32
Синдром

Официантка уже приняла заказ и отошла от столика, унося меню в жестком переплете, когда в противоположном конце зала начался скандал.

Истерические выкрики. Широкоплечий молодой человек в черном, с твердым выражением бледного лица, внезапно вскочил, опрокинув стул, и выбежал на улицу. Навстречу электронным вспышкам, прикрывая рукой глаза – чтобы не ослепнуть или чтобы не попасть на фотографию.

– Быстро он, – сказал Джордж, намазывая маслом кусок нарезанного багета.

У него были элегантно волосатые руки, как у дорогой плюшевой игрушки. Он крупными зубами откусил половину бутерброда.

– Уж сколько выдержал, – ответила Мередит.

Милгрим видел, что ее ум выпирает из-под красоты, будто суровый стальной механизм из-под легкого шелка.

Вытянув шею, он по характерному серебристому пушку узнал одну из Доттир за столиком, из-за которого сбежал молодой человек. После жидкометаллического пингвина это уже не казалось совсем странным. Вполне вписывалось в ощущение наркотического транса. Доттир собрала вещи, потом глянула на огромные золотые наручные часы.

– Я их видел, – сказал Милгрим. – На реке. На большом экране. – Он снова повернулся к Джорджу. – И вас тоже.

– Это к выпуску альбома, – сказал Джордж. – У них новый альбом. У нас нет, но тот же лейбл.

– Кто этот, который сейчас ушел?

– Брэм, – ответила Холлис. – Солист из «Стокеров».

– Не слышал про него, – ответил Милгрим и взял кусок хлеба, чтобы чем-нибудь занять руки.

– Вам ведь не тринадцать лет, верно? – сказала Мередит.

– Верно, – согласился Милгрим и целиком засунул хлеб в рот. Орально, как называла это его психотерапевт. Она сказала, очень хорошо, что он некурящий.

Хлеб был твердый, упругий. Милгрим мгновение держал его во рту, прежде чем начал жевать. Мередит смотрела на него во все глаза. Он снова поглядел на столик Брандсдоттир, где кто-то придерживал встающей Доттир стул.

И этот кто-то был Рауш. Милгрим как увидел, чуть не выплюнул хлеб.

В отчаянии он поймал взгляд Холлис. Та подмигнула – без усилия, не кривя половину лица (Милгрим бы в жизни так не сумел), и отпила вина.

– Джордж играет в музыкальной группе, – сказала Холлис, и Милгрим понял, что она его успокаивает. – «Тумбы». Редж Инчмейл, который вместе со мной был в «Ночном дозоре», продюсирует их новый альбом.

Милгрим, прожевав и проглотив ставший неожиданно сухим хлеб, кивнул. Отпил воды. Кашлянул в крахмальную салфетку. Что делает здесь Рауш? Он снова глянул в ту сторону, но Рауша не увидел. Доттир, идя к дверям, спровоцировала новую волну вспышек, стробоскопическое сияние цвета ее волос. Милгрим опять глянул на Холлис. Она еле заметно кивнула.

Джордж и Мередит, догадывался Милгрим, не знают о ее связи с «Синим муравьем», а значит, и о его тоже. Обе Доттир – клиентки «Синего муравья». Они, вернее, их отец, которого Милгрим никогда не видел, – крупный проект Бигенда. Возможно, даже партнер. Некоторые, в том числе Рауш, считали, что интерес Бигенда к двойняшкам – сексуального характера. Однако Милгрим как привилегированный собеседник Бигенда чувствовал, что это не так. Бигенд бодро выгуливал двойняшек по Лондону, словно пару скучных, но астрономически дорогих собачек, собственность человека, на которого ему очень хочется произвести хорошее впечатление.

– «Стокеры» на другом лейбле, – объяснял Джордж, – но той же фирмы. Пиарщики разыгрывают сценарий, по которому у Брэма и Фридрикки роман, но одновременно пустили слух, будто Брэм – любовник Эйдис.

– Очень старая тактика, – заметила Мередит. – И особенно очевидная в случае однояйцевых близнецов.

– Однако новая для их аудитории и для аудитории Брэма, – сказал Джордж, – которая, как ты упомянула, состоит из тринадцатилетних.

Милгрим глянул на Холлис. Та улыбнулась. Давая понять, что сейчас не время задавать вопросы. Она сняла хаундсовскую куртку и повесила на спинку стула. Платье под курткой было угольного цвета, того серого, который почти черный. Обтягивающий трикотаж. Милгрим первый раз за вечер глянул на платье Мередит. Оно было черное, из плотной лоснящейся материи, детали сострочены, как на старых рабочих рубашках. В женской одежде он не разбирался, но сейчас вроде бы увидел нечто знакомое.

– У вас красивое платье, – сказал он Мередит.

– Спасибо.

– Это «Габриэль Хаундс»?

Брови Мередит на мгновение взлетели вверх. Она перевела взгляд с Милгрима на Холлис, потом снова на Милгрима.

– Да.

– Чудесное, – сказала Холлис. – Этого сезона?

– У них нет сезонов.

– Но недавнее? – Холлис очень серьезно смотрела на Мередит поверх поднятого бокала.

– Заброска прошлого месяца.

– Мельбурн?

– Токио.

– Тоже художественная ярмарка?

Холлис допила бокал, Джордж подлил ей еще. Вопросительно повел горлышком бутылки в сторону Милгрима, потом увидел его перевернутый бокал.

– Бар. Микробистро с тибетским уклоном. Я так и не поняла толком где. Подвал офисного здания. Хозяин спит на самодельной антресоли, хотя это секрет. «Хаундсы» редко делают что-то специально женское. Трикотажная юбка, которую никто не смог повторить, хотя многие пытались. Твоя куртка – унисекс, хотя, когда она надета, этого не поймешь. Все дело в эластичной ленте на плечах, – Мередит говорила с легким раздражением, хотя полностью владела собой.

– Прилично ли будет спросить, как ты узнала, что это будет там?

Принесли первое блюдо, и Мередит подождала, когда официантка отойдет, потом ответила, уже спокойнее:

– Прямого контакта у меня нет. С приятелем времен учебы, про которого говорила, я рассталась несколько лет назад. Однако он познакомил меня с другими людьми. С ними я тоже не общаюсь и не знаю, как выйти на связь. Но они включили меня в рассылку. Я получаю электронное письмо с сообщением, где и когда будет заброска. Не знаю, обо всех ли забросках мне пишут, проверить никак не могу. Бывает это довольно редко. Всего два письма с тех пор, как я водила Клэмми покупать джинсы в Мельбурне. Прага и Токио. Я как раз была в Токио. Ну не в Токио, в Осаке. Я решила поехать.

– Что они предлагали?

– Может быть, начнем есть? – спросила Мередит.

– Конечно, – ответила Холлис.

Милгрим взял лососину, и она оказалась очень хороша. (Официантка дала ему выбрать из английского перевода меню.) Он огляделся, ища глазами Рауша, но не нашел. Публика в ресторане менялась на глазах. Те, кто пришел, чтобы присутствовать при сцене между Брэмом и Доттир, попросили счет и ушли, многие – оставив нетронутую еду. Официанты быстро убрали со столов, за которые теперь усаживались новые посетители. Гул разговоров стал заметно громче.

– Пожалуйста, не думайте, будто моя готовность помогать с Инчмейлом как-то зависит от того, что Мередит сможет или не сможет рассказать про «Хаундс», – проговорила Холлис.

Джордж быстро глянул на Мередит.

– Мы это ценим, – сказал он, хотя Милгрим сомневался, что Мередит тоже так думает. Может быть, «мы» означало музыкантов.

– И в случае Инчмейла действительно нужно, чтобы кто-нибудь объяснял, на каком вы этапе, – продолжала Холлис. – По крайней мере, это все, что я могу сделать. Изменить процесс нельзя, а если вы упретесь всерьез и надолго, он уйдет. Сейчас все движется в эту сторону.

Милгрим, который с удовольствием ел лососину под очень нежным островатым соусом, ровным счетом ничего не понял из ее слов.

– Извини, – ответила Мередит, – но тебе придется сказать нам, на кого ты работаешь.

– Если бы я лучше такое умела, я бы для начала рассказала о моей книге. Она про локативное искусство.

– Я не знаю, что это, – сказала Мередит.

– То, что сейчас называют дополненной реальностью, – объяснила Холлис, – только как род искусства. Оно возникло еще до того, как у всех появились айфоны. Тогда я о нем и писала. Однако я к тому, что, если бы хотела вас обмануть, начала бы с книги и сказала, что пишу следующую, про эзотерический деним или про безумные маркетинговые стратегии. Но я не буду вас обманывать. Я работаю на Губерта Бигенда.

Последний кусок лососины застрял у Милгрима в горле. Он выпил воды, кашлянул в салфетку.

– Вы подавились? – спросил Джордж.

Судя по выражению лица, он вполне готов был выполнить прием Геймлиха. И справился бы успешно.

– Нет, спасибо, – ответил Милгрим.

– «Синий муравей»? – спросила Мередит.

– Нет, – сказала Холлис. – Мы фрилансеры. Бигенд хочет знать, кто стоит за «Габриэль Хаундс».

– Зачем? – Мередит положила вилку.

– Считает, его переплюнули там, где он не ждал соперников. По крайней мере, так он объяснил. Ты его знаешь?

– Только понаслышке.

Милгрим отпил глоток воды и спросил Джорджа:

– Пиар вашей группе делает «Синий муравей»?

– Насколько я знаю, нет, – ответил Джордж. – Мир уже и без того слишком тесен.

– Я не работаю в «Синем муравье», – продолжала Холлис. – Бигенд нанял меня выяснить что-нибудь про «Габриэль Хаундс». Он хочет знать, кто модельер и как работает их антимаркетинговая схема. Этим я заниматься готова. Лгать вам – нет.

– А вы работаете в «Синем муравье»? – спросила Мередит Милгрима.

– У меня нет бейджа, – ответил тот.

– Что-что?

– Нет бейджа, чтобы открывать дверь. В «Синий муравей». У сотрудников есть бейджи. Я не сотрудник.

Официантка забрала тарелки и подала второе блюдо. У Милгрима это был говяжий филей, нарезанный кружочками и сложенный в башенку наподобие шахматной ладьи. Когда он начал есть, башенка рассыпалась.

– Насколько сильно Бигенд хочет это узнать? – Мередит занесла нож и вилку над едой.

– Вообще-то, он хочет знать все. Всегда, – ответила Холлис. – Сейчас ему очень хочется это выяснить. Будет ли так же хотеться через месяц? Не знаю.

– У него, должно быть, много возможностей добывать информацию, – заметила Мередит, отрезая кусок говяжьего медальона.

– Это его главная гордость, – сказала Холлис.

– Я упоминала, что второй сезон моих туфель, почти весь, лежит на складе в Сиэтле. Возможно.

– Да?

– Я не знаю где. Не смогла их разыскать. Юристы говорят, если туфли найдутся, можно доказать, что они мои. Мы почти уверены, что они не проданы, иначе хотя бы несколько пар выплыли на eBay. Может Бигенд их для меня найти?

– Не знаю, – ответила Холлис. – Но если он не найдет, не представляю, кто другой сможет.

– Я не знаю, что́ сумею для тебя выяснить, – сказала Мередит, – но если что-нибудь найду, готова буду обменять на информацию о туфлях. Иначе никак.

Милгрим переводил взгляд с Мередит на Холлис и обратно.

– Я не уполномочена давать такого рода обещания, – сказала Холлис, – но, безусловно, могу передать ему предложение.

Милгриму это напомнило завершающий ритм сделок между мелкими наркодельцами, когда одна сторона, возможно, знает про человека с полным минивэном прекурсоров, а другая вроде бы может отыскать выходы на качественную пресс-машинку для таблеток.

– Передай, пожалуйста, – с улыбкой проговорила Мередит и первый раз за вечер отпила вина.

– Это было очень удачно, – сказал Милгрим после того, как они на выходе из ресторана простились с Мередит и Джорджем. – В смысле момента. Когда вы сказали им про Бигенда.

– А что мне оставалось? Не сказать тогда значило бы их обмануть. Гостиница вон там.

– Я никогда не умел так точно подгадать момент, – сказал Милгрим, потом вспомнил про пингвина и поднял голову.

– Что вы там говорили про НЛО, когда вошли?

– Не знаю, – ответил Милгрим. – Мне показалось, я что-то видел. День был очень длинный. У меня ваш ноутбук. Можно мне оставить его до утра? Хочу кое-что посмотреть.

– На сколько хотите, – сказала Холлис. – Я взяла его для книги, которую так и не начала писать. У меня есть айфон. И что же вы вроде бы видели?

– Оно было похоже на пингвина.

Холлис остановилась.

– На пингвина? Где?

– На улице. Там. – Он указал рукой.

– На улице?

– Он летел.

– Пингвины не летают, Милгрим.

– Плыл. По воздуху. На уровне окон второго этажа. Подгребая плавниками. Но больше он был похож на каплю ртути в форме пингвина. Отражал фонари. Искажая их. Не исключено, что это была галлюцинация.

– Они у вас бывают?

– П-А-С, – произнес Милгрим по буквам.

– Пас?

– Постабстинентный синдром. – Он пожал плечами и снова двинулся к отелю. – Они насчет этого беспокоились.

– Кто они?

– Врачи. В клинике. В Базеле.

– А как насчет того человека? Который в штанах? Которого вы вроде бы видели в «Селфридже»? Он вас нашел?

– Да. Слейт ему сообщал, где я.

– И чем все кончилось?

– Не знаю.

– Как так?

– Я подбросил «нео» другим людям. Он пошел за ними.

Милгрим чувствовал, что надо почистить зубы. Между верхними задними коренными застрял кусочек грушевой тартинки. Все еще приятный на вкус.

– День был долгий, – сказала Холлис у входа в гостиницу. – Я говорила с Губертом. Он просил вас ему позвонить. Слейт думает, вы сбежали.

– У меня у самого такое чувство, будто сбежал, – ответил Милгрим, придерживая ей дверь.

– Спасибо, – сказала она.

– Мсье Милгрим? – Служащий за стойкой регистрации, немного похожей на кафедру в церкви.

– Номер мистера Милгрима оплачен с моей карточки, – сказала Холлис.

– Да, но ему все равно надо зарегистрироваться. – Служащий достал белый отпечатанный бланк и ручку. – Ваш паспорт, пожалуйста.

Милгрим вытащил из-под рубашки чехол Фарадея, достал паспорт.

– Я позвоню утром, перед завтраком, потом у нас сразу поезд, – сказала Холлис. И ушла, свернув за угол.

– Я сниму ксерокопию и верну паспорт, когда закончите разговор в вестибюле. – Он мотнул головой влево.

– В вестибюле?

– Вас там ждет мадмуазель.

– Какая мадмуазель?

Однако служащий уже скрылся в узком проеме за стойкой.

Маленькое фойе было не освещено. Раздвижные деревянные панели частично отделяли его от ресепшен. Отблески уличного фонаря на чайном сервизе. И на желтом изгибе мотоциклетного шлема, лежащего на стеклянном кофейном столике. Миниатюрная фигурка поднялась с дивана, хрустнув непромокаемой тканью и мотоциклетной броней. Мягкий овал лица над жестким, застегнутым на пряжку воротником.

– Меня зовут Фиона.

Милгрим машинально пожал протянутую руку. Она была маленькая, теплая, крепкая и мозолистая.

– Милгрим.

– Знаю.

Выговор у нее был не британский.

– Ты американка?

– По документам. Как и ты. И оба работаем на Бигенда.

– Он сказал Холлис, что не будет никого присылать.

– «Синий муравей» никого и не присылал. Я работаю на него лично. Как и ты.

– Откуда мне знать, что ты и впрямь работаешь на Бигенда?

Она ткнула пальцем в телефон, как у Холлис, послушала, протянула телефон Милгриму.

– Алло? – сказал Бигенд. – Милгрим?

– Да.

– Как вы?

Милгрим задумался.

– День был долгий, – ответил он наконец.

– Обсуди́те с Фионой, после того как поговорим. Она передаст мне.

– Вы поручили Слейту шпионить за мной с помощью «нео»?

– Это часть его работы. Он звонил из Торонто, сказал, вы покинули Париж.

– Я подбросил телефон другим людям.

– Слейт мутит, – сказал Бигенд.

– Насчет того, что телефон покинул Париж, – нет.

– Я не в этом смысле. Он мутный человек. Ненадежный.

– Ясно, – сказал Милгрим. – А кто надежный?

– Памела, – ответил Бигенд. – Фиона, с которой вы сейчас познакомились. Пока ситуация не прояснится, этим и ограничимся.

– Холлис?

– Холлис ни о чем таком не знает.

– А я?

Наступила тишина.

– Интересный вопрос, – ответил Бигенд, помолчав. – Что вы сами думаете?

– Мне не нравится Слейт. Не нравился человек, который за мной следил.

– Вы отлично справляетесь. Немного опережаете события, на мой вкус, но это занятно.

– Я видел пингвина. Нечто в форме пингвина. Возможно, мне надо вернуться в клинику.

– Это наш летающий пингвин Фесто, – ответил Бигенд после паузы. – Мы экспериментируем с платформами городского видеонаблюдения.

– Тесто?

– Фесто. Они немецкие.

– Что происходит? Объясните, ради бога.

– То, что случается периодически. Это связано с кадровыми требованиями «Синего муравья». Люди, хоть сколько-нибудь годные для моих целей, имеют тенденцию уходить в отрыв. Или продаваться тем, кто ушел в отрыв раньше. Я к такому готов. Иногда это бывает вполне продуктивно. Фиона была с вами утром в поезде. И завтра тоже поедет с вами. Отправьте Холлис на такси в «Кабинет».

– Куда?

– В клуб, где она сейчас живет. А сами ждите на стоянке такси. Фиона отвезет вас ко мне. А сейчас расскажите ей вкратце про сегодняшний день и ложитесь спать.

– Хорошо, – ответил Милгрим, затем понял, что Бигенд уже отключился.

Возвращая Фионе телефон, он приметил у нее на левом запястье что-то похожее на компьютерную клавиатуру для кукол, сантиметров десять длиной.

– Что это? – спросил.

– Пульт, чтобы пингвином управлять, – ответила она. – Но вообще-то, мы скоро будем делать это с айфона.