40
Роторы «Энигмы»
Окна номера смотрели на канал. До сих пор Милгрим лишь теоретически знал, что в Лондоне есть каналы. Не в той мере, что в Венеции или Амстердаме, но есть. Только на задворках. Магазины и дома не выходили на них фасадами. Что-то вроде системы водных подъездных дорог, изначально для грузов. Теперь, судя по виду из окна, их приспособили для отдыхающих и туристов. Устроили катание на лодках, проложили рядом дорожки для бега трусцой и велосипедов. Милгрим вспомнил корабль на Сене, с видеоэкраном, на котором показывали Доттир и группу Джорджа, «Тумбы». Кораблик, который прошел под окнами здесь, был гораздо меньше.
Зазвонил гостиничный телефон. Чтобы взять трубку, Милгриму пришлось выйти из туалета.
– Алло.
– Меня зовут Войтек.
Что-то в акценте говорящего заставило Милгрима ответить по-русски.
– Русский? Я не русский. Вы кто?
– Милгрим.
– Вы американец.
– Знаю.
– Мой магазин, – сказал Войтек (Милгрим вспомнил, что Бигенд говорил о нем за ланчем в Саутуарке), – на рынке, близко от вашей гостиницы. В старой конюшне. Вы приносить ваш компьютер.
– Как называется ваш магазин?
– Бюро «Шик».
– «Шик»?
– Бюро «Шик». И сын. До свиданья.
– До свиданья. – Милгрим положил трубку.
Потом сел за стол и вошел в твиттер.
«ау», – запостила Уинни час назад.
«Кэмден-Таун Холидей-Инн», – напечатал Милгрим, добавил номер комнаты и номер гостиничного телефона. Отправил. Обновил страницу. Ничего.
Зазвонил телефон.
– Алло.
– С возвращением, – сказала Уинни. – Я еду к вам.
– Я сейчас ухожу. По работе. Не знаю, когда вернусь.
– А какие планы на вечер?
– Пока никаких.
– Зарезервируйте его для меня.
– Постараюсь.
– Я недалеко. Уже подъезжаю.
– До свиданья, – сказал Милгрим телефонной трубке, хотя Уинни уже отключилась. Он вздохнул.
Он забыл отдать Холлис красный модемчик, который в гостинице был не нужен. Ну ничего, отдаст при следующей встрече.
Сумку он разобрал, сразу как вошел в номер, а сейчас положил в нее ноутбук. Бигенд унес карточку со снимками Фоли, а поскольку другой карточки не было, Милгрим решил оставить аппарат в гостинице.
Идя к лифту, он гадал, почему «Холидей-Инн» построили здесь, у канала.
В вестибюле пришлось подождать, пока служащий за стойкой объяснял двум молодым американцам, как пройти к Музею Виктории и Альберта. Милгрим пытался смотреть на них глазами француженки-аналитика из «Синего муравья». Он решил, что вся их одежда подходит под ее определение имиджевых вещей, но изначально стала такой за счет способности красиво занашиваться. Француженка называла это «налет времени». По-настоящему качественным вещам время придает благородство. И больше всего раздражают попытки искусственно имитировать этот налет, которые на самом деле скрывают недостаток качества. Пока Милгрим не оказался в модельерской артели Бигенда, он и не подозревал, что кто-то так думает об одежде. Он сомневался, что вещи на американцах дойдут до благородной заношенности, разве что у следующих владельцев.
Когда они отошли, он спросил, как пройти к бюро «Шик», и передал слова про место на рынке.
– Я такого не вижу, сэр, – ответил служащий, щелкая мышкой, – но тут близко, и раз вам объяснили, наверняка найдете.
Он ручкой нарисовал маршрут на карте в ярком буклете и протянул Милгриму.
– Спасибо.
Снаружи воздух пах иначе, выхлопными газами. Больше дизелей? Район походил на скромный тематический парк или даже на ярмарочную площадь в американском городе, до вечернего наплыва гуляющих. Навстречу прошли две японки, жуя хотдоги, что еще усилило впечатление.
Милгрим высматривал Уинни, но если она и приехала, он ее не видел.
Линия шариковой ручкой на карте вывела к кирпичной аркаде: что-то викторианское, превращенное в современные торговые ряды. Товары по большей части напоминали ему Сент-Марк-плейс в Нью-Йорке, хотя в странном, полуяпонском варианте, возможно в расчете на молодых иностранцев. Чуть дальше в одной из арок на стеклянной двери обнаружилась надпись золочеными викторианскими буквами: «Бирошек и сын». Значит, Бирошек. Фамилия. Когда Милгрим вошел, звякнул колокольчик: бронзовая лилия на длинном стебле в стиле ар-нуво.
Стеклянные стеллажи были тесно, но аккуратно заполнены черными металлическими блоками, вроде старых кабельных приставок для телевизора. Высокий лысеющий мужчина примерно одних лет с Милгримом обернулся и кивнул.
– Вы Милгрим, – сказал он. – Я Войтек.
Позади прилавка висел очень старый пластиковый вымпел с надписью AMSTRAD. И название, и логотип Милгрим видел впервые.
На Войтеке был кардиган, собранный из пяти или шести разных доноров: один рукав гладкий бежевый, другой в клетку, – поверх шелковой рубашки поло, тоже бежевой, с избытком перламутровых пуговиц. И очки в суровой стальной оправе.
Милгрим поставил сумку на прилавок.
– Много времени это займет?
– Если ничего не найду, десять минут. Оставьте его.
– Я лучше подожду.
Войтек нахмурился, потом пожал плечами:
– Вы думаете, я ставить туда свое.
– Вы это делаете?
– Некоторые делают, – сказал Войтек. – ПиСи?
– Мак. – Милгрим расстегнул сумку и достал ноутбук.
– Поставьте на прилавок. Я запрусь.
Войтек вышел из-за прилавка. На нем были серые войлочные тапки, похожие на ноги плюшевого зверя. Он задвинул щеколду на двери и вернулся.
– Ненавижу «эйры», – весело произнес он, переворачивая ноутбук и беря маленькую, очень дорогую с виду отвертку. – Морока вскрывать.
– Что это за блоки? – Милгрим кивнул в сторону стеллажей.
– Компьютеры. Настоящие. Из колыбели.
Войтек без всяких видимых усилий снял нижнюю панель ноутбука.
– Они ценные? – спросил Милгрим.
– Ценные? Какая истинная ценность?
Он надел очки-лупы в прозрачной оправе.
– Об этом я вас и спрашиваю.
– Истинная ценность. – Светодиоды на оправе осветили нутро ноутбука. – Вы оцениваете романтику в деньгах?
– Романтику?
– Эти компьютеры – исходный код. Эдем.
В магазине были и более старые механизмы, некоторые в деревянных корпусах, запертые в очень солидной и наверняка дорогой стеклянной витрине высотою под два метра. Один, похожий на старинную пишущую машинку, был в деревянном футляре. С внутренней стороны открытой крышки Милгрим разобрал нанесенную по трафарету надпись: «ЭНИГМА».
– Это оно, да?
– Это до Эдема. Шифровальная машина «Энигма». Которую победил Алан Тьюринг. Рождение Эдема. Еще на продажу американский военный шифратор «эм-двести-девять-би» в оригинальном брезентовом чехле, советская «эм-сто-двадцать-пять-три-эм-эн» «Фиалка». Карманный русский трансмиттер, ламповый, с кодером и телеграфным ключом. Интересуетесь?
– Что значит трансмиттер?
– Вбиваете сообщение, шифруете, отправляете морзянкой с нечеловеческой скоростью. Завод пружинный. Тысяча двести фунтов. Сотрудникам «Синего муравья» двести долларов скидка.
Кто-то постучал в дверь. Молодой человек с длинной косой челкой. В махровом халате. Он гримасничал от нетерпения. Войтек положил макбук на поролоновый коврик с логотипом Amstrad и, не снимая светящихся очков-луп, пошел открывать дверь. Молодой человек в халате – который при ближайшем рассмотрении оказался очень тонким, очень мятым кашемировым плащом, – не глядя на Войтека, быстро прошел через магазин и исчез в двери (Милгрим прежде и не видел, что там есть дверь).
– Паскуда, – бесстрастно объявил Войтек, запер дверь и вернулся к макбуку.
– Ваш сын? – спросил Милгрим.
– Сын? – Войтек наморщил лоб. – Это Чомбо.
– Чомбо?
– Геморрой. Кошмар. Бигенд. – Войтек поднял макбук и теперь яростно всматривался в него с расстояния в несколько дюймов.
– Бигенд – геморрой? – Такой взгляд не был для Милгрима новостью.
– Чомбо. Живет здесь на моей голове. Я устал месяцев считать. – Он постучал по тоненькому маку отверткой. – Ничего сюда не добавили.
И принялся быстро привинчивать нижнюю панель обратно. Милгрим чувствовал, что злость придает движениям Войтека отточенную быстроту, и надеялся, что тот злится на расхристанного Чомбо, не на него.
– И это всё? – спросил Милгрим.
– Всё?! Моей семье с ним жить.
– С моим компьютером.
– Еще софт почекить. – Войтек достал из-под прилавка обшарпанный «Делл» и проводком подключил к макбуку. – Пароль есть?
– Локатив, – сказал Милгрим и повторил по буквам. – Строчными. Точка. Один.
Он подошел к витрине, чтобы получше разглядеть «Энигму».
– Налет времени добавляет цены?
– Что? – Светодиодные огоньки на очках сверкнули в сторону Милгрима.
– Если они потерты. Видно, что ими пользовались.
– Вообще-то, – ответил Войтек, глядя поверх очков, – дороже всего, когда муха не сидела.
– А это?
Черные шестерни с акульими зубами, диаметром как донышко пивной бутылки. На каждой двузначные числа, в которые втерта белая краска.
– Для вас как трансмиттер – тысяча фунтов.
– Я имел в виду, для чего они?
– Для шифрования. Положение роторов меняли каждый день, на отправляющей машине и на принимающей.
В дверь коротко стукнули, звякнул колокольчик на лилейной ножке. За стеклом стоял водитель, который вез Милгрима из Хитроу.
– Заколебали, – обреченно произнес Войтек и пошел открывать.
– Анализ мочи, – объявил водитель, показывая бумажный пакет.
– Гадство, – сказал Войтек.
– Мне надо будет воспользоваться вашей ванной, – сказал Милгрим.
– Ванна? У меня нет ванны.
– Уборная. Туалет.
– Там. Где Чомбо.
– Ему надо будет смотреть. – Милгрим кивнул на водителя.
– Знать не хочу. – Войтек постучал в дверь, за которую ушел Чомбо. – Чомбо! Людям в сортир надо!
– Идите нахер, – отозвался приглушенный дверью голос Чомбо.
Милгрим подошел к двери (водитель следовал за ним по пятам) и попробовал ручку. Дверь открылась.
– Нахер, – рассеянно повторил Чомбо.
Он сидел перед несколькими экранами посреди чудовищного разгрома в дальнем конце помещения – куда более обширного и темного, чем ожидал Милгрим. На экранах горели столбики цифр – или букв, Милгрим точно не видел, но решил, что скорее цифр.
Маленькую фанерную уборную освещала голая лампочка под потолком. Водитель бы туда не поместился, так что он просто остался стоять в открытой двери. Милгрим взял у него бумажный пакет, открыл, достал целлофановый гермопакет, открыл его, вытащил баночку с синей крышкой. Оторвал бумажную пломбу, свинтил крышку и расстегнул ширинку.
– Козлы ссаные, – пробормотал Чомбо без тени иронии.
Милгрим вздохнул, наполнил баночку, завинтил крышку, допи́сал в грязный унитаз, убрал баночку в гермопакет, гермопакет – в бумажный, отдал его водителю и вымыл руки холодной водой. Мыла он не нашел.
Когда они выходили, Милгрим видел отражение ярких экранов в глазах Чомбо.
Он тщательно закрыл за собой дверь.
Водитель протянул бумажный конверт, запечатанный, как банковская документация. Внутри Милгрим нащупал упаковку с таблетками.
– Спасибо, – сказал он.
Водитель молча вышел. Войтек раздраженно поспешил закрыть за ним дверь.
