20
Дополненное

Милгрим, листавший «Присутствия. Локативное искусство в Америке», поднял глаза от квадратных глянцевых страниц и увидел, что Холлис тоже читает. Что-то в черном матерчатом переплете, без супера.

Они были где-то под Ла-Маншем. Сидели в бизнес-премиум-классе, где был вайфай и круассаны на завтрак. Или не вайфай, а что-то мобильное, для чего нужна штучка, которую Холлис назвала «USB-модем». Когда Милгрим попросил разрешения выйти от нее в интернет, она воткнула такую в свой макбук, совсем тонкий («эйр», сказала она). Милгрим хотел посмотреть, ответила ли Уинни, но в твиттере ничего не было. Он написал: «Едем через Кент», потом стер. Набрал в гугле «Холлис Генри» и нашел ее страничку в Википедии. Странно было читать, сидя напротив, через стол, хотя она и не видела, что́ он смотрит. Впрочем, сейчас, в туннеле, интернета уже не было.

Статья в Википедии была датирована 2004 годом. Автор утверждал, что Холлис на сцене выглядела «термоядерной версией Франсуазы Арди». Милгриму пришлось погуглить Франсуазу Арди, чтобы сравнить. Французская певица показалась ему более традиционно миловидной, и он не понимал, что в таком контексте значит «термоядерная». Возможно, автор пытался передать свои ощущения от того, что она излучала в живом исполнении. Сейчас Милгрим ничего такого не видел.

Его смутному представлению о рок-певице Холлис не соответствовала. Она скорее выглядела женщиной на работе, где нет дресс-кода. Примерно такой, насколько он понял, и была ее работа у Бигенда.

Когда он вернул ей компьютер, она протянула ему экземпляр своей книги.

– Боюсь, тут все больше картинки, – сказала Холлис, расстегивая карман черного чемодана и вытаскивая глянцевую, запаянную в пленку книгу.

На обложке была фотография скульптурной группы: несколько высоких обнаженных женщин с маленькими грудями, одинаковыми прическами вроде шлемов и в одинаковых браслетах. Женщины стояли на цветочной клумбе и были из чего-то вроде застывшей ртути, так что в них отражалось все вокруг. На задней обложке было то же место, но без сурово-эротических зеркальных фигур, которые на первой фотографии заслоняли вывеску на здании. Здесь ее можно было прочесть: «Шато-Мармон».

– Мемориал Хельмуту Ньютону, – объяснила Холлис. – Он тут жил. Часть времени.

– А сзади «до»? – спросил Милгрим.

– Нет, – ответила она. – Это что вы там видите – недополненное. Спереди то, что видите, – дополненное. Композиция привязана к GPS-координатам… Чтобы увидеть дополненную реальность, надо прийти на место и посмотреть через специальное оборудование.

– Никогда про такое не слышал, – сказал Милгрим, глядя на заднюю обложку, потом на переднюю.

– Когда я писала книгу, доступных инструментов еще не было. Художники создавали собственные. Теперь это приложение к айфонам. Тогда пришлось основательно повозиться, чтобы получить качественные картинки. Мы снимали участок в высоком разрешении с максимального количества ракурсов, объединяли снимки и выбирали лучший.

– Вы сами это делали?

– Я выбирала, а съемкой и рендерингом занимался Альберто. Мемориал Ньютону – его творение, но он подготовил для книги и остальные. – Она отбросила упавшую на глаз челку. – Локативное искусство, вероятно, зародилось в Лондоне, и здесь его много, но я решила ограничиться Америкой. Отчасти чтобы не разбрасываться, отчасти потому, что оно странным образом привязано к месту. Я решила, что с американским у меня чуть больше шансов хоть что-нибудь понять.

– Вы, наверное, хорошо разбираетесь в искусстве.

– Ничего подобного. На локативное набрела случайно. Нет, не совсем так. Идею подал Бигенд. Хотя тогда я этого не поняла.

Милгрим подсунул ноготь под пленку.

– Спасибо, – сказал он. – Должно быть, очень интересно.

Сейчас, поймав на себе его взгляд, она закрыла черную книгу и улыбнулась.

– Что вы читаете? – спросил Милгрим.

– «Одинокий волк» Джеффри Хаусхолда. Про человека, который пытался убить Гитлера или кого-то очень похожего на Гитлера.

– Хороший роман?

– Очень. Хотя здесь куда больше про английскую сельскую местность. Последняя треть, как я поняла, целиком разворачивается в барсучьей норе под изгородью.

– Мне понравилась ваша книга. Как будто люди смогли зафиксировать свои сны и оставить там, где их смогут увидеть другие, если знают способ.

– Спасибо. – Холлис положила «Одинокого волка» на стол, не отметив страницу, на которой остановилась.

– Вы их все сами видели?

– Да.

– Какая ваша любимая?

– Ривер Феникс на тротуаре. Его я увидела первым. Один-единственный раз. Больше туда не возвращалась, чтобы не портить впечатление. Наверное, из-за этого впечатления я и решила написать книгу.

Милгрим закрыл «Присутствия» и положил на стол напротив «Одинокого волка».

– С кем мы встречаемся в Париже?

– С Мередит Овертон. Она училась в Колледже моды. Обувь, кожа. Живет в Мельбурне. Или жила. В Париже на «Салон дю вэнтаж», что-то продает. Она там с клавишником по имени Джордж из группы «Тумбы». Слышали про такую?

– Нет.

– Я знакома с другим парнем из этой группы плюс с человеком, который их продюсирует.

– Она знает про «Габриэль Хаундс»?

– Тот другой парень из «Тумб» сказал, она в студенческие годы дружила в Лондоне с кем-то, кто участвовал в создании «Хаундс».

– Они возникли в Лондоне?

– Не знаю. Клэмми познакомился с нею в Мельбурне. На ней были «хаундсы», он хотел такие же. Она знала, где их будут продавать в Мельбурне. На художественной ярмарке. Он пошел с нею и купил джинсы. Сказал, ими торговал американец.

– А она станет с нами говорить?

– Не знаю. Попробуем.

– Что в них такого? И почему Бигенд ими интересуется?

– Он считает, кто-то копирует его самые заветные маркетинговые стратегии.

– И люди хотят эти джинсы, потому что их невозможно достать?

– Отчасти.

– Наркотики высоко ценятся, потому что их нельзя достать, не нарушая закон.

– Я думала, наркотики высоко ценятся, потому что они действуют.

– Это обязательное условие, но рыночную цену создает запрет. Часто их производство не стоит практически ничего. Так что все работает в одну сторону: они действуют, вы в них нуждаетесь, они под запретом.

– Как вы избавились от зависимости?

– Мне заменили кровь. Делали переливания. И одновременно снижали дозу. И еще есть парадоксальный антагонист.

– Это что такое?

– Точно не знаю, – ответил Милгрим. – Другой препарат. И плюс когнитивная терапия.

– Страшно слушать.

– Терапия мне нравилась, – сказал Милгрим.

Он чувствовал у себя на груди паспорт, надежно упрятанный в чехол Фарадея.

Мокрая от дождя Франция возникла за окном, словно по щелчку выключателя.