«Клубок»: был ли заговор?

О непростой эпохе 30-х годов и персонально великом вожде всего советского народа сегодня написаны тысячи книг на любой вкус. Разнообразной степени вздорности. Читать их можно бесконечно. Жизни, пожалуй, не хватит, дочитывать будут дети и внуки. Но вот что интересно: во многих из этих работ о деле Енукидзе практически ничего не пишут. Так, упомянут между делом в паре строк, что да, было такое. Тем и ограничиваются. Некоторые авторы даже высказывают глубокое сожаление, что о том самом «Клубке» практически ничего не известно. Не о чем вспоминать и размышлять.

Если сравнивать с делом Тухачевского, то, конечно, все так и есть, эти авторы, безусловно, правы. Не было шумной пропагандистской кампании, многотысячных митингов и резолюций трудовых коллективов, значительных фигур в процессе не фигурировало, если, конечно, не считать Каменева. Не было и последовавшей при Хрущеве активной героизации в обществе всех участников, независимо от неприятных фактов. Вполне заурядный случай, который не оказал никакого влияния ни на жизнь страны в целом, ни на историю сталинской эпохи в частности.

Весьма распространенная точка зрения. И глубоко ошибочная. Потому что за скобки, для начала, выводится фигура Авеля Сафроновича Енукидзе. А ведь это политический тяжеловес того времени. Фигура! Классический большевик с дореволюционным стажем. Всю жизнь посвятил борьбе с ненавистным ему самодержавием. И посты занимал в стране победивших рабочих и крестьян весьма высокие. Перечислим лишь самые главные из них: член Президиума и секретарь Президиума Центрального исполнительного комитета СССР, член Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Оценили масштаб личности? Прониклись мощью государственного деятеля?

А ведь это еще только вершина айсберга. За скобками остаются многочисленные аресты, заключение в «Крестах», участие в ставших потом историческими съездах Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков). А еще членство в Петроградском Военно-революционном комитете, роль вовсе не второго плана в событиях октября 1917 года, включая тот самый второй Всероссийский съезд Советов. Каждая из этих скупых строчек способна была украсить биографию любого борца с самодержавием и вызвать стойкую ненависть у каждого русского контрреволюционера. Согласимся, перед нами весьма незаурядная фигура. Хоть и малоизвестная в наши дни.

Пару Авелю Енукидзе в этом внезапном и безжалостном сметании на историческую обочину составил комендант Кремля Рудольф Августович Петерсон. Пройдет немного времени, и его усадят на скамью подсудимых по весьма известному делу. Тот самый «заговор в Красной Армии». Я убежден, что подавляющее большинство моих читателей никогда до этого фамилию Петерсон не слышали. Должен огорчить: это не тот, чей друг Джексон (оказавшийся впоследствии женщиной) стрелял и почти попал в Сундукова в популярной советской комедии «Три плюс два». Это герой совсем другого романа. Рудольф Петерсон – активный участник Гражданской войны, член партии большевиков с 1919 года, награжденный орденом Боевого Красного Знамени. Классический латышский стрелок, как сегодня все их себе представляют. Стоит ли удивляться, что ему доверили почетный и важный пост коменданта Кремля?

Казалось бы, одних только фигур Енукидзе и Петерсона за глаза хватит, чтобы всерьез заинтересоваться этим делом. Задать самим себе непопулярные нынче вопросы. Постараться найти внятное объяснение, почему те события оказались в результате обделены нашим пристальным вниманием? Были ли вообще заговорщиками эти самые Енукидзе и Петерсон, или всему виной вечная маниакальная мнительность товарища Сталина? Помогло бы Красной Армии остановить осенью 1941 года зарвавшегося наглеца Гудериана и подлеца Манштейна присутствие в ее славных рядах Рудольфа Августовича? Или он у нас не проходит по прейскуранту величайших гениев всех времен и народов вместе с Тухачевским, Уборевичем, Гамарником и Якиром?

Никита Сергеевич Хрущев сделал очень много для переписывания истории родной страны. Культовые командиры РККА, попавшие под каток репрессий, в полном составе были объявлены невинными жертвами чудовищной сталинской подозрительности. Так продолжалось и при всех прочих Генеральных секретарях ума, чести и совести нашей эпохи (если кто-то забыл – так называли КПСС). Многие до сих пор не могут угомониться, прославляя всех подряд и даже не подозревая о неприятных эпизодах биографий этих титанов. Но Петерсон и тут оказался досадным исключением из правил. Вы удивитесь, но до 1989 года советская историческая наука, направляемая агитпропом, вообще ничего не сообщала про то самое «Кремлевское дело». Словно не было его.

Тем не менее оно было. И на Западе все прекрасно знали подробности благодаря очередному высокопоставленному перебежчику. Майор государственной безопасности, резидент НКВД в Испании Александр Орлов, он же Лев Фельдбин. В 1938 году он предпочел сбежать в США. Написал там книгу «Тайная история сталинских преступлений». В ней, в частности, содержится такое вот откровение от Енукидзе: «Когда он сказал мне, что хочет устроить суд и расстрелять Каменева и Зиновьева, я попытался его отговаривать. «Coco, они старые большевики, как ты и я. Ты не станешь проливать кровь старых большевиков! Подумай, что скажет о нас весь мир!» Он посмотрел на меня такими глазами, точно я убил его родного отца, и сказал: «Запомни, Авель, кто не со мной, тот против меня!».

То есть суть «Кремлевского дела» описана максимально популярно: не сошлись во мнениях о Блаженном Августине, сиречь, по вопросу отношения к старым большевикам. И изжил Сосо Авеля со свету. Прямо как в песне: «Может быть, и просил брат пощады у Каина, только нам не менять офицерский мундир». В данном случае – билет члена компартии. Так вот, это невероятно упрощенная модель, ориентированная в первую очередь на западного читателя, который имел столько представлений о советской действительности, сколько нынешний обычный человек, например, о методике переплавки чугуна в Китае в годы Культурной революции. За скобками остался сущий пустяк, о котором и упоминать-то не следует, настолько он жалок. Но мы с вами люди въедливые и потому озвучим его.

Решение Пленума Центрального комитета ВКП (б), в котором отмечалось, что Енукидзе «засорил аппарат секретариата ЦИКа и Кремля в целом нелояльными элементами». К этому мы еще вернемся. Пока же продолжим восстанавливать цепочку событий. Известный на Западе историк Конквест пошел значительно дальше Орлова. По его мнению, Сталину требовалось связать действительно существовавшую оппозицию с заговором против себя, и какие-то основания для опасений за свою драгоценную жизнь генсек все же имел. В качестве доказательства этой теории используется личность Петерсона.

А потом наступил 1989 год. Эпоха безостановочной перестройки, ускорения, гласности и нового мышления. Покровы срывались ежедневно с непередаваемым остервенением. В рамках этого великого процесса исторического переосмысления для почтеннейшей публики была обнародована совместная справка Генеральной прокуратуры и Комитета государственной безопасности СССР по интересующему нас вопросу. Содержал не самый объемный документ список из 110 обвиняемых по этому делу и небольшой отрывок из обвинительного заключения. Из него, в принципе, невозможно понять, в чем суть вопроса. Вот сами попытайтесь: «Поводом для его возникновения послужило разоблачение якобы существовавшего в Кремле заговора ряда служащих, работников комендатуры, военных и других, кто, по данным НКВД, готовил покушение на Сталина, оно непосредственно увязывалось с Троцким, Зиновьевым и Каменевым, меньшевиками, монархистами, белогвардейцами и так далее».

Перец, мед, сметану, манку, сало – все в одну кастрюлю. Какое к этому отношение имеют белогвардейцы и монархисты, находившиеся в тот момент в Париже и Софии? Почему, если даже они объединяют свои усилия со своим кровным врагом Енукидзе, в стороне остаются фашисты? Пусть и не сам бесноватый фюрер, но хоть какой-нибудь захудалый носитель коричневой рубашки мог бы и поучаствовать в таком благом для себя деле, как физическое уничтожение героев Гражданской войны?! Но этого почему-то не произошло.

В результате спустя 81 год после тех событий никто толком не может ответить на вопросы: когда возникло то самое «Кремлевское дело», кто был конечным выгодополучателем всей этой истории и насколько соответствовала действительности представленная суду доказательная база. Преданные поклонники Сталина истошно орут, что заговор был, и только последний негодяй может сомневаться в непогрешимости великого вождя. Противники не менее громко отвечают, что никакого заговора не было и быть не могло и мы имеем дело с очередным преступлением антинародного режима. При этом и те и другие в редчайшие для них моменты душевного спокойствия признают, что, конечно, в деле Енукидзе и Петерсона остается устойчивое ощущение недосказанности. Но что именно так и осталось за кулисами общественного мнения?

Попробую ответить на эти вопросы. Прекрасный писатель Сергей Довлатов однажды совершенно справедливо заметил: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить: кто написал четыре миллиона доносов?» В интересующем нас с вами «Кремлевском деле» все началось именно с них. Три молодые девушки, работавшие уборщицами в Кремле, активно и регулярно вели контрреволюционные разговоры. Нет, они не призывали подлую Антанту поскорее освободить страну от ига большевиков. И по фюреру Великого рейха тайно ночами не вздыхали. Одна из них сказала, что товарищ Сталин ест вкусно и обильно, а вот работает при этом подозрительно мало. Вторая, предварительно записав Иосифа Виссарионовича почему-то в армяне, горевала, что тот очень недобро смотрит на людей.

Вот, казалось бы, болтают бабы – и пусть себе болтают. Так у нас испокон веку было. Ничего не поделаешь, такова человеческая природа. И для нашей истории событие вовсе не эксклюзивное. Вспомнить хотя бы наказание кнутом княгини Лопухиной. Изменить женскую суть даже большевики со всеми их декретами оказались неспособны. Казалось бы, да и пусть себе болтают. Но нет ведь, нашлась бдительная натура, как и всегда в таких случаях, исключительно анонимная, которая нутром почувствовала измену и написала донос в известное ведомство.

В свою очередь, в Народном комиссариате внутренних дел, сопоставив полученную информацию с данными своей собственной агентуры, решили всерьез присмотреться к Енукидзе и Петерсону. А при чем тут они? – спросит меня иной читатель. Авель Сафронович с теми женщинами задушевных разговоров за чаем не вел – не по статусу ему было. И Рудольф Августович тоже не участвовал в обсуждениях. Больше того, видные государственные мужи вообще не упоминались в беседах уборщиц между собой.

Вы рассуждаете с позиций сегодняшнего дня, когда каждый что угодно пишет в социальных сетях. Мели, Емеля, твоя неделя. Очень редко кому-то доводится ответить за свои слова. А вот тогда времена были совсем иные. Контроль был если не тотальным, то активно к этому стремился. И не могли не задуматься люди в красно-синих фуражках: а почему, собственно, не реагируют Енукидзе и Петерсон на такой вопиющий случай ведения подлых клеветнических разговоров в Кремле? Простой вариант, что Авель Сафронович презирал доносы, а Рудольф Августович не обращал внимания на бабскую болтовню, отметался с ходу. Повторю, эпоха была весьма своеобразная.

Люди в НКВД подобрались тогда предельно простые. Они сразу обнаружили нарушения закона по пункту 10 печально известной статьи 58 Уголовного кодекса. Если кто-то не знает: «Пропаганда или агитация, содержащая призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти». Срок наказания – не ниже шести месяцев. Уборщиц вызвали на допрос. Их проводили не просто следователи. Например, сам начальник оперативного отдела Паукер лично отвлекся от подготовки двух судебных процессов, связанных с делом Кирова, чтобы обстоятельно побеседовать с работницами Кремля. Чувствуете уровень? И не только комиссар государственной безопасности 2 ранга трудился не покладая рук, допрашивая вчерашних колхозниц. Рядом с Карлом Викторовичем тем же самым занимались столь же видные чекисты.

Допросы проводились одиннадцать дней подряд. Результат вышел печальным. Несмотря на проявленное усердие, доподлинно установили лишь факт разговоров за чаем и некоторые темы. К примеру: «Сталин убил свою жену». Единственное, что удалось чекистам, – это расширить список обвиняемых. Попала в него и одна из телефонисток Кремля. Улов не бог весть какой. Не о чем докладывать руководству страны. Посмотрит на чекистов товарищ Сталин презрительно, затянется своей любимой трубкой и тихонько спросит: «И это все, на что вы оказались способны?» И недобро сощурится. Со всеми вытекающими последствиями. Паукер это понимал.

Но тут чекистам внезапно подвалило счастье. В рамках параллельных следственных мероприятий были арестованы инженер московской ТЭЦ Розенфельд, племянник Каменева (его бывшая жена станет потом важнейшим свидетелем по этому делу), и порученец коменданта Кремля Синелобов. Никакого отношения к уборщицам они, разумеется, не имели. Больше того: они вообще не подозревали об их существовании. Но это уже и не требовалось. Отличительной особенностью так называемых «детей Арбата» было умение и, главное, стремление добровольно и обстоятельно рассказать на допросах абсолютно все, что они видели и слышали в жизни. Так вышло и в этот раз.

Прозвучали фамилии. Их было много. Даже очень много. Именно благодаря этому чекистам удалось выстроить стройную концепцию о разветвленном заговоре, в котором под управлением Каменева вели безостановочную подрывную деятельность кремлевские уборщицы, библиотекари и командный состав комендатуры. Тут-то впервые и прозвучала фамилия Петерсон в привязке к этому делу. Он якобы сообщил широкой группе своих подчиненных, что Аллилуева умерла неестественной смертью. Все дальнейшее было делом техники. Ее окончательно отточат в 1937–1938 годах, но премьерная постановка состоялась именно во время следствия по делу «Клубок».

Допросы шли семнадцать дней. Была проделана титаническая работа, но желанного облегчения от ее окончания у чекистов не было. Несмотря на все проявленное усердие следователей, никак не удавалось выйти за пределы исходной формулировки – «распространение клеветнических слухов». Хотелось ведь много большего, однако все обвиняемые ну никак не тянули на террористов. Их показания, а главное, их трактовка сотрудниками спецслужб – вообще отдельная песня.

Подследственные признавали факты ведения контрреволюционных разговоров с троцкистами, чьи взгляды они не разделяли, но не сообщили об этом куда следует. Не потому, что являлись подлыми двурушниками и циничными перерожденцами из советских людей в наймитов мировой буржуазии и западных разведок, а только потому, что не подумали о всей серьезности ведения подобных бесед. Поэтому предателями родной Коммунистической партии и всего народа горячо любимой Родины себя не признавали.

Они действительно упорно не понимали, в чем их обвиняют. Для них это была всего лишь женская болтовня. Да, там проскальзывали некоторые неприятные моменты. Например, о роли Зиновьева в партии или о письме Ленина к съезду. И только попадая в кабинет на Лубянке, они начинали задумываться, что, конечно же, во всем виноваты соратники Троцкого, которые подло втянули их в провокационные беседы. Но сами себя и представители комендатуры, и уборщицы, и библиотекари в сподвижники Льва Давыдовича не записали. А следователи никак не могли найти неопровержимые доказательства подрывной деятельности созданных подпольных групп.

Скорее всего, дело бы на этом и завершилось ничем. Самым болтливым дали бы по шесть месяцев лишения свободы в назидание всем прочим. Но в тот самый момент, когда следователи уже были готовы злобно выматериться и плюнуть на эту совершенно бесполезную трату времени, один из допрашиваемых внезапно дал долгожданные нужные показания. Он заявил, что случайно был рассекречен список из семнадцати членов Политбюро перед несколькими ротами красноармейцев кремлевского гарнизона.

В этом месте ухмыльнется иной либеральный читатель. Все ясно, дальше можно не продолжать. Перед нами классическая сталинская стряпня во всей первозданной красе. Как вообще может быть секретным список руководителей государства, если эти фамилии прекрасно известны всей стране? Их крупные фотографии ежедневно публикуются в газетах, их портреты с гордостью несут на первомайских демонстрациях пионеры и комсомольцы. И только при зловредном коммунистическом режиме из-за подобного вздора можно было переквалифицировать все дело. Из контрреволюционной болтовни сделать вывод о подготовке покушения на товарища Сталина.

Логика понятна. Когда подобные размышления с завидной регулярностью звучат в эфире «Эхо Москвы» из уст ораторов, облеченных высокими степенями, и просто хороших людей, поневоле начнешь верить. Но в данном случае речь шла действительно о рассекречивании совершенно секретных данных. Время въезда в Кремль и выезда из него, место пребывания, система оповещения постов охраны… Любое государство подобные сведения тщательно охраняет. Ровно по этой причине и задумались на следствии: а просто ли это болтовня или?.. Одно дело – за чаем рассуждать о вкладе Зиновьева в строительство коммунизма в стране победившего пролетариата. И совсем иное – оглашать время прибытия в Кремль руководителей страны.

Поставим себя на место сотрудника НКВД и зададимся важными вопросами. Имела место обычная вечная российская безалаберность, помноженная на несовершенство охраны Кремля, или была выявлена на раннем этапе подготовка покушения на горячо любимого Сталина? Расценивать это как халатность при исполнении служебных обязанностей или как террористический акт мировой буржуазии против СССР? Ответ очевиден. Именно поэтому уже в кратчайшие сроки Политбюро утверждает представление народного комиссара внутренних дел Ягоды «Об охране Кремля». Этот документ навсегда изменил систему охраны руководителей страны и правительственных зданий. Теперь этим стал заниматься непосредственно НКВД.

Нововведения коснулись и напрямую коменданта Кремля. С территории Кремля был выведен весь военный гарнизон. Убрали всех, кто мог слышать те самые рассекреченные сведения. Командовать Петерсону в одночасье оказалось просто некем, ведь на место красноармейцев заступил полк специального назначения НКВД. И выполнять его приказы они явно не собирались, поскольку имели собственное начальство. Да и сам Петерсон, разумеется, не мог им что-то приказывать. В вечном незримом противостоянии чекистов и военных, начавшихся с первых же дней победы большевиков в революции, на долгие годы была поставлена точка. В качестве бонуса к победе Народный комиссариат внутренних дел получил еще и долгожданный контроль над кремлевским телефонным коммутатором и правительственным гаражом. А вот Енукидзе остался без верного соратника.

Между тем следствие продолжалось. Методично опрашивались новые свидетели. Дошла очередь и до бывшей сотрудницы правительственной библиотеки Мухановой. Ее подвели два роковых обстоятельства. Во-первых, происхождение. Была она из дворян и по реалиям той эпохи даже минимального доверия не вызывала по определению. А во-вторых, и это было, пожалуй, главным, она была любовницей Енукидзе. Налицо факт аморального поведения и бытового разложения. В те годы к этому относились невероятно трепетно. Это вам не нынешнее время, где кто что хочет, то и творит, наплевав со Спасской башни древнего Кремля на все духовные основы общества, столь старательно описанные прекрасным русским философом Семеном Людвиговичем Франком.

Позвольте, скажет мне иной читатель, но какая разница, с кем спал Енукидзе? Да хоть с мужчиной – это сугубо его личное дело. Тем более, может, он таким образом социализировал и перевоспитывал классово чуждого гражданина, воплощая в жизнь заветы Ильича? И потом, многие лидеры пролетарского государства не годились в образцы морали и нравственности. О похождениях всесоюзного старосты Калинина сегодня достаточно известно, однако же его во враги народа не записали. Все так, я не спорю. Только вот многочисленные любовницы Михаила Ивановича не встречались на досуге с сотрудницей консульства Великобритании и задушевных многочасовых бесед не вели. А это уже, по меркам того времени, совсем иное дело.

В очередной раз должен повторить. Беда очень многих состоит в том, что они смотрят на события почти вековой давности через призму дня сегодняшнего, когда в обществе уже совершенно другие стандарты и традиции. Хорошо это или плохо – вопрос дискуссионный. Нас сейчас не это интересует. В ту эпоху отношение к подобным контактам с мировой буржуазией было соответствующим. Крайне негативным, если сказать мягко. Именно поэтому следствие и сделало мгновенный вывод о наличии в Кремле активных контрреволюционных групп, тесно связанных не только между собой, но еще и с заграницей. И пусть доказательная база на этом этапе определенно хромала, дорогу осилит идущий. Как известно, сила в движении. На том и порешили. А необходимые факты планировалось собрать в ходе проведения следственных мероприятий.

Пока же последовало традиционное для подобных случаев действо. Политбюро принимает решение: «В связи с ходатайством ЦИК ЗСФСР о выдвижении товарища Енукидзе Авеля Сафроновича на пост председателя Центрального исполнительного комитета ЗСФСР, удовлетворить просьбу товарища Енукидзе об освобождении его от обязанностей секретаря Центрального исполнительного комитета Союза ССР». Обратите внимание на формулировку. Личная просьба, наверняка связанная с состоянием здоровья. 58 лет – это вам не шутка, особенно учитывая, что человек почти всю жизнь провел в борьбе за дело пролетариата. И не как современные оппозиционеры в твиттере, а в полном объеме: тюрьма, каторга, ссылка, фронт…

При этом надо помнить специфику государственного управления во времена СССР. Формально Енукидзе вовсе не был обделен, и его заслуги перед пролетариатом никто не ставил даже под малейшие сомнения. Просто ему разрешили параллельно жить в Москве и Тбилиси, занимая почетный и не слишком обременительный пост. У большевиков так было принято, еще когда Ленин был жив. Проверенные товарищи сполна заслужили уважение и имели законное право поправить подорванное царскими тюрьмами и каторгами здоровье, продолжая приносить пользу рабочим и крестьянам своими знаниями.

За кулисами общественного внимания, по понятным причинам, остался сущий пустяк. Но именно он и позволяет сегодня утверждать, что за формальной заботой о жизни товарища Енукидзе скрывалось нечто совсем иное. Дело в том, что он сдавал дела три недели. Это очень долго даже по нынешним временам, что уж тут говорить про 30-е годы, где на это зачастую требовалось лишь несколько часов. Растянулась стандартная бюрократическая процедура исключительно потому, что Авель Сафронович был вынужден отвечать на многочисленные вопросы членов Политбюро и других ответственных товарищей. А вопросы эти больше походили на обвинения. Именно тогда он, вероятно, и осознал, что его не просто отправили на другую должность, а фактически исключили из числа руководителей государства. Ведь занимаемый Енукидзе пост в Кремле позволял играть на протяжении многих лет одну из ключевых ролей в жизни Страны Советов.

Енукидзе, кстати, повезло. Решение Политбюро могло быть и более жестким. Скорее всего, на окончательную формулировку повлияло личное отношение к нему Сталина. Далеко не секрет, что их связывала многолетняя дружба. Многие сегодня даже не знают, что Иосиф Виссарионович лично заверял подробную автобиографию Авеля Сафроновича еще в 1921 году. Необходимо учитывать, что Енукидзе всегда был очень последовательным в своих взглядах. Никогда не принимал сторону оппозиции даже по самым незначительным вопросам, от курса родной партии, в принципе, не отклонялся. Ну а то, что он женщин чрезмерно любил – да, Сталин об этом знал. Но закрывал глаза на привычки старого холостяка.

Между тем следствие старательно продолжало отрабатывать перспективную версию существования в Кремле широкой подпольной организации, готовившей террористический акт против первых лиц Советского государства. Разумеется, они были тесно связанны с буржуазными разведками, фашистами, лично Троцким и русской монархической эмиграцией. Всех проходящих по делу допрашивали именно в свете этой теории. Заговор пытались увязать с фигурой Каменева. Енукидзе поначалу проходил по делу мимолетно, но все чаще начинал в нем фигурировать уже не на второстепенных ролях.

Любовница Авеля Сафроновича дала чекистам богатейшую пищу для размышлений. Вообще, наряду с женой Розенфельда это главные свидетели по делу. Именно их показания стали точкой отчета. Уж не знаю, насколько по психологическому портрету они подходили в новоявленные Шарлотты Корде. Это не столь принципиально. Важно другое. Именно Муханова произнесла на допросе ключевые слова: «На Ленина было покушение, а на Сталина все никак не организуют. Мои убеждения приводили к мысли о необходимости убить его». Тогда же прозвучало утверждение, что террористический акт готовится по прямому указанию Каменева.

Да мало ли что она сказала?! – покачает головой иной недоверчивый читатель. На допросе в НКВД даже немые обретали голос и уверенно записывали себя в двоюродные дяди самого фюрера великого германского рейха. А тут дворянка. Применили к ней пытки, вот и оговорила себя. Косвенно эту версию подтверждают дальнейшие показания Мухановой. Она действительно рассказала то, что в принципе не могла бы знать. Если, конечно, не считать, что террористы демонстративно не собирались соблюдать никаких правил конспирации.

По ее словам, контрреволюционная организация состояла из пяти групп: сотрудники правительственной библиотеки, комендатуры и Оружейной палаты. Компанию им составляют бывшие троцкисты и художники, которые трудятся вне Кремля. Заместитель наркома НКВД Яков Агранов, который лично вел тот допрос, отнесся к полученной информации без малейшей попытки критического анализа. Очевидно, такой задачи перед ним не ставили.

Все уже было ясно для следствия, если не считать незначительной мелочи. Каменев, и без того уже познававший развитие советской пенитенциарной системы на собственной практике, категорически отказался признавать свою ключевую роль в новом заговоре против руководителей страны. Его, в принципе, не волновало, что там наговорили Розенфельд с Мухановой. Даже показания старого соратника Зиновьева не заставили Каменева одуматься. А ведь Григорий Евсеевич старался на славу, всех приплел в участники антигосударственного переворота, начиная с Троцкого.

Между тем Енукидзе в очередной раз стал объектом критики на заседании Политбюро. Он ведь всех этих многочисленных заговорщиков принял на работу (а с некоторыми даже и сожительствовал), соответственно, он должен нести прямую ответственность за их антигосударственную деятельность. Но Авель Сафронович поступил достаточно странно: не стал спорить, не сделал даже попытки оправдать себя. Старый большевик промолчал. Тем самым фактически признав свою вину. Попросил двухмесячный отпуск по состоянию здоровья. Политбюро пошло навстречу. Возможно, там уже понимали всю несуразность дела. Ну какая из Мухановой террористка, в самом деле? Как она вообще могла проникнуть в Кремль, чтобы убить товарища Сталина, если еще в 1933 году уволилась из правительственной библиотеки? И как ей вследствие этого факта удалось потом узнать всю систему охраны объекта?

6 июня 1935 года. Пленум ЦК заслушивает доклад «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище Енукидзе». Выступает Николай Ежов. Тот самый, с чьим именем будут ассоциироваться у потомков кровавые события 1937–1938 годов. Тогда, по сути, прошла генеральная репетиция. Для нас, учитывая послезнание, интересно посмотреть, как это происходило. Начало было классическим для той эпохи. Подрывная роль Зиновьева и Каменева, ставших послушными проводниками подлейшей политики Троцкого. Это они стояли за убийством товарища Кирова и готовят покушения на других лидеров государства рабочих и крестьян. И прежде всего – на великого Сталина.

Ежов неторопливо рассказывает про те самые пять групп заговорщиков, которые свили гнездо в Кремле. Библиотекари и телефонистки, художники и сотрудники комендатуры представляли собой единый контрреволюционный блок белогвардейцев, шпионов, троцкистов и зиновьевско-каменевских подонков. Это не моя вольная интерпретация, нарком именно так и сказал. И даже добавил, что озлобленные и выкинутые за борт революции враги народа объединились с единственной целью – во что бы то ни стало уничтожить вождя.

Еще раз напоминаю: на дворе – 6 июня 1935 года. Известный сегодня почти всем механизм репрессий официально опробован. Бывшие лидеры оппозиции внутри ВКП (б) объявляются врагами народа. Пока что только в кругу руководителей страны. Пройдет немного времени, и над страной начнет без устали звучать «убить как бешеных собак» и «беспощадно раздавить фашистскую гадину». Старые большевики, имевшие наглость высказывать свои собственные взгляды по целому ряду вопросов, открыто называются за это террористами. А чтобы никто не сомневался – вот вам «Кремлевское дело» с Мухановой и Розенфельд.

Я вовсе не шучу. Именно об этом и говорил в тот день Ежов. Откроем стенограмму, прочтем внимательно пламенный обличительный спич: «Ведет наблюдение за маршрутами поездок товарища Сталина, узнает, где он живет за пределами Кремля, в какие часы больше всего выезжает, и, наконец, ищет удобного случая для организации покушения. Другая часть главную ставку ставит на организацию покушения в самом Кремле, в особенности рассчитывая и добиваясь проникнуть на квартиру к товарищу Сталину». А виноват во всем, ясное дело, лично Енукидзе. Ежов открыто говорит, что заговорщики строят планы на использовании личных связей с Авелем Сафроновичем и с его наиболее доверенными сотрудниками.

И доказательства собраны. Признания на любой вкус – не зря же четыре месяца работали не покладая рук. Тут вам и убийство Кирова, и связь с ленинградскими троцкистами и организатором террористических актов Зиновьевым, и прямая ответственность за все непосредственно Каменева. Настроение задано. Пора переходить к главному: выявить роль Енукидзе во всем этом. Прозвучал полный набор обвинений. От яркого примера политической слепоты и затупленной классовой бдительности до преступного благодушия и полной потери классового чутья. Апогей же речи Ежова я позволю себе процитировать полностью.

Прекрасный образец той эпохи. Пересказывать своими словами нет смысла. Это надо читать в оригинале. Итак: «Своим непартийным поведением, своей небольшевистской работой Енукидзе создал такую обстановку, при которой любой белогвардеец легко мог проникнуть и проникал на работу в Кремль, часто пользуясь прямой поддержкой и высоким покровительством. Енукидзе должен быть наказан самым суровым образом, потому что он несет политическую ответственность за факты, происходившие в Кремле».

Оценили? Содрогнулись? Думаете, что в тот же момент распахнулись двери, появились костоломы с Лубянки и поволокли старого заслуженного большевика Авеля Сафроновича в расстрельный подвал, где его уже с нетерпением ждал исполнитель приговоров Блохин? Ошибаетесь. Понятно, что воображение после многолетней пропаганды либеральных СМИ рисует исключительно такую картину. Но так не происходило даже в пресловутом 1937 году. А тогда, в относительно вегетарианском июне 1935 года, и подавно. Ежов, старательно обрисовав шпионско-диверсионную деятельность Енукидзе, не делая паузы, предложил руководству страны вывести Енукидзе из состава ЦК ВКП (б).

Последовало долгое обсуждение вопроса, полное традиционной партийной софистики тех лет. Наконец слово предоставили самому Енукидзе. Он не стал каяться во всех своих грехах, не заверял старых товарищей, что умрет со словами любви к товарищу Сталину и кровью искупит свои многочисленные ошибки перед партией и народом. Напротив, гневно отмел все обвинения в свой адрес, переведя стрелки на НКВД: «Всякий поступающий работать в Кремль проходил определенный стаж проверки и лишь после этого зачислялся в штат. Проверка проходила с участием органов Наркомвнудела. Никто не принимался в Кремль без их отзыва. Это относится решительно ко всем сотрудникам».

А дальше начинается самое интересное. Переложив ответственность на чекистов, Енукидзе без лишних словесных пируэтов предложил своим товарищам снять себя с поста, как не оправдавшего высокого доверия. Но это не относится к личной жизни. Никаких фактов морального разложения и полной нравственной деградации Авель Сафронович не признал. Больше того, стал яростно отрицать факт сожительства с Мухановой. Можно подумать, именно этот эпизод имел хоть какое-то значение для выводов следствия. Даже если бы при каждой встрече с бывшей дворянкой Енукидзе ожесточенно плевал ей в лицо, для НКВД это ровным счетом ничего бы не значило. И старый большевик должен был понимать столь очевидные вещи.

Пленум проголосовал за вывод Енукидзе из ЦК. По стране чередой прокатились многочисленные партийные собрания, объяснявшие гражданам СССР суть деструктивной деятельности Авеля Сафроновича. А потом о нем внезапно забыли. Спустя месяц почти незаметно пройдут судебные заседания по «Кремлевскому делу», двоих фигурантов приговорят к расстрелу. По идее, это был громкий сигнал о виновности Енукидзе. Но о нем не вспоминали ни тогда, ни даже в июне 1936 года на очередном пленуме Центрального комитета. Словно никто и не собирался никогда арестовывать видного деятеля партии большевиков.

Так будет продолжаться, разумеется, недолго. Страна входила в эпоху большой нелюбви. Уже в феврале 1937 года за Енукидзе придут. 21 августа того же года он вместе с бывшим комендантом Кремля Петерсоном услышит вердикт Военной коллегии Верховного суда СССР: участие в заговоре с целью убийства Сталина в Кремле. Подсудимые будут признаны виновными и в тот же день без лишних проволочек поставлены к стенке. В «Кремлевском деле» будет поставлена жирная точка на долгие годы.

Однако вопросов без ответов остается немало. А основных версий существует всего две: был заговор с целью убить Сталина и никакого заговора не было. Давайте последовательно рассмотрим обе. Теперь уже торопиться некуда. Не то что участники событий, но уже и почти все их внуки ушли на суд Божий. Можно спокойно проанализировать известные нам сегодня факты, беспристрастно оценить их с точки зрения последовавших потом событий.

Начнем с классической версии. Заговор, несомненно, был, органы не могли так грубо ошибиться. Не говоря уже про гениального провидца Сталина. Существуют показания Мухановой и Розенфельд, система охраны Кремля действительно оставляла желать лучшего, а Енукидзе и Петерсон этим почему-то не занимались. В лучшем для них случае была проявлена политическая слепота, в худшем – расчет и при новом руководителе государства сохранить свои теплые места.

Давайте представим себе, что заговор действительно существовал и именно Енукидзе с Петерсоном его возглавляли. Есть ли у нас с вами неопровержимые факты? Да, таковые имеются. Правда, к ним нужно относиться критически, но и отметать их сразу нельзя. Речь идет о собственных показаниях интересующих нас людей. Давали они их с разницей в два с половиной месяца (Енукидзе – 11 февраля, Петерсон – 27 апреля) в разных городах (соответственно Харьков и Киев) и даже разным следователям. Но слишком уж идентичными были их рассказы. Нет, конечно, можно представить, что все показания были написаны в кабинете на Лубянке, а подследственные их просто подписали, даже не вчитываясь в содержание протокола.

Но есть нюансы. Существуют и показания Генриха Ягоды, косвенно подтверждающие основную версию: «Енукидзе активно готовит людей в Кремле и в его гарнизоне. Комендант Кремля Петерсон целиком им завербован, что он посвящен в дела заговора. Петерсон занят подготовкой кадров заговорщиков-исполнителей в Школе ВЦИК, расположенной в Кремле, и в командном составе кремлевского гарнизона». Можно, конечно, и их яростно отрицать. Но только до определенного этапа. Дело в том, что в дальнейшем тот же Ягода расскажет на допросе, что на следствии он покрывал Петерсона, а Енукидзе был весьма обеспокоен последствиями провала заговора.

Если отвлечься от сухого языка протоколов допросов многочисленных участников этого дела, то перед нами действительно немедленно возникнет достаточно стройный план действий всех участников. И главное, что расследование велось серьезно и по личному указанию Сталина. Важнейшее свидетельство Ягоды ни в коем случае нельзя недооценивать. Будь это утверждение лживым, оно бы никогда не появилось в протоколе допроса. В них вообще нет ничего лишнего. Любой сомневающийся может убедиться самостоятельно. За последние лет двадцать опубликовано великое множество протоколов по всем главным процессам в стране в 30-х годах. Картина везде одинаковая.

Предвижу вполне закономерный вопрос: а существовали ли объективные предпосылки для заговора старых большевиков с целью ликвидации Сталина? Что-то же должно было измениться в их сознании. Я удивлю сейчас многих: да, такие предпосылки существовали, и сознание, которое определяет бытие, вполне могло на определенном этапе измениться. Посмотрим внимательно на предшествовавшую этим событиям десятилетку. Умирает Ленин, создатель и идеолог партии, чей авторитет был возведен соратниками в абсолют. Руководителем государства становится Сталин. Но у его конкурентов стартовые позиции тоже весьма неслабые. Троцкий рассматривается военными как подлинный вождь, внутри партии пользуются уважением Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков. Отсюда и берет начало острая внутрипартийная борьба.

Поводов для нее было более чем достаточно. Во внутренней политике – неудовлетворенность результатами первой пятилетки и сосредоточение поистине необъятной власти в одних руках. Не будем забывать, что на тот момент не просто живы, но и находится в полном расцвете сил подавляющее большинство активных деятелей Гражданской войны и строительства коммунизма в стране. Они, громившие Колчака, Деникина и Врангеля, на многие вопросы имеют собственную точку зрения. И требуют, чтобы с ними считались.

Во внешней политике СССР тех лет наблюдался фактически полный разрыв с программными установками партии образца 1917 года. В этом аспекте характерен пример Коминтерна. Задуманный своими создателями как штаб грядущей мировой революции, он уже к началу 30-х стал фактически небольшой артелью, связанной с иностранным отделом ОГПУ. Принимать подобные изменения курса многие заслуженные деятели партии категорически не желали. И во всем винили Сталина, который нагло посягнул на главную цель их жизни – установление по всему миру диктатуры пролетариата.

Очень вредно жить в мире самодельных иллюзий. Герои этой главы Енукидзе и Петерсон относились именно к этой категории большевиков. Больше того, до вступления в игру группы Тухачевского эти двое были, пожалуй, самыми яркими носителями глухого недовольства политикой Сталина. Посмотрим пристально на Авеля Сафроновича. Несгибаемый человек, прошедший тюрьмы и каторгу, подполье и участие в государственном перевороте, в Гражданской войне, диктатуре пролетариата и военном коммунизме. Он отдал всю свою жизнь борьбе за свои идеалы. В этом однозначно преуспел.

Поставьте себя на его место. Дело, которому вы посвятили себя всего без остатка, рушится. Вы в бессильной злобе наблюдаете за пока еще незаметным большинству, но уже активно набирающим силу отходом от основных ленинских идей. Вы, обладающий серьезным опытом политической борьбы, отчетливо понимаете, к чему все идет. Тем более что Советский Союз готовится вступить в Лигу Наций. Не сокрушить ее до основания, как следовало бы, а стать составной частью оружия в руках мировых империалистов. Именно так оценивал эту организацию Ленин. Да и Сталин считал аналогично на определенном этапе.

Что вы станете делать в этом случае – молча наблюдать за полной катастрофой или попытаться предотвратить ее? Времени на раздумье у вас мало, того и гляди будет заключен Восточный пакт с Францией, Чехословакией и Великобританией. А это – фактическое воссоздание Антанты, в борьбе с которой в годы Гражданской войны вы одержали убедительную победу. И вот теперь выясняется, что все это было напрасно. А ради чего тогда не берегли себя и не давали пощады врагу? Ради чего была прожита вся жизнь? И вот вы, глядя на все это, понимаете: надо решительно действовать прямо сейчас. Можно долго спорить, когда вас озарит эта ценная мысль: в 1933 или 1934 году. Но не прийти к вам в голову она просто не может. Иначе вы просто не старый большевик.

Хорошо, скажет мне иной читатель, это все логично. Но как-то зыбко, нет неопровержимых фактов и железобетонных доказательств. А без них все доводы – не дороже снега в декабре. С этим я не спорю. Позволю только задать один вопрос: а существуют ли заговоры, в которых следствию удается получить полный набор убедительных улик? Вот, например, в феврале 1917 года депутаты Государственной думы устроили дворцовый переворот и избавились от Николая Второго. И что, оставили многочисленные улики своей антигосударственной деятельности потомкам? Нет, и именно поэтому мы вынуждены во многом реконструировать события. А в июле 1944 года офицеры вермахта подложили бомбу своему фюреру. Казалось бы, знаменитая немецкая педантичность. Все бумаги с планами и расчетами должны были бы сохраниться. Но нет, не случилось такого, и следствию во многом пришлось воспроизводить ход действий заговорщиков.

Как вы вообще это себе представляете: планы Енукидзе? Это что, будущий состав Политбюро и список лиц, подлежащих немедленному аресту? Или оставленный благодарным потомкам дневник с полным описанием встреч, переговоров и обсуждений планов убийства Сталина? Или, быть может, это заранее напечатанные в типографии первые постановления нового правительства СССР, чтобы в нужный момент их легко можно было бы расклеить на каждом столбе? Полноте, отсутствие улик – альфа и омега участия в заговоре. Кому, как не опытному подпольщику Енукидзе, об этом знать.

Совершенно очевидно, что даже самый зеленый следователь не рассчитывал найти под подушкой Петерсона план Кремля с обозначением крестиком места, откуда будет произведен выстрел в Сталина. А значит, единственным убедительным доказательством вины могут служить исключительно показания подозреваемых. И тут мы опять возвращаемся к удивительной похожести рассказов двух участников дела, данных в разное время, в разных городах и разным следователям.

Лично мне с трудом верится, что Енукидзе и Петерсон, опасаясь возможного провала, заранее договорились о своих показаниях следствию, чтобы гарантированно получить пулю в затылок. По крайней мере, никто из авторов, писавших по этой теме исследования, до такого не договорился. Но если допустить, что показания были заранее подготовлены в Москве чекистами, а им оставалось лишь подписать их, мы немедленно упираемся во вторую версию. Преднамеренная фальсификация заговора.

Обычно за исходную точку построения доказательной базы в ней берут личный конфликт между Сталиным и Енукидзе из-за проекта новой Конституции страны. Иосифа Виссарионовича можно обвинять во многом. И обвинять справедливо. Но одно несомненно: для того чтобы убрать одного только Авеля Сафроновича, ему вовсе не обязательно было арестовывать больше 100 человек, да еще и убеждать всех о наличии разветвленного террористического заговора.

Достаточно было просто инициировать соответствующее решение Политбюро. Кто-то сомневается, что оно было бы принято в нужной формулировке? Важно также учитывать, что то самое решение руководства страны «Об охране Кремля» вкупе со смещением с занимаемой должности Петерсона могло бы намекнуть всем на конфликт Сталина с Енукидзе. А публично демонстрировать окружающим свое отношение к соратникам было вовсе не в традициях вождя. Это первое.

Второе. Сегодня большинство историков и публицистов, рассуждающие про эпоху Сталина, уверяют, что Иосиф Виссарионович испытывал постоянный страх за свою власть. Примем это утверждение как данность. С этой точки зрения «Кремлевское дело» выглядит идеальным. Испугался, что Енукидзе (или кто-то под его тлетворным влиянием) покусится на пост Генерального секретаря и приказал Народному комиссариату внутренних дел сработать на опережение. Те успешно справились с поставленной задачей. Но в этом случае придется немедленно признать: меры, принятые по охране Кремля, вовсе не соответствуют атмосфере постоянного страха перед террористической атакой в широком спектре от белогвардейцев и фашистов до троцкистов. Ведь, по сути, все действия свелись только к передаче комендатуры в ведение НКВД. Как-то маловато будет, учитывая именно патологический страх.

Наконец, третье. Принято считать, что фальсификация «Кремлевского дела» была выгодна исключительно чекистам. Тем самым они рассчитывали поднять свой авторитет в глазах руководства страны, заметно пошатнувшийся после убийства Кирова. И действительно, потом последовал стремительный карьерный взлет Николая Ивановича Ежова. Но если внимательно посмотреть на ситуацию, то все тут же переворачивается с ног на голову.

«Кремлевское дело» как раз и пошатнуло авторитет чекистов, потому что именно НКВД отвечал за прием сотрудников на работу в Кремль. И то, что они прохлопали Муханову, дополнительных вистов им не добавляло. Не говоря уже о том, что сотрудники НКВД почему-то весь свой пыл сосредоточили на аморальном поведении Енукидзе, совершенно забыв про Петерсона. И главное: профессионалы могли бы придумать более убедительный заговор, чем союз настроенных на террор библиотекарей и телефонисток. Больно уж мелко. Сравните сами с масштабами 1937 года. Там в потенциальных убийцах Сталина фигурируют наркомы, их заместители, маршалы, комкоры и комдивы.

Мне представляется, что истина где-то посередине. Допускаю, что Енукидзе и Петерсон были очень недовольны Сталиным и на каком-то этапе начали склоняться к партийной оппозиции. Информация об этом рано или поздно должна была поступить в Народный комиссариат внутренних дел. Но серьезных доказательств не было – все на уровне домыслов. Это Тухачевского в 1937 году поставили под круглосуточное негласное наблюдение по разрешению Сталина. За два года до этого подобные методы еще не применялись. И тут, на счастье чекистов, появился донос на кремлевских телефонисток.

Их обработали, и они дали нужные следствию показания. Но вышло все не особенно убедительно. Именно поэтому последовало достаточно странное решение Политбюро, и Енукидзе с Петерсоном отправились не в подвал Лубянки, а на Украину, в Харьков и Киев соответственно. А вот потом, когда стали расследовать дело Тухачевского, про них вспомнили и, сопоставив все известные факты, поставили к стенке без лишних разговоров.

Позвольте, скажет кто-то, но Енукидзе в 1960 году посмертно реабилитирован как пострадавший от полного беззакония сталинских времен и даже был восстановлен в родной Коммунистической партии. В Советской исторической энциклопедии так и указывалось: «Пал жертвой клеветы и репрессий в период культа личности Сталина». Поскольку в следующей главе мы столкнемся с множеством расстрелянных и в дальнейшем оправданных, давайте я вам сразу кое-что объясню про эту самую реабилитацию. Дело в том, что подавляющее большинство повторяющих мантру про это явление не очень понимают, что это вообще такое.

Сам термин «реабилитация» был придуман лично Лаврентием Павловичем Берией в 1953 году как юридический. До этого его, разумеется, не было в отечественном уголовном праве. Введен он был после смерти Сталина с одной-единственной очевидной целью: в соответствии с действующим советским Уголовно-процессуальным кодексом оправдать осужденного, если приговор уже вступил в законную силу. Или чтобы прекратить следствие можно было при появлении так называемых «вновь возникших обстоятельств», каковые признавались возникшими после того, как вступал в законную силу обвинительный приговор по фальсификаторам следствия. Реабилитация в том виде, в каком она существует сегодня, – это фактически признание порядочным человеком.

Я предлагаю своим читателям самостоятельно ответить на вопрос, был ли Авель Сафронович Енукидзе, систематически совращавший малолетних девочек, порядочным человеком. Это вовсе не мое утверждение. Хорошо знавшая его Мария Сванидзе записала в своем дневнике как раз во время «Кремлевского дела»: «Он с каждым годом переходил на все более и более юных и наконец докатился до девочек в 9 – 11 лет, развращая их воображение, растлевая их, если не физически, то морально. Чтобы оправдать свой разврат, он готов был поощрять его во всем». Простите, но лично я товарища Енукидзе порядочным человеком считать не могу.