Время еще раннее, пяти нет, а солнце уже клонится к закату. Скоро стемнеет, в поле фонарей нет, значит, надо сворачиваться. А так бы Клим пахал и пахал. Погода хорошая – холодно и сухо.

Трактора возвращались на мехдвор, Клим должен был принять каждый. Одно дело, когда поломка какая-то, а если крыло помято, фара разбита? Человек так устроен, что бережет только свое личное добро, а чужого ему не жалко. И в кювет трактор могут свалить, и просто дерево без нужды зацепить.

У Гены Ляхова машина, как всегда, была в порядке. Клим собирался похвалить мужика, когда его позвали.

– Клим Александрович! – крикнула учетчица Глаша.

Клим обернулся и увидел незнакомую женщину лет тридцати. Видная, модная, в дорогом кожаном пальто с меховым воротником. Легкая полнота ее не портила, как раз наоборот. Раньше Клим любил полных женщин, это Юля сбила его с толку. Теперь только Юля для него идеал.

Мехдвор в грязи не утопал, но комья земли валялись повсюду. Грязно здесь, но незнакомку это не смущало. А сапоги у нее дорогие, на тонком каблуке.

– Вы меня не узнаете, Клим Александрович? – спросила она, с интересом глядя на него.

– Извините, – качнув головой, сказал он.

– Моя фамилия Тимьянова.

Клим кивнул. Фамилия знакомая. В Подреченске госпожа Тимьянова была знаковой фигурой. Более того, она лежала в одной палате с Юлей, просто Клим не видел ее. Разве что в окне палаты, но он не разглядел лица. Может, потому что мог смотреть только на Юлю.

– Очень приятно.

– Мне тоже… – скупо улыбнулась женщина. – Я даже рискнула к вам приехать.

– У нас тут шумно, – сказал он и, немного подумав, добавил: – И грязно.

– А в кабинете у вас?

Клим кивнул и повел Тимьянову в здание. Там у него не фонтан, ремонта нет, мебель древняя, но хоть посидеть можно в тишине.

Он провел женщину в кабинет, включил чайник. Холодно в здании: печи топили с утра, на ночь этого не делали. И калорифера у него не было. А зачем? Он в своем кабинете редкий гость.

– Действительно, шумное у вас хозяйство… – Тимьянова достала из сумочки пачку дамских сигарет, золоченую зажигалку. – Ничего, если я закурю?

– Сколько угодно.

– Я два года как бросила. А тут вдруг развязала…

– Может, и не нужно начинать?

– Так уже… – широко повела она рукой. – Нервы успокоить. Да и похудеть надо. Когда не куришь, полнеешь.

– Все это понятно.

– А непонятно вам, зачем я приехала… Я ведь вместе с вашей Юлей рожала.

– Да, я знаю.

– Дима Ивашов – отец моего ребенка. Вы знаете такого? – Тимьянова усмехнулась, глядя на Клима.

Она уже знала, каким будет ответ.

– Да, знаю, – выдавил Клим.

– Я понимаю, он для меня молодой… Я даже мужчину нашла, который старше меня. Но не сложилось… И с Димой тоже ничего не вышло. Сбежал от меня этот сукин сын. С твоей женой сбежал, Клим Александрович.

Клим опустил голову. Вторая неделя пошла, как о Юле ни слуху ни духу. Слишком поздно он отправился в погоню, потому и не нашел. Где она, что с ней – неизвестно.

– Ты не в курсе, где они? – спросила женщина.

– Нет.

Клим поднялся, взял чашку, бросил в нее пакет с заваркой, налил кипяток.

– Ищешь?

– Как?

– Вот и я не знаю, как… Мы с тобой, Клим Александрович, товарищи по несчастью.

– И что нам с этим делать? – усмехнулся он.

Он подал гостье чай, поставил перед ней сахарницу.

– Ну, мы можем объединить наши усилия. Или ты не собираешься искать Юлю?

– Я не помещик, она не крепостная.

– И Дима не крепостной. Но три тысячи долларов у меня увел… У меня увел деньги, у тебя – жену.

– Руки бы ему оторвать… И ноги, – немного подумав, добавил Клим.

– И все, что между ними.

Он кивнул, соглашаясь с гостьей.

– А еще можно в милицию заявить, – сказала Тимьянова. – Три тысячи – серьезная сумма.

Клим промолчал. Да, было бы неплохо, если бы Ивашова задержали за воровство и посадили, но сам он к такому решению никого подталкивать не станет. А то, что между ногами, сам вырвет, если представится такая возможность.

– Только нужно ли доводить до греха? – спросила Тимьянова, внимательно и с интересом глядя на него.

– Ваши деньги – вам решать, – пожал он плечами.

– Можно на «ты». Меня Ирина зовут.

– Клим.

– Неплохой ты мужик, Клим. Есть в тебе что-то такое эдакое. Соль земли в тебе. Но Юля твою силу притяжения не чувствует…

– Силу притяжения? – заинтригованно повел он бровью.

Еще ни одна женщина не говорила ему таких слов. И до армии он романы с девушками не крутил, и после ничего не получалось. Его шрам отпугивал женщин, одна только Юля могла относиться к нему терпимо. И та, в конце концов, сбежала… А Ирину его шрам не беспокоил, она смотрела на Клима без всякого отвращения. И взгляд у нее заигрывающий.

– А я чувствую… – сказала она. – И деньги это чувствуют. На сельском хозяйстве много не заработаешь, а тебе это удается. А почему? Да потому… Я тебя не утомила?

– Нет.

– Конкретный ты мужик, Клим: «да», «нет» и без всяких «ну»… Я вот подумала, почему бы нам с тобой не поднять совместный проект. Мукомольно-фасовочный завод, например. Ты будешь производить, я торговать…

– Это серьезное дело, – задумался Клим.

– А я к тебе с бухты-барахты приехала, какой тут серьезный разговор? Все правильно, так дела не делаются… Маюсь я без Димки, потому и приехала. И чувствую, что не зря… А серьезный разговор мы на потом отложим. И обязательно поговорим… Ну все, пойду я! Проводишь?

Ирина сама взяла его под руку и на какое-то мгновение прижалась грудью к его плечу. И, похоже, прижалась нарочно, как будто для того, чтобы ощутить силу и крепость его мужского тела. Но больше она ему знаков внимания не оказывала. Он проводил ее до машины, а она, уезжая, даже забыла попрощаться с ним. Или только сделала вид, что забыла.

Квартира Юле нравилась. Окраина Москвы, вид из окна не очень – огромные, фонтанирующие темным дымом трубы, однотипные серые многоэтажки. И квартирка однокомнатная. Но чертовски уютная. Хороший ремонт, приличная кухня и огромная кровать. На улице холодно и пасмурно, а дома тепло и светло. А в кровати самый настоящий рай, в котором она чувствовала себя Евой, а Дима – Адамом. И одежду они не носили.

Утром они до десяти валялись в постели, потом завтракали, Юля мыла посуду и убиралась, а Дима уходил в магазин. Потом она готовила обед, они кушали, после чего ныряли в постель до самого вечера. Это было самое настоящее сумасшествие.

Но секс – это что-то эфемерное, фундамент под жизнь на нем не возведешь. А Юле нужна была стабильность.

– Ты на работу когда устроишься? – спросила она.

– Да звоню, ищу… – Дима высоко поднял руку и с размаху опустил ее на газету с объявлениями, которая лежала на тумбочке.

– Может, плохо ищешь?

– Может, и плохо. Но я ищу хорошее. Так чтобы зарплата хорошая.

– И чтобы ничего не делать, – усмехнулась она.

– Ну почему же ничего не делать? Я в Подреченске как работал? Там все на мне держалось!..

– Семья на тебе держаться должна. Деньги заканчиваются, а работы нет. Как я Мишку сюда привезу?

– Скучаешь?

– А ты как думаешь?

Мишка снился ей каждую ночь. Сначала смеялся, когда тянул к ней ручки, а в последнее время только и делает, что плачет. Плохо ему без мамы.

– Ну, так, может, я тебя развеселю?

Дима навалился на нее, заставив почувствовать силу своего желания.

– Это несерьезно! – мотнула она головой.

– Зато не скучно!

Юля закрыла глаза, ощущая прилив радостного настроения. Что ни говори, а есть своя, особенная прелесть в этом сумасшествии…

Снег лег на поля тонким ровным покрывалом. На этот год полевой сезон окончен, кто устал – может отдыхать. Но какой отдых, когда техники полон двор – трактора, комбайны, грузовики? Новых машин практически нет, в основном – старье, которое нуждается в постоянном ремонте. Телегу-то готовят зимой.

Специалистов у Клима хватало, но и сам он не сидел сложа руки. Снег, холод, а теплых боксов для техники у него пока что нет, но ничего, он и на открытом воздухе неплохо справляется с работой. Сняли мотор, разобрали его, поменяли два изношенных поршня. Собрать обратно этот «конструктор» – дело непростое, но Клим точно знал, что к вечеру все будет сделано.

– Клим Александрович!

Он оглянулся на голос и увидел Ирину. Она стояла у ворот в светлой шубке, в темно-серых сапогах на высоком каблуке. Волосы распущены, глаза накрашены, на губах сочная блестящая помада. И в глазах игривый блеск.

Клим угрюмо улыбнулся, взял тряпку, вытер руки, неспешно направился к Тимьяновой. Слишком уж она важный гость, чтобы отказать ей во внимании.

Полтора месяца прошло с их первой встречи.

– Здравствуйте, Ирина Павловна.

– Ну, зачем же так официально? – кокетливо обиделась она.

– Извини.

– Ну вот, уже лучше…

Она взяла Клима под руку и задала ему направление. Он отвел ее в свой кабинет. Печи в здании топились постоянно, поэтому там было тепло. И чайник он включил. И шубу снять помог. А еще фигуру ее оценил. Похудела Ирина, пока они не виделись. Заметно похудела. Платье на ней плотно сидит, талия хорошо просматривается. Талия с переходом на плотные упругие бедра. В самом соку женщина. Зимняя вишня. В коньяке… Коньячком от нее и попахивало.

– Может, чего покрепче? – спросила она.

– Я человек простой. – Клим достал из тумбочки бутылку сливовой водки.

Глаша гнала первоклассный самогон и очищала его до прозрачности слезы ребенка. Для своих она делала отличную водку, только вряд ли Ирина это оценит. Тем более что она уже коньячка на грудь приняла.

– Да я тоже не из дворян, – усмехнулась она. – Мы с тобой из одной грязи, Клим.

Она лихо опрокинула стопку, даже не поморщилась. И кусочком сала закусить не побрезговала. Клим тоже выпил, но закусывать не стал.

– Ключница водку делала?

– Учетчица, – улыбнулся Клим. – Что, не очень?

– Да нет, вроде ничего. – Ирина провела пальцами вдоль пищевода.

Один палец будто случайно ненадолго застрял в ложбинке между ее полубюстьями.

– Я ведь тоже, как ты, вся в работе. То одно, то другое. Третье в голове, четвертое в мыле… Иногда так выпить хочется. А не с кем… Подруг у меня нет. Были, да сплыли. Я, оказывается, их всех обворовала. Ты же знаешь, как у нас, если есть деньги, значит, украл.

Клим кивнул. Увы, но его упрекали в том же самом. Оказывается, его люди могли получать в два-три раза больше, чем другие, а раз такого нет, значит, он их обворовывает. И кулаком за глаза называли, и мироедом. Все было. И есть. И будет.

– Ты меня понимаешь. И я тебя понимаю. Как нам не выпить?.. Или не понимаешь ты меня? – спросила она, пытливо глядя на фермера.

– И понимаю. И уважаю.

– А почему не приехал ко мне? Найти меня нетрудно. Посидели бы, поговорили. Помнишь, я про мукомольный завод тебе говорила?

– Как же не помню, очень хорошее дело. Только рано еще. Это ж какой урожай нужен, чтобы на завод хватило?

– Ну, заводы разные бывают – от мини до гигантов… И зерно можно у других закупать. Конечный продукт в этом деле дает высокую добавочную стоимость, будет выгодно… Знаешь, что-то не хочется о делах. Давай лучше выпьем.

Клим догадывался, каким может быть продолжение этого банкета, но Ирину не отговаривал. Они выпили, кое-как закусили.

– Что там про Юлю слышно? – спросила она.

– Слышно, – угрюмо буркнул Клим.

– Что слышно?

– Звонила. Сказала, что у нее все хорошо.

Юля звонила своей бабушке недели две назад. С ней поговорила, а с Климом – нет. Или не хотела, или боялась, а может, и то и другое.

– С кем хорошо? – язвительно усмехнулась Ирина.

– Ты знаешь, с кем.

– О сыне хоть спросила?

– Забрать хочет.

– Отдашь?

Клим наклонил голову, нахмурив брови. Он уже принял решение и не отступится от него. Юлю он простит и примет обратно без долгих разговоров, а сына ей не отдаст. Пусть Мишка и не родная кровь, но любит он его. И еще Мишка – живое напоминание о Юле, которую он никогда не перестанет любить и боготворить.

– И правильно сделаешь… А давай за нас выпьем!.. Они думают, что бросили нас. Думают, что мы пропадем… А мы не пропадем!

Они выпили, Клим слегка захмелел.

– А поехали куда-нибудь! – предложила Ирина.

– Куда? – Он с подозрением глянул на нее.

Коня на скаку легче остановить, чем бабу, которую понесло.

– А в кабак!

– Не люблю я это дело, – качнул головой Клим.

– Стесняешься?.. – Ирина провела пальцем по своей щеке, обращая внимание на его шрам. – А зря. Шрамы украшают мужчину.

– Смотря какие шрамы…

– Не знаю, мне нравится… – совершенно серьезно, хотя и с игривой интонацией, сказала она.

Только почему-то после этого достала из пачки сигарету, закурила.

– На самом деле не все так плохо, как ты думаешь, – сказала она. – Просто ты, как тот медведь, который дальше своего леса не видит. А если бы ты видел, то знал, что можно сделать пластическую операцию. Как новенький будешь.

– Пластическую операцию? – Клим приоткрыл рот, глядя на Ирину.

Он слышал про пластические операции, про изменение внешности, но на себя почему-то это не примерял. А зря. Деньги у него есть, время найдется – целая зима впереди.

– Ну, так что, едем? – спросила Ирина.

Она еще не окосела, но взгляд уже осоловел. И в голову, похоже, ударило.

Клим качнул головой. Он же сказал, что не хочет в ресторан.

– Ко мне поедем… Я тебя к операции подготовлю, – пьяно улыбнулась она.

Клим вскинул брови:

– Заплесневел ты, мужик, без бабы. Коркой покрылся. Отдирать эту корку надо вместе с твоей толстой кожей… Знаешь, какая у меня баня!

– Ни к чему это.

– Это ты сейчас так говоришь…

Он и понять не успел, как Ирина оказалась у него на коленях. Обняв Клима за шею, она грудью прижалась к его лицу. И заерзала задом в поисках точки соприкосновения.

Клим не должен был ее отталкивать. Во-первых, они товарищи по несчастью, во-вторых, баба она – хоть куда… И в-третьих, и в-четвертых, и в-пятых – все говорило в пользу их отношений. Но все-таки он оттолкнул Ирину.

От возмущения она даже протрезвела.

– Ну, ты и осел!

Клим кивнул, соглашаясь с ней. Да, он осел, но по-другому не может. Слишком уж сильно он любит Юлю, чтобы быть с кем-то. И не важно, имеет он право изменить ей или нет. Не в измене дело, а в чувствах, которые делают Юлю единственной…

Ирина оделась, подпоясалась, открыла дверь.

– Ты об этом еще пожалеешь, – пригрозила она.

За окнами метель, слышно, как завывает ветер, но там – жизнь. Там люди ходят на работу, воспитывают детей, живут сложной, но полноценной жизнью. А Дима все лежит на спине. Он занят: он ищет работу. Только газета у него какая-то странная. Вернее, журнал. Глянцевый. С картинками. Журнал «Гриф».

Юля легла рядом, взяла журнал, глянула на красотку с вьющимися белокурыми волосами. Она лежала на роскошном диване в одних стрингах, но грудь ее при этом была прикрыта рукой. А волоокая брюнетка на следующем снимке и вовсе была в купальнике. А как они обе здорово смотрелись! Более того, они жили на этих снимках своей жизнью, наслаждаясь вниманием тех, кто смотрел на них. И это была красивая, можно даже сказать, бурная жизнь, причем без всякого секса. И это в то время, как с Димой Юля вытворяла такое, от чего порой чувствовала себя самой настоящей шлюхой. А как она еще могла себя чувствовать, если муж и сын где-то там, а она здесь, в замкнутом пространстве сомнительных удовольствий?..

– Это ты так работу ищешь? – спросила она, отбрасывая в сторону журнал.

Ей стабильность нужна, а он ее завтраками кормит. И сексом.

– Да я уже нашел. – Дима зевнул в кулак.

– Впервые слышу.

– Завтра бомбить пойду.

– Что делать?

– Таксовать. Машина есть, город узнаю…

– И много ты так заработаешь?

– Все, что заработаю, наше.

– Ну, посмотрим, – пожала плечами Юля.

Она почему-то думала, что Дима начнет свой бизнес – откроет ларек где-нибудь у станции метро; начнет с малого, перейдет на большее. И еще он хотел заняться строительством; можно было сколотить бригаду маляров-отделочников и заняться ремонтом квартир. Но дальше прожектов дело не пошло. Это ведь бегать нужно, суетиться, и все по собственной инициативе. Ирина Павловна над душой стоять не будет, денег и ценных указаний от нее не дождешься. А к самостоятельной работе Дима не приучен.

Как же он тогда таксовать будет? Там же без инициативы никак… Или тут все от ситуации зависит. Где проголосовали, там и остановился, там и пассажира подобрал… Может, Диме повезет. Может, через несколько лет у него свой автопарк будет?.. Хотела бы Юля на это надеяться.