика Хью Лори. И никто не помешает мне любить Хауса M.D. воплями: «А не выпить ли нам чаю?!» – подразумевая, естественно, что я должна встать и сделать этот грёбаный чай.
– Я бы непременно сварил тебе кофе и обязательно принёс в постель. И мы бы вместе смотрели «Доктора Хауса». Я тоже люблю хорошо продуманные постановки. Для моего мозга – это способ отдохнуть. Успокаиваешься впечатлением, что кто-то думает за тебя. Отдаёшь себе, конечно, в этом отчёт, но и отвлечься успеваешь.
– Ну, ношение кофе в постель имело бы место только первые пару циклов, дорогой Всеволод Алексеевич. Такова селяви, и не убеждай меня в обратном. Я сама никогда замужем не была, но я же не слепая, не глухая и к тому же – акушер-гинеколог. Так что опыт наблюдений за чужими женскими жизнями у меня колоссальный. И через пару-тройку лун ты, дорогой мой Северный, как и все другие, даже самые лучшие из лучших, мужчины, кофе мне не только носить в постель, но даже варить бы перестал. Ничего ужасного в этом нет, я же не инвалид и сама могу. Но скажи, зачем мне, не инвалиду, в доме тот, кто через пару-тройку лун привыкает ко мне настолько, что кроме как: «А не выпить ли нам чаю?!» или: «А не пожрать бы нам чего?» – и всё в таком духе, – уже ни на что и не способен? И только не говори мне сейчас про пресловутый стакан воды, который подать будет некому! Не то я тебе расскажу не менее бородатый анекдот про «что-то пить совсем не хочется!». Если я буду настолько беспомощной, что стакан воды сама себе поднести не смогу, – значит, настало самое время умирать. Разве не так? – поддела она Северного. – И всё вы, Севушка, врёте. Все вы, мужчины, в этом месте врёте про «мне всё равно, как ты выглядишь!». Очень вам не всё равно. Сиди тем субботним вечером недельной давности на кухне у нашего рационального безумца Сени Соколова не я, а, скажем, хорошая женщина сорока лет, чуть рыхловатая, чуть полноватая, чуть не так сиятельная из-за другой, не овуляторной, фазы цикла, не в брендовых джинсах цвета кофе с молоком и не с сапфирами в ушах, а в обыкновенном сарафане no name и с милыми фенечками на пухлых коротких пальчиках, сиди там самая обыкновенная хорошая, душевная, умная и образованная женщина, готовая за тебя душу продать и нести тебе чай прямо в окоп в любое время дня и ночи, то где бы ты был нынешним субботним утром, Северный? Тут же и был бы. На своей софе, со своим виски, в объятиях Гоголя. Не взвизгнул бы ты при виде нашей с тобой самой обыкновенной – в хорошем смысле этого слова – современницы: «Какая красивая!» И не потащил бы ты её к своей разлюбезной Рите Бензопиле, потому что твоя матушка способна оценить экстравагантность красоты и простить ей язвительность и фарс, но не способна, как и ты сам, оценить красоту самой обыкновенной милой женщины. Так что не ври мне больше про «мне всё равно». Не всё равно тебе. Ни одному мужику не всё равно.
– Ну ты, Алёна, прям… «Трагедия маленькой женщины в…» В чём там её трагедия?
– Трагедия любой маленькой женщины в том, чтобы быть хозяйкой большого дома, – подхихикнула Алёна Дмитриевна. – Это ещё Джек Лондон всё популярно расписал.
– Ладно, я больше не буду врать тебе про всё равно. Мне приятно, что ты красивая.
– Вот так-то лучше. И вообще, хорош уже болтать! А то «в койку, в койку…», а сам…
Назад: Глава пятнадцатая
Дальше: Глава семнадцатая