ГЛАВА 17
Моя скорость в бою это не тёмная магия. Это магия моего существа, магия того, кем я являюсь. Я Грималкин!
Ведьма–убийца должна быть быстрой. У меня есть эта скорость. Но будет ли этого достаточно против профессиональных лучников в такой тесноте? А что насчёт Торн, которой нужно ещё несколько лет, что бы войти в полную силу?
Пока эти мысли проносились в голове, мои конечности начали двигаться рефлекторно.
Я тренировала своё тело, так что оно стало оружием: все сухожилия, мышцы и кости скоординированы, в такой ситуации не нужен мозг, чтобы действовать.
Мысль слишком медленна.
Я прыгнула вперёд, перекувырнулась. Остановила сердце. Клинком в левой руке отбила стрелу. Время, казалось, замедлилось. Я вспомнила о Томе Уорде, который мог замедлять время, и засмеялась! Ведьма–убийца так же может это делать, но по–другому. Ведьма–убийца движется настолько быстро, что создаётся впечатление замедления других.
Это не тёмная магия. Это магия моей сути, того, чем я являюсь, магия моих изнурительных тренировок. Я Грималкин!
Я живу «сейчас» и когда несу смерть.
Я отбила ещё одну стрелу и повернулась вправо. Торн действовала зеркально. Мы расходились, сходились и расходились снова, как вода текущая по острым камням. Я хорошо её обучила и не могла желать лучшего ученика. Когда я умру, она заменит меня. Нет других Малкин, способных выстоять против неё в бою.
Сейчас я среди врагов и начинаю их убивать. Лучник кричит и умирает. Нужно забыть, что я недавно билась с ними на одной стороне. Сейчас мы в тесном помещении и они не могут пользоваться луками. Ситуация изменилась. Или их жизни или наши. Они это тоже знают. Вот такая она битва. Мы должны убивать или быть убитыми. Поэтому я убиваю. Я убиваю снова и снова, крики умирающих кажутся такими далёкими.
Я разрешила сердцу биться, кровь потекла по артериям.
Я вращалась как вихрь и резала и снова вращалась и резала. Кровь врагов брызгами разлеталась по всюду, через несколько секунд я достигла священника. Перешагнув через его тело, мы направились к воротам. Мы можем это сделать. Мы может победить. Мы можем убежать.
Но затем, слишком рано, дыхание перехватило, появилась внезапная боль в груди. Резкая слабость в коленях. Это яд кретча. Я боролась с ним, но всё тщетно.
Это смерть?
Моя последняя мысль о Торн. Она слишком юна и теперь точно погибнет. Я чувствую сожаление, что оставила её в опасности. Когда перейду во тьму, то всё забуду.
Но я ещё не умерла. Я очнулась со вкусом крови во рту, надёжно связанной в тёмном помещении.
Железные кандалы сжимали мои руки и ноги вместе, металла причинял боль, и я чувствовала, что моя кожа горит. Я опиралась спиной о влажную стену. Я пыталась повернуться налево, но на половине поворота остановилась. Была другая цепь — от моих ног к железному кольцу в каменном полу.
Мне удалось сесть и упереться спиной в стену. Было очень темно, но с моими глазами ведьмы я могла видеть даже самые мрачные уголки этой темницы. Здесь пахло смертью. За годы здесь умерло с десяток или больше людей. Сэр Гилберт казался мягким, но явно заключал людей в тюрьму, некоторые из которых закончили свои дни в этом подземелье. Какие были их преступления? Я удивлялась.
Это не имело значения. Моим преступлением было то, что я ведьма. В руках священника я не могла ожидать ничего кроме смерти. Провидец однажды предсказал мою смерть, но это было в бою с ножом в руке, а не беспомощно прикованной. Предсказатели не всегда точны — всегда есть место ошибке.
Я утешала себя мыслью, что они не нашли голову Дьявола. Я её спрятала слишком хорошо. Только очень сильный практикующий тёмную магию мог обнаружить её, но сначала должен был попасть в замок. Как сказал мне рыцарь, эти стены способны выдержать несколько недель осады. Каждый лишний день, что голова находится в моих руках, даёт Тому Уорду дополнительное время найти способ уничтожить Дьявола.
Слабость прошла, но сейчас это имело небольшое значение. Связанная железными цепями, я имела мало шансов вырваться. Я по прежнему носила свои кожаные ремни, но их ножны были пусты. Тем не менее, у меня было ещё одно оружие — остатки моей магии. Она была моей крайней мерой. Время её использования должно быть выбрано с особой осторожностью. После этого надежды не будет.
Это было тогда, когда я услышала крик в первый раз. Крик был тонкий и высокий, и задержался в воздухе: женский крик, крик того, кто испытывает невыносимую боль.
Он появился снова, и мои волосы на затылке поднялись от страха. Кого–то пытали.
Это Торна?
Секундой позже мое сердце упало, когда я услышал подтверждение этого.
— Пожалуйста! Пожалуйста! — умоляла она. — Не делайте этого — что угодно, только не это!
Торн была храброй и бесстрашной. Какие пытки могли заставить её умолять пронзительным и дрожащим голосом?
Я не могла оставаться в стороне и слушать её страдания. Но сначала я должна была увидеть какая именно ситуация сложилась, и у меня были средства для этого, без использования слишком большого количества магии из моих оскудевших запасов. Я хотела использовать шаманскую магию и выйти из своего тела ещё раз.
Я пропела нужные слова, взяла совершенно правильный ритм, и сконцентрировала свою волю. На секунду всё потемнело, а затем я оказалась парящей над своим скованным телом, в мире, где всё виделось в зелёном оттенке. Я посмотрела на себя, на закрытые глаза и глубокое, ровное дыхание и направилась к двери, через которую мой дух прошёл свободно.
Я оказалась в коридоре, комнату, где Торн подвергалась пыткам, найти было легко. Это была следующая камера, слева от моей. Дверь была широко открыта, и охранник, его тело светилось зеленой жизненной силой, стоял спиной к стене. После того как я оказалась внутри, взяла ситуацию свои руки.
Торн лежала на спине, привязанной к металлическому столу толстыми веревками. Кровь была на её голых плачах и руках. Дородный мужчина, раздетый до пояса, стоял над ней, его волосатая грудь и кожа блестела от пота. В правой руке он держал кинжал, длинное и тонкое лезвие, которого неоднократно втыкал в тело Торн. Они пытались найти место, где её, предположительно, коснулся дьявол, место где она не могла чувствовать боли, место, которое доказывало бы, что она ведьма.
Это было совершенно не нужно — мы явно были ведьмами и не отрицали этого. Но священник завис рядом, неся улыбку на своих тонких губах. Он наслаждался этим.
И тогда я поняла, что заставило Торн кричать и просить подобное. Это имело мало общего с кинжалом, протыкавшем её тело; мало общего с болью, от которой она должна была страдать. Нет, то что вызывало у неё страх был инструмент, который держал священник.
Это были мои ножницы, те самые, которыми я отрезала фаланги больших пальцев моих мёртвых врагов. Остальная часть моего оружия лежала аккуратными рядами на деревянном столе в дальнем углу. Но священник должен обладать какими–то знаниями, чтобы выбрать именно ножницы.
Вываренные в котле с проведением правильного ритуала, кости пальцев могли дать их обладателю тёмную магическую силу. Но потерять свои пальцы — это одна из худших вещей, которые могут произойти с ведьмой. Это приносит большое бесчестье — всё, чего достигла ведьма в жизни, перестаёт существовать. И такая судьба — самое страшное для ведьмы–убийцы. После того как её превозносили, боялись и почитали в клане — она становилась объектом насмешек.
Хотя можно выжить после отсечения пальцев, но многие ведьмы погибали от шока после этой процедуры. Даже если они поднимутся после смерти, могут быть различные последствия. Считается, что изувеченная таким образом ведьма, не может возродиться, не может снова ходить по земле. Она должна остаться во тьме навсегда.
Не удивительно, что Торн кричала в ужасе от такой угрозы. Для неё самым худшем будет стыд и потеря уважения. Она надеялась стать величайшей ведьмой–убийцей клана Малкин всех времён, и что бы такая репутация сохранилась после её смерти. Священник угрожал ей отсечь пальцы ножницами в два приёма.
Я быстро оценила ситуацию отмечая двух охранников у дальней стены. Таким образом, в камере было четверо мужчин и один в коридоре.
Я быстро отступила и вернула свой дух в тело так быстро, как только смогла. Открыла глаза и начала использовать свой последний магический ресурс, выворачивая шею и шевеля языком насколько это было возможно. Покрутив ожерелье вокруг я добралась до последнего неиспользованного пальца и засунула его в рот. Затем я сосал его, медленно втягивая в тело накопленную им энергию. Сделав это, я выплюнула его и сконцентрировалась, сосредоточив внимание на одиноком охраннике за дверью.
Мой последний лоскуток магии не имеет достаточной силы, чтобы заставить его войти в камеру и освободить меня от цепи. Но я могла бы сделать по–другому — заложив элемент сомнения в его сознание и его обязанностью будет охранять проход, за исключением входа в пыточную камеру, но в то же время обеспечивая мою безопасность. Я использовала простое заклинание наполнившее его мысли тревогой обо мне.
Секундой позже он вставил ключ в замок, открыл дверь и вошёл в мою камеру. Сделал два шага вперёд и внимательно смотрел на меня. Я задержала дыхание. То что я попыталась сделать было трудно, но мне нужен был только один шанс.
Зуб мудрости в моей нижней челюсти полый. Я просверлила тонкое глубокое отверстие в нем инструментом, который специально выковала для этой цели. В зубе находилась тонкая игла, покрытая ядом, который разрушает волю человека. Он делает людей достаточно гибкими, чтобы повиноваться чужим командам. К этому яду я выработала иммунитет, в течение многих лет принимая в очень малых дозах постепенно увеличивая их. Таким образом, я могу хранить отравленную иглу во рту без опасений и негативных последствий.
Я щелкнула в сторону ложную коронку зуба кончиком языка и всосала иглу из полости. Секундой позже она находилась между моими губами. Я практиковала этот маневр много раз, но игла была крошечной, а охранник по–прежнему стоял далеко от меня: полной уверенности в успехе не было.
В последний момент он начал отворачиваться. Какой–то инстинкт самосохранения, вероятно, говорил ему об опасности. Но было слишком поздно. Я плюнула иглу в него с большой силой и попала в шею, чуть ниже правого уха. Он пошатнулся и чуть не упал, недоумение появилось на его лице.
— Посмотри на меня! — скомандовала я. — Слушай всё, что я говорю, подчиняйся каждому моему слову без сомнений!
Охранник посмотрел на меня. Яд уже вступал в силу. Он шумно дышал с открытым ртом, и слюна катилась по нижней губе и капала с подбородка.
— Освободи меня от цепей! — повелевала я.
Он вышел вперед и сделал, как я просила, но яд делал его движения медленными, и он неумело возился с ключом. В любой момент священник может отсечь палец Торн, но я должна оставаться спокойной и терпеливой и ждать, когда буду выпущена.
Наконец я была свободна. Взяла оружие охранника — два кинжала и тяжелую булаву. Я могла бы его убить, но в этом не было необходимости. Вместо этого приказала ему лечь и уснуть. Он захрапел прежде, чем я покинула камеру.
Надеясь на чудо, потому что не было слышно новых криков Торн, я на цыпочках вышла в коридор. Показавшись на миг в дверях камеры я атаковала. Священник держал левую руку Торн, лезвия ножниц широко раскрыты, он готовился отрезать фаланги её большого пальца кисти.
Не задумываясь я перекинула нож в левую руку. Только моё собственное оружие, в частности, метательные ножи, прекрасно подходит для таких целей — тонко сбалансировано и откалибровано. Я также постоянно с ними практиковалась. Это было незнакомое оружие и предназначено для рукопашного боя, а не для метания. Так, что я не стала рисковать.
Обычно я била бы в горло или глаз, либо ударом разу же убила бы священника. Сейчас я воткнула клинок глубоко в плечо, это была лёгкая мишень. Ножницы выпали. У меня были другие планы на него. Я всегда могу убить его позже, если в этом будет необходимость.
С другим клинком и палицей я напала на двух охранников. Я не думала, моё тело просто действовало, руководствуясь долгими годами тренировок, в то время как мой разум упивался экстазом боя.
Моя скорость была такой, что первый умер, не успев крикнуть, второй, вероятно, выжил, но удар в висок вырубил его. Всё это едва ли заняло пары секунд. По другую сторону стола дородный мучитель ещё сжимал кинжал, который он использовал на Торн. Им он ударил меня, но я отбила его палицей и убила его вогнав кинжал под рёбра в сердце.
Священник стоял на коленях всхлипывая от боли. Я отбросила палицу в сторону. Когда вынула нож из плеча священника, он закричал. Этим ножом разрезала веревки, которыми Торн была привязана к столу. Крик священника не пугал меня, он был пронзительным, высоким и вполне мог принадлежать девушке, которую пытали. На него никто не прибежит чтобы посмотреть.
Мы должны были выйти из замка, и я намеревалась использовать священника как заложника. Основным препятствием для нас были оставшиеся лучники. Они могли убить нас на расстоянии.
— Ты в безопасности, — сказала я Торн, помогая ей. — Я знаю, что тебе было больно и ты пережила опыт, который, возможно, подорвал твоё мнение о сильной ведьме. Но важно, что бы ты собралась и подготовилась к опасности. Ты готова или нужно несколько минут, что бы успокоиться?
— Теперь я готова, — ответила Торн, даря мне смелую улыбку. Её голос был немного громче хрипа. Я гордилась ею в тот момент, она стала больше, чем я когда–либо могла надеяться.
— Сначала мы должны забрать голову Дьявола.
После возвращения моих ножей и ножниц в ножны, я оторвал полоску от подола рясы священника и использовала её, что бы заткнуть ему рот. Когда я потащила его за собой, он не сделал ни малейшей попытки к сопротивлению, он выглядел испуганным. Мы достигли нашей комнаты без инцидентов, и вскоре кожаный мешок снова благополучно висел на моем плече.
Подталкивая священника перед собой, мы достигли двора замка. Было темно, тяжелые низкие облака, и до рассвета оставалось, по крайней мере, три часа. Это делало действие лучников затруднительным.
На страже был солдат, он стоял спиной к решетки. Он поднёс мерцающий факел, как только мы подошли. Первым осветил фигуру священника, и я увидела уважение на лице человека, которое сменилось на недоверие и страх, когда он увидел испуганное лицо священника и пропитанный кровью рукав рясы.
Я поднесла лезвие к горлу священника. — Мы уезжаем. Освободите нам путь и мы уйдём!
Трясущимися руками солдат стал поднимать решётку лебёдкой. Лязг и громыхание цепей звучал в темноте очень громко. Это могло привлечь внимание. Кто–то мог бы задаться вопросом, почему кто–то должен покинуть или войти в замок в такой час.
Прозвучал голос со стены: — Кто идёт? Покажи себя!
Мы подошли ближе к стене и вжались в тень. Решётка поднималась очень медленно. Наконец она поднялась достаточно, что бы мы могли пройти.
— Достаточно. Теперь открой дверь! Быстро! — сказала я, держа священника за волосы, надавливая клинком на горло.
Испуганный солдат поспешил повиноваться, и быстро отпер дверь, открыв её внутрь, пока она не была широко открыта, показывая внешние решётку и подъемный мост. Он не стал ждать следующего приказа, и начал работать второй лебедкой. Решётка была поднята в этот раз быстрее.
Но теперь я могла услышать отдаленные выкрики команд и шаги, бегущих к нам через темноту двора. Мы не вошли шлюз, опасаясь быть закрытыми со всех сторон как, когда пришли сюда впервые. Мы готовы встретить их нападение и я сфокусировала свои зоркие глаза. Среди них не было лучников: всего три человека, вооруженные пиками.
— Они твои, Торн! — прошипела я. Я знала, что после перенесенной боли пыток, для неё было бы хорошо вернуться в действие как можно скорее.
— Все трое?
— Да, но сделай быстро!
Торн обернулась навстречу к ним, как я учила. Она была быстрой, её боевые навыки были отточены практически до совершенства. Некоторые из них были приобретены долгими часами тренировки, но были некоторые вещи, которым нельзя научить. В Торн рождалось мастерство: с непревзойденным изяществом она избегала опрометчивые удары пик солдат, её клинки мелькали, порешив всех троих за считанные секунды.
Я видела, что через два года Торн будет равна мне.
А что потом?
В конце концов, она стала бы способна победить меня так, как я когда–то победила Кернольд. Эта мысль принесла мне счастье, а не страх. Я не хотела бы дожить до того момента, когда мои силы начали бы угасать. Хорошо было знать, что есть достойный преемник.
Солдат опускал разводной мост, но были слышны шаги мчащихся к нам сквозь темноту. На этот раз я не приказывала Торн атаковать. Один из приближающихся был меньше остальных. Это был Уилл, сын умершего рыцаря.
Группа из пяти человек остановилась примерно в двадцати шагах от нас — двое с боку от мальчика в прошлом были профессиональными лучниками.
— Отпустите отца Хьюитта! — закричал мальчик. — Это грех причинить вред священнику!
— Прикажи своим людям сложить оружие и я позволю ему жить, — сказала я тихо. — Если ты откажетешься, я буду считать это поводом убить священника, и ты будешь нести ответственность за его смерть.
— Вы были причиной смерти моего отца! — истерически закричал Уилл. — Сейчас вы тоже умрёте!
Он положил руки на плечи лучников с двух сторон от себя. — Цельтесь низко! — закричал он. — Они будут пытаться нырнуть под ваши стрелы!
Лучники подняли луки и выстрелили.
