ГЛАВА 8
— Нет, я настаиваю, что из нас двоих с ума сошел именно ты.
Влад сегодня был не похож на себя. Напоминал дикого зверя в клетке — метался по гостиной и злобно сверкал глазами. Будь у него хвост, бил бы им по ногам. Вррык потрепал собственный хвостище и растянулся на ковре возле камина. Тепло приятно грело спину и расслабляло, а он за ночь набегался хуже последней дворняжки. Организация срочного материала на первую полосу — дело хлопотное.
— Что плохого в объявлении о помолвке? В благородных семействах так принято.
— Да ну? И друзья женихов в таких случаях тоже изображают из себя «анонимный источник»?
— Думаешь, дело бы сладилось, заявись я к корреспонденту лично, при полном мохнатом параде? А так натянул наволочку, сунул голову в окно — и готово!
— И не забыл, конечно, дать себя сфотографировать!
Граф остановился возле камина и со злостью закинул полено ногой в самый жар. Там, в глубине, пламя дожирало остатки последнего выпуска «Трансильванского листка» — ежедневной газеты, популярной не только в Трансильвании, но и в соседней Валахии. Жирные восклицательные знаки оплывали, распространяя по комнате резкий запах типографской краски.
— Кто тебя вообще просил распускать слухи?
— Нет уж, позволь. Какие слухи? Не сам ли ты ночью, как только она заявилась, впал в прострацию и сделал ей предложение руки и сердца? Или, может, это я пообещал организовать бал в ее честь и одарить фамильным кольцом матери?
Возражать вампир не стал. Пнул ногой стоящую у камина кочергу, так что она загромыхала по паркету, и снова принялся топтаться по комнате.
Возбуждение прошлой ночи с самого утра сказывалось на всех обитателях замка.
Накануне безухие неудачники весело проводили время. Нечто успел продуть половину выигранных ушей, а Григор — обзавестись несколькими призовыми образцами, когда все полетело вверх тормашками. Едва тикалки в бальном зале пробили три часа, на пороге объявилась давешняя воительница. Влад, конечно, сразу съехал с катушек, что вошло у него в привычку при виде этой девицы, и принялся токовать, словно ополоумевший тетерев. Всякий, кто имел неосторожность высказать недоумение по поводу их отношений, отправлялся восвояси. И хорошо, если через дверь и в первозданном виде. Фантазия у Графа разгулялась еще на пне с ушами, и он плодил причудливых существ пачками.
Не прошло и получаса, как замок опустел. Те, кого не выгнали, предпочли разбежаться самостоятельно. Развлечение было загублено, ночь испорчена, а высший вампир сдался даме без боя и объявил двергам и Вррыку о своих планах на помолвку.
С восторгом новость воспринял только ушастый пенек. В его положении было бы странно нарываться на неприятности, вступая в конфликт с господином. Остальные слуги разбрелись по углам и до сих пор ворчали по поводу предстоящего события. Порой у кого-то сдавали нервы, и обсуждение меню перемежалось выкриками: «Нам не успеть!» и «Ускориться надо, братья!» В таких случаях Вррык помогал оттаскивать судорожно подергивающегося дверга в одну из гостевых спален. Трудно осуждать других за сильные чувства, когда сам их испытываешь. Развернутая волком активность на самом деле маскировала страх грядущих в замке перемен.
— А чего ты вообще тянешь? — снова заграссировал с пола оборотень. — Развел волокиту с официальной помолвкой. Женился бы сразу, да и дело с концом.
— Как можно? — замер на месте Влад. — Мы едва знакомы. Вдруг у нее не чувства, а последствия вампирского гипноза.
— На твоем месте я бы не сомневался. Конечно, гипноз. Какая человеческая женщина в здравом уме припрется ночью в дом к вампиру с дурной репутацией? Ладно еще утром, но ночью…
— И что мне теперь делать? — Граф продолжал хмуриться, но пахло от него уже не злостью, а растерянностью. — Не могу же я воспользоваться ее помутнением! Это игра не по правилам. Все удовольствие насмарку.
— Тогда отмени помолвку. Дай ей лошадь и отправь обратно в город. Несколько дней вдали от тебя — и она забудет твое имя.
— А я? Что будет со мной?
— Перебесишься. Положа лапу на сердце, я вообще уверен, что тебя больше занимает ее запах, чем она сама. И это будит во мне смутные подозрения касательно мужского парфюма. Скажи, ты… э-э-э… никогда не испытывал нездоровых влечений?
— На что ты намекаешь, скотина?
Ситуация стала опасной. Только бы не обратил в ползучего гада — Вррык так любил свои рыжие лапы за их скорость и прыгучесть. Но нет, вспыливший было Влад вернулся к прежнему уровню раздраженности.
— Уверен, что меня привлекает сама Анна, а не ее странный выбор духов. А после того, что произошло ночью, я как честный человек просто обязан на ней жениться. И даже не смей мне возражать!
— Влад, я не возражаю. Я молчу.
— Тогда убери мнение со своей морды. И поднимайся, у нас много дел. Вечером будешь отвечать за конферанс.
— Надеюсь, правитель Тырговиште умрет от сердечного приступа, когда прочитает сегодняшнюю газету, — пробурчал себе под нос волк. — Иначе не избежать нам большой войны за его доченьку.
Завтрак из хозяина таверны пришлось выбивать с боем. Вчерашнее происшествие не забылось, и Баньши по-прежнему выглядела в глазах местных подозрительной незнакомкой. К тому же ее опасная репутация несколько пострадала после унижения со стороны наемника.
Спокойно прятаться за волосами не получалось. Ковыряясь в тарелке с овощным салатом, Фея постоянно чувствовала на себе насмешливые взгляды. Издевка куда хуже обычной неприязни. Надо было вытащить Охотника на застольные переговоры и отказать ему в помощи только после того, как покончит с едой. В последний раз укрыться от злопыхателей за его мрачной фигурой. Эх, Кумара, чего уж теперь? Продавая корову, будь готов лишиться и молока. Зато она покончила с неприятным знакомством. Пусть даже ей сейчас приходится подпирать спиной стену за маленьким щербатым столиком у самого входа.
Позади скрипнула дверь. В таверну зашел очередной посетитель. Зал моментально наполнился напряженным жужжанием, люди перешептывались и тайком бросали взгляды на вошедшего. Мимо протопали ноги в подкованных сапогах, промелькнул щегольской костюм цвета весенней травы, проплыли огненные кудри.
О, встречи с ним она ждала с нетерпением! Рыжебородый подстрекатель улыбался и манерно раскланивался с присутствующими. Приветливость выглядела наигранной, в глубине изумрудно-зеленых глаз скрывались высокомерие и холодность. Хозяин таверны засуетился, вываливая на стойку кружки и приборы. Прислугу послали в подвал за свежим окороком. Что это — благоговение или страх?
Вчерашний вечер научил Баньши осторожности. Снова затевать ссору посреди злополучной таверны было бы по меньшей мере глупо. Девушка затаилась и, игнорируя намеки разносчиков об освобождении стола, возилась с салатом дольше обычного.
Задержка себя оправдала. Вскоре к объекту наблюдения присоединилась не менее колоритная личность. Здоровенный тип, будто из вчерашних костоломов, с гнусной щетинистой рожей и безжалостным взглядом кутался в серое одеяние, какое носят странствующие монахи. Стоило ему войти в таверну, разговоры смолкли. Не было ни шепотков, ни обсуждений. Все таращились на «монаха» в настороженном ожидании.
Рыжебородый единственный из всех оставался невозмутимым и, не обращая внимания на происходящее вокруг, продолжал со вкусом налегать на окорок. Когда тяжелая поступь бугая замерла за его спиной, в таверне повисла такая звенящая тишина, что Баньши захотелось кашлянуть, чтобы разрядить обстановку. Огромная лапа легла на плечо зеленого камзола, и давешнего подстрекателя тут же закорчило, как от нестерпимой боли.
Со своего места Фея хорошо видела, как у «монаха» напряглись мускулы на ногах повыше сношенных сандалий и закатились глаза. Ей показалось, что он прочитал рыжебородому какие-то стихи, но от обрушившейся на зал тишины вдруг так загудело в ушах, что слов она не разобрала.
Не прошло и минуты, как все кончилось. Едва громила опустил руку, как его жертва обмякла, чуть не свалившись на пол. Несколько человек подскочили и помогли мужчине удержаться на месте. Один из посетителей махал рукой «монаху», стараясь привлечь его внимание, двое других украдкой дотрагивались до краешка его одеяния, когда он шел мимо. Дверь позади Баньши скрипнула, на нее на миг налетел кисловатый запах застоявшегося на солнце молока, а потом таверна взорвалась сотнями звуков.
— Дэнуц! Сам Дэнуц! Я его впервые видел!
— Ишь надумал кому пророчить. Этот и сам себе нагадает, а нам кто?
— То-то ты ему рукой махал.
— Да скорее курица летать научится, чем Вестник на твою «мельницу» клюнет.
— Сам ты мельница! А ну отойди, дай глянуть, как там одаренный?
На лице «одаренного» застыла восторженная улыбка, которая совсем не сочеталась с его прежним высокомерием. Фея с интересом всматривалась в рыжебородого, пока тот не покончил с трапезой. Потом расплатилась, повесила на плечо кожаную сумку и двинулась вслед за загадочным типом.
Яркие волосы помогали не потерять его в толпе. Фея шла на несколько шагов позади и слышала, как мужчина насвистывает и бормочет себе под нос. Люди перед ним расступались, многие смотрели завороженно, другие — с любопытством, кое-кто — с опаской. Известная в городе личность, сразу видно, но вот чем прославился?
Кипит в нас дух Ирландии,
Хоть мы
Не все там родились,
Мы поклялись:
Не будет впредь родимый дом
Приютом деспота с рабом.
Неужели и этот притащился сюда с Изумрудного острова? Не Румыния, а филиал Ирландии в Юго-Восточной Европе! Что за песня, кстати? Раньше она такой не слышала.
Идущий впереди человек тем временем продолжал напевать, увлеченно отбивая ладонью ритм на бедре. Несильный голос порой давал петуха, зато в словах слышалось неподдельное чувство:
Сыны Гаэла! Мощь земли!
Сомкнем ряды, и мы в пыли
Порвем войска тиранов в клочья!
Улица расширялась, дома по сторонам выглядели все богаче, и Баньши сама не заметила, как вышла на главную городскую площадь. Вымощенная плотно подогнанными друг к другу гладкими камнями, она была сплошь усеяна народом. Отовсюду доносилась музыка. Мужчины в нарядных, с вышивкой, суконных накидках и смушковых шапках угощали сладостями хихикающих разрумянившихся женщин. Дети глазели на прилавки с выпечкой, от которых в воздух поднимался ароматный пар. Торговцы раззадоривали покупателей, выкрикивая названия своего печева: «Паржоалэ!», «Ынвыртитэ!», «Пасча!», «Брюй!», «Папанащи!».
Ого, да у них тут праздник! Девушка поймала за рукав чумазого мальчонку лет шести. Сорванец облизывал ядовито-красный леденец в форме петуха и смотрел сквозь него на Фею.
— Слышь, малый? По какому поводу сборище?
— Так это, Мэрцишор.
— А понятнее? Я не местная.
— Приход весны. Кажный год отмечаем, первого марта, — мальчик заскучал и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам.
— Не рановато? — усмехнулась Фея. — Вон небо какое серое, тучи чуть не до земли свисают. Того и гляди снег пойдет. Ветер ледяной. А у вас весна.
— Ну так то Граф безобразит, — по-взрослому рассудительно протянул малец. — Не любит солнце, кровопиец. Почитай, весь год в тучах живем, привыкли.
— Ладно, беги, — разрешила Баньши. — Только конфет много не ешь, а то зубы заболят, и станешь мужичок-старичок.
— Неа, — шмыгнул носом потенциальный обладатель плохих зубов. — От сахара дети растут, мне брат говорил. А я хочу стать большим и сильным, как Фэт-Фрумос.
— Кто-кто?
— Ну ты, тетя, вообще ни гугу! Фэт-Фрумос. Тот, что с Вьюгой-Морозом сражался, чтобы Подснежник спасти. А потом еще за Прекрасную Фею дрался. И помер. А на месте, где из него кровь вытекла, цветы выросли. Белые с красными пятнышками.
— Тоже хочешь стать удобрением для цветов? — удивилась девушка.
— Неа. Я с Графом пойду биться! Пущу ему кровь, и пусть из него чертополох в лесу вырастет. А потом меня Прекрасная Фея полюбит. Их у нас, правда, нет. Но, как солнце будет, глядишь, объявятся. Не может быть, чтоб их совсем на свете не осталось.
— Обязательно объявится. И обязательно полюбит, — Фея хотела потрепать мальчонку по голове, но тот вывернулся, показал язык и скрылся в толпе.
Только сейчас Баньши поняла, что за разговором упустила рыжебородого. Пометалась в площадной круговерти, высматривая огненные волосы. Поразглядывала публику возле лотков. Особенно много народу клубилось возле прилавков с символами праздника — серебряными монетками, обмотанными красными и белыми нитками.
Поняв, что преследование провалилось, девушка позволила себе отвлечься и купила необычный талисман. Торговец сам повесил мэрцишор ей на шею в виде кулона.
— Через двенадцать дней можешь снять и вплести его в волосы, — улыбчивый старик сразу разглядел в ней чужестранку. — Когда прилетят аисты, размотай и привяжи нитки к цветущему фруктовому дереву. Если загадаешь желание, оно обязательно сбудется. Только и сама не забывай приглядывать за этим деревом. Вы оба на год вперед несете друг за друга ответственность.
— Какая забавная традиция! Как раз по мне, — обрадовалась Баньши. — А что означают цвета талисмана?
— Белый символизирует чистоту первого весеннего подснежника, а красный — кровь его защитников. Про Фэт-Фрумоса слыхала?
— Слыхала, как же.
— Вот и славно, — старик на прощание похлопал ее по плечу и занялся другим покупателем.
Праздновать так праздновать. Фея тоже обзавелась ядовито-красным леденцом и, жмурясь от его ядреной сладости, пустилась в обход площади.
Вокруг было много интересного. Торговали едой, национальными костюмами и сувенирами. Девушка подмигнула заспанному Григору, амулеты которого сегодня не пользовались популярностью, но тот только засопел и отвернулся. Рядом на бочке сидел, набычившись, его сын. Насупленное лицо хранило остатки воспоминаний о вчерашнем видении, а мешки под глазами намекали на способы его переживания.
На нескольких сооруженных по разным сторонам площади помостах шли представления. В одном месте уличные музыканты надрывно играли румынский гимн, и Баньши фыркнула, когда вспомнила болотного хмыря с его цимбалами. На северной стороне озорничал кукольный театр. Маленькая толстая кукла перебрасывалась репликами с высокой и тощей:
— Йой, Пэкалэ! Твоя корова курит?
— Нет, Тындалэ, где ты видел курящую корову?
— Значит, у тебя сарай горит.
Насытившись румынским юмором, девушка двинулась дальше. Некоторое время шла спокойно, пока не заметила большую тень, что неотступно следовала за ней. Попробовала задержаться у лотка, принюхиваясь к папанащи. Попыталась поругаться с торговцем, отчего он использовал для них дрянной скисший творог с едким запахом, но тот только таращился ей за спину. Дело плохо, надо было уходить. От лотка вильнула вправо, потом резко свернула влево и постаралась смешаться с толпой, заложив крюк в обратном направлении. Темный силуэт не отставал, держась на том же расстоянии, что и раньше. Главная же странность заключалась в том, почему вообще на площади, полной народа, она вдруг смогла разглядеть тень у себя под ногами.
Поняв, что вокруг нее образовалось пустое пространство, Фея резко развернулась, одновременно набирая в легкие воздух для крика. Запах скисшего молока усилился. Прямо передней стоял давешний «монах» в сером балахоне. Сосредоточенное выражение лица не предвещало простого разговора. Горожане держались на почтительном расстоянии и перешептывались, лепеча что-то о «втором разе за день».
— Вестник Дэнуц? — вкрадчиво спросила Баньши, делая едва заметный шаг назад. — Прошу вас, не тратьте на меня свое время. Вокруг вас столько людей, жаждущих получить пророчество. Одарите кого-нибудь другого.
Еще шажок. Будь у нее в запасе хотя бы полминуты, она бы метнулась к кукольному театру, юркнула под занавес и ползком скрылась от грозящей напасти.
Голову прострелило жарким светом, а дышать стало трудно, будто она снова оказалась в окружении несбыти. Фея упала на колени, но по-прежнему чувствовала цепкие пальцы на левом плече:
Останешься — погрузишься с головкой.
Нож будет острый, быстрый, очень ловкий.
Ничего не бойся, Баньши. Ни ножа, ни яблони, ни всего остального.
Голос в голове умолк, а вместе с ним ушла и боль. Девушка открыла глаза и встряхнулась, стараясь уравновесить перекатывающиеся в черепной коробке мысли. Так вот что бывает, когда кто-то другой вываливает на тебя свое предсказание! Фея почти пожалела тех несчастных, которым показывала видения смерти.
Вестник исчез, и часть людей ушла вслед за ним. Оставшиеся некоторое время пытались с ней заговорить, но Баньши только отмахивалась. Впервые за время путешествия ей отчаянно захотелось вернуться в нору и укрыться там от бесконечных предсказаний, поисков, непонятных ножей и яблонь.
С трудом поднявшись, девушка пошла искать дорогу к таверне. Сегодня же уедет отсюда и обо всем забудет. Кажется, заходила она сюда вон с той стороны. Вот только глянет напоследок, что там еще за скопление народа.
В самом дальнем конце площади возвели помост шире и выше, чем остальные. Стоящая рядом повозка сверкала свежевыкрашенными боками. Во всю длину вагончика тянулись гигантские буквы: «Великие иллюзии мастера Штейна».
Где-то она уже это слышала. Баньши ввинтилась в толпу и пробилась ближе к сцене. Как раз вовремя, чтобы увидеть ангелоподобного паренька в бирюзовом камзоле с вышитыми золотом бабочками. Тот выпорхнул на сцену и хорошо поставленным голосом профессионального зазывалы начал скликать народ:
— Подходите ближе, дамы и господа! — Юноша снова жеманился и растягивал слова. Где тот человек, что вчера осмелился шипеть на наемника и жаловался на надоевшую роль? — Подходите и доставайте ваши кошельки! Мы подарим вам радость! Мы принесем вам здоровье! Мы предскажем ваше будущее!
Публика напирала, и Фея под ее натиском сместилась ближе к повозке. Если начнется давка, можно будет нырнуть между колес или забраться по накидке на крышу. Девушка подергала ткань в районе слова «иллюзии». Она оказалась странной — холодной и скользкой, будто мертвой. Кумара с ней, лишь бы выдержала, если потребуется. А она выдержит, вроде бы крепкая.
— Подходите, подходите! Последний день в вашем городе — великий мастер Штейн и его неподражаемые иллюзии. Спешите видеть! И не говорите потом, что не видели! Самый лучший, самый загадочный, самый невероятный — ма-а-а-астер Фрэнк Штейн!
Разогретая толпа взорвалась аплодисментами. Надо же, как интригуют. Того и гляди, народ сам доведет себя до экстаза. Может, Граф и не лгал, когда говорил о силе людского самовнушения и умелом управлении им?
На помост вышел человек, с ног до головы закутанный в черный плащ. Капюшон опущен так низко, что полностью скрывает лицо. Взмах рукой — и ткань расцвечивается тысячами серебристых искорок. Светится каждый сантиметр, едва ли не каждая нитка материи. Плащ мерцает, как бескрайнее ночное небо. Он завораживает, увлекает, гипнотизирует. По площади пробегает восхищенный вздох. Штейн топает ногой и отступает назад. Ткань меняет цвет на золотой, такой яркий, что его сияние заставляет прищурить глаза. Два шага в сторону — зелень цветущего луга, шаг в другую — рябь на глубоком синем озере.
Баньши поймала себя на том, что приоткрыла рот. Видала она разную магию, но чтобы плести заклинания столь быстро и эффектно — такое ей встретилось впервые. Да и не ощутила она всплеска энергии, что обычно сопровождает чародейство высокого уровня.
Маг рывком стягивает с себя плащ и кидает его в воздух. Под ноги ему, кружась, опускается обычная черная тряпка. Ничего примечательного, ткань самая заурядная. Люди тянут руки, чтобы дотронуться до нее, но мужчина ногой отбрасывает плащ в сторону вагончика. Высунувшийся из него ассистент тут же утаскивает волшебную одежду внутрь.
— Кудесник-то совсем мальчишка еще, — всплескивает пухлыми руками женщина, что стоит рядом с Феей.
Штейн и правда выглядит лет на двадцать с небольшим. Необычный род занятий для его возраста.
— А теперь, дамы и господа, я продемонстрирую вам свой талант чревовещателя.
Голос у Штейна высокий и нервный. Если ему так неуютно на сцене, зачем вообще на нее взбираться?
Пока маг опрашивает зрителей, кого они хотят услышать в его исполнении, Баньши вглядывается в окружающие лица. Люди разгорячены происходящим, они уже верят этому человеку, и он умело ведет их за собой, переходя к следующему трюку.
— Известный в ваших краях господин Григор попросил продемонстрировать льва. Извольте.
Вся площадь замирает, когда слышит оглушающий рык зверя. Нет, ну надо же! Как естественно, как мастерски исполнено. И как у него вышло сделать это на вдохе?
— Батюшки, — шепчет все та же круглобокая женщина по соседству. — Да он и впрямь великий маг.
— Корова… Собака… Скрипучая телега… Гром…
С каждым новым звуком публика ревет все громче. Штейн не открывает рта, не дергает на лице ни единым мускулом, но умудряется исторгать из себя такие шорохи, скрипы и крики, что не подвластны никакой нечисти. В чем его секрет? Открывает напрямую портал к оригинальному носителю? Внушает людям то, что они хотят услышать?
Чтобы проверить теорию о коллективном гипнозе, Баньши сделала над собой усилие и отвела взгляд от сцены. Сосчитала до десяти, перебрала в голове имена сестер, в деталях вспомнила события вчерашнего дня. Ничего не изменилось. Необычные звуки по-прежнему доносились с того места, где стоял маг.
— Григор? — Со сцены как раз звучит последнее пожелание. — Нет, его я изображать не буду. Карпатский диалект мне не удается. Слишком заковыристые словесные обороты.
Толпа хохочет. Толпа неистовствует. Толпа покорена этим человеком.
А представление тем временем идет своим чередом. Белокурый подручный приносит Штейну двух кукол в национальных костюмах. Мужчины, с одинаковыми чертами лица, только один низкий и коренастый, а другой тонкий и высокий.
— Дамы и господа! Представляю вашему вниманию любимцев всей Румынии — Пэкалэ и Тындалэ!
Мастер присаживается и осторожно устанавливает фигурки на помост. Отступает, спрятав руки за спину.
— Это марионетки без веревочек, — поясняет Штейн. — Я управляю ими только силой собственных мыслей.
С ее места Баньши хорошо видно, как мужчина перебирает пальцами, оживляя стоящие перед ним игрушки. Похоже, завязаны на какой-то талисман — в руках виднеется небольшой предмет, который маг крутит и потирает.
Кукла Пэкалэ подходит почти к самому краю сцены, достает из кармана носовой платок и укладывается спать, завернувшись в него, как в одеяло. Тындалэ остается на месте. В этой сценке он играет рассказчика:
— Услышал как-то Пэкалэ среди ночи шуршание воров у себя в комнате…
Голос у куклы скрипучий и противный, пробирает аж до костей. Зрители, однако, завороженно слушают.
— Проснулся и в темноте спрашивает…
— Эй, кто это там? — Вторая фигурка отбрасывает «одеяло» и грозит кулаком невидимому оппоненту.
— Молчи, — отвечает Тындалэ. — Это воры. Мы пришли забрать твои богатства.
— Глупцы, — успокаивается Пэкалэ, ложась обратно. — Что же вы пришли искать у меня ночью то, что я не могу найти у себя даже днем?
— Старый анекдот, — констатирует соседка Баньши.
Недовольных, впрочем, не находится. Люди с восторгом принимают бородатую шутку в необычном исполнении и рукоплещут марионеткам.
Куклы показывают еще несколько сценок, причем с каждой новой Тындалэ скрипит при разговоре все больше, а под конец начинает подволакивать ноги и спотыкаться.
— Артисты устали, — объявляет Штейн, беря их в руки и передавая ассистенту. Фея замечает, как искажено недовольством его лицо. — Перейдем к предсказаниям.
Люди, разочарованные было уходом любимцев, снова оживляются. Какой горожанин не хочет узнать собственное будущее? На этом всегда можно сделать целое состояние.
— Я долго думал, кого выбрать на роль предсказателя.
Штейн прохаживается по сцене, скрестив руки на груди. За его спиной юноша в бирюзовом камзоле устанавливает на треногу широкий белый лист, как для рисования. Закончив, вручает мастеру иллюзий тонкий прямоугольный предмет темно-серого цвета и скрывается в вагончике. Маг придирчиво регулирует местоположение и разворот листа. Отлично! Наконец у нее лучший угол обзора на площади.
— Общение с духами не терпит суеты, — поясняет задержку Штейн. — Так вот. Поначалу я хотел пригласить для предсказаний вашего тучного градоначальника. Но потом понял, что он еще не умер.
Белый лист, как по волшебству, заполняется глубоким черным цветом.
— Потом подумывал позвать здешнего злодея, известного под кличкой Граф. Он-то давно мертв.
Свист, негодующие выкрики. В глубине темного прямоугольника показывается маленькая фигура, которая движется по направлению к зрителям. Ее пока не все замечают, но те, кто увидел, толкают в бок соседей, тычут пальцем, буквально дрожат в предвкушении.
— Вот и я подумал, что видеть вы его не захотите. Посему позвольте представить: господарь Валахии, известнейший местный воевода — Мирча Старый.
Люди недоуменно молчат. Фигура из темноты подходит так близко, что ее лицо занимает почти весь лист. Слегка раскосые глаза, темная борода и огромная, украшенная драгоценными камнями корона на голове. Интересно, как выглядел этот самый Мирча, а то ведь не проверишь.
— Ну как, похож? — интересуется Фея у разговорчивой соседки.
— Шут его разберет, — с сомнением тянет та. — Не имею о таком понятия. А ты? — обращается она к мужчине рядом с ней.
— Знать не знаю, — сплевывает себе под ноги невежа.
По толпе прокатывается шепот. О Мирче известно единицам, да и у тех познания не идут дальше «Что-то я, кажись, про него слыхивал».
— Ну же, люди! — пытается расшевелить зрителей Штейн. Сжимающие неизвестный предмет руки начинают подрагивать. — Мирча родился в 1355 году в семье воеводы Раду Первого. С 1386 года стал правителем княжества Валахия. Проводил активную политическую и экономическую деятельность, направленную на укрепление позиций государства. В годы его правления Валахия достигла своего наибольшего расширения. Границы проходили по реке Олт на севере, по Дунаю на юге и от Железных ворот на западе до Черного моря на востоке. Мирча сумел значительно увеличить доходы страны и начал чеканку валашской серебряной монеты, которая имела хождение не только на родине, но и в соседних странах.
— Ты давай дело говори, а не лясы точи, — несется по площади недовольный окрик. — Мирча твой уснет скоро от эдакого занудства, да и мы вместе с ним.
Мастер иллюзий отрывает взгляд от предмета в руках и молча смотрит на публику. В глазах мелькает разочарование, едва ли не отвращение к присутствующим.
— Ладно, перейдем к предсказаниям. Кто хочет получить ответ на свой вопрос, оплачивает по тарифу моему ассистенту.
— Какой такой тариф? — возмущаются с другого края помоста. — Не знаем мы вашенных денег, у нас только местные монеты.
— Да и те не про Мирчу, — гогочет кто-то сзади. — Знать бы, за что платим. Не фокусы ли?
— И то дело! — поддерживает визгливый женский голос. — Может, старик ничего и не знает толком.
— Хорошо, — вздыхает Штейн. — Два пробных вопроса бесплатно.
Дальше дело идет веселее. Мирча бодро отвечает на заданные вопросы и, снискав доверие публики, пользуется большой популярностью. Парнишка в бирюзовом камзоле едва успевает собирать монеты. Маг стоит в сторонке и непрерывно елозит пальцами по загадочному серому предмету. Временами из-под руки виднеется мерцание, словно исходящее изнутри этой вещи.
— Милая девушка, не хотите ли узнать что-нибудь у Мирчи? — Проходя мимо, подручный Штейна останавливается возле Баньши. — Что было, что будет, чем сердце успокоится.
— Не хочу. Я не сторонница магических шуток над людьми. Видно же, что Мирча ваш полностью контролируется Штейном.
— Тогда обязательно дождитесь конца представления. Мастер будет продавать зелья и снадобья собственного изготовления. И поверьте, дорогая, у него найдутся примочки для вашей ударенной об стол спины.
Бирюзовый хам посылает ей воздушный поцелуй и движется сквозь толпу дальше.
Занятные люди, ничего не скажешь. Особенно Штейн с его иллюзиями.
Едва маг в начале представления снял плащ, девушка сразу узнала в нем рыжебородого подстрекателя из таверны.
— Я передумала. Какой у вас план?
Дарк отвлекся от заточки кинжала и с недовольством воззрился на бледную девицу. Записка Анны, в которой она сообщала, что уходит к Графу, лежала рядом с ним на кровати. Напоминание о том, что нужно сделать с похитителем.
— С чего бы?
— Обдумала все и сделала выбор в пользу наиболее привлекательного варианта, — не моргнула глазом Баньши. — Вы умеете заинтересовывать девушек.
— Ваша доля только что упала до двадцати процентов, — пробурчал Охотник. Отступать без боя не хотелось.
— Отлично, — Фея кивнула и, поддернув платье выше колен, оседлала стул напротив него. — Так каков все-таки план?
— Тот же, что и раньше, — сдался мужчина. — Спасти одну энергичную девушку, которую склоняет к сожительству весьма неприятный старый вампир.
Голубые глаза между белыми прядями волос насмешливо сверкнули.
— Даже если она не оказывает ему сопротивления?
— Тогда надо выяснить, как именно он на нее воздействует! В жизни не встречал более отвратного существа, чем ваш Граф.
— А по-моему, вы просто ревнуете, — подмигнула нахалка.
Дарк подавил желание выкинуть ее из комнаты прямо сейчас и стал излагать детали плана.
Еще успеется. В переданной утром от Штейна сумке лежало немало такого, что поможет при случае справиться и с банши.
