39
Изготовитель орудий
Милгриму вспоминалась Юнион-сквер двадцатилетней давности. Место, усеянное мусором и поломанными скамейками, где даже труп легко затерялся бы между застывшими, согбенными телами бездомных. В те дни здесь вовсю торговали дурью – как раз тогда, когда было не нужно, – зато теперь открыли «Барнс энд Ноубл», «Серкит-сити», «Virgin», а вот Милгрим, пожалуй, все это время катился с такой же скоростью, только в противоположном направлении. Подсел – ну да, чего уж лукавить, – подсел на таблетки, которые подавляют напряжение в самом зародыше, а взамен ежедневно грозят уничтожить личность единым внутренним взрывом.
Как бы там ни было, думал Милгрим, лишняя доза японского медикамента, которую он сегодня позволил себе, несомненно, прояснила душу и разум, не говоря уж о неожиданно погожем дне.
Браун остановил серебристую «короллу» неподалеку от Вест-Юнион-сквер и сообщил на свой ларингофон (ну или внутренним бесам), что «красные номер один» прибыли вовремя. Не очень удачное место для парковки, однако мужчина достал с пола свою черную сумку, вытащил два удостоверения официального тускло-серого вида, заключенные в конверты из прозрачного желтоватого пластика. Заглавные черные буквы, рубленый шрифт: «Управление городского транспорта». Браун лизнул большой палец и, смазав слюной присоски, прилепил документы к ветровому стеклу прямо над рулем. Потом опустил сумку на крышку лэптопа. И повернулся к Милгриму, держа наручники на раскрытой ладони, словно предлагал товар на продажу. Браслеты ничуть не блестели, точь-в-точь как и прочие любимые безделушки Брауна. Интересно, делают ли наручники из титана, мелькнуло в голове Милгрима. Если нет, значит, это искусная имитация, вроде поддельных «Окли», которыми торговали на Канал-стрит.
– Я говорил, что не буду тебя к машине приковывать, – произнес Браун.
– Говорил, – как можно безучастнее отозвался пленник. – И что браслеты еще пригодятся.
– Ты ведь даже не знаешь, как ответить, если вдруг подойдет полиция или дорожный инспектор и спросит, чем ты здесь занимаешься. – Браун убрал наручники в маленькую, подогнанную по форме кобуру на поясе.
«Скажу: „Помогите, меня похитили“, – подумал Милгрим. – А лучше так: „В багажнике целая куча пластиковой взрывчатки“.
– Поэтому ты сядешь сейчас на скамейку и будешь греться на солнышке.
– Хорошо.
– Руки на крышу, – скомандовал Браун, когда мужчины вышли из автомобиля.
А сам открыл заднюю дверь и закрепил еще одно удостоверение Управления городского транспорта на стекле над багажником. Милгрим стоял, положив ладони на чистую, нагретую солнцем крышу «короллы». Браун выпрямился, захлопнул дверцу и щелкнул маячком сигнализации. Потом обронил:
– За мной, – и еще что-то неразборчивое, возможно, уже из роли «красных номер один».
«Его лэптоп... – думал Милгрим. – Сумка...»
Повернув за угол, он зажмурился от неожиданности. Впереди раскинулся огромный, залитый светом парк; за деревьями, уже готовыми покрыться листвой, весело пестрели навесы торговых палаток.
Милгрим по пятам проследовал за Брауном вдоль по Юнион-сквер и через овощной рынок, мимо юных мам с колясками на вездеходных колесах и пакетами, полными экологически чистых продуктов. Потом было знакомое здание эпохи Администрации общественных работ; теперь тут размещался ресторан, правда, почему-то закрытый. На пересечении парковой дорожки с Шестнадцатой улицей высился на постаменте Авраам Линкольн. Когда-то Милгрим долго ломал голову над вопросом: что же он сжимает в левой руке? Может, сложенную газету?
– Сюда. – Браун ткнул пальцем в скамейку, ближайшую к Вест-Юнион-сквер. – Только не посередине. Вот.
Он указал на место рядом с округлым поручнем, нарочно устроенным так, чтобы какому-нибудь усталому бродяге неудобно было класть голову; вытащил из-за пояса брюк тонкий ремешок из пластика, блестящий и черный. Ловким приемом обвив его вокруг поручня и запястья пленника, Браун затянул петлю и закрепил с резким свистящим звуком. Получился наручник; осталось только спрятать лишний кусок длиной около фута, чтобы не было так заметно.
– Мы за тобой вернемся. Сиди и помалкивай.
– Хорошо.
Вытянув шею, Милгрим глазами проводил Брауна. Потом сморгнул – и мысленно увидел, как разбивается вдребезги заднее стекло «короллы». О, этот сладкий миг, когда осколки еще висят в воздухе, не осыпаясь на землю! Если постараться, сигнализация даже не пикнет. Осторожнее перегнуться через острые зубчатые края и схватить ручку нейлоновой сумки, в которой наверняка отыщется коричневая упаковка «Райз». И уносить ноги...
Милгрим посмотрел на узкую черную полоску из нервущегося пластика вокруг запястья и для начала прикрыл ее рукавом пальто, спрятал от гуляющих вокруг пешеходов. Если Браун воспользовался стандартным кабельным хомутом (что вполне вероятно), Милгрим представлял себе, как избавиться от браслета. Вот гибкие прозрачно-белесые одноразовые пластиковые наручники из тех, что применяли нью-йоркские копы, снимались, судя по опыту, куда тяжелее. Может, Браун попросту не желал носить при себе аксессуар не черного цвета и не из титана?
Однажды Милгрим какое-то время делил квартиру на Ист-Виллидж с одной женщиной, хранившей аварийный запас валиума в алюминиевой коробке для рыболовных снастей. В крышке коробки было маленькое отверстие, куда легко вставлялся висячий замочек, но соседка предпочитала пластиковый кабельный хомут, уменьшенный вариант наручника, приковавшего пленника к парковой скамейке. Когда наставало время срочно воспользоваться запасом, женщина перекусывала хомут клещами или маникюрными ножницами, а взамен привязывала новый – возможно, хотела убедиться, что вскрывала коробку последней, вроде как ставила восковую печать на письме. Милгрим не видел особого смысла в ее действиях, однако люди часто ведут себя странно, когда заходит речь о наркотиках. Кстати, он постоянно искал ее запас хомутов, но так и не смог найти, а ведь это был бы самый простой способ обвести соседку вокруг пальца.
Зато мужчина установил, что стандартные хомуты застегиваются на крохотную «собачку». Научившись поддевать ее плоским концом ювелирной отвертки, Милгрим получил возможность в любое время отпирать и закрывать импровизированные «замки» даже и с коротко отрезанными концами, как бывало чаще всего. Мелкое воровство не прошло незамеченным, и отношения с дамой быстро свелись на нет.
Пленник наклонился вперед и уставился между коленями на замусоренный тротуар. Он уже мысленно обшарил свои карманы и убедился, что, к сожалению, не держит при себе ничего похожего на ювелирную отвертку.
Случайный прохожий мог принять его за наркомана, который ищет под ногами обломки собственной галлюцинации. И Милгрим изо всех сил напустил на себя серьезный вид: мало ли что он там потерял. На глаза попался коричневый бутылочный осколок длиной в дюйм. Нет, не то. С точки зрения чистой теории, ремешок можно было перепилить, но пленник не представлял себе, сколько времени это займет, и к тому же боялся порезаться. Хорошо подошла бы скрепка, если над ней немного поработать, однако Милгрим по опыту знал: бумажные скрепки, как и проволочные плечики для одежды, не валяются под ногами, когда они нужны. Зато буквально в нескольких футах от левого носка ботинка тускло блестело что-то узкое, с прямыми углами, кажется, из металла. Мужчина вцепился в поручень прикованной рукой, неловко сполз со скамейки, вытянул левую ногу как можно дальше и принялся скрести каблуком по асфальту, чтобы зацепить вожделенную вещицу. С пятой или шестой попытки у него получилось; зажав добычу в свободной ладони, Милгрим быстро вернулся на сиденье и занял более приличную для общественного места позу.
Затем уставился испытующим взглядом на свой приз, держа его, как держит иголку швея, за кончик между большим и указательным пальцами. Это был обломок ручки – чеканный зажим из жести, а может, из меди, с дешевым серебряным напылением, уже начавший ржаветь.
Почти идеально. Милгрим примерил кончик зажима к узкой щелке, через которую думал сместить невидимую «собачку» (тот оказался широковат, но не слишком), нашел на чугунном поручне удобный выступ и взялся за дело.
Приятно поработать руками – или хотя бы одной рукой – в такой погожий день.
– Человек-изготовитель орудий, – пробормотал мужчина, затачивая импровизированный ножичек, словно Гудини, готовящийся к трюку.
