Глава 8
– Глупость какая! Ну вот зачем огораживать кладбище стеной?! Чтобы покойники не убежали?! Мы у себя так не делаем – отнесли в лес, похоронили, посадили над могилой дерево аруна – оно потом вырастет огромным, великим, и в нем будет дух человека! А тут чего?! Камнями придавят, чтобы не выбрался, стеной еще огородят да охрану поставят! И что?! Кто видел хоть раз живого покойника?!
– Я видел. Это ты! – мрачно бросил я, прервав умничанье моей напарницы.
Честно сказать – пока шли, она мне до чертиков надоела – болтала как заведенная. Мне же было не до нее. Во-первых, болели отбитые причиндалы – эта мелкая ушлепка очень ловко поддела их носком сапожка, и болели так, что становилось ясно – «носитель», если выживет после сегодняшних событий, две недели как минимум будет ходить с синим выменем в паху. Во-вторых, у меня все больше и больше болела голова: началось все с затылка, дошло до висков. Подозреваю, что это результат моего пребывания в чужом теле. Что-то такое упоминалось моими «наставниками» из кошачьего племени. Мол, если вовремя не покинуть чужое тело, может случиться нечто совсем нехорошее – или растворюсь в сознании носителя, слившись с ним воедино, или меня выбросит из него в состоянии овоща. А может, и вообще сгину неизвестно куда, убитый душой носителя, воспринимающей меня как злостного паразита. Каковым я, в общем-то, и являюсь.
– Что – я? – не поняла Элена и тут же густо покраснела. – Ну да! Я допустила ошибку! Дважды! Да, едва не погибла, и что теперь?! Я же говорю – всего лишь хотела спросить у этого типа, узнать то, что нам нужно, заплатить ему, в конце-то концов! А он…
– А он потребовал оплаты натурой, – равнодушно заметил я, осматривая закрытые ворота кладбища. И правда, на кой черт они так огораживают? – И ты не стерпела и врезала ему, и тогда все закружилось.
– Врезала, да! – с вызовом сказала Элена, оглядываясь по сторонам, как если бы ждала нападения. (И не зря ждала! Я тоже был весь на нервах.) – Ничтожная личность, какой-то там портовый бандит… человек! И делает мне такое предложение?! Непристойное, гадкое – я должна ему… в общем – даже говорить не хочу!
– Уже говорила, – монотонно, скучно заметил я и решительно шагнул к воротам кладбища. – Ты, кстати, делала это не раз и никаким извращением не считала.
– Так я сама выбирала, кому это делать! – ахнула Элена, на мой взгляд, слишком уж наигранно. – А тут – я в уплату должна ЭТО сделать! Я что ему, портовая шлюха?!
– Заткнись! – жестко сказал я. – Делом займись! Последи, чтобы никто не всадил нам в спину стрелу! Могли пойти следом, сама знаешь.
– Не пойдут! – гордо сообщила Элена и довольно усмехнулась: – Я их всех прирезала!
– Что?! – поперхнулся я. – Ты их убила?! Всех?!
– А чего такого-то?! – удивилась девица. – Теперь нет свидетелей! А то еще стража докопается, мол, зачем перебили честных горожан, что они вам сделали, какое право имели и всякую такую чепуху. А так… вон, видишь? Дым! Я там свечку поставила правильным образом, запалила. И сейчас все негодяи поджариваются, как оленина на решетке! Ну… кроме того, что выпал из окна. Но у меня не было времени возвращать его обратно!
Элена взглянула на меня снизу вверх со счастливой улыбкой, мол, вот я какая молодец, предусмотрительная! А мне почему-то стало гадко. Ну ладно там какой-нибудь мужик всех поубивал, старый вояка, все «горячие точки» прошел, а тут… пигалица, ангелочек с золотистыми волосами, но кровожадности на пять мужиков хватит! М-да… все-таки Средние века сильно отличаются от современности…
Тьфу! Опять я про Средние века! Никакие это не Средние века! Это другой мир, болван я эдакий! Хватит тупить!
Молчком отвернулся от девушки и со всей дури врезал кулаком по воротам так, что грохот, наверное, долетел до самого морского берега. Мой недвусмысленный сигнал «открыть ворота!», видимо, не дошел до спрятавшихся внутри периметра охранников, и тогда я начал колотить ритмично и почти так же сильно, будто надеясь сломать окованные сталью створки или заглушить болтовню Элены, у которой так и не прекратился словесный понос.
Сейчас девушка пыталась мне рассказать об обычаях одного из диких племен южного леса – те во время похорон съедали умершего родственника, чтобы обрести его мудрость и знание жизни. Когда Элена перешла к способу приготовления несчастного, имевшего неосторожность родиться в племени каннибалов, в калитке, врезанной в ворота, открылось окошко, и помятая широкая морда недовольно осведомилась:
– Какого демона ты ломишься, сын шлюхи и бродячего пса?! Что, нельзя дождаться, когда откроем?! Иди на хрен отсюда, осел! После полудня придешь, труполюб проклятый!
«Кормушка» так же быстро захлопнулась, как и открылась – я не успел сказать ни слова. Да и что мог сказать? Что нам нужно пройти к могиле, выкопать покойника, забрать из гроба портрет некой девицы, чтобы не допустить ее смерти от рук черного колдуна?!
И ведь знал же, что кладбище открывается с полудня, вертелось в голове – где-то на периферии сознания, но почему-то думалось, что такого типа, в мозгу которого я не очень удобно устроился, все знают и точно пустят припасть к могилам предков раньше, чем будет открыт доступ всем честным горожанам. Ошибся. Не рассчитал.
Под хихиканье бестолковой девки я колотил в дверь еще минут десять, пока не отбил руки и ноги. Привратник так и не появился, нагадив на мое самолюбие, потому я воспылал к нему праведным, клокочущим, как магма вулкана, гневом. Попадись мне сейчас этот представитель кладбищенских меньшинств – заколотил бы в землю по самые плечи!
Самое интересное было то, что я понимал – бо льшая часть гнева не моя. Я никогда не был таким кровожадно-вспыльчивым. На меня оказывала влияние душа носителя, душа, которая не терпела чинимых препятствий ни от кого, кроме босса, которого этот тип уважал больше всех на свете. В остальном громила был совершенно неуправляемым, яростным типом и должен был в скором времени – уверен – скоропостижно скончаться от несварения острого железа, воткнувшегося в его мускулистое брюхо.
Как бы ты ни был силен и быстр – если не умеешь сдерживать порывы, рискуешь в скором времени стать клиентом вот такого кладбищенского сторожа, а в данном конкретном случае – портовых крыс. Нет средства против арбалетного болта, прилетевшего из темноты переулка. И убийцу твоего никто искать не будет.
– Ну что, у тебя в арсенале найдется какое-нибудь дельное заклинание, чтобы вынести эти ворота? – любезно осведомился я, борясь с приступом гнева. – Или только так… шариками светящимися балова́ться?
– А ты попроси как следует! Скажи – милая Элена, я не могу без тебя попасть на это дурацкое кладбище, а потому я, глупый котик, нижайше припадаю к твоим ногам, целую пятки и прошу…
Она была очень быстрой, да. Но «я-громила» был монстром в человеческом обличье.
От массивных, крупных людей почему-то не ожидают быстроты движений. Все думают, что эти великаны – увальни, тяжелые, вялые, никудышные. Не то что всякие там «джекичаны», резкие, как понос!
Только вот Мохаммед Али утверждению о своей медлительности очень бы удивился. Как и Сонни Листон. Как и Аруна, чье тело я сейчас удерживал под своим контролем (уже с трудом, надо сказать).
– Пусти! А-а-а-а! Сволочь! Гадина! Я тебя убью! Котяра мерзкий, плешивый! Убью, гад!
– Мы пришли помогать твоей подруге. Выручить ее из беды. Идет время, а ты стоишь, строишь из себя непонятно кого и явно заслуживаешь наказания!
Я держал девчонку на вытянутой руке почти без всякого усилия. Этот парень (а ему было не больше лет, чем мне!) на самом деле был монстром – человек не может быть так силен! Он бы мог сделать карьеру в армии, мог бы выступать в цирке, но вот так сложилась судьба – подручный одного из бандитов, палач, убийца, в общем-то, довольно-таки неприятный, нехороший тип.
Пам! Пам! – как в подушку.
– А-А-А! Как ты смеешь?! Животное! Подлец!
Ну и что было так орать? Пара шлепков по заднице – от этого еще никто не умирал, и от этого деяния в голову иногда возвращаются добродетель и разум. А некоторым женщинам вообще нравится, когда их шлепают! Моей бывшей, например, – пара шлепков по голому заду во время секса – это как свадьба с музыкой! Любила, стервозина, грубый секс! Иэх-х… а задница у нее… у жены… впрочем, – у этой стервозки зад тоже очень неплох.
Я приблизил лицо девушки к своему, и ее глаза, расширившиеся, как у совы, вцепились в меня взглядом с яростью хорька. Висеть ей было неудобно, и это понятно – вверх ногами висеть никому не понравится.
А вот не хулигань! Веди себя пристойно, как полагается… хм-м… кому? Всем полагается! Особенно золотоволосым фейри!
– Успокоилась? Если отпущу, будешь себя вести как взрослая девушка, а не как взбалмошная дура?
– Буду, – прошипела она сквозь зубы холодно, многообещающе, с прищуром глаз. Как бы задницу не прижарила огненным шаром! С нее станется!
Интересно, если помрет мой носитель, когда я нахожусь в его теле, – умру ли и я или успею выскочить? Можно и не успеть, тогда я умру вместе с телом. Впрочем, мне не привыкать!
Перевернул, поставил бунтарку наземь, внимательно следя за ее ногами. И не зря – тут же вскинулась, попыталась заехать мне по прежнему тупо ноющему многострадальному адресу. Не вышло – ушибла голень о вовремя подставленную пятку, запрыгала на месте, матерясь, как грузчик сельмага.
– Прекрати ругаться! Если можешь – займись воротами. Нет – пошла отсюда! Домой! То есть – в университет! Мне здесь бесполезные дуры не нужны! (Сказанул и подумал: а полезные дуры бывают? И тут же почему-то всплыла картинка, фотография одной из земных моделей – дура дурой, двух слов связать не может, но ведь полезна! Хотя бы и раз в день…)
Глянула искоса, скривилась, потом отошла шагов на десять (ее шагов!) и начала что-то бормотать, поводя руками, будто что-то скатывала в ком. Мне ничего не сказала, но я сообразил и отошел подальше – невзлюбил я что-то эту самую магию, не понравилась она мне! До тошноты – как некогда кошки!
В магии есть что-то противоестественное, ненаучное, против чего мой просвещенный мозг протестовал со всей своей революционной большевистской яростью: «Этого не может быть потому, что не может быть никогда!» И все тут сказано! Гнездится вот где-то далеко в душе моей знание о том, что магии не существует, что она – продукт испражнения писателей-фантастов, пишущих дурацкие книжки-фэнтези и морочащих головы страдальцам-читателям! Материалисты мы, и ничего с этим не поделаешь – возраст уже не тот. Наверное. Уже не переучишь. Хотя… всякое бывает.
Ба-бах! Тр-р-р-р… х-х-хр-р-р…
Огонь! Дым! Треск и скрежет!
Створка медленно и важно грохнулась наземь, подняв облако пыли!
Ворота чадили черным дымом – после такой серии файерболов еще удивительно, как это удержалась вторая половина ворот? Эффект был таким, как если бы некто жахнул по ним из РПГ-7 – дважды! Или трижды! Знатно получилось, хорошая работа!
О моей оценке этого скромного вклада в общее дело я тут же сообщил мелкой «эрпэгэшке», после этого девица утратила напыщенно-злобный вид и великодушно простила мне мои оскорбительные действия и высказывания в адрес некой великой волшебницы. О чем я был извещен в должной форме, видимо, – принятой при дворе короля фейри. (Радуйся, дебил, что ты дорог Ами, а то бы я тебя в порошок стерла! Тьфу на тебя, животное! У-у-у-у! Два раза – тьфу! Поганец лохматый! Ладно, прощаю, засранец!)
Дорога к хранилищу трупов была открыта.
Странно, но после такой вот артподготовки нам навстречу не вышел ни один из тех, кто должен был радеть за чистоту и благость на вверенной ему территории. Куда подевались хранители покоя и покойников – одному богу известно.
Но ведь кто-то тут был! Кто-то ведь выглядывал в «кормушку», посылал нас в дальний эротический поход! И где же теперь этот гад ползучий?!
Надо сказать, что я недолюбливаю хамов. Особенно заседающих в присутственных местах. Ну вот почему мелкий клерк где-нибудь в контролирующих и разрешающих органах в один недобрый день возомнил, что он важнее, умнее и вообще лучше, чем я, пришедший к нему за справкой? Лучше, чем любой из посетителей, волей недоброй судьбы попавших к нему на прием?
Вот пример – какой-то козел ни с того ни с сего вдруг решил, что на своем месте кладбищенского сторожа – или как он там у них называется – может послать на хрен посетителя, вместо того чтобы просто осведомиться, что тому нужно? И выслушать просьбу несчастного выкопать гроб, в котором лежит портрет умирающей девушки! И пойти навстречу просьбе доброго человека, помочь ему восстановить справедливость!
А теперь чего? Превратили доброго человека – в очень злого человека! И притом – очень сильного злого человека! Некоторые люди не понимают, когда надо остановиться на своем темном пути. Приходится подсвечивать им дорогу, иногда – фонарем, поставленным под глаз.
И вот надо было этак со мной поступать?!
Этот вопрос я получил возможность задать буквально через несколько минут, когда после недолгих поисков и размышлений о возможной трагической судьбе сторожа обнаружил его в двухэтажном здании, больше напоминающем храм, чем контору кладбищенской администрации.
Впрочем, как оказалось – это и был храм, только вот в неурочное время, само собой, никакого жреца здесь не наблюдалось. Лишь в дымину пьяный сторож, три его подельника, личности отвратительного, орангутангоподобного вида, и четыре дамы средних лет, со следами бурной жизни на неотягощенных интеллектом лицах.
Кроме того типа, что выглядывал в «кормушку», все были абсолютно голы. Мужик, которого я посчитал за сторожа, был частично одет – выше пояса рубаха, жилетка, все, как полагается. Ниже пояса – ничего, кроме черных курчавых волос и грязи, вперемешку с чем-то желтым и вонючим, не оставляющим сомнения в происхождении этого вещества, услады для огородных растений. Навоз, если проще. И скорее всего – произведенный этой человекоподобной долбоособью. Если только он не повалялся в чужих испражнениях, коими было «заминировано» пространство вокруг трупообразных гуманоидов.
Я смотрел на все это безобразие, а в голове вдруг всплыли бессмертные строки:
На вересковом поле,
На поле боевом,
Лежал живой на мертвом
И мертвый – на живом.
Это сборище полудурков на самом деле напоминало поле битвы, вот только вереском здесь и не пахло. Пахло потом, перегаром, пролитым вином, грязными женщинами и не менее нечистыми мужчинами. А еще – нечистотами, как в придорожном сортире.
Я однажды зашел в такой сортир, ведомый страданиями по съеденному в кафе беляшу, так у меня потом полчаса слезились глаза и першило в бронхах – мерзкие испарения едва не отравили меня на всю оставшуюся жизнь. Вот и тут – дух стоял такой, что хоть топор вешай, аж ноздри щипало!
Элена, которая вошла следом, ойкнула, выбежала наружу и с полминуты стояла за углом, прижав ладонь к своему прелестному ротику. Однако надо отдать ей должное – удержала, не отяготила мое обоняние еще и запахом содержимого своего желудка.
Вздохнув, я уцепился за ногу сторожа и поволок бревнообразное бесчувственное тело на улицу, надеясь, что свежий воздух горных вершин, виднеющихся километрах в пяти от нас, хоть немного, да отрезвит этого гоминида.
Вообще-то даже удивительно – как он, в таком состоянии, сумел расслышать мой стук, дойти до ворот, а потом еще вполне членораздельно послать меня по известному адресу?! Может, в тот момент он еще не потребил как следует? «Догнался» по дороге к храму? Или выпил, но его еще в тот момент не забрало ?
Вот все-таки каков на самом деле человек – ничего не боится, ничего у него нет святого! Забраться в храм, устроить оргию прямо под статуями божества, под фресками с ликами богов – это сродни богоборчеству! Может, он вообще какой-нибудь демонопоклонник?! А это было что-то вроде черной мессы? Нет, а что – Жиль де Ре, он же Синяя Борода, устраивал дьявольские мессы вместе со своей подружкой Жанной д’Арк, а почему нельзя то же самое делать кладбищенскому сторожу? Место, однако, располагает! И ведь кары богов не боятся!
Пока размышлял над судьбами движения демонопоклонников, тело мое делало то, что нужно, – я вытаскивал и складывал в ряд соратников адепта секты демонопоклонников. Пытаться их протрезвить на свежем воздухе.
Зачем протрезвлять? А не хочется копать могилу самому, тем более – голыми руками! Инструмента ведь нет никакого! А насколько я помню, искомый гроб уложили туда, откуда его и выкопали – в могилу, метра на полтора глубиной, засыпали землицей, как и положено гробовщикам. И сверху – здоровенная глыба-плита, на которой написано: «Моей супруге Анине Анашкен, от нелюбящего супруга! Покойся, тварь тупая, без мира – заслужила! Теперь я свободен !»
Помню, что могилу выбрали именно из-за надписи, позабавившей колдуна. Он как увидел эту эпитафию – долго хохотал и потребовал, чтобы достали именно несчастную Анину. (По слухам, ее залягала собственная лошадь – по крайней мере такова была версия судебного следователя. Анину похоронили месяц назад, баба была злая, очень неприятная, и мужчина, который заказал эту надпись, был весьма доволен собой и жизнью – со слов работников кладбища.)
– Какие мерзкие! – с отвращением сплюнула Элен, ткнув носком сапога в обрыганные гениталии одного из мужчин, того, что помоложе. – А чего он у него такой маленький? Вроде здоровенный мужичина, а…
– Заткнись! – бросил я, чувствуя, как в голове бьется красное пламя боли, смешанное с гневом. – Ты можешь их протрезвить?!
– Да что за манеры?! – непритворно рассердилась девушка. – Что значит – «заткнись»?! Ты вообще понимаешь, с кем разговариваешь, болван?!
– Понимаю, – как можно более мирно сказал я. – Со взбалмошной девкой, которая забыла о том, что где-то далеко, в своей комнатке, заживо гниет, умирает ее подруга, а девка, вместо того чтобы помочь, занимается болтовней, выясняя отношения с человеком… хм-м… да – человеком! Который дважды сегодня спас ей жизнь и делает все, чтобы спасти Амалию! Рискуя при этом своей шкурой! Делай то, что я говорю, кукла ты глупая! Иначе мы опоздаем, и твоя подруга умрет! Потом разберемся, демоны тебя задери – если захочешь! Выскажешь мне все, что думаешь обо мне, подлеце! А сейчас делай то, что скажу, иначе я из тебя всю дурь твою выбью, обещаю!
Последние слова я уже ревел, сжав пальцы в кулаки, нависая над пигалицей, как тяжелый танк над лесным ежом. Мне и в самом деле хотелось дать девке такого тумака, чтобы она летела по воздуху через ряд голозадых бесчувственных алкашей, громко визжа при этом и повторяя слова извинения!
М-да… мой носитель точно не отличался добрым нравом и способностью сдерживать свои эмоции. А если сказать еще точнее – он психопат, который вполне может реализовать свои наклонности в любой момент и в любом месте. Что-то вроде проклятого берсерка, черт бы его побрал!
К чести Элены, если она и перепугалась, то внешне этого никак не показала. Лишь презрительно хмыкнула, кивнула головой. Не оглядываясь на меня, подошла к недвижным телам аборигенов, что-то прочитала вслух, покрутила руками, будто ловила комаров, снова прочитала заклинание, а потом я с некоторым удивлением и восторгом человека, который любит прикольные эффектные фокусы, увидел, что от рук девушки исходит голубое свечение, видное даже при свете дня.
Кстати – да, наступил день! Незаметно, но неотвратимо. Солнце сияло, небо голубело, облачка весело неслись по небосводу, как кусочки ваты, брошенной руками великанов-гор.
Хорошо! Погодка – просто блеск! Сейчас бы на берег моря, да с такой вот красоткой и бутылкой крымского вина, да с хорошей закуской… Сидеть, смотреть в даль, бросать кусочки хлеба жадным чайкам и ни о чем не думать! Кроме того, – как бы это поудобнее разложить свою сексуальную спутницу, якобы и не подозревающую, зачем ее позвали в уединенное место.
Жахнуло! Молния, да такая, что у меня волосы встали дыбом, – наэлектризовались! Элена так вообще была похожа на одуванчик – волосы распрямились, разошлись в стороны, по ним сновали мелкие голубые искорки.
Я огляделся по сторонам, ожидая выхода на сцену какого-нибудь могучего волшебника, приготовился снести ему умную башку, но… никого не было! Кроме нас двоих да четверых стонущих придурков на земле!
Стонущих?! Точно! Очнулись, гады!
– Подъем! Встали, встали! Чего глаза-то вылупили?!
– Получилось! – Элена радостно, с визгом подпрыгнула, рубанула воздух рукой. – И-и-и-и! Давно хотела попробовать сеанс массового вытрезвления! Хорошее заклинание! Только побочные эффекты слегка опасны – может и молнией прибить!
Я поморщился – эта поганка даже не предупредила! А если бы меня зашибло?! Вот же дура! Кто бы тогда показал нужную могилу?!
– Да ладно, ладно, – шучу я! – откликнулась колдунья. – Тут же здание высокое, молния обязательно в него ударит, ты же хоть и здоровенная орясина, но все равно ниже здания! Так что было совсем не опасно. А ты уже и глаза выкатил от страха, да? Ох и рожа все-таки у тебя! Котиком ты нравился мне больше! Хотя… что-то в тебе такое есть, что-то мужское, настоящее…
– Уже нет! – отрезал я. – Отбила! Теперь месяц буду в раскорячку ходить!
Девушка вдруг закатилась таким радостным, веселым смехом, что я не выдержал и тоже улыбнулся – больно уж заразительно она хохотала. Хотя хохотать особенно-то было и не над чем. Ничего веселого. Я был весь сплошная болезненная рана – от гениталий до мозга. Прошибало, как током!
– Что, болит? – вдруг участливо спросила Элена, что-то прошептав, коснулась моего лба. И боль сразу утихла! Я почувствовал такое облегчение, как если бы только что испытал оргазм! О-о-о-о… как мне стало хорошо! Только лишившись боли, понимаешь, как же ты все-таки страдал!
Видимо, я облегченно вздохнул, потому что Элена снова засмеялась:
– Так-то! Я лучшая лекарка-магичка на курсе! Мой народ умеет лечить все! Ну… почти все… – лицо девушки нахмурилось, видимо, вспомнила о подруге. Ну а я обратил свой слегка помягчевший взор к четырем похмельным типам, успевшим подняться на ноги:
– Эй, вы, демоны могучие, – берем лопаты и за мной!
– Нам одеться надо! И вообще – мы должны попить кеглута, прибраться – скоро настоятель придет, а у нас там срач!
– И девки! – угрюмо добавил второй, мужчина лет сорока с гнилыми пеньками вместо зубов. – И вощще, ты хто такой-то?! Чиво раскомандывался?! Мы под Верем ходим, ты нам не указ!
Я вздохнул, шагнул вперед и, стараясь сдерживать руку, наотмашь ударил говорившего ладонью по щеке. Эффект был таким, как если бы я дал пощечину картонному плакату «А ты записался в добровольцы?!» Гнилозубого будто ветром сдуло – от легкой пощечины он летел по воздуху метра три, а потом с минуту лежал неподвижно, будто куль с навозом.
– М-да… хорошо, что ты вовремя занял тело этого громилы, – тихо шепнула Элена. – Что-то мне страшно становится, глядя на тебя! Таких, как ты, только со спины убивать, отравленными дротиками! И то – вначале спрятаться, чтобы не нашел, а то ведь и яд не сразу траванет! Если бы он за меня как следует взялся…
– Ну и чего сердишься, Арун?! – примирительно протянул «сторож». (Элена поперхнулась и вытаращила глаза – Арун?! Тьфу! Называть разбойника именем священного дерева?!) – Парень просто тебя не знает! Он новенький! Сейчас берем лопаты и пойдем! Выкопаем тебе трупик! Хотите еще над трупиком поколдовать – да нет проблем! Нам плевать!
Сторож вдруг увидел разбитые ворота, и глаза его выпучились, как у рака. Он хотел что-то спросить, но не смог выдавить ни слова, только задыхался и показывал пальцем в сторону разрушений. Затем оставил попытку произнести речь, махнул рукой и пошел к небольшому приземистому зданию в ста шагах от нас, стоявшему у первого ряда могил. За ним потянулись остальные бедолаги, светя красными прыщами на серых отвислых задницах.
Зрелище бредущих по дороге полузомби вызывало лишь отвращение, и я, наблюдая за ними краем глаза, сосредоточился на своих мыслях и на кладбище, открывшемся во всю свою ширь по мере приближения к сторожке заведующего.
Большое кладбище. Конечно, не такое большое, как у земных городов, но порядочное. Ряды, ряды и ряды – надгробные плиты разных видов и расцветок, надписи – имена, эпитафии, все больше грустные и добрые: «Мы тебя помним!», «Покойся с миром, любимый муж и отец!» – и все такое прочее – судьбы, жизнь и порт последней приписки.
Вдруг осознал, с некоторой оторопью и восторгом – оказывается, я могу прочитать эти самые эпитафии! То есть громила вообще-то был вполне грамотен и мог читать!
Интересно, смогу я «перекачать файлы» из этого мозга в свой? Снять информацию – например о чтении? Очень хотелось бы уметь читать – полазить по колдовским книгам, узнать историю государства, да и вообще – просто почитать! Только тупые отморозки могут обходиться без книг. Для нормального человека книга – это как хлеб, как еда, как питье, без которых умрешь, не пережив голодовки! Только сейчас я понял – насколько мне хотелось читать!
С детства был книжным наркоманом – читал взахлеб все, что попадалось под руку, – от «Колобка» до «Трех товарищей» Ремарка. В разном возрасте, конечно…
В общем – надо будет это обдумать. Может, и правда можно как-то сохранить знания этого типа? Если, к примеру, представить мою сущность неким накопителем, а его мозг – жестким диском, на котором хранятся, файлы, то…
– Щас я! – не дал додумать «сторож», которого я теперь узнал – он был с нами, когда колдун закладывал портрет. Просто до лечения Элены этот мужик был настолько перекошенно-опухшим, что шарпей по сравнению с ним – красавица-модель. Теперь же опухоль слегка спала, лицо превратилось из пародии на человека в почти приличную физиономию.
– Сходи с ним! – приказал я, глянув на девушку. – Если что – режь башку! Всем!
Я угрожающе оскалился, и мужчины попятились назад, испуганно пряча глаза. «Сторож» мелко закивал, замахал руками, убеждая, что не замыслил никаких дурных планов, что они только возьмут лопаты и накинут на себя какое-нибудь барахло, а то солнце спалит, но Элена прервала его бурную риторику, со всего размаху пнув в зад. Мужик кашлянул, схватился за ушибленное место и безропотно пошел вперед, опасливо косясь на злобную козявку с распущенными золотыми волосами.
Элена оскалилась не хуже меня, заклацала зубами, будто собака, и сторож ускорил ход, вздрогнув, словно от бича погонщика. Пока все шло нормально. И я надеялся, что все так и пройдет по плану.
* * *
Кладбищенские служащие работали споро, дружно, лопаты в их заскорузлых руках так и мелькали, а если работа чуть тормозилась, из рук Элены вылетали пара-тройка огненных шариков размером с ее кулак, и тогда земля разлетелась в стороны, осыпая все честну ю компанию, как после разрыва артиллерийского снаряда.
Так было проделано дважды, и один раз мне пришлось поддать в зад ногой тому самому неукротимому типу, который очнулся и притащился к своим товарищам на подмогу.
Вот бывают такие челы – его хоть по шейку в землю забей, а он все равно будет ворчать, спорить, говорить гадости – таких только могила исправит! Вот они ее и раскапывали, могилу, и было огромное желание похоронить там и спорщика. Надоел!
Гроб показался неожиданно, хотя его появления и ждали – лопата сторожа с глухим стуком врезалась в дерево, еще минута, и крышка слетала, выпуская облако ядовитого газа, образовавшегося от гниения субстанции, находившейся в этой самой емкости.
Вот это был смрад! Меня чуть не вывернуло! И от запаха, и от вида кучи могильных насекомых, деловито пирующих на останках того, что когда-то было человеком. Как эти твари сумели пробраться внутрь гроба – неизвестно. Сквозь щель между крышкой и самим ящиком? Да кто знает… но только гниющая плоть просто кишела – и червями, выглядевшими очень жирными, упитанными (оно и понятно!), и жучками всех видов и размеров. Самым большим из тварей был черно-красный жучара с двумя здоровенными жвалами – размером с два голубиных яйца. Когда откинули крышку, он как раз заползал в череп покойницы прямо через глазницу, заботливо очищенную более шустрыми коллегами или скорее всего конкурентами.
Элена при виде такого зрелища отбежала в сторону и с минуту пыталась напугать соседний могильный памятник «рычанием» и вытаращенными от натуги голубыми глазами.
Скинув крышку гроба, могильщики остановились и замерли, опираясь на черенки лопат. Старший из них пренебрежительно покосился на блюющую девушку и философски заметил:
– Оно канешна! Не привычна! Тухляк он завсегда вонят! Но привыкаш. Глянь, червяки-то каки упитаны! Вона как распоролись-то! Интересна – людей после смерти жрут червяки, а кто жрет червяков? После смерти-то?! Все думаю – а если их пожарить на маслице да схарчить – мож, и скусные? (Элена снова выдала вонючий фонтан, а я как можно более грозно воззрился на съежившихся гробокопателей.)
– Ты прям щас будешь их жрать, ежели не займешься делом! – оборвал я философские рассуждения могильщика и, брезгливо сморщившись, приказал: – Ищи дощечку с портретом! Помнишь, куда ее положили?
– А чо ж не помнить-то? – удивился могильщик. – Я ищо в разуме, не совсем пропил-то ево! Помню – молодой господин сунул дощечку в брюхо энтой вонючке! Пряма в кишки! (Элена еще раз рыкнула на памятник с надписью: «И жил я, и не жил, а пиво-вино пил! И все там будем! Жду вас, дожидаюся !»)
– Ну дак и доставай! – невозмутимо бросил смотритель. – И пошевеливайся, демон! Скоро кладбище открывать, а у нас там… забыл, что? Или кто? Знаешь, что за осквернение святынь бывает?
– Да мне-то чего будет, это ты тут главный-то! – так же невозмутимо ответил могильщик. – Меня дальше кладбища не пошлют, а ты вот… ты…
– Ты, ты… щас как врежу лопатой по башке! А потом закопаю живьем, вместе с ней! – рассердился смотритель. – А всем скажу, что ты ушел в сортир и исчез! Так что заткни пасть, ищи дощечку!
– Ох-хо-хо… – вздохнул могильщик, закатал рукава и с чмоканьем погрузил руку в месиво из червей, жуков, сукровицы и подгнившей плоти. Смотреть на это было так противно, что я не выдержал и отвернулся, а когда из могилы вылетела искомая дощечка, не кинулся ее поднимать – вначале посыпал песочком и осторожно вытер пучком сочной травы, сорванной с холмика соседней могилы.
– Ну что, все? Мы свободны? – крышка с грохотом накрыла несчастную женщину, которой и после смерти не было покоя, а я задумчиво покивал головой:
– Закапывайте, придурки! И языки свои поганые на замок! Чтобы никто, чтобы нигде! Понятно? Иначе я приду и выверну вас через жопу – прямо так и будет голова из нее торчать!
– Он может! – уважительно закивал старший гробовщик, обращаясь к испуганным соратникам, и бодро заверил: – Да ты чо, Арун, братишка?! Молчим канешна! Нам зачем трепацца?! Мы тут по самые шейки замешаны! Но вощще, братуха, мы тута ни при чем – нам деньжат отсыпали, мы и откопали бабенку! А клал энту штуку к ней в брюхо уже молодой господин, не мы! Я еще удивилси – как ручки-то свои белые не боицца запачкать!
– Хватит бубнить! Закапывай быстрее, демон! – прикрикнул сторож, а мы с Эленой больше могильщиков не слушали – побрели в сторону ворот, пора уничтожать мерзкое колдовство!
– Ты где ее спалишь? – спросил я, держа руку с дощечкой немного в стороне. Я всегда был брезглив, а теперь, после того, что увидел… в общем – пришлось брать дощечку через лист растения, похожего на лопух. Все лучше, чем касаться незащищенными руками пористой древесины, пропитанной трупным ядом.
– Я?! – непритворно удивилась Элена. – Это же ты куда-то идешь, думала – знаешь, куда именно!
– Да я место ищу свободное, чтобы ты разнесла эту гадость огненными шарами и при этом не переворочала десяток могил. Не забыла? Нам сжечь надо эту пакость!
– Не забыла. – Элена сморщила нос. – Фу, как она воняет! А рисует этот поганец неплохо, правда? Да ладно, ладно – к делу, да! Так вот – не могу я ее сжечь. Огнешары – магия. А сжигать нужно обычным, честным огнем, лучше всего в очаге. Очаг очищает, огонь съедает все плохое. Так что ищем очаг и завершаем задуманное!
– Очаг, говоришь? Огонь… – задумчиво протянул я, глядя на поднимающийся вдали столб дыма. – А огонь, пожирающий трактир, для этого подойдет?
* * *
Огонь, который поедает поленья очага, и огонь, который уничтожает постройки, – это разные виды огня. Разница такая, как если бы кто-то сравнил бригаду хирургов, полосующих человека в операционной, и шайку разбойников с большой дороги, кромсающих несчастных купцов, в порыве ярости разрушая повозки, разрывая, разбрасывая, ломая вещи в поисках вожделенных кружочков металла.
Этот огонь был равен трем шайкам разбойников, перед налетом перепившихся, обкурившихся и вообще – с детства трижды уроненных оземь безумной, больной дурными болезнями нянькой. Он ревел, поднимал в воздух клубы сажи и был так жарок, что стоять можно было только шагах в пятидесяти от эпицентра пожара, да и то – трещали волосы, скручивались ресницы, а от одежды отчетливо пахло краской и чем-то неуловимым, возможно, – изжаренными заживо вшами.
Элена не смогла подойти и на такое расстояние, и с растерянным видом стояла позади меня, в толпе зевак, живо обсуждающих гибель злачного заведения.
Что лежало в подвалах трактира? Почему он ТАК горел? Можно было только предполагать – мой носитель этого не знал. Знал только, что хозяин хранил что-то в погребах, и это что-то потом перепродавал в соседнее государство – контрабандой, само собой. Возможно, это были какие-то нефтепродукты, потому что от «костра» отчетливо пахло чем-то похожим на солярку или мазут. Да и дым был черным, как копоть от горячей резины. Пока мы с Эленой шли к пожару с кладбища, столб дыма из серо-желтого превратился в этот фонтан сажи, и небо сразу потемнело, солнце скрылось за рукотворной тучей, и похоже было на солнечное затмение. Знатный пожарчик, мечта пиромана!
Да в общем-то какая нам разница, что там горело? Главное, чтобы этот огонь уничтожил мерзко воняющую пластинку, на которой красовался едва заметный профиль нашей подруги. Именно – едва заметный. Элена объяснила, что дело здесь не в четкости линий, а в том, чем они сделаны и как напитаны магией. И, кстати сказать, чем бледнее линии, тем ближе к смерти их реальный прототип. Когда… если бы Амалия умерла – линии исчезли бы совсем. Пока еще они видны, и это обнадеживает.
Я прикинул расстояние – если подойти ближе, можно и поджариться! А если не доброшу – эффекта не будет. Пока эта пропитанная слизью дощечка высохнет, займется огнем… Лучше всего забросить подальше в пламя, чтобы уж сгорела, так сгорела!
Размахнулся, отвел руку назад…
И умер.
О боги! Ну какие же вы злые, а?! Ну разве можно так издеваться над человеком?! Как больно! Как же это больно, когда умирает твое тело!
Сам не понял, как и когда успел выскочить из сознания своего носителя. Только очнулся я рядом с трупом, прямо возле его головы – пустые глаза мертвеца смотрели мне в душу, будто спрашивали: «Зачем ты это со мной сделал?!»
Нет – я не жалел о гибели этого монстра. Он не был хорошим человеком, скорее наоборот – палач, убийца, жестокий и грязный тип. «Файлы», которые я все-таки скопировал с его «жесткого диска», рассказывали мне о нем все, во всех подробностях. Или почти все – кроме того, что он постарался забыть и не давал копировать даже тогда, когда я усиленно рылся в его мозгах. У каждого человека в жизни случается такое, о чем он мечтает забыть. Иногда это удается. Как и в этом случае.
Теперь нужно было понять – что же со мной случилось. Как это мой носитель стал трупом?! Кто сумел ухайдокать эдакого здоровилу?!
Ответ нашелся скоро (хотя я и так знал, кто тут подсуетился) – под треск молний, под вопли и визг разбегающихся зевак, под шипение файерболов, почти не слышное из-за рева огня. Вероятно, только кот с его тонким слухом мог вычленить звуки битвы на фоне грохота пожарища.
Бились двое – Элена и черный колдун, и похоже, что именно он был причиной того, что на лице моего носителя остался след, похожий на рисунок стебля растения.
Я что-то читал об этом, когда через человека проходит высоковольтный разряд – например от удара молнии, – на теле нередко остается такой вот прихотливый рисунок. Сталкиваться мне с таким делом еще не приходилось, но ведь все когда-то бывает в первый раз?
А зрелище красивое, да! Молнии хлещут, шары летят, оба завывают что-то визгливыми голосами, будто рэп читают! Шоу народных талантов, да и только!
Только вот продлится это шоу, похоже, не очень долго – Элена явно проигрывала, я это чуял, как чует свежее верблюжье дерьмо жук-скарабей. Девушка отступала назад, спотыкаясь, пошатываясь, а черный колдун шел вперед, вытянув руки, с которых лился сверкающий поток молний: зеленых, синих и даже красных. Праздничный фейерверк, да и только! Смертельный салют.
Картина запечатлелась у меня в мозгу, будто снимок, сделанный фотоаппаратом: две фигуры, озаренные пламенем, и над ними угольно-черная туча, похожая на гигантский рот, готовый поглотить неудачливого бойца.
Сколько времени прошло с момента моего падения, точнее – моей смерти – неизвестно, но предполагаю, что не очень много. Или, вернее, совсем мало – от нескольких секунд до минуты.
Магические поединки продолжаются недолго – это я знал из разговоров Амалии и Элены, когда они обсуждали практические занятия по боевой и прикладной магии. Секунда, две, три – бах! – защита прорвана, волшебник сдался или… но на занятиях никакого «или», само собой, быть не могло – за этим строго следили преподаватели. Но от случайностей никто ведь не застрахован, так что время от времени студенты, увлекшиеся магическими поединками, гибли, не сумев парировать удар такого же не в меру разошедшегося соратника.
Коты все-таки видят мир по-иному. Мухи летают медленно, мыши не пищат, а ревут, как паровозные гудки, тараканы топают, как стадо лошадей, – все по-другому, не как у человека. Потому движения дерущихся я видел так, как если бы эти двое сражались в меду, преодолевая сопротивление приторной массы.
За то время, пока черный колдун вздымал свои холеные руки, я бы успел несколько раз оторвать ему голову – если бы был размером со льва, конечно.
Но я не был размером со льва. Кот, всего лишь кот – крупненький, да, «сытенький», но не более того.
Что я мог сделать? Единственно возможное деяние – сжечь картинку с Амалией и спасти этим всех – Амалию, загнивающую в своей комнате, Элену, которая вот-вот поляжет, как озимые, и себя – до которого у колдуна дойдут руки сразу же, как он покончит со своим противником.
Ну да – я могу убежать, оставить Элену на поле боя, Амалию бросить на смертном одре, но кем бы я тогда был? Скотина. Животное!
В общем – «Русские своих на войне не бросают»!
О боже, ну какая она гадкая, эта дощечка! Как от нее воняет! Я с моим чувствительным нюхом должен держать эту пакость во рту?!
В пасти, если быть точным. Рот у меня имелся, когда я управлял «големом», закончившим свои позорные дни несколько минут назад.
Простая задача, да! Схватить дощечку и разогнавшись – броситься с ней в огонь! А пока лечу – перейти в подпространство, чтобы не сгореть, как забытый шашлык на полыхающем мангале!
Все, кто заслужил Премию Дарвина, тоже считали, что задача очень проста, – это я знаю точно. Уверен. И те идиоты, что приделали ракетные ускорители к своей старой тачке, и придурок араб, сброшенный с крыши дома бараном, которого он привел туда для заклания, и дебилоид, забравшийся на электричку для того, чтобы сделать крутое селфи и набрать кучу лайков в соцсетях.
Вот и я – получится ли у меня выжить, когда окажусь в огне? Может, огонь вообще препятствует переходу в подпространство?! А может, огонь горит и там, в Сером Мире?! И я сгорю, как спичка?
Проверить можно только одним, глупым, но эффективным способом – просто прыгнуть в огонь, держа в зубах опоганенный портрет девицы.
В общем – через несколько секунд после того, как очнулся рядом с трупом носителя, я уже мчался прямо в огонь, молясь всем возможным и невозможным богам, чтобы колдун не обратил на меня внимания, занятый добиванием несчастной Элены, за эти сутки потерпевшей уже третье поражение. И похоже было, что это третье она не переживет.
Я мчался со всех ног, так, как не бегал никогда в жизни – ни человеческой, ни кошачьей. От меня воняло паленой шерстью, а усики-вибриссы просто-таки выли, отправляя в мозг волны невероятной по силе боли – они горели. Если сравнивать с человеком, это было похоже на то, как если бы мне хорошенько врезали в пах. Больно, очень больно! Женщинам и кастратам не понять.
Уже теряя сознание, я буквально ввалился в Серый Мир и замер, оглушенный тишиной, покоем и отсутствием боли. Здесь было хорошо! Очень хорошо! Век бы отсюда не вылезал!
И отсюда хорошо было видно, как пластинка с изображением Амалии медленно обугливается, а потом вспыхивает ясным пламенем и горит, будто политая бензином. Даже не бензином – ощущение такое, будто она сделана из того состава, которым облепляют фейерверки, – так полыхнуло, такие искры полетели – ай-яй, аж глазам стало больно!
А потом врезала волна. Чего волна – не знаю. Только даже здесь, в Сером Мире, мне стало тошно, замутило, удар был такой силы, как если бы по моей голове врезали огромной мягкой дубиной.
Уже на остатках сознания я рванулся в сторону, вылетая из пламени пожара, и вовремя – меня буквально выкинуло в реальное пространство, туда, где черный колдун норовил испортить великолепное тело маленькой колдуньи.
Переход к реальности был очень жестким, таким жестким, что я снова едва не потерял сознание, – болел обожженный бок, лапы, опаленное ухо дергало, будто щипцами.
В первую секунду я вообще ничего не увидел, потом зрение стало возвращаться, и скоро я смог рассмотреть поле битвы двух колдунов во всех подробностях: Элена, как ни странно, была еще жива. Она стояла практически голой, вызвав что-то вроде дежавю – когда-то я уже видел такую картинку. Только персонаж был другим.
Знаменитый, великолепный комбинезон, в который она была одета, сгорел почти дотла, оставив после себя лишь забавные «браслеты» на руках и ногах да что-то вроде матерчатого ошейника на шее, на которой висели украшения-амулеты, сохранявшие тело хозяйки.
Это самое тело тоже было повреждено – ожоги разной степени тяжести, царапины, ссадины, синяки, – но даже так девица выглядела очень соблазнительно, просто-таки сногсшибательно!
Будь я в человеческом обличье и люби я девиц, точь-в-точь похожих на Барби-восьмиклассниц, – точно бы за ней приударил! Мечта педофила, буржуазная кукла!
Глазищи – по плошке! Волосы, наполовину спаленные, все еще божественно красивы, белые зубы – безупречно ровные и белые, сиськи вперед! Ну нельзя же быть такой красоткой!
Давно заметил – красоту прекрасной женщины не может испортить практически ничего – ни грязь, ни копоть, ни синяки. Сейчас – ощущение было такое, будто Элена нарочно, из кокетства измазалась сажей или для съемок некого гламурного боевика. И вот сейчас она ототрется, смоет краску, нанесенную гримерами, наденет микрошортики и пойдет гулять по набережной, видом своих сисек, оттопыривающих короткий топик, сбивая с седла замечтавшихся и впавших в транс половозрелых велосипедистов.
А вот ее противнику было совсем даже плохо. Он был скорее мертв, чем жив. Сине-желтая кожа, потрескавшаяся, истекающая сукровицей и гноем, мутные глаза, уставившиеся в пространство, руки, заканчивающиеся белеющими на свету костями, – плоть с пальцев и ладоней слетела, пролившись на землю дождем из буро-красной слизи, и как этот человек остался стоять на ногах – уму непостижимо!
Черный колдун разлагался так быстро, что я никогда бы в это не поверил, не видя все своими глазами. Все то колдовство, что он направил на свою жертву, вернулось к нему многократно усиленным, и, само собой, ему это очень не понравилось.
Но понравилось его противнице, радостно хихикающей, будто она смотрела на представление очень веселой, забавной комедии. Даже странно – ее должно было бы сейчас рвать фонтаном – меня самого замутило от запаха и вида этого зомбака, однако девка стояла и хохотала как сумасшедшая!
А потом случилось странное, чему я не нашел объяснения – колдун вдруг выкрикнул какую-то фразу, ударил себя по груди остатками руки и… исчез! Испарился, будто его и не было!
Вспышка, грохот, запах озона, воронка на том месте, на котором стоял негодяй, – и больше ничего!
Вот это номер! У меня дыхание сперло в груди – это что же получается, сбежал?!
И КАК он это сделал?!
Элена медленно поднималась с земли, отряхивая с бедра прилипший к потной коже песок. Она была мрачна как туча. Заметила за углом соседнего дома девицу, подглядывающую за происходящим, повелительно махнула рукой:
– Эй ты! Ну-ка, сюда! Быстро! Я сказала – сюда иди!
Девица несмело вышла из укрытия, пряча глаза и ступая так, будто шла по горящим углям. Не доходя до Элены двух шагов, упала на колени, уткнулась головой в мостовую:
– Слушаю, госпожа!
– Раздевайся! – Голос волшебницы был холодным как лед, и сейчас она казалась в два раза выше ростом, чем была на самом деле, – вот что значит врожденное умение повелевать! Я бы так не смог. Демократия, равенство – эти понятия вдолблены нам с самого детства.
Девушка не прекословила, хотя она и была как минимум на голову выше «фейри». Она сбросила с себя коричневое, балахонообразное платье, оставшись в одних сандалиях, и протянула одежду волшебнице, так же не поднимая глаза на грозную карлицу.
Я заметил на шее девицы блестящий обруч и вдруг понял – это рабыня! Самая настоящая рабыня! Вот почему она не сказала ни слова, когда ее буквально раздели средь белого дня!
Зато сказал ее хозяин, здоровенный пузатый мужлан, вышедший из-за того же угла с неприятной на вид метровой дубинкой в руках. Он поигрывал своим оружием, зажав его в толстенной, широкой, как лопата, ладони и был настроен очень решительно, если не сказать – агрессивно:
– Это еще что такое?! «Лесники» совсем обнаглели! Прямо на улице грабят, растаскивают мое имущество! Ну-ка, отдай платье моей девке! Я подам на тебя в суд, если не отдашь, но прежде разобью тебе башку этой дубиной! Поняла, глиста ты беловолосая?!
«Глиста беловолосая» в это время как раз затягивала пояс, стараясь исхитриться сделать так, чтобы слишком длинное платье не волочилось по земле. Пришлось вытащить его наверх, и теперь эта дурацкая хламида свисала с груди, превратив фигуру девушки в нечто бесформенное, достойное помоечной бомжихи. Но зато теперь Элена не стояла голой на виду у множества зевак, попрятавшихся везде, где только можно было укрыться. Двое даже забрались на высоченное дерево и как обезьяны сидели на толстом суку, прижавшись к толстой коре.
– Как ты сказал?! Кто я? – Голос Элены был мелодичным, ласковым, и ничего не предвещало беды, но я-то слышал в ее голоске нотки сдерживаемой ярости! Тут только делать ставки – она прибьет хама дурным заклинанием или самолично, этими вот нежными ручками, вымазанными в саже?
Самолично. Только не ручками, а ножками. После того как толстяк с удовольствием повторил определение, данное им наглой «лесничихе», ее нога с треском врезалась в его подбородок.
Я едва успел заметить движение – р-раз! – и вот уже громила опускается на мостовую, закатив глаза, – но не от восторга!
– Кто, я тварь?! Кто я?! – Теперь голос не звенел, как колокольчик, он визжал, как циркулярная пила, как десять котов, собравшихся на «толковище» для выяснения отношений тихой весенней ночью. У меня даже мороз прошел по коже – ну до чего отвратительно орут коты! (Не я! Даже котом я ору очень мелодично и со смыслом!)
А потом милая девушка начала пинать поверженного супостата, сбитого с ног быстро, уверенно и умело. Она так яростно била тушу человекобегемота, что я начал опасаться – как бы не сломала себе палец! Нет бы взять дубинку и хорошенько наподдать по толстой мужланской заднице! Или по башке – если хочешь добить гада. Зачем трудить ноги, подвергая себя опасности? Глупо!
И почему-то напомнило китайские фильмы а-ля Джеки Чан, когда вот такое мелкое существо носится по экрану, скачет в бесконечных смертельно опасных схватках, вызывая лишь досаду и раздражение: «Сцука, ну когда же его наконец пристрелят? Или когда он кого-нибудь на самом деле прибьет, закончив эту идиотскую клоунаду? !»
А что еще смешнее в боевиках – спецназ, который бьется «на кулачках», выказывая чудеса владения единоборствами. Вспомнилось по этому поводу одно высказывание, я некогда читал и хихикал: «Спецназовец бьется голыми руками только тогда, когда прогадил автомат, пистолет, нож, саперную лопатку и нашел хорошую, ровную площадку для поединка, где его ждет такой же дебил, как он сам».
Куда Элена дела весь набор оружия, которое тащила с собой? Или ей некогда было им воспользоваться? Наверное – так.
Мне надоело слушать, как колдунья повизгивает, пытаясь сквозь пласты сала допинаться до внутренностей этого Куинбуса Флестрина, очень хотелось лечь в постель, устроить поудобнее свое усталое, невыспавшееся тело, потому я подошел к Элене и мявкнул. И со всего размаха врезал лапой ей по лодыжке.
Элена оглянулась на меня, вытаращила глаза, будто увидела посланца богов, и с дрожью в голосе, хриплым, сорванным голосом сказала:
– О боги! Ты жив?! А я думала – ты сгорел в пожаре! Как хорошо, что ты жив, котейка! Ох как хорошо!
Я был совершенно согласен с этим мудрым высказыванием, но еще раз врезал лапой – теперь уже по бедру моей напарницы, присевшей рядом со мной на корточки, и указал вдоль улицы, туда, где солнце бликовало на отполированных до блеска кирасах, наконечниках копий и шлемах тех, кто мог сейчас очень сильно испортить нам радость победы.
– Да! Да! – подхватилась Элена. – Бежим! Не хочется сидеть в темнице – эти стражники такие идиоты!
Она похватала с земли оружие, которое вывалилось из ее сгоревшей одежды во время магического поединка (Вот почему она им не воспользовалась!), и побежала в переулок, не оглядываясь.
Впрочем, возможно, она отдавала должное моим уму и сообразительности, хотя много ли их надо, чтобы понять – когда ты участвуешь в разборке, пусть даже твои противники негодяи, – лучше всего после окончания замеса как можно быстрее свалить с места происшествия. Так, на всякий случай. Чтобы с ходу не «отоварили».
В отличие от моей подруги-«фейри», я не считал ментов… хм-м… стражников – идиотами. Как и земные менты, местные правоохранители явно отличаются умом и сообразительностью не хуже птицы-говоруна, так как появились именно в тот момент, когда разборка уже закончена и им ничего не угрожает. И по большому счету правильно – ну кому охота за эти жалкие гроши, что платит город, попадать в замес двух колдунов? Это не воришку рыночного поймать и не шлюх бесплатно поюзать! Тут запросто можешь лишиться мужских причиндалов, а то и самой головы!
Да, в этом отношении здешние менты ничем не отличаются от земных. Впрочем, как и местные люди не очень-то отличаются от земных – раздень их, и ты не узнаешь в толпе нудистов – где тут местный, а где земной обыватель. Если только снять обручи с рабов…
Вообще, честно сказать, я как-то не задумывался, что такое – «раб». Ну да, читал о рабстве, о рабах, всем, что с этим связано, но увидеть воочию этих «разумных животных» – в голове не укладывается! Кажется таким нереальным, таким странным, будто смотришь сон, в котором все поставлено с ног на голову, но мозг почему-то считает это вполне нормальным!
Как человек может владеть человеком? Почему раб просто не прибьет хозяина и не отправится по своим делам? Нет, не могу понять. Позже, возможно, разберусь с этим вопросом, а пока не до него.
К Амалии – удостовериться, что она жива, а потом спать.
Спать! Спать! Нет для кота худшего наказания, чем лишить его сна!
* * *
Она была еще слаба, но… теперь – это не зомби, разлагающийся на пропитанных смертью простынях. Теперь – розовая, здоровая, хотя и сильно похудевшая девица, даже в своем нынешнем состоянии способная завести триста юнцов и двести зрелых мужчин. А может, и больше.
Уже находясь в коридорах университета, я остановил Элену и добился от нее обещания ничего не рассказывать Амалии – о том, что я не совсем кот и даже совсем не кот. Почему? Да сам пока не знал. Было такое чувство – НЕЛЬЗЯ этого делать. Возможно, я помнил об обещании Баст и Беса оторвать мне лапы и хвост, а возможно, потому что хотел и дальше продолжать жизнь в роли кота, живущего в постели молодой невинной девушки. А ну как она возьмется меня стесняться? Перестанет разгуливать голышом и брать к себе в теплую постель? Нет уж – я не могу лишиться такого удовольствия – лицезреть голенькую красотку и прижиматься к ее бочку! Хоть я и кот… но не совсем кот и совсем не кот! Хотя и тот, кто ходит сам по себе.
Впереди неизвестность: суд магистров, а кроме того, – нужно решить, что делать с чертовым мажором, устроившим все это безобразие. Элена пообещала его кастрировать – неужели выполнит обещание?
Вообще-то, положа руку на сердце, не могу сказать, что она бросает слова на ветер. Уж если пообещала – то хотя бы попытается выполнить обещанное. И это может вылиться в большие, очень большие неприятности! И для Элены, и для меня тоже – ведь я не буду спокойно смотреть на то, как моей боевой подруге угрожает опасность! Обязательно встряну – я же мужчина, в конце-то концов!
М-да… мужчина… и давно без женщины! При слове «женщина» тут же всплыл образ белой кошки со сверкающим, манящим взором, и я содрогнулся – неужели капелька за капелькой из меня утекает человеческая сущность?!
Нет, с этим надо что-то делать! Теперь я умею вселяться в людей, так почему не воспользоваться своим умением, и…
Но это потом. Все потом! Сейчас – только сон!
Утро вечера мудренее – даже для котов. И пусть сейчас не вечер, и не утро – каждый нормальный кот спит, когда захочет и сколько захочет, и никто ему не указ!
Ведь он – «Тот, кто ходит сам по себе»!
Конец книги