Глава 18
Четыре торпеды ВТ-500
Август, 2622 г. Звездолет «Гибель и разрушение теплокровным» Неустановленная система
Когда его капсулу от ментоскопа отделяли разнесчастные полтора метра, Растов закончил читать «Отче наш» и приготовился к смерти своей личности. Ведь что есть личность, как не совокупность вполне определенных воспоминаний, размещенных в некотором физическом теле?
Майор стоял, напружинившись, слегка согнув ноги и наклонив корпус вперед – ни дать ни взять кулачный боец перед поединком.
Он лихорадочно ощупывал взглядом неотвратимо приближающийся кишечник дьявольского мозголома.
Растов пытался понять, каким именно образом будет вскрыто его узилище-монокристалл. Ведь в тот миг, когда бронестекло раскроется, у него возникнет крошечный шанс улучить мгновение, выскользнуть наружу и сломать игру врага!
О том, куда он, такой храбрый, побежит без скафандра в ядовитой атмосфере, Растов старался особо не думать.
Но он решил для себя, что хорошим концом истории можно будет считать бросок к ближайшему эзошу, переходящий в удачную попытку захвата табельного оружия с последующим отстрелом бошек как можно большему числу тех, кому вверена его свобода.
В общем, Растов не смирился и смиряться не намеревался.
Вдруг его капсула резко остановилась. Майор потерял равновесие и больно ударился лбом о прозрачную стенку.
Окружающий его багровый сумрак, здорово действовавший на нервы (а ведь для чоругов он был ярким и комфортным штатным освещением!), вдруг прорезала стробоскопическая серия ослепительных лучей голубого цвета.
Под готическими сводами отсека раскатилась пулеметная дробь ритмичных, скрежещущих звуков.
«Что еще за светомузыка в стиле ржаво-метал?» – заинтересовался Растов.
То была чоругская сирена боевой тревоги.
Вслед за сиреной, точь-в-точь как и на боевом корабле землян, раздался голос командира, донесенный внутрикорабельной трансляцией.
Поскольку автоматика капсулы продолжала работать в прежнем – звукопроницаемом – режиме, Растов услышал его вместе с синхронным переводом на русский.
– Восхищенные, сестры и братья! Корабль «Гибель и разрушение теплокровным» срочно возвращается в Зону Сшивки Номер Три. Причина – неожиданная вылазка теплокровных. Всем войти в состояние готовности к давлению и ускорению. Когда мы возвратим себе победу, всем членам экипажа будут розданы длинные и мягкие бурые пирожки несгибаемости.
Еще звучала экзотичная для небалованого ксеномузыкой солдафонского уха Растова речь капитана, а корабль «Гибель и разрушение теплокровным», закрутившись в двух плоскостях, уже вовсю осуществлял экстренный сход с геостационарной орбиты планеты-завода.
Перегрузки скачком достигли пяти «же».
К счастью, Растову не сломало шею, и он смог, распластавшись по стене своей капсулы, кое-как приспособиться к разгону.
Краем глаза он видел, как переживает ускорение Верховный Рак, чоруг Шчи.
Основание его трона намертво зафиксировали четыре механических манипулятора, показавшихся из-под палубы. После чего сидение-ложемент развернулось на карданном подвесе таким образом, чтобы перегрузка пришлась вдоль отсутствующего у рака хребта. Вместе с тем гелеобразная масса заполнила надувшиеся тут и там подушки безопасности.
Хуже всех пришлось эзошам, которые не успели добежать до разбросанных по отсеку спасительных противоперегрузочных ложементов.
Одного эзоша – Растову показалось, это был часовой, приставленный к нему персонально, – швырнуло в приоткрытую топку ментоскопа и буквально сломало пополам о край люка.
Остальные, долетев до дальней переборки отсека, кое-как прилипли к ней при помощи механических псевдоконечностей своих скафандров.
Но по хрусту хитина и своеобразному чоругскому скрипению, означающему крайнее недовольство, Растов понял, что для межзвездных перелетов физиология врагов была приспособлена еще хуже, чем у родных хомо сапиенсов…
Тем временем перегрузки дошли до семи «же».
Взор майора затуманился, и он едва различал собственную руку.
Из носа пошла кровь. Из ушей, кажется, тоже…
Вдруг окружающее почти полностью перестало Растова интересовать, и его сознание перенеслось в годы детства, проведенного под щедрым солнцем архипелага Фиджи.
Вот он делает человеческую голову из кокосового ореха. Рядом тем же самым заняты две его одноклассницы с крысиными косицами, Лиля и Мара.
Вот большая перемена, и, покончив с кокосовыми орехами, они, первоклашки, едут на экскурсию. Их ждет акулья ферма.
«Кто любит копченое акулье мясо?» – спрашивает смуглая и широкогубая учительница по имени Моаве Ивановна, поглаживая нательный крестик. Все вокруг кричат «я» и тянут руки. И только маленький Костя не кричит, он никогда не пробовал акулятины – мама всегда называла ее «гадостью».
Момент Х-перехода сам по себе Растов тоже не отследил. Но не заметить последствий Х-перехода было невозможно…
Как известно, вне зависимости от скорости объекта на момент Х-перехода его импульс полностью зануляется Х-матрицей и в точке выхода всякое движение прекращается.
Когда вдруг исчезло выкручивающее суставы и разрывающее клеточные мембраны ускорение и вместо него пришла вязкая тихая невесомость, дымчатое солнце архипелага Фиджи погасло, упитанные тупомордые акулы в бирюзовых загонах истаяли, и Растов очнулся…
Последующие полминуты он боролся с тошнотой, волнами подкатывающей к горлу.
«Не завидую летчикам… Танкистам, при всех наших минусах, все же полегче как-то», – подумал Растов с телесною тоскою.
Затем чоруги включили силовой эмулятор. Майор рухнул на пол своей капсулы, где и скрючился в позе зародыша.
На полу капсулы было так хорошо, что Растов невольно предался мечтаниям.
«Вот бы с Ниной на море…»
А что, если чоруги вдруг возьмут да и отменят ментоскопирование? Раскаются, вспомнят о конвенциях по поводу военнопленных, отправят его назад, в каморку с иллюминатором… И в качестве извинения пришлют туда еще «Жигулевского» и чебуреков…
Однако вместо этого чоругские ремонтные боты, похожие на гибрид тарантула и сколопендры, споро очистили зев ментоскопа от останков убившегося эзоша, и капсула-монокристалл вновь поползла к жерлу, словно бы в насмешку над упованиями Растова…
Но «вылазка теплокровных», о которой давеча сообщил капитан корабля и которая в действительности была прорывом объединенных российско-конкордианских сил к гигантским чоругским Х-воротам, именно в ту минуту дошла до фазы массированного удара «Фульминаторов» и «Орланов».
Торпедоносная эскадрилья «Т-02», прикрытая соколами занебесья гвардии старшего лейтенанта Александра Пушкина, в строю «фронт звеньев» уверенно перла перед линкором «Белоруссия», расчищая кубатуру для прохождения эвакотранспортов.
Чуть в отдалении летели истребители-штурмовики «Орлан» эскадрильи «И-03» под началом старлея Андрея Румянцева – того самого загадочного Консультанта, что в первую декаду августа вел инструктаж для 12-го танкового полка, рассказывал про «космический форт» клонских мятежников.
Когда на пути русской армады возник исторгнутый Х-воротами корабль «Гибель и разрушение теплокровным», гвардейцам даже не пришлось доворачивать для выхода на боевой курс!
Цель, не успевшая закрыться облаками помех, идеально просматривалась даже в обычных оптических камерах.
Шестнадцать торпед «ВТ-500» сошли с направляющих и устремились к ненавистному супостату.
Обеспечивая торпедный удар, истребители засыпали два уродливых гриба в носу чоругского корабля (под ними размещались многоспектральные радары ПКО) потоком сверхскоростных «Мурен».
Парсеры командных ракет перераспределили роли «Мурен» в атаке, и часть из них поразила мезон-ный реактор улья.
Реактор, конечно, не взорвался. Но его аварийное глушение оставило корабль практически без энергии.
Золоченый мавзолей ментоскопа содрогнулся в конвульсии и заглох.
Погасло и почти все освещение.
И только конвейер продолжал движение – уже через несколько секунд бедняга Растов не видел ничего, кроме остаточной радиолюминесценции на внутренних конструкциях ментоскопа.
«Ничего-ничего! Вернусь домой – буду есть раковый суп месяц… А потом полечу на Сокотру, куплю там два ружья для подводной охоты и ужо набью раков от души! Для начала – сто лангустов. Потом двести омаров… И крабов до кучи… Штук триста! Чтобы знали, кто во Вселенной хозяин». – Растов развлекал себя как мог.
Но самое страшное было впереди.
Включился запасной реактор, и в недрах ментоскопа начали одна за другой возвращаться к жизни электронные схемы.
Под потолком капсулы что-то агрессивно застрекотало. Растов поднял глаза, чтобы рассмотреть получше этого кузнечика из преисподней, – и увидел нечто вроде увеличенного электроножа эзошей.
Сверкающий диск прикоснулся к поверхности монокристалла. Брызнули снопы зеленых искр.
«Так вот как они намерены вскрыть мою банку! По старинке, консервным ножом! Впрочем, чему удивляться, если ментоскоп выглядит ровесником печатного станка Ивана Федорова?»
Но материал капсулы был почти алмазной твердости.
А вот ножи, похоже, оказались туповаты.
Поэтому дело продвигалось крайне медленно.
И быстрее, чем капсула разгерметизировалась, в борт корабля ударила первая торпеда «ВТ-500»!
Силумитовая БЧ прошила обшивку, сломала несколько легких переборок и взорвалась, повстречавшись с кольчужным плетением конструктивной защиты цитадели.
Одновременно с ней взорвалась и вторая из попавших в корабль торпед.
Она разнесла уже заглушенный мезонный реактор. После чего несколько вторичных взрывов, опустошив весь центральный объем корабля, перебили несущий продольный стрингер.
Это положило начало необратимой деформации конструкций звездолета, который, запитавшись от вспомогательного реактора, тем временем изо всех сил пытался выйти из-под удара на маршевых двигателях.
Часть торпед чоругам удалось сбить.
Но пятнадцатая и шестнадцатая – последние в залпе – успели применить противозенитные модули и, прорвавшись сквозь потоки плазмы, обрушились на кормовую часть корабля в сотне метров от транспортного отсека, где в разогревающемся ментоскопе гужевался Растов.
Треснула обшивка, отсек утратил герметичность. Давление в нем стремительно падало.
«Похоже, нас основательно подстрелили», – по-думал майор со смесью радости и вполне объяснимой тревоги.
В этот миг один из зубцов электроножа наконец прошел капсулу-монокристалл на всю глубину, и с оглушительным свистом из нее начал выходить воздух.
Если бы на борту корабля сохранялась искусственная тяжесть, у Растова не было бы ни малейших шансов что-либо с этим поделать. Но благодаря воцарившейся вслед за глушением главного реактора невесомости майор оттолкнулся ногами и, подлетев к пробоине, заткнул ее пятерней.
– Иманарот, – пробормотал Растов.
Из-за упавшего давления его голос прозвучал смешно. Так говорил мультяшный гусь Федя, герой сериала для самых маленьких «Деревня Хрю».
Именно в эту секунду чоругский корабль «Гибель и разрушение теплокровным» развалился на куски.
Корма с транспортным отсеком, где находился Растов, сравнительно мягко отломилась и, поскольку двигатели вдруг снова заработали, понеслась к Курду, близкому спутнику планеты Тэрта.
Ну а носовая часть, кувыркаясь, пролетела еще с полсотни километров, столкнулась с заброшенной конкордианской орбитальной станцией «Персик» и ярко грохнула.
Из-за того, что включились двигатели, Растов вновь свалился на пол капсулы и вновь пребольно ударился.
В приоткрывшееся отверстие опять начал убегать воздух…
Но майор, как ни странно, был к этому готов. Он отстегнул левую перчатку гермокостюма и, прицелившись, швырнул ее вверх.
Подхваченная воздушным потоком, перчатка прилипла к пробоине. Перед майором вновь забрезжила надежда.
«Вот бы какая-нибудь штурмовая партия заинтересовалась таким лакомым трофеем! Не поленилась прилететь за рачьими секретами, вскрыла бы ментоскоп и нашла внутри танкиста, матерящегося голосом гуся Феди!»
Растов не знал, что партия действительно уже вылетела. Но ее командир, капитан-лейтенант конкордианских ВКС Гельнар, не счел возможным высаживаться на обломок корабля-улья за полминуты до его падения на Курд…
В аварийной обстановке при отключении всех бортовых парсеров ремонтные боты чоругских кораблей сами формируют управляющую вычислительную сеть.
Девятнадцать паукообразных сколопендр, которые еще были живы в двигательном отсеке, взяли управление на себя.
Обломок включил ориентационные дюзы. Уверенно развернулся вперед по движению и взялся изо всех сил тормозить.
Благодаря этому потоки мезонной плазмы, выжегшие в Курде овальный кратер глубиной в пятиэтажный дом и длиной в семь футбольных полей, смягчили удар, и дни Растова не окончились в вихре ревущих газовых струй.
Обшивка транспортного отсека разошлась лохмотьями.
Ментоскоп сорвался с креплений и, пролетев вперед, ударился торцом о подвернувшуюся обмотку электромагнитного стабилизатора.
Капсула с Растовым вылетела из ментоскопа, как яйцо из курицы. Прямо в лицо майору ударили ослепительные солнечные лучи.
С непривычки было больно.
Очень.
Он закрыл лицо ладонями.
«Какой кошмар этот ваш солнечный день…»
Но через полминуты майор осознал, что ведь это счастье, долгожданное счастье спасения собственной персоны!
Он приоткрыл правый глаз.
Поверхность Курда – до самого горизонта – была усыпана обломками, которые в свете Макранов сияли, как драгоценности в витрине ювелирной сети «Бажов».
Казавшаяся с орбиты скучной и монохромной, здешняя ледяная пустыня вблизи смотрелась как полотно неосупрематиста – там проступил сквозь ничто оранжевый прямоугольничек, здесь прополз жирный желтый слизень, а тут зеленым покакала зеленая космическая макака.
Продолжая обзор окрестностей, Растов обернулся и увидел капсулу с Малат.
С ней Вселенная проделала не менее жестокие манипуляции. Девчонка, похоже, лежала без сознания. Стекло ее капсулы было измазано кровью – бедняжке сильно досталось…
Метрах в десяти от капсулы с Малат стоял, воткнувшись в оплавленный грунт, ложемент Верховного Рака. И самое удивительное: мерзавец Шчи был жив!
При помощи уцелевшей правой клешни – левая куда-то подевалась – Шчи перекусывал фиксирующие ремни и рвал обнимающие его со всех сторон противоперегрузочные подушки.
«Если у него есть хотя бы лазерный пистолет, мы с Малат покойники», – мрачно подумал Растов.
Но тут в его поле зрения появились… два флуггера!
То были клонские десантно-штурмовые «Лархи»!
Растов не поверил бы, если б еще неделю назад кто-то сказал ему, что он будет до одури рад видеть флуггеры Великой Конкордии!
«Теперь главное – не упустить шанс».
Растов скакал по капсуле, как волейбольный мяч.
Он кричал.
Размахивал руками.
Стучал по стеклу ладонями.
Из севших флуггеров вывалило полтора десятка бравых бойцов, в которых по характерной форме шлемов легко угадывался спецназ «Скорпион» – тот самый, который «жалит насмерть», если верить клонской пропаганде.
Клоны развернулись цепью и пошли прямо к Растову.
Стоило им заметить шевеление в рачьем ложементе, как они обрушили на него дозу стали, вдесятеро превосходящую смертельную.
За одну секунду с восхищенным пятого ранга Шчи было покончено.
Но майор Растов не испытал по этому поводу прилива скорби. Ведь восхищенный четвертого ранга должен встречать чужую смерть исполненным достоинства равнодушием, проистекающим от причастности к высшей мудрости!
Растов энергично помахал «скорпионам» рукой, и тут же десяток стволов нацелились ему в грудь.
– Вы чего, мужики? – сказал Растов, вытаращив на них безумные глаза лишенца.
Однако «мужики» не проявили ожидаемой лояльности.
Судя по всему, они намеревались уничтожить буквально все, что шевелится на обломках чоругского корабля, невзирая на половую и расовую принадлежность.
И если чудесный чоругский монокристалл, возможно, был способен обеспечить защиту от пуль, то от двухспектральной лазерной винтовки «Мэв» он уж точно Растова не защитил бы…
Майор не располагал родным переводчиком «Сигурд» (только встроенным в капсулу чоругско-человеческим, который все равно теперь лишился питания), поэтому у него не было возможности установить с клонами какую-либо конструктивную коммуникацию. Хотя руки он, конечно, вверх поднял – чем не конструктив?
Положение спасла Малат.
Отважная чернобровая разбойница наконец-то пришла в сознание, вскочила на ноги и быстро написала на стекле своей капсулы несколько слов на фарси.
В качестве писчего средства она использовала собственную кровь. А в качестве орудия письма – указательный палец.
Только прочтя экспрессивное послание девушки, свирепые конкордианские спецназовцы переменили гнев… нет, не на милость. Но на сдержанный интерес людей, не слишком высоко ценящих сюрпризы на рабочем месте.
Что именно написала кровью Малат, Растов узнал лишь спустя несколько дней.
«МЫ ОБА ВРАГИ ЧОРУГОВ. КОНКОРДИЯ НАВ-СЕГДА».