Глава 44
Обруч холодного черного камня сжал ей палец. Аэлина успела выхватить потайной кинжал, но рука разжалась сама собой, и кинжал с глухим стуком упал на паркет. Она моргала, глядя на капельки крови у себя на руке. Аробинну не понадобилось лезвие; он расцарапал ей ладонь своим острым ногтем. Поднеся ладонь ко рту, он быстро слизал ее кровь.
Потом он выпрямился. Кровь Аэлины блестела у него на губах.
У нее в голове установилась странная тишина. Лицо застыло. Кажется, даже сердце прекратило биться.
– Помигай, – приказал Аробинн.
Она повиновалась.
– Улыбнись.
Она повиновалась.
– Скажи, зачем ты вернулась в Рафтхол?
– Убить короля. Убить принца.
Аробинн снова наклонился к ней. Его нос терся о ее шею.
– Скажи, что ты меня любишь.
– Я люблю тебя.
– Имя! Произнеси мое имя, когда будешь говорить, что любишь меня.
– Я люблю тебя, Аробинн Хэмел.
Шее стало жарко от его дыхания. Аробинн негромко засмеялся и поцеловал ее в основание шеи.
– Думаю, мне это понравится.
Он отошел, восхищенно разглядывая ее бесстрастное лицо, все черты которого изменились, став опустошенными и чужими.
– Возьми мою карету. Отправляйся домой и выспись. Никому об этом не рассказывай. Не вздумай показывать кольцо своим друзьям. А завтра приезжай сюда после завтрака. Нас с тобою ждут великие замыслы. Мы преобразим наше королевство и Адарлан.
Она лишь смотрела и ждала.
– Ты поняла?
– Да.
Аробинн еще раз взял ее за руку и поцеловал черное кольцо.
– Спокойной ночи, Аэлина, – пожелал он, подводя к двери.
Мозолистые пальцы гладили ей спину.
Они уселись в карету Аробинна. Рована трясло от едва сдерживаемой ярости. Пока ехали, никто из троих не произнес ни слова.
Рован слышал все, о чем говорилось в гостиной. Эдион тоже. Он видел прощальный жест Аробинна. Жест собственника, заполучившего для своих забав новую, сверкающую игрушку.
Но даже у Рована не хватало духу потянуться к руке Аэлины и посмотреть кольцо.
Она сидела неподвижно, как кукла. Молчала. Просто сидела, тупо уставившись в стенку кареты.
Прекрасная, послушная кукла со сломанной волей.
«Я люблю тебя, Аробинн Хэмел».
Каждая минута доставляла ей неимоверную боль, но вокруг было слишком много глаз. Их оставалось много и потом, когда карета подъехала к жилищу Аэлины. Выйдя наружу, все трое ждали, когда карета Аробинна скроется за поворотом. Только тогда они решились войти и подняться наверх.
Все окна были плотно зашторены. Горело две или три свечи. Их пламя освещало золотистого дракона, вышитого на спине роскошного черного платья Аэлины. У Рована перехватило дыхание, когда он увидел ее стоящей посреди комнаты. Рабыня, ожидавшая приказаний.
– Аэлина! – хрипло окликнул ее Эдион.
Она протянула руки и повернулась.
Потом сняла с пальца черное кольцо.
– Вот чего на самом деле он хотел. Честно говоря, я ждала чего-нибудь более впечатляющего.
Аэлина бросила кольцо на столик возле дивана.
– Он не догадался проверить вторую руку Ставана? – хмуро спросил Рован.
– Нет.
Аэлине до сих пор было не по себе от разыгранной роли. Это попахивало предательством по отношению к самой себе. Особенно когда на шее висел амулет Оринфа, струивший совсем иную силу. Какой же зовущей была эта сила.
– Мне хоть кто-нибудь объяснит, что́ все это значит? – не выдержал Эдион.
Лицо ее брата было бледным как полотно. Белки глаз бешено сверкали. Он смотрел то на кольцо, то на Аэлину.
Ей пришлось помучить своих мужчин, сохраняя маску послушной марионетки Аробинна. Предводитель ассасинов не сомневался, что его дьявольская затея удалась. Аэлина прошла в другой конец комнаты, держа руки по швам. Ей хотелось сорвать с себя Ключ Вэрда и запустить им в стену.
– Прости меня, Эдион. Откуда тебе знать…
– Конечно! Откуда мне знать? – взбеленился Эдион. – Или ты думаешь, я не умею держать язык за зубами?
– Рован тоже ничего не знал вплоть до вчерашнего вечера.
Боги милосердные! Как она разговаривает со своими придворными?
– После этого я что, должен почувствовать облегчение? – продолжал кипятиться Эдион.
– Думаю, что да, – невозмутимо ответил Рован. – Особенно если учесть, чего нам это стоило.
– Ну объясните мне хоть что-нибудь, – растерянно мотая головой, попросил Эдион.
Аэлина взяла кольцо. Сосредоточиться. Она должна сосредоточиться на этом разговоре. Потом она надежно спрячет амулет. Эдион и не подозревал, что́ висит у нее на шее и с каким могущественным оружием она вернулась от Аробинна.
– Помнишь, я тебе рассказывала, как на Вендалине я сражалась против демонов из окружения генерала Наррока? Так вот: Нарроку удалось на короткое время преодолеть сопротивление демона и… стать самим собой. Он меня предостерег и поблагодарил за то, что я дарую ему освобождение через смерть. Когда я отправилась ловить Аробинну демона, то выбрала самого слабого, неспособного в должной мере повелевать человеческим телом. Человек, в которого вселился демон, устал мучиться и жаждал избавления.
Аэлина умолчала про то, что Ставан не до конца утратил совесть и что после всех ужасов, сотворенных им по приказу демона, смерть виделась ему лучшим исходом.
– Зачем ты это сделала?
Обычный разговор давался ей с трудом.
– Чтобы через смерть даровать ему освобождение от власти демона. Но прежде он должен был сообщить Аробинну заведомо ложные сведения. Он убедил Аробинна, что нужно обязательно слизать капли крови того, кому ты надел кольцо. Тогда этот человек окажется в твоей полной власти.
Аэлине хотелось растоптать кольцо или вышвырнуть в окно. Она обуздала порыв. Возможно, кольцо еще пригодится.
– Когда-то ты отказался от королевского подарка, заменив его искусной подделкой. Я воспользовалась твоей стратегией. У Лисандры есть потрясающий ювелир, который изготовил не менее искусную подделку. А палец с настоящим кольцом я отсекла этому бедняге еще вчера. Если бы Аробинн догадался снять с него вторую перчатку… думаю, отсутствие пальца его бы насторожило.
– Но ведь на осуществление твоего замысла понадобилась не одна неделя.
Аэлина кивнула.
– Не понимаю! – воскликнул Эдион. – Зачем тратить столько времени и сил? Не проще ли было убить этого мерзавца?
– Мне требовалось узнать. – Аэлина вернула кольцо на стол.
– О чем? Разве ты прежде не знала, какое чудовище этот Аробинн?
– Я должна была убедиться в его безраздельном коварстве. Я предполагала, как он себя поведет, однако… Это было его последней проверкой. Он окончательно раскрыл свои карты.
Эдион все не мог успокоиться.
– Но ведь он мог превратить тебя в свою покорную рабыню. Он прикасался…
– Я знаю, к чему он прикасался и что хотел сделать.
Аэлина и сейчас ощущала на себе это прикосновение. Но оно казалось пустяком по сравнению с тяжелым грузом, висящим на тонкой золотой цепочке.
– Зато теперь мы знаем, – добавила она, дотрагиваясь до царапины, оставленной ногтем Аробинна.
«Лучше бы мне не знать», – подумала она.
Не сняв выходных нарядов, Аэлина и Рован разглядывали амулет, который теперь лежал в ее спальне, на столе возле очага.
Аэлина сняла амулет, едва за нею и Рованом закрылась дверь. Эдиону пока решили не говорить. Брат отправился на крышу нести вахту. Аэлина плюхнулась на диван. Рован сел рядом. Оба молчали, разглядывая амулет. Пламя свечей придавало лазури зеленоватый оттенок.
– Сначала я хотел, чтобы ты проверила амулет – не подделка ли. От Аробинна можно ждать чего угодно, – сказал Рован, не сводя глаз с Ключа Вэрда. – Но теперь я чувствую: это подлинная вещь. От нее исходит какое-то невидимое сияние.
Аэлина уперлась локтями в колени. Черный бархат слегка зашуршал.
– Должно быть, в прошлом люди думали, что магическая сила исходит не от самого амулета, а от того, кто его носит, – сказала она. – Так было с моей матерью… да и с Брэнноном, наверное.
– А твои отец и дядя? Ты говорила, что у них магические способности почти не проявлялись.
Аэлине казалось, что барельеф оленя, вырезанного из слоновой кости, смотрит прямо на нее. Бессмертная звезда между его рогами поблескивала, как расплавленное золото.
– Они обладали прекрасной интуицией. Разве можно найти лучшее место, чтобы спрятать сокровище, чем шея какой-нибудь особы королевской крови?
Рован напрягся, когда Аэлина протянула руку и быстро перевернула амулет. Металл был теплым. Тысячелетия, прошедшие со дня его изготовления, не оставили на его поверхности никаких следов.
Как она и помнила, на обратной стороне было вырезано три знака Вэрда.
– Тебе что-нибудь известно об их значении? – спросил Рован, подвигаясь ближе к ней.
Их бедра соприкоснулись. Почувствовав это, Рован тут же отодвинулся. Но жар, идущий он него, все равно проникал через черный бархат платья.
– Таких знаков я нигде не встречала.
– А вот этот знак я видел. – Рован указал на левый. – В тот день он вспыхнул у тебя на лбу.
– Клеймо Брэннона, – тихо сказала Аэлина. – Знак незаконнорожденных и безымянных.
– И что, в Террасене никто не присматривался к таким символам?
– Если и присматривались, то вслух не говорили. Возможно, делались соответствующие записи в родословных грамотах. Сами грамоты хранились в библиотеке Оринфа.
Аэлина впилась зубами в нижнюю губу.
– Библиотека была в числе первых мест, которые адарланский король сравнял с землей.
– Возможно, служителям удалось спрятать или вывезти грамоты королевской семьи и придворных.
– Возможно, – сказала Аэлина, почувствовав отзвук давней боли. – Это мы узнаем только после возвращения в Террасен.
Она постучала ногой по ковру:
– Нужно спрятать амулет.
В гардеробной у нее имелся тайник. Под незакрепленной половицей находилась вместительная ниша, где Аэлина хранила деньги, оружие и драгоценности. И Эдион не будет донимать расспросами. В своем нынешнем состоянии она бы не рискнула носить амулет даже под одеждой. Это можно будет себе позволить, но не раньше, чем они вернутся в Террасен.
Время шло. Аэлина смотрела на амулет и не двигалась.
– Прячь, если собралась, – не выдержал Рован.
– Я не хочу к нему прикасаться.
– Если бы можно было так легко пробудить его силу, твои предки давно бы распознали тайну амулета.
– Тогда бери сам.
Рован выразительно на нее посмотрел.
Усилием воли Аэлина очистила мозг от мыслей и потянулась за амулетом. Рован замер. Вот тебе и храбрый фэйский воин.
Ей казалось, что она держит в руке тяжелый мельничный жернов. Но первоначальное ощущение пропасти, наполненной силой, исчезло. Казалось, амулет впал в спячку.
Аэлина перенесла амулет в гардеробную, где отвернула ковер и сдвинула половицу. Рован прошел следом и встал у нее за спиной.
Аэлина стояла на коленях перед отрытой нишей. Оставалось лишь взять амулет Оринфа и опустить в нишу. И вдруг она почувствовала, как в нее проникла… это было похоже на нить, но не нить. Правильнее сказать, узкая струйка ветра, словно некая сила перешла от Рована к ней. Казалось, узы, связывающие их, ожили, и она почувствовала, что́ значит быть Рованом.
Амулет с глухим стуком улегся в нишу.
– Что? – спросил Рован.
Аэлина обернулась к нему:
– Я почувствовала… тебя.
– Как?
Аэлина рассказала ему о силе, что проникла от него к ней, позволив на мгновение ощутить себя в его шкуре.
Рован был далеко не в восторге от услышанного.
– В будущем это может пригодиться.
– Ты всегда и во всем рассуждаешь с позиций воина, – нахмурилась Аэлина.
Рован лишь пожал плечами.
«И как только он выдерживает такой груз силы?» – подумала она.
Даже без магии Рован был способен стереть противника в порошок, а в несколько продуманных и точно нанесенных ударов мог бы обрушить ее жилище.
Одно дело – знать. Она и раньше знала. Но почувствовать это… Рован был едва ли не самым сильным из ныне живущих фэйцев. Интересно, а как его воспринимало сознание обычного человека? Скорее всего, наравне с валгскими демонами. Фэйцы и валги были одинаково чужды людям.
– Наверное, ты прав. Сила амулета не повинуется слепо моей воле, – помолчав, сказала Аэлина. – Иначе после каждой вспышки королевского гнева моих предков от Оринфа оставались бы одни развалины. Должно быть, сила Ключей Вэрда нейтральна. Важно, в чьих руках они оказываются. В руках чистых сердцем они творят только благо. Потому Террасен и процветал веками.
Аэлина вернула на место половицу, прихлопнув ее ладонью. Следом улегся отогнутый участок ковра.
– Можешь поверить мне на слово: твои предки отнюдь не были образцом святости, – с усмешкой сказал ей Рован.
Он протянул Аэлине руку, помогая ей встать. Она ощупью взяла его тяжелую мозолистую руку. Такую не сломаешь. Обладатель руки убьет тебя раньше, чем ты попытаешься. Но эта рука умела быть мягкой и нежной с теми, кого Рован любил и оберегал.
– Возможно. Только вряд ли в моем роду были ассасины. Ключи Вэрда способны усилить черноту сердца, которое уже черно. Или взрастить благородство в изначально чистом сердце. Я что-то не слышала о сердцах, застрявших где-то посередине.
– Волнение выдает твои намерения, – снова усмехнулся Рован.
Аэлина потопталась на ковре, проверила, не выдает ли скрип половиц местоположение ее тайника. Снаружи послышались раскаты грома.
– Хочется думать, что это не знак, – пробормотала она.
– Да пребудет с нами удача, – сказал Рован.
Они вернулись в спальню.
– Будем следить за развитием событий, – продолжал он. – Если окажется, что Темное Владычество затягивает тебя, обещаю вернуть тебя обратно, к свету.
– Приятно слышать.
Над Рафтхолом снова прогрохотал гром. Гроза стремительно надвигалась на город. Может, и к лучшему. Заодно и голову ей прочистит.
Аэлина полезла в коробку, принесенную Лисандрой, и достала оттуда еще один предмет.
– А ювелир Лисандры и впрямь очень талантлив, – заметил Рован.
В руках у Аэлины была копия амулета. Ювелир с поразительной точностью воспроизвел размеры, цвет и даже вес. Мастерская подделка заняла свое место на туалетном столике.
– Это избавит меня от излишних вопросов.
К часу ночи ливень ослабел, превратившись в моросящий дождь. Аэлина по-прежнему несла вахту на крыше, сменив Эдиона. Рован ходил взад-вперед перед холодным очагом, ожидая ее возвращения. Около полуночи заглянул Шаол – рассказать Эдиону о наблюдении за особняком Аробинна. Эдион предлагал ему переждать дождь, но капитан ответил, что у него хороший плащ, и исчез за водной стеной.
Ровану надоело ждать.
Не замечая дождя, Аэлина стояла, повернувшись лицом к западу. Она смотрела не на сверкающую громаду стеклянного замка, а просто на город.
Ровану вспомнился их разговор. Да, предки Аэлины не были образцами святости и благочестия. Он тоже не святой. Главное – его прошлое не отпугивает ее. Он хотел сказать ей об этом и сказал бы. Но этот ее наряд, потом мысленный разговор. То и другое породило в голове Рована некоторую сумятицу.
В тусклом свете редких уличных фонарей поблескивали ее золотые гребни и дракон на спине платья.
– Дождь угробит тебе платье, – сказал Рован.
Аэлина обернулась. Лицо ее было бледным, как рыбье брюхо. От краски на веках по щекам тянулись тонкие черные полоски. Глаза Аэлины были полны гнева, душевной боли и, как ни странно, чувства вины. Рован даже согнулся, словно его ударили в живот.
– Я все равно больше никогда не надену это платье. – Она вновь повернулась к городу.
– Аэлина, если тебе не хочется… своими руками, я готов… вместо тебя, – сказал Рован, становясь рядом.
После того, что Аробинн пытался с нею сделать и в кого превратить… Они с Эдионом подарят предводителю ассасинов очень долгую и очень мучительную смерть.
Аэлина смотрела туда, где находилась Башня ассасина.
– Я сказала Лисандре, что она может оборвать его жизнь.
– Почему?
Аэлина плотно обхватила мокрые плечи.
– Лисандра заслужила это право больше, чем кто-либо. Больше меня. Больше вас с Эдионом.
Так оно и было.
– Ты уверена, что ей не понадобится наша помощь?
Аэлина покачала головой. С гребней и выбившихся прядок полетели брызги.
– Шаол за всем проследит.
Она стояла, расправив плечи и подняв голову. Ее пальцы крепко сжимали локти. Губы тоже были плотно сжаты. Рован поймал себя на том, что любуется ее профилем.
– Я понимаю: после всего, что было, сожалеть о невозможности иного выхода… глупо, – прошептала Аэлина, хватая ртом воздух. – Он был дрянным человеком. Он хотел подчинить меня своей воле и с моей помощью получить власть над Террасеном. Быть может, он даже намеревался стать королем и заставить меня родить ему наследника.
Она содрогнулась всем телом. Вместе с нею задрожал и золотистый вышитый дракон.
– И в то же время… если бы не он, я бы тогда пропала. Или потом. Я часто представляла, с какой радостью оборву его жизнь. А сейчас – ничего, кроме пустоты и усталости.
Рован обнял ее, прижав к себе. От нее веяло ледяным холодом. Рован не знал, чему уподобить чувства, бурлившие в душе. Нечто похожее он бы испытывал, если бы ему приказали убить Маэву, а вместо него это сделал кто-то из его когорты. Тот же Лоркан.
Аэлина повернулась к нему. Рован безошибочно уловил и ее тщательно скрываемый страх, и это проклятое чувство вины.
– Завтра тебе нужно будет выследить Лоркана. Я хочу знать, выполнил ли он мое, с позволения сказать, поручение.
Ее интересовало, расправился ли Лоркан с гончими Вэрда, или они расправились с ним. Тогда исчезнет главное препятствие для освобождения магии.
Боги милосердные! Лоркан стал его врагом. Рован прогнал эту мысль.
– Мне что же, убить его, если понадобится?
Аэлина с трудом сглотнула:
– Рован, здесь я не могу тебе приказывать. Поступай так, как сочтешь нужным.
Ровану было бы легче услышать однозначный приказ. Но Аэлина давала ему право выбора. Она понимала, сколько веков связывали Рована с Лорканом, и оставляла решение за ним самим…
– Спасибо.
Аэлина опустила голову ему на грудь. Острые концы гребней впились в его тело. Рован вытащил сначала один гребень, затем и второй. Они были настоящими произведениями искусства.
– Гребни продай, – сказала она. – А платье… сожги.
– Как скажешь. – Рован убрал гребни к себе в карман. – Конечно, жаль сжигать такое красивое платье. Думаю, увидев тебя в нем, враги попадали бы к твоим ногам.
Он сам был готов пасть к ее ногам, когда впервые увидел на ней это платье.
Аэлина не то усмехнулась, не то всхлипнула. Она обняла Рована за талию, чтобы согреться. Мокрые волосы Аэлины разметались. Запахи жасмина, алоизии и тлеющих углей перебивали запах миндаля, чему Рован был только рад.
Он стоял со своей королевой под дождем, вдыхал ее запах и был готов так стоять столько, сколько ей понадобится.
Дождь превратился в легкую влажную пыль. Аэлина вынырнула из забытья, обнаружив, что стоит с Рованом на крыше и он согревает ее своим телом.
Фэец стоял неподвижно, похожий на статую. Свет фонарей красиво золотил его нос и выступающие скулы. А на другом конце города, в хорошо знакомой ей комнате, Аробинн сейчас истекал кровью. Или уже был мертв.
Аэлине показалось, что замо́к, который ей никак не удавалось открыть, наконец-то щелкнул и поддался.
Рован повернул голову. И с его серебристых волос капал дождь. Черты его лица чуть смягчились. В них появилось что-то зовущее и даже беззащитное.
– О чем ты сейчас думаешь? Расскажи, – шепотом попросил он.
– Я думаю о том, как просто вывести тебя из равновесия. Достаточно лишь признаться, что я очень редко надеваю нижнее белье.
У него блеснули зрачки.
– Принцесса, какой смысл делать это?
– А какой смысл этого не делать? – игриво спросила Аэлина.
Ей показалось, что Рован мучительно решает, обнимать ли ее дальше или разжать руки.
– Мне жаль иноземных посланников, которым придется иметь дело с тобой.
Аэлина улыбнулась. Ей захотелось совершить какой-нибудь безрассудный, бесшабашный поступок. Сегодня, оказавшись в подземелье Башни ассасина, она вдруг поняла, до чего устала. Устала от смерти, ожидания и необходимости прощаться.
Ей захотелось взять в ладони лицо Рована. Его кожа была такой гладкой, а скулы – такими красивыми и четкими. Аэлина протянула руку.
Она ждала, что Рован отстранится, но он просто смотрел на нее. Нет, он смотрел в нее, как делал всегда. Они друзья, но их связывает больше чем дружба. Много больше. Она это давно знала. Просто не хотела признаваться. Аэлина осторожно провела большим пальцем по его скуле, скользкой от дождя.
Ее обожгло вспыхнувшим желанием. Какой же дурой она была, убегая от желания, отрицая его. Аэлина вспомнила, как просыпалась по утрам и рука сама тянулась на пустую половину кровати. Она и тогда пыталась себя уверить, что ей никто не нужен. Одно слово, дура.
Аэлина протянула и вторую руку к лицу Рована. Его глаза сомкнулись с ее глазами. Дыхание стало прерывистым. Ее палец скользил по узорам татуировки на его виске.
Его руки обняли ее чуть крепче. Большие пальцы Рована переместились с ее талии чуть выше. Аэлина едва удерживалась, чтобы не выгнуть спину, наслаждаясь его прикосновением.
– Рован, – прошептала она.
Имя-мольба, имя-молитва. Ее пальцы двигались по его щекам и…
Молниеносным движением Рован вдруг схватил сначала одну ее руку, потом другую и буквально отодрал их от своего лица. Он негромко рычал, будто рассерженный зверь. Мир вокруг Аэлины замер. Стало очень холодно.
Отбросив ее руки, как тлеющие головешки, Рован попятился. Его зеленые глаза погасли. Аэлина давно не видела их такими тусклыми. У нее перехватило дыхание. Потом раздались его слова:
– Больше этого не делай. Больше не трогай меня… так.
У Аэлины зашумело в ушах. Лицо вспыхнуло.
– Прости, – едва слышно произнесла она.
Боги милосердные!
Ему было больше двух тысяч лет. Он – бессмертный фэйский воин. А она…
– Я не подумала… – Аэлина попятилась к люку. – Прости меня, – повторила она. – Не обращай внимания.
– Ладно, – буркнул Рован, тоже направляясь к люку. – Договорились.
Он скрылся в проеме люка. Аэлина осталась. Ошеломленная. Озябшая. С маслянистыми черными разводами на щеках.
«Больше не трогай меня… так».
Четкая линия, проведенная по песку их отношений. Разграничительная черта, потому что бессмертному Ровану больше двух тысяч лет, потому что у него была идеальная возлюбленная, которую никто не заменит. А она… Она – молодая, неопытная. Она – его карранам и его королева. Этого достаточно, и большего он не хотел. Не будь она такой безрассудной, невнимательной дурой, могла бы и сама понять нехитрую разницу между огнем желания в его глазах и готовностью это желание утолить. Возможно, Рован ненавидел себя за то и за другое.
Боги милосердные! Что она наделала?
Потоки дождя струились по оконным стеклам, отбрасывая тени на паркет и расписные стены спальни Аробинна.
Лисандра выжидала, вслушиваясь в звуки грозы и ровное дыхание того, кто лежал рядом с нею. Аробинн крепко спал.
Если делать то, что она собралась, надо действовать сейчас, пока он крепко спит и пока шум дождя заглушает почти все звуки. Темизия – богиня диких зверей – дала ей свое благословение. В детстве эта богиня покровительствовала Лисандре. Говорили, что Темизия продолжает заботиться обо всех зверях, посаженных в клетку.
В записке, тайком переданной ей Аэлиной, было всего три слова. Записка и сейчас лежала в потайном кармане ее панталон.
«Он целиком твой».
Подарок. Подарок от королевы, которой больше нечего подарить безымянной шлюхе с печальной и жалкой судьбой.
Лисандра повернулась на бок. Аробинн любил спать без одежды. Копна рыжих волос, закрывавшая лицо, подрагивала от его дыхания.
Он и не догадывался, кто снабдил Аэлину подробностями насчет Кормака. Аробинн считал Лисандру пустенькой, тщеславной дурочкой. Образ дурочки был ее любимой уловкой, верно служившей с самого детства. Ее второй кожей. Аробинн полагал, что Лисандра годится только для постельных утех. Поразительная беспечность. Появись у него хоть малейшее подозрение, он бы не лег спать с кинжалом под подушкой и не позволил бы Лисандре остаться в его постели.
Сегодня он был груб с нею. На руке наверняка остался след от его железных пальцев. Он чувствовал себя победителем, он наслаждался своим триумфом. Что ему такая игрушка, как Лисандра, если он получил безраздельную власть над другой, блистательной и более совершенной?
Лисандра мысленно усмехнулась, вспомнив гримасу, промелькнувшую на его лице во время обеда. Аробинн увидел, что Аэлина и Рован не слушают его, улыбаясь друг другу. Все остроты Аробинна, все его истории били мимо цели. Аэлина растворились в глазах Рована и не замечала никого другого.
Интересно, поняла ли это сама королева? Рован понял. Эдион тоже. Понял и Аробинн. С появлением в ее жизни Рована Аэлина перестала бояться своего бывшего хозяина. Аробинн оказался лишним и таким же неуместным, как его застольные шутки.
«Он целиком твой».
После отъезда Аэлины Аробинн где-то полчаса кружил по дому, наслаждаясь одержанной победой. Потом позвал своих головорезов.
Подробностей совещания Лисандра не слышала, однако было нетрудно догадаться, что первой целью Аробинна окажется фэйский принц. Рован мешал Аробинну, а потому его надлежало убить. Предводитель ассасинов с ненавистью глядел, как королева и ее принц держатся за руки и улыбаются друг другу, вопреки тому, что оказались в столь жутком месте. Еще тогда Лисандра прочла в глазах Аробинна смертный приговор, вынесенный Ровану.
Рука Лисандры скользнула под подушку. Аробинн не шевельнулся. Его дыхание оставалось ровным и глубоким.
Аробинн никогда не страдал от бессонницы. После убийства Сэльва он спал сном младенца и не слышал тихих рыданий Лисандры.
Когда-нибудь она встретит новую любовь. Неожиданную, крепкую, всепоглощающую. Любовь, сравнимую с началом и концом вечности. С судьбоносным событием, меняющим мировую историю.
Пальцы Лисандры сжали прохладную рукоятку стилета. Куртизанка вновь перевернулась на спину. Обычное состояние человека, которому не спится. Стилет оставался зажатым в ее руке.
Вспышка молнии, словно ртуть, растеклась по лезвию.
За Сэльва. За Саэма. За Аэлину.
И за себя. За ту бездомную девчонку, которой она была когда-то. За семнадцатилетнюю девушку, чью невинность Аробинн купил в день смотрин. За женщину, какой она стала. За ее исполосованное сердце, невидимая рана которого продолжала кровоточить.
Лисандра удивилась, насколько легко ей оказалось сесть на постели, наклониться и перерезать Аробинну горло.
