ГЛАВА 5
НАСЛЕДНИК ДВУХ ГЕНИЕВ
Я очнулся в кабинете Уокера в кресле перед компьютером. С бластером в руках. Чувствовал я себя так, как будто Торнадо случайно наступил на меня во время проведения операции по уничтожению несчастных лиан, а потом одна из уцелевших тварей подползла ко мне и провела глубинное ментоскопирование.
Я осторожно пошевелил руками и ногами – любое движение вызывало боль в затылке и тошноту. Абстинентный синдром развивался успешно и, по всей видимости, достиг апогея.
Это надо было немедленно прекратить. Я, не вставая, зашарил рукой под креслом и – память еще работала! – обнаружил там початую бутылку бренди. Борясь с нежеланием жить, влил в себя несколько глотков и замер в ожидании результатов реанимации.
Через несколько минут я смог повернуть голову и посмотреть за окно – над владениями Уокера стояла глубокая ночь. По моим подсчетам я проспал около семи часов: явно недостаточно для отрезвления и достойной борьбы с похмельем. Непроглядная темь за окнами подвигла меня на то, чтобы прикончить бутылку бренди и закурить. Семь бед – один ответ: теперь уже поздно каяться в невоздержанности.
Я почувствовал себя увереннее, смело покачал головой, – ножи в затылке растворились в ожившем кровотоке – подпер щеку ладонью и задал философский вопрос: “Зачем? Зачем ты напился, мистер Рочерс?”
И уперся тупым взглядом в экран компьютера.
Сначала я просто бездумно пялился на беспорядочное кручение спиралей картинки-заставки. Потом осознал: меня что-то не устраивает. Озадачился, но не смог определить – что. Потом кое-как сосредоточился и, когда поставил вопрос ребром, тут же на него и ответил: меня не устраивало то, что компьютер был включен. Последний и единственный сеанс работы с ним – выход в ГКС и связь с Землей – я завершил, отключив питание системного блока, это я помнил точно.
– Дэнни, идиот, – проворчал я. – Опять копался в технике, придурок. Небось и в ГКС выходил, хулиганил. Хакер долбаный…
Я потянулся к оптической мыши и вдруг увидел, что в работе задействован один из дисководов. Я помнил, что “Монстры Галактики” утащили с собой все носители информации… Откуда в системном блоке взялся диск? Я тронул мышь, и картинка-заставка сменилась на экране крупной надписью: “Джеймс Уокер для Дэниела Рочерса. Видеозапись от 16 октября 20… года. Нажмите ОК”.
Меня вышвырнуло из кресла. Я встал, качаясь, как матрос на штормовой палубе, напротив компьютера и восхищенно прошептал:
– Хакер… Гений…
Дэнни-дурак открыл электронный замок сейфа. Замок с пятью степенями защиты.
Крепко держась за перила, я спустился по лестнице и вывалился из особняка. Торнадо стоял посреди сада камней, как ему и полагалось. Я тихо подошел к его левой ноге – сейф в нише был открыт и пуст.
Я поднял голову и глубокомысленно спросил:
– Торнадо, друг мой, как ты считаешь, всех мы врагов победили или нет?
– Я не знаю, что вы подразумеваете под словом “враги”, сэр, – столь же глубокомысленно ответил вечно бодрствующий и трезвый кибер, – но все инопланетные организмы во владениях мистера Уокера нами уничтожены.
– Да? – Я пьяно уставился на его ногу и проревел. – Хвалю за службу! Но! – Я поднял вверх и назидательно покачал им, как мне показалось, прямо перед мордой суперкибера. – Ты должен знать: что бы я не имел в виду под словом “враги”, мы победим всех врагов обязательно!
И отправился в кабинет Уокера. Смотреть видеозапись.
“Дэнни, мальчик, здравствуй, сынок! – Лицо дяди Уокера – длинное, рябое, с сетью старческих прожилок, с носом-картошкой лицо – некрасивое, знакомое до боли, живое, доброе, любимое – заполнило собой экран монитора и улыбнулось мне. – Здравствуй, мы не виделись сто лет…”
Сердце мое защемило.
– Зравствуй, дядя Уокер, – прошептал я и почувствовал, как на глаза навернулись слезы, приключения на Корриде совсем доконали лихого парня Рочерса.
С этого момента я вопреки всем законам физиологии начал катастрофически трезветь.
“Если ты сейчас слушаешь меня, значит, мы так и не встретились, а я… Меня уже нет. Очень жаль. Мне очень жаль, сынок, что мы никогда не увидимся. Я всегда помнил о тебе и очень хотел пожать при встрече твою руку…
Ты уже взрослый, ведь правда? Как ты?”
– Нормально, – просипел я в ответ. – Хотя… У меня неприятности, дядя…
“Я знаю: у тебя неприятности, – перебил меня Уокер. Я вздрогнул от неожиданности. – Ты нашел меня – а сделать это было нелегко, – и прилетел на Корриду. Это может означать только одно: твой отец умер. Дэниел Кристофер Рочерс скончался…”
Дядя Уокер опустил голову и замолчал. Масштаб изображения уменьшился, ракурс изменился, – видимо цифровая видеокамера автоматически отошла назад и в сторону – и я увидел, что Уокер сидит в том же кресле, в котором сейчас сидел я. Он был в чистой накрахмаленной сорочке и вязаном пуловере, с сигарой в руках. Таким, каким я привык его видеть в детстве, в нашем доме, за одним столом с отцом.
“Не печалься, – продолжал Уокер, – и не предавайся ненужным воспоминаниям, ты прилетел сюда не за этим. Оставь мертвым хоронить своих мертвецов. И тем более не вини себя. Ты ничем не мог помочь отцу, в его смерти твоей вины нет. Все было предопределено. В тот самый момент, когда мы решили уйти из Бюро Звездных Стратегий”.
Уокер прервался, смущенно провел пальцами по лбу, как бы собираясь с мыслями, и снова посмотрел на меня:
“Но, впрочем, я отвлекся, Дэн, давай все по порядку…
Когда я покидал твоего отца, он сказал:
– Ты отказался от всего, что мы создали, Джеймс, а следовательно, и от права распоряжаться нашим общим достоянием. Но я выполню твою волю. Тайна открытия никогда не будет выдана мною. Никому и никогда. Что же касается материального воплощения наших усилий – звездолета с начинкой, проекта “Ланцелотт”… Пусть он останется в мире. Пути Господни неисповедимы. Если “Ланцелотт” был создан нами только для того, чтобы сократить наши дни и занять двух престарелых людей на закате жизней – плоды нашего труда сгниют на какой-нибудь космической свалке, и дело с концом. Если же мы работали не зря – кто-то раскодирует защиту и докопается до сути”.
Уокер пристально посмотрел на меня и произнес:
“Он хотел, чтобы этот “кто-то” был ты, Дэниел. Он очень любил тебя. И тосковал без тебя в тайге – все годы нашей работы, Дэн. Все эти мерзлые, страшные, счастливые и невыносимые, мать их, годы. Тосковал так, как, наверно, не мог этого делать ни один отец в мире. Он сказал мне, что оставит “Ланцелотта” тебе. Отдаст перед смертью. Ничего не объясняя. Он почему-то очень верил в твои способности в области прикладной математики, хотя ты всегда тянулся к гуманитарным наукам. Он говорил, что если ты захочешь, сможешь стать техником-прикладником высшего порядка, каких еще свет не видел…”
Я поперхнулся дымом сигареты и закашлялся. Отец открыл во мне Дэнни-дурака за десяток лет до того, как я узнал о существовании своего двойника – пьющего хакера-колдуна!
“… Это не мешало ему восхищаться твоими успехами в журналистике, Дэнни, он любил тебя.
Так вот, Дэн. Я согласился с его решением. Меня устраивало то, что “Ланцелотт” попадет в руки непрофессионала, хотя и самый изощренный профи не снял бы защиту, что мы с твоим отцом установили на бортовой компьютер. А уж о теоретической основе проекта и говорить нечего: Дэниел Рочерс был гений, а гениальное открытие не поддается адекватному осмыслению профессионалов без комментариев гения!
Да, я был удовлетворен. Но прошли годы, каждый из них уверенно приближал меня к закономерному концу. Мы ведь с твоим отцом здорово провели время, гуляли вовсю, себя не жалели, все эксперименты проводили на себе…
Прошли годы, и я понял, что подобно Рочерсу, не могу похоронить созданное нами, а впоследствии – только мною вот на этой планете. И… Я тоже решил сыграть в “если”. Если Дэнни прилетит, если он захочет, если он останется с Торнадо один на один, если ему позарез будет нужно…
Если он захочет з н а т ь…
Если ты сейчас слушаешь меня, игра твоего отца и моя игра получились. И близки к завершению. Ты получишь от нас все, что мы узнали и чем обладали.
Такова воля Дэниела Рочерса и Джеймса Уокера.
Теперь слушай.
Как тебе известно, БЗС занимается разработкой различных стратегий превентивной защиты от вторжения инопланетян на планету Земля. Одним из важнейших направлений этой работы является создание новых эффективных видов оружия, способного уничтожать космические объекты типа крупного военного звездолайнера.
Такое оружие было создано, ты его знаешь – фотонный дезинтегратор. Он способен распылить не то что лайнер – целую планету. Но имеет ряд существенных недостатков. И один из них тот, что дезинтегратор громоздок. Его блоки заполняют внутреннее пространство самого объемного транспортника. По-существу, дезинтегратор должен создаваться как узкофункиональный корабль-оружие. А это, мягко говоря, неэкономично и неудобно.
В то время, когда все Бюро носилось с идеей дезинтеграции, мы с твоим отцом занимались вопросами пространственных преобразований. К созданию новых видов оружия они имели лишь косвенное отношение. Перемещение в гиперпространстве и различные эффекты, связанные с этим, – вот что было полем наших научных притязаний. Как ты помнишь, тогда я и твой отец чувствовали себя прекрасно: работа была достаточно интересной, деньги за нее платили немалые, мы были молоды и энергичны.
Нам в с е м было весело, правда, Денни?”
Уокер печально улыбнулся, а я вспомнил звездное небо над нашим фруктовым садом и звездолет размером с велосипед, набитый пирожными…
– Правда, дядя Уокер. Это правда. Спасибо…
“Все изменилось в один день, Дэн. В один день. В тот самый день, когда твой отец открыл эффект “зеркала”. Тогда все и кончилось. И началось совсем другое”.
Уокер оперся руками о подлокотники кресла и наклонился к камере. Его лицо опять заняло весь экран монитора.
“Он создал принципиально новый вид оружия, Дэн. Оружие защиты. Абсолютной защиты. Не обоюдоострое: с ним нельзя нападать, можно только защищаться.
Представь себе: ты несешься по пустому шоссе с максимальной скоростью, на какую только способен твой автомобиль. И вдруг в десяти метрах впереди как из-под земли вырастает огромное зеркало. И в нем ты видишь авто, несущееся навстречу с бешеной скоростью. Ты уже не имеешь возможности уйти от столкновения и лишь изо всех сил жмешь на тормоз. Но поздно: встречная машина врезается в тебя…
Это твоя машина, Дэн. И бледное искаженное предсмертным ужасом лицо водителя в ней – твое…
Ты не успеваешь осознать обман с отражением. И только когда град осколков бьет по ветровому стеклу и по крыше автомобиля, а перед тобой снова простирается бесконечная ровная полоса шоссе, ты облегченно обмякаешь на сиденьи.
Представил? А теперь представь, что зеркало на дороге – не зеркало вовсе, а в о р о т а в зазеркалье. Дыра в пространство, которое трудно даже назвать параллельным. Оно не параллельно, оно зеркально-симметрично пространству твоего мира. Оно идентично нашему пространству – ровно настолько, насколько может быть идентично зеркальное отражение. И оно реально. Ты понял? Оно реально. Оно создано – или открыто, мы с Дэниелем так и не разобрались – работой генератора, который изобрел твой отец!”
Уокер откинулся на спинку кресла:
“А раз так, то ты сталкиваешься сам с собой. И превращаешься в лепешку. Разбиваешься о собственное отражение или о самого себя – понимай как хочешь. Но факт остается фактом: ты – труп.
Ты, конечно, понимаешь, какой прорыв в деле обороны Земли от инопланетных вторжений означало создание “зеркала” Рочерса. Его генератор оказался чрезвычайно компактным устройством и мог быть установлен на звездолетах любого класса. При этом площадь разворачиваемых им “ворот” не ограничивалась ничем, кроме воли оператора, задающего линейные размеры “отражения”.
В принципе, “зеркало” можно разворачивать не только перед кораблем пришельцев – перед планетой, несущейся по орбите. Например, перед Землей, ее линейная скорость движения вокруг Солнца, как ты знаешь, 30 километров в секунду. Что будет, если в Землю врежется встречная Земля?…
Я погорячился, Дэн, назвав “зеркало” Рочерса оружием абсолютной защиты. С ним можно нападать. Уничтожать, например, чужие планеты. Да что планеты – целые звездные системы!
Впрочем, дело было не в этом – не в создании оружия, не в открытии Рочерса. Дело было в самом Рочерсе, в твоем отце.
О его открытии и генераторе знали лишь два человека в мире: он и я, его самый близкий друг, коллега и помощник. И он навсегда ограничил круг посвященных этими двумя людьми. Он не захотел обнародовать свое открытие, хотя этот шаг обеспечил бы ему и славу, и богатство, и… Ну, ты знаешь, Дэн, что делают слава и деньги в нашем мире…
Да, он не захотел иметь все это. И не потому, что был гуманистом и не желал отдавать супероружие в руки военных. Не потому, что был апологетом какой-нибудь философской идеи или адептом некоего религиозного учения. Нет. Он был ученым. Исследователем. Первооткрывателем. Ментальным путешественником. До мозга костей. И тогда, когда судьба вывела его на новый виток пути познания, дала в руки инструмент – гениальный, неведомый доселе принцип пространственнызх преобразований, заложенный им в “зеркальный” генератор, – он взалкал одного: узнать больше.
С того момента это стало самой сильной доминантой в его жизни – узнать больше. И ничто иное не могло возобладать над этим, Дэнни, – ты должен понять и простить его – ни долг профессионала, ни долг семьянина, ни долг отца, ни любовь к твоей матери, ни любовь к тебе”.
Уокер сделал выразительную паузу и требовательно заглянул мне в глаза. Я не отвел взгляд.
– Я понимаю, дядя Уокер. Я давно это понял.
Хмель выветривался из моей головы со страшной силой.
“Его заворожила одна идея – п р о н и к н у т ь в то пространство, которое открывало “зеркало” генератора. Тот мир, та Вселенная – живая, реальная, до которой в буквальном смысле можно было дотронуться рукой, – втягивала его в себя, приковывала его взгляд и разум к тайне своего бытия. Сколько раз я наблюдал, как он подходил к “зеркалу”, тайно развернутому в ночной лаборатории, и смыкал ладони с ладонями Рочерса-второго из Зазеркалья. И смотрел ему в глаза. И что-то шептал – вопросительно, горячо, страстно. А потом отворачивался от “зеркала” и бросался к рабочему столу, к аппаратуре, ко мне:
– Работать, Джеймс, работать! Нужно проверить вот что!..
Я все время был с ним. Он заворожил меня так же, как его заворожило “зеркало”. Я, намного более беспечный, чем он; я, не обремененный гениальностью и сопутствующей ей сверхмотивацией к работе; я – стал его тенью. И – Дэнни, ты слышишь меня, мальчик? – ничто в целом мире не могло отвлечь меня от этой роли.
Я схватывал его идеи на лету. Не мог, не имел такой способности генерировать их сам, но схватывал на лету. И шел сразу за ним, след в след. Я понимал его с полуслова. И когда он оборачивался, чтобы опереться, получить помощь, я был рядом.
Мы работали, не покладая рук. Ты, наверно, помнишь тот период, когда отец почти перестал появляться дома. Я уж не говорю о том, что прекратились – иногда мне кажется, что я никогда себе этого не прощу! – наши воскресные вечеринки… Помнишь фейерверки в саду? Помнишь голографический лабиринт вокруг твоего дома, Дэнни? Вы с мамой тогда заблудились в нем, а мы с Дэниелем никак не могли вас найти, и пришлось выключить развертку…”
Дядя Уокер закрыл лицо ладонями и несколько секунд просидел молча и неподвижно. Потом опустил руки и открыто посмотрел на меня. Глаза его были сухи и печальны.
“Ты знаешь, Дэн, я не имел своей семьи. После того, как умерли родители, жил один. Причин этому несколько: и мой суховатый характер, и особенности профессии, и…
В юности я стал главным действующим лицом в одной любовной интермедии под названием “Простая история необъяснимого обмана”. Эта роль разбила мне сердце и сформировала весьма специфическое отношение и к любви, и к женщинам, и к семье… Умом я понимал, что мой взгляд ошибочен, но с сердцем своим ничего поделать не мог. Оно не верило в личное счастье.
Возможно, однажды я бы сумел преодолеть свое заблуждение, если бы судьба улыбнулась мне. Но спустя несколько лет уже другая история – с другой женщиной, в другом антураже – не изменила фабуле первой. И я навсегда остался один…
Семья твоего отца – ты, твоя мама, Дэниел Кристофер Рочерс – была и моей семьей. Я любил вас, Дэн. И поэтому когда Рочерс принял роковое решение бросить все – лабораторию, БЗС, дом, жену и сына – и продолжить работу в условиях строгой изоляции и секретности, я был в отчаянии.
– Ты не смеешь! – кричал я. – Ты, сумасшедший фанатик, ты не посмеешь! И не сможешь сделать это!
– Смогу! – отвечал он, и глаза его светились потусторонним светом. Он, точно, казался умалишенным. – Смогу, Джеймс. Мы в последних экспериментах наткнулись на целый ряд побочных эффектов при разворачивании “зеркала”. Мы можем только с этим творить чудеса! А что нас ждет впереди! Но необходимо проведение полевых работ, Джеймс, п о л е в ы х. В условиях Космоса. Нам нужно выходить из стен лаборатории и нам нужен звездолет. И я не буду просить его у БЗС. Это означает разгерметизацию открытия, а тогда они ничего не дадут нам сделать. Тут же составят план работ, закуют в цепи их идиотских проверок и обкаток, запудрят мозги…. Я не смогу думать!
Мы уедем с тобой, Джеймс, уедем к черту на рога. Наших средств хватит на покупку стандартного зведолета с хорошими характеристиками и строительство экспериментальной базы. Нам не так уж много и нужно!
Рочерс решил стать отшельником. И звал меня с собой.
Я принял приглашение, Дэн. Черт меня возьми, я принял его!
Как мы жили в тайге, что нам удалось там построить за много лет неустанного труда в абсолютно дискомфортных для жизни двух городских ученых-теоретиков условиях – я рассказывать не буду. Ты был там, на нашей базе, и имеешь представление обо всем. Я скажу, к каким новым открытиям мы пришли. Именно это имеет для тебя сейчас первостепенное значение.
Рочерсу не удалось пройти сквозь “зеркало”. Преграда оказалась глухой и непреодолимой. Но в своих безумных и безрезультатных попытках нарушить принципы организации физической материи, пространства и времени твой отец пришел к совершенно неожиданным побочным результатам. Ты нашел в своем звездолете сенсоры управления встроенным оборудованием? “Зеркало”, “Ловушка”, “Уйти, чтобы остаться”, “Окно”…
Каждое из этих названий – имя открытия твоего отца. Он постоянно совершенствовал генератор, потому что постоянно расширял возможности преобразования пространства.
Теперь о каждом из них конкретно.
“Зеркало”. Об этом ты уже знаешь.
“Уйти, чтобы остаться”. Твой отец научился организовывать подпространство закрытого типа. Генератор Рочерса формирует вокруг себя собственную замкнутую реальность, которая не имеет никакого отношения к реальности нашей Вселенной, и таким образом “выпадает” из нее. Это наиболее безопасная функция генератора, поэтому больше ничего объяснять не буду. Включи его и узнай все сам”.
– Уже, – пробормотал я. И добавил. – Если бы я знал про “Зеркало”…
“Режим “Ловушка”. Здесь “Ланцелотт” – а как ты понял, именно так мы назвали генератор Рочерса – формирует подпространство открытого типа сложной топографической конфигурации. Это означает, что создается некий невидимый и бесконечный мир, в который очень просто войти, но вот выйти…
Сделать это почти невозможно. Потому что в этом мире очень много пространственных фокусов. Так называемые “ямы”, в которые лучше не проваливаться: они не имеют дна, и твой провал-полет в них обречен стать вечным. Замкнутые кривые, которые кажутся прямыми, и приводят тебя всегда в начальную точку движения. Огромное количество “дверей”, проходя в которые, никогда не знаешь, где окажешься…
Представь себе: ты идешь по чистому зеленому полю. Вдалеке – лес, ты движешься к нему. И незаметно для себя пересекаешь незримую границу подпространства, созданного “Ланцелоттом”. Казалось бы, для тебя ничего не меняется. Но можешь быть уверен, что до леса ты теперь никогда не дойдешь. А если попадешь на опушку, то случайно, не по своей воле. Окажешься не в том месте и не в то время, в какое рассчитывал возле леса оказаться.
Ты сделаешь несколько шагов по тропинке и неожиданно найдешь себя на краю поля около реки, в километре правее своего прежнего местоположения. Ты кинешься вперед и через пять минут спотыкливого бега по прямой увидишь, что прибежал точно на то место, откуда стартовал… Ну и так далее.
Выйти из “Ловушки” ты уже не сможешь, ибо конфигурация подпространства такова, что ни одна траектория пути не выведет тебя к исходной точке – точке входа в ”Ловушку”. Если же программа развертки создана так, что подпространство имеет “ямы” и “двери”, ведущие в иные регионы Вселенной, то ты можешь вылететь в открытый Космос где-нибудь вблизи Полярной звезды или выпасть в небо над Центральным мегаполисом… Вариантов масса, и все они – легко и просто задаются оператором.
Ты осознаешь, как гениален был Дэниел Кристофер Рочерс?
Об “Окне” я расскажу тебе позже…
Предела глубине и охвату своих замыслов Рочерс не видел. И, наверно, он был прав: он сделал бы еще много открытий. Ведь для того, чтобы создать, изучить и освоить “Зеркало” и все остальное, нам хватило всего пятнадцати лет. Пятнадцати из шестнадцати, что мы провели вместе. Но потом…
Потом два мощнейших фактора вторглись в нашу нелегкую и азартную жизнь. Они опрокинули все наши планы. И привели к тому, что мне пришлось покинуть твоего отца.
Два фактора, две причины, две беды.
Несчастье в эксперименте с “коридором зеркал” и инциндент при открытии планеты с морем протоплазмы”.
Уокер долго молчал, опустив голову. Потом, казалось, через силу – продолжил:
“Сначала о “коридоре зеркал”. Потому что именно это – во всяком случае, я так считаю – вызвало к жизни вторую беду.
Ты, верно, не раз наблюдал общеизвестный феномен: если одно зеркало поставить напротив другого, то в любом из них образуется бесконечный коридор отражений. Создав “Ланцелотта”, Рочерс не мог пройти мимо возможности построить коридор отражений своих “зеркал”. Ведь это интересно, правда, Дэн?
Смотри, если смонтировать второй генератор и развернуть два “зеркала” напротив друг друга, – даже необязательно напротив, важен сам факт наличия второго “зеркала” – то в каждой из образовавшихся вселенных будет стоять “зеркало”, открывающее вход во вселенную, в которой стоит “зеркало”, которое является ходом в… Ну и так до бесконечности.
Одним включением двух генераторов создать мириады, бесконечное множество идентичных миров!
Интересно? Нет! Это страшно! Потому что с бесконечностью не шутят, ибо она – одна. А все остальное, как говорится, от лукавого. И Рочерс это прекрасно понимал. Последствия одновременного включения двух его “зеркал” и создания бесконечного количества бесконечностей были непредсказуемы.
Он не решался на этот опыт много лет. Но часто мысленно возвращался к нему. Советовался со мной, мы спорили. Он доказывал безопасность эксперимента, я ее отрицал. Потом через какое-то время мы почему-то менялись ролями. И так без конца. А однажды утром вышли вдвоем из своего жилья-ангара и отправились в подземный город. Но не в сектор Z, где обычно работали и где стоял звездолет с “Ланцелоттом”, а в лабораторию-мастерскую.
И за сутки смонтировали второй генератор.
А на следующий день произвели одновременное включение. “Ланцелотт” и “Ланцелотт-1” развернули “зеркала” до неба по противоположные стороны нашей поляны…”
Уокер остановился, чтобы прикурить потухшую сигару, и я заметил, как дрожали пальцы его руки, когда он потянулся за зажигалкой.
“Ты скажешь, что мы рисковали. И не только своими жизнями – жизнью Вселенной… Наверно, ты будешь прав. Но… Я верил в гениальность Рочерса. Если он все-таки пошел на эксперимент после стольких лет раздумий и колебаний, то его интуиция знала, на что толкает твоего отца. Во всяком случае, насчет судьбы мироздания он не беспокоился. Он как-то сказал мне:
– Создатель слишком умен для того, чтобы вложить в руки двух идиотов оружие, способное разнести его детище на куски. Самое худшее, что нас ожидает, это отеческий урок: ”Спички детям не игрушка!” А вот насколько урок будет жесток, я не знаю.
Он был прав. И насчет осторожности Создателя, и насчет урока…
Два огромных “зеркала” встали напротив друг друга и “отразили” каждое в самое себя – противоположное, а в нем – опять самое себя, и в нем – коридор “зеркал”, коридор вселенных, которому не было конца. Вселенных, не имеющих края.
А потом произошла катастрофа. Она длилась секунду-две, не более, но нам с Рочерсом хватило, Дэн. Хватило на всю оставшуюся жизнь.
Я вдруг почувствовал, как сквозь меня несется неслышный и невидимый, но чудовищный в своей разрушительной силе поток. Это был даже не поток – шквал. Шквал чего? – спросишь ты. Я не отвечу. Не знаю. Он не был ни ветром, ни водой, ни энергией. Нечто нематериальное, ни на что не похожее, мистическое и страшное, пронзало мое тело и уносило в никуда мои мысли, чувства, годы.
Меня. Мою жизнь.
Больно не было. Я испытывал только невыносимое напряжение, которое не давало мне дышать. Поток не имел вектора направленности. Он несся одновременно в обе стороны: из одного коридора отражений в другой. При этом вокруг ничего не изменилось, все осталось тем же – и лес, и поляна, и “зеркала”…
А я стоял и разевал рот, как рыба, выкинутая на берег. Я скосил глаза – единственное движение, которое я мог сделать, находясь под воздействием потока! – на Рочерса и увидел, что он тоже стоит ни жив ни мертв. Не шевелясь. И еще я увидел, как на его голове встали дыбом седые волосы. Я отвел взгляд. Седые. Ты помнишь волосы отца, Дэн? Черные, как смоль. И через пятнадцать лет после вашей разлуки они были черные, как смоль. А за те две страшные секунды стали седыми…
И вдруг раздался взрыв. “Ланцелотт-1” взорвался. Тело Рочерса, который стоял рядом с ним, было отброшено на несколько метров в сторону. А потом то же самое произошло и со мной. “Ланцелотт”, который опекал я, взлетел на воздух, и меня отшвырнуло в противоположную от Дэниела сторону. Я потерял сознание.
Очухались мы довольно быстро и почти одновременно. Взрыв не нанес мне никаких травм, если не считать нескольких ушибов и несерьезных ожогов. Я с трудом сел на земле. Невредимый Рочерс медленно поднимался на ноги в десяти метрах от меня.
“Зеркала” исчезли. Оба генератора представляли из себя кучи дымящегося металла. Твой отец подошел, остановился напротив и внимательно вгляделся в меня. Его седые волосы развевались на ветру. Лицо, постаревшее лет на двадцать, – изборожденное морщинами, потемневшее, с запавшими глазами – ничего не выражало.
Я молчал.
Он нагнулся и провел рукой по моим волосам:
– Ты поседел, Джеймс…
Голос его резанул слух незнакомым, старчески-скрипучим тембром.
Я не вскочил и не рванул в жилблок за зеркалом. Мне достаточно было того, что я видел, глядя на твоего отца.
– Я что-то ослаб, – сказал он и тяжело сел рядом со мной на землю. Потом выдернул из своей прически несколько седых волосков и долго молчал, держа их перед глазами. – Старость – не радость, – молвил он наконец и с грустной спокойной улыбкой заглянул мне в лицо. – С тобой все в порядке?
Я не ответил и отвернулся от него. Он немного помешкал, а потом положил мне руку на плечо.
– Что это было, Дэн? – тихо спросил я.
– Временной ветер, Джеймс, – так же тихо ответил он. – Временной ветер. Он стирал вселенные, которые мы наплодили. Отправлял их в Лету. И чуть не отправил нас к праотцам… Если бы генераторы не взорвались, мы бы через секунду превратились в скелетированные трупы, а потом рассыпались бы пеплом.
– Почему взорвались генераторы?
– Они состарились. Так же, как и мы. В каждом из них усох от времени какой-то один и тот же блочок, скорее всего, в схеме питания. И замкнул накоротко электроцепь. Это вызвало взрывы… – Он обнял меня за плечи и ободряюще покачал из стороны в сторону. – Нам повезло, Джеймс. Эти взрывы прервали опыт почти сразу, не дали нас убить. Я думаю, поток был нарастающим. Создатель собирался в считанные секунды провести лишние вселенные через все витки эволюции. Ведь миры, завершившие эволюцию, насколько мы знаем, свертываются в точки… Так он стирал наш “коридор зеркал”…
– Откуда ты все это знаешь? – слабым голосом спросил я.
Он улыбнулся слабой морщинистой улыбкой, уголки его усохших губ при этом съехали вниз.
– Просто увидел. За ту секунду, что мы стояли на ветру. Увидел… Как я не подумал о факторе времени раньше?
– А наша Вселенная? Она тоже…
Он понял меня сразу.
– Нет. Она в плане. С ней бы ничего не случилось. Воздействие оказано только на поляну и на нас. Мы оказались в узловой точке… Как думаешь, насколько мы состарились?
Я повернулся к нему и вгляделся в лицо семидесятилетнего старика.
– Лет на двадцать.
– Еще по-божески…
Он с кряхтеньем поднялся на ноги и подал мне руку. Я встал, и мы медленно побрели к нашему жилищу.
Ты можешь себе вообразить, как потрясла нас происшедшая катастрофа. В полной мере мы осознали чудовищность того, что нам довелось пережить, не сразу. А через несколько часов, когда оправились от шока, пришли в отчаяние.
Мы потеряли драгоценные годы жизни, силы – так необходимые нам годы и силы. Теперь мы должны были ожидать снижения работоспособности, остроты мышления, возрастных недомоганий. Мы с Рочерсом никогда не жаловались на здоровье. Но после эксперимента с “коридором зеркал” уже не могли думать о своем самочувствии с прежней беспечностью.
Судьба подвела нас к роковому рубежу. За ним начинались испытания, которых мы не ждали, не учитывали в своих планах, – слабость, болезни, наступающая старость.
Не скажу, что лишние два десятка лет, прибавленные к моему возрасту, слишком отяготили меня. Я чувствовал себя почти по-прежнему, если не брать в расчет постоянно одолевающую слабость. Но вот с твоим отцом, Дэн, все было иначе.
Ты знаешь, что он на пять лет старше меня. Видимо, в том возрастном периоде, в котором мы находились, пять лет решали многое. Рочерс ощущал себя дряхлым стариком. Он стал плохо есть, мало спать. При ходьбе шаркал ногами, что раньше ему было вовсе несвойственно.
И еще, Дэн. Он в конце концов заболел. И болезнь эта была странной…”
Дядя Уокер вдруг встал, исчез с экрана, а когда появился вновь, держал в руках фотографию. Он поднес ее к видеокамере, и я увидел на снимке отца. Такого, каким я его знал в детстве. На меня смотрел крепкий тридцатипятилетний мужчина. Прямой разворот плеч, густые черные волосы, гордая и спокойная осанка…
Общее впечатление здоровья и силы нарушал только лихорадочный румянец на щеках и напряженное выражение глаз.
“Этот снимок я сделал в то самое время – время нашей старости. Ты удивлен?
Таким он становился периодически. Приблизительно раз в месяц. Мгновенное омолаживание, возврат в прошлое. На двадцать-двадцать пять лет назад. Эти катаклизмы сопровождались огромным выплеском энергии. Обмен веществ бурно ускорялся. Он не мог усидеть на месте, становился моторным, дерганым. Начинал громко говорить, мысли путались, мешались, он махал руками и ходил из угла в угол.
В такие моменты я отправлялся с ним в лес. Он не терял трезвости оценки ситуации, понимал, что дело неладно. И начинал сбрасывать с себя навязанную энергетику. Он бегал вокруг поляны – круг за кругом, круг за кругом, часами – и ругался. Боже, как он ругался, Дэн! И успокаивался только через пять-шесть часов – тогда, когда силы покидали его, лицо покрывалось морщинами, а волосы стремительно седели вновь.
Это было ужасно. Но ужаснее картины приступов было то, что после каждого из них он катастрофически увядал. Болезнь – если это можно назвать болезнью, – изматывала его. Он пропускал через себя временные потоки. Именно так он определял причину всплесков внутренней энергии и мгновенного омолаживания. И эти потоки изматывали его.
Раз от разу, из месяца в месяц – он изнемогал…
– Меня не отпускает временной ветер, Джеймс, – обессиленно говорил он после каждого приступа. – Он хочет доконать меня. Сколько мне еще осталось? Год, два? Нам надо спешить.
Вот что стало лейтмотивом его деятельности после катастрофы – “нам надо спешить”. Вот что стало причиной инциндента при открытии планеты с протоплазмой.
И причиной моего ухода.
“Надо спешить…” Рочерс теперь каждый божий день работал так, как будто этот день был последним в его жизни.
Ты все понял из объяснения работы “Ланцелотта” в режиме “Ловушка”? Из него ясно, что твой отец научился делать так называемые “пространственные коридоры”, ходы в другие регионы Вселенной. В нашем трехмерном пространстве эти коридоры-ходы выглядели так, что их уместнее было бы назвать ”дырами”. Мы задавали “Ланцелотту” координаты региона, куда хотели бы попасть, он тратил секунду на то, чтобы соотнести их с координатной сеткой карты звездного неба и…
Вместо стены леса перед нами возникало овальное окно от земли до неба. В этом окне чернел безмолвный звездный Космос. Никакого физического барьера между миром Земли и Космосом не существовало. Поэтому поднимался дикий ветер. Воздух засасывался в пустоту “дыры”, нас вместе с оборудованием толкало в свистящую и гудящую пропасть… Мы мгновенно выключали генератор…
Естественно, в условиях Земли мы ставили подобные опыты всего несколько раз и лишь для того, чтобы убедиться в точности теоретических расчетов. Более длительные и серьезные эксперименты мы проводили в Космосе, находясь на борту нашего звездолета.
Ты уже понял, что все, связанное с нашей работой, было чертовски опасно. И для нас, и для Земли. Ведь если, например, “Ланцелотту” задать координаты центра какой-нибудь белой, желтой или красной звезды и развернуть окно в пределах Солнечной системы…
Появится еще одно солнце в нашей планетарной системе. Все сгорит, Дэн! И не только это – нарушится физическое равновесие системы, планеты притянутся к новой звезде… Да что говорить, это даже не катастрофа – конец всему!”
Уокер вдруг прервался, остро посмотрел на меня и произнес бесцветным голосом:
“Это функция “Окно”, Дэн. Четвертый сенсор справа. Как задавать координаты цели-региона, ты узнаешь немного позже. – Значительно помолчал и продолжил. – Но я отвлекся…
Итак, Рочерс мог делать пространственные коридоры. Существенным ограничением возможностей “Ланцелотта” являлось то, что радиус его действия не превышал тысячи световых лет. Находясь на Земле или даже на значительном удалении от нее, мы не могли вышагнуть за пределы Млечного пути. А твой отец хотел выходить из Солнечной системы в другие галактики, переплюнуть в дальности проникновения в просторы Вселенной разведчиков Дальнего Космоса, делая всего один шаг.
И достигнуть края, если он есть. Или того рубежа, за которым скрываются великие тайны мироздания.
Он почему-то верил в то, что во Вселенной есть подобный рубеж, Дэн!
И он изо всех сил добивался расширения возможностей “Ланцелотта”. Он проводил тысячи опытов, и все они были связаны с организацией пространственных “коридоров” в разных регионах Галактики. Он считал, что свойства пространства в центре Млечного пути и на его периферии различны. Использование этого различия для достижения успеха было стержнем его идеи. И это определяло всю трудность и длительность нашей работы.
Мы носились на звездолете по всей Галактике – и в режиме линейного перемещения, и в гиперпространстве – и везде дырявили и дырявили несчастную Вселенную. Это не глупость и не сумасшествие. Такова была специфика решения поставленной задачи: сотни, тысячи “дыр”.
Тот самый случай, когда количество должно было перерасти в качество.
Но добиться нового качества нам так и не удалось. Месяцы и месяцы экспериментов, ночи без сна, сутки без отдыха, наплевательство на режим, болезнь и усталость, изощреннейшие схемы построения экспериментов – ничто не помогало.
Я начал приходить в отчаяние и все чаще со страхом смотрел на твоего отца. Он находился в состоянии той крайней сосредоточенности и устремленности к одной цели, которое очень часто наводит на мысль о душевном нездоровье. Мне казалось, что все возможности уже исчерпаны, мы действительно сделали, что могли. Я говорил ему об этом – он не хотел и слушать.
И изнемогал – от приступов своей странной болезни, от неподъемной тяжести возложенной на себя работы.
Завершение истории было неожиданным. В одном из экспериментов мы не смогли закрыть “дыру” в пространстве…
В тот день после недельного путешествия мы вышли из гиперпространства на краю Галактики, в одном посещаемом, но почти неосвоенном секторе. Как обычно, нам предстояло провести серию “экспериментов”, которая начиналась образованием “дыры”.
Не знаю почему, но Рочерс вдруг изменил своему обычному правилу задавать такие координаты дальнего конца пространственного “коридора”, чтобы “дыра” находилась вдали от звезд. Он составил график эксперимента так, что “коридор” должен был протянуться к какому-то совершенно незнакомому желтому светилу и буквально уткнуться в его планетарную систему.
Зачем ему это было нужно – не знаю. Наверно, для разнообразия. Мы ничем не рисковали. Нам вряд ли что-нибудь угрожало: мы были мобильны, сидели в звездолете. В худшем случае нас ожидали две вещи: узреть либо неприглядный ландшафт какой-нибудь мертвой планеты, либо – ее внутренности.
После подготовки “Ланцелотта” к работе и включения функции “Окно” недалеко от нас в космосе развернулась пространственная “дыра”.
Мы взглянули в нее и обмерли.
“Дыра” выходила на “живую” планету.
Здесь я должен кое-что пояснить, Дэн. Я и твой отец никогда не были звездными путешественниками, всю жизнь проторчали на Земле. Другие миры, населенные живыми существами, мы никогда не видели в реалии – только на экранах телевизоров. Тем более никогда не примеряли на себя роли первооткрывателей подобных миров. И вдруг…
На этой планете никто из землян еще не был. В каталоге освоенных звездных систем желтое светило, к которому мы протянули наш “коридор”, не значилось. И именно поэтому мы с восторгом пионеров Космоса смотрели на то, что открылось нашим взорам.
Планета была покрыта обширными водными пространствами и густой зеленой растительностью. Это уже, как ты понимаешь, было необычно и включало нашу находку в число редких открытий. Но главное – на обращенном к нам полушарии мы обнаружили странное красно-коричневое пятно. Оно было похоже на огромное озеро или маленькое море, если бы не его странный, какой-то пугающий цвет.
Мы включили видеотелескопы и хорошенько рассмотрели пятно в упор на экране внешнего обзора. Оно оказалось не озером или морем, а огромным живым организмом. Скопищем бурлящей протоплазмы терракотового цвета…”
Какая-то зыбкая тень пронеслась в моем мозгу при этих словах. Я остановил воспроизведение записи, тряхнул головой и, вопреки удовлетворенности наступающим отрезвлением, отхлебнул из бутылки.
Терракотовая протоплазма…
Из глубин моего полупьяного существа появился Дэнни-дурак и серьезным тоном подсказал:
– Это прототип энергетической биоплазмы на Горо-2. Даже не прототип, а отец родной. Все пошло оттуда. С планеты, которую открыли Уокер и твой отец.
– О, черт! – выпучил я глаза и снова включил видеозапись.
“Скажу честно, Дэн, – продолжал Уокер. – После того, как первые восторги и удивление оставили нас, это море протоплазмы нам не понравилось. От него исходили какие-то зловещие волны…
Может быть, ты знаешь подобное ощущение: когда знакомишься с человеком определенного типа, тебе становится не по себе, ты маешься невнятным ощущением опасности, тревоги, тебе хочется уйти, прервать контакт.
То же самое происходило и с нами, когда мы смотрели на живое море плоти. Только было это ощущение раз в десять сильнее. А ведь оно находилось не менее чем в сотне тысяч километров от нас…
Всего пять минут мы пялились в “окно”, и этого нам хватило с лихвой.
– Ты же не хочешь приземляться, Дэниел? – спросил я.
– Нет, Джеймс, – ответил он, не отрывая встревоженного взгляда от неведомого существа. – Нет. – Потом поднял на меня глаза. И я понял, что он не хочет показать мне охватившую его тревогу. – Давай закрывать “дыру”. – И решительно подал “Ланцелотту” команду.
“Ланцелотт” выполнил необходимые операции.
А на экране внешнего обзора звездолета ничто не изменилось.
“Дыра” в пространство только что открытой нами планеты не исчезла. Видеотелескопы по-прежнему воспроизводили изображение бурлящего терракотового моря и услужливо подступающих к нему зеленых массивов инопланетной сельвы.
Я не буду рассказывать, Дэн, что мы предпринимали для того, чтобы закрыть “дыру”. Это была целая эпопея. Мы провели там сутки и ничего не добились. Ничего. Зато узнали кое-что новенькое.
Мы точно определили, что образованный пространственный коридор нам не дает свернуть сложное и мощное силовое поле, образованное терракотовой биоплазмой. Природа этого поля неопределима. Ясно, что оно не электрическое, не магнитное, оно не искажает радиоволны. Не гравитационнное, но что-то сродни этому… Ведь гравитация и пространственно-временные метаморфозы очень тесно связаны… Не могу ничего сказать точно.
Во всяком случае это поле способно фиксировать пространственные изменения, это его свойство мы испытали, так сказать, на собственной шкуре. И еще мы поняли то, что оно не дает смещаться в пространстве нашей “дыре”. Планета с биоплазмой, как и любая другая, неслась по орбите вокруг светила и вращалась вокруг своей оси. Представляешь, какую сложную траекторию в космическом пространстве описывал регион с протоплазменным морем? Так вот, “дыра” в течение суток находилась точно в том же положении относительно моря, что и в момент ее образования.
По-существу, получалось, что терракотовый организм притянул к себе конец нашего пространственного “коридора” и никому не собирался его отдавать. И не позволял его закрыть.
Обескураженные, мы нырнули в гиперпространство и завалились спать. А на следующий день за завтраком Рочерс как ни в чем не бывало быстро заговорил о проведении следующих запланированных экспериментов. Я уставился на него, забыв проглотить расжеванный кусок бекона:
– Подожди, Дэн… Я что-то не понял. Разве мы не будем заниматься незакрытой “дырой”?
Теперь он уставился на меня. С неподдельным изумлением. И глаза его горели лихорадочным огнем фаната: как всегда каждый день перед началом работы.
– А зачем? Нам надо спешить. Вперед, Джеймс, и только вперед!
Я вскипел:
– Да ты что, Дэн! Ты разве не понял, на что мы наткнулись?! Ты разве ничего не почувствовал?
Он сморгнул, и я понял, что он сейчас соврет:
– Нет. Не почувствовал.
– Эта протоплазма – агрессивная сволочь, Дэн! И я кожей чувствую: она способна на многое. Я даже думать не хочу – на что. Достаточно уже того, что она не дала нам свернуть “коридор”. На нее можно было бы не обращать внимания, если бы она не запустила свои поганые лапы в сектор Галактики, который вскоре будет активно осваиваться. Благодаря нам она теперь имеет ход в регион, который через пару лет будет пронизан сотнями караванных путей пассажирских “тихоходов” и транспортных кораблей! Разведчики Дальнего Космоса перед “длинным стартом” выныривают из гиперпространства именно в том квадрате! А ты знаешь, как они любопытны. Они не оставят “окно” без внимания, если наткнутся на него. И вляпаются в эту дрянь, которая может создавать суперполя и лезет во все дыры!
– Замолчи, Джеймс, – прервал меня Рочерс ледяным тоном. – Ты – фантаст. Тебя испугала какая-то жалкая лужа бессознательной протоплазмы, всего лишь начальной, примитивной формы инопланетной жизни. Я не почувствовал, что она разумна. Я не почувствовал, что она агрессивна и что у нее есть некая осознанная сверхзадача. Ее мощная энергия – защита. И то, что поле нашего генератора интерферировало с ее полем и зафиксировало “дыру” открытой – меня нисколько не пугает. Пускай разведчики откроют новый мир, они ради этого и летают черт-те куда. А здесь получат находку поднесенной на блюдечке. И ничего ужасного ни с кем не случится. Твои страхи – глупости. Ты просто устал.
Твой отец был прав. Я действительно устал. Потому что у меня вдруг потемнело в глазах от бешенства. Рочерс никогда так холодно, безаппеляционно и презрительно со мной не разговаривал. Я изо всех сил вдарил кулаком по столу и закричал:
– Я не устал, Рочерс! А ты – болван!
Этого нельзя было говорить. Нельзя было оскорблять твоего отца, потому что он устал тоже. Давно. И намного больше меня.
Я понял это сразу, испуганно слушая, как он выкрикивает какие-то страшные и унизительные слова, и глядя, как слюна брызжет у него изо рта, и как сжимаются и расжимаются его все еще крепкие кулаки.
Он дал мне достаточно времени, чтобы прийти в себя. Достаточно, ибо его страстный монолог длился несколько долгих минут, а я в это время отстранился ото всего и понял…”
Дядя Уокер потянулся за новой сигарой, и руки его при этом дрожали пуще прежнего. Он взял сигару и заговорил снова, так и не прикурив.
“Ты знаешь, что я понял, Дэн? Что мы оба – очень старые и очень больные люди – стали немного сумасшедшими. И он, и я. И все для нас кончится рано или поздно очень плохо, если мы не прекратим работу под названием “Сотрудничество Рочерса и Уокера”.
Наше время вышло. Нам не повезло: мы не завершили работы, но не могли уже идти дальше вместе. И знаком именно такого положения дел было непримиримое противостояние наших мнений относительно терракотовой биомассы.
Ведь если бы мы были в силе, и наши отношения не выбрали самое себя до дна, разве не смогли бы два друга и соратника прийти к разумному консенсусу? Смогли бы. И очень легко. Но я слушал себя в те роковые минуты и удивлялся. Я не мог уступить Рочерсу, потому что был уверен: мы совершили преступление, не закрыв “дыру”.
В этом противоречие и тайна. Я видел, что можно найти решение без ссоры и разрыва с Рочерсом и также осознавал, что я – полусумасшедший я! – не могу этого сделать.
Тем более не мог этого сделать Рочерс. Ему “надо было спешить”.
И тогда я отпустил себя, и меня повлекло в одном направлении. Я понял, что разрыв с Рочерсом неминуем. И то, что все оставшиеся мне дни я посвящу поиску и разработке “антиоружия”. Так назвал я тогда вещь, которая должна была нейтрализовать грозную силу открытий Дэниела Кристофера Рочерса”.
Джеймс Уокер смял сигару в кулаке и глубоко задумался. Потом сказал:
“Ты устал, мой мальчик? Потерпи, эта печальная история подходит к концу”.
Я согласно кивнул, поставил видеозапись “на паузу” – Уокер на экране застыл с поникшей головой и смятой сигарой в руке – и приготовил себе кофе. В моей голове складывалась довольно ясная картина событий, и я уже предвидел, о чем дальше будет рассказывать друг моего отца. И чем он закончит. А раз так, то мне предстояло после просмотра видеозаписи принять очень серьезное решение. И быть в форме.
Я сел в кресле прямо, сосредоточенно уставился на экран, отхлебнул кофе и снова включил воспроизведение записи.
“Рочерс и я расстались спокойно. Так, как будто это не мы долгие годы провели вместе, бок о бок. Как будто не мы горели одной страстью, одной идеей и шли бок о бок к одной цели. Перед расставанием мы долго беседовали и решили судьбу нашей работы. Судьбу “Ланцелотта”.
Как – ты уже знаешь.
Ты спросишь, почему я настаивал на том, чтобы открытия Рочерса навсегда остались тайной для человечества? И почему сам Рочерс с этим согласился? Я отвечу: мы в час нашей разлуки бросили, так сказать, ретроспективный взгляд на эпопею нашего научного демарша. И поняли, что шли не от открытия к открытию, а от создания одного супероружия к другому. Оружия, способного вызвать катаклизмы мирового масштаба.
А вопросы такого уровня – одаривать человека силой, способной гасить светила и изменять траектории планет или нет – решаются не человеком, а Создателем. И мы оставили все на волю Божью.
И если ты сейчас слушаешь меня, то Создатель решил: одарить…
На самом деле мы – осознанно или нет? – лукавили друг перед другом. И каждый в том разговоре думал не об ответственности перед миром, а о своем. Рочерсу было наплевать на человечество. Он хотел одного – идти вперед. До конца. И еще он думал о тебе. И отстоял в жестоком споре свое решение наследовать своему сыну “Ланцелотта”. Я же тогда уже тайно лелеял более честолюбивые планы: создать “нейтрализатор” открытий Рочерса и после этого безбоязненно и с легким сердцем выйти к людям с ним и результатами нашей общей работы.
Честно сказать, я тогда уже видел себя этаким гением-мессией, одаривающем человечество чудесами и впечатывающим в его память навеки вечные имена Джеймса Уокера и Дэниела Рочерса.
Боже, как я был наивен! Я и не предполагал, с какими трудностями мне придется столкнуться на пути к своей новой цели. Я оставил твоего отца – одинокого и больного – умирать в холодной тайге и не знал, как мне будет его не хватать все годы моей последней работы!
Он – был мастер. Я – всегда! – подмастерье…
И все-таки я справился, Дэн, я справился! Только этим я могу оправдаться перед тобой и Рочерсом-старшим. Я создал “нейтрализатор”. И сегодня передам его тебе. Я не успел сделать важного – не закрыл “дыру” с терракотовой биомассой. Причиной этому жестокое недомогание, свалившее меня в последние дни. Но я думаю, что сделаю, сумею, успею сделать это. Как ты считаешь?”
Я посмотрел в правый нижний угол экрана, где мелкие цифры показывали дату видеозаписи монолога Уокера. Он говорил со мной за двенадцать часов до смерти.
– Ты не успел, дядя Уокер, – прошептал я. – Но я сделаю, не волнуйся.
“Из тайги я отправился сразу в Бюро Звездных Стратегий. У меня не было за душой ни гроша. У меня не было аппаратуры, звездолета, базы, где я мог бы проводить исследования, – у меня не было ничего. Я все оставил Рочерсу. Но зато в голове я держал открытия твоего отца.
А еще десятки мелких бессодержательных и безопасных придумок, которые являлись вторичными следствиями этих открытий. Их я и “продал” БЗС.
Эффект, который произвели эти “пустышки” на наших высоколобых мужей, был подобен взрыву атомной бомбы. Я тут же получил все. Мне был открыт огромный кредит, и любое мое пожелание выполнялось с безропотным повиновением.
Я сразу приобрел частную планету Коррида в качестве полигона для проведения экспериментов. БЗС построило на ней по моему заказу и проектам лабораторию-крепость, подземные коммуникации и создало киберов-охранников. Впридачу к этому я получил небольшой звездолет под стать тому, которым сейчас владеешь ты.
Работа сумасшедшего одиночки началась. И, конечно, совсем не та, которую ждали от меня в БЗС. Они хотели получить нечто, похожее на то, что мы делали с Рочерсом, но я работал совершенно над другим. К счастью, в БЗС очень сочувственно отнеслись к режиму секретности, который я установил на Корриде. Они не совали нос в мои дела. Они даже организовали форпост на близлежащей планете Версаль. Для того, чтобы я всегда мог обратиться к спецотряду охраны, если кто-то нарушит мой покой, а Торнадо и его команда не справятся с нарушителем.
И вот теперь о “Монстрах Галактики”, сынок…”
Я вздрогнул. Уокер впервые упомянул про “Монстров Галактики”, и это резануло мне слух. При чем тут банда космических пиратов? Неужели Уокер был как-то связан с ними или подозревал, что они следят за его работой? Но почему он столь неожиданно завел о них разговор?
“…Не скажу, что мысль о необходимости закрыть терракотовую “дыру” сильно тревожила меня. Возможно, говорил я себе, опасность, исходящая от мерзкой протоплазмы на незнакомой планете, вполне реальна, но…
Со временем те ощущения, которые я испытал у незакрытой “дыры”, притупились. Тем более я пока ничего не мог предпринять. “Ланцелотта” у меня не было. Я мог бы смонтировать его двойника, но, как я убедился, генератор Рочерса не справлялся с полем биомассы и не мог свернуть пространственный “коридор”. А то, что было мною задумано и должно было решить проблему, находилось в стадии осуществления.
Ты скажешь, что с помощью “Ланцелотта” я мог бы просто-напросто уничтожить ту мерзкую планету. Для этого очень подходит функция “Окно”. Или “Зеркало”.
Тебе покажется это глупым и преступным, но я не хотел использовать оружие Рочерса. Я собирался исправлять наши прежние ошибки своими руками, только своими. Тем, что создал исключительно Джеймс Уокер, один.
И я не отступился от этой идеи даже тогда, когда понял, что терракотовая “дыра” стала причиной появления “Монстров”.
Когда я услышал о проделках неведомой банды космических пиратов, – их называли в СМИ “Монстрами Галактики” – во мне впервые зародилось смутное подозрение. “Что это за существа? – спрашивал я себя. – Откуда они взялись?” Я читал об их жестокости, патологической тяге к новейшей технике, о том, что никто и никогда из здравствующих землян их не видел, потому что все жертвы “Монстров” были либо уничтожены, либо безвозвратно похищены…
Я читал об этом, а перед глазами стояло бурлящее море терракотовой плазмы. И я почти был уверен, что бандиты и протоплазменная дрянь – одно лицо. Был уверен, как будто во время той давней единственной встречи со зловещим организмом он рассказал мне о своих планах…
Я очень редко выбирался с Корриды в Космос. Только ради нескольких экспериментов за все пять лет моей работы мне пришлось использовать звездолет. Тем более я не нырял в гиперпространство: здоровье уже не позволяло. Но тогда – а было это на третий год моей работы на Корриде – я сел в звездолет и совершил гиперрейс в Космосе.
В тот глухой сектор Галактики, где располагалась незакрытая “дыра”.
Искал я ее долго. Конечно, я преувеличивал, когда кричал Рочерсу о том, что на “дыру” будут натыкаться все, кому не лень. Это был абсурд. Найти иголку в стогу сена в миллион раз легче, нежели отыскать маленькое оконце в мир маленькой планеты, затерянное в бесконечной пропасти межзвездного пространства. Мне помогло то, что я более или менее точно знал, где искать. И очень хотел найти.
И нашел.
На той планете ничто не изменилось. Все так же клокотало красно-коричневое живое море. Все так же его обступала буйная зеленая растительность сельвы.
Я не стал долго задерживаться у “дыры”. Запустил в нее обычный планетарный микроспутник с видеокамерой и был таков.
В течение месяца я ежедневно принимал от спутника пакеты видеоинформации. И на тридцатый день увидел то, что ожидал увидеть.
Крупный космический военный лайнер новейшего типа – по-моему их называют “линкорами” – влетел в “дыру”. За ним как привязанный следовал пассажирский звездолет-”тихоход”. “Линкор” вошел в атмосферу планеты и завис над обширным плато из скальной породы, – совсем недалеко от “моря” – но совершать посадку не стал. На плато сел “тихоход”. Его входные люки распахнулись во всю ширь, но в них никто не показался.
В это время море терракотовой биоплазмы вздыбилось волнами. Они бились о тот берег, на котором стояло плато. Они бились о берег, Дэн, и отступали. И каждый раз оставляли у подножия прибрежных деревьев несколько десятков странных существ. Похожих на кальмаров. Только были эти кальмары совершенно безликими и, вроде бы, слепыми и глухими – без глаз, ушей и каких-либо отверстий или выступов на торроидальных туловищах…”
– Горо-2, дядя Уокер! Горо-2! Дэнни-дурак прав: все пошло оттуда… – прошептал я. То, что Уокер описывал кальмаров так же, как и я в своей статье и в разговоре с Ловудом, меня нисколько не удивило. “Безликие” существа имели очень характерный облик.
Но все же, причем здесь “Монстры Галактики”?
“Кальмары поползли через сельву к плато. Двигались они неторопливо, но целеустремленно. И еще, отметил я, так уверенно и спокойно, как будто выполняли давным-давно заведенный ритуал. Их первые ряды достигли плато через несколько минут. Они взобрались на возвышенность…
Входные люки были открыты, Дэн. И там, внутри “тихохода”, наверняка находились люди. Возможно, усыпленные. Возможно, парализованные или как-то иначе обездвиженные командой военного лайнера. “Линкор”, как страж, висел над “тихоходом” и не оставлял экипажу пленников ни одного шанса на успешный аварийный взлет.
Кальмары вползли в “тихоход” и больше уже не выходили оттуда. Всего, посчитал я, заползло туда около пяти сотен существ – видимо, по числу пассажиров и членов экипажа звездолета. После этого “линкор” развернулся и скрылся за горизонтом планеты. А через несколько минут “тихоход” стартовал и полетел вслед за ним.
Те твари, которые не влезли в звездолет, вернулись в “море”…
Совершенно шокированный увиденным, я тогда долго сидел перед компьютером и выстраивал в голове полную картину того, что натворили я и твой отец.
Скорее всего дело обстояло так. Одна из команд разведчиков Дальнего Космоса – именно они оснащаются новейшими кораблями типа “линкор” – наткнулась на “дыру”. Это не удивительно, так как разведчики – великие специалисты искать на свою задницу приключений… Для этого у них есть мощная оптика, спецприборы для обнаружения космических аномальных объектов, сферический радиопрозвон…
Так вот. Они сели на плато и подверглись нападению тварей из “моря”. Почему нападение было успешным – загадка. Разведчики – квалифицированные, строгие и осторожные специалисты, вряд ли их можно упрекнуть в беспечности или халатном отношении к собственной безопасности. Я думаю, дело в другом. В тех волнах, которые испускает протоплазма. В том воздействии, которое я испытал на себе при первой встрече.
“Море” загипнотизировало, назовем это так, команду разведчиков. И сделало возможным невозможное: “линкор” открыл входные люки и стал беззащитен перед внешним вторжением. Кальмары вползли на борт…
“Что же произошло потом? – спрашивал я себя. – Кто теперь находится в “линкоре” – люди или безобразные безликие твари? И если второе, то что произошло с людьми?”
Полную ясность внесло сообщение о происшествии на Горо-2. Я подробно изучил отчет БЗС о событиях на этой планете и все понял”.
Дядя Уокер теперь смотрел мне прямо в глаза. И взгляд его был жестким.
“Я и твой отец совершили величайшее преступление, Дэн. Мы подарили миру злейшего преступника. Преступник этот – мерзость из незакрытой “дыры”.
Терракотовая протоплазма – сознательное существо-негуманоид. Его цель – безмерная экспансия по всей Вселенной. Оно обладает эффективным инструментом для достижения своей цели. Его кальмары проникают в чужеродный организм и сливаются с ним, растворяются в нем.
Это похоже на медикаментозную кодировку, когда лекарство вводится в кровь и выпадает в качестве безвредного, но фармакологически эффективного осадка в костном мозгу. Малыми дозами из костей оно поступает в кровоток – изо дня в день, в течение многих лет – и оказывает на организм определенное воздействие – физиологическое или психологическое. При этом происходит постепенное, но очень медленное вымывание осадка. Когда все вещество растворяется и уносится кровотоком без остатка, кодировка прекращается.
Так же дело обстоит и с “растворением” кальмаров. Они кодируют свою жертву. Они не наносят вреда ее физиологии, но подчиняют волю и разум. С момента захвата организм-носитель работает исключительно в целях захватчика, но как бы…
Как бы творчески.
Жертва использует все, чем обладает, – знание, навыки, технику – для того, чтобы расширять влияние терракотового “моря” во Вселенной. Захват и еще раз захват – людей, существ, первоклассной аппаратуры и оружия, звездолетов, планет… В этом смысле разведчики Дальнего Космоса явились для протоплазмы просто чудесной находкой. С ними проклятый негуманоид вышел на новую, более широкую орбиту в своей безумной экспансии”.
Уокер запнулся и рассеянно провел рукой по лицу.
“Ты знаешь, о чем я только что подумал, Дэн? О том, что если “линкор” гоняется за всем новым, эффективным и необычным, то “Монстры Галактики” вполне могут выйти и на меня… Ведь знаешь, там, в “линкоре” теперь не только люди, наши бывшие разведчики. Я уверен, что вместе с ними теперь работают и существа с других планет. И, возможно, не только тех планет, которые известны нам и входят в Галактическую Систему…
На что они способны? Как осуществляют поиск жертв и их захват? Их назвали командой монстров. По-моему, интуитивно правильно сделанное определение. “Монстры Галактики” – это же сборная из людей и существ-инопланетян. Какие твари сотрудничают с нашими людьми? Не дай бог оказаться среди них…
Мне иногда было очень страшно здесь одному, Дэн. Может быть, потому, что за мной уже наблюдают “Монстры”?”
Его лицо неожиданно исказилось жалкой гримасой.
– Да, – ответил я. – Они наблюдали за тобой. Но теперь все самое страшное для тебя позади. Все прошло, дядя Уокер. Спи спокойно.
Уокер очень быстро взял себя в руки. Его старческое лицо разгладилось, он спокойно откинулся на спинку кресла и произнес:
“Я все-таки нанес один удар этой протоплазменной твари, Дэн. Как хотел, своими руками. И если, как я уже говорил, успею, то я уничтожу ее. С помощью того оружия, которое создал. Сегодня оно у меня есть…
А пока… Знаешь, что я сделал, Дэн? Я лишил ее завоеванного ею мира.
“Монстры” доставили на Горо-2 огромный кусок протоплазмы. Она имеет свойство удерживать вокруг себя электромагнитные поля любой мощности. Они воспользовались этим, окружили ее полевой защитой на период адаптации в новой среде и улетели. А плазма через некоторое время “созрела” и захватила планету. Но я сделал так, что Горо-2 не стало”.
Уокер лукаво посмотрел на меня и улыбнулся:
“Ведь это тайна, да, Дэн? Никто во всей Земной Системе так и не понял, куда исчезла Горо-2! Это сделал я. И это было первым успешным испытанием моего “нейтрализатора”.
Теперь я расскажу тебе о своем открытии и укажу, где что лежит. И на этом закончим.
Когда я задался целью создать нечто, могущее стать эффективным “анти” всем открытиям Рочерса, мои мысли крутились вокруг одного слова – “свернуть”. Только свертывание пространства, в котором произошла катастрофа космического масштаба, способно радикально излечивать ситуацию. Что-то типа хирургической операции. Отрезал, свернул, законсервировал – и нет вопросов.
Я создал такой аппарат, Дэн. Всего за пять лет, спасибо доверчивости и щедрости БЗС! Я создал его. Уже к концу второго года исследований и экспериментов у меня был опытный, успешно работающий образец. Я назвал его “Терминатор”. Три года понадобилось на то, чтобы довести его “до ума”.
“Терминатор” может делать все то, на что способен “Ланцелотт”. Но не функции “Окно”, “Ловушка” или “Зеркало” являются его главными ипостасями. Он способен сворачивать в объем, равный объему биллиардного шара, любые области пространства. Достаточно задать ему координаты и параметры объекта “свертки”, – будь то кусок леса, планета или Галактика – и через несколько секунд в твоих руках окажется голубая мерцающая сфера. В ней и будет заключена заданная область пространства.
Почему сфера почти ничего не весит и не оказывает на тебя никакого воздействия – я рассказывать не буду. Захочешь – во всем разберешься сам. Скажу только, что шар, также как и “карман” в режиме “Уйти, чтобы остаться”, – абсолютно замкнутая система. Как правило, нежизнеспособная. Если ты сворачиваешь одну планету, то она оказывается отрезанной от системы звезды, вокруг которой вращается. Сам понимаешь, что для обитателей объекта свертки это катастрофа. Ни света, ни тепла, остановка вращения планеты вокруг своей оси, а значит, страшный тотальный смерч, сметающий все на своем пути… Это гибель.
Так что Планета Мутантов – так называлась Горо-2 в конце отчета БЗС – уже мертва…
Чтобы свернуть Горо-2, я использовал опытный образец “Терминатора”. Для этого его мощности оказалось достаточно. Но чтобы свернуть кусок пространства с “дырой”, он не годился. Я пробовал – у меня ничего не получилось. Причиной тому, я думаю, мощнейшее поле биоплазмы, удерживающее “дыру” открытой.
Теперь, когда работа над “Терминатором” завершена, я сверну “дыру” вместе с планетой и дрянью, что на ней обосновалась. А может быть и нет… Сначала я разберусь: куда это улетают с плато захваченные протоплазмой корабли и какова судьба наших людей? Если мои предположения насчет временной кодировки жертв кальмарами верны – психическое состояние пленников не безнадежно, одержание обратимо, рано или поздно пройдет…
А может быть, мне просто надо отдать “Терминатора” и открытия Рочерса БЗС? Поступить в конце концов так, как я хотел?
Не знаю. Я запутался, Дэн. И очень устал…”
Уокер изменился в лице, резко побледнел, на лбу выступили крупные капли пота. Он сунул руку в карман и бросил в рот какие-то белые шарики. Я видел, как участилось его дыхание.
“Сердце, черт… Дэн, давай заканчивать. Слушай, мой мальчик.
План подземных коммуникаций висит внизу, в холле над камином. На четвертом, самом низком уровне подземелья, в секторе G ты найдешь вход в мою лабораторию. Там на двери так и написано: ”Лаборатория”.
Наберешь шифр. Это слово “Возмездие”… Я все-таки несостоявшийся драматург, а? Вот… Замок там механический и такой, что его ни одна инопланетная тварь не откроет, все щупальца обломает… Нужно нажать все восемь кнопок одновременно. И очень сильно, запор тугой.
Войдешь – в лабораторном столе возьмешь ключ от сейфа. Сейф открывается просто. В нем лежит то, что тебе нужно.
Там три шара. Это – работа “Терминатора”. Первый слева – Горо-2. Второй – экспериментальная свертка космической пустоты. Все это тебе не нужно. Третий шар – тот, который лежит рядом с пультом дистанционного управления “Терминатором” – мой звездолет.
В звездолете ты найдешь все – компьютер, диски с научным достоянием твоего отца и его помощника мистера Уокера, пояснения и правила эксплуатации ”Ланцелотта” и “Терминатора”.
И координаты “дыры”. Если я не сумею исправить ошибку Рочерса и Уокера, может быть, это сделаешь ты.
“Терминатор” находится там, внутри шара, на борту звездолета. Чтобы развернуть этот кусок пространства, используй пульт дистанционного управления. Волны, излучаемые пультом, – не электромагнитной природы. В него вмонтировано одно мое маленькое изобретение – генератор всепроникающего излучения. Оно способно проходить сквозь любую материальную преграду: сквозь бетон и стальные стены звездолетов. Поэтому не сомневайся и просто нажми кнопку “ON”.
Надеюсь, что ты не будешь делать этого в стенах лаборатории. Идеальным местом для проведения процедуры является ровная плоская площадка в треть квадратного километра.
Вот и все…”
Уокер вымученно улыбнулся и сказал:
“Прощай, сынок. Я передал тебе все. Я знаю, что ты распорядишься наследством отца и моим “Терминатором” лучше, чем это могли бы сделать за тебя Рочерс-старший и Джеймс Уокер.
Будь счастлив. И удачи”.
Дядя Уокер в последний раз улыбнулся мне и исчез с экрана.
А я остался сидеть перед компьютером – пораженный услышанным, полупьяный, жалкий и растерянный.
Наследник двух гениев.
Впоследствии я не раз задавал себе вопрос: смог ли я улететь с Корриды, не дождавшись десанта со Штерна, если бы был абсолютно трезв? Хватило бы у меня мужества и глупости броситься в безумную авантюру по спасению Лотты в одиночку, если бы Дэнни-дурак не орал мне на ухо геройские песни про сильных и больших людей и не взывал во все горло: “К оружию!”?
Не знаю. Дядя Уокер проговорил более двух часов и выжал из меня все соки. Поэтому после просмотра видеозаписи я не позволил себе ни о чем думать, а первым делом спустился в холл, приготовил яичницу и осушил еще два стакана бренди. И тут же появился Дэнни-дурак:
– Ну, Дэн, ты все понял?
Полностью обессиленный, я вяло отмахнулся от него:
– Иди к черту…
– Я тебе сейчас пойду, жалкая газетная твоя душа! – безбоязненно схамил он. – Ты слышал, что говорил обо мне твой отец? Я – техник-прикладник экстра-класса. Почти гений. А значит, человек номер один в нашей команде. Собирайся и полетели.
– Ага, – пьяно ухмыльнулся я, – сейчас. Вот только “Монстрам Галактики” электронное письмо пошлю – и в путь. Они встретят… И свернут нас с тобой на подлете в этот… как его… в мерцающий голубой шар… А?
– Идиот! Они же ничего не получили! “Терминатор” у тебя! Расчеты, выкладки, пояснения, пульт – все у тебя! Они вывезли экспериментальный хлам и могут копаться в нем до самой смерти – ни хрена не поймут! – Он понизил голос. – Собирайся.
Я взорвался:
– Да ты в своем уме?! Ты хочешь, чтобы я совершил блестящую диверсию в стиле супермена-одиночки? Полез в логово “Монстров”? В эту их вонючую пространственную “дыру”? Да у них там “линкор”! Десятки захваченных военных кораблей, наши разведчики и профессиональные военспецы – зомбированные, мать их, с выкаченными глазами! Да они от нас камня на камне не оставят! А твари с экстрасенсорными способностями? А эти гады… “призраки”? Они нас вычислят уже на входе в “окно” и сразу окунут в море с протоплазмой! С головой! И пикнуть не успеешь!
Дэнни-дурак нисколько не смутился, а резонно заметил:
– Но Уокера-то они не вычислили, когда он запустил к ним спутник.
– Ну да, – так же резонно ответил я, – не вычислили. Только почему-то после запуска этого спутника они сели ему на хвост, проводили до дома и с тех пор стали следить за ходом работ на Корриде. Разве не так было? А, Дэнни?
– Да-а, – задумчиво протянул мой оппонент, – похоже на правду…
– То-то… – Я тоже задумался. – И вообще мне кажется, что они дислоцируются не только на планете с протоплазмой. У них там целая империя планет вокруг светила. Наподобие Земной Системы. А это – космические базы, патрульные корабли-киберы, сеть типа ГКС, сферический опознавательный радиопрозвон… Ведь они у нас жить учатся! Туда палец сунуть – и то страшно…
Дэнни-дурак долго молчал, а потом презрительно выдавил сквозь зубы:
– Там же Лотта…
Я знал что он это скажет. И поэтому заорал так, что в холле задрожали оконные стекла:
– Что Лотта?! Что?! Тебе нужен еще один зомби к ней впридачу – Дэниел Рочерс, журналист? Ты, между прочим, тогда тоже перестанешь сущестовать, гений недоделаный!
Я сорвал голос, закашлялся и, когда кашель успокоился, заговорил тише:
– Эта задача – война с “Монстрами” или ведение переговоров с ними – не для одиночки, не для меня. Этим должны заниматься профессионалы – и все скопом. И решения принимать на уровне Мирового правительства: у “Монстров Галактики” находятся в заложниках несколько тысяч землян и граждан Галактического Союза. – Я перевел дух и закончил. – Буду ждать команды со Штерна. Все.
– И отдашь им “Ланцелотта” и “Терминатора”? – коварно улыбнулся Дэнни-дурак.
Я заморгал, но собрался с духом и ответил:
– Да, отдам! Уокер, кстати, подумывал поступить именно так. Это оружие поможет им быстрее вызволить Лотту. Наши продемонстрируют “Монстрам” свои возможности и… В общем, сумеют с ними договориться…
И тут терпение лопнуло уже у Дэнни-дурака. Он вскипел:
– Как ты сказал? “Сумеют договориться”? А кто будет с ними разговаривать? Зомби, да? Но они делают то, что им внушает терракотовая дрянь! Значит, вести переговоры будет она… Но ведь эта сволочь, Дэн, не умеет договариваться! Она знает только одно, – Уокер тебе очень хорошо это объяснил – только одно: хватать. А это значит, что переговоры закончатся очень быстро. Знаешь как?
– Ну? – мрачно прогудел я.
– Будет война. И, заметь, на равных. У “Монстров Галактики” точно такая же техника и вооружение, что и у армии Галактического Союза. Союз их превосходит количеством боевых кораблей и подразделений. Но в космической войне решает не количество, а качество вооружений. Ты ведь знаешь, это доказано, это классика… Тем более в оборонительной войне, которую будут вести “Монстры”…
И еще, подумай: захотят ли земляне идти против землян? Хотя наши военные и будут знать, что им придется убивать зомби? При таких осложнениях эмоционально-этического характера дело становится совсем тупиковым!
У меня похолодело в груди. Убивать зомби…
– Господи, Лотта… – простонал я. – Да почему сразу “зомби”? Уокер говорил, что, возможно, все пленники со временем способны прийти в нормальное состояние! Надо лишь вызволить их, дать по заднице этому треклятому организму-негуманоиду!
– Так сделай это! Раздолбай его к… Пойми, Дэн, если ты отдашь “Ланцелотта” и “Терминатора”, БЗС не менее полугода будет ковыряться в них, разбираться что к чему. Они используют твое оружие не сразу. Это ясно как день. К тому времени Лотта уже погибнет или пропадет, или необратимо искалечится. Полгода, Дэн, – это срок, не оставляющий надежд! Только ты – сейчас, немедленно! – можешь помочь ей. Улетай, не жди никого. “Монстров Галактики” можно победить только тайно и изнутри – ты понимаешь, о чем я говорю. А эта задача – дело одиночки. Оснащенного именно так, как ты.
Голос Дэнни-дурака внезапно дал петуха:
– Вот черт! Если бы у меня было такое оружие, как у тебя, я бы ни минуты не сомневался! Забирай “Терминатора” и улетай. И никому ничего не говори!
– А если у меня ничего не выйдет? – спросил я. – Если я погибну, а “Ланцелотт” и “Терминатор” будут уничтожены? Тогда никто не узнает о базе “Монстров Галактики” и об открытиях отца и Уокера.
– На твоем месте при проведении операции я бы опасался совсем другого. Того, что “Ланцелотт” и “Терминатор” попадут в руки “Монстров”… Но это уж означает полное поражение, а ты полетишь туда не капитулировать!
И вообще, о чем мы говорим? На войне как на войне. Таковы правила игры, Дэн! А если ты нарушишь их и оставишь подробную записочку команде со Штерна – они кинутся за тобой вдогонку. И если не успеют перехватить тебя у “дыры” – оповестят Землю и займутся “Монстрами” всем миром. А что из этого выйдет, мы уже обсуждали. Справиться с ситуацией Земля не сможет, а тебе испортит весь план действий.
Я уже знал, что Дэнни-дурак, как всегда, победил. И убедил. Убедил мирного доброго парня Дэниела Рочерса встать на тропу войны.
– О каком плане действий ты говоришь! – уже только для проформы воскликнул я, тяжело встал, закинул на плечо валявшийся со вчерашнего дня на столе бластер и решительно направил стопы в сторону выхода из особняка. – Был бы план…
– Придумаешь! – радостно кричал мне в ухо Дэнни-дурак, одобрительно наблюдая за моим уверенным, но спотыкливым продвижением – из особняка к Торнадо, от Торнадо к калитке, от калитки в сторону ангара-лифта. – Придумаешь, когда проспишься. У тебя “Ловушка”, “Окно”, “Зеркало”, “Уйти, чтобы остаться”, “Терминатор”… Торнадо наконец!
Я уже был на середине пути к лифту. Но, как мне было ни трудно преодолеть инерцию прямолинейного движения к цели, все-таки дал по тормозам, обернулся и уставился на суперкибера.
Тот мрачной громадой заслонял собой половину особняка и ответил мне кровавым мерцанием отражений-солнц в окнах-фотоэлементах глаз.
– Как Торнадо? – тупо спросил я у Дэнни-дурака.
– Возьми с собой кибера, идиот, – сказал Дэнни. – После того, как ты вынул из него капсулу, он полностью боеспособен. Он тебе пригодится.
Торнадо отозвался на звук своего имени грохотом горного обвала:
– Я вас слушаю, сэр!
Я покачнулся, но устоял на ногах. Потом собрался с мыслями и доверительно поведал киберу:
– Слушай, приятель, я собираюсь взять тебя с собой. В полет к звездам. Ты умеешь летать? Ну, не как истребитель, а как звездолет?
– Нет, сэр. Но моя конструкция такова, что я могу быть использован в качестве дополнительного блока-насадки к вашему звездолету. Если вы пожелаете, непосредственно после старта вашего летательного аппарата я произведу с ним стыковку и закреплюсь на плоскости, свободной от дюз. При этом отягощение звездолета дополнительной массой и изменение его летных характеристик компенсируются работой моего двигателя.
Такого мне слышать никогда не приходилось. Я растерянно почесал в затылке и еще раз по достоинству оценил гениальность дяди Уокера.
– Ну что ж, Торнадо, – наконец вымолвил я. – Тогда слушай мою команду. Я стартую через несколько минут, а ты полетишь со мной. В качестве, значит, блока-насадки. Ясно?
Торнадо что-то утвердительно прогрохотал в ответ, а я подошел к дверям лифта-ангара и замешкался, пытаясь попасть пальцем в красную кнопку. А после небольшой паузы снова услышал рев суперкибера:
– Докладываю об изменении обстановки, сэр. К планете подлетает космический корабль типа “звездный десант”. Экипаж запрашивает связь. Представляет пассажиров как отряд спецназначения БЗС с планеты Штерн…
Я не дал ему договорить:
– На запросы не отвечать! Ждать меня! Через сколько минут они будут здесь?
А сам остервенело вдавливал кнопку лифта в стену ангара.
– Снижение и посадка займут не более десяти минут, сэр.
– Дьявол!
Двери распахнулись, и я ворвался в лифт. Не помню, как я спускался на четвертый уровень, как нашел лабораторию Уокера, как справлялся с замками входной двери и сейфа. Помню только, какой трепет испытал, когда в мои ладони лег почти невесомый, флюоресцирующий яркой голубизной шар. И как бережно нес его на вытянутой руке, покрывая семимильными шагами расстояние от лаборатории до лифта.
Пульт дистанционного управления “Терминатором” лежал у меня в кармане.
Когда я выскочил из ангара-лифта, то увидел прямо над собой – пока еще очень высоко в небе – тело заходящего на посадку корабля со Штерна.
– Торнадо, стартуй отсюда! – крикнул я и со всех ног бросился к звездолету.
И когда Ланц поднял звездолет и прощально завис над крепостью, я с непонятным чувством прильнул к экрану внешнего обзора. Особняк в древнем английском стиле, коробки ангаров и грозные стены владений дяди Уокера уходили вниз и в сторону.
– Прощайте, – прошептал я.
Из-за стены крепости свечой взмыл в воздух Торнадо и в плавном и стремительном пируэте пристроился в хвост моему звездолету.
Космический корабль со Штерна неуклюже падал на крепость и непрерывно посылал Ланцу истеричные радиозапросы.
Мне было на это наплевать.
Я летел спасать Лотту.
