Глава 26
Внутри
Сентябрь, 2622 г. Объект «Пуговица» Планета Арсенал, система COROT-240
Вслед за «Динго» вскочить на аппарель и пробраться на борт вражеского объекта удалось еще четырем танкам: машине комроты Лунина и орлам третьего взвода под командованием Осокина.
После этого аппарель повстречалась с валяющимися на земле обломками японского фрегата «Исокадзэ» и с впечатляющим треском отломалась.
Пока Растов поджидал своих товарищей посреди пустынного фиолетового коридора, он еще раз вник в трехмерную карту чоругского наукограда и все-таки нашел для себя ответ на вопрос, куда же, так его перетак, ехать.
Двигаться надлежало вперед до хауптштрассе, то есть до главного осевого коридора. На нем повернуть налево, в корму. Именно там, среди тучных фурмикариев и роскошных оранжерей, располагались энергетические сердца собственно наукограда. (Более мощные источники энергии находились внутри синего технического модуля, форма которого и дала кодовое наименование всему объекту – «Пуговица»; но технический модуль после огненных ударов землян оторвался и улетел в направлении, которое Растова совершенно не интересовало.)
Энергетических сердец было два, два мезонных реактора.
Именно благодаря их работе вращались гусеницы на многочисленных трейлерах под днищем корабля, приводя все его несчетные миллионы тонн в неспешное, но неотвратимое движение. И, стало быть, именно из-за них, мезонных реакторов, Х-крейсера не могли надежно локализовать объект в пространстве, ведь он с каждой секундой менял координату на шесть с половиной метров!
Выходило, что успех всей операции зависел от того, сможет или нет группа Растова эти реакторы выключить.
«Название нашей истории, если бы кто-то решил придумать ей название, прозвучало бы «Просто нажать на ВЫКЛ»… Или что-то в этом роде… С другой стороны, взять хоть папу – тот карьеру Председателя Совета Обороны начал с одного такого ВЫКЛ, сделанного в нужное время в нужном месте… Может, это пресловутая карма рода?»
Своими соображениями насчет реактора Растов поделился с Луниным.
– Задачу понял, – сказал комроты. – С какой скоростью поедем?
– Километров пятнадцать, быстрее не надо… Но вообще: смотри на меня. Если я ускорюсь, тоже жми, не отставай… Да, чуть не забыл!
– Что?
– Через каждые сто метров распыляй вирусы.
– А если не хватит?
– Рассчитай, чтоб хватило. Ну все, заре навстречу.
До близкой хауптштрассе доехали без приключений.
Похоже, все ученые разбежались по герметичным укрытиям.
Куда подевались орды биомеханических ремботов и обязательная по идее охрана из эзошей, оставалось только гадать.
Но Растов, конечно, предполагал самое худшее: эзоши сгруппировались где-то в укромном месте и устроили засаду. И хотя отсутствие контакта с врагом его слегка нервировало, в целом подобная ситуация майора устраивала: равномерные танковые покатушки без стрельбы и штурма баррикад дарили надежду, что противник вообще не успел отреагировать на их прорыв в нужном темпе. И, даст бог, не отреагирует вообще…
Увы, стоило им выскочить на хауптштрассе и проехать по ней первые метры, как идиллия закончилась.
С ролетным хлопаньем рухнули из-под потолка пожарные переборки. Они закрыли обзор и вперед, и назад. Так что теперь оставалось лишь гадать, какая пакость ждет тебя на следующей стометровке.
Под гусеницы «Динго» выкатились с полсотни разномастных ботов.
Половина из них сразу погибла, раздавленная стотонной махиной, но некоторым все же удалось вскарабкаться на башню, где они немедленно занялись любимым делом – расплескиванием кислоты, долбежкой и бурением.
К счастью, Лунин не зевал.
Его танк залихватски таранил противопожарную штору, и уже через секунду он полил идущего впереди собрата бортномер 555 и зеленой пакостью, и плотным пулеметным огнем.
Растову вдруг подумалось, что вот ведь как забавно с этим антиботным штаммом вышло. Сам же его завоевал тогда, на Варе-20, и сам же от его применения получает выгоду.
Обычно ведь в армии совсем не так. Ты занимаешься изматывающим ратным трудом здесь и сейчас, а потом кто-то, кого ты никогда не видел и скорее всего не увидишь, на другом континенте планеты счастливо выдохнет: «Буду жить».
Растов взвесил «за» и «против» и, сочтя, что «за» перевешивают, выпустил осколочно-фугасный с установкой на контактный подрыв по железной шторе в восьмидесяти метрах впереди по коридору.
Ему показалось, что бездумно таранить преграду нельзя. Ведь за ней пара расторопных эзошей может успеть поставить такую мину, что уши «Динго» улетят на орбиту.
– Вот это правильно! – одобрил решение майора Игневич. – Я тоже хотел присоветовать…
С этими словами мичман радостно добавил в свежую прореху порцию горячих из гранатомета.
– А я бы еще резаки включил, – предложил Помор.
– Резаки – это пока лишнее, – отвечал Растов. – Все-таки пятнадцать тысяч градусов. Как бы не вывалиться сквозь прогоревшее днище обратно, на землю…
– Ну да, тут же палуба… Об этом я как-то не по-думал.
Танк с хищным хрустом смял останки шторы, и сразу вслед за этим в коридоре полностью выключился свет.
«Динго» немедленно врубил прожектора. Полагаться на ноктовизоры, пусть и превосходные, Растову не хотелось – боялся, что неведомая инопланетная техника начнет водить за нос.
В темноте внутренности объекта «Пуговица» как будто уменьшились вдвое, ведь умелым освещением чоругам удавалось создавать некую иллюзию простора.
Стены коридора резко приблизились. Поэтому, когда прожектора выхватили из мрака летящих на зрителя монстров, Растов не удержался и выругался на миллион терро.
У Игневича не выдержали нервы, он истошно завопил и выпустил очередь из пулемета.
В самом деле, это было эффектно. Распустив дюжие щупальца, по ту сторону чоругского сверхпрочного стекла рвались вперед самые настоящие ягну. Числом около дюжины.
Они были настоящими.
Ну или неотличимыми от настоящих.
Ягну находились в банках, подобных тем, в которых когда-то держали самого Растова на борту «Гибели и разрушения теплокровным».
Все ягну были неподвижны и, кажется, мертвы.
«То есть это все-таки скорее музей, нежели тюрьма или вивисекторская», – с облегчением подумал Растов.
Его догадка подтвердилась: спустя секунду по левую сторону от танка открылась следующая витрина экспозиции.
Там стояли существа, которых майор, к стыду своему, вообще не опознал. Он был совершенно точно уверен, что видит подобное впервые в жизни. Ни в академии, ни на гражданке ему таких инопланетян не показывали.
В первое мгновение трехметровые верзилы произвели впечатление гуманоидов. Сверху голова, пониже – верхняя пара конечностей, а внизу – более-менее обычные ноги.
Но по мере того как сознание схватывало все новые детали, становилось ясно: это не гуманоиды. А совершеннейшее безобразие, на фоне которого, скажем, разумные коты-сирхи казались совсем-совсем людьми.
Глаз у неведомых инопланетян имелось три штуки. Также они могли похвастаться несообразной и уродливой конечностью, выпирающей из брюха и раскладывающейся в некое подобие веера. То есть получалось, что в общей сложности у них верхних конечностей три. И ног у них тоже было три…
«Ну и где водится этот кошмар? – подумал Растов со смесью интереса и омерзения. – На планете с тремя солнцами?»
Его экипаж тем временем вовсю глазел на экспонаты справа.
То были существа вообще без рук и без ног (или, по крайней мере, так казалось). Степень их негуманоидности била на сто очков даже трехглазых.
Фигурами они больше всего напоминали классические лаконичные шахматы, но при этом делились не на белых и черных, а на светло-серебристых и темно-серебристых, с жемчужным отливом.
Тела существ имели выраженную осевую симметрию. Так что казалось, их выточили на древнем токарном станке…
Экипаж строил догадки.
– Так это роботы или кто? – Помор, от волнения, конечно, сказал «хто», как это за ним водилось.
– Пишут вон на табличке, что нет, не роботы. А какие-то «глу». «Сигурд» подсказывает, что на чоругском языке дословно это значит «слепые».
– Конечно, слепые! Глазок-то нет! – топорно пошутил Игневич.
– Так ушек тоже нет… Могли бы глухими назвать. На табличке еще написано, что они «разумная инопланетная форма жизни, превосходящая уровнем технологий ягну»… Чтоб они, кстати, все сдохли от избытка разумности!
Тут Растова осенило. И от прозрения у него даже засосало под ложечкой.
Эти «шахматы», которые «слепые», – не есть ли те же самые «ферзи», что когда-то похищали Кешу? Вначале из лагеря «Артек», а затем – из Крымской Обсерватории?
Догадку Растова подтверждали две как бы лодки, стоящие поодаль в глубине экспозиционного отсека. Они имели тот же нетривиальный жемчужно-металлический отлив, что и сами ферзи, и производили впечатление декораций оперы про нибелунгов.
«Ферзи на серебристых каноэ… – вспомнилось Растову из отчета брата о посещении дивной инопланетной страны. – А ведь многие тогда считали Кешу сумасшедшим!»
Логика экспозиции вроде бы требовала, чтобы следующей разумной инопланетной расой стал мыслящий плазменный кисель из фотосферы красного гиганта или разумные кристаллы, живущие в недрах планеты типа «горячий Нептун».
Но вместо этого из-за стекла на танкистов взглянули две пары живых, показалось даже, смеющихся глаз.
Человеческих.
Мужчина и женщина эталонного телосложения стояли, взявшись за руки, на фоне дорогущего спортивного мобиля производства Южноамериканской Директории.
Растов случайно знал эту модель 2598 года, она называлась «Соледад». Такая была у секретаря его отца по внешним связям, Николая Ортеги. Костю в те годы завораживала способность «Соледад» втягивать в брюхо колеса и превращаться в моторную лодку.
– Вы заметили, что мужик – белый, а баба – смуглая, клонская? Непорядок! – сказал Помор.
– Но ведь так и в жизни бывает! – успокоил Помора Кобылин. – Хоть и редко…
– А подпись прочли?
– Что там?
– Ортакнеж. В чоругском языке это четвертая, наивысшая превосходная степень сравнения от прилагательного «опасный». Сверхнаиопаснейшие.
Факт приятно тешил воинскую гордость хомо сапиенса, но тут командир в Растове взял верх над человеком и зевакой.
– Так, бойцы, отставить ночь музеев, – твердо сказал он. – Нас ждет мезонный реактор.
