Глава двенадцатая

В пятницу, в шесть часов вечера, Северный звонил в дверь Елены Александровны, бабушки Анечки Толоконниковой. У него в руках был букет побольше – для старушки, букет поменьше – для Анны Сергеевны. Что прикупить маленькому братику милой Анечки, Всеволод Алексеевич понятия не имел. Впрочем, по его левую руку стоял человек, имеющий понятие всегда, обо всём и обо всех. И у неё с собой была пожарная машина. Слава богу, что хоть не в натуральную величину!

– Сева, какого чёрта ты потащил меня с собой?! – пинала его шуршащей коробкой под ребро любимая матушка.

– Мама, там маленькие дети, нуждающиеся в помощи! – строго шикнул на неё примерный любящий сын. – Детки живут с безумной старухой, готовой пустить в дом первого встречного и кормить его пирогом с яйцом и луком. Если не ты, то кто же!..

– Тихо, что ты орёшь! Это неприлично! Нас могут услы…

– Здравствуйте, Всеволод Алексеевич! – радостно закричала Аня Толоконникова, открывшая дверь.

– Здравствуйте, Анна Сергеевна! – церемонно поприветствовал девчушку Северный и вручил ей букетик поменьше.

– Здравствуй, девочка! – поджав губы, процедила Рита Бензопила. – Тебе что, твоя бабушка разрешает двери самой открывать?

– Не разрешает, не разрешает!!! – закричала Анечка. – Но сейчас разрешила, потому что Всеволод Алексеевич ей позвонил, а она не успела одеться!

– Какого бы старухе принаряжаться к визиту молодого человека? – еле слышно хмыкнула Рита.

– Марго, я вовсе не так молод! – цыкнул на неё сын. – И ты потише, пожалуйста, озвучивай свои соображения.

– Моя бабушка совсем не старуха! – радостно и достаточно громко проговорила маленькая Толоконникова, такая гордая своим букетом, что, казалось, сейчас взлетит, как воздушный шарик. – Заходите! Она сейчас будет! – Анечка посторонилась, впуская Всеволода Алексеевича и Риту в квартиру, где вкусно пахло пирогами.

В этот момент из ванной комнаты вышла вполне бодрая, отлично выглядящая женщина, как будто сошедшая с рекламы «возрастных» кремов против морщин. Тоненькая, симпатичная, вполне современно одетая – в джинсы «на бёдрах» и длинную элегантную водолазку. Лёгкую, но закрывающую руки и шею. Северный вручил ей букет побольше.

Маргарита Пименовна пристально осмотрела хозяйку и, судя по всему, осталась довольна. Довольство своё она выразила весьма своеобразным, характерным для неё образом:

– Очень приятно, когда женщины нашего с вами возраста не опускаются, не разжираются и следят за собой. Вы очень милы.

Северный чуть не хрюкнул от Ритиной самонадеянности. Надо же! Только мамаша могла одним махом записать в «женщин нашего с вами возраста» даму моложе себя лет почти на двадцать.

– Спасибо! – поблагодарила та не то за букет, не то за сомнительный Ритин комплимент, не то за всё сразу. – Очень приятно. Елена Александровна. Анина бабушка.

– Бабушка, бабушка! Всеволод Алексеевич и мне букет подарил! – радостно закричала маленькая Анечка.

– Ужасно невоспитанная девочка! – констатировала Рита тоном директрисы воспитательного учреждения для малолетних преступников. И смерив испуганно замолчавшую Аню презрительным взглядом, обратилась к её бабушке: – Маргарита Пименовна. Мать этого оболтуса! – Рита ткнула острым подбородочком во Всеволода Алексеевича.

– Ой, вы его мама?! – притворно удивилась Елена Александровна. – Я думала, вы его подруга! – и всё это – не моргнув глазом.

Маргарита Пименовна растаяла, как дешёвое повидло.

– Бабушка, ты что! Она слишком старая для подруги Всеволода Алексеевича! – вырвалось у Анечки.

Анина бабушка вся прямо окунулась в букет.

– Как прекрасно пахнут! – вынырнула она, почти овладев собой. Хотя в глазах ещё сверкала смешинка. – Анечка, помолчи, когда разговаривают взрослые! Тем более – не неси ерунды! И давай твой букет – я поставлю наши цветы в воду!

– Я сама поставлю свои цветы в свою вазу и в свою воду! В свою комнату! – чуть не топнуло ножкой примерное дитя. – И она и правда слишком старая для подруги Всеволода Алексеевича! Для мамы – нормальная. А для подруги – старая! – обиженно протянула малышка.

Всё-таки иногда милые детки совершенно не умеют обманывать. Как правило, не обманывать они умеют именно тогда, когда не надо. Впрочем, обманывают они тоже именно тогда, когда не следует. Дети – совершенно парадоксальные создания.

– Девочка! – пристально посмотрела на маленькую Толоконникову Рита Бензопила. – Я уверена, что у тебя аденоиды! Сглаженный носогубный треугольник, лёгкая дебильность… Все признаки налицо! Где у вас можно помыть руки? – обратилась она к Елене Александровне.

– Прошу вас! – бабушка Анечки сделала широкий пригласительный жест. – Мойте руки, а затем – ужин! Я сервировала стол, как положено – в гостиной. К нам уже очень давно не приходили гости.

– Сперва – работа! – отчеканила Рита. – И это лишнее – гостиная. Потому что я курю!

– О, я тоже курю! Причём – в собственной гостиной. У меня трёхкомнатная квартира. Две комнаты – детям. Гостиная и кухня – мои.

– Как вы можете курить, если у вас живут дети?! – возмутилась Рита.

– Мама, ты курила, сколько я себя помню – а помню я себя лет с трёх. Елена Александровна, мама – педиатр. И я сказал ей, что ваших внуков надо осмотреть, – Северный незаметно подмигнул Аниной бабушке.

– Да-да, конечно. Этим детям явно не хватает грамотного и строгого педиатра! – доброжелательно улыбнулась та Рите.

Маргарита Пименовна победоносно вскинула голову. Затем посмотрела на сына, и весь её взгляд говорил: «То-то же! Понял? Есть ещё на свете умные люди!» Затем скомандовала Анечке и маленькому трёхлетке-малышу, державшемуся за ручку старшей сестры:

– Марш в комнату! Маргарита Пименовна сейчас помоет руки и осмотрит вас.

Анечка вопросительно посмотрела на Северного.

– Маргарита Пименовна очень хороший врач и очень добрый человек, Анна Сергеевна! – заверил он свою юную подружку. – Будет очень интересно, гарантирую!

Риты Бензопилы не было целый час. За этот час Елена Александровна излила Всеволоду Алексеевичу всю свою жизнь. Все охи и ахи за жизнь дочери. И все беспокойства за судьбу внуков. Затем, опомнившись, она распереживалась за «девочку из лагеря», которую «изнасиловал отчим». Зачем здесь Всеволод Алексеевич Северный – она ни разу не удосужилась поинтересоваться. А он так старался, продумывая до мельчайших деталей, как он сообщит бабушке Анечки Толоконниковой о том, что её очень умненькой, очень красивой девочке не хватает всего лишь общения. Достойного, разумного общения со взрослыми. Он выстроил правильную речь о её записке ему. Подобрал ряд аккуратных советов, как грамотно, не запугивая, общаться с маленькой Анной Сергеевной. Как бабушке поговорить со своей дочерью – мамой Анечки. И как стоит сообщить зятю о том, что его дочери нужно отцовское внимание, чтобы она не выискивала в каждом мужике стигмы ласкового папы. Не ровён час, доищется… В общем, всё это превратилось в его голове в кашу, потому что он только лопал пирог – и слушал. Слушал – и лопал пирог. Интересно, умеет Алёна Дмитриевна готовить такие великолепные пироги? Что-то слабо верится.

«Ну всё, привет! Приехали! – мелькнуло у него в голове. – Судмедэксперт Северный дружит со стареющими дамами и с малолетками. Единственная желанная женщина более-менее подходящего возраста торчит в Калифорнии. Общается со старым-нестарым евреем. И совершенно не умеет готовить пироги!»

Целый час из комнаты, где Рита Бензопила осматривала-опрашивала детишек, не раздавалось ни звука. Елену Александровну это совершенно не беспокоило, как ни странно. Наверное, немолодому уже человеку очень тяжело долго-долго ни с кем не разговаривать о своём, «о взрослом», и при наличии мало-мальски вменяемого собеседника… Дети – тоже люди. И, по всей видимости, Маргарита Пименовна также была собеседником весьма неплохим. О, она умела понимать и говорить «о детском»!

– Это так интересно! – первой выскочила из комнаты маленькая Анечка Толоконникова. – Бабушка, представляешь?! Оказывается, если по человеку стучать или щупать человека – о нём можно узнать почти всё! Знаешь, что звук печени отличается от звука кишечника? А знаешь, как называется, когда доктор стучит по человеку? Это называется перкуссия! – победоносно глянула она на бабушку. – А когда человеку говорят: «дыши – не дыши!» – это называется аускультация! А когда человеку щупают живот – тогда пальпация! Для всего есть умные слова. Чтобы знать эти умные слова и уметь правильно по человеку стучать – надо учиться в медицинском институте. Я буду педиатром!

Бабушка Ани Толоконниковой улыбнулась:

– Ты будешь переводчиком!

– Я буду педиатром-переводчиком! – ни на секунду не задержавшись с ответом, заскакала жизнерадостной козочкой весёлая, со всеми взрослыми нынче согласная, маленькая девочка.

Затем из комнаты вышла Рита. За её руку держался трёхлетний малыш, другой рукой прижимая к себе пожарную машину.

– Совершенно очаровательный паршивец! – умилённо проворковала Рита.

– Малго холосая! – сказал младший братик Ани Толоконниковой.

– Ах, можете не подрезать ему уздечку, хотя она у него и короткая! Он такой чудесный! – у Риты чуть увлажнились глаза. – Я посоветую вам прекрасного логопеда! – тоном, не терпящим возражений, заявила матушка Всеволода Алексеевича Елене Александровне.

– Мама, ему всего три года! Какой логопед?! – не выдержал Северный.

– Сева, дети в ужасном состоянии! Ими никто не занимается.

– Как это ими никто не занимается?! – возмутилась Елена Александровна. – Я ими занимаюсь с утра до ночи!

– Ага. И в чём же эти ваши «занятия» заключаются?! В том, что дети с утра до ночи смотрят телевизор? Когда вы последний раз гуляли с ними не на засранной площадке во дворе, а в лесу?

– Девочки, не ссорьтесь! – сказал Северный каким-то дурацким киношным голосом. – Кхм… Простите. Елена Александровна, у вас очень вкусный пирог!

– Пилог! – сказал малыш. – Малго сказала, надо есть пилог! – Он потянул Маргариту Пименовну к столу. – Бабуска, дай мне пилога!

– Боже мой! Как вам это удалось?! – радостно защебетала Елена Александровна, благодарно глядя на матушку Северного.

– И свали мне кулиный бульон! – притопнул ножкой малыш. – Малго сказала пить кулиный бульон и тогда я стану класивым здоловенным позалным и меня будут любить все самые плекласные зенсины!

Северный еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Впрочем, Марго всегда умела найти нужные аргументы, если ей требовалось в чём-то убедить мужчину. При жизни отца дом всегда был полон влюблённых в Марго поклонников. Алексея Всеволодовича это ничуть не раздражало, даже льстило. После смерти горячо любимого мужа Маргарита Пименовна избавилась от всех поклонников. Но навыков, судя по всему, не утратила!

После того, как трёхлетка умял два куска пирога с яйцом и луком и сыто уснул прямо у бабушки на коленях, та прошептала Рите:

– Я ваша вечная должница. Какой там должница – раба! Как вам это удалось?! Он ничего не ест, кроме всякой ерунды в ярких упаковках. Не запихнёшь.

– Не надо запихивать! Меньше телевизора и больше разговоров с детьми. И тогда он будет есть то, что считает нужным любимый взрослый, а не то, что рекламирует с экрана мультипликационный мишка-монстр! – вздёрнула нос Маргарита Пименовна.

Сева пнул маман ногой под столом. Она тут, между прочим, отчасти не только для прикрытия и прочего кристального, морального и нравственного облика, а ещё и на задании.

– Елена Александровна, ваши внуки практически здоровы. Хотя ваша Анна нуждается в психологическом тестировании. Семья кривая, тут уж не попишешь… – она удостоилась от сына ещё одного подстольного пинка уже совсем по другому поводу. – Но это не ваша вина, вы – самоотверженная женщина, никто не спорит! Будь у моего обалдуя двое детей – я бы никогда! Пусть хоть в детский дом сдаёт. Когда рожал, думал, что будет с ними делать?! Да прекрати меня пинать, старый дурак! У меня гематома на голени будет!.. Так вот, Елена Александровна, если вы не против, то в понедельник Всеволод отведёт вашу внучку к хорошему психологу.

Елена Александровна была не против. Она была так рада и Всеволоду Алексеевичу, и Маргарите Пименовне, так благодарна им за то, что пирог с яйцом и с луком был съеден без остатка, так благодарна за то, что Анечка не молчалива и надута, как обычно, а весела и разговорчива, так благодарна за то, что крохотный внук держит её во сне за руку, что она тут же выпалила:

– Конечно! Мне и самой давно казалось, что Анечке нужна психологическая помощь. Точнее – мать и отец… Я иногда так устаю, потому что внуки – это же не дети. Внуки – это огромная ответственность. А дочь, когда прилетает, то только… – Она вдруг расплакалась.

Это уже поле Риты Бензопилы. Северный взял на руки малыша и сделал Анечке мину, мол, пора оставить дам наедине. Та его моментально поняла – и ещё целый час старый холостяк, циник и сибарит, терпеть не могущий детей, играл в куклы с мадемуазель Толоконниковой, сидя на толстом ковре, под мерное посапывание её младшего братика в кроватке.

– Ты как бы папа, а я – как бы мама! – давала ему строгие указания Анна Сергеевна. – Наша дочка пришла из школы, и ты должен её спросить о чём угодно, кроме уроков, кроме того, тепло ей или холодно, и кроме того, не голодна ли она и что она хочет есть! Нашу дочь зовут Аня, понял?

– Аня, как ты думаешь, подорожает ли доллар? – вполне серьёзно спрашивал у пластмассовой куклы Всеволод Алексеевич.

Живая Анечка Толоконникова заливалась смехом.

– Глупый! Она же про это ещё не понимает! Спроси её о том, что она понимает! Но не про тепло, не про еду и не про оценки! Мама, когда прилетает, всё время спрашивает меня: «Ты тепло одеваешься? Ты хорошо учишься? Ты ешь суп?» Спроси про что-то другое, но не про доллар.

– Аня, – снова обращался Северный к пластмассовому пупсу, – зачем вы нужны России?

– Опять ты спрашиваешь всякую ерунду! – уже почти сердилась живая девочка Толоконникова. – У нас с тобой маленькая дочка, она не понимает про Россию!

– А ты понимаешь? – спрашивал он живую девочку Аню.

– Да, – шептала она, вспомнив, что братик спит. – Я понимаю. В России – холодно, грязь и хамство. А во Франции – тепло, чисто и вежливо. Так мама говорит, когда прилетает. Наверное, она тут не хочет быть из-за того, что холодно, грязь и хамство. И чтобы мы ей не мешали работать. Не отвлекайся! Спроси нашу дочь что-то!

– Аня, – снова обращался Северный к пластмассовому пупсу. – Чего ты сейчас хочешь больше всего?

– Папочка! – пищала маленькая живая Аня за пластмассового пупса. – Я хочу, чтобы вместо бабушки со мной «Доктора Хауса» смотрел ты!..

– Сева! – человеческим голосом, что не предвещало ничего хорошего, обратилась Рита Бензопила к сыну, проводившему матушку до двери её квартиры. – Во-первых, я хочу джинсы, как у этой Елены Александровны. Чего я, как старуха, хожу в каких-то юбках и брюках?!

– Мать, ты и есть старуха, – обнял её Северный.

– Во-вторых, – Рита высвободилась из объятий, – хорошая баба эта Лена. Интеллектуалка. Курит, опять же. Стаканчиком не брезгует. Мои-то и правда все померли, права твоя мерзавка Алёна. Попробую с этой Еленой Александровной дружиться. И в-третьих, в-главных – не нравятся мне твои эксперименты с этой девчонкой Аней. Хорошая девочка.

– Хорошая. И умная. И очень, не по годам, сообразительная. Я ей объяснил, что мне необходим этот поход с ней к психологу. Мне, а не ей. Что проблемы не у неё, а у меня. И вовсе не психологические, а по работе. Она очень разумная… Марго, это одноразовая акция. Никому она психику не поломает. Для девчонки это даже забавная игра.

– Я не поход к психологу имела в виду, когда говорила про эксперименты. Ты что, не понимаешь, кого в тебе видит эта девочка?

– Мать, если и ты скажешь это дурацкое медицинское слово на п…

– Ты ещё тупее, чем я думала. Я вырастила кретина! Эта маленькая, умненькая, красивенькая Анечка Толоконникова видит в тебе отца, дубина! Такого отца, которого ей не хватает. Не играй в эти игры!

– Мама, не преувеличивай. К тому же я не играю в игры. Меня ещё и Дашка Соколова любит. А у неё с отцом проблем нет.

– Для Даши ты любимый дядя. Это бонус.

– Никто не мешает мне быть любимым дядей для Ани Толоконниковой.

– Ты знаешь, сколько девочек в этом городе? А на планете?

– Марго, не все девочки в этом городе и тем более на этой планете меня коснулись. А Аня Толоконникова – коснулась. И я не могу теперь, сказав «Excuse me!», просто пройти мимо.

Маргарита Пименовна ехидно прищурилась.

– Не то ты постарел, не то поумнел, не то совсем ополоумел! Это твоя Алёна Дмитриевна на тебя так влияет? Кольцо-то купил? Вот как за кольцом пойдёшь – так и мне джинсы. Размер знаешь?

– Шестнадцать с половиной.

– Двадцать шестой! И чтобы фирменные! С высокой талией! Спокойной ночи! – Рита взяла у сына пакет из супермаркета с усиленным набором продуктов и спиртного № 3: «Умирающая мать», поцеловала его в щёку и легко упорхнула за дверь.

– Её явно запрограммировали лет на сто пятьдесят… – пробормотал Всеволод Алексеевич, выходя на улицу и направляясь к «Дефендеру».