Глава 5
Ночь пролетела, как вздох. Похмелье было суровым. Илья все вспомнил, и жалобный стон вырвался из пересохшего горла. Он брел на кухню, запинаясь о пороги. Оттуда доносились какие-то звуки. Там были люди, они могли ему помочь.
Кухня в доме была просторная, вполне современная, разделенная на несколько зон. Журчала вода в кране, позвякивала посуда.
Центральное отопление, канализация и водопровод в поселке отсутствовали, но много лет назад Илья с отцом протянули трубы от скважины, поставили насосы, котлы. В доме появились все необходимые удобства.
Понурая Анна Акимовна в переднике мыла посуду. Стройная женщина с челкой ловко орудовала кухонным полотенцем и расставляла все по местам. В этом доме она была не чужая.
Во дворе что-то гремело. Отец вытаскивал из сарая заплесневевшие мешки, инструменты. Он пытался занять себя хоть каким-то делом.
Илья взгромоздился за разделочный стол, дотянулся до кувшина с кипяченой водой и выпил весь. Ясность не приходила. Утро оказалось ни фига не мудренее вчерашнего ужасного вечера.
– Хорош, нечего сказать, – заявила женщина с челкой, покачала головой и сдержанно улыбнулась.
Мама повернула голову и вздохнула. За прошедшие сутки она не стала краше и румянее. Но на ногах стояла, делала дела.
Илья собрал последние силы, доковылял до матери, чмокнул в висок и потащился обратно за разделочную тумбу. Он машинально глянул в зеркало на стене, с которого спал край покрывала, и ужаснулся. Капитан не увидел ничего хорошего. Волосы дыбом, лицо опухшее. Надо же было так набраться.
– Правильно, посмотри правде в глаза, – пробормотала обладательница челки.
Илья снова поднялся, машинально пошарил по полкам, навесным шкафам, нашел засохшие бутерброды, не пользовавшиеся вчера успехом, извлек початую бутылку водки, стакан. Он выстроил все это на тумбе, тоскливо прошелся взглядом.
Мама снова вздохнула.
– Накатила грусть, – печально глядя ему в глаза, сказала молодая женщина. – Значит, надо выпить. Верно, Илья?
Он оторвал мутный взгляд от бутылки, устремил его на эту особу. Она была неплоха собой. Хорошая фигура, правильное лицо со скулами, меланхоличные светлые глаза. Кухонный фартук с подсолнухами сидел на ней очень неплохо.
Но ее укоризна не пошла впрок. Илья плеснул в стакан, выпил.
– Часто он так, Анна Акимовна? – Женщина повернулась к маме.
– Никогда, – прохрипел офицер спецназа, осторожно берясь за бутерброд.
– Илюша пьет очень мало, – тихо подтвердила мама. – Бывает, примет, но никогда не увлекается. Он серьезный человек.
– Я бы не советовала серьезному человеку есть этот бутерброд, – предупредила женщина.
Но Илья уже откусил и чуть не сломал зубы. Пищевое изделие засохло до состояния кирпича.
– Из твердых сортов пшеницы, понятно. – Илья неприязненно уставился на водку, поднялся и убрал бутылку в шкаф под одобрительные женские взгляды.
– Потерпи, Илюша, скоро будем завтракать, – сказала мама. – Хотя ты и раньше любил все таскать со стола.
– Мы знакомы, нет? – решился Илья на сакраментальный вопрос, глядя женщине в глаза.
Она вела себя сдержанно, но в глазах ее заиграл ироничный огонек.
– Ты что, не узнаешь Катюшу Ракитину? – изумилась мама. – Удивляешь, Илья. А она сидит и молчит как партизанка.
– Да, – согласилась Катя. – Мы с этим мужчиной даже сидели за одной партой. В последнем классе он иногда держал меня за руку и говорил приятные слова. Мы с ним часто гуляли вместе. Незадолго до первого выпускного экзамена Илья горячо меня поцеловал. Дело было вечером, мы возвращались от больного одноклассника. С тех пор это стало привычкой. Мы целовались везде, когда нас никто не видел. Однажды уединились на сеновале, но обошлось. Нет, не из-за того, что у Ильи включились тормоза. Просто мне стало страшно.
– Я ничего об этом не знаю, – удивленно заметила Анна Акимовна.
– Да, у нас с ним давние отношения.
– Ничего странного, мама, – сказал Илья. – У меня не было привычки докладывать вам о важных этапах моей жизни.
– А это был важный этап? – спросила Катя.
– Мне помнится, да, – задумчиво пробормотал Илья.
Включилась память о забытых днях, поволокла в глубины. Мог бы и сам вспомнить.
Катя наблюдала за ним с ироничной усмешкой, потом спохватилась, стала снимать фартук.
– Анна Акимовна, с посудой мы расправились, мне пора. Все будет хорошо. Не забывайте, что рядом с вами всегда близкие люди. – Она легонько обняла маму, погладила ее по спине, попутно бросила взгляд на растерянного Илью.
– Подожди, Катюша, как же так? – засуетилась мама. – А завтрак? Я сейчас приготовлю.
– Успокойтесь, Анна Акимовна, ничего не надо. Кормите своего богатыря. Ему сегодня крайне нужно что-то съесть. И больше не пить. Спиртное не поможет. У меня еще дела. Может быть, я вечером забегу. – Женщина кивнула и ушла.
Илье было слышно, как она во дворе прощается с Виктором Александровичем.
Подошел кот, стал тереться об ноги. Илья посадил его на колени, погладил. Мир теплей немножко, если рядом кошка. Тимофей чуть потерпел и вцепился Илье в палец. Ему пришлось отвесить наглецу затрещину и сбросить его на пол. Отметины на пальце наполнялись кровью.
– Красивая женщина, – сказала мама и покосилась на него.
– Да, ничего. – Илья смутился. – А где Сергей? – Он зачем-то повертел головой.
– Не знаю. – Мама вздохнула. – Думаю, Сергея у нас больше не будет. Зачем мы ему, если Насти нет? Может быть, приедет еще разок-другой, цветочек на могилку положит, да и все. – Глаза матери снова наполнились слезами.
Сын подошел к ней, обнял.
– Ладно. – Она испустила тягостный вздох, улыбнулась как-то неуверенно. – Мне кажется, Илюша, я еще не совсем отдаю себе отчет в том, что Насти больше нет и никогда не будет. Не пришло еще понимание. Все думаю, вот сейчас войдет. Боюсь представить, что будет, когда я это пойму.
Сыну нужно было срочно ее отвлечь от горьких дум.
– А что у нас с Катей? – поинтересовался он. – Почему она в Быстровке?
Мама улыбнулась сквозь слезы, достала платочек из фартука, высморкалась.
– Она тебе опять понравилась, я же вижу. Сколько лет прошло – тринадцать, четырнадцать? Я ведь помню, как вы дружили. Она уроки делала, ты всегда списывал у нее. Теперь понятно, почему отметки у тебя на выпускных экзаменах были, мягко говоря, не блестящие. Ты не собирался поступать в военное училище, подал документы в энергетический…
– И даже поступил, – сказал Илья. – Кто же знал, что эта энергетика – такая смертная скука. Вообще-то мы с Катей хотели вместе в Москву поехать.
– Но вмешался злой рок, – проговорила Анна Акимовна. – И Катя в этом не повинна. Ее родители крупно рассорились. Мама сразу после выпускного забрала Катю, уехала в Тюмень, там повторно вышла замуж, но вскоре овдовела. Катя поступила в аграрный, мыкалась по общежитиям, окончила, работала в каком-то сельскохозяйственном НИИ. С семейной жизнью у нее не сложилось, она развелась. – Мама невесело улыбнулась. – Копила на квартиру, в кризис все потеряла. У нее был ребенок, девочка с врожденным пороком сердца. Не смогли вылечить, умерла крошка. Пыталась осесть в Новосибирске, Красноярске, но всюду жизнь не складывалась. Умерла мать. Катя продала квартиру в Тюмени, еле рассчиталась с долгами. Восемь месяцев назад вернулась в Быстровку. Отец был плох, перенес инсульт, требовал ухода. Он ведь так и прожил тринадцать лет бобылем. Катюша в городе была, когда его опять тряхнуло. На этот раз так, что скончался Федор Поликарпович. Катя осталась в Быстровке, живет одна, отбивается от ухажеров, огородик возделывает.
– Ничего себе, досталось от жизни. – Илья покачал головой. – А ведь по ней и не скажешь.
– Да, прекрасно выглядит, веселая, но сломалось в ней что-то. Иногда это видно. Живет там же, где и раньше. У нас Трубная, девять, у нее – пятнадцать. Дружила с нашей Настей, часто о тебе спрашивала. Но мы же сами про тебя толком ничего не знаем, говорим, что в армии служишь, офицером.
– А почему я не знал, что она здесь? – недоумевал Илья.
– А когда ты приезжал последний раз, помнишь?
Илья смутился и спросил:
– Чем же она занимается? На что живет?
– Горничной работает. Тут не только деревня, но еще и целые поместья богатых людей. Ближайшее – за Багуринской рощей. Там и трудится горничной. Хозяин – серьезный банкир. У него семья, охрана, приезжает не часто, но бывает. Мужчина, по словам Кати, неприятный, но вроде не обижает, с зарплатой не обманывает. Иначе давно бы ушла. А так трудится, за порядком следит, хоромы в чистоте поддерживает. Двадцать пять тысяч он ей в месяц платит. Здесь ходьбы пятнадцать минут через рощу.
– В принципе неплохо. – Илья сделал неопределенный жест. – По деньгам, имею в виду.
– Неплохо? – Мама усмехнулась. – Для нашей глубинки это целое состояние, сынок. Люди по восемь тысяч получают и живут как-то. Многие еще и пьют с этих денег. Ладно, разговорились мы с тобой. Ты хоть зубы чистил? На могилку надо бы сходить. – Лицо матери снова потемнело. – Порядок навести, прибрать, подмести, подумать про оградку и памятник.
– Я все оплачу, ты не волнуйся, – быстро сказал Илья.
В тот же день после замеров и обсуждений он договорился про оградку и памятник с мастерами из соседних Сосенок. Они обещали сделать все через неделю. Илья сидел с матерью, работал в сарае с отцом, очищал подсобные строения от многолетнего хлама, вывозил его на свалку.
Виктор Александрович кусал губы, еле сдерживал слезы. Сыну приходилось отвлекать его глупыми разговорами, хотя у самого душа стонала. Казалось, брякнет сейчас калитка, вбежит Настя, веселая, с распущенными волосами, начнет тормошить. Мол, вы что такие, будто в воду опущенные?
Калитка иногда брякала, приходили люди, выражали соболезнования. Иные намекали на продолжение поминок, не прочь были выпить. С такими Илья держался твердо. Не свадьба, чтобы второй день праздновать! Оставьте нас в покое, и без вас тошно. Мужики уходили сконфуженные, что-то бурчали под нос.
– Зря ты так, Илюша, – сказал отец. – Люди же к нам по-доброму. Надо дать им выпить, поесть.
– Мы с тобой сами все выпьем и съедим, – огрызнулся Илья. – Прости, отец, может, я в чем-то не прав, но надо заканчивать с этими плакальщиками. Настя всегда останется с нами. Я не знал никого искреннее и чище. Не надо все усложнять и множить беду. Достаточно тех слез, которые мы ночью выливаем в подушку. Сегодня еще погорюем, а завтра надо браться за дело. Что мы еще не вывезли? Как твой «жигуль», живой? Может, дрова поколоть надо? Что у нас с рыбалкой? Такая плотва в Томке водилась – неужели вымерла вся? Предлагаю через пару дней взять с собой маму и махнуть с удочками на берег. Ты как?
Временами они оживали, потом опять угасали. Вечером выпили с отцом по маленькой, разговаривали до полуночи, перебирали старые альбомы. Мама рыдала. Муж и сын пытались ее успокоить, но не усердствовали. Ей нужно было выплакать все, что скопилось в душе.
Наступило новое утро. Илье снова было тягостно. Давили занавешенные зеркала, семейные фото. Он возился во дворе, колол дрова, потом решил отремонтировать покосившийся сарай. К ограде подходили люди, здоровались. Он мрачно кивал, выслушивал их.
К вечеру брякнула калитка, вошла она. Илья невольно заулыбался. Катерина – луч света в темном царстве. То ли Островский, то ли Тургенев, он хоть убей не помнил.
Женщина улыбнулась, хотела подставить щеку для поцелуя, но передумала. Мол, невелика птица.
Они поговорили пару минут ни о чем, просто приятные, ничего не значащие слова. Потом Катя отправилась в дом, выяснять, не нужно ли чего его родителям.
«Визит вежливости», – догадался Илья, разглядывая стройные ножки в узких джинсах.
Прежде чем исчезнуть в доме, Катя обернулась и одарила его мягкой улыбкой. Он смутился. Ведь раздет по пояс. Но ничего, мужчинам можно. Минут через двадцать она спустилась с крыльца с набитыми пакетами.
«Взяла у мамы постирать что-то», – смекнул Илья.
– Уже уходишь? – Он вбил в чурку топор и распрямился.
Природная стеснительность заставила его облачиться в футболку.
– Ухожу, Илюша. Так, на минутку забежала.
– Работаешь сегодня?
– К вечеру пойду. Надо остаться на ночь. В поместье Эдуарда Геннадьевича у меня каморка под лестницей. Он завтра гостей принимает, попросил поработать, обещал потом дать отгул. Приятно было увидеться, Илья. – Ее глаза внимательно разглядывали его.
– Провожу до дома? – выдавил он. – Можно?
Она опять задумалась, как-то странно посмотрела на него.
Что там говорят про историю, повторяющуюся дважды?
– Можно. – Катя пожала плечами. – Но тут далеко, целых два двора. Осилишь?
– Буду стараться. – Он отобрал у нее пакеты и первым зашагал к калитке, кожей чувствуя, как кто-то из родителей припал к окну и пристально смотрел вслед.
Илья благополучно довел Катю до ее старого дома, того же, что и тринадцать лет назад. На фоне облупленных стен наличники блестели какой-то ядовитой синей краской. Он критически обозрел забор.
– Ну, извини, – заявила Катя. – Что добыла, тем и красила.
– Миленько. – Илья улыбнулся. – Сама делала?
– Нет. – Она покачала головой. – Том Сойер помог. Витька Микульчин. Он слесарем на пилораме работает. Ухаживает за мной. Правда, безуспешно. А вот, кстати, и он. Хочешь, я вас познакомлю?
Илья обернулся, насупил брови.
По деревенской улице на велосипеде ехал здоровенный нескладный парень, усыпанный веснушками. Могучий интеллект на его физиономии читался аж за версту. Похоже, он направлялся к Кате, но обнаружил, что она не одна, дал по тормозам и презрительно поджал губы. Катя рассмеялась, помахала ему. Парень поколебался, развернул велосипед и без оглядки покатил обратно.
– Ревнивый, – прокомментировала женщина. – Правда, отходчивый, безобидный. Но липнет как банный лист. Улыбается, ходит по пятам, все спрашивает, чем можно помочь.
– А что, завидный жених, – оценил Илья.
– Тоже ревнуешь? – удивилась Катя. – Как интересно. Скажу тебе по секрету, Витя действительно не лучший кандидат в мужья. Куда уж ему до эрудированных, воспитанных, лучащихся тонкой иронией, сексуально привлекательных офицеров. Ладно, давай пакеты, пойду стирать. – Она отобрала у Ильи свой скарб, оценивающе смерила его взглядом. – Возвращайся домой. Ты там сейчас нужен. У тебя замечательные родители, Илюша, береги их.
– Погуляем когда-нибудь? – предложил он, набравшись храбрости.
– Давай, – согласилась Катя. – Но только когда? Сегодня я занята, завтра тоже. Сейчас мне нужно выспаться. В шесть вечера пойду на работу на целые сутки.
– Выходи на час раньше, – предложил Илья. – Погуляем по роще, провожу тебя до твоей ценной работы.
– Можно. – Катя пожала плечами и коленом открыла калитку. – Приходи в половине пятого. – Она задумалась.
Может, все же чмокнуть кавалера в щеку? Нет, не заслужил еще.
– Ну, пока.
В глубокой задумчивости он вернулся домой, постоял у калитки, разбираясь в новых ощущениях. Это было что-то странное, волнующее, отдающее пронзительной новизной. Вроде были знакомы, даже близки, насколько позволительно подросткам, а ведь смылось все из памяти, былое заслонила дальнейшая жизнь. Словно с другой женщиной познакомился, зрелой, набравшейся опыта, уставшей.
Ночью он вертелся на панцирной сетке. Ворох мыслей распирал череп. Темы в голове менялись, как картинки в калейдоскопе. Потеря близкого человека, ответственность за родителей, которые ворочались за стенкой, улыбчивый образ Кати, иногда затмевающий все прочие.
Еще откуда-то пришло беспокойство иного рода. Он гнал его от себя, но оно возвращалось и начинало раздражать. Все ли так ясно и понятно со смертью Насти, как пытаются представить сотрудники правоохранительных органов? Откуда такие сомнения? Интуиция.
Почему официальные лица так долго не сообщали родственникам о смерти Кати? Убийство произошло перед полуночью, а звонок был поздно утром. Телефон Насти раздавлен? Но есть паспорт, документы из больницы, которая находится в нескольких минутах от места происшествия. Почему не сразу отдали тело, если там все ясно? Какие дополнительные экспертизы? Чего ради сам исполняющий обязанности начальника ГИБДД господин Скворцов приехал в Быстровку и стал выражать соболезнования семье? Заняться больше нечем? Или чувствовал беспокойство, лично хотел проконтролировать ситуацию?
«Я обязательно должен выяснить, кому принадлежит угнанная машина, – решил Илья. – Нужно подключить свои связи в полиции, добиться рандеву с преступником, запертым в СИЗО. Возможно, версия полиции – горькая правда, но надо убедиться в этом. Время есть, отпуск только начался».
Но на следующий день приоритеты поменялись. Сидеть и тосковать было выше его сил. Он сам уже не мог это делать и родителям не желал.
В одиннадцать утра Илья выставил ультиматум – хватит мотать нервы, едем на рыбалку! Он забрасывал в машину удочки, прочие снасти, резиновые сапоги, репелленты, что-то съестное.
Он прекрасно знал все места на Томке, где неплохо клевала рыба. Через час Илья остановил машину на травянистом косогоре в красивом безлюдном месте. Под ногами журчала речка, густая трава сползала к берегу. На другой стороне простирался зеленый луг с коровами и стрижами.
Он носился как заведенный от машины и обратно. Расстелил покрывало, поставил матери складной стульчик, усадил ее, укутал пледом. Вырезал рогатины, распутал снасти, промыл ржавый садок.
– Червей забыли накопать, – вспомнил Виктор Александрович.
– Так копай, отец! – воскликнул Илья, простирая руку к близкому кустарнику. – Вот они, рядом!
Черви были жирные, упитанные, монстры какие-то.
Это место в двух верстах от Быстровки за рощей он помнил с детства. Сколько крючков было оставлено здесь, пива выпито и окуней вытащено!
Рыба клевала. Утонул поплавок, согнулась удочка, сверкнула позолотой спина упитанного окуня. Он сорвался с крючка и плюхнулся в воду в полуметре от берега.
– Лопух! – возбужденно выкрикнул отец, хватаясь за голову. – Кто же так подсекает! Ты нас без ужина оставишь!
В следующий момент такой же окунь сорвался у него. Мама засмеялась. Они не поверили своим ушам и дружно обернулись. Анна Акимовна смутилась, замолчала.
Дальше рыбалка пошла веселее. Они сумели выбросить на берег больше десятка окуней, а мелкую плотвичку отпускали. Пускай растет.
В следующие полчаса отец и сын вытянули еще несколько неплохих рыбин. Потом наступила передышка. Стих ветер. Поплавки застыли в заводи, как истуканы.
В тишине стала слышна работа автомобильного двигателя. По противоположной стороне речки тянулся проселок. На нем показался черный джип. Он величаво плыл по грунтовке, вдруг свернул, запрыгал через поле к воде и остановился перед обрывом, едва не подмяв его передними колесами.
Из машины выбрались двое мужчин в парусиновых брюках и спортивных пиджаках. Один брюнет, другой блондин. С равным успехом на них смотрелись бы и тренировочные костюмы с золотыми цепями. Под пиджаками что-то выразительно отдувалось. Но настроены эти двое были мирно, дружно зевнули, подошли к обрыву, закурили.
– Клюет? – поинтересовался брюнет.
Звуки по воде разносились идеально.
Илья приложил палец к губам, покосился на дремлющую маму.
Мужики переглянулись, но наглеть не стали. Блондин что-то тихо сказал напарнику, тот рассмеялся. Они отошли от обрыва, докурили, обозрели окрестности, обменялись парой слов и сели в машину. Джип отполз от обрыва и начал разворачиваться.
– Что это было? – поинтересовался Илья, невольно покосившись на маму, которая продолжала дремать.
– А хрен его знает. – Отец пожал плечами. – Частная охрана, надо полагать. Бандиты, по ним же видно. Окультуренные, без нужды не наезжающие, но все равно.
– Со стволами под пиджаками, – заявил Илья. – Кого они охраняют-то?
– Да здесь полно таких персонажей, – сказал отец. – Два мира существуют и почти не пересекаются – их и наш. За рощей на северо-восток от Быстровки места уж больно благодатные. Озера, рощи, луга. Берега Томки там очень живописные. Еще в начале двухтысячных эту землю забирали всеми правдами и кривдами. Взятки раздавали, гектарами оттяпывали угодья. Сколько народу из-за этого поубивали! А еще талдычат во всех телевизорах, что мы живем в правовом государстве.
– В нем и живем, – пробормотал Илья. – Просто у одних прав больше, у других меньше. Неизвестно, кому принадлежит землица-то?
– Да бес их знает, – заявил отец. – Чиновники, спекулянты, которых сейчас предпринимателями называют. Олигархи местного пошиба. Говорят, там и областная знать себе землю нарезала, и столичная. Катюша Ракитина у одного такого олигарха, кстати, трудится. Поместье за Багуринской рощей, верстах в полутора от Быстровки. Важный банкир, говорят. По знакомству, через старую подружку в Новославле, нашла работу. Прошла смотрины, испытательный срок, теперь работает по дому. Вроде не жалуется. Охранники, конечно, проявляют интерес. Но хозяин их держит в узде, у него не забалуешь – серьезный субъект.
При упоминании о Кате что-то екнуло в груди Ильи.
Он вскинул руку с часами и проговорил:
– Все, отец, сматываем удочки, пора.
– Эй, ты куда? – встрепенулся Виктор Александрович. – Мы же только приехали. Что за фигня, сын? Подразнил и домой!
– Какое только! – возмутился Илья. – Мы уже четыре часа рыбачим. В садке два десятка роскошных рыбин. Извини, отец, – взмолился он. – Правда, дело важное, ехать надо.
– Да свидание у него, неужто не понятно? – пробормотала проснувшаяся мама. – Посмотри, Витюша, как он краснеет. За Катюшей решил приударить, сынок?
– А что, дело стоящее. – Отец озадаченно почесал затылок. – Женщина нормальная, а повторение, как говорится, мать учения.
– Долго вы будете меня обсуждать, – сердито осведомился Илья. – Сказал же, важное дело. При чем тут свидание? Сопроводить надо кое-кого кое-куда.
Илья был безукоризненно выбрит, чист, облачен в затертые джинсы и рубашку из столичного бутика. Он купил ее полтора года назад, и только теперь появился повод надеть такую роскошную вещь. Галантный кавалер с важным видом прохаживался вдоль забора.
Из огорода через дорогу за ним подглядывал старый дед. Его голова неплохо сливалась с горшками, насаженными на штакетник. Из дома, стоявшего на этом участке, пялила глаза бабка. Колыхалась шторка, мелькал скромненький синий платочек.
Мимо проехал на велосипеде Витька Микульчин и злобно посмотрел на Илью. Он уже отдалился, но все продолжал выворачивать голову. Разумеется, переднее колесо влетело в канавку, и Витька с треском грохнулся оземь. Он кое-как поднялся, оседлал своего двухколесного друга и был таков, опозоренный на вечные веки.
Катя появилась без опоздания. Она вышла из калитки, сдержанно улыбаясь, вся такая нарядная, подкрашенная, излучающая свет.
– А почему без цветов? – спросила женщина.
– На работу с цветами? – ошеломленно пробормотал Илья.
– Шучу я, не обращай внимания, потом подаришь. Если захочешь, конечно.
Они шли по Быстровке словно через строй солдат с занесенными шпицрутенами. Российская деревня при любом состоянии политики и экономики славится повальным любопытством. Ее хлебом не корми, дай подглядеть и посудачить! Жители смотрели из-за заборов, с крылец, из окон. Хорошо, что не фотографировали, хотя кто знает. Из-за перевернутой телеги на них с интересом таращился голопузый малец. Рядом с ним лежал забавный щенок и тоже проявлял интерес к этой парочке.
Они вышли из деревни, поднялись на склон.
Катя облегченно вздохнула.
– Покинули опасную зону. Что за народ!
Вечер был прекрасен. Дневные облака разогнал ветер, а потом и сам куда-то умчался. Было тихо, как-то торжественно. Темнели дневные краски, становились контрастными, насыщенными. Рябил воздух.
Прямо по курсу, за полем и лесополосой, постукивал колесами грузовой состав. Слева из леска выглядывали могильные кресты, справа возвышался светлый березняк, переходящий чуть дальше на восток в Багуринскую рощу.
Они шли по ней, наслаждаясь свежестью. Здесь хорошо дышалось, и никому не было до них никакого дела.
Катя улыбалась, много говорила, иногда касалась его руки, и это было очень необычно, приятно. Они вспоминали школу, ребят, с которыми учились, и пришли к обоюдному согласию насчет того, что те годы забывались, приобретали бледный романтический флер.
– Почему ты здесь, Катюша? – спросил Илья. – Ты же городская жительница, специалист с дипломом, рискну предположить, что неплохой. Что ты забыла в деревне? Зачем вернулась?
– Больной вопрос, Илюша. – Катя помрачнела. – Бежала я от той жизни сломя голову. Ты, наверное, не знаешь ничего про меня.
– Кое-что знаю. Отец рассказал. Мне очень жаль, Катюша.
– Не стоит. – Она вздохнула. – Что было, то прошло. Раны зарастают, боль притупляется. Иногда легче, но бывает и труднее. Боюсь возвращаться в суету городской жизни. Прививку от нее получила, сыта по горло. Может, потом, позднее, когда надышусь навозом и луговыми травами, продам родительский дом и опять поеду в город. Еще не решила в какой. Но, наверное, опять в Сибирь. Там люди какие-то другие, человечнее, что ли. Расскажи о себе, Илюша. Догадываюсь, что болтать тебе нельзя, но хоть намеки, чем ты занимаешься. Ты же не просто офицер? Десант, ГРУ, морская пехота? Часто рисковать приходится?
– Ничего себе! Какие слова ты знаешь. Успокойся, Катюша, ничего особо экстремального. Профилактика чрезвычайных ситуаций и аналитическая работа. Понимаешь?
– Ни слова не понимаю, – призналась Катя. – Но вижу, что врать и объезжать острые углы тебя научили. Ладно, оставайся офицером. Говорят, сейчас армия другая стала, в ней служат и умные люди. Главное, чтобы убивать не приходилось. Не люблю я этого, Илюша. Пусть оправданно, необходимо, разные бывают случаи, но все равно не люблю. Мой бывший муж служил в горячей точке. Когда избавилась от этого ужаса, ощущение было, что сама там воевала.
«А ведь не далее как третьего дня мы двоих завалили, – сконфуженно подумал Илья. – Отправили в их разлюбезный рай. Там скоро будет не протолкнуться».
– Успокойся, Катюша, я занимаюсь исключительно высокоинтеллектуальным трудом, – слегка приукрасил Илья. – Иногда его разнообразят легкие физические упражнения. Обо мне не надо беспокоиться. А меня тревожит твоя работа. Ты уверена, что она безопасная?
– Иногда неприятно, не спорю. – Она как-то нервно передернула плечами. – Эдуард Геннадьевич фантастически богат. Возможно, связан с криминалом, но наверняка не знаю. С властями он точно близок. Иногда приезжают люди в погонах, были чиновники. Позавчера хозяин принимал гостей из областного центра – четверо мужчин и две женщины. Важные такие, напыщенные. Наверное, банкиры, как и он. Вели переговоры в гостевом зале, потом всей толпой гудели в сауне, а наутро отмокали в бассейне, похмельные страшно. Меня не трогают, не волнуйся. Работодатель знает, что я живу в Быстровке. Охрана у него серьезная, вольностей не позволяет. Посмотрят иногда ребята не тем глазом, да и все.
– Он не сильно тебя эксплуатирует?
– Устаю, конечно. Бывает, ползком до дома добираюсь и сразу в постель. Пару раз водитель Эдуарда Геннадьевича по его приказу отвозил меня. К поместью от Томки есть дорога. – Катя нарисовала пальцем в воздухе петлю. – Но долго объезжать, пешком быстрее. Иной раз и на работе случаются свободные минутки. В доме есть бесплатный вай-фай, и я без зазрения совести им пользуюсь. Ты же знаешь, что такое вай-фай? – спросила она на всякий случай.
– Китаец, что ли, в доме работает? – Илья наморщил лоб. – Зовут его так, да?
Она всмотрелась ему в глаза, засмеялась.
Как же быстро заканчивалось все хорошее! Они почти пришли. Тропа оборвалась. За деревьями голубел просвет, виднелась высокая сетка, натянутая между столбиками, какие-то строения, примыкающие к ней. Доносились отдаленные мужские голоса. Потом засмеялась женщина.
– Площадь поместья – несколько десятков гектаров, – просветила Илью Катя, машинально понижая голос. – Есть поле для гольфа, сквер, банный комплекс, спортивная площадка. Если пойти вдоль ограды, то через пару минут упрешься в ворота. – Она посмотрела на часы. – У меня еще есть несколько минут. Опаздывать нельзя. Позавчера хозяин семью привез из города. Жена такая напыщенная, попивает втихушку, когда муж не видит. Сынок еще, студент, зашуганный какой-то, провинился в чем-то перед Эдуардом Геннадьевичем. Тот постоянно шипит на него. Однажды так орал, что стены падали. Пойдем. – Она повлекла его на тропинку, тянущуюся вдоль сетки, загороженной густым кустарником.
Они стояли, смотрели друг на друга и как-то необычно себя чувствовали.
Из поместья доносились мужские голоса. Они приближались. Видимо, охрана курсировала по периметру.
«Серьезный гадюшник», – подумал Илья.
Он хотел узнать как можно больше про это странное место. Ведь здесь работала Катя. Она была очень близко, смотрела в глаза. У Ильи пересохло в горле.
«Не отпускай ее!» – мелькнула мысль.
– Уже уходишь? – задал он глупый вопрос.
– Сейчас пойду. – Она сглотнула и не спускала с него красивых глаз.
Он обнял ее за талию.
Катя вздрогнула, но не отстранилась.
– Что ты делаешь?
– Прости. – Илья глупо улыбнулся. – Решил прикоснуться к прекрасному. – Он опасался, что сейчас понесет какую-то чушь, привлек ее к себе и начал целовать, опасаясь, что сейчас схлопочет пощечину.
Но Катя не сопротивлялась, стояла покорная, с опущенными руками, дышала с надрывом. Глаза ее были прикрыты.
Илья жадно осыпал ее поцелуями. Он все вспомнил! Это были те самые ощущения. Юность возвращалась.
– Господи, как я по тебе скучала, – сказала она, чуть отстранившись. – Думала каждый день. Потом твой образ стал отступать. Я уже не умирала от тоски, постепенно пришла в норму. Теперь снова ты. Как тогда. – Катя уставилась на него, как на призрака. – Все. – Она решительно замотала головой и стала отрывать от себя его руки. – Будь человеком, Илья. Мне работать надо. Честное слово, нельзя опаздывать.
– Хорошо, Катюша, иди. – Он тоже восстанавливал дыхание, голова кружилась. – В котором часу ты завтра возвращаешься? Я встречу тебя на этом же месте.
– Хорошо, Илюша. Вернее, не надо. Тут близко, сама добегу. Освобожусь после ужина, не раньше десяти. Не встречай. Вдруг опоздаю, а ты будешь один в лесу торчать. Охрана тебя заметит. Все, пока, побежала. – Она то бледнела, то покрывалась румянцем.
Катя обернулась на бегу, послала Илье воздушный поцелуй и скрылась за кустами.
Переволновался он что-то. Еще чувствовал ее близость, не высохла влага на губах.
Мужские голоса за кустами становились громче. Двое охранников проходили почти рядом. Илью меньше всего занимала тема их беседы, но мозг невольно впитывал ее.
Настроение у обоих было благодушное.
Один усмехнулся и заявил:
– Слава богу, отработал двое суток. Теперь можно отдохнуть, закатиться на Воздвиженскую улицу, расслабиться, шашлыки пожарить. У Светки свой дом на окраине Новославля, бассейн, все соблазны. Надоело уже слушать, как хозяин матом кроет своих домочадцев.
Второй вздохнул и сказал:
– А мне ему еще сутки тащить. Но завтра, Аллах свидетель, я тоже оторвусь. Саид сестру замуж выдает, намечено серьезное пиршество в ресторане «Созвездие». Будет худо, если хозяин опять отправит нас в командировку, как три дня назад.
Мужчины проходили мимо. Они не знали, что за кустами кто-то есть, и не стеснялись в выражениях.
Илья еще не отошел от близости женщины, но волосы на затылке вдруг зашевелились. Снова удивительное рядом? Он сходит с ума, страдает слуховыми галлюцинациями?
Первый охранник говорил по-русски без акцента. Напарник отвечал ему на кавказский манер.
Илья уже слышал эти голоса! Не далее как три дня назад, лежа по горло в болоте. Он упустил Муслимова. Эти вот двое стояли на дороге, крошили пулями кустарник и смеялись. Капитан Мороз вслушивался тогда в голоса, запоминал их. Потом они сели в машину и отбыли неведомо куда вместе с опасным террористом.
