Глава 17

В его голосе чувствовалось некоторое смущение, и от этого, в свою очередь, ощутил себя неловко и я. Однако весь последовавший за этим разговор не оставил от этой неловкости и следа.

Малкольм рассказал свою историю, в которой были русские, вернее, советские корни. В 1957 году, в период хрущевской оттепели, отец вывез трехлетнего Малкольма вместе со всей семьей в Польшу, и через три года они оказались в Америке. Вульф неожиданно перешел на русский, которым владел вполне сносно, и продолжал свой рассказ, немного коверкая слова, – но, несмотря на это и сильный акцент, он произносил русские фразы с явным удовольствием. Малкольм сказал, что любит русскую литературу, а русский знает благодаря тому, что родители дома всегда говорили на этом языке. Но то, что его более всего занимало в этой теме, он рассказал, уже выпив пару бокалов розового.

Дело в том, что в Союзе остался его старший брат, которого по каким-то сложным семейным делам не удалось забрать с собой. Да к тому же сам этот парень, которому тогда было шестнадцать лет, наотрез отказался уезжать из Страны Советов. Позднее он поступил в военное училище, готовившее военных авиационных штурманов, что было совершенно необъяснимо при заграничных родственниках. Но этому, видимо, помогло то, что он отказался от всяких связей с семьей и стал…

– Знаете, – с горечью в голосе произнес Малкольм, – он стал настоящим таким коммунистом. Больше мы его никогда не видели, и даже после перестройки, будучи уже пенсионером, он не захотел с нами контактировать. А год назад он умер, о чем нам сообщили в посольстве России, отвечая на мой очередной запрос о его местонахождении. И знаете, я плохо сплю по ночам, меня будто мучает совесть за то, что я ничем не мог ему помочь. Когда мне рассказали о том, что и вы служили в Советской армии и даже в авиации, захотелось с вами пообщаться без формальностей и просто попробовать представить, что из себя представляла жизнь моего брата в той стране, которую я покинул так давно.

Но об этом мы, может быть, побеседуем при следующей нашей встрече. А сегодня я позволю себе поговорить о том, что изучал вместе с посвященными в кадровые вопросы коллегами ваше досье и, буду откровенен, я весьма заинтересован в том, чтобы вы стали членом нашей команды. Также возьму на себя смелость прояснить некоторые короткие фразы, прозвучавшие на нашей сегодняшней встрече, о том, что ваше материальное положение ни в коем случае не пострадает от смены профиля вашего бизнеса.

Я не стану говорить о цифрах, но некоторые детали нашего финансового состояния приведу. Я знаю, что Лукас рассказывал вам о том, как господин Феликс Залманович предоставил нам карт-бланш в виде чека на известную вам сумму, после которого «Сатисфакция» перешла к своему полномасштабному развитию. Информация об инвестициях такого уровня распространяется, подобно степному пожару, и счет «Сатисфакции» пополнялся приблизительно с такой же скоростью. Частные инвесторы, благотворительные и инвестиционные фонды, такие как нидерландский Stichting INGKA Foundation, американский Bill&Melinda Gates Foundation, английский Wellcome Trust и десятки помельче заставили нас незамедлительно выпустить акции клуба, которые разлетались, как горячие пирожки. Йельское братство также приложило к этому немало усилий, включив в развитие нашей идеи политическую составляющую. В результате этого инвестиционного потока наши финансовые возможности позволяют привлекать специалистов самого высокого уровня и наиболее подходящих для столь неординарного профиля с соответствующей этим качествам оплатой.

Это, как я понял, и было расшифровкой той короткой фразы, о которой мой собеседник упомянул в самом начале разговора. Малкольм сделал на этом паузу, и мы выпили, отметив наше взаимопонимание.

– Феликс – это человек, – перешел Вульф к следующему пассажу, – который имеет нюх! – Малкольм выразительно постучал толстым коротким пальцем по массивному носу. – И знаете, что я вам скажу, Лев, я тоже наделен этим качеством. Мой путь в финансовых кругах был непростым, и поверьте, в этих сферах конкуренция – как на арене среди гладиаторов. Так вот, вы – то, что нам надо в тех краях, которые меня волнуют до сих пор. Я в «Сатисфакции» с первых дней, и я патриот этой компании, поэтому, надеюсь, вы воспримете мои слова как искреннее стремление ко благу нашего клуба и, я надеюсь, вашему благу.

Все это звучало на фоне опустошения нами третьей бутылки превосходного розового, и я не имел ни малейшего повода усомнится в тех комплиментах, которыми наградил меня прекрасный человек Малкольм Вульф. Прощались мы с объятиями и заверением, что, как бы ни сложилось будущее, он приедет ко мне в Ригу, и мы отправимся дальше, и обязательно посетим места его детства. Короче, будем общаться и вообще, и всегда, и такси…

…и постель в парусах, хрустящих белых простыней, поплыла по волнам моих надежд в неизведанную даль.