Глава 14
Действовать, действовать быстро!

Просто кричать о школьном насилии – это безрезультатно. Нужно предлагать конкретные решения. И я хочу бороться до тех пор, пока их не найду.

Поскольку были зарегистрированы смерти по причине насмешек, Сеголен Руаяль, министр школьного образования с 1997 по 2000 год, выдвинула законодательный проект по борьбе с этим варварским явлением. Получается, когда хотим – мы можем.

Прежде всего не надо обманывать себя. Речь идет о насилии не только в школе, но и за ее пределами. По большому счету детей продолжают преследовать на улицах, дома посредством сообщений… Все средства хороши.

Феномен травли потому и стал таким серьезным и опасным – он не ограничен школой. Маленькая жертва не имеет возможности расслабиться ни на минуту, отдохнуть, перевести дух дома, в безопасности. В тишине можно было бы довериться братьям, сестрам, родителям. Должно быть, очень сложно возвращаться в класс, когда понимаешь, что даже дома не сможешь восстановить свои силы. Смс сыплются, сообщения на «Фейсбуке» летят как бомбы… Битва продолжается всю ночь, если это необходимо.

«Министерство образования обязано защищать учеников от всех типов насилия, включая мелкое ежедневное, которое, несмотря на то что не особо заметно, становится причиной более трагических событий» такова официальная политика, о которой в рамках «преобразования школ» заявил Винсент Пейон. С ноября 2012-го среди школьного персонала были отобраны 500 человек, ответственных за безопасность и предотвращение. Где они, кто они?

Неудивительно, что они невидимы. 500 человек на 64 000 школ и 12 миллионов учеников – это просто смешно. Не нужно оставлять детей один на один с мучителями и с трусостью приятелей, которые не осмеливаются подняться против группы насмешников. Не нужно ждать чьей-то смерти, чтобы начать шевелиться. Тушить пожары – это хорошо. Но гораздо лучше их не допускать.

В общественных местах с целью защиты от курения установлены детекторы дыма. Если бы только существовали детекторы тиранов и детекторы жертв! Если бы в случае опасности включалась сирена как при пожаре!

Сегодня преподаватели, воспитатели и все, кто следит за детьми в школах, недостаточно обучены, чтобы учуять драму, которая назревает. Нужен специальный персонал. Например, медсестры, которые могли бы хранить молчание и чувствовать, каким детям нужна помощь. Или можно было бы организовать дежурство возле домов таких детей. Следует привлечь внимание всех воспитателей к данной проблеме и научить их определять конфликты на ранних стадиях. Некоторые преподаватели, например, физруки, пригодились бы, чтобы определять наиболее хрупких учеников. Есть сигналы, просто нужно их знать.

Нужно знать, что школьная травля может выражаться в форме физического или психологического насилия. Если с первым все понятно – не так трудно заметить синяки, удары, швыряние предметами, жесты или опасные игры во время школьных перемен. Во втором случае речь идет о постоянных оскорблениях, всеобщем бойкоте, угрозах, шантаже, клеветнических слухах… Иногда тираны совмещают физические и психологические атаки.

Я настаиваю на том, что колледж – это опасное место. В начальной школе ребенок постоянно под наблюдением одной учительницы, которая может заметить изменения в его поведении. Иногда она даже сопровождает детей в столовой, на переменах, в туалете… Можно понять, когда ребенок замыкается в себе, отвергается другими, плохо играет или плохо ест. В колледже преподаватели меняются каждый час. Иногда они не видят учеников по две недели. Система устроена так, что преподаватели не знают, что происходит между занятиями: в коридорах, столовой, школьном дворе… Нет их также в раздевалках – этом ужасном замкнутом пространстве, куда нет доступа учителям физкультуры и где ты, Марион, ощущала себя загнанной в ловушку.

В начальной школе можно принимать какие-то предупредительные меры. Но как уследить за всеми учащимися колледжа? На мой взгляд, есть только одно средство, которое могло бы позволить сократить риски: проведение уроков в одном классе. Преподаватели, наоборот, переходили бы из одного зала в другой. Это помогло бы избежать преследования в коридорах, когда одного ученика окружают всей группой. Это также принуждало бы учеников держать себя в руках, поскольку после урока тут же начинался бы следующий. Было бы также покончено с опозданиями и давкой на лестницах.

В некоторых частных школах расписание занятий в колледже похоже на расписание в начальной школе. Иначе говоря, дети находятся в школе с 9 до 16 часов. Тогда как в большинстве школ дети предоставлены самим себе уже в 15 и вполне могут быть зажаты в угол своими преследователями прямо на улице.

Мне также кажется, что преподаватели должны собираться каждые две недели и подводить итоги по каждому отдельно взятому классу. Высказывать предположения, сравнивать впечатления… Тогда есть шанс обнаружить ребенка в беде и защитить его, помочь, а тех, кто сделал ему больно, – наказать.

Наконец, я не понимаю, почему вообще допускают нарушения дисциплины. Есть правила, которые необходимо соблюдать, чтобы человеческое общество функционировало гармонично. В данном случае, ослабляя требования дисциплины, мы предаем наиболее слабых детей закону джунглей. Сильнейшие, глупейшие, менее работящие оказываются на высоте, какая жалость!

Дисциплина должна сопровождаться призывом к необходимости быть толерантными по отношению к другим, несмотря на их уровень знаний, культурный или социальный уровень, цвет кожи, характер, личностные особенности… Мы все разные. Это наше общее богатство. Можно было бы создать систему опекунства внутри школ, где каждого ученика приставляли бы к старшему или более сильному. Сплоченность группы и чувство команды никогда не повредят.

Но взрослые должны все равно всегда быть рядом, всегда! В классе или в головах учеников. Классный руководитель должен не только появляться на родительских собраниях и получать премию по 300 евро в месяц!

Да, сейчас я обращаюсь ко взрослым. Вспомните кубок мира по футболу, когда в 2010-м Раймон Доменек оставил свою команду и каждый стал играть сам за себя. Тогда один из игроков стал жертвой всеобщей травли. Над ним насмехались в раздевалках, поскольку он был еще совсем мальчишкой. Новый тренер, Дешам, собрал лучших игроков и избавился от тех, кто вредил атмосфере, как бы хорошо они ни играли. Чемпионат мира в 2014-м прошел отлично. Футболисты чувствовали себя свободно, многие были на высоте. Так и в классе: это задача преподавателя – вдохновлять коллектив.

Нужно избавляться от школьных фобий, которые часто являются результатом школьной травли, но еще и усугубляются чувством одиночества, которое просто раздирает жертву. Это преступление – позволять ребенку замыкаться в себе, скатываться в анорексию или булимию, разочаровываться в учебе, убегать в наркотики, соскальзывать в депрессию…

Когда от школьной травли умирает ребенок Республики – умирает каждый из нас, наша молодость, наше будущее, наша страна! Какое право мы имеем писать на школьных зданиях лозунг «Свобода, равенство, братство», позволяя детям внутри страдать от оскорблений и плохого обращения?

Мы с отцом всегда старались привить тебе республиканские ценности. Когда Кларисса и Батист подрастут, мы тоже будем учить их этому. Мы будем повторять, что преуспеть в школе – значит преуспеть в жизни. Когда я была маленькой, мы получали хорошие оценки и это было очень почетно. Сейчас в глазах большинства школьников «преуспеть» означает «быть популярным, иметь много товарищей».

Больше немодно оставаться на второй год, это стоит слишком дорого, речь даже идет об отмене такой возможности. Сейчас дети имеют право один раз остаться на второй год в начальной школе и один раз в колледже. В 6-й класс приводят детей, от которых все устали в начальной школе, а другие приходят в 3-й класс с уровнем СМ2. После окончания они никому не нужны, это лишние люди, оставленные на краю дороги.

Никто не ждет от оставленных на второй год прогресса. Все потому, что никто не берет на себя ответственность за них. Им не помогают восполнить пробелы. Они смотрят фильм, не имея очков, чтобы смотреть, а на второй год понимают еще меньше, чем в первый. Следует относиться к ним с особым вниманием и объяснять, что в том, что их оставили на второй год, нет ничего плохого. Это, наоборот, шанс для них, подарок.

Таких детей часто не принимают остальные. Если у них темперамент главарей, они могут собрать вокруг себя кучку таких же неудачников – из таких и получаются тираны.

Когда родители пытаются привить ребенку свои ценности, они порой ощущают себя в ловушке. Их врагом становится телевизор. Некоторые англоязычные сериалы показывают крайне неоднозначный образ подростка: наркотики, алкоголь, беспорядочные половые связи. Хочется поубивать всю молодежь, когда смотришь все эти фильмы про девочек, которые устраивают глупые соревнования: кто самая красивая, самая смазливая. Карьера и ум больше не являются приоритетными ценностями.

Это мир без ориентиров. Мир, где ты не преуспел в жизни, если не завел себе страничку на «Фейсбуке» до 13 лет и не куришь всякую ерунду, как все. Помнишь, Марион? Ты должна была ссылаться на свои проблемы с астмой, чтобы отказываться от сигарет. И ты чувствовала себя ничтожеством, поскольку у тебя не было, как у остальных, сумки Longchamp.

Мир, где принцессами становятся шлюхи. Где порноактрисы – звезды и вдохновительницы известных кутюрье. Нужно, чтобы подростки перестали верить в то, что это означает «преуспеть в жизни».

Я хочу создать ассоциацию, но не для того, чтобы переделывать мир. Я хочу по мере своих сил помогать тем, кто нуждается в нашей поддержке. Я надеюсь поделиться с родителями, преподавателями, учениками какими-то идеями, чтобы препятствовать этой волне насилия среди подростков. Можно рассматривать это как проблему общественного здоровья, поскольку такие истории часто заканчиваются драмой.

Я хотела бы создать реальные кампании, с настоящими школьниками. Я хотела бы вручать им премии имени Марион Фрез в память о тебе, чтобы стимулировать воображение одних и таланты других. Я хотела бы выдавать эту премию школам, где стараются развить сплоченность с помощью путешествий, собраний, активной внешней и внутренней политики, направленной против банд, находящих себе козла отпущения.

Я хотела бы вступить в партнерство школ – почему нет – с известными марками школьных принадлежностей, тетрадей, рюкзаков, ежедневников и так далее. И если ты, ученик колледжа или лицея, носишь на спине слоган против насилия, ты становишься крутым. Возможно, ты тоже получишь премию, если у тебя будут хорошие идеи.

А если ты, жертва насилия, расскажешь о своей проблеме, ты больше не будешь доносчиком. На твою сторону встанут директор, ассоциации, педагоги и психологи. Следует работать с молодежными радио и фестивалями вроде Solidays. В общем, нужно внушить мысль, что насилие больше не в моде. Что такое поведение ничтожно, опасно, грубо.

Нужно разоблачать мучителей, выкидывать их из игры. В чем смысл превращать мальчишку или девчонку в козла отпущения, преследовать, говорить гадости за его спиной? В чем удовольствие? Пометить свою территорию, как собаки? Чувствовать себя сильнее, чем другие? Но это иллюзия. Наоборот, это признак слабости и доказательство трусости.

Если бы я была вашим директором, я бы принесла мои соболезнования, извинилась, попросила бы о моей отставке либо, наоборот, постаралась превратить свой колледж в показательное учебное заведение. Я бы повесила огромное фото Марион Фрез, чтобы ее история служила всем уроком. Каждый день ученики проходили бы мимо ее портрета.

Директор не посвятил тебе даже минуты молчания. «Нужно перевернуть страницу. Жизнь продолжается», – приказал он на следующий день после твоей смерти. Он заявил это ученикам, которые настаивали на том, чтобы была организована минута молчания.

«Жизнь продолжается», – сказали они. Что точно продолжалось в колледже, так это травля. Одну девочку возле раздевалок окружила толпа, вооруженная зажигалкой и дезодорантом-спреем: «Мы сделаем из тебя газовую горелку». Романа таскали за волосы по земле. Фото, вывешенное в Сети, кажется, было сделано возле туалетов.

Некоторые страны активно и успешно борются с этой проблемой. Благодаря определенной политике в Финляндии удалось сократить число жертв школьного насилия в три раза за последние 15 лет. Швеция и Канада также смогли уменьшить процент молодежи, которая подвергается травле. В англосаксонских странах главы государств выступили с речью на эту тему (Барак Обама и Дэвид Кэмерон), а некоторые известные персоны, например, Кейт Мидлтон, нарушили молчание, чтобы во всеуслышание заявить: «Да, я была жертвой школьной травли».

Нужно брать пример с иностранных государств и прекратить довольствоваться лишь морализаторскими речами. Объяснять детям, что школьное насилие – это плохо, не выход. Совсем как родители, которые повторяют своему ребенку: «Это нехорошо, если ты продолжишь, ты будешь наказан», но никогда не наказывают. Если не наказывать, ребенок привыкнет то и дело бросать вызов.

Когда была представлена последняя кампания против школьного насилия, министр образования выступила с речью. Это хорошо. Но почему Флер Пеллерин, ответственная также за цифровые технологии, не связалась с «Гуглом», «Фейсбуком», чтобы объединиться с ними?

Почему министр по делам молодежи не вступил в битву? Почему министр культуры не создал проект на эту тему и не привлек учебные учреждения? Почему министр по социальным делам не выступил с речью, учитывая то, что самоубийства находятся на первом месте в списке причин смерти молодежи младше 25 лет, причем часть этих самоубийств вызвана именно школьной травлей. Почему президент республики не занялся этим делом? Почему проблему общественного здоровья взвалил на себя только министр образования?

Когда эта вторая по счету кампания, после той, что организовал в 2012-м министр образования Люк Шатель, которого в 2013-м сменил Винсент Пейон, наш адвокат – я должна сказать «твой» – дал хлесткий комментарий для monde.fr, который каждый интерпретировал по-своему. Он заявил, что считает крайне смешным то, что «Министерство образования предлагает сегодня эту кампанию, тогда как три письма, отправленных Винсенту Пейону с просьбой устроить административный опрос, чтобы избежать подобных драм, остались без ответа».

Ты видишь, Марион, мы были так шокированы и возмущены обстоятельствами твоей смерти, что не могли радоваться поддержке, которую нам оказывали. Зато твоя смерть воспринималась нами как скандал, требующий официальных общественных реакций. Мне приходилось писать, звонить, настаивать, умолять, чтобы на мои письма соизволили ответить.

Я не могу удержаться от мыслей, что если бы ты была дочкой какой-нибудь важной шишки, или звезды телевидения, или министра, твоя смерть заставила бы пролиться куда большему количеству слез и чернил. Я смотрю с замиранием сердца, как смерть одной из учениц взволновала всех представителей нации, но не твоя смерть, Марион.

Мы подали голос за принятие закона, запрещающего школьную травлю. Думаешь, хоть один депутат связался с нами, чтобы поддержать нашу идею или, наоборот, опровергнуть? Нет. Никакой реакции. Сейчас, когда я это пишу, закон существует. Но всем плевать на это.

Мне нужно описать те чувства, которые я испытывала, сталкиваясь с непробиваемыми стенами социальных институтов. Возможно, я ожидала слишком многого от школьной администрации, ректората, министерства, правительства. Возможно.

Но их ответы всякий раз ранили меня в самое сердца как удары ножа. Нам очень не хватало человечности, которая могла бы нас усмирить, и решимости бороться с волной школьного насилия.

Первое письмо, как я уже говорила, я написала Франсуа Олланду и Винсену Пейону 19 февраля 2013-го. Мы подробно рассказали о нашем состоянии на тот момент, через неделю после твоей смерти. Мы упомянули также о твоих сестре и брате:

У нас есть еще двое детей, и мы будем их защищать и доказывать им, что вы примите меры, чтобы наказать тиранов. Вы не можете также защищать людей, которые по своему недосмотру толкнули Марион на совершение самоубийства.

В заключении содержался самый настоящий призыв о помощи:

«Ваш долг и Ваша ответственность, месье президент и месье министр, постараться спасти наших детей. Для Марион уже слишком поздно, но это еще возможно сделать для других. Действуйте!»

10 апреля 2014-го я вновь подала прошение президенту Республики, продублировав его для министра по правам женщин, министра здравоохранения и министра образования (тогда – Бенуа Хамона). Последний ответил мне три месяца спустя деловым и отстраненным тоном, после того как я буквально атаковала его кабинет звонками. Я объяснила ему, что во всех письмах в вышестоящие инстанции директор колледжа назвал меня «клеветницей». Я была буквально уничтожена и взбешена этим фактом.

Я также узнала, что ответственная по твоему колледжу – и по твоему классу – прислала письмо поддержки директору, с подписями других родителей учеников. Я восприняла это как предательство.

Но самое обидное не это. Самое обидное – это ответ на то письмо, в котором ректорат благодарил за поддержку эту представительницу родительского комитета.

Наконец, я сообщила в том письме обо всех моих поисках правды, обо всех моих выступлениях в прессе и о том, как директор назвал мою боль «телегеничной» в своем обращении к министру и ректорату. Необходимо было, чтобы высокоуполномоченные знали, что наши действия запустили корпоративный рефлекс, и знали обо всей той хуле в наш адрес, которую нам пришлось вынести.

Никто не подал руку помощи нам, опечаленным родителям, в этой ежедневной битве за выживание. Я осмелюсь предположить, месье президент, месье Бенуа Хамон, мадам Валло-Белкасем, мадам Марисоль Турен, что вы не одобрите всего этого.

Математик Седрик Вилани недавно утверждал на «Франс Интер»: «Система образования должна быть построена на доверии». Это звучит как очевидность. Тем не менее это остается недостижимым идеалом. Вот почему я создала ассоциацию «Марион Фрез – протянутая рука» в надежде помочь всем, кто, как и мы, чувствует себя покинутым, одиноким перед лицом несловоохотливых социальных институтов. В надежде дать им совет и поддержать. Я знаю, насколько нужна эта протянутая рука.