Глава седьмая

В старшей школе Вилли так часто становился жертвой дурных розыгрышей Годфри, что откровенная ненависть в его голосе меня ничуть не удивила.

Но открыто желать смерти?

– Мне кажется, ты перегибаешь палку, – мягко заметил я.

Вилли цыкнул выдающимися передними зубами – на редкость раздражающая привычка – и вперил в меня взгляд. Я вспомнил, что именно Годфри придумал для него прозвище Багз Банни – как раз из-за зубов. К несчастью, кличка намертво прилипла к Вилли.

– Годфри – подонок, и тебе это прекрасно известно. – Вилли хлопнул ладонью по блокноту. – Он не раз выставлял тебя дураком.

– Да, было такое, – не стал спорить я. – Мне он тоже не нравится, но смерти я ему не желаю.

– Значит, ты в самом деле дурак, – с неожиданным презрением процедил Вилли. – Понятия не имеешь, что он натворил. А я знаю.

Он встал, резко отодвинув стул, схватил блокнот с ручкой и вышел из комнаты.

Прозвище Багз оказалось очень удачным, хоть и жестоким, потому как внешне Вилли действительно походил на кролика. Мы с Годфри оба были выше него, чем порядком его бесили. Но одного физического превосходства Годфри недоставало. Ему нравилось изводить Вилли – тот всегда огрызался, чем только подогревал интерес обидчика.

Я был не единственным, кто пытался остановить Годфри, но тот не желал прекращать.

Возвращение Годфри Приста в Афины всколыхнуло массу неприятных воспоминаний, и меня не покидало ощущение, что самое плохое еще впереди, раз он собирался тут задержаться. Слова Вилли про то, «что он натворил», слегка меня озадачили. Возможно, у него имелись свои причины ненавидеть Годфри, и я сильно подозревал, что список у Вилли будет побольше моего.

Я уже поднимался по лестнице на второй этаж, когда меня окликнул Питер Вандеркеллер, директор библиотеки. Он стоял в дверях своего кабинета.

– Добрый день, Питер. Вы хотели меня видеть?

– Да, пожалуйста, – ответил он и исчез в недрах кабинета.

Подавив раздражение, я последовал за ним. Беседа с Вандеркеллером обычно затягивалась минимум на час. Когда я проходил мимо рабочего стола Мельбы, помощница директора выразительно закатила глаза. Значит, начальству пришла в голову очередная «гениальная» идея.

– Будьте любезны, закройте за собой дверь, – сказал Питер, едва я вошел.

Я выполнил его просьбу и приблизился к директорскому столу. Вандеркеллер встал напротив, положив руки на бедра, чем живо напомнил мне Гамби из старого телевизионного шоу. Для полного сходства не хватало только зеленого окраса. Я постарался выкинуть из головы эти мысли, когда Питер указал на один из удобных стульев для посетителей.

Кабинет директора был моей любимой комнатой в библиотеке. Изначально она включала и закуток, в котором теперь сидела Мельба. Высокие потолки с узорной лепниной ярко свидетельствовали о веке, когда построили дом. Обеденный стол из красного дерева, который Питер приспособил для работы, совершенно не сочетался с обычным офисным креслом. Этот стол вызывал у меня откровенную зависть. В окружении компьютера, принтера и телефона он смотрелся совершенно чужеродно. Закрыв глаза, я легко мог представить возле него старинную даму в кринолине и ее ухажера.

– Чем могу быть полезен? – спросил я, отпивая воду из кружки.

Питер снял очки в роговой оправе и задумчиво покрутил их за дужку.

– Мне стало известно, что наш выдающийся выпускник собирается передать свои бумаги университетскому архиву, сопроводив их внушительной суммой денег. Я также узнал, что он уже обсудил это с вами.

– Да и да, – кивнул я. Разговоры с Питером вызывали у меня желание отвечать как можно более кратко, словно я был героем одного из детективов Дэшилла Хэммета. – Мне следовало сразу пойти к вам. Но я заработался и обо всем забыл.

– Ничего страшного, – Питер отмахнулся от моих оправданий. – Годфри Прист, несомненно, считает, что оказывает университету большую честь, – губы Вандеркеллера презрительно скривились. – Будь это в моей власти, я бы ответил ему, что наш архив – не место для работ человека, который предал свой талант ради строчки в списке бестселлеров.

Я и не подозревал, что Питер придерживается столь низкого мнения о Годфри и его книгах. Вандеркеллер никогда не казался мне литературным снобом. Он не чурался беллетристики, и некоторые авторы детективов, вроде Кэролин Хайнс и Чарлин Харрис, числились среди его любимчиков. Они обе выступали в нашем университете, и Питер не скрывал радости по поводу их приезда.

Откуда же столько презрения к Годфри Присту?

– Боюсь, ректору это не понравится, – заметил я.

– Не понравится, – со вздохом согласился Питер. – К моему огромному сожалению. Афинский университет всегда гордился своим литературным наследием, – директор печально улыбнулся. – А теперь мы должны безропотно принимать в архив труды какого-то графомана. Это многое говорит о ценностях нынешней администрации.

– Все не так плохо, – попытался подбодрить его я. – Храним же мы работы сумасшедшего доктора, который в пятидесятых возомнил себя вторым Уолтом Уитменом.

Если быть совсем точным, в архивах упокоились сто двадцать три написанных от руки и лично переплетенных тома поэзии столь посредственной, что композиции современных рэперов по сравнению с ней звучали, как сонеты Шекспира. Увы, вместе со своим «наследием» автор оставил университету три четверти миллиона долларов, так что отказать ему мы не смогли.

Питер пропустил мои слова мимо ушей.

– Наверное, мне стоит поблагодарить вас за то, что подтвердили эти ужасные новости. И я благодарю. Знаю, что могу полностью положиться на вас в этом вопросе, Чарльз.

– Конечно, Питер, – степенно кивнул я, стараясь соответствовать торжественности момента. За три года Вандеркеллер ни разу не назвал меня Чарли. Я поднялся. – Это все?

Глава библиотеки кивнул.

– Полагаю, мы еще встретимся сегодня на нелепом празднике, который устроил ректор?

– Да, я там буду.

Питер снова кивнул и занялся бумагами, которые лежали на столе. Я покинул кабинет, постаравшись как можно тише прикрыть за собой дверь. Когда обернулся, то увидел на столе у Мельбы Дизеля. Кажется, они были увлечены беседой.

– Дизелю стало скучно одному, – объяснила появление кота Мельба, глядя на меня поверх ушастой головы мейн-куна.

– Дизель, слезь со стола! – прикрикнул я. – Ты же знаешь, так делать нельзя.

Кот ворчливо мурлыкнул себе под нос, но спрыгнул и направился к двери. На пороге он остановился и начал вылизываться, как ни в чем не бывало.

– Он тебя искал, – сказала Мельба.

– Не любит долго сидеть один.

– Питер вызвал тебя из-за Годфри Приста? – поинтересовалась Мельба. Если еще утром при упоминании знаменитого писателя ее голос едва не дрожал от волнения, то теперь отдавал ледяным холодом.

– Да. Кажется, мне стоило прийти к нему еще утром, сразу после разговора с Годфри.

Теперь я в самом деле чувствовал себя виноватым.

– Он просто не любит узнавать все последним, – Мельба заговорщически покосилась на дверь Вандеркеллера. – Например, о том, что у его жены роман с Годфри.

– Что? – Я шагнул к столу. – Когда это случилось?

– Лет десять назад, – прошептала Мельба. – Вскоре после этого Питер переехал в Афины.

– Он ведь работал в каком-то калифорнийском университете?

– Рядом с Лос-Анджелесом, – кивнула она. – И угадай, с кем там подружилась миссис Вандеркеллер?

– С Годфри. Как они познакомились?

– Судя по всему, она собиралась делать карьеру сценариста в Голливуде, – Мельба презрительно сморщила нос. – Я слышала, что она вечно таскала Питера по всяким тусовкам, куда умудрялась добывать приглашения. На одной из них и встретила Годфри. Внешностью ее природа не обделила, так что…

– Она ушла от Питера к Годфри? – Пока история звучала, как сюжет мыльной оперы.

– Именно. Развелась и вышла за Приста. Она была его второй женой, – Мельба на секунду задумалась. – Да, второй. Первой была третьесортная актриса, снимавшаяся в порнофильмах. Ну, по крайней мере, я так слышала.

Она раскраснелась, глаза ее сверкали. Очевидно, моей подруге очень нравилось сплетничать про Годфри.

– Но как Питер оказался в Афинах? Неужели не знал, что Прист родом отсюда?

– Увы, ему просто не повезло, – искренне вздохнула Мельба. – Бедняга пытался убраться подальше от Калифорнии. Только переехав к нам, выяснил, что Годфри здесь родился и учился.

Этот человек определенно проклят. Мне вдруг стало жаль Питера. Неудивительно, что он так отзывался о Годфри и его творчестве.

– Остался в Афинах хоть кто-то, кому Годфри не успел насолить? – криво усмехнулся я.

– Я уже начинаю в этом сомневаться, – призналась Мельба, и тут ее отвлек сигнал вызова. – Пойду узнаю, что он хочет, – проворчала она. – Увидимся вечером.

– Пока, – сказал я, направляясь к двери. – Пойдем, Дизель. Давай поскорее закончим с делами – и домой.

Дизель поскакал по лестнице впереди меня. Слово «домой» было ему хорошо знакомо.

Я описал для каталога еще несколько изданий, а когда посмотрел на часы, с удивлением обнаружил, что на них уже 17:37.

– Нам определенно пора, – пробормотал я.

Дизель с готовностью соскочил с лежанки. Пока я закрывал дверь архива, он настойчиво тянул меня к лестнице. Видимо, считал, что мы сегодня слишком задержались на работе.

Вернувшись домой, я первым делом отстегнул поводок, и кот рванул к мискам с едой и водой. Я же поспешил наверх, чтобы принять душ. На лестничной площадке остановился и прислушался к звукам, доносившимся с третьего этажа, где была комната Джастина.

– Джастин, ты дома?

Подождав немного, снова позвал паренька, но мне опять никто не ответил. Наверное, он все еще был с Годфри. Но прием у ректора начинался в семь. Неужели Годфри решил взять сына с собой? Я поднялся, легонько постучал в дверь Джастина. Молчание было мне ответом.

Я потоптался в коридоре и взялся за ручку. Дверь оказалась не заперта. В обычных обстоятельствах никогда не захожу в комнаты квартирантов в их отсутствие, но сейчас меня не покидало смутное ощущение, что Джастин попал в беду.

Комната была пуста, кровать неубрана.

Я закрыл дверь и начал медленно спускаться по ступенькам, убеждая себя, что волноваться не о чем. Джастин просто задержался, тем более что сегодня у него имелась на то масса причин.

Выйдя из душа двадцать минут спустя с полотенцем на голове, обнаружил Дизеля у себя на кровати. Кот сидел, склонив голову набок, словно хотел о чем-то меня спросить.

– Да, я собираюсь уйти, и да, ты пойдешь со мной, – сказал я и нахмурился, сообразив вдруг, что слишком часто болтаю с Дизелем. Некоторые люди нашли бы это странным, но мне, строго говоря, было все равно. Дизель – отличный собеседник, а большего мне и не требовалось.

Я уже завязывал галстук, когда зазвонил телефон. Я подумал, что это мой сын Шон – иногда он звонил в это время.

– Да?

Взволнованный голос Мельбы заставил меня отодвинуть трубку подальше от уха.

– Ты не поверишь! Торжественный прием отменили!