Это пешее патрулирование оказалось самым продолжительным из всех, в которые мы ходили, и очень тяжелым. Мы охватили большую территорию, передвигаясь при этом с постоянными остановками. Под конец у меня не на шутку ломило спину от того, сколько раз пришлось опускаться в положение для стрельбы, а потом распрямляться обратно.
Но сейчас, оглядываясь по сторонам, я забыл обо всем, даже о боли. Ничего подобного за время пребывания в Афганистане я еще не видел.
На обратном пути к базе мы решили проверить бывшую школу в западной части города. Это было не отдельное здание, а целый закрытый квартал: множество небольших строений, окруженных высокими стенами и вмещавших пять или шесть учебных классов.
К сожалению, талибы навестили школу задолго до нас. И дело было даже не в мешках с песком, отмечавших огневую позицию на крыше, а в том, как все было разгромлено и изуродовано. Они разбили и поломали все, что можно было разбить и сломать. Были с корнем выворочены даже дверные и оконные рамы.
Что меня больше всего шокировало – так это книги всех форм, цветов и размеров, раскиданные по полу в двух классных комнатах. Невозможно было пройти, не наступая на них. Я наклонился, чтобы рассмотреть книги поближе. Верхний слой промок от дождя, заливавшего разбитые окна. Мягкие обложки покоробились, страницы слиплись, почти все они были непригодны для чтения.
Я поднял книгу, на обложке которой яркими буквами было написано English, и еще что-то на пушту – вероятно «Учебник английского языка». Надпись внизу гласила, что это подарок от народа Канады.
Я пролистал несколько страниц. В основном тут были изображения повседневных предметов с подписями, как они называются по-английски.
Положив учебник в груду книг, я поднял другой. Этот оказался подарен благотворительным обществом из США. Его тоже пришлось бросить, он весь промок и стал непригоден для чтения.
Мы также обнаружили две доски для записей и промокшую коробку с цветными мелками. Талибы не поленились переломать все мелки, чтобы ими стало невозможно писать.
Я не понимал, как у людей может рука подняться вытворять подобное. Бессмысленное разрушение вызывало тошноту.
Парни, проверявшие другие помещения, доложили, что там все то же самое. Я проинформировал обо всем босса. Он тоже не понимал, зачем так уродовать школу. Если наложить на образование полный запрет, талибы обречены. Даже они не могли этого не понимать.
Мы вышли из школы и направились домой, на базу.
Улицы и переулки, как обычно, были пустынны. Рваные полотняные навесы над прилавками трепал зимний ветер. Заброшенные, заколоченные лавки и магазинчики… Только это и говорило о том, что когда-то здесь был цветущий торговый город.
Когда наш патруль добрался до широкого перекрестка в западной части города, мы внезапно обнаружили там старый русский танк «T54».
Ржавеющий металлический корпус оказался почти нетронутым, дуло, торчавшее из башни, указывало в сторону одной из улиц. Ржавый люк был открыт нараспашку. Это было странное зрелище, словно мы наткнулись на какой-то несуразный памятник прошлой эпохи, когда местные сражались с военной силой, значительно превосходившей их числом и вооружением. Русские были вынуждены уйти.
Как и все наши, я никогда раньше не видел русского танка вживую, несмотря на множество учебных часов, посвященных распознаванию видов техники. По счастью, холодная война так и не переросла в горячую. И вот мы увидели его, что называется, во плоти.
Наконец, после бесконечных блужданий по городу, мы вернулись на базу. Больше всего мне хотелось скинуть экипировку и бронежилет. Поясница ныла так, что терпеть было невозможно. Неприятно было осознавать, что ты уже не так молод, как был когда-то.
Я стоял у кухни и стягивал броник, когда рядом возник Грант, наш минометчик.
– Сержант, вам надо на это взглянуть, – с густым шотландским акцентом окликнул он, делая знак, чтобы я следовал за ним.
– Что там еще? – Я неохотно натянул бронежилет обратно. – Куда мы идем?
Холодный ветер тут же выстудил промокшую от пота рубаху под броней, и меня пробрала дрожь.
Грант подошел к задним воротам, где уже толпились парни, которые с интересом за чем-то наблюдали.
Я помотал головой. Ворота как ворота, ничего необычного. Закрыты, как положено, на засов.
– Да что там такое, Грант? – спросил я с налетом раздражения.
Когда мы возвращались с патрулирования, у Стива всегда стоял наготове горячий чай, и парни это очень ценили. Я мог бы сейчас сидеть на кухне и греть руки об горячую кружку.
– Тс-с, сержант, погодите, сейчас увидите сами.
Я хотел было напомнить этому салаге, что не ему говорить мне «тс-с» – и тут я это увидел. И все прочие мысли тут же выветрились из головы.
– Что за черт?
Крохотный серо-бурый комочек появился в узкой щели под воротами, где глину слегка размыло дождем. Кто-то пропихивал его внутрь. С такого расстояния комочек больше всего напоминал плюшевую игрушку.
– Будь я неладен! – вырвалось у меня, когда я наконец понял, что происходит.
Это был новорожденный щенок, от силы пары дней от роду. И кто-то с другой стороны неловко проталкивал его к нам.
Вместе с остальными морпехами я, как зачарованный, наблюдал за тем, что будет дальше, и вскоре толкающая сила проявила себя. Сперва показалась грязная морда с ярко-розовым носом, потом узкая, перепачканная голова. Это была та самая шустрая белая псинка, которую я засек на базе пару дней назад. Протиснувшись в щель, она торопливо обнюхала щенка, пихнула его носом, затем аккуратно сжала зубами за шкирку и потащила к задней стене, туда, где осталась небольшая выбоина после взрыва, устроенного гуркхами, чтобы пробить ворота.
– И так третий раз уже, – прокомментировал Грант.
– Я ее недавно видел, – сказал я. – Похоже, приходила на разведку.
Со стороны выбоина выглядела сухой и неплохо защищенной от дождя и ветра. Лохматая белая собачонка бережно уложила новорожденного щенка рядом с двумя другими, спавшими в «гнезде», свернувшись клубочком. Мамочка обнюхала всех троих еще раз, лизнула и потрусила обратно к воротам.
– По городу, похоже, объявления расклеили, сержант, – улыбнулся Грант. – Всем бродяжкам – сюда.
– Кому ты это говоришь, – вздохнул я.
В тихом остолбенении я наблюдал, как отчаянная мамаша через немыслимо узкий лаз отправилась за остатками помета. Через пару минут появился еще один щенок, белый, как комочек ваты, он тоже обрел место рядом с собратьями.
Я никогда такого не видел. В голове теснились вопросы. Откуда эта псина, черт возьми, узнала, что щенков надо тащить сюда? Неужели она каким-то образом сообразила, что я не смогу сказать нет?
– Глазам не верю, – вот и все, что я мог выдавить из себя.
А ведь через несколько дней должна была разродиться Джена. И что мы будем делать со всем этим детским садом?
– Ты не мог бы позвать сюда Дэйва, если он не на дежурстве, – попросил я Гранта. – Спасибо, приятель.
В ожидании Дэйва я отследил появление еще двух щенков. Теперь комплект был собран, и усталая мать, затолкав их носом в теплую кучку, наконец улеглась рядом.
– Это что, шутка, черт возьми? – Дэйв примчался, как только услышал новости, бросив на кухне недопитый чай и недокуренную сигарету. – Мамаша их протащила в щель под воротами?
– Угу, – кивнул я. – И что теперь делать? Мы же не можем их там оставить.
Дэйв покосился на меня. Он тоже прекрасно все понимал.
Укрытие там, может, и неплохое, но слишком близко от ворот. Когда щенки слегка окрепнут, они начнут расползаться повсюду, и что случится, когда в ворота на полной скорости въедет очередной джип? Водитель вряд ли заметит под колесами крохотулю размером с ладонь, тем паче, если в это время по нам будут стрелять талибы.
– Черт, их надо куда-то девать, – сказал Дэйв, глядя на меня и медленно качая головой.
– Полный бред, у меня слов нет. Такое впечатление, что у псов новости по рации передаются. – Я вздохнул.
Дэйв ничего не ответил.
– Пойду, за едой схожу. Все равно собак кормить надо. – Я решил заняться хоть чем-то полезным.
– Ящик нужен еще, – бросил Дэйв мне в спину. – Большой, чтобы шестерых щенят уместить.
Через пару минут, с консервами и пустым ящиком из-под сухпайков мы подошли к задней стене. Белая собачонка подняла голову, но осталась на месте. У нее явно не было сил шевелиться, все ушло на создание убежища, которое казалось ей безопасным.
Щенки лежали друг на друге и пытались сосать молоко. Мать, по виду, знавала и лучшие дни, но то же самое можно было сказать о большинстве афганских собак. Длинная шерсть была грязной и свалявшейся от постоянного лежания в пыли. Она сильно отощала. Шестеро щенков явно отнимали у нее все силы.
– Не волнуйся, мы хорошие, – сказал я, заметив, что она принюхивается. Я подвинул к ней открытую упаковку с едой, и она без лишних церемоний сунула туда длинный нос. Все было сожрано и вылизано в считанные мгновения, и она принялась слизывать остатки соуса с морды.
Коробка была достаточно большой для малышни, но мать туда уже не помещалась.
– Ничего, сама за нами пойдет, – успокоил меня Дэйв, когда я забеспокоился, что мы будем делать, если мамаша сбежит, оставив нас с шестью щенками.
Я осторожно протянул руку и оторвал одного из малышей от материнского живота. Он был хорошенький до невозможности, со сморщенной слепой мордахой, и умещался у меня на ладони. Я переложил его в коробку, мать никак не отреагировала, лишь посмотрела на меня. Когда я потянулся за вторым, она попыталась подняться на ноги. Я убрал руку, опасаясь, что она меня укусит, но она доковыляла до коробки и принялась вылизывать щенка, которого я туда положил.
Я воспользовался предоставленной возможностью, и пока она отвлеклась, собрал в переноску оставшихся щенков. Мать смотрела на это огромными глазами, не понимая, то ли защищать последнего малыша, то ли вытаскивать из коробки остальных.
Мы не дали ей такого шанса. Дэйв взял коробку в руки.
– Пошли, мамаша, – позвал я ее, и мы направились к вольеру.
Белая собачонка в панике металась у наших ног, не понимая, что происходит и куда мы потащили ее детей.
– Все хорошо, никто их не обидит, все в порядке, – пытался я ее успокоить.
Рядом с собачьим загоном мы выгородили еще один небольшой участок, обнеся его остатками рабицы. Щенкам оттуда было не выбраться, зато мать могла разгуливать на свободе. Отдельного места для нее у нас не было. Подошел бы прежний вольер Наузада, но его мы уже разобрали.
Присоединившийся к нам Джон выложил еще одну упаковку с едой, чтобы привлечь псинку на новое место, а рядом мы поставили ящик со щенками. Малышня даже не заметила переезда, они жались друг к дружке в поисках тепла.
Солнце медленно уползало за горы на западе, и температура падала как всегда к ночи. Наузад, РПГ, Пуля и Джена жались каждый к своей ограде, чтобы разглядеть вновь прибывших. Джена жалобно поскуливала, потому что центром общего внимания внезапно оказался кто-то другой, а не она.
Вылизав второй пакет с едой, белянка каким-то образом все же ухитрилась втиснуться в коробку со щенками, и те тут же поползли к ней кормиться.
– И что мы теперь будем делать? – спросил Джон, когда мы отошли на пару шагов, чтобы дать возможность маме со щенками освоиться на новом месте.
Хороший вопрос. Теперь, если считать новенькую плюс шестерых щенков, у нас на базе было одиннадцать собак. А скоро Джена принесет потомство – и сколько их станет тогда?
Я посмотрел на Дэйва. Посмотрел на Джона.
– Понятия не имею, черт побери. – И это была чистая правда.
Придумать кличку для мамаши оказалось делом плевым. Мы назвали ее Тали – сокращенно от «Талибан». Кто бы еще мог так подло проползти под воротами и притащить с собой шесть мин замедленного действия!
На имя Тали не отзывалась. Даже если и понимала, что оно имеет к ней отношение, она была слишком занята тем, что днями напролет носилась по всей базе, но при этом всегда возвращалась к загородке со щенками, чтобы их покормить. Малышня подрастала день ото дня, и у матери все силы уходили на поиски пропитания, чтобы окрепнуть самой и позаботиться о них.
Я был потрясен, когда обнаружил, что она умеет лазить по деревьям. У нас на базе росло всего одно дерево, и пару раз я замечал, как она спрыгивает оттуда – с перьями, торчащими из окровавленной пасти. Нет, я уже знал, что Тали быстрая и подвижная, но никогда бы не предположил, что она способна ловить воробьев на ветках.
Если я приходил к собакам, когда Тали не было, я мог до бесконечности наблюдать за тем, как щенята шевелятся, просыпаясь, вытягивают из копошащейся массы крохотные лапки, пытаются исследовать окрестности, что-то вынюхивают – скорее всего, ищут мать.
Один щенок, коричневый с белым, был намного мельче остальных, сморщенный, как маленький старикашка. Скорее всего, заморыш оказался в помете последним. Он почти не шевелился. Я вспомнил, как мы впервые увидели Физз у заводчика, она была ненамного старше. Мы с Лизой умилялись, как бодро она носилась по кругу, хотя более крупные собратья то и дело оттесняли ее от материнского соска.
По очереди я брал в руки каждого щенка, чтобы как следует их осмотреть. На что обращать внимания, я понятия не имел, но внешне с ними все было в порядке. Большинство были темными или темно-подпалыми, и только одна девочка оказалась снежно-белого цвета. Она была самой крупной в помете и напоминала крохотного белого медведя.