Глава четырнадцатая

Из-за малого остатка топлива пара «Ми-24» производить посадку в Таифе не стала. На небольшой скорости она продолжила полет в сторону российской авиационной базы.

«Ми-17» зашел с прямой и с ходу выполнил посадку на подготовленную площадку у окраины селения – поблизости от тех домов, где квартировал батальон майора Бадара. Встречать его вышло все местное командование во главе с полковником Маргимом Хасани.

Снайперы помогли выгрузить из кабины бывших пленников. Затем тепло попрощались с лейтенантом Кармазом, его товарищами и спасенными сирийскими разведчиками. Бадар с Хасани трясли их руки, благодарили и настойчиво предлагали задержаться до утра в Таифе – дескать, молодой барашек уже ждет своей участи, а завтра утром их доставят в Хмеймим.

Снайперы вежливо отказывались. Да и командир экипажа, высунувшись из открытого блистера, покрикивал:

– Погнали, парни, погнали! От керосина в баках только запах остался!

Группа вновь разместилась в грузовой кабине, закрыв дверь, «бортач» нырнул на свое место, «вертушка» без промедления взмыла в воздух и, набрав приличную скорость, понеслась догонять прикрывающую пару…

– Ну, докладывай, как ты оказался на этой скале? – спросил Павел у Суслова.

– Да, расскажите, товарищ подполковник. А то мы уж грешным делом не чаяли вас увидеть, – поддержали его снайперы.

Суслов вздохнул и начал рассказ:

– Простившись с вашей группой, выбрались с сирийским водителем на внедорожниках из оврага – он впереди, я за ним. Его, кстати, зовут Омар. Неплохой парень: смышленый, смелый, надежный. Едем по нашим же следам в сторону Таифа, настроение отличное – вас без приключений доставили до Джадина, дорога пуста, вокруг ни души. До батальона Бадара чуть больше сотни верст – полтора часа пути, и мы на месте. Так вот, едем мы, значит, едем… Остается километров сорок. Впереди нарисовалась горная гряда.

– С который мы вас сняли? – уточнил Андреев.

– Именно. Подъезжаем к ее северной оконечности. Гряда по левую сторону, и, чтобы ее обогнуть, надо вдоль всю проехать и уж потом повернуть на Таиф.

– Да, я это запомнил.

– Понятно, что запомнил – к Джадину тоже мимо неслись, только она по правую руку была. Примерно посередине гряды высилась самая высокая горушка. Там нас и накрыло.

– В каком смысле? – не понял прапорщик.

– На засаду нарвались. Перед машиной Омара бухнуло два взрыва, она пошла юзом и сразу перевернулась: оборота три сделала и встала колесами кверху. Я крутанул резко в сторону, и это меня спасло – несколько пуль попало в двигатель и в правое пассажирское сиденье. Движок сразу заглох и загорелся. В общем, выползли мы с Омаром из наших бесполезных внедорожников, подобрали оружие и бегом в сторону ближайшего ущелья. Искать в машине мой ранец со всем содержимым – тупо не было времени. Так я лишился спутниковой станции, нормальной рации, навигатора, медикаментов и «сухпайка». Осталось при нас негусто: мой штатный пистолет, два автомата, полтора десятка запасных магазинов, два сигнальных патрона, две гранаты у Омара, да вот эта рация с двумя аккумуляторами, – тронул он торчащую из нагрудного кармана антенну такого же миниатюрного приемопередатчика, какие были в карманах у снайперов.

– Засек, откуда стреляли? – спросил Суров.

– С «зеленки», что была справа. Позиция боевиков находилась довольно близко, и я до сих пор поражаюсь, как они нас не положили, когда мы с Омаром бежали к ущелью.

– Конечно, они были недалеко, раз забросали гранатами первую машину, – согласился капитан. – И как же вы ушли от «духов»?

– Следующий этап у меня перемешался в голове, – продолжал повествование Суслов. – Пробирались по ущелью – то карабкались вверх, то сползали вниз. Периодически останавливались, отстреливались от погони, экономя патроны. Потом взбирались по какой-то круче. Грунт, похожий на песок, осыпался, рядом шипели и шлепали пули… Кое-как выбрались к подножию скалы. Там поначалу нормально было, спокойно – отдышались, осмыслили свое положение. Думали, все, отстали от нас бородатые «духи». Но где там! Это было только начало…

Павел поглядывал на осунувшееся лицо Михаила и невольно поражался тому, сколько ему выпало пережить за тот короткий срок, пока он с подчиненными выполнял свою миссию в каких-то восьмидесяти километрах от той гряды. Так ведь часто бывает: ты занимаешься определенной проблемой и считаешь ее самой сложной, самой значимой и важной. А потом оказывается, что рядом твои товарищи справляются едва ли не с более сложными задачами.

– …Только мы успели прийти в себя – чуть ниже снова появляются «духи»… – Прервав рассказ, подполковник глянул на снайперов: – Парни, дайте сигарету.

Женька тут же протянул открытую пачку, Валера щелкнул зажигалкой. Суслов прикурил, жадно затянулся раз, другой, третий, затем снова заговорил:

– Мы опустошили по магазину и рванули выше. Омар и так получил легкую контузию, когда рядом с машинами рвались гранаты, так при подъеме на скалу еще зацепило пулей левый бок. Какое-то время пришлось тащить его вверх. Потом от усталости у меня потемнело в глазах, а голова перестала соображать – плохо помню, как мы карабкались по крутому склону, как нашли «террасу», как отстреливались. Мозги заработали на полную катушку, когда Омар стал терять сознание. Тут уж пришлось мобилизовать оставшиеся силы, взять себя в руки и покрутиться. Вколол ему обезболивающее с антибиотиком, обработал рану, перевязал – благо минимальный набор перевязочного материала и препаратов в шприц-тюбиках я всегда таскаю в нарукавном кармане. В общем, какое-то время воевать с бандитами пришлось одному. Как стемнело, наступил перерыв.

– Да, боевики по ночам воевать не любят, – усмехнулся Грид.

– И, слава богу, – кивнул Михаил. – Это дало нам возможность расслабиться, отдохнуть и прийти в себя. Омар понемногу оклемался. Я подсчитал боеприпасы – их осталось по три магазина на брата и одна граната. Первую мы пустили в ход, когда «духи» нагоняли нас в ущелье. Плюс мой пистолет с тремя магазинами. Только проку в горах от пистолетов – сами знаете. Разве что орлов отгонять да перед голодной смертью застрелиться.

– А что же утром? – спросил Женька.

– Как только взошло солнце, бородатые опять предприняли попытку подняться к нашему уступу. Мы ответили одиночными выстрелами и очень удачно использовали последнюю гранату. Ее подрывом уничтожили троих и устроили небольшой камнепад, который здорово охладил пыл наступавших.

– Сколько же их всего было? – поинтересовался Андреев.

– Поначалу нас преследовало человек двадцать пять. Под конец схватки оставалось не менее пятнадцати.

– Ясно. И что же дальше?

– Дальше мы тупо экономили патроны. Надежд на спасение практически не оставалось, поэтому огонь вели одиночными, тщательно прицеливаясь. Признаться, нам повезло – «духи» не знали, что гранат у нас больше нет, и штурмовать «террасу» боялись. Сидели за булыжниками и постреливали вверх. Такая позиционная тактика большой пользы им не приносила. Вот разве что ухо мне прострелили. – Суслов показал заклеенную окровавленным пластырем мочку уха.

– Измором хотели взять, – уверенно резюмировал прапорщик. – Ждали, когда у вас закончатся боеприпасы. Тогда бы и нагрянули на «террасу».

– Да, Валерий, наверное, так и было. А ваше появление – сродни счастливой случайности. Возьми пилоты «вертушек» на пару километров в сторону, и не дотянулась бы до тебя моя слабая радиостанция, – хлопнул Михаил по плечу Павла.

– Это действительно было чудо, – с улыбкой согласился тот. – Знаешь, я ведь поначалу думал, что кто-то балуется, и не хотел отвечать…

Звено вертолетов на крейсерской скорости следовало на юго-запад. До российской базы оставалось лететь минут пятнадцать-двадцать.

Рассказав историю своих приключений, Миша Суслов умолк и, прислонившись к обшивке, дремал. Снайперы его не беспокоили – пусть отдыхает после стольких передряг и приключений.

Прапорщик вынул из кармана заветную плоскую фляжку и молча подал командиру. Тот принял ее, сделал глоток и передал Евгению. Валера выпил последним. Это была своего рода традиция – во время возвращения с трудной операции отмечать удачный финал парой глотков крепкого алкоголя.

Потом промеж двух закадычных друзей потекла беседа. В спокойные часы бытия они всегда что-то обсуждали, всегда о чем-то спорили…

Андреев давно привык к их диспутам и редко вникал в суть. Слова и фразы друзей почти всегда звучали фоном к его собственным размышлениям.

«Очередная боевая задача выполнена, – поглядывал он в иллюминатор на сирийские пейзажи, которые по мере приближения к Средиземному морю становились веселее и разнообразнее. – Без потерь, к сожалению, не обошлось – два сирийских спецназовца погибли, еще один получил ранение. Валеру слегка зацепило. Да и Суслов едва не сгинул – слава богу, все обошлось. Но войны без потерь, как известно, не бывает. Приходится с этим считаться. Главная цель достигнута – шестеро приговоренных к смерти сирийских разведчиков спасены и доставлены в расположение батальона майора Бадара».

Капитан вздохнул и прислушался к диалогу…

Кажется, Валера преподавал урок нравственности.

– …Пить надо меньше, Женя, и будет тебе счастье! – уверенно продекламировал он.

– Если хочешь знать, то пьяный я – куда более коммуникабельный и легко общаюсь даже с незнакомыми людьми. Ты же сам неоднократно видел! – сопротивлялся Евгений.

– Точно. Видел я твою коммуникабельность. Хватать людей за физиономию и говорить: «Слушай сюда, падла!» – это, Женя, не коммуникабельность…

«Опять сцепились в словесной перепалке, – поморщился Павел. – Интересно, их отношения когда-нибудь перейдут в фазу взаимной терпимости? Или это из области фантастики?..»

Те продолжали спорить. Причем темы их споров менялись с невообразимой скоростью. Минуту назад обсуждали реформу образования, потом перешли на межличностные отношения и вот уже говорят о международной политике. А еще через минуту начнут обмусоливать Женькиных подружек.

И точно.

– …Да какой из меня донжуан? – смеялся в ответ на очередной выпад друга старлей.

– А кто ж ты? Самый настоящий донжуан, если каждый вторник баб меняешь!

– Не, настоящих ты как раз-то и не видел. Хочешь, расскажу про настоящего Казанову?

Прапорщик недоверчиво взирал на друга, словно тот, являясь преступником, намеревался оболгать невинного человека, наконец нехотя согласился:

– Ну, попробуй.

Предвкушая будущий эффект, Суров начал:

– Жил в нашей коммунальной квартирке в моей глубокой юности сосед по имени дед Семен. Вот это был бабник с большой буквы «Б». Всем бабникам – бабник! Всю сознательную жизнь употреблял внутрь горюче-смазочные материалы различной степени очистки и октанового содержания. Смотрел я на него, и душа пела. Старый – лет под семьдесят, сутулый, лысый, конопатый. Сидел обычно на кухне в майке и в рваных носках и, обдавая меня перегаром, рассказывал об исконном, былинном, богатырском. А с тетками общался – словно у него вечный гон. Постоянно вокруг него терлись заплаканные и несчастные женщины. Причем не его возраста, а прилично моложе.

– Чем же он их брал? – недоумевал Грид.

– Старик умел делать две вещи: грамотно снять бабу и рассмешить ее до слез.

– Всего-то?!

– Да. И, представь, этот принцип работал как автомат Калашникова. А мне до деда Семена в обеих дисциплинах – как нашим профессиональным футболистам до любителей из Исландии. Максимум, на что я способен, – сляпать примитивную «двухходовку» или учинить дешевую клоунаду.

– Ладно, не прибедняйся, – примирительно ухмылялся Валера. – Ты у нас тоже далеко не мальчик. Наслышан я о твоих «двухходовых» похождениях.

– Ха! Вы посмотрите на него – он о чем-то там наслышан! Вот послушай, как я однажды домогался до одной развесистой дамы в возрасте. Хочешь, расскажу?

– Опять пошлятина?

– Как раз наоборот.

– Тогда валяй!

– Представь: дама в возрасте. Ну, как в возрасте – лет тридцати. Это я раньше тридцатилетних женщин считал бабушками, а сейчас – вполне себе подходящий материал, и я готов перед ними извиниться. Так вот… Красивая была барышня. Очень красивая! Только рот большой.

– Как у известной певицы?

– Ну, зачем ты так жестоко о моих идеалах?! Раза в четыре меньше. В общем, познакомились; долго и красиво ее обхаживал: дарил подарки, говорил комплименты, водил по кино-кафе-ресторанам… А она ни в какую. Не ее я типаж, и все тут. Едим, пьем, танцуем, шляемся и ржем вместе, а в партер – никак. Брал ее измором. Наконец дамочка млеет и находится в одном шаге от постели. Вдруг в последний момент включает заднюю передачу и признается, что спит исключительно с голубоглазыми блондинами. Принципиально. Представляешь?

– Нет, – честно хлопал выцветшими ресницами прапорщик.

– Я брюнет, и глаза у меня темные, – распалялся Женька. – То есть пролетаю мимо кассы, блестя мужественной слезой, – чего непонятного?

– А-а… Неужели так и не поимел?

– Один раз, и тот во сне.

– Вот те раз!

– Вот те два. А ты говоришь, Казанова…

Спустя несколько минут три вертолета вошли в зону военного аэродрома, выполнили несколько разворотов, снизились и друг за другом произвели посадку. Зарулив на стоянку, выключили двигатели.

– Приехали, – спрыгнул на бетон Андреев.

Закинув на плечо автомат, он принял от товарищей три ранца и помог спуститься Суслову.

К «Ми-17» быстрым шагом шли офицеры, среди которых капитан узнал генерала Грубанова, начальника штаба Королева и командира авиагруппы Орлова.

Те спешили поздравить группу снайперов с успешным выполнением сложного задания. Но, внезапно узнав живого и здорового Суслова, на миг опешили и даже сбавили скорость.

– Миша?! – первым пришел в себя командир базы и, подобно огромному медведю, заграбастал подполковника в объятия.

– Я, товарищ генерал.

– А мы уж и не чаяли…

Встреча получилась радостной и оживленной. Подходившие офицеры трясли руки снайперам, обнимали чудом спасшегося начальника разведки; говорили теплые слова.

Когда отгремели поздравления, генерал отправил снайперов и Суслова на обед в летную столовую.

– Идите, ребята, подкрепитесь, – сказал он. – Небось, со вчерашнего дня не ели.

– И то правда, – прогудел в ответ прапорщик, – не помешает порадовать желудки горячей пищей.

– Вот и ладненько. Я уже распорядился, чтобы вас как следует покормили. Потом в жилой модуль и отдыхать. А ты, Миша, зайди в штаб и максимально подробно заполни донесение: как, почему, когда и за каким хреном. Мы же доложили в Москву о твоем «безвременном» исчезновении. Так что теперь «бумага дело ведет».

– Напишу, товарищ генерал.

– Виктор Алексеевич, полковник Подгорный на связь не выходил? – поинтересовался капитан. – Я к тому, что отдохнуть нам лучше на Большой земле.

– Час назад с ним разговаривал, когда в Москве стало известно об освобождении сирийских пленников…

Павел надеялся услышать приятную новость – дескать, передохнете часок-другой или, в крайнем случае, до утра и в путь-дорогу. Но не тут-то было.

– В общем, приказал он вам остаться пока у нас на базе, – проинформировал генерал-майор.

– На базе? – растерянно переспросил Андреев. – А зачем, не сказал?

– Нет. Обещал связаться с тобой и объяснить ситуацию. По-моему, он намерен поручить твоей группе еще какое-то задание. Но я не в курсе и фантазировать не буду.

«Еще одно задание… – вздыхая, повторял Павел слова генерала по дороге в столовую. – Что-то зачастил Артем Николаевич со своими срочными заданиями. Хоть бы недельку давал на передышку. То отстрел неадекватов в Климовске, то командировка сюда для спасения из плена сирийских разведчиков. И вот опять мутная перспектива поползать по горам и ущельям. Может, ошибка какая?..»

Обедом их накормили знатным. Горстка официанток в большой белой палатке суетились вокруг столика, за который уселись четверо мужчин, как молодые пчелки. Подскакивая с подносами к столику, они предлагали на выбор четыре первых блюда, три вторых, разнообразные закуски и пяток салатов. При этом улыбались, щебетали и покрывались пунцовым румянцем.

Руководила процессом заведующая столовой – тетя Даша, наверняка получившая личное указание генерала, ничто другое на ударную работу ее не подвигнет. Она вообще улыбалась только начальству, а с остальными вела себя холодно и без малейшей симпатии. Дарье Анатольевне около пятидесяти пяти. «Около» – скорее в плюс, чем в минус. У нее были выжженные в паклю белые светлые волосы. Лицо, густо замазанное румянами поверх тонального крема, что не скрывало глубоких морщин. Большие острые ногти, всегда покрытые густым бордовым лаком. И высокое худое тело, на которое она натягивала джинсы со стразами и кофточки с декольте, не подходящие к ее возрасту и маленькой обвисшей груди. Она постоянно сидела на диетах, всерьез полагая, что диета и употребляемый ею алкоголь – совместимы. И что худые руки под пергаментной кожей и костлявые коленки могут привлекать внимание настоящих мужчин.

Поели снайперы знатно, после чего попрощались с Михаилом и отбыли в свой модуль. Там первым делом приняли душ.

Душевая кабина в гостевом модуле – это один из самых приятных моментов в сирийской командировке. Водичка прохладная, течет стройно.

После помывки парни с превеликим удовольствием завалились спать.

Вечером Павла разбудил настойчивый стук в дверь.

Протерев глаза, он посмотрел на часы. Девять тридцать.

Отперев дверь, увидел сияющую улыбку Суслова.

– Все еще спите? – воскликнул тот. Подполковник был в свеженькой наглаженной форме, чисто выбрит. В руках держал два объемных пакета. – А я к вам в гости. Разрешается?

– Проходи, Миша. Извиняй, мы действительно разоспались. Если б не ты, то не встали бы до утра.

– Нормально. Я сам только час назад проснулся. После обеда кое-как написал отчет, дошел до модуля, рухнул на кровать и вырубился на семь часов.

– Немудрено – прошлой ночью поспать не довелось?

– Нет, конечно. Мы с Омаром почти не смыкали глаз, опасаясь, что на «террасу» поднимутся «духи»…

Посмеиваясь, он выставлял из пакетов на стол бутылки, одноразовую посуду; выкладывал закуску: колбасу, сыр, копченую рыбу, консервные банки…

Завидев такое дело, Грид с Суровым резко соскочили с кроватей и принялись помогать в подготовке банкета.

– Вот решил отблагодарить вас за спасение. Кстати, пригласил экипаж «Ми-17» – вы не против?

– Чего ж мы будем возражать? Мы этим ребятам тоже обязаны, – прогудел прапорщик.

Суров же резонно заметил:

– Граждане, в таком случае предлагаю переместиться в комнату отдыха – там и места побольше, и столы можно составить, и телек фоном включить.

Так и поступили. Перетащили в конец коридора закуску с выпивкой, сдвинули два стола, поставили вокруг стулья. Включив телевизор, занялись сервировкой…

Вскоре подошел экипаж транспортного вертолета: командир, правый летчик и бортовой техник. Пилоты притащили еще целую сумку припасов и алкоголя. Только теперь снайперы получили возможность познакомиться с авиаторами и поблагодарить их за профессионализм.

Расселись, разлили.

Первый тост, как и положено, предложили озвучить старшему по званию – подполковнику Суслову.

– Хочу выразить огромную благодарность всем здесь присутствующим за мое спасение. Мое и сирийца Омара, – сказал он, поднимая наполненный водкой пластиковый стаканчик. – Спасибо снайперам за то, что услышали слабый сигнал моей простенькой радиостанции. Спасибо вертолетчикам за то, что не бросили и решили подхватить нас с «террасы». Мы видели – это было чертовски непросто. И все-таки вы справились. В общем, спасибо вам, мужики!

Он залпом выпил содержимое стаканчика. Все последовали его примеру.

Второй тост поднял командир экипажа «Ми-17» майор Анатолий Дорин. Встав со стаканчиком в огромной ладони, он произнес:

– Ребята, хочу выпить за всех нас. За наше боевое братство и то общее дело, которое мы здесь выполняем. Кто-то на земле, кто-то в воздухе, а парни в морской форме сейчас несут боевую службу на кораблях в Средиземном море близ сирийских берегов. Их здесь с нами нет, но уверен: они бы сейчас с радостью подняли стаканы. Где бы ни были и что бы ни делали – мы всегда останемся русскими.

Шумно поддержав тост, офицеры и прапорщики выпили.

За столом постепенно разошелся разговор. Поначалу обсуждали прошедшую операцию, потом темы менялись каждые две минуты.

Третью порцию алкоголя, по давней армейской традиции, выпили стоя, молча и не чокаясь. За тех, кого уже не было…

Из комнаты отдыха разошлись далеко за полночь. Прощаясь на крыльце гостевого модуля, снайперы обнялись с летчиками, обменялись адресами и номерами мобильных телефонов.

А все потому, что в душе Андреева, Сурова и Грида теплилась надежда на то, что никакого задания Подгорный больше не даст. Что завтра поутру или максимум к обеду дремавший на стоянке небольшой самолет оторвется от бетона ВПП и унесет их на родину.

Устранив беспорядок в комнате отдыха, они спокойно перекурили и ретировались в свой трехместный номер. Пора было вздремнуть – вдруг команда на вылет последует рано утром…

Однако сон не шел. Дикая усталость после продолжительного дневного отдыха притупилась, а сознание будоражили воспоминания о недавней операции. Оставив включенной единственную настольную лампу, снайперы лежали на кроватях, курили и болтали о том о сем…

– Я вот чего не понимаю, – вяло рассуждал Валера. – Президент недавно подписал указ, позволяющий лишать мандата за отсутствие депутата на работе в течение тридцати дней. Я поначалу не понял и обрадовался: наконец-то на них нашлась управа! А то, как ни покажут по «ящику» голосование, – пустой зал; десяток человек – по типу дежурных – бегают по рядам и голосуют за отсутствующих коллег. И тут вдруг до меня дошло: тридцать дней! Только после отсутствия на работе в течение месяца их, возможно, лишат мандата. В общем, долго кашлял, плевался и думал. Но так и не понял, кому нужны такие депутаты.

– Ну да, есть в этом что-то демоническое и сверхъестественное, – согласился Суров. – Знаешь, Валера, как сказал Шекспир в восемнадцатом сонете: «Нельзя жить в обществе и быть свободным от проблем этого долбаного общества».

– Так прям и сказал?

– Почти. А если серьезно, то мой батя, будучи главным инженером крупного предприятия, сам регулярно увольнял работяг, которые прогуляли смену. Всего одну смену, заметь. Отсутствовал восемь рабочих часов у станка – до свиданья! Ищи новую работу.

– Я тоже этого не понимаю, – подал голос Андреев. – В конце концов, существует Трудовой кодекс, четко определяющий, что является прогулом, с какого момента он исчисляется и что за него полагается. Тридцать дней отсутствия на работе! В голове не укладывается.

– Выходит, что на наших депутатов Трудовой кодекс не распространяется, – вернулась эстафетная палочка к Гриду. – Получая запредельные зарплаты, сидя в чистых офисах, живя в бесплатных квартирах, имея кучу преференций и льгот, они, по факту, ничего не производят. Вспомните, сколько эти «творцы» мурыжили закон о допустимом промилле за рулем! То можно выпить банку пива, то нельзя… При этом каждое из решений пытались обосновать с научной точки зрения.

– Да что вы понимаете?! – взвился старлей. – Они – великие люди и заслуживают такой жизни! Они изобрели лекарство от рака и СПИДа, спасли человечество от ядерной войны, создали вечный двигатель, научили людей получать энергию из вакуума, и это далеко не полный список их достижений. Так что – молчать, хомячки! И дружно перед ними преклоняться!

– Ну, а если серьезно, то я не понимаю – они что, не граждане России, что ли? – обиженно бубнил прапорщик. – Почему на них не распространяется действие федеральных законов? Может, мы реально живем в параллельных мирах?..

В половине третьего Павел вышел покурить. Внутри модуля постоянно работали кондиционеры, вентилируя и охлаждая воздух, и все же на улице дышалось легче. Он присел на лавочку внутри шестигранной деревянной беседки и, наслаждаясь табачком, посмотрел в звездное небо.

Погода была чудесная: спокойно, тепло, слабый солоноватый ветерок, дувший с моря, слегка трепал волосы. Странно, но этой ночью даже не беспокоили ревом авиационные двигатели. Да и спецмашины появлялись в поле зрения редко.

Делая последнюю затяжку, Павел подумал: «Как же в этой стране было хорошо, когда не грохотали танки, не гремели взрывы и не трещали автоматные очереди! И чего людям не хватает, чтобы жить в мире и согласии?..»

Вернувшись в номер, он снова лег на кровать и, пытаясь заснуть, отвернулся к стенке.

– …Меньше всего в жизни я хотел бы снова оказаться в школе. Самые отвратительные воспоминания связаны именно с ней, – развивая очередную тему, почти шепотом делился сокровенным Женька Суров.

– Это почему же? Обычно всякий человек хотел бы вернуться в детские годы. Да и учился ты, я слышал, неплохо, – заметил прапорщик.

– Учился я хорошо. Да не в этом дело.

– А в чем же тогда?

– Понимаешь, нигде ребенок не получает столько унижения, как в школе, – я убедился в этом на собственной шкуре. Унижение исходит и от тупых учителей, считающих себя «авторитетами в законе», и от дебилов-одноклассников.

– Что-то в нашей сельской школе я такого не припомню.

– Ты постарше – наверное, в ваше время было по-другому.

– Да, постарше, – со вздохом подтвердил Грид. – Иной раз думаешь: как летит время! А главное, зачем и куда?! Уж лучше бы остановилось, ей богу.

– У меня, Валера, до сих пор дома хранится рисунок на листочке в клеточку – как мог, изобразил классе в седьмом влюбленную парочку на пляже. Мускулистый чувак держит за руку деваху, он в плавках, она в купальнике. Ничего крамольного. Напротив, сплошная идиллия: светит солнце, плещутся волны, песочек, хижины с соломенными крышами, и парочка, глядящая вдаль. В будущее, так сказать.

– И что же?

– А то. Рисунок этот вернули моей матери в кабинете завуча с формулировкой: «Полюбуйтесь, какую порнографию на уроках изображает ваш сынок!» Я стоял рядом с мамой и был до предела возмущен несправедливостью. Ладно, если бы я кого-то избил, стекло кокнул или оскорбил учителя. А то просто нарисовал безобидную картинку, под которой реально не хватало подписи: «Пусть всегда будет солнце!» Моя мама – человек интеллигентный, умный и образованный – молчала. А жирная старая училка, отобравшая мой рисунок, из кожи лезла и брызгала слюной. Это вообще была такая сучка – ты представить себе не можешь! Скандальная стерва, с интеллектом гриба и внешностью деревянной лошадки, с манерой вести дискуссию «я права, а ты заткнись и обтекай» и с привычкой возмущаться любым действием оппонента в духе «да как ты смеешь молчать с таким выражением лица, сволочь?!». С ней старались не связываться, потому что, если человек дожил до полтинника, то перевоспитать его невозможно, а тратить на попытку полчаса своей единственной жизни никто не жаждал. Завуч – ее подружка – возникла в той ситуации не случайно, а потому, что я попытался защищаться, когда училка гнала волну за нарисованную «похабщину». Она меня и до этого с трудом переваривала, а тут такой великий повод!..

«И в моей первой школе в младших и средних классах случались похожие инциденты, – сквозь сон подумал Андреев. – Да… не повезло нам с Женькой с учителями…»

– …Дальше нервотрепка для родителей, угрозы педсоветом и прочие глупости, – продолжал тот. – Я много чего могу вспомнить «прекрасного» из своих школьных лет. Никогда потом такого не было – ни в серьезном спорте, ни в институте, ни в армейской службе.

– Ты, видать, потому и свалил в армию, чтобы педагогом не стать? – с иронией поинтересовался прапорщик.

– И поэтому в том числе. Знаешь, Валера, что я тебе скажу? В педагоги вообще идут не по призванию, а лишь по той причине, что пединститут – вуз, куда проще всего поступить. Кто туда идет? Девочки из сельских школ с не шибко сильными знаниями, и еще потому, что учитель в их местности – уважаемый человек. Это на подкорке у всех сельчан прошито. Генетическая память с позапрошлого века, когда деревня поголовно была безграмотна, кроме трех человек: попа, фельдшера и учителя.

– Согласен, было такое дело. И кто ж еще поступает в твой институт?

– На факультет физического воспитания идут спортсмены вроде меня. Единственный сильный факультет – иняз. Там действительно требуется знать языки.

– А пошто тебя та училка невзлюбила?

– Она русский и литературу преподавала, а грамотно выражать мысли не умела. И ошибки орфографические на доске делала. Я однажды ее поправил, а она с издевкой: «Ты еще словарь на урок принеси». Я принес, открыл нужную страницу и показал правильное написание того слова. Она заткнулась, но затаила злобу и при каждом удобном случае гнобила. В общем, рисунок тот я сохранил на память, чтобы показать его своим будущим детям. Показать и объяснить, что современные педагоги не могут быть для них абсолютными авторитетами. А современная школа – это только то, через что мы все просто вынуждены проходить.

– А что же сталось с той училкой?

– А чего ей сделается, если они там все такие были? Надеюсь, ее мучили кошмары, и она кармически расплатилась за крушение моих детских идеалов…

«Увы, вынужден полностью согласиться с Женькой, – проплыла последняя мысль, прежде чем Павел погрузился в сон. – Я, пожалуй, припомню лишь одного педагога от бога – учителя физики Слободу. Строгий был, но справедливый и невероятно образованный человек. Я и физику до сих пор помню только благодаря его педагогическому таланту…»

Утром группу не разбудили. Открыв глаза, Андреев сразу сощурился от яркого солнца, светившего в щель между оконных штор.

Нащупав на прикроватной тумбочке часы, он глянул на циферблат.

– Ого, половина десятого! – принял он сидячее положение. – Никто не побеспокоил. Никто не пригласил на завтрак. Что происходит?..

Друзья мирно посапывали на соседних кроватях. Сон – это как раз тот редкий случай, когда между ними не происходило словесных баталий, и вокруг царила заповедная тишина.

Прихватив полотенце и пакет с туалетными принадлежностями, Павел пошел в конец коридора, где имелись две душевые комнаты…

Спустя полчаса три снайпера, одетые в чистую камуфляжную форму, спустились по ступенькам крыльца гостевого модуля и направились в сторону столовой. Голод после вчерашнего застолья не мучил. Хотелось повидать кого-нибудь из начальства и расспросить о возвращении домой.

Столовая пустовала. Тети Даши поблизости не было, и поваров с официантками никто не гонял. Занят был лишь столик, за которым питались дежурные и дневальные. Да еще одна одинокая мужская фигура скучала за столиком у дальнего края палатки.

– Привет, Миша! – поздоровался Павел, присаживаясь рядом. – Как здоровье?

– Да вот, поправляю, – улыбнулся тот, потягивая из стакана крепкий чай. – Что-то ничего, кроме жидкости, не лезет.

– На-ка, глотни, – протянул прапорщик свою заветную фляжку.

– Думаешь, поможет?

– Не думаю – знаю.

Подполковник плеснул из фляжки в стакан, где еще оставалось немного чая, резко выдохнул и залпом опрокинул в себя «коктейль».

Подошедшая официантка с сожалением поведала, что завтрак закончился полчаса назад и припозднившимся гостям она может предложить лишь вареную курицу без гарнира, хлеб и тот же чай.

– Несите, – согласился Павел. И перевел взгляд на Суслова: – Кстати, Миша, ты ничего не слышал о нашем рейсе на Москву?

– Слышал, – кивнул он.

– Так выкладывай! Когда собираться?

– Думаю, не скоро. Звонил ваш шеф – полковник Подгорный – и велел вам оставаться на базе. Так что пока никакого рейса не ожидается.

– Шикарный розыгрыш! – присвистнул Суров. – Прям десять баллов из пяти!

– А чего нам тут делать-то? – дважды хлопнул ресницами прапорщик.

Вновь появившаяся официантка сгрузила с подноса три тарелки с курицей, тарелку с хлебом и три стакана чая.

Дождавшись ее ухода, подполковник тихо сказал:

– Кажется, московское начальство намерено подкинуть вам очередную работенку.

Андрееву страсть как хотелось разродиться парой этажей мата, но он тихо и с тоской в голосе спросил:

– Какую еще работенку?

– Этого я не знаю. Велено обеспечить вам хороший отдых и пару дней не беспокоить. Поэтому вас утром и будить не стали.

– Спасибо, благодетели. Еще пожрать бы принесли – так мы вообще ощутили бы себя в правительственном санатории.

– Это мы легко устроим, – криво улыбнулся Суслов. – Вечером доставим в комнату отдыха ужин под водочку, утром – туда же завтрак с крепким кофе.

– О задаче Подгорный ничего не сказал?

– Ничего. Ты же знаешь его лучше меня – будет молчать до последнего, а за пять минут огорошит.

– Это точно…

Михаил терпеливо ждал, пока помрачневшие снайперы без аппетита жевали курицу и запивали ее чаем. По-человечески ему было жаль ребят. Они прилетели сюда, имея строго определенную задачу. Качественно и без потерь ее выполнили, а вместо заслуженного отдыха на родине – неизвестность и томление в ожидании следующего приказа.

Внезапно ему в голову пришла идея.

– Парни, а хотите, я устрою вам баньку?! – предложил он. – С жарким парком, с веничками, с хорошим кваском?

– А что? – пожал плечами прапорщик, вставая из-за стола. – Я никогда не откажусь от русской бани.

– Да и я с удовольствием кости погрею, – поддержал старлей.

– Согласны, – подытожил Павел. – Во сколько подойти?

– Давайте к пяти. Пару часиков расслабиться нам хватит?

– Вполне.

– Вот и отлично. А после баньки сразу организуем ужин в вашем модуле.

– С водочкой?

– Ну, а как же без нее?! – хохотнул Суслов. – Баня без водки, что война без бранного словца…

В модуль возвращались в паршивом настроении.

Войдя в номер, Павел снял куртку, бросил ее на стул и уселся на кровать. В Москве он всегда мог бы найти себе занятие по душе, когда полковник Подгорный говорил: «Позагорай, Павел, пару дней, пока я накидаю планчик очередной операции».

А что делать здесь? До обеда пролеживать бока, а по вечерам лупить водку?

Нет, ему это определенно не нравилось.

Он хотел выругаться вслух, но лежащий на прикроватной тумбочке сотовый телефон вдруг издал тонкую трель, известив о принятом сообщении.

Кому он еще понадобился? Родственников и семьи нет, все друзья лежат по койкам в полутора метрах от него.

Андреев нехотя протянул руку, взял аппарат и оживил экран.

«Паша, привет! Я забыла вернуть комплект ключей от твоей квартиры. Маша», – прочитал он короткую эсэмэску.

С одной стороны, сообщение озадачило. Забыла, ну, и бог с ними.

С другой – обрадовало. Хоть кто-то о нем еще помнит. И не просто «кто-то», а красивая девушка и замечательный человек.

Он раздумывал над тем, стоит ли отвечать и о чем именно он мог бы написать в ответе. «Уж, по крайней мере, не о том, что я в очередной командировке», – вздохнул Павел, припоминая, как тяжело Мария переносила разлуки.

Телефон снова издал призывную трель.

Очнувшись от раздумий, капитан прочитал: «Я тут недалеко… Подумала, может быть, стоит занести тебе ключи, чтобы ты не ездил за ними через всю Москву?..»

Он улыбнулся. «Недалеко» – это Дамаск или Алеппо. Все остальное – запредельно».

Очередной сигнал о сообщении.

«Я у тебя. Когда ты вернешься? Я хотела бы с тобой поговорить. И просто увидеть. Обнять…»

Улыбка все шире и шире растягивала его губы. Позабыв обо всем на свете, в том числе и о решении полковника Подгорного оставить его группу в Сирии, Андреев упал на подушку и смотрел в экран телефона в ожидании очередного сообщения от Маши. От человека, которого так и не смог забыть.

«Пашенька, любимый! Я очень тебя жду, – прочитал он через минуту. – Возвращайся поскорее…»